— Я оставлю вас только в том случае, если буду очень нужен где-нибудь в другом месте, господин фельдмаршал.

Это произошло раньше, чем думали мы оба. В начале июля 1944 года я выехал в Красногорск.

Через несколько дней после меня туда прибыли офицеры, незадолго до этого попавшие в плен в Крыму.

Среди других я познакомился с начальником штаба пехотной дивизии, имени которого я не помню. Прежде всего я спросил у него, какое впечатление произвела гибель 6-й армии под Сталинградом на немецкий народ.

— Официально считается, что вы все погибли. Сам Гитлер неоднократно говорил об этом. В начале февраля прошлого года был объявлен трехдневный национальный траур. Имперское радио передало сообщение немецкого летчика, который будто бы пролетал в последний час над Сталинградом. Он утверждал, что видел, как универмаг, в подвале которого находился Паулюс со штабом армии, взлетел на воздух. Издалека было видно, как дым от взрыва заволок небо. В иллюстрированных журналах появились рисунки, изображавшие, как Паулюс и несколько штабс-офицеров среди трупов отстреливаются из автоматов до последнего патрона. Во многих речах, сообщениях печати, радиопередачах вам был создан ореол славы. Мы все делали, чтобы отомстить за вашу смерть.

— Да, но скажите, разве не просочились слухи, что Паулюс, Зейдлиц, Даниэльс и многие другие живы?

— Это так, — ответил начальник штаба, — но это происходило постепенно и лишь по частям. Пожалуй, и теперь еще на родине никто не знает всей правды о судьбе 6-й армии. Те же сведения, которые имеются, получены от Национального комитета «Свободная Германия».

— Но ведь мы уже в течение полутора лет регулярно пишем домой открытки, — заметил я.

— Случайно я знаю, что они доходят в Германию. Но возможно, вы помните бывшего адъютанта XI армейского корпуса. Он был назначен начальником штаба по расформированию сталинградской группы войск. Он доверительно рассказал мне, что открытки пленных из-под Сталинграда по приказу Гитлера не разрешено передавать семьям. Они хранятся в одном из фортов Шпандау.

— Но ведь это безграничная подлость. Я сожалею, что вы не можете рассказать этого в лагере Войково, где часть генералов упорно утверждает, что русские задерживают открытки Красного Креста.

Ко времени пребывания в Красногорске относится также моя первая встреча с Отто Рюле, моим будущим другом и соавтором этой книги. Во время прогулки по лагерю №27 меня приветствовал молодой офицер. По диалекту мне показалось, что он мой земляк из Гессена, и я спросил его, откуда он родом. Выяснилось, что он настоящий шваб. В котле мы часто находились рядом, он на дивизионном медицинском пункте 305-й пехотной Боденской дивизии, позднее в полевом госпитале LI армейского корпуса в центре Сталинграда, я на командном пункте армии. Я узнал также у Отто Рюле, что он попал в плен 30 января 1943 года, примерно в 300 метрах от универмага, на противоположной стороне Красной площади{117}. Уже год назад он присоединился к Национальному комитету «Свободная Германия». Я был рад знакомству с этим симпатичным вюртембержцем, однако еще не знал, что четыре года спустя мы станем близкими друзьями.

Я ожидал возможности встретиться и побеседовать со своим другом Арно фон Ленски. Мне хотелось еще раз коротко поговорить с ним перед тем, как вступить в Союз немецких офицеров. За полтора года жизни в плену я привык к тому, что некоторые внешне простые вещи требуют долгого времени. Русским стандартным выражением этого являлось слово «будет», которое мы так часто слышали. Итак, я запасся терпением, проводя время за чтением, гуляя, беседуя.

21 июля 1944 года, когда я сидел как раз у открытого окна моей комнаты, я услышал, что военнопленным было предложено собраться на улице лагеря. Я тоже вышел на улицу и сел на скамью у входа в бревенчатый дом, где я жил. Взволнованный переводчик с «Правдой» в руках стал перед строем и громко прочитал, что 20 июля на Гитлера было совершено покушение. Во время оперативного совещания в ставке близ Летцена полковник генерального штаба граф Шенк фон Штауффенберг подложил бомбу. Гитлер, а также несколько генералов были легко ранены. Старший адъютант, генерал Шмундт, был убит.

Как и я, все собравшиеся пленные офицеры и солдаты затаили дыхание. Штауффенберга я немного знал, так как он бывал в штабе 6-й армии. Когда было названо его имя, я вскочил и подошел ближе к переводчику, чтобы не пропустить ни слова. Итак, пронеслось у меня в голове, на родине все же имелись силы, которые сделали выводы из катастрофической политики Гитлера и начали действовать.

В душе я был рад тому, что вступал в Союз немецких офицеров в то самое время, когда на родине проявилось открытое сопротивление Гитлеру. Я с нетерпением ожидал дальнейших известий. Я был удовлетворен тем, что среди бунтовщиков, кроме Штауффенберга, были такие люди, как фельдмаршал фон Витцлебен, генерал-полковник Бек, генералы Фелльгибель, Ольбрихт, полковники Финк, Мертц фон Квирнгейм и другие. Я был разочарован, что с помощью послушных ему генералов и офицеров, а также эсэсовцев Гитлеру удалось сравнительно легко подавить мятеж и учинить кровавую расправу над заговорщиками. Несомненно, их главной ошибкой было то, что они надеялись устранить Гитлера в результате узкого государственного переворота, в отличие от Национального комитета «Свободная Германия», который в массах народа и армии видел силу, способную свергнуть Гитлера и создать действительно национальную, миролюбивую и демократическую Германию. Так, например, в 11-м пункте опубликованных Национальным комитетом «Свободная Германия» в марте 1944 года «25 пунктах к окончанию войны» говорилось:

«Национальный комитет принимает наследие, каким бы тяжелым оно ни было. Он принимает его с гордым чувством долга. Потому что это является поистине национальной задачей. Он принимает его с полной уверенностью в успехе. Потому что он верит в силу нашего народа. Презренными являются малодушные, которые своим бездействием показывают, что они больше не верят в свой народ. Мы знаем: народу нужны жизнь, мир, восстановление, счастье. Мы знаем: миллионы людей готовы сейчас же покончить с проигранной войной, если они увидят силу, которая выведет их из нее. Мы призываем их: вперед! Германия не погибнет, если мы не дадим ей погибнуть, если у нас хватит мужества освободить ее от Гитлера»{118}.

Незадолго до 20 июля генерал фон Зейдлиц разыскал меня в Красногорске. Он проинформировал меня о ходе военных действий на центральном участке Восточного фронта. Красная Армия за 14 дней на Фронте шириной 300 километров продвинулась на запад более чем на 350 километров. С начала наступления она вернула территорию, равную по величине Голландии, Бельгии и Швейцарии, вместе взятым. За период до 9 июля 1944 года в плен попали еще 14 немецких генералов, четверо погибли. Положительным было то, что впервые сложило оружие крупное соединение — остатки XII армейского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Винценца Мюллера. В конце июля 1944 года число генералов, попавших в плен на центральном участке, возросло до 26 человек, кроме того, по меньшей мере 15 генералов погибли. Группа армий «Центр» была разгромлена{119}. От Чудского озера до Галиции вермахт откатывался на запад под ударами Красной Армии. Уничтожение немецкой армии, которое Национальный комитет предсказывал со времени своего основания, шло полным ходом.

Арно фон Ленски, разыскавший меня на следующий день, оформил мое вступление в члены Союза немецких офицеров. Теперь, сделав этот шаг, я почувствовал внутреннее облегчение. Оглядываясь назад, я вижу, что мой путь от окончания битвы в окружении на Волге до открытой, активной борьбы против Гитлера был слишком долгим и полным противоречий. Мне пришлось преодолеть много препятствий, чтобы прийти к правильным теоретическим выводам о военном, политическом и моральном положении гитлеровской Германии. Правда, в Сталинграде Гитлер и его режим разоблачили себя как система циничного презрения к людям и подлого предательства. Однако лично я считал, что иду своим «прямым путем». Неужели теперь мне придется стать изменником? Имел ли я право подвергать опасности своих родных на родине? Мог ли я бросить фельдмаршала, которого я так уважал? Ответы на эти вопросы требовали времени. Кроме того, долгий путь требовался для того, чтобы ответить на вопрос, каким образом я, военнопленный офицер, могу способствовать свержению Гитлера и что будет потом.

И даже тогда, когда теоретически эти противоречивые проблемы сделались мне ясными, требовалось еще кое-что. Самое решающее, может быть, даже самое трудное — гражданское мужество. Это было не то же самое, что отвага на войне. За отвагой на войне прямо или косвенно стоит приказ вышестоящей командной инстанции. Гражданское мужество, необходимое для того, чтобы выступить за Германию против Гитлера, не могло опираться ни на какой подобный приказ. Как раз наоборот, оно означало отказ от подчинения таким приказам. Оно опиралось на голос совести и здравого рассудка.

В последующие дни я встретился и беседовал по различным вопросам с генералами фон Зейдлицем, Латтманом, д-ром Корфесом и фон Ленски. Я очень обрадовался, узнав, что Паулюс едет из Войкова в Москву. Спустя несколько дней мы с Зейдлицем навестили его. Наш разговор был чрезвычайно дружеским. Паулюс был рад вырваться из затхлой атмосферы Войкова. Сообщение о покушении на Гитлера вызвало возмущение у большинства генералов, однако некоторые все же почувствовали себя менее уверенно. Фельдмаршал открыто высказал свои симпатии по отношению к Национальному комитету «Свободная Германия» и Союзу немецких офицеров. Я попрощался с ним, уверенный, что мы можем рассчитывать на его сотрудничество в ближайшем будущем.

Лунево, резиденция Национального комитета «Свободная Германия» и президиума Союза немецких офицеров, стало теперь для меня на два года местом пребывания и деятельности. Я вступил в более тесное общение с генералами и офицерами, которых уже знал: генералом Вальтером фон Зейдлицем, солдатом до мозга костей, который еще в окружении восстал против Гитлера; генерал-майором д-ром Отто Корфесом, историком, который еще во время наступления 1941 года был против массовых расстрелов заложников и евреев; генерал-майором Мартином Латтманом, бывшим убежденным национал-социалистом, который увидел, что его идеалы были осмеяны и преданы Гитлером; генерал-майором Арно фон Ленски, моим близким другом, бывшим кавалерийским офицером; полковником Луитпольдом Штейдле, стоящим близко к организации «Католическое действие», бесстрашным командиром полка; инженерами майором Карлом Гетцем и майором Гербертом Штеслейном; майором Гейнрихом Хоманном, сыном гамбургского судовладельца; майором Эгбертом фон Франкенбергом, офицером-летчиком из старинного офицерского рода; майором Германом Леверенцем, секретарем Союза немецких офицеров. Среди других членов и сотрудников Национального комитета, с которыми я теперь познакомился, были ефрейторы и солдаты Ганс Госенс, д-р Гюнтер Кертшер, Макс Эмендерфер, Гейнц Кесслер, Рейнгольд Флешхут и Леонгард Гельмшротт — в мирное время рабочие, служащие, крестьяне. Важное место в работе движения «Свободная Германия» занимала группа священников вермахта, среди них католические священники Иозеф Кайзер, Петер Мор и д-р Алоис Людвиг, а также евангелические — Иоганнес Шредер, Николай Зеннихсен, Маттеус Клей и д-р Фридрих Вильгельм Круммахер. От д-ра Круммахера я узнал, что он был старшим консисторским советником церковного ведомства по внешним вопросам в Берлине. Осенью 1943 года он попал в плен под Киевом. После отступления немецких войск советская Чрезвычайная Государственная Комиссия установила, что за время оккупации было расстреляно, повешено или отравлено газом более 195 тысяч невинных жителей Киева — мужчин, женщин, детей и стариков. Фридрих Вильгельм Круммахер видел часть эксгумированных трупов в Бабьем Яре, на окраине Киева. Потрясенный этими чудовищными злодеяниями фашизма, евангелический дивизионный священник Круммахер примкнул к движению «Свободная Германия». Прежде чем я прибыл в Лунево, он и 24 других священника обратились с воззванием к христианам на фронте и на родине, в котором говорилось:

"С безграничной самонадеянностью Гитлер разжег пожар этой войны, с циничной откровенностью объявил захват и насилие над другими странами целью войны. В этих гибельных целях он заставляет — без всякого нравственного права, лишь для продления господства насилия — миллионы немецких солдат истекать кровью на фронте, а цветущие города, женщин и детей на родине подвергает уничтожению в результате воздушной войны. Он позорит честь немецкого имени беспримерными злодеяниями в оккупированных странах, кровавым террором по отношению к собственному народу…

Вы не должны больше молчать! Потому что молчание означает соучастие и предательство заветов Христа и своей церкви. Долг каждого христианина — открыть соблазнителям и соблазненным божеский суд и божескую заповедь. Долг каждого христианина — покаяться в послушании заповедям всевышнего, иметь чистую совесть и незапятнанную честь. Однако лишь пассивно ожидая чуда, этого не может сделать ни один немец и ни один христианин! Со всей силой нашей христианской веры отрешитесь от настроения гибели и тупого отчаяния, боритесь с молитвой в сердце, с помощью свободного слова и решительного дела за немедленный мир, за свободу и спасение нашего народа. От вас зависит, чтобы одновременно с приговором, который человечество вынесет Гитлеру, не был вынесен приговор немецкому народу. Свергнув Гитлера, вы должны проложить немецкому народу путь в новое будущее. Поэтому присоединяйтесь — как это сделали мы — к борьбе немецкого освободительного движения! Боритесь и сражайтесь вместе с нами в народных комитетах движения «Свободная Германия»! Они несут освобождение и обновление Германии! Никакая присяга не может помешать такой борьбе, потому что ваша присяга, принесенная именем Бога, обязывает вас лишь к служению нашему народу. Исход этой борьбы за жизнь нашего народа решается повседневно на фронте и на родине. Поэтому противопоставляйте антихристианскому и губительному для народа национал-социализму жизнь, полную действенной христианской веры!"{120}

С течением времени я встретил в Луневе и тех, кто путем эмиграции избежал концентрационных лагерей или смерти, грозившей им как коммунистам в гитлеровской Германии, и нашел убежище в Советском Союзе. Таким был председатель Национального комитета «Свободная Германия» писатель Эрих Вейнерт. Его имя вместе с именами Вальтера Ульбрихта и Вилли Бредаля встречалось мне в листовках во время битвы на Волге.

В Войкове в руки мне попал томик его стихов. Одно из них произвело на меня большое впечатление:

За это время я прочел также кое-что написанное Вилли Бределем и другим членом комитета Фридрихом Вольфом, врачом и писателем из Штутгарта. «Твой неизвестный брат» Бределя открыл мне многое из истории антифашистского движения Сопротивления в Германии, о котором я почти ничего не знал. «Профессор Мамлок» Вольфа одновременно и взволновал меня, и вызвал чувство стыда. А ведь совсем недавно я старался убедить себя в том, что преследования евреев нацистами хотя и достойны сожаления, однако не перечеркивают всерьез успехов Гитлера.

Я немного знал Иоганнеса Р. Бехера по его визиту в Войково в 1943 году. С его творчеством я познакомился только в Луневе. Особенно полюбилось мне его глубокомысленное стихотворение «Где была Германия…»:

Наиболее зрелыми и опытными в политическом отношении были, несомненно, депутаты рейхстага Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт и Вильгельм Флорин. Своим выдающимся анализом и точными выводами они направляли всю работу Национального комитета «Свободная Германия». Они, руководящие представители рабочего класса, были в любое время готовы к личным беседам, своими советами помогали выяснять личные сомнения и проблемы, интересуясь в то же время нашим мнением и нашим опытом.

Таким образом, в Национальном комитете стояли рядом рабочие и генералы, писатели и солдаты, крестьяне и служащие, священники двух вероисповеданий и профсоюзные деятели, врачи и учителя, короче, «люди всех политических взглядов и направлений, которые еще год тому назад сочли бы невозможным такое объединение»{121}. Мне импонировало то, что в этом широком антифашистском фронте, несмотря на все различия социального происхождения, вероисповедания и политических взглядов, велась борьба за достижение общей цели, за то, чтобы, свергнув Гитлера, предотвратить катастрофу и открыть путь к новой, действительно демократической, миролюбивой Германии.

3 августа 1944 года я принял участие в пленарном заседании Национального комитета «Свободная Германия». В качестве гостей были приглашены генералы, незадолго до этого попавшие в плен на центральном участке фронта. Шестнадцать из них, в том числе генералы Фелькерс, барон фон Лютцов, Винценц Мюллер, Бамлер и Голльвитцер, в Обращении от 22 июля 1944 года отреклись от Гитлера. «Борьба против Гитлера — это борьба за Германию»{122}, — обратились они к немецким генералам и офицерам на Восточном фронте.

Генеральская форма резко выделялась среди скромной штатской одежды руководителей рабочего движения и писателей. Одухотворенное лицо Вильгельма Пика, голова которого поседела в борьбе с фашизмом и войной, виднелось рядом с молодыми лицами Гейнца Кесслера и Макса Эмендерфера. Рядом с узким лицом издателя лейтенанта Бернта фон Кюгельгена возвышалась упрямая голова руководителя горняков из Рурской области Густава Соботтки. Антон Аккерман, профсоюзный деятель из Хемница, беседовал с обер-лейтенантами Фрицем Рейером и Эберхардом Харизиусом. Я заметил Вальтера Ульбрихта и капитана д-ра Эрнста Хадермана — друга моей юности по Гессену. Актер Густав фон Вангенгейм разговаривал с преподавателем средней школы в офицерском мундире, обер-лейтенантом Фрицем Рюккером. Вероятно, здесь, в столовой лагеря Лунево, собралось около 60-80 человек. Единственной женщиной — членом Национального комитета «Свободная Германия» была Марта Арендт из Берлина, депутат рейхстага от КПГ.

Председатель Эрих Вейнерт открыл собрание. Генерал-майор Латтман сделал анализ военной обстановки, сложившейся после разгрома Красной Армией группы армий «Центр». Национальный комитет предсказывал правильно. Гигантскими шагами война приближалась к восточным границам Германии. Если наконец не будет покончено с Гитлером и его войной, всему немецкому народу угрожал Сталинград.

В ходе дискуссии к выдвинутым Латтманом положениям были сделаны различные дополнения. Один из выступавших обрисовал на основании писем из рейха и сообщений военнопленных последствия воздушной войны для Германии. В результате массированных налетов английских и американских бомбардировщиков немецкие города превращались в пепел и руины. Много стариков, женщин и детей было погребено под развалинами. Генерал пехоты Фелькерс, старший по званию среди гостей, громким голосом сообщил о том, как были уничтожены немецкие корпуса и дивизии на центральном участке фронта. Затем, под аплодисменты присутствующих, генералы Фелькерс, Голльвитцер, Гоффмейстер, фон Лютцов, Мюллер, Траут, Энгель и Кламмт заявили о своем вступлении в Союз немецких офицеров.

При сообщениях о положении в тылу и на фронте мое сердце обливалось кровью. Ведь в Войкове, за несколько сотен километров отсюда, были генералы, обзывавшие предателями тех, кто хотел помешать ужасной катастрофе, кто призывал к свержению режима, который толкал в пропасть народ и нацию.

После этого заседания мне хотелось побыть одному. В дальнем конце парка я нашел скамью и погрузился в размышления. Все, что я услышал, болезненно затронуло меня и еще больше укрепило в решении бороться против Гитлера, за свободную Германию.

В последующие дни я имел несколько бесед с новоприбывшими генералами. К сожалению, при беседе с некоторыми из них я не мог отделаться от чувства, что их поворот произошел слишком быстро, слишком поверхностно. Правда, все они ругали Гитлера. Но почти никто не упоминал о том, что сам-то он до последнего времени повиновался его приказам. Почти никто не говорил о том, как должна выглядеть новая Германия. Исключением среди них был генерал-лейтенант Винценц Мюллер. Еще будучи офицером рейхсвера, он познакомился в отделе генерала фон Шлейхера с политикой различных националистических и милитаристских групп в Германии. Ему были известны подробности того, как велась подготовка к войне, а также захватнические цели фашистов. Вопреки принципиальному запрету Гитлера он, как заместитель командира XII армейского корпуса, отдал 8 июля 1944 года приказ о капитуляции, благодаря чему спас жизнь тысячам своих солдат, окруженных к востоку от реки Птич. Честно и до конца Винценц Мюллер осознал свое прошлое.

В противоположность большинству заговорщиков 20 июля 1944 года, которые сознательно не привлекли народные массы, Винценц Мюллер защищал идею народной борьбы против гитлеровского режима. В то время как круги, группировавшиеся вокруг Герделера, и большинство принимавших участие в покушении военных были настроены антисоветски и даже думали о том, чтобы после устранения Гитлера прекратить войну только на Западе, но продолжать ее на Востоке, генерал-лейтенант Мюллер высказывался за полное доверия сотрудничество со всеми народами, прежде всего за прочную дружбу с Советским Союзом.

Винценц Мюллер был самым последовательным среди немецких генералов, попавших в плен на центральном участке фронта в 1944 году. К подписанию Обращения 50 генералов в декабре 1944 года он отнесся очень серьезно. В газете «Фрейес Дейчланд» и в передачах радиостанции «Свободная Германия» он изложил смысл и цель этого обращения. Например, 17 декабря он выступил со следующим комментарием:

"Будучи на фронте, при всех наших сомнениях, мы все же верили лживой пропаганде национал-социалистского руководства, не допуская мысли, что нацистские руководители государства способны без колебаний обречь свой народ на гибель. В то время в силу ограниченности нашего кругозора мы еще не понимали всей безнадежности сложившегося положения. Именно поэтому мы не могли и не решались установить соответствующие контакты друг с другом и с нашими подчиненными и перейти к совместным действиям.

Предательство Гитлера обрекло германские войска, мужественно и неуклонно исполнявшие свой долг, на многочисленные поражения, которые не только убедили нас в том, что развязанная Гитлером война уже проиграна, но и показали, сколь тяжким преступлением против нашего народа и народов всего мира она является сама по себе.

Пятьдесят генералов, обращающихся из русского плена к немецкому народу, сами являются свидетельством катастрофических масштабов наших поражений, тщательно скрываемых до сих пор от немецкого народа. Никто не понуждал их выступать с этим обращением, в котором они единодушно и с полной ответственностью заявляют о безнадежности нашего положения. Это в свою очередь доказывает, что только свержение Гитлера и преступного террористического режима национал-социалистов откроет нам путь к миру, спасению немецкого народа и созданию новой, демократической Германии"{123}.

Винценц Мюллер привлекал меня своей откровенностью и прямотой. И теперь я с удовольствием вспоминаю некоторые очень важные для меня встречи с ним в Луневе, которые заложили основу наших позднейших дружеских отношений.

Я неоднократно беседовал также с генералом Гоффмейстером. Как-то он упомянул, что слышал рассказы вылетевшего из сталинградского котла начальника инженерной службы армии.

— Полковника Зелле? — спросил я.

— Да, его звали так. В столовой своего бывшего батальона в Гамбургс-Гарбурге он рассказывал офицерам и другим посетителям о преступном легкомыслии, с которым верховное командование послало на гибель 6-ю армию. Вероятно, кто-то донес на него. Он был арестован и попал в тюрьму Шпандау. Его дальнейшая судьба мне неизвестна.

Мне было жаль Зелле. Однако его попытка назвать основных виновников их действительными именами заслуживала всяческого уважения.

8 августа 1944 года, в тот день, когда в Берлине по приказу Гитлера был повешен генерал-фельдмаршал фон Витцлебен, фельдмаршал Паулюс отказался от сдержанности, которую он проявлял более полутора лет. Вечером он выступил в передаче радиостанции «Свободная Германия». Волнуясь, мы сидели в Луневе перед радиоприемниками. И вот раздался хорошо знакомый мне голос:

"События последнего времени сделали для Германии продолжение войны равнозначным бессмысленной жертве… Для Германии война проиграна.

В таком положении Германия оказалась… в результате государственного и военного руководства Адольфа Гитлера. К тому же методы обращения с населением в занятых областях со стороны части уполномоченных Гитлера преисполняют отвращением каждого настоящего солдата и каждого настоящего немца и вызывают во всем мире гневные упреки в наш адрес.

Если немецкий народ сам не отречется от этих действий, он будет вынужден нести за них полную ответственность.

Германия должна отречься от Адольфа Гитлера и установить новую государственную власть, которая прекратит войну и создаст нашему народу условия для дальнейшей жизни и установления мирных, даже дружественных отношений с нашими теперешними противниками"{124}.

14 августа 1944 года фельдмаршал заявил о своем вступлении в Союз немецких офицеров. Несколькими днями позже, 22 августа, он подробно объяснил свой шаг на пленарном заседании Национального комитета «Свободная Германия».

На этом заседании генерал фон Зейдлиц сделал доклад о работе Национального комитета за истекший год. Многосторонность задач поразила меня: разъяснительная работа на фронте с помощью звуковещательных станций; листовки и личные письма немецким командирам; беседы с военнопленными на сборных пунктах непосредственно за линией фронта; вербовка и разъяснительная работа во всех лагерях военнопленных; издание газеты «Фрейес Дейчланд» и иллюстрированного издания; радиопередачи, которые велись из Москвы и часто ретранслировались различными европейскими станциями.

Военное положение Германии становилось совершенно хаотическим. Уже на следующий день Румыния вышла из войны. Балканский фронт был разгромлен, немецкие войска в Греции и на острове Крит были отрезаны. Красная Армия продвинулась далеко в глубь территории Венгрии. Группа армий «Южная Украина» была разбита, группа армий «Север» в составе 350 тыс. человек была окружена. На западе союзники, высадившиеся в Северной Франции в июне 1944 года, продвигались вперед{125}. В ближайшее время театром военных действий должна была стать территория Германии. Национальный комитет, всеми силами желавший помешать такому развитию событий, вновь заявил, что только совместная борьба армии и народа может смягчить катастрофу. После основательного обсуждения дальнейших задач Национального комитета, в ходе которого Вальтер Ульбрихт особо остановился на вопросе о роли вермахта на новом этапе борьбы, 13-е пленарное заседание приняло в этом духе обращение: «Повернуть оружие против Гитлера!», главной идеей которого было требование: «В противоположность гитлеровской тотальной войне — тотальная война народа против Гитлера!» Это был новый призыв присоединиться к национальному народному фронту. Эта же тема пронизывала и проходившее два месяца спустя 14-е пленарное заседание, в центре внимания которого стоял реферат генерал-лейтенанта Винценца Мюллера «Фолькс-штурм, ultimo ratio{}an» гитлеровских банкротов».