– Почему?
      – Огромные суровые просторы, чьи племена никогда не пребывают в покое. Близость степей и кочевников, угасающие города дариев и минойцев, и молодая сила Республики – это громадный кипящий котел в котором смешались все народы и религии… И здесь иначе мыслят! У нас даже стихи подчинены строгим логическим законам, а каждый второй оборванец на форуме прожженный софист. Здесь логика не в чести. А вера в возможность чуда столь тверда, что они готовы творить его сами.
      Волшебство, которое для нас не существует, поскольку оно не объяснимо, здесь тоже перестает быть чудом, поскольку обыденно и естественно. Драконы нарушают все законы и человеческие, и природы? Но ведь они драконы, пожмет плечами любой – от крестьянина, до верховного жреца…
      – И что же вы предлагаете? – Сулла почувствовал, что невероятно устал даже от разговоров о драконах.
      – Я?! – изумился философ, – О нет, легат Грецинн, у каждого из нас своя строго ограниченная функция! Ваша – исполнять приказы на благо Республики. Моя – описывать вселенную, гадая о тайнах мироздания.
      – А они? – легат кивнул в сторону, где скрылись Калиессир и Миррдин.
      – Они – те, кто их создают. И с этим вы уже ничего не поделаете.
      Сулла Валерий Грецинн вздрогнул: замечание философа отозвалось эхом наглого заявления Пепла и Горгоны.
 

***

 
      Почему-то все решили, что раз дракон отвел Лею два месяца, то и на монастырь они нападут тогда же.
      Драконы пришли много раньше…
      Они явились за полночь, слету преодолев монастырские стены. В этот раз их было еще больше: несколько десятков, в том числе женщины и совсем молоденькие подростки, – что не мешало им сеять смерть так же неотвратимо, как и старшим драконам. Они двигались молча, стремительно и целеустремленно, и казались восставшими из ада демонами. Их ножи безошибочно настигали все, что двигалось…
      И даже то, что не двигалось – не все монахи были воинами, некоторые были стары, и были дети, воспитывавшиеся в Обители…
      Драконы будто бы и впрямь ориентировались по стуку сбивавшихся с ритма сердец, безошибочно находя свои жертвы. Их удары не были красивыми и демонстративными.
      Они были до жути точными, смертельными…
      И было в их атаке не только отточенное мастерство убийцы, но и что-то дикое, звериное: они не стеснялись загонять жертву сообща и – не сговариваясь… нападать сверху и со спины, драть глотку когтями, ломать шеи, – ищя взглядом новую жертву, прежде, чем предыдущая успевала осесть на землю… Это был не бой – бойня…
      К тому же, драконов как-то оказалось очень даже много.
      Монахи не спали с оружием под подушкой. И не ждали нападения так скоро. И мало кто верил, что драконы действительно решаться напасть на Обитель…
      Драконы – решились! И Обитель уже пылала…
      Монахи достигли только одного: те, кто сражались – гибли быстрее, чем те, кто надеялся найти убежище, среди родных стен, ставших вдруг ловушкой. Без лишних мучений.
      Черный Скай сошелся с настоятелем на пороге святилища, под дождем искр, сыпавшихся с пылающей кровли. Кажется монах хотел что-то сказать, но такой возможности ему не дали: дракону понадобилось два удара, что бы на его крис оказалось насажено, еще бьющееся сердце. Истошный вопль говорил, что в это время человек был жив и в сознании.
      На миг все замерло – и потрясенные люди, и торжествующие драконы…
      А потом все снова поглотила круговерть огня и крови…
      И в этом аду металась легко узнаваемая фигура – Лей бросался в бой отчаянно и неистово, не хуже самих драконов. Он был весь в крови и копоти. Сжимая в каждой руке по ножу, он кидался на драконов, даже не пытаясь защищать себя – это была смелость обреченного, знающего о том, что он и так смертник, и лишь пытающегося прихватить с собой противников.
      В начале он стремился защитить других: младших послушников, которых тоже не миновала длань драконов, но после уже не видел ничего, кроме врага. Ему удалось достать одного. На смену его ровеснику, павшему на монастырские плиты от его удара, возникла молодая женщина – высокая, но не по-здешнему смуглая с длинной черной косой на макушке. И тоже обеерукая: против ее ятаганов, сливающихся в один сплошной смерч, ему было не выстоять, – и Лей ощутил почти торжество…
      Но тут же раздался знакомый насмешливый голос:
      – Привык сражаться с женщинами и детьми?
      Дракона уже куда-то исчезла, как и тело ее юного сородича. Обезумевший Лей бросился на Черного Ская с диким воплем…
      – Это мы уже проходили, – спокойно заметил дракон. Каким-то образом его руки перехватили бросок, и юноша оказался в одно мгновение прижат к стене, обезоруженный, почти беспомощный… Его заведенные над головой запястья сжимали драконьи пальцы с острыми ногтями… нет, когтями…
      – Но урок не пошел в прок.
      Все… – успел подумать Лей, прежде, чем его швырнуло почти через весь двор. Он сильно ударился головой и на миг потерял сознание. Пытаясь встать, юноша снова обнаружил над собой Ская, и даже затосковал: ну когда же? Когда это все кончиться?!
      Дракон отвесил ему еще один точный удар, а потом легко вздернул за горло.
      – Я назначит тебе срок. Имей мужество его дождаться, не разочаровывай меня!
      И Скай ударил его снова. Снова рукой, но и этого было достаточно…
      Корчась на плитах двора, Лей еще воспринимал краем сознания происходящее вокруг – и понимал: его щадили: драконы убивавшие, все что видели, обходили его так же, как и селяне в деревне… Он был добычей одного – Ская, его забавой…
      А потом он услышал жалобное:
      – Пожалуйста… не надо… пожалуйста… я ничего…
      И Лей видел, упорно ползя на четвереньках, как Скай внешне небрежно мазнул по лицу мальчика, которого держал за шкирку, когтистой ладонью:
      – Пожалуй, да! Ты будешь жить – и расскажешь о том, что видел… А что бы ты наверняка не забыл…
      Пальцы разжимаются, и воющий мальчишка с залитым кровью лицом падает вниз… Лей рухнул следом, прижавшись щекой к земле, вдруг ставшей липкой, как от дождя…
      Но он продолжал видеть…
      И слышать…
      Они исчезли так же внезапно, как и пришли, оставив после себя пепелище, щедро сдобренное кровью и запах горелой плоти в воздухе…
      Исчезли, как будто их и не было никогда… Как-будто это было кошмарное видение, бред…
      Монастырь догорал. Стонов слышно не было – драконы били наверняка, только тонко подвывали двое отроков – драконовы кровные крестники, да посреди двора скорчился Лей…
      Клодий поднял его сам. Парня трясло, он закутал его в свой плащ, хотя понимал, что дело не в ночной прохладе. Пересчитал своих – шестеро из пятнадцати пало, хотя драконы не били тех солдат, кто не нападал на них, и видя это, Клодий приказал отступить… Все равно плохо. Все плохо…
      До утра солдаты хоронили своих – как положено, высоким костром, – и монахов – тут же, в землю, по их обычаю. Усаженный в сторонке Лей участия не принимал.
      Потом все же справился с собой, оглядевшись, встал. Где-то нашел травы, сделал мальчикам примочки к изувеченным глазницам, напоил отваром, и те уснули. Лей затих снова.
      Совсем плохо. Слишком силен парень, – ни забытья ему не дано, ни ярости, ни слез…
      Самый лучший меч гнут, гнут – да он ломается… выдержит ли…
      Обратный путь казался вдвое длиннее. Клодий торопил людей, спеша встретиться с Валерием Грецинном и сообщить о разрушении Обители драконами. Увы, обещанные летописи погибли в огне, как и те, кто их составлял…
      Это было еще одной причиной, по которой трибун стремился как можно скорее оказаться в гарнизоне: он уже не сомневался, что Черный Скай выполнит свою угрозу и явится за сердцем приговоренного им монашка. Клодий мог с тем большей уверенностью обещать ему защиту, что Лей оказывался единственным, кто обладал хотя бы частью знаний о драконах, хранившихся в монастыре. Он мог быть полезен как источник сведений, как очевидец, и – об этом не хотелось думать, но – как приманка для Ская, который как видно занимал среди драконов высокое положение. К тому же, участь юноши наглядно демонстрировала злобный нрав и обычаи драконов.
      Трибун испытывал двойственное чувство: с одной стороны такое положение было выгодно самому Лею и гарантировало ему всю возможную помощь, с другой – это не меняло того факта, что мальчишку будут использовать в политических играх и дрязгах.
      Выдержит ли… – в который раз подумал Клодий, пристально вглядываясь в него. И все основания для беспокойства у него были.
      Лей за время пути переменился – переменился страшно. Даже после столкновения с драконами в деревне, даже после приговора Ская, он еще был мальчишкой. Да, натасканным на драки, с развитым тренированным телом, но мальчишкой – не больше.
      Любознательным, с живым умом, еще не окостеневшим под усилиями его наставников, старающимся во всем находить хорошую сторону, и отчаянно пытающимся выглядеть взрослее, чем он есть. Обычный довольно славный парнишка.
      После монастыря он перестал спать. Кто-нибудь из легионеров и сам трибун замечали, что он просто лежит, распахнув глаза в ночное небо, как будто пытается остановить время, поймать и рассмотреть, запомнить каждую секунду. Стать ею…
      Днем творилось тоже самое. Нет, он не застывал в апатичной неподвижности, не впал в прострацию, не дергался, не суетился. Внешне он вел себя как обычно, сам заботился о двоих ослепленных мальчиках, но было видно, что мысли его где-то совершенно не здесь и сейчас.
      Остальных людей Лей почти не замечал, и создавалось впечатление, что он уже не принадлежит к ним. Он двигался тяжело, медленно, но плавно, как будто нес на плечах невидимый чудовищно тяжкий груз, – и должен был пронести его до конца пути, не уронив. Что не помешало именно ему отреагировать на опасность: не замеченная вовремя змея, потревоженная неосторожным молодым легионером, – тот хоть и слыл отчаянным рубакой, но был не привычен к лесу, – еще только пласталась в воздухе… А следующее мгновение уже стало для нее последним.
      Сервий даже не успел начать ругаться, когда раздался странный пугающий звук – стоявший над ним Лей смотрел на дохлую змею в своей руке и смеялся… Так, как будто с губ у него сыпались льдинки.
      "Парень сходит с ума!" – пришло в голову Клодию.
      Бывший послушник изменился и внешне – не то что бы похудел, но как-то усох. В лице не осталось ничего детского. Глаза запали глубже, казались больше и, странное дело, – ярче. Вокруг них плотнее залегли черные тени. Резче обозначились острые скулы. Рот затвердел, и губы стали почти неподвижны. Ему трудно было дать его семнадцать, но и любое определение возраста уже к нему не подходило, – Лей как бы стал вне его.
      Его не решились даже поблагодарить, – солдаты, вначале жалевшие парня, теперь уже сами избегали его, словно боясь заразиться бедой. Юноша не мог не заметить этого, но только улыбался какой-то жуткой змеящейся улыбочкой.
      Клодий все же считал себя обязанным хоть что-то сделать: юноша ему нравился, из него вышел бы толк при должных стараниях, но Лей опередил его. Едва встали на ночлег, он подошел сам:
      – Трибун… Можно вас попросить… – произнес юноша без всякой интонации, слепо глядя перед собой расширенными глазами: таким он и был все время с налета драконов на монастырь. Он смотрел в огонь, он смотрел на дорогу, он смотрел на летящих птиц – он только и делал, что смотрел, вот только не похоже было, что бы эти глаза хоть что-то видели.
      – Проси! – Клодий чувствовал и свою вину. Это было тем более глупо, что он не был ни чем обязан помогать Обители и ее монахам.
      – Эти мальчики… Дрекки и Эскен… Вы не оставите их, когда… – Лей осекся.
      – Лей, – трибун поднялся и положил руки ему на плечи.
      И вдруг заметил нечто новое.
      – Да ты седеешь, парень! – в ужасе сказал Клодий.
      Юноша судорожно провел рукой по своим спутанным волосам.
      – Не бойся! Мы сумеем защитить тебя! – с жалостью проговорил трибун.
      Лей обратил на него искрящийся безумием прозрачный взгляд. Он был даже слишком спокоен – как и все эти дни.
      – Это не имеет значения… – неожиданно сказал он, но все же очнулся немного и добавил, – Скай прав: тогда – я убивал и детей… Но ведь это я… Пусть он и мстит мне… Он ведь сам убивал и тех, кто не напал на него!! Тех, кто ничего не успел сделать! И Дрекки… Почему?!
      В ответ на этот требовательный тон, Клодий смог лишь покачать головой. Как раз трибун-то прекрасно понимал, что это была отнюдь не месть, а акция устрашения.
      После того, как известие о сожжении Обители разнесется по свету – а скрыть это не возможно, – мало кто захочет пойти против драконов, учитывая их способность внезапно появляться в самых неожиданных местах…
      – Это не правильно! – выкрикнул в отчаянии Лей, ищущим взглядом требовательно вглядываясь в трибуна. Как будто надеясь, что вот сейчас он скажет, что все это не правда, что ему все приснилось, привиделось… и что все будет хорошо.
      И снова Клодий не смог солгать. Он сказал то, во что верил сам.
      – У войны не бывает правил, Лей. И у жизни тоже. Все правила мы придумываем сами.
      Следовать или не следовать им – это тоже только наш выбор… И не стоит удивляться тому, что правила у всех разные!
      И понял, что сказать надо было что-то иное: какую-нибудь бессмысленную безделицу, просто утешить… Мальчишка ведь остался совсем один, а вокруг него рушились привычный мир и втравленные в кровь ценностные ориентиры. Клодий смотрел в светлые глаза чистого голубого цвета, – а казалось, что видит стремительно разверзающуюся бездну, неудержимое падение… Лей снова впал в свое почти медитативное сосредоточенное спокойствие лишь и сказав с той самой странной улыбкой:
      – Да… да, правил просто нет… Спасибо, славный трибун…
      Клодий остался один в оцепенении и не мог избавиться от ощущения, что только что сотворил нечто страшное.
 

***

 
      Стыдно признаться, но только за стенами Лилибея Клодий почувствовал себя уверенно, и с нетерпением ждал возвращения легата. Срок, назначенный драконом Лею, истекал, но Клодий уверился, что для парнишки ничего еще не потеряно: все-таки гарнизон это не монастырь в лесной глуши.
      Хотя последние дни пути были особенно тяжкими: юноша все дальше уходил из этого мира в себя, но в Лилибее он даже стал похож на себя прежнего. Он впервые очутился в большом городе, и бурный поток новых впечатлений пробился сквозь стену внутреннего безмолвия. Впервые увиденное море, безграничный простор сливающихся земли и неба, – поразили и захватили Лея, и он зачарованно следил за бесконечной игрой переменчивых волн…
      Трибун стал надеяться, что молодость, твердый характер и жажда жизни возьмут свое, и мальчишка со временем совсем оправится от потрясений. Морское путешествие, столица отвлекут его от печальных размышлений, не позволяя сосредотачиваться на них.
      – Лей, – Клодий даже попытался его успокоить, – У нас еще есть время! В любой момент ты можешь сесть на корабль в Реммий, и ни один дракон тебя не достанет…
      Я не стану тебя задерживать!
      Лей не сразу повернулся к нему.
      – Дело не в этом, – юноша поднялся, глядя куда-то в бесконечную даль, – Я все время думаю – зачем Скай дал мне это время? Не все ли ему равно, когда, как – и каким я умру? Когда есть вера, цель, смысл – все так просто и легко… А вот найти их – особенно, для того самого последнего мига – трудно… Может, именно за этим он не торопится?
      – Ты ищешь то, что не существует.
      – Разве? – Лей решительно покачал головой, – Если что-то должно случиться…
      Если что-то есть – как это может быть бессмысленно?!
      – Может, – грустно проговорил трибун в спину удаляющемуся юноше, – К сожалению, может! И нет ничего бессмысленнее смерти…
      На четвертый день прибыл легат Сулла. Он был мрачен и задумчив, и подробный рапорт Клодия не обрадовал его еще больше. Как воевать с тем, кто воевать не желает? С тем, кто не возделывает полей, и в любое время может оказаться где угодно? Тратить время в бессистемных поисках, подобно монахам сожженной обители?
      Объявить их вне закона? Так же как и трибун, Сулла Грецинн прекрасно понимал, что никто из местного населения не откажет дракону, потому что кара республиканских властей – угроза далекая, а ярость дракона – неотвратима и незамедлительна. Что можно противопоставить жуткому сплаву суеверий и реального страха за свою жизнь? Легат искал и не находил ответа, – а должен был! Не часто приходилось испытывать ему это чувство – бессилие, – и оно жгло его: оскорблением и бесчестьем…
      – Объявить вне закона, – задумчиво говорил Авл Руффин, так же как и легат наблюдая за юношей во дворике, – Конечно… Но этого мало. Понадобятся охотники, такие же бойцы, как и они… Драконы пришли из легенд, значит в легендах надо искать и ответ. Монахи правы, легат, нет смысла подтягивать легионы к границам.
      Боюсь, нам придется научиться сражаться с этим врагом его же оружием: нам нужны герои… И они появятся, если постараться… Из обиженных или просто искателей приключений. И пусть драконов предадут анафеме те, кто властвует над душами, а не телами: слово богов тоже не плохое оружие, когда в него верят.
      Усмешка молодого человека была несколько цинична, но Грецинн посмотрел на него с удовольствием: не смотря на физическое увечье, дух и разум его оставались тверды и деятельны.
      – Я высоко ценю вашу поддержку благородный Руффин. Будьте уверены, консул о ней узнает, ведь без нее наша миссия была бы и вполовину не так успешна!
      В темных глазах сына проконсула промелькнуло удовольствие от похвалы, сказанной не ради простой вежливости.
      – А вы не думали о том, что бы продолжить свою карьеру? Вы не предназначены для тихой деревенской жизни, а служить Республике можно не только на плацу или на марше.
      Сулла Грецинн никогда не занимался благотворительностью, и его предложение было продиктовано именно желанием поставить на службу Республике острый ум и чувство долга бывшего трибуна, поэтому слова его не прозвучали неискренне. Молодой Руффин проявлял явные способности политика: например широту мышления и дальновидность.
      – Полагаю, консул учтет мнение человека хорошо знакомого с ситуацией, в том числе изнутри. И ваша помощь могла бы пригодиться и в дальнейшем.
      Если Авл Руффин и удивился, то не подал вида.
      – Я польщен, легат. Если я могу чем-либо послужить Республике и народу, то буду только счастлив! – оттого, что его все еще могут счесть полезным, в его голосе прозвучало гораздо больше волнения, чем ему хотелось бы показать, и молодой человек поспешно перевел разговор со своей персоны, – Я понимаю, что вы хотите дождаться этого Ская здесь…
      – Да. Как видно, он занимает не самое последнее место среди драконов… – кивнул Грецинн, бросив в сторону терпеливо ожидавшего их Лея, безразличный взгляд.
      Юноша не мог слышать их разговор, но догадывался о его содержании, понял легат, встретившись с ним глазами. Лей усмехнулся отворачиваясь, и Грецинн нахмурился: мальчишка умен и понимает, когда его используют… К этому времени легат уже вытряс из бывшего монаха все, что мог, и Лей ему был нужен постольку поскольку.
      На роль драконоборца он годился еще меньше, чем, скажем, сын проконсула, и больше не был необходим даже для наглядной демонстрации драконьих бесчинств – вполне хватало одного из мальчиков, которые не могли испортить какой-либо комбинации упорным норовом или случайной обмолвкой.
      Их разговор был прерван весьма необычно: все нарастающий и нарастающий за стенами гул преобразовался в различимый крик:
      – Дракон!!! Лю-ю-ди! Дракон!!!
      По земле скользнула исполинская тень…
      Потом, ни Авл Руффин, ни Валерий Грецинн не желали признаваться даже себе в том, что видели. Что на самом деле видели это…
      Узкая голова с оскаленной зубастой пастью, увенчанная массивным гребнем, переходила в гибкую сильную шею… Угольно черное продолговатое тело с длинным шипастым хвостом, покрывала чешуя. Распустив огромные кожистые крылья и вытянув все четыре лапы со скрюченными пальцами, оканчивающимися острыми когтями, дракон опускался с неба, заслонив собой солнце…
      – Невероятно! – выдохнул потрясенный легат.
      Ответом ему стал оглушительный яростный рев.
      Это уже потом он будет искать всевозможные объяснения, вспоминать ехидные замечания Фибия из Мессемии… А в этот момент благородный всадник мало чем отличался от презираемых им варваров, благоговевших перед бестией.
      Зрелище было и впрямь впечатляющим, дракон ужасал, но вместе с тем от восхищения перехватывало дыхание… Даже если это был всего лишь морок – тому кто его создал, не было равных, как не было равных самому дракону…
      Зовя на помощь, хозяин дома отшатнулся в сторону вскочившего со скамьи Лея, но это было в сущности бесполезно, хотя дракон явился один…
      На мгновение дракон исчез из вида, скрывшись за домом, а потом сверху, со стены прямо на плиты атриума спрыгнул человек… Нет, не человек, – сразу же узнал его трибун Клодий Север, – Это – не человек, это тварь! Хитрая, подлая, злобная тварь!
      Скай как всегда великолепно рассчитал время и место. Даже для него было бы проблематично добраться до Лея посреди военного лагеря, иное дело городской дом, пусть даже дом проконсула. Имевшаяся здесь охрана – против дракона выглядела просто дурной шуткой, и справиться с ними для Черного Ская не составило труда.
      – Ну конечно! Можно было догадаться… Месяцы не календарные, а лунные! – прошептал Авл Руффин, стремительно бледнея. Он уже понял, чем все закончится, и жалел только о том, что ни у кого нет луков. Пальцы его судорожно стискивали запястье потрясенного не меньше них всех Лея: никогда Руффин еще так остро не переживал свое ранение, перечеркнувшее когда-то все честолюбивые планы молодого самоуверенного трибуна… Даже в том, что бы теперь встать с драконом лицом к лицу – ему было отказано!
      Зато был тот, кто мог сразиться за него. Брен метнулся наперерез дракону, и в отличие от других горе-защитников руки его не дрожали. Он дрался хорошо, этот пленный варвар, сын вождя, ставший рабом: так не защищают хозяев, но закрывают собой друга…
      – Брен, нет! – запрещающий крик Авла Руффина опоздал: раб оседал на плиты.
      Не стыдясь и не раздумывая, лаций метнулся к нему, подхватывая из ослабевшей руки оружие, но главным образом пытаясь пережать сосуды и остановить кровь. Он не думал о том, что следующий удар придется ему, и – так бы оно и случилось, если бы его не отвел Клодий.
      Одновременно сделал шаг и легат: он был солдатом, более того – он был командиром и хорошим командиром! А хороший командир понимает не только когда, нужно атаковать, но и когда стоит отступить. Он тоже оценил ситуацию и принял решение, каким бы жестоким и трудным оно не выглядело…
      И все же – этот шаг он сделал, как в юности вставая рядом с боевым товарищем и тем, с кем сражаться бок о бок ему не довелось и уже не придется. Грецинн парировал несколько выпадов, но внезапный маневр дракона застал его врасплох: не обращая никакого внимания на полоснувшее его по боку лезвие, Скай прянул вперед, обманным движением вогнав пламевидный клинок по самую рукоять. И снова если бы не вмешательство Севера, это могло окончиться гораздо хуже: легат был бы уже мертв. Дракон отскочил назад, как большая рассерженная кошка, и плавно двинулся вокруг мертвецким коло, едва ли не сладострастно поводя своим странным ножом с непривычно выглядевшим, ассиметричным клыкастым ограничителем.
      Он улыбался и ждал, и самое страшное, что глаза его оставались холодны, совершенно не отражая накала схватки.
      – Стой! – ясный и чистый голос заставил замереть не только дракона.
      Лей обогнул умирающего Брена и раненого легата, которого поддерживал Клодий, и стал между людьми и драконом.
      – Я здесь. Я иду.
      Понимая, что изменить что-либо уже не в силах, Клодий смотрел, как Лей медленно, неотвратимо и упорно идет к молча ожидающему его Черному Скаю. "Боги!", – трибун впервые обратился к ним, не зная сам к кому именно из многочисленного пантеона.
      Никогда не думал он, что сможет привязаться к кому-то так сильно, как к этому парнишке, идущему сейчас на встречу своей жуткой смерти. И он видел уже достаточно, что бы представить, как сейчас на их глазах дракон вырежет его сердце, даже не изменившись в лице… И никто ничего не сможет сделать…
      И ничего они не смогут сделать, – думал Грецинн, зажимая рану, – Ни с этим драконом, ни с ними всеми… Криспина… Горгона права, люди слабы. Никто не выйдет против драконов, а тот кто выйдет – погибнет. И станут ли сенаторы объявлять облаву на драконов, если будут знать, что в любой момент кто-то из них может вот так запросто войти в дом… О, он уже знал, каким будет их решение после нынешних событий: да, они будут сражаться, будут искать таких же отчаянных и натравливать их на драконов, но по большому счету – они проиграли еще не вступив бой…
      И драконы правы, – мир принадлежит им…
      Тот, кого называли Черным Скаем, с усмешкой наблюдал, как юноша приближается к нему.
      Лей остановился на расстоянии вытянутых рук, спокойно и серьезно глядя в глаза дракона. И никакого безумия, которое чудилось трибуну, там не было…
      Скай медленно протянул ему окровавленный крис:
      – Возьми.
      Сильные пальцы юноши жестко сомкнулись на изогнутой рукояти.
      – Бей, – чуть усмехнувшись сказал Черный Скай: не понятно – предлагал ли он напасть на него или обратить клинок против себя.
      И Лей держал кинжал одинаково удобно и для атаки, и для удара в собственное горло…
      И смотрел в глаза…
      – Нет, – голос его не дрогнул, и твердой рукой он вернул крис.
      Черный Скай улыбнулся шире и откровеннее.
      – Тогда идем.
      Он развернулся и направился к выходу. Не оборачиваясь и не оглядываясь, Лей последовал за ним…
      Остановить их – ни у кого не достало воли.
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

16.01.2009