Между опубликованием произведений Троцкого, из которых взяты первая и вторая цитаты, прошло около шести лет. Взгляды его за это время, как мы видим, коренным образом изменились. Если в 1929 году в книге "Моя жизнь" он считал, что его выступление в 1922 году от имени Ленина и его собственного безусловно обеспечивало победу, то в 1935 году он уже ссылается на непреодолимые объективные условия.
      "Значит, победа Сталина была неотвратима, значит, борьба левой оппозиции была безнадежна? - спрашивает он, и тут же отвечает: - ... Такая постановка абстрактна, схематична, фаталистична. Ход борьбы показал несомненно, что одержать полную победу в СССР, т.е. завоевать власть и выжечь язву бюрократизма большевики-ленинцы не смогли и не смогут без поддержки мировой революции".
      Коренная ошибка Троцкого и руководящей головки оппозиции состояла в том, что они упустили время. То единственное, отведенное для них историей время, когда они, в порядке подготовки к XII съезду могли дать правильное направление политике партии и исправить ошибки Сталина по организационному и национальному вопросам - ошибки, на исправлении которых в своих письмах к съезду настаивал Ленин.
      Неверно представлял себе Троцкий роль Сталина в партии в тот период, когда писал:
      "Инициатива борьбы против левой оппозиции принадлежала собственно не Сталину, а Зиновьеву. Сталин сперва колебался и выжидал. Было бы ошибкой думать, что Сталин с самого начала наметил какой-либо стратегический план. Он нащупывал почву. Несомненно, что революционная марксистская опека тяготила его. Он фактически искал более простой, более национальной, более надежной политики".
      Здесь ошибочные мысли Троцкого переплетаются с его прозорливыми догадками.
      Сталин, став генсеком, с самого начала наметил линию, которую он проводил методически, с железной последовательностью (конечно, поскольку позволяли обстоятельства). Борьбу он вел, разумеется, не в безвоздушном пространстве, а при сопротивлении других членов Политбюро, но истинные свои намерения при этом скрывал, иначе все вожди партии объединились бы против него. Зиновьеву он предоставил эфемерную власть, внешне выразившуюся в том, что Зиновьеву было поручено сделать съезду политический отчет ЦК, который обычно делал Ленин. Поскольку Сталин оставил за собой два главных вопроса организационный и национальный, определявшие дальнейшую судьбу партии, временный "триумф" Зиновьева ему ничем не грозил.
      Единственное, чего боялся и чего не хотел допустить Сталин, это открытых разногласий и дискуссий перед - и особенно - на ХII съезде партии. Они были невыгодны ему по следующим причинам:
      1. Массы членов партии хорошо знали имена Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина - и почти совсем не знали Сталина. Он опасался, что, если начнутся споры, большинство партии поддержит Троцкого, который, после Ленина, был самым популярным в партии человеком.
      2. К моменту съезда Сталин еще не успел полностью укомплектовать обкомы и губкомы партии своими людьми. Эта работа, хотя и проводилась им интенсивно, закончилась только после ХII съезда, что заставило спохватиться Зиновьева и Каменева, настаивавших на перестройке рабочих органов ЦК.
      3. В составе Центрального Комитета партии тоже не были еще проведены такие изменения, которые обеспечили бы Сталину большинство. Ленин, как известно, настаивал на таком сформировании ЦК, чтобы большинство в нем составляли не чиновники, а рабочие.. Троцкий даже не обратил внимания на это предложение Ленина. А Сталин, сознавая, как опасен был бы для него такой ЦК, хотел добиться и добился противоположного: расширения ЦК за счет верных ему, Сталину, аппаратчиков.
      4. Чтобы обеспечить свое господство в ЦК и поворот партии от интернационализма к национализму, Сталину было необходимо не допустить обсуждения перед съездом и на съезде так называемого "Завещания Ленина" и его письма к съезду под названием: "К вопросу о национальностях и об автономизации" и не допустить выступлений Троцкого по организационному и национальному вопросам. Сталину удалось и то, и другое. Он добился от пленума ЦК, во-первых, назначения Сталина докладчиком по обоим волновавшим партию вопросам и, во-вторых, перед лицом болезни Ленина, не выносить разногласия на съездовские партийные собрания, конференции и на самый съезд.
      Так ловко разыграл Сталин игру, которая дала ему в руки победу и предопределила поражение всех остальных членов Политбюро. Сталин сумел сформировать такой Центральный Комитет, который стал послушным орудием задуманного им стратегического плана.
      Неспособность Троцкого решиться на открытую борьбу против "тройки" и поддерживавшего ее Центрального Комитета привели к тому, что партия была отброшена от ее революционных традиций на путь бюрократического перерождения.
      Как показывает анализ исторических фактов, многие расхождения в Политбюро создавались Сталиным искусственно. Он был большим мастером придираться к случайной обмолвке, оброненному невзначай слову, не до конца продуманной фразе. В созданной генсеком обстановке каждая обмолвка раздувалась до принципиальных разногласий.
      Кто должен был создать здоровую, товарищескую атмосферу в Политбюро? Казалось бы, генеральный секретарь, задача которого заключалась в сглаживании, а не в обострении расхождений. Но Сталин этого-то и не делал. Он постоянно плел паутину интриг, с большим искусством настраивая лидеров партии друг против друга. В отношениях между ними появилась напряженность. Стали создаваться группировки, из которых главной была группа "трех" в составе Сталина, Зиновьева и Каменева, которая по существу возглавила политическую борьбу против Троцкого. Разногласия по принципиальным вопросам (внутрипартийный режим, монополия внешней торговли, национальный вопрос, отношения между городом и деревней, политика цен и т.п.) перерастали во внутрипартийную борьбу. А ЦК запретил выносить эту борьбу, эти разногласия на съезд.
      Зиновьев в Политическом отчете ЦК ХII съезду, Каменев - в прениях по этому отчету выступили с предложениями ужесточить внутрипартийный режим. "Мы с вами, товарищи, должны знать следующее, - заявил Каменев, - всякая критика партийной линии, хотя бы так называемая "левая", является ныне объективно меньшевистской критикой". (ХII съезд РКП(б), стенографический отчет, стр. 46-47).
      Троцкий был не согласен с такой позицией Зиновьева. Однако он промолчал, исходя из того, что Политбюро приняло решение разногласий на съезд не выносить.
      Все же выступления против Зиновьева на съезде были. Так, против Зиновьева выступил один из руководящих работников партии Владимир Коссиор. Зиновьев и Каменев с одной стороны и В.Коссиор - с другой обосновали на ХII съезде партии две линии, которые легли в основу борьбы между большинством и меньшинством партии во весь последующий исторический период.
      Именно концепцией, изложенной Зиновьевым на ХII съезде партии в его высказываниях по внутрипартийному вопросу, руководился в дальнейшем сталинский ЦК в своей борьбе с оппозиционными течениями. Согласно этой концепции, всякая критика партийной линии является объективно меньшевистской и опасной для диктатуры пролетариата. Это заранее накладывало запрет на всякую критику, отстраняло массы от активного участия во внутрипартийной жизни и, прежде всего, отстраняло от этого участия передовые элементы партии. Таким образом, круг членов партии, непосредственно принимавший участие в ее повседневной жизни, резко сужался.
      Владимир Коссиор предупреждал партию об опасности такой политики. Если число членов партии, допущенных к критике партийной линии, будет все больше сокращаться, - говорил он, - то неизбежно наступит такой момент, когда партией и страной будет управлять небольшая горстка людей. И это действительно будет опасно, ибо дела партии и страны будут решаться за спиной партии узкой группой лиц, повлиять на которых партия будет бессильна. В этом случае всякие изменения в политике партии будут зависеть от изменений в этой верхушке. А это неизбежно лишит весь наш строй устойчивости и может привести к переменам, неожиданным для партии и опасным для социализма. В этом же выступлении Коссиор сообщил съезду о фактическом отстранении из групповых соображений Троцкого от политического руководства.
      Из речей, произнесенных на ХII съезде Зиновьевым, Сталиным, Коссиором, уже было ясно, что в ЦК имеются разногласии между Троцким и большинством Политбюро. То, что эти разногласия было решено не выносить на съезд, не могло скрыть самого факта существования таких разногласий. Достаточно ясна была и тенденция руководящей верхушки запугивать будущую оппозицию планируемыми против нее репрессиями.
      Как мы уже писали, Троцкий допустил крупную политическую ошибку, заняв рыцарскую позицию в отношении борьбы за руководство и упустив тем самым благоприятный момент для разгрома своих противников. Ленин бы этого, конечно, никогда не сделал. Троцкий же, еще до съезда выступивший против претензии кого-либо из лидеров партии на роль вождя, не поддержал даже выступившего на съезде в его защиту Коссиора.
      Троцкий поступил как человек, не искушенный в интригах, недооценивший прожженного интригана Сталина. Поэтому он точно выполнил решение Политбюро и потерял возможность своим авторитетным вмешательством повлиять на решения съезда о внутрипартийной демократии, о формировании руководящих органов партии и по национальному вопросу, по которым Ленин предлагал ему блок.
      После всего сказанного нелишне будет отметить, сколь опрометчивы и необоснованны суждения по этому вопросу историка Р.А.Медведева в его книге "К суду истории". Рассматривая перипетии внутрипартийной борьбы в 1922-1923 годах, Р.Медведев пишет: "ХII съезд партии прошел без больших споров, во всяком случае между членами Политбюро. Однако уже через несколько месяцев после съезда Л.Д.Троцкий, бывший тогда одним из наиболее популярных руководителей партии, выступил со своей особой платформой (и с плохо скрытой претензией на руководство партией)." (Р.А. Медведев, "К суду истории", стр. 76).
      Медведев даже не дал себе труда как-то обосновать это свое утверждение. А между тем, как это видно из приведенных мною фактов, именно Л.Д.Троцкий, а не кто-либо другой, возражал против того, чтобы на ХII съезде кто-либо заменил Ленина как докладчик по Политическому отчету ЦК.
      Неверно, что на ХII съезде не было еще разногласий, они были скрыты - и именно внутри Политбюро. Медведев прошел мимо одного из самых важных моментов истории партии, мимо ХII съезда. Как раз там, под покровом внешнего благополучия, историк должен был обнаружить скрытую борьбу, ход которой предопределил успех Сталина и поражение Троцкого.
      Беда Л.Д.Троцкого состояла не в том, что он выступил с плохо скрытой претензией на руководство партией, а в том, что он не выступил с такой претензией своевременно. Перед лицом противников, не стеснявшихся никакими средствами, Троцкий показал себя Дон- Кихотом, и именно в этом обвиняли его такие единомышленники, как Пятаков, Иоффе и другие. Он стремился убедить своих противников - этих насквозь прожженных политиканов - что Ленина никто заменить не может, что только коллективное руководство может заполнить вакуум, образовавшийся в ЦК после вынужденного отхода Ленина от руководства. Прочтите ту часть его заключительного слова по докладу о промышленности, где он говорит о выступлении Коссиора, и вы поймете, что перед вами типичный Дон-Кихот.
      Не так вел себя его основной противник Сталин. Он не тратил время на бесплодные дискуссии. Ему удалось провести свою линию по организационному и национальному вопросам, изолировать Троцкого от большой политики и в то же время удержать его от полемического выступления на ХII съезде в невыгодное для Сталина время, когда организационное окружение Троцкого еще не было завершено.
      Конечно, все это свидетельствует о том, что Сталин был не только ловким и бессовестным интриганом, но и опытным политиком. И это свидетельствует также о том, что Троцкий, при всех его выдающихся способностях, был недостаточно опытным тактиком и недостаточно решительным и целеустремленным политиком. К тому же он находился под гипнозом навязанного ему понимания "единства партии".
      Зная все, что произошло вслед за ХII съездом партии, Медведев как историк не имел никаких оснований повторять ложную сталинскую версию о претензиях Троцкого на руководство. Нельзя не видеть в этой версии обычный для Сталина отвлекающий маневр: ведь это он сам питал такие претензии и осуществил их железной рукой, через горы трупов своих бывших товарищей.
      Л.Д. Троцкий вместе с В.И. Лениным были самыми популярными из вождей партии - не только в партии, но и в народе. Недаром Демьян Бедный писал в годы гражданской войны:
      Ленин-Троцкий - наша двойка.
      Вот попробуй-ка, покрой-ка!
      Где ж твоя, Деникин, прыть?
      Нашей двойки нечем крыть.
      Разумеется, Троцкий, как и любой политический деятель такого масштаба, стремился к руководству. Это естественно, ибо только таким путем подлинный вождь может осуществить свою политическую линию. Видеть в этом какие-то карьеристские стремления может только обыватель (так меньшевики в свое время увидели в стремлении Ленина к руководству наклонности к личному диктаторству). Но Р.А. Медведев придает этим стремлениям Троцкого именно карьеристский оттенок. Это совершенно бездоказательно и полностью противоречит всему последующему ходу борьбы Троцкого против Сталина.
      В июле и августе 1923 года в ряде районов страны, в частности в Москве, Харькове и Сормове, прокатилась волна забастовок, которые сигнализировали об ослаблении связей партии с рабочим классом.
      В начале октября Троцкий направил в ЦК письмо, в котором говорил о бюрократическом омертвлении аппарата и о необходимости внутрипартийных перемен.
      Почти одновременно в ЦК поступило так называемое "заявление 46-ти" коллективное письмо группы видных членов партии, в котором ставились почти те же вопросы - о необходимости пересмотреть внутрипартийную политику и об ошибках ЦК в экономической области.
      И Троцкий, и группа 46-ти выдвигали сходные предложения:
      вовлечь в активную работу партийную периферию, которая из передаточного механизма от высших партийных органов к массам должна превратиться в среду, вырабатывающую партийное общественное мнение;
      обеспечить свободу внутрипартийных дискуссий и контроль работы руководящих органов партийными массами путем отчетности перед ними;
      ликвидировать практику "назначенчества", т.е. отменить систему подбора кадров по принципу послушания.
      Большинство ЦК и прежде всего существовавшая в Политбюро фракционная "тройка" Сталина, Зиновьева и Каменева, встретила эти предложения в штыки. В ноябре 1931 г., в No 31 издававшегося за границей "Бюллетеня" Л.Д. Троцкий писал: "В 1923 году Зиновьев и Каменев открыли кампанию против Троцкого. В начале борьбы они очень слабо отдавали себе отчет в ее последствиях, что свидетельствовало, конечно, об их политической дальновидности". Это ироническое замечание могло быть отнесено не только к Зиновьеву и Каменеву, но и к самому Троцкому. Видимо, не только в 1923, но и в 1931 году он не понимал еще, что главным организатором нападения был не Зиновьев, не Каменев, а стоящий за ними Сталин.
      "Роль Сталина в этой борьбе, - писал там же Троцкий, - имела гораздо более органический характер. Дух мелкобуржуазного провинциализма, отсутствие теоретической подготовки, незнакомство с Европой, узость горизонта, - вот что характеризовало Сталина, несмотря на его большевизм".
      Все это верно, и все-таки Троцкий не знал, с каким противником он имеет дело. Да и никто из членов ЦК внутренней сущности Сталина не понимал. Никто из них, в том числе и Троцкий, не мог подумать, что Сталин ведет борьбу не за большевизм (правильно или ложно понятый), а просто-напросто за свою личную, безграничную власть. "Его враждебность к "троцкизму", - писал дальше Троцкий, - имела гораздо более глубокие корни, чем у Зиновьева и Каменева, и давно искала политического выражения..."
      Троцкий ищет классовых корней, теоретических обоснований, а Сталин был враждебен не к "троцкизму", а лично к Троцкому - человеку, который преграждал ему путь к личной неограниченной власти.
      "Борьба большинства Политбюро против Троцкого, начавшаяся в значительной мере как личный заговор, уже очень скоро развернула свое политическое содержание. Оно не было ни простым, ни однородным".
      Это правильно только в том смысле, что Зиновьев боролся за захват власти, чтобы провести большевистскую программу, как он ее понимал; Сталин же боролся за власть как таковую и использовал для этого одних вождей партии против других с таким расчетом, чтобы в конечном счете избавиться от всех их. Этого тогда, к сожалению, не понимали все члены Политбюро.
      "Левая оппозиция, - писал дальше Троцкий, - включала в себя, вокруг авторитетного большевистского ядра, многих организаторов Октябрьского переворота, боевиков гражданской войны, значительный слой марксистов из учащейся молодежи. Но за этим авангардом тянулся на первых порах хвост всяких недовольных, неприспособленных, вплоть до обиженных карьеристов. Только тяжкий путь дальнейшей борьбы постепенно освободил оппозицию от ее случайных и непрошеных попутчиков".
      "Под знаменем "тройки" - Зиновьев, Каменев, Сталин - объединились не только многие "старые большевики", которых Ленин предлагал еще в апреле 1917 года "сдать в архив", но и многие серьезные подпольщики, крепкие организаторы партии, искренне поверившие, что надвигается опасность смены ленинизма троцкизмом."
      Такова была расстановка сил в руководящем ядре партии к началу дискуссии 1923 года. И таковы были идейные позиции сторон, участвовавших во внутрипартийной борьбе.
      На первом дискуссионном собрании в институте, в ноябре 1923 года, с докладом выступил В.М. Молотов, с содокладом - Е.А.Преображенский. В прениях выступало несколько десятков студентов-партийцев.
      Я приехал с Дальнего Востока, где совсем недавно закончилась гражданская война, и понятия не имел о разногласиях внутри ЦК и в партии. Когда же на институтском партийном собрании выступил Преображенский, его исключительно яркая и искренняя речь произвела на меня огромное впечатление. Чувствовалось, что его устами говорит сама истина - и о бюрократизме аппарата, и о зажиме внутрипартийной демократии, и о многом другом. Да и я уже кое-что повидал в Москве, прошел через мытарства, связанные с поступлением в институт, видел разложившихся партийцев, сталкивался с самодовольством руководящих работников... Словом, я выступил в прениях и рассказал о том, что я мечтал увидеть в Москве, которую всегда представлял себе как идейный центр мировой социалистической революции, и что увидел на самом деле. Я поддержал Преображенского, открыто говорившего о недугах, которыми болеет партия.
      Горячая дискуссия длилась несколько дней. В конце концов партийное собрание подавляющим большинством голосов проголосовало за резолюцию, предложенную Е.А.Преображенским. Делегатов на конференцию Замоскворецкого района собрание избрало из числа сторонников оппозиции.
      Большинство наших студентов-коммунистов пришли в институт из Красной армии, где авторитет Троцкого был исключительно высок. Впрочем, за позицию Троцкого голосовала не только наша партячейка. В "Правде" от 13 января 1923 года, в отчете секретаря МК РКП(б) на Московской партконференции приведены данные о количестве ячеек и голосов, поданных за большинство ЦК и за оппозицию. По этим данным за оппозицию голосовало 67 рабочих ячеек с 2223 голосами, за ЦК - 346 ячеек с 9843 голосами. В вузах же картина была противоположная: за оппозицию проголосовало 40 ячеек и 6594 члена партии, за ЦК - 32 ячейки и 2790 членов партии. 18 января в "Правде" же напечатано, что на районных партконференциях за оппозицию было подано 36 % голосов.
      Цифры я, конечно, взял из подшивки, как их упомнить. Но память хорошо сохранила, что в 1923 году большинство коммунистов-учащихся и военных голосовало за оппозицию. И что касается Замоскворецкой и Хамовнической районных партконференций, то и там большинство голосовало за Троцкого.
      После выступления с трибуны собрания я познакомился с сидящим рядом преподавателем института Тер-Ваганяном. Домой мы шли вместе: мой товарищ Арсен Оганесов, Тер-Ваганян и я. Я узнал, что Тер-Ваганян - старый большевик, что он написал книгу о Г.В. Плеханове и что он - горячий сторонник Троцкого.
      Тер-Ваганян рассказал мне многое, чего я не знал. О том, кто из руководящих деятелей партии разделяет взгляды Троцкого. О расстановке сил в ЦК к моменту начала дискуссии. О завещании Ленина, в котором Владимир Ильич требует снятия Сталина с поста генсека. О том, что борьбу против Троцкого возглавляет Сталин, у которого с Троцким старые счеты, а поддерживают Сталина Зиновьев и Каменев. И еще многое.
      После рассказов и разъяснений Тер-Ваганяна я стал смотреть на разногласия в партии серьезнее и постепенно стал уже не случайным, а сознательным противником линии большинства ЦК. Однако ни в какой фракции я не состоял и никакой фракционной работы не вел. И вообще, как мне помнится, тогда, в 1923-1924 гг., никакой фракционной организации у оппозиции не было.
      Тер-Ваганян считал, что Троцкий напрасно без сопротивления позволил своим противникам отстранить себя от руководства. Таково было настроение многих сторонников Троцкого. Пятаков, Преображенский, Белобородов, Раковский, И.Н.Смирнов, Н.И.Муралов, В.Коссиор были недовольны также тем, что Троцкий уклонился от прямого участия в дискуссии, в то время как его личное участие - особенно в рабочих и военных ячейках - могло иметь решающее значение для результатов голосования. Троцкий же считал, что всякое обострение борьбы, связанное с его личным участием в дискуссии, может привести к расколу партии, и он не хотел быть в этом виноватым.
      Под давлением оппозиции Политбюро пошло на уступки. Была создана комиссия из Троцкого, Сталина и Каменева, разработавшая проект резолюции "О партстроительстве". Пятого декабря 1923 года Политбюро утвердило эту резолюцию, в которой провозглашался новый курс партии на рабочую демократию. В резолюции отражались все основные требования оппозиции об изменении режима партии, те требования, против которых на ХII съезде выступали Зиновьев и Каменев, а в дискуссии - большинство ЦК, настаивавшее на запрещении всякой критики линии ЦК. Четырнадцатого декабря 1923 года было опубликовано подписанное Сталиным Обращение ЦК РКП(б) ко всем парторганизациям, в котором говорилось: "ЦК признал своевременным углубление и расширение рабочей демократии в области внутрипартийного строительства... ЦК считает, что обсуждение резолюции ЦК должно захватить всю массу членов партии во всех уголках СССР".
      Начался второй тур дискуссии, который был разрешен приведенным выше Обращением. С разъяснением резолюции Политбюро на активах и на партийных собраниях выступали все члены Политбюро, кроме Троцкого. Он был болен и потому обратился "к партийным совещаниям" с письмом, которое вошло в историю, как "Новый курс".
      Письмо Троцкого было построено на резолюции Политбюро от 5 декабря и полностью соответствовало духу этой резолюции. В нем говорилось:
      "Новый курс, провозглашенный в резолюции ЦК, в том и состоит, что центр тяжести, неправильно передвинутый при старом курсе в сторону аппарата, должен быть передвинут в сторону активности, критической самодеятельности, самоуправления партии как организованного авангарда пролетариата. Новый курс вовсе не значит, что на партийный аппарат возлагается задача в такой-то срок декретировать, создать или установить режим демократии. Нет, осуществить этот режим может сама партия. Коротко задачу можно формулировать так: партия должна подчинить себе свой аппарат, ни на минуту не переставая быть централизованной организацией".
      Хотя разъяснения Л.Д. Троцкого полностью соответствовали духу принятых ЦК решений, большинство членов Политбюро по существу не хотело дать ход резолюции от 5 декабря, не хотело проводить новый курс в жизнь. Да и немыслимо было, чтобы аппарат - и прежде всего верхи аппарата во главе со Сталиным - добровольно сдал свои позиции и передал инициативу в руки самодеятельных масс. Принятая под давлением оппозиции резолюция для большинства ЦК являлась лишь дипломатическим прикрытием его жесткой внутрипартийной политики. Поэтому всякое истинно демократическое толкование ее вызывало бешенство аппаратчиков. Толкование резолюции Троцким не могло не вызвать такой реакции.
      Понять это нетрудно, если вспомнить, как совсем недавно всемогущий аппарат ЦК КПСС реагировал на попытку братской Чехословацкой партии освободиться из-под его власти и взять инициативу в свои собственные руки.
      Критика Л.Д. Троцким старых большевиков, управлявших партией, служила целям исправления ошибок старшего поколения, увлекшегося административной стороной дела и забывшего о самодеятельности партии.
      Лицемерная защита Сталиным и Зиновьевым старой гвардии преследовала цель сыграть на их чванливом отношении к Троцкому как к "чужому" в партии, доказать, что он поэтому заинтересован в том, чтобы натравить молодых членов партии на старых.
      Письмо Троцкого по своему содержанию ничем не отличалось от резолюции 5 декабря. Примеры, поясняющие существо вопроса о рабочей демократии, были яркими, острыми и запоминающимися, но они только иллюстрировали основные принципиальные положения резолюции. То, что этот материал, сухо изложенный в официальном документе, заговорил в письме Л.Д. Троцкого сильно, ярко и убедительно, свидетельствовало только о таланте автора.
      Почему понадобилось так остро реагировать на письмо Троцкого, если ЦК действительно искренне решил осуществить свою резолюцию? Даже если бы в письме Троцкого действительно было бы какое-то отклонение от резолюции - в сторону ли большего ударения на демократию, в сторону ли критики старого курса, стоило ли поднимать такой вопль против этого письма, если бы ЦК в самом деле считал старый курс вредным и понимал жизненную необходимость перестройки.
      В том-то и дело, что, соглашаясь принять резолюцию от 5 декабря, Сталин и Зиновьев просто маневрировали, чтобы успокоить партию. На самом деле эта резолюция была забыта на другой день после окончания районных партийных конференций. Зиновьев и Каменев почувствовали это на своем горбу после ХIII съезда, когда они уже оказались не нужны своему временному союзнику Сталину.
      В ходе дискуссии Троцкого особенно сильно обвиняли за то, что он в своем письме противопоставляет молодых членов партии старым и пишет о перерождении старых большевиков. Отвечая на первое обвинение, Троцкий писал:
      "Именно "штиль" заключал в себе опасность возрастающей отчужденности между руководящим слоем партии и более молодыми ее членами. Тенденция партийного аппарата думать и решать за партию ведет в своем развитии к стремлению укрепить авторитет руководящих кругов только на традиции... Поскольку революционно сохранившиеся, не оказенившиеся представители старого поколения, т.е., как мы твердо уверены, подавляющее его большинство, отдадут себе ясный отчет относительно охарактеризованной выше опасной перспективы и, став на почву резолюции Политбюро ЦК, приложат все усилия к тому, чтобы помочь партии претворить резолюцию в жизнь, постольку исчезнет главный источник возможного противопоставления разных поколений в партии".
      Анализ, данный Троцким 50 лет назад, подтвердился за прошедший период многочисленными фактами. Сталин, игравший на самолюбии старых большевиков, использовавший их влияние в партии против Троцкого, вскоре после победы над своими идейными противниками почти поголовно уничтожил старых членов партии, заменив их в аппарате членами партии призыва тридцатых годов.
      Отвечая на второе обвинение, Л.Д. Троцкий писал:
      "Можно еще, пожалуй, возразить, что приведенная ссылка на аппаратное перерождение социал-демократии неправильна ввиду глубокого различия эпох: тогдашней застойно-реформистской и нынешней революционной. Разумеется, пример есть только пример, а никак не тождество. Однако же это огульное противопоставление эпох само по себе еще ничего не решает. Недаром же мы указываем на опасности НЭПа, тесно связанные с затяжным характером международной революции. Повседневная государственно-практическая работа, все более детализованная и специализированная, таит в себе, как указано в резолюции ЦК, опасности сужения горизонта, т.е. оппортунистического перерождения, совершенно очевидно, что эти опасности становятся тем более серьезными, чем более партийное руководство заменяется замкнутым секретарским командованием. Мы были бы плохими революционерами, если бы надеялись на то, что со всеми трудностями, и прежде всего с внутренними, нам поможет справиться "революционный характер эпохи". Надо как следует помочь "эпохе" правильным осуществлением нового партийного курса, единогласно провозглашенного Политбюро ЦК".
      Говоря о роли молодежи, Л.Д.Троцкий писал в "Новом курсе":
      "Совершенно недостаточно, чтобы молодежь повторяла наши формулы. Нужно, чтобы молодежь брала революционные формулы с боем, претворяла их в плоть и кровь, вырабатывала бы себе собственное мнение, собственное лицо и была бы способна бороться за собственное мнение с тем мужеством, которое дается искренней убежденностью и независимостью характера... Пассивное послушание, механическое равнение по начальству, безличность, прислужничество, карьеризм - из партии вон! Большевик есть не только человек дисциплины - нет, это человек, который, глубоко сверяя, вырабатывает в себе, в каждом данном случае твердое мнение, мужественно и независимо отстаивает его не только в бою против врагов, но и внутри собственной организации. Он сегодня остается в своей организации в меньшинстве. Он подчиняется, потому что это его партия. Но это, разумеется, не всегда значит, что он не прав. Он, может быть, только ранее других увидел или понял новую задачу или необходимость поворота. Он настойчиво поднимает вопрос и второй раз, и третий, и десятый. Этим он оказывает услугу партии, помогая ей встретить во всеоружии новую задачу или совершить необходимый поворот без организационных потрясений и фракционных конвульсий".