А дальше следовало ожидаемое: взметенные мечи и дубины, быстрый и дружный шаг всей дюжины к пришельцам - и стоп-кадр. Двенадцать одновременно застыли в нелепых позах, словно время для них замерло: у кого нога задрана, кто завалился вперед, нарушая закон тяготения, рты раззявлены, глаза выпучены - моментальная фотка, запечатлевшая глупую и яростную атаку.
      Двух коэнов явление природы, легко сочиненное Иешуа, не коснулось: как стояли, так и остались, разве что глаза тоже выпучили - от изумления пополам с ужасом. Ну не привыкли они к чудесам на земле, по определению чудесами взлелеянной...
      Иешуа прошелся вдоль нерукотворных статуй.
      – Вот вам, коэны, прямое нарушение второй заповеди патриарха нашего Моше: изображение "того, что на земле внизу". Типичные римские изваяния. Правда, не совсем рукотворные. Но что особенно забавно, встали-то эти изваяния у стен Храма. И будут стоять, пока я их не освобожу. А я пока не собираюсь их освобождать. Пусть стоят. Красиво...
      Он постучал кулаком по лбу одного из левитов: каменным получился звук. И впрямь статуя.
      У старшего коэна сам собой тоже выдавился звук. Что-то вроде "кхгдык". Но коэн справился с собой и склочным тоном задал вопрос:
      – Ты их умертвил, незнакомец?
      – Как можно! - ужаснулся Иешуа. - Это было бы нарушением и шестой заповеди "не убий", многовато для одного раза. Я просто остановил вокруг них время. Они живы и здоровы, но, скажем так, выброшены на берег реки, именуемой эллинами Хроносом. Пройдут годы, коэн, ты состаришься и умрешь, а они так и будут стоять статуями у ворот Никанора. И ведь не свалить их, даже не сдвинуть, потому что никому, кроме меня, в этом мире не дано запустить в движение остановленное время. Считай эти изваяния моим подарком Храму.
      Коэн-старший, не говоря ни слова, кивнул коэну-младшему, парню по виду крепкому. Тот понял кивок однозначно, уперся ручищами в одну из "статуй", но не то чтобы сдвинуть - пошевелить не смог. Даже редкая и длинная бороденка "статуи" как взлетела вверх, так и повисла параллельно земле, не колеблясь.
      – Я бы на вашем месте не рисковал, - заметил Иешуа. - Сдвинуть не сдвинете, а сломать - это возможно.
      Младший коэн куда-то исчез, растворился в темноте, а старший спросил - не без почтительного ужаса в голосе:
      – Кто ты, человек?
      – Ты должен знать меня, коэн. Во всяком случае - помнить. Я - Иешуа из Нацрата, известный в земле Ханаанской как Ма-шиах, распятый воинами Пилата по наговору твоего коэна-гадола Кайафы, воскресший и вознесшийся к Отцу моему и сегодня пришедший на землю вновь, как и было предсказано пророками. А знаешь ли ты, коэн, зачем я вернулся?
      Зрелище было - из редкостных. Ночь, сполохи факелов, моментальная скульптурная группа "Левиты, нападающие на врагов Храма", не менее живописная (от слова "живая") группа ни черта не понимающих Мастеров, начинающих проявлять признаки беспокойства и даже бунта, в качестве обвиняемого - довольно растерянный и испуганный (как и положено обвиняемому) коэн третьей чреды и в качестве обвинителя - знаменитый в эти времена в Иудее, Галилее, Самарии, Идумее и проч. Машиах, Иисус, получивший прозвище Христос, чье Второе Пришествие уверенно прорицали отнюдь не малочисленные последователи его учения - как в Иершалаиме, так и по всей земле Ханаанской. Ну и Петр - сбоку, зрителем. И еще один зритель - Дэнис, явно пришедший в себя сам или "отпущенный" Иешуа, с ба-а-альшим любопытством за всем наблюдающий, хотя тоже, как и Мастера, безъязыкий и глухой.
      Коли все это по-прежнему - театр, то из солистов на сцене - один Иешуа. Пока. И один зритель - Петр. Все остальные - статисты, даже Анна-Мари. А ведь так и было обещано: то, что сделает и скажет Иешуа, будет важно только двоим ему самому и Петру. Остальные по замыслу - не в счет. Для них - только чудо, которое еще не свершилось, статуи левитов - это еще не чудо, это разминка. Потому что идея праздника у Петра вызывала сейчас большие сомнения: ну что праздничного в ночном брожении по Храму? Одно беспокойство. Уж лучше бы остаться в замке баронов Левенкур или, в крайнем случае, в доме Петра в Нижнем городе. Все-таки тепло, спокойно и сытно-пьяно.
      Но праздник для Иешуа - понятие виртуальное. Исполни задуманное - вот тебе и праздник.
      А что задумано?..
      Молчание затягивалось.
      "Что или кого ждем, Иешуа ?"
      "Кажется мне, еще одного зрителя..."
      "Нас будет двое?"
      "Понимающих - да".
      "А как же твой будущий партнер?"
      "Дэнис?.. Я сделаю так, чтобы он понимал. Но - не вмешивался, пока я не позволю".
      "Значит, все-таки трое?"
      "Дэнис не зритель. Он - участник, пусть и пассивный".
      Еще раз всплывает безответное: а что задумано?..
      А из темноты - вот ведь скорость передвижения по ночному Иерусалиму! вынырнул запыхавшийся пожилой коэн, который исчез куда-то полчаса назад (уже полчаса, оказывается! И впрямь молчание затянулось...), а за ним, тоже запыхавшийся, появился старый дружок и подельник, послушный исполнитель воли далеких римлян, пославших в Иудею многомудрого всадника Доментиуса первосвященник Храма, коэн-гадол Кайафа.
      Буквально по Книге Книг: "Ждал правды и вот - вопль!" - Здравствуй, Кайафа! - Иешуа пошел к первосвященнику, распахнув для объятий руки, и тот отшатнулся, шагнул назад, чтобы не упасть, и ужас на его лице вполне отвечал библейскому установлению: "Он - страх ваш, Он - трепет ваш". - Здравствуй, Кайафа! - повторил Иешуа, прекрасно видя страх и трепет и тем не менее заключая первосвященника в объятия, прижимая к груди и похлопывая ладонью по спине. - Ты ведь знал, что я вернусь? Знал, знал, хотя и не верил, не хотел верить. Я и вернулся - вопреки твоему нежеланию, потому что не умирал... - Он отодвинул обмякшего Кайафу от себя, подержал за плечи и отпустил. Подождал. Кайафа устоял. - Ты не верил, что кто-нибудь, кроме тебя, может представлять на земле истинного Бога. Ты вообще не понимал, как возможно кому-то претендовать на знание Истины, если она - только твоя. Ты послал меня на смерть от распятия, чтобы все верящие мне поняли: я - только человек, обычный смертный, раз Бог не пришел ко мне на помощь в минуту, которая могла бы стать проверочной: кто прав - ты или я. Ты решил, что прав ты, все сошлось. Ты не поверил в мое Воскресение и в мое Вознесение, сочтя их обманом, совершенным моими учениками и последователями. Вот им, например... - Он указал на Петра. - Узнаешь? Это Петр, ученик мой, апостол. Он возглавлял в Иершалаиме общину христиан, которая так тебе не полюбилась, ты знаешь... Я бы напомнил тебе еще об одной ипостаси Петра, в которой ты тоже видел его, но не стану перегружать твой бедный мозг. Да и не важно это сегодня... А важно то, дорогой Кайафа, что ты действительно был во всем прав. Пусть подсознательно, на уровне чутья, оставшегося в нас от зверей, и житейского опыта, но - прав. Я на самом деле не воскресал и не возносился, я просто покинул это время и ушел в будущее. Ты же видишь своих слуг. Так поверь, что время для меня - такая же мера, как длина дороги или высота подъема: и то и другое одолеваемо... А сейчас я вернулся. Успокойся: ненадолго. Я не хочу причинять тебе зла, не собираюсь мстить за вероломство думай, Кайафа, что Бог - с тобой. Думай так, но знай: вот здесь ты как раз и ошибаешься. Бога с тобой нет, и никого ты не представляешь на земле, кроме собственной гордыни - быть выше остальных. Вот единственная Истина, которая тебе доступна, а я тебе открываю: не истинна она вовсе, а лжива и беспомощна...
      Удивительно воздействие публичных речей Иешуа на слушающих его людей завораживает. Кто бы ни слушал - одинаково. Вот стоят Мастера - умные, разнообразно пожившие, повидавшие на своем веку такое, что и не снилось нашим мудрецам, умеющие и по профессии обязанные, если надо, говорить перед толпами так, чтоб муху пролетевшую слышно было! - стоят в своих смокингах, ни слова по-арамейски не понимают, а не шелохнутся. И Дэнис - по определению обязанный ненавидеть все, что говорит Мессия даже на арамейском, тоже притих, внимание изображает. Или не изображает - всерьез слушает и молчит: он же под контролем Мессии. И Анна-Мари застыла свечечкой в пышном подсвечнике кринолина - вся внимание...
      И только Петр слышит произносимое и ждет - откровения ждет. Точки в очередной главе романа под общим названием "Второе Пришествие Христа". И надеется, что глава - очередная, а не финальная...
      А Иешуа продолжал. Ради этой проповеди, похоже - или как назвать то, что он произносит? - Иешуа и затеял весь нынешний театр, достал из коробки или сундука кукол, отряхнул пыль, завел, выпустил на сцену...
      Храм - сцена?.. И Храм тоже. И не исключено - еще сменятся декорации...
      – Думал ли ты, Кайафа, о Боге так: каков Он, где Он? Как Он видит нас - в Иудее, в Галили, в стране Мицраим, в Элладе и Риме, везде?.. Я полагаю, что ты не настолько наивен, чтобы представлять Его таким же, как мы с тобой. Я не раз твердил: мы созданы по образу и подобию Его - да, так, но это значит лишь, что он создал образ, придумал, представил - нас, людей, и жизненное воплощение, то есть изделие, получилось абсолютно подобным изначальному образу. Иначе: эскизу, рисунку, чертежу, образцу. Может, поэтому Он подарил нам вторую заповедь, а?.. Не для того, чтобы мы не рисовали или не ваяли из глины и из камня фигуры людей и всяких зверей, а чтобы никогда не вздумали вдохнуть жизнь в нарисованный или вылепленный образ. Не создать из мертвого материала мертвый образ, а именно оживить его... Как ты считаешь, Кайафа? - Риторическим оказался вопрос: молчал первосвященник. Да Иешуа и не ждал ответа. - А раз Господь наш абсолютно не таков, как мы, смертные, - со слабыми руками-ногами, с недалеко видящими глазами, с плоховато слышащими ушами, с неторопливым мозгом и скверно работающим сердцем, - то тогда можно представить, что Он все видит и все слышит, все знает и все может, и нет для Него преград ни в море, ни на суше, более того, Он - везде и всегда, в один миг и во все времена. Тогда - вопрос: а каков Он на самом деле?.. Нет ответа, Кайафа, не дано смертному понять образ Бога... Будем считать, что мы с тобой ответили на вопрос: каков Он. Ответ уклончивый: никаков... А где же Он?.. Можно ответить: на Небе. Но Небо, Кайафа, это совсем не твердь, как утверждает великая книга Брейшит. Не стану утомлять тебя новыми знаниями, но уж поверь на слово: таких миров, как наша земля, мириады в той части бездны - вспомни книгу! - которая находится за твердью. И где, как внятно сказано, не было самого Бога, а лишь только Дух Божий витал, лишь только Дух. А бездна - это бесконечность, хотя тебе трудно понять суть слова. Опять поверь: это - как горизонт, ты идешь к нему, а он все удаляется, и нет конца пути... Так выходит, даже Тора наша утверждает: нет и не было Бога рядом с Землей! А ты, Кайафа, ищешь Его у себя в тесной комнатке, которую вы называете Святая Святых. Она пуста, Кайафа! И я вернулся на землю Ханаанскую и пришел к тебе этой черной ночью только для того, чтобы сказать: твоя работа тоже пуста, как Святая Святых, ибо нет нигде рядом Того, чьим тайным именем ты правишь верующими. И не рядом тоже нет... И идут по пустыне слепые, положив правые руки друг другу на плечи, и ведет их тоже слепой, который врет, что он видит путь...
      Однако, подумал Петр, а ведь кое-что из этой проповеди в Историю просочится: как раз про слепых. Некто по имени Матфей напишет буквально: "Они слепые вожди слепых, а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму". Левиты - вне времени, они не слышат ничего. Мастера ни фига не понимают, да и кому они что могут донести? Через час или два они вернутся в холодную Францию... Значит, остаются Кайафа и двое коэнов. Кто-то из них проболтается...
      – Ты можешь продолжать молиться своему Богу, которого ты придумал для себя, Кайафа. Но я, узнавший истинное, утверждаю:
      Бога, вездесущего и всеведущего, нет ни на земле, ни на небе. Но есть Тот, кто создал великую бесконечность миров во Вселенной, которую ты зовешь бездной. Ему нет дела до тебя, Кайафа, до Петра-апостола, даже до меня нет Ему дела. Он не следит за нами! Он создал мириады миров и нас - в одном из них. Но вот главное:
      он подарил нам Бога в душах наших, и этот Бог - единственный и неизменяемый... Когда-то я говорил: если тебе захотелось обратиться к Богу, не ищи Храм, не стоит разговаривать с Ним в специальном помещении, ибо Он - везде. Я правду говорил: Он - везде. Он - в травинке, в капле воды, в слезинке ребенка, в полете птицы, в шорохе листьев. Но, главное, Он - в душе человека. И если это так, то человек верит в себя, а значит, и в Бога в себе, стремится очистить себя от грязи, которая, как ни избегай ее, обязательно налипает на нас по дороге жизни. Беда тем, кто привыкает к грязи: те убивают Бога в душах, и живут без Него, и черствеют душами, и умирают в стылом одиночестве. Но беда и тем, кто считает, будто Бог - где-то вовне, и всю жизнь, ведомый слепцами, ищет Его то в одном храме, то в другом, и мечется, не найдя...
      А ведь это он уже не с Кайафой беседует, сообразил Петр, это он ко мне обращается, потому что Кайафа - истукан, человек догмы, он живет, как живет, а мне - возвращаться в страну Храм, которая, оказывается, тоже в первую очередь Храм, в котором не стоит искать Бога, но можно успокоить душу. Чтобы ощутить Бога в ней... Выходит, это мое дело?.. И машинально подумал: а где ж поставить ударение в вопросе? На слове "это" или на слове "мое"?..
      – Ты скажешь мне, Кайафа, что я сейчас перечеркиваю все, что написано в Торе. Отвечу тебе: и не думаю даже! Опять повторю давно сказанное: Тора - лишь книга, написанная людьми. Умными - да, трудолюбивыми - несомненно, памятливыми - обязательно. Но не святыми, Кайафа, не ангелами. И написана она тоже о людях, всю свою жизнь искавших Бога и находивших Его или не находивших, но если находивших, то-в душе, а не находивших - если о душе забывалось. Это - учебник, а мы - ученики, как и отцы наши, и деды, и прадеды, и патриархи наши. Как и потомки наши - близкие и далекие. Но это учебник, который каждый может читать по-своему, потому что он - многозначен. Как, собственно, и наш мир, созданный Богом...
      Не договаривает, думал Петр. Или не договорил пока? Он идет к финальной точке, к выводу, думал Петр и страшился вывода, потому что не понимал пути мысли друга. И еще одного не понимал Петр: почему молчит Кайафа? Ну шок, ну ступор, но Петр помнил первосвященника как вполне здравого человека, адекватно реагирующего на любые нештатные (опять Латынин!..) ситуации. Так нет. стоит столбиком, ест глазами небесного начальника...
      – Однажды я решил, как ты, Кайафа, знаешь, что моя миссия - спасти наш мир и людей в нем от язвы неверия, источающей душу, превращающей человека в тварь не просто дрожащую, но и смердящую, упросить Господа, чтобы пронес мимо чашу ярости Его. И я даже пошел на распятие, чтобы доказать миру и людям, что смерть - ничто рядом с Верой. Зря ли я это сделал? Нет, не зря! Ничего из сделанного иногда к сожалению, иногда к счастью! - не пропадает втуне, а опыт - здание, которое человек строит всю жизнь. Просто в тот миг, когда я шел к кресту, я думал, будто все вы предали Бога и продали Веру в Него. Это так и есть, я не ошибался. Но это - лишь малая часть правды. А вся правда в том, что вы и не знали, в кого верить. Слишком много поколений пришло и ушло, и каждое ушедшее оставалось памятью в последующих. Потому, кстати, наши патриархи жили - как написано! - сотни лет: это не их возраст, а возраст памяти о них в их коленах... Один народ, который еще не пришел в наш мир, в свое время придумает поговорку: горбатого могила исправит. Если говорить о жизни людей на земле, то горбатость началась с первых - с Адама и Евы, с прародителей наших. Это если по Торе, по книге, по учебнику. А по жизни... Да какая разница - когда! С самого начала. С первого шага, с первой лжи, с первого предательства, с первого убийства. С первого греха, Кайафа, начал расти горб или, коли уйти от поговорки, начала развиваться болезнь, которую я назвал язвой неверия. И никакая вера сегодня уже не излечит ее. Она лишь утишит боль. А если лечить всерьез, то надо искать причину болезни, идти к ее началу...
      Тут Кайафа решил очнуться от столбняка.
      – К Адаму и Еве? - спросил он, и Петр услыхал легкий сарказм в голосе коэна-гадола.
      – Фигурально выражаясь, к ним, - согласился Иешуа, довольный реакцией немого до сих пор собеседника.
      – А буквально? - настаивал Кайафа.
      – Представь себе, коэн, пустую землю, на которую еще не ступил человек. Все готово для его прихода. Зверье в лесах и горах, рыба в морях и реках, птицы в небе, травы и плоды на земле... Ты хотел бы начать с самого начала, Кайафа? С последнего дня творения? И принять в нем участие - не как свидетель, а как партнер? Более того, как творец?
      – Ты хочешь посягнуть на роль Господа? - странно, но не было ожидаемого ужаса в голосе первосвященника, а только хитрое любопытство: как выкрутится бывший Машиах, что ответит Он же, помнится, никогда прежде не решался на такое кощунство
      Но Иешуа был прост, как правда.
      – Хочу, - сказал он. - Хочу, если принижать Его роль до унылой каждодневной, рутинной работы. Но разве достойно Творцу копаться в грязи?.. Я не ведаю, повторяю, кто Он и где Он, но я верю, что мир наш и мы в нем - Его творение, как и все во Вселенной, как и сама Вселенная или - по твоему разумению, Кайафа, - как сама бездна, над которой летал Его дух. Заметь: над бездной! То есть вне пределов того, что мы хоть как-то можем представить своим жалким умишком. Поэтому я не верю и всем завещаю не верить в то, что Бог неустанно следит за всем и всеми на земле. Он исполнил задуманное за шесть дней творения, "и сотворил Бог человека по образу Своему... мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею", "и увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма". И это - финал творения. Книга Брейшит, самое ее начало. А дальше - повторения и интерпретация, которые кому-то зачем-то были выгодны. В святой Книге много повторов, зачастую не совпадающих друг с другом, а зачастую повторяющих друг друга слово в слово, ты это не хуже меня знаешь, Кайафа. Впрочем, они тоже весьма любопытны и есть в них своя истина...
      Кайафа не отказывался от спора. Молчал-молчал и вдруг очнулся, заговорил. И заговорил-то - будто не молчал вовсе.
      – Почему повторения? - не согласился он. - Далее - расшифровка, уточнение подробностей: как был создан Адам, как - Ева. Разве подробности не важны для тебя?
      Иешуа засмеялся.
      – Подробности - для не верящих в посылку. А посылка проста: Бог создал людей и отдал им Землю: "обладайте ею". А дальше, Кайафа, - никакая не расшифровка. Дальше - История человечества, а история вообще - наука неточная, зависимая не от факта, а от прихоти интерпретатора. Хочешь верить интерпретациям - не неволю тебя. Но провозглашаю провозглашенное Книгой: в самом начале было слово, и слово это - Бог. А потом начались дела человеческие, которые, к несчастью, чаще всего делались именем Бога, а он - утверждаю! - не имеет о том ни мадейшего понятия.
      – И что ты задумал?
      – Начать сначала. С седьмого дня, когда Бог решил отдохнуть. Это - Его право, он славно потрудился. Но у созданных Им нет времени для отдыха. Хочешь начать со мной?
      К кому был вопрос? К Кайафе? Или все-таки к Петру?
      Петр промолчал. Кайафа ответил вопросом:
      – В качестве кого, нацеретянин?
      – Ну, не знаю... - Иешуа опять засмеялся. Что-то смешинки его не оставляли, несмотря на всю серьезность происходящего. А с другой стороны бал... - Для начала нужны, двое - он и она. Они есть уже... Да, забыл, еще был змий-искуситель, а по сути - дьявол. Будешь дьяволом, Кайафа?
      – Ты с ума сошел! - Наконец Петр услыхал ужас: Кайфа слишком бережно и всерьез относился к своей религии и даже помыслить не мог о предложенном Машиахом.
      – Не будешь, - констатировал Иешуа. - Так я и думал. Но ничего, у нас есть собственный дьявол. Хочешь познакомиться, коэн-гадол?
      Кайафа упал на колени, уронил лицо в открытые ладони, уложенные на грязный мрамор двора, и что-то зашептал быстро-быстро. Петр ощущал острый и удушливый запах эфира - запах чужой боли. Петр отлично знал, каков Кайафа в деле: оно для него - все, тут шути не шути - он серьезен до непробиваемости. Качество достойное искреннего уважения. А Петр, если вспомнить странные взаимоотношения коэна-гадола и эллина Доментиуса, относился к Кайафе с уважением.
      А Иешуа вдруг повернулся к Петру, спросил вслух по-русски:
      – Ты все понял, Кифа?
      – Что я должен был понять, Иешуа? - горько усмехнулся Петр. - Что ты говорил с Кайафой, а обращался ко мне? Что ты снова задумал что-то, в чем я не участвую? Что мне оставаться в общине, которая теперь зовется страной Храм? Что еще я мог понять, Иешуа?
      – Что я не могу ничего сделать, Кифа, а ничего не делать я тоже не могу, тоже с горечью ответил Иешуа и добавил тихо: - Я должен уйти, Кифа, понимаешь должен. Я действительно хочу начать все сначала... - И вдруг перешел на привычный в их общении обмен мыслями:
      "Я заберу с собой Мари и Дэниса",
      "Куда, Иешуа?"
      "Ты лее слышал: я хочу все начать сначала".
      "Что именно?"
      "Жизнь на Земле. Человечество на Земле. Цивилизацию на Земле. Если хочешь - веру в Того, кого мы называем Богом..."
      "Только называем?"
      "Кифа, ты же прекрасно понимаешь, что слово, термин еще ничего не объясняют. Мир, который опять-таки условно назван бесконечной Вселенной, однажды был начат с нуля, из ничего. Это - физика, астрономия и прочие науки, а даже не теология... Но кем начат?.."
      "А если никем ?"
      "Я родился и вырос в эпоху и в стране, где термин "Бог" был основой жизни. Разве я не прежний иудейский мальчик, что-то там толкующий тупым храмовым казнам в Иершалаиме в дни Песаха? Тот же, Кифа, тот же, разве что знаний прибавилось. Но вот тебе парадокс: мое "знаю" не убавило мое "верю", а лишь трансформировало его, сохранив. Я верю в Бога, Кифа, в такого, в какого верю, и хочу пройти тем путем, который Он продиктовал записчикам Торы или Библии. Но, повторяю, - с самого начала".
      "Твои слова, Иешуа: Библия - всего лишь книга. Фантазия. Вымысел. Учебник для тех, кто должен был выжить в политеистском мире. Просто кто-то умный придумал или подслушал идею монотеизма и придумал своего Бога".
      "И Он стал Богом всех?.. Не кажется ли тебе странной такая глобальная случайность?.. Только не долдонь мне про непредсказуемые пути истории, про флуктуационное развитие, про пики и впадины - хренотень все это!"
      "Пусть так, не спорю. Но если Бог - прости, я не придумал иного термина, если Он "вне бездны", как ты говоришь, то что для него Земля ? Крохотная песчинка в огромной массе, составившей объект эксперимента. Или замысла, если тебе так удобнее... Вселенная - бесконечна. А почему бы не пойти дальше и не предположить бесконечность Вселенных? Наука-то пошла, по крайней мере - в области гипотез... И тогда о какой-то песчинке по имени Земля вообще говорить бессмысленно... Понятие "бесконечность" весьма удобно, когда хочешь уйти от конкретики. А ты, понимая это и зная куда глубже меня, тем не менее ухватился даже не за песчинку - за краешек ее, и при этом в качестве руководства берешь некое литературное произведение, созданное все-таки людьми. Им что, нашептал его кто-то? Дух Божий, летавший над бездной?"
      "Я нашел мир, который в точности повторяет нашу планету - по условиям. Атмосфера, климат, растительность, животный мир, чередование воды и почвы... Помнишь, я сообщил тебе, что хочу попутешествовать? Попутешествовал".
      "Так быстро?"
      "Кифа, ты тупеешь на глазах. Храм выжимает из тебя даже те качества, что обязательно присущи Мастерам. Я уж не говорю о том, что ты взял от меня... Посмотри, друг: я владею временем. Оно управляемо. Я осуществил предсказанное, кстати, Торой: для меня тысяча лет - как вчерашний день. Я прошел сотни миров и отыскал свой... Увы, мне пока не дано знать, где он находится - в ином пространстве, в иной Вселенной или в нашей, но за миллионы световых лет от Солнца. Там другое небо, другие звезды, но там все абсолютно похоже на Землю. Там даже есть место, где будет Эдем..."
      "Иешуа, ты не ребенок! То, что ты несешь, - детские вымыслы! Что за бред: начать новую жизнь по Библии?! Ты, значит, Адам, Мари - Ева... О Господи!.. АДэнис-то при чем? Змей-искуситель с яблоком в пасти?"
      "Мне нужен партнер, Кифа, я говорил тебе".
      "Возьми меня. Иоанна. Мы что - не годимся для сотворения мира? Рожей не вышли?"
      "Не злись, злость непродуктивна. Извини, но и ты, и Иоанн - не просто друзья, но и люди, которые - в итоге! - воспринимают мои начинания как свои. То, что сейчас ты споришь и орешь как резаный - даже мысленно орешь, я же слышу, - ничего не меняет. Ты поорешь-поорешъ и будешь работать по моему плану. Иоанн - тем более. Мы срослись, и все наши споры и противоречия - лишь дань характерам. А мне нужен не просто противник, а враг. Сейчас Дэнис подавлен, лишен возможности что-либо решать для себя, но по прибытии на место он станет неуправляемым. Если хочешь - змием, хотя, конечно же, термин литературен..."
      "Он стар".
      "Не аргумент. Ты тоже не молод. И я - увы... Повторяю: тысяча лет для меня равна одному дню. Фигурально, естественно..."
      "Мари знает?"
      "Мари пойдет за мной, куда я скажу. Она всегда была изначально чиста и прекрасна, а сейчас, после того, что мы сделали..."
      "Мы ее убили - твои слова".
      "И воскресили - естественную".
      "И значит, через годик появятся Каин и Авель, так?.."
      "Ничего не имею против детей: я же обыкновенный галилейский плотник, что, к слову, мне пригодится. Будут и Каин, и Авель, и мальчики, и девочки - как Бог даст. Извини, фраза - привычка... Но там уже есть люди..."
      "Оп-па! Есть люди - значит есть все людские пороки. А ты, если я не ослышался, хотел начать с нуля.?.."
      "Я успеваю к началу. Я проверил. Я смогу изменить генетический код".
      "Ну, блин, фантастика, и даже не научная! А что ж здесь, на Земле, не изменил ? Не мог? Не успевал ? Так махнул бы в прошлое, в какой-нибудь неолит-палеолит и порюхал бы все, к такой-то матери. И получились бы народной земле чудо-люди, прекрасные и чистые. А уж помыслы..."
      "Зря смеешься: получились бы. Только рядом с тобою я тоже стал немножечко Мастером. Мы не имеем права вмешиваться в нашу Историю, которая есть как данность".
      "А там нет, да?.. Не смеши людей, Иешуа! Что б тебе не смотаться в будущее того мира и посмотреть на их патриархов и пророков?"
      "У них нет будущего, Кифа. Катастрофа - всего через пару тысяч лет по их времени".
      "Тогда чего зря ломаться? Две тысячи лет - это не срок для такого эксперимента, господин Дух Святой..."
      "Ты сказал это. А что до катастрофы, так остановить ее - дело техники. Пока у меня ее нет - этой техники. Или умения остановить. Но - будет".
      "А если не будет ?"
      "Скажи, я когда-либо обманывал тебя? Или, точнее, себя..."
      "Значит, нам - чаша ярости Его, даже семь чаш, если по Иоанну, а в твоем мире - тишина и благодать, потому что там - ты? Потому что - по Евангелиям - ты попросил-таки Бога пронести мимо эту чашу, и он, полагаешь, услышал тебя?"
      "Кифа, с каких пор написанное или предсказанное стало для тебя реальностью? Иносказание - это всего лишь предупреждение. Чаша ярости будет пролита не Богом, не Ангелами Его, но людьми, потерявшими веру".
      "Веру - во что? В Бога?"
      "В себя самих. Повторяю: я не имею права ломать. Историю нашего с тобой мира. Но ты вправе строить ту Историю, которую мы начали в стране Храм. Кто знает - чья победит. Нет на то никаких предсказаний в Книге Книг..."
      "Но строить - без тебя?"
      "Мой престол - Небо, Кифа... Вот иносказание для меня: "И Я вложу слова Мои в уста твои, и тенью руки Моей покрою тебя, чтобы устроить небеса и утвердить землю..."
      "Это иносказание - об ином и иному сказано, Иешуа".
      "Это иносказание - мне, потому что Книга дает каждому право выбрать для себя - любое, но следовать ему непреложно".
      "Иешуа, дорогой, я сознаю, что, если ты что-то задумал, тебя не остановить. Проходили уже. Но что делать мне?"
      "Разве страна Храм - не дело? Туда стремятся люди, уставшие от лжи и мира и от его зла, нормальные люди, мечтающие жить просто по-людски..."
      "Опять община с апостолом Петром во главе? Да без тебя она выродится, к чертовой бабушке! Ты - идея, а я что ? Ну руки, ну голова..."
      "Ты ошибаешься, Кифа. Ты - все то же, что и я..."
      Иешуа подошел к Петру и - как некогда в Иудее, накануне своего бегства в будущее! - прижал друга к груди, положив ладони на голову. И опять - как некогда в Иудее! - стало темно и тесно, будто нырнул без гидрокостюма на глубину и всем телом ощутил огромную и тяжкую толщу воды над собой...
      И все прошло. И Иешуа отстранился.
      Крикнул:
      – А вот теперь - чудо!.. Все за мной!..
      И быстро пошел внутрь - сквозь отверстые ворота - во Двор израильтян, мимо жертвенника, чуть курившегося дымком, секундная остановка - и распахнулись двери в Святое место...
      – Стой! - бессмысленно крикнул Кайафа, рванувшийся за Мессией.
      Но не успел. Не мог успеть. А левиты-охранники, как и прежде, стояли статуями во Дворе язычников у ворот Никанора.
      А Иешуа влетел в узкую и длинную комнату, называемую Святым местом, толкнул тяжелую, украшенную золотом и камнями незапертую дверь и очутился в Святом Святых - том самом запретном месте, в квадратной небольшой комнатке, где, до его утверждению, не было никакого Бога.
      Там и впрямь было пусто.
      Петр и Мастера притормозили на пороге, будто что-то не пустило их внутрь, задержало, не позволило шагнуть за черту.
      – Расступитесь, - сказал им Иешуа.
      Они расступились, и в комнатку вошли Мари и Дэнис. Остановились рядом. Мари по-прежнему была в своем бальном наряде.
      Петр машинально приобнял Кайафу, слышал, как быстро-быстро бьется у того сердце: как бы до инфаркта дело не дошло.
      И два коэна третьей чреды стояли тут же.
      – Смотри, Кайафа, - сказал Иешуа, - я был прав: здесь пусто, Бог не живет в Святом Святых. Но в остальном я слукавил: дух его - с маленькой буквы, не как в Торе, - здесь, он ждет меня.