- С ума сошел, - ворчал бельгиец, - какого черта надо было проверять радиацию? Вчера же точно определили по дозиметру.
      - Я не радиацию проверял, - Женэ тяжело дышал, натруженные руки дрожали, - а одну идею, все объясняющую.
      - Какая еще идея?
      - Сейчас скажу.
      Женэ вздохнул и рассказал все, как было. Его оба спутника долго молчали, пораженные. Брегг даже не ругался, а так и стоял с раскрытый ртом, не решаясь спросить о том, что выговорил наконец Санчес.
      - Значит, они... живые, да?
      - Все растения здесь живые, ни одно не умерщвлено радиацией.
      - Я не об этом. Деревья ли они?
      - Безусловно.
      - А как же вы объясните их попытку сбросить вас в пропасть?
      - Защитной реакцией от вторжения в их микросферу постороннего организма. Известно, что корни иногда пробивают камень, а листья мимозы, например, свертываются от прикосновения. Любопытно другое. Когда Брегг запутался в паутине ветвей и лиан, его ничто не отбрасывало в сторону. Значит, на верхних уступах каньона у тех же деревьев нет такой защитной реакции, какую природа выработала у них на более глубоких уровнях. Что-то меняется в этом мире вместе с усилением излучения.
      - Почему?
      - Так сразу не ответишь, надо подумать.
      - А делать что?
      - Уходить.
      5
      Когда опять переправлялись через болото на обратном пути, больше молчали. О каньоне никто даже не упоминал, словно бы и не было в их жизни этих зловещих трех дней. Но все обдумывали увиденное, сопоставляли с известными им фактами. Работали по очереди веслом, отталкивались от травяных заслонов, перекликались, закуривали, механически жевали наспех приготовленные Санчесом сэндвичи.
      С радостью увидели низко пролетевшую над водой серую цаплю. И тут как прорвало - опять заговорили о пережитом.
      - Первая птица за эти дни, - сказал Санчес.
      - А вы обратили внимание, что в каньоне нет птиц потому, что нет насекомых, - задумчиво проговорил Женэ. - Вероятно, есть какие-то низшие организмы, приспособленные к растительной пище, а все остальные - хищники. Один пожирает другого.
      - А не объяснишься ли ты в конце концов, - упрекнул его Брегг, - мы с Санчесом так и не разобрались, что к чему. Может быть, действительно, споры неземной жизни?
      - Видоизмененной - да, но вполне земной, даже ровесницы нашей привычной. Ей тоже, наверное, миллионы лет. Что же приключилось в каньоне в далекую геологическую эпоху? Урановые руды здесь есть. Это теперь мы твердо знаем. Но обычный распад ядер урана принял иные, быстротечные формы. Почему? Не знаю. Я не физик и не химик и могу лишь предположить, что в каньоне не тысячи и не сотни тысяч, а миллионы лет наблюдается очень высокий уровень радиации, изменивший структуру белковых молекул. Так шла эволюция в этой природной колбе, где самовоспроизводящий белковый цикл приводил к образованию молекул-мутантов. Мутации - вот вам объяснение загадок каньона. Именно мутации и взрастили его животный и растительный мир. Отсюда - и свинцовая фольга сороконожки, и безлиственный лес, не поддающийся излучению. Миллионы лет эволюции создали и шаровидные кусты, и прыгающие грибовидные колонии, и выродившиеся до нейлоновой паутины лианы. Все то же, что и в сельве, но все иное, не подвластное радиации и одновременно порабощенное ею, потому что вне ее, за пределами каньона не смогут жить ни деревья-скелеты, ни черепахи-шары. Вот так-то, друзья, не пришельцы и не споры инопланетной жизни, а миллионолетний каприз природы.
      - Значит, - начал было Брегг.
      - ...будем искать урановые руды где-нибудь в других местах, - закончил за него Женэ.
      - Что же мы будем докладывать о результатах экспедиции?
      - Тут надо крепко подумать, время у нас еще есть. Я уверен, что не надо трогать этот каньон. Он ценен сам по себе! Не как атомное горючее, а как единственный в мире заповедник мутантов...
      Еще удар шеста, и плот прочно застревает в черной грязи у берега. Здравствуй, сельва! Женэ смотрит на индикатор и говорит:
      - Норма, друзья. Никакой радиации!