Человек, который не мог творить чудеса

Я не ответил. Помутневший мир еще более потемнел и закружился. Шатаясь, я встал.

– Что с тобой? Тебе плохо? – спросил Вэл.

– Просто выпил лишнее, – сказал я сквозь зубы.

– Я провожу тебя.

– Не надо. Все равно.

Мне было действительно все равно. Я оставался один на один с империей невидимок. Помощь Сузи проблематична. Духовный мир ее, ограниченный конспектами лекций по ядерной физике – микромира, бесконечно далекого от микромира гостей, – был лишен широты воображения и железной логики Вэла. А что мог извлечь из контакта с пришельцами я, еще более ограниченный преподаватель литературной классики, отброшенный из современности в историческую глубь елизаветинской Англии?

Я вернулся домой протрезвевший. Только злость осталась, неостывшие угли гнева, вновь готовые вспыхнуть. Я вам устрою еще одно чудо, господа ревнители частной собственности! Я вас обогащу еще больше, мистер Харрис, обогащу, как Мидас, прикоснувшись к вашему краденому имуществу.

Подойдя к окну, я снова увидел творчество невидимок. Дом стоял мрачный, скучный, с грязно-серыми подтеками на фасаде. Объявления о бесплатных квартирах уже не было. Часть тротуара возле дома была окружена недостроенным высоким забором; строители, не закончив работу, уже ушли. Харрис демонстративно защищал свое право собственности. Скоро ему будет что защищать, только едва ли он справится.

И я, не оглядываясь, сказал вслух:

– Если вы еще здесь, измените структуру дома напротив. Сделайте его золотым, как статуэтку на книжной полке. Пусть он будет сплошным, монолитным куском чистого золота.

Долго ждать мне не пришлось – минуты две-три, не больше. Дом стоял там же, не шелохнувшись. Ничто в нем не изменилось, кроме окраски. Он стал светлее, чище, исчезли грязные подтеки, свет от уличного фонаря весело заиграл на его ровно желтой поверхности, даже издали блестевшей, как начищенная медь. Но я знал, что это не медь.

– Ну вот и все, – сказал я себе. – Теперь посмотрим, что будет завтра.

Глава 9

ЗОЛОТОЙ ЦИКЛОН

Утром я проснулся поздно, часов в одиннадцать, и мог бы спать еще дольше, если б не разбудил меня шум за окнами. Не просто шум, обычный для уличного происшествия, а шум большого уличного скандала. Я открыл окно и обомлел: ничего подобного в Лондоне не было со дня его основания.

Новоявленное создание невидимок превратилось в сверкающий золотой брусок, повторяющий форму массивного пятиэтажного дома. Внизу, как муравьи, его облепили люди. Недостроенный забор был повален, по его сломанным доскам напирали вновь прибывающие. Строители в синих комбинезонах, орудуя кто ломом, кто кувалдой, отбивали куски золота от стен, углов и ступенек подъездных лестниц. Кто-то отпиливал их золотые перила, кто-то стучал пневматическим молотком, выгрызая из стены огромные бесформенные куски. Все это галдело, орало, вопило, толкало и сшибало друг друга под ноги напирающих с тротуара. В шуме порой различались выкрики, как лай или рычание в драке собак.

То просительно:

– Отдай лом!

То визгливо:

– Пусти, убью!

То со стоном:

– Ой!

То угрожающе:

– Отойди, хуже будет!

В человеческом муравейнике, облепившем дом, кипели страсти. То у одного угла, то у другого начинались драки. Может быть, с увечьями. Может быть, смертельные: лом не тросточка. Какой-то парень в кепке – лица его сверху не было видно – выпиливал кусок из углового ребра, взобравшись на стремянку, приставленную к стене. На моих глазах у него выбили ее из-под ног, он свалился, а за ним обрушился отпиленный золотой кусок, должно быть очень тяжелый, потому что сразу сбил с ног кого-то внизу. Выпиленный с таким терпением кусок тотчас же подхватил один из стоящих рядом и побежал по улице, расталкивая встречных. «Стой!» – закричал полисмен, только что подъехавший на мотоцикле. Человек с золотой добычей не оглядываясь бежал дальше. «Стой!» – повторил полисмен. Бежавший споткнулся, уронил брусок. Полицейский догнал его на мотоцикле, соскочил, схватил брусок и умчался, никем не преследуемый.

Я кое-как оделся и выскочил на улицу, даже не закрыв за собою дверь. Но перейти улицу не мог: она буквально кишела охотниками за золотом. И я остался у подъезда рядом со стоявшим тут же бородачом, наблюдавшим с ироническим удовольствием за вавилонским столпотворением.

– Экстра-шоу, – сказал он улыбаясь.

– Почему же вы не присоединяетесь? – в том же тоне спросил я.

– У отца денег достаточно плюс стенокардия. Вполне могу позволить себе роскошь неприсоединения. А каков спектакль!

– Давно смотрите?

– С утра. Строители как пришли на работу – видите забор поваленный? – так бросились с инструментом к золотой махине. Один сковырнул ломом ручку от двери и побежал в ювелирную лавочку за углом. А минут десять спустя вернулся, размахивая пачкой ассигнаций. «Золото, – кричит, – чистое золото! Не теряй время, ребята. Обогащайся!» И началось!..

– Даже пилами орудуют.

– Это уже присоединившиеся. Все пилы для металла скупили в округе. Видите, даже пневматический молоток действует. Должно быть, центнер золота или около того уже выщерблено. А скольких придушили в давке – не сосчитать.

– Не вижу полиции, – удивился я.

– А вон они, полисмены, – сказал бородач, указав на балкон. – Они на втором этаже работают. Два выломанных или отпиленных куска дадут больше, чем десятилетняя служба в полиции. Организованное обогащение.

– Что же власти смотрят?

– А что власти! – усмехнулся бородач. – Власти завидуют. И мэр города, и начальник полиции сами бы не прочь отхватить по центнеру золота, да престиж не позволяет. Впрочем, кажется, идет экстренное заседание кабинета министров.

Я внутренне ликовал. Вот вам мой подарок, предубежденные и скептики. Попробуйте-ка научно объяснить «чудеса» на Друммонд-стрит, если сумеете. Хотел бы посмотреть на ваши лица, когда я выложу перед ареопагом Королевского научного общества свои доказательства недоказуемого ничем, кроме догматов епископа Кентерберийского. Отвратительный спектакль, развязавший самые гнусные человеческие инстинкты, не вызывал у меня отвращения. Мне не хватало только Харриса. И я дождался.

– Они убьют его, мистер Клайд! – тревожно вскрикнула Розалия Соммерфилд.

Она стояла рядом, в группе зрителей, не зараженных золотой лихорадкой или из трусости не рискующих присоединиться к «старателям».

– Он с ума сошел! Что он делает?!

– Кто? – не понял я.

– Харрис. Мистер Харрис.

Тут только я заметил его. Толстенький лысый человечек, точь-в-точь мистер Пикквик в старости, выскочив из черного «роллс-ройса», метнулся по сломанным доскам забора к толпе.

– На помощь! Полиция!

– Куда лезешь, старик? На кладбище захотел раньше времени? – оттолкнул его детина с куском золотых перил под мышкой, похожим на отрезок железнодорожного рельса.

– Это грабеж! – взвизгнул Харрис и схватился за рельсу.

– Пошел, дурак! – рявкнул рыжий и легонько пнул Харриса в грудь.

Лысый «Пикквик» отлетел на метр и грохнулся на поваленные доски забора. Кто-то наступил ему на пальцы. Он пискнул и замолчал.

– Они раздавят его! – в ужасе закричала Розалия.

– Да погодите вы! – озлился я и, перебежав улицу, выхватил у кого-то из-под ног онемевшего Харриса и, как куль, подтащил его к машине.

– Везите домой, – бросил я шоферу.

Дальнейшая судьба Харриса меня не интересовала. Да и других, пожалуй. Только бородач сказал равнодушно:

– Зря рисковали. Одним хапугой стало бы меньше.

А внимание зрителей было привлечено только что подъехавшей автомашиной, похожей на пожарную, но без шлангов и лестниц, а с короткими и тупыми жерлами, как у пушек на старинных гравюрах.

– Водомет, – сказал кто-то, а бородач заметил с ухмылкой:

– Кажется, начинается последнее действие.

Две мощные водяные струи, как стальные канаты, хлестнули по человеческому муравейнику, облепившему дом. Они ударили сверху и снизу, резанули по фасаду взад и вперед и начали бить в упор по секторам, двигаясь навстречу друг другу. Под ударами воды, сбивавшей с ног, люди падали, подымались, крича и захлебываясь, ползли на четвереньках, пытаясь уйти от водяных смерчей. Одним удалось вынести свою драгоценную добычу, другие растеряли ее под водяными хлыстами, третьи так и остались лежать на покрывших тротуар и часть улицы опрокинутых заборных щитах.

Разметав толпу у дома, водометы ударили по тротуару напротив, хотя там никто никому не мешал. Но водяные струи били без предупреждения и без разбора, словно атакующие стремились убрать всех свидетелей их атаки. Минуту спустя и наша группа была сметена водяным смерчем… Мне показалось, что на меня обрушился водопад. Ничего не видя, зажав нос и рот, чтобы не захлебнуться, опираясь на стену, чтоб не упасть, я кое-как выбрался из зоны водяного обстрела.

Бар был рядом. За столиками уже шумели, обсуждая происшествие. Я не вслушивался. Мокрый насквозь, я взобрался на табурет у стойки и промычал что-то нечленораздельное.

– Там были? – спросил бармен.

– Там, – прохрипел я.

– Я видел. Ужас!

– Ужас, – повторил я. – Чего-нибудь покрепче, Мэтт.

– Вам надо переодеться, сэр. Совсем промокли, сэр.

– Потом, – отмахнулся я. – Шотландского, пожалуйста.

Я пил, пока не согрелся. Потом вернулся домой, благо идти было недолго. Ни участников, ни зрителей спектакля на улице уже не было – только полукольцо солдат на посту возле дома. Он стоял по-прежнему пятиэтажным желтым бруском, но попорченный, как проказой, ямами, вздутиями, рубцами и ссадинами.

– Что с вами, Монти?

Я поднял голову: Сузи.

– Вошла без звонка, Монти. Дверь была открыта.

– Все равно, – сказал я.

Сузи присела возле меня на корточки и захлопотала.

– Не огорчайтесь, Монти. Что сделано, то сделано. Надо думать, что делать дальше.

– Вы видели? – спросил я.

– Я пришла, когда уже убирали раненых.

– Много?

– Несколько человек. Не так уж много, судя по рассказам о том, что творилось. Вы успокойтесь. Все уже кончилось.

– Нет, не все, – сказал я и мысленно воззвал об уничтожении дома со всем, что от него осталось. Пусть будет пустырь, как и раньше.

– Посмотрите в окно, – сказал я.

Сузи взглянула и вскрикнула:

– Это опять вы?

– Я.

Золотой дом исчез со всеми крупицами золотых крошек от стамесок и молотков. Вдоль каменного тротуара тянулся грязный земляной карьер.

– Теперь уже все, – сказал я, – только не знаю, что делать дальше.

– Я говорила с профессором Бруксом, – начала Сузи.

– Ну и что?

– К сожалению, пока ничего. Брукс не хочет вмешиваться. Не верит. Сравнил вас с Адамским.

– Кто это – Адамский?

– Какой-то шарлатан, который писал в американских газетах, что летал в другую галактику на летающем блюдце.

– Докатились, – хмыкнул я.

– Я была и у Каммингса в «Дейли трумпет». Рассказала все, как на исповеди. Он явно заинтересовался, но боится рисковать. Большая сенсация, слишком большая для одной газеты. Нужна, говорит, пресс-конференция. Что-нибудь помасштабнее и с пресс-конференцией можно рискнуть.

– Мне не масштабы нужны, а польза! – запальчиво отрезал я. – Хочется сделать что-нибудь полезное людям. Не хапугам вроде Харриса, а порядочным людям, обиженным жизнью.

Сузи помолчала, потом расцвела. Даже глаза заблестели.

– Я, кажется, придумала.

– Что?

– А если освободить Диаса и Лоретто?

Глава 10

ГЕОГРАФИЯ ВОЛШЕБСТВА

Мигель Диас и Хосе Лоретто были гражданами одной из латиноамериканских республик, где уже около года захватила власть военная клика. Ни того ни другого не за что было ни повесить, ни расстрелять – ни один из них не принадлежал к запрещенным военной диктатурой партиям. Но Диас и Лоретто руководили профессиональным союзом докеров, забастовка которых была явно не в интересах дирижировавших экономикой республики иностранных монополий. Бастующие продержались немногим более месяца, но в конце концов забастовка была сорвана правительственной олигархией, а Диасу и Лоретто предъявили наспех сфабрикованное обвинение в убийстве полицейского офицера, руководившего штурмом забаррикадированного забастовщиками столичного порта в Агиласе. И хотя Мигель и Хосе даже не были в это время в Агиласе, а находились от него за сотню километров, в другом центре забастовки – в порту Альмадене, оба оказались подходящими кандидатами для полицейской расправы. Обоим угрожала смертная казнь, и только полное отсутствие доказательств их виновности вынуждало военную прокуратуру откладывать судебный процесс, не суливший обвиняемым никаких надежд на спасение. Ни возмущение прогрессивной общественности всего мира, ни протесты даже немногих легальных общественных организаций Агиласа не поколебали деспотического решения диктаторов. Диас и Лоретто по-прежнему находились в тюрьме, ожидая суда.

Все это я знал из газет и телевизионных передач именно в таком схематичном изложении языком телеграфных агентств, лаконичных сообщений собкоров, редких кадров фото– и кинохроники. И естественно, что судьба Мигеля Диаса и Хосе Лоретто не могла не волновать любого мало-мальски порядочного человека. Однако неожиданное предложение Сузи, признаться, меня ошеломило. Освободить двух мучеников черной деспотии, конечно, чертовски заманчиво, но как это сделать? Предложить невидимкам поднять их в воздух и перенести, скажем, на Кубу? Абсурд! «Невидимки» способны только изменять структуру окружающих нас материальных форм, создавать мощные силовые поля и передвигаться со скоростью света. Но что будет с человеком в движении на такой скорости? Даже не физику ясно: каюк!

Когда я изложил все это Сузи, она засмеялась.

– Зачем все эти сложности, Монти? Разве мы не можем просто уничтожить тюрьму со всеми ее камерами и стенами?

– Так ведь останется тюремная стража с оружием.

– Можно уничтожить и оружие. Невидимки это сумеют.

– Допустим. А дальше?

– У тебя совсем нет воображения, Монти.

– Не знаю. Все это очень сложно.

– Проще простого. Только подумай.

– Не тяни.

– Сразу же начнется паника. Тюрьмы нет, оружия нет. Тюремщики в полной растерянности, кругом суматоха, все разбегаются. Диас и Лоретто, естественно, – тоже. Население кругом дружественное – мелкие ранчеро, пеоны, пастухи. Любой поможет.

Я задумался. Что такое Маз-Афуэра – тюрьма, где томились в ожидании неправедного суда Мигель и Хосе, я знал: видел снимки и текст в «Иллюстрейтед ньюс». Тюрьма была оборудована в почерневшем от времени каменном замке, принадлежавшем когда-то плантатору-южанину и завещанном им полицейской иерархии штата. Замок, построенный на сваях посреди Рио-Бланка, мутной и довольно широкой в этом месте реки в нескольких десятках миль к югу от Агиласа, был огорожен каменной стеной с угловыми башнями для кругового обстрела и причалами для полицейских судов. Ничего деревянного, кроме постельных нар и канцелярской мебели, в тюрьме не было – только металл и камень. Вокруг вода, заболоченные берега, пойма и высушенные трудом издольщиков крохотные участки земли. Бежать действительно будет не трудно и скрыться легко. Диас и Лоретто не преминут, конечно, воспользоваться чудесным исчезновением тюрьмы и, не ломая головы над объяснением случившегося, сбегут вместе с другими заключенными. Кого-то поймают, кому-то удастся и уйти от погони. Лоретто и Диасу это будет легче, потому что едва ли найдется в округе крестьянин, который не счел бы для себя счастьем помочь своим попавшим в беду соплеменникам. Все как будто предвещало удачу, и только одно обстоятельство вызывало сомнение. Сумеют ли невидимки найти нужную точку на карте мира и обнаружить там интересующий нас черный замок? Смогут ли воспользоваться привычными для нас географическими координатами, глобусом и снимками в «Иллюстрейтед ньюс» – номер этого журнала валялся у меня где-то на книжной полке.

– А зачем гадать? – вздернула плечиками Сузи. – Спросите у них сами. Если они еще здесь и смогут откликнуться.

Я последовал ее совету, мысленно предложив для переговоров уже испытанный телевизорный способ.

– Вы еще здесь? – спросил я.

«Да», – ответил беззвучно экран.

– Сможете ли вы найти любое указанное вам место на земном шаре?

«Мы можем связаться с любым полем в любой точке планеты».

– А если поля в данном районе нет?

«Оно возникнет».

– Сумеете ли вы ориентироваться с помощью наших географических координат?

«У нас свои методы ориентации и поиска. Ваши, с помощью так называемых карт, нам чужды, но воспользоваться их указаниями не так уж трудно».

– Тогда смотрите. – Я подошел к глобусу, стоявшему на тумбочке возле книжной полки, и ткнул шариковой ручкой в кружок с надписью «Лондон». – Это Лондон, в центре которого мы находимся.

«Не в центре», – поправил меня экран.

– Согласен, я говорил приблизительно. А теперь перенесемся сюда. – Я повернул глобус и указал на Рио-Бланка – черную ниточку реки близ обведенного кружком Агиласа. Кончик шариковой ручки пополз вверх по течению и дошел до кружочка, отступив от него на полсантиметра. – Нужное мне место находится в нескольких десятках миль южнее этого города, на пересечении соответствующих меридиана и параллели. Меридианы определяют долготу, параллели – широту, – пояснил я. – Счет широт ведется от экватора. Это южные широты, а это – северные. Долготу отсчитывают от гринвичского меридиана, он проходит почти там, где мы сейчас находимся, и ровным кольцом опоясывает Землю от полюса до полюса. Все меридианы Западного полушария определяют западную долготу, меридианы Восточного – восточную. Так вот: наша точка находится как раз на пересечении координат, которые можно обозначить, конечно приблизительно, точно подсчитать не могу. Все ли вам понятно для ориентации?

Экран ответил:

«Пока не все. Постараемся понять. Что вас интересует в этой точке?»

– Замок. Тюремный замок. Он стоит посреди реки, не на берегу, а на воде, на среднем ее течении. Он построен из почти черного камня, внутри находятся металлические конструкции лестниц, решеток, коридоров и камер.

«Что вы хотите?»

– Чтобы замок исчез. Вся его металлическая и каменная структура.

– Деревянные поделки пусть остаются, – добавила Сузи, – и все живое, конечно.

– В понятие металлических структур я включаю все виды оружия, от пулеметов на башнях до личного вооружения охраны, – сказал я. – Вы знаете, что такое оружие?

«Знаем».

– Так сумеете ли вы уничтожить и оружие, и тюремный замок?

«Попробуем конденсацию поля в этом районе», – ответил экран.

– Как долго мне ждать ответа?

«Секунды по вашему исчислению времени».

Экран умолк, но все еще светился. И мы молчали, даже не смотрели друг на друга, я лишь мельком заметил, как у Сузи дрожали пальцы. Я взглянул на секундомер.

– Восемнадцать секунд. Пока еще ничего нет.

– Подождем.

Двадцать секунд, двадцать три, двадцать восемь, тридцать… Молчание. Найдут ли они этот чертов замок? Вероятно, река, на которой он стоит, мутная, грязно-серая от илистых отложений. И болота на берегу, ядовитая зелень травы, хижины из старых бидонов – «бидонвилли» – на клочках добросовестно ухоженной суши… Сорок секунд, сорок пять… Стрелка ползет к пятидесяти, как поезд, тормозящий у станции.

Экран снова заговорил.

«Мы нашли эту точку».

– А замок?

«Тоже».

– Что с ним?

«Его уже нет».

– Уничтожили?

«Мы называем это иначе».

«Какая разница?!» – захотелось крикнуть мне. Нет больше зловещей тюрьмы, нет ни стен, ни решеток, ни «смит-и-вессонов» у стражников, нет даже пуговиц на их форменках. Ничего каменного и металлического. Никаких запретов и наказаний.

Я мгновенно представляю себе, как это происходило. Первые мгновения – растерянность, испуг, суета. Потом в сознании каждого, как удар молнии, – мысль о свободе. Что случилось? Где тюрьма? А не все ли равно, когда стражники хватаются за оружие, а его нет. Почему нет? Где тут думать, почему нет, если светит солнце и до берега совсем близко – возьми доски из-под нар, вот тебе и плот. Или скамейку – и плыви на ней, как на доске. Заключенные уже сообразили, что к чему, и вяжут охранников. Чем вяжут? Веревок же нет под рукой. Но есть подстилки на бывших нарах, их можно разорвать на полосы и скрутить жгутом. А на берегу – кто через болота в тростники, в кустарники поймы, кто в одну из хижин «бидонвиллей» на клочках суши. Диаса и Лоретто не «продадут» – спрячут, а затем на каком-нибудь древнем, замызганном «фордике» доставят обоих на север к партизанам.

Экран все еще светился, словно ожидая вопросов, и я не выдержал, крикнул:

– Почему вы не спрашиваете, зачем мне это?

«Мы знаем все, что ты думаешь. Но это лишено разумной ясности. Хаос. Сумбур. Игра частиц разума, ритмы которых необъяснимы».

И свет и надпись исчезли. Экран потемнел.

– А все-таки мы победили, Монти, – сказала Сузи.

– Победили, – машинально повторил я.

Наполнявшая меня радость вдруг ушла. Голова чуть-чуть кружилась, в глазах рябило, по телу расползалась, как что-то жидкое, противная слабость, размягчавшая каждый мускул. Руки опустились и отяжелели. Я хотел встать и не мог.

– Что с вами, Монти? – испугалась Сузи.

– Ничего страшного. Должно быть, простудился утром или сказалось напряжение последних минут.

– Сбегать за доктором?

– Отлежусь.

– Я прибегу, если что-нибудь появится в вечерних газетах.

– А что появится, кроме вариантов истории с домом? Она мне уже надоела. Сообщений из Южной Америки, если успеют газетчики, следует ждать в утренних выпусках. Вот и приходите утром – в университете я, пожалуй, не буду.

Глава 11

ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДО

Я спал допоздна и насилу встал, от слабости даже качало. Еле съел овсянку за завтраком – и сразу к газетам.

Утренние все еще дожевывали «чудесные превращения дома» пополам с «золотой лихорадкой на улице». Описания я пропустил, а попытки наукообразно объяснить «любопытное явление материализации и временно-пространственной аритмии» могли вызвать улыбку даже у бродяги из Уайтчепела. Проще высказался епископ Дорчестерский, переадресовавший всех чаявших объяснения к Господу Богу: «Он наказал нас за алчность и корыстолюбие, и незачем обращаться к наукам, когда во всем случившемся только воля его».

Дальше я читать не стал, привлеченный интервью с неким профессором из Кембриджа, не пожелавшим назвать свою фамилию для читателей. Предусмотрительное пожелание: глупость всегда безнаказанна в маске. Оказывается, совмещение пространственных фаз может вызвать дубляж материальных форм в зоне стыка. Такое совмещение легко доказать математически, но физически оно недоказуемо. Метаморфоза кристаллической структуры камня легко объясняется направлением химических реакций в материальных объектах, затронутых таким пространственным совмещением. А золото, мол, чистая случайность, могла быть и медь.

Я уже готов был швырнуть газету на пол, как внимание мое привлекла телеграмма из Агиласа под заголовком: «Еще одно чудо, на этот раз в Южной Америке». Телеграмма кратко сообщала о загадочном исчезновении замка Маз-Афуэра на Рио-Бланка в нескольких десятках миль от Агиласа. Подробностей не было. Подробности редакция обещала в экстренном выпуске.

Выпуск этот принесла мне Сузи около двух часов дня. Самочувствие мое не улучшилось: слабость еще сковывала и глазам не хватало света, чтобы прочитать газетный текст. Он занимал всю первую полосу с жирной шапкой на все шесть колонок: «Чудеса продолжаются. Загадочный чудотворец переехал на другой континент».

«Как мы уже сообщали утром, – гласил текст корреспонденции, – бесследно исчез тюремный замок на реке Рио-Бланка в Южной Америке. Его не разбирали, не взрывали и не ломали. Он просто исчез, растаял, как облачко тумана на солнце. Ученые склонны считать это явлением атомного распада по неизвестным науке причинам. Наиболее поразительно, по их мнению, полное отсутствие проявлений энергии такого распада, эффект которого в естественных условиях был бы равносилен взрыву атомной бомбы».

Далее корреспондент подробно описывал местоположение замка, его внутреннее устройство, которое он характеризовал, как модернизованное средневековье, его защищенность каменной и водной преградой, почти исключающей возможность побега. «Исчезновение здания со всеми перекрытиями, лестницами, камерами и подсобными помещениями произошло рано утром, когда более половины заключенных были на прогулке в тюремном дворе. Его каменные плиты словно кто-то выдернул из-под ног, и все маршировавшие по ним очутились в воде. То, что здание стояло на каменных сваях посреди реки, спасло находившихся в это время на втором и третьем этажах замка. Их падение в воду обошлось без тяжелых последствий – лишь несколько человек получили травмы, ударившись на глубине о свайные выступы, да и то вода смягчила удар. Утонувших тоже не было, одни сумели вплавь добраться до берега, другие спасали не умевших плавать. Свайные площадки, залитые водой, оказались своеобразными „островками безопасности“, где нашли убежище большинство жертв катастрофы».

Ниже газета помещала интервью с начальником тюрьмы, полковником Педро Моралесом, очутившимся в одинаковом положении со своими заключенными.

«– Ваше первое впечатление, полковник? – спрашивал корреспондент.

– Испуг и недоумение. Потом сообразил и взобрался на свайную площадку, оказавшуюся рядом, когда я вынырнул. Жену и тещу спасли заключенные.

– Вы принимали какие-нибудь меры к их временной изоляции?

– Какие меры я мог принять, когда ни у меня, ни у охраны не оказалось оружия. Даже перочинные ножи и те исчезли. А вместе с ними и наручники, и ключи к замкам, и сами замки, и даже металлические крючки на штиблетах.

– Многим ли из ваших подопечных удалось скрыться?

– Нет. Бежало несколько уголовников, доплывших до берега, один пожизненно заключенный и два наркомана, находившиеся в момент катастрофы в тюремной больнице. Все прочие остались, в частности парни, отбывавшие срок за участие в студенческих беспорядках. Одному из них, добравшемуся до ближайшего почтового отделения, удалось связаться по телефону с городом и вызвать спасательный полицейский отряд. Через два часа примерно нас сняли со свай.

– А как вели себя Лоретто и Диас?»

Я не мог читать. Буквы прыгали и сливались.

– Не вижу, прочтите вы, – сказал я, передавая газету Сузи.

Она смутилась.

– Не огорчайтесь, Монти. Кто мог знать? Мы же хотели как лучше.

– Читайте, – оборвал я ее.

– «А как вели себя Лоретто и Диас? – повторила Сузи и продолжала: – Похвально. Помогали нашему врачу соорудить нечто вроде нар для травмированных при падении в воду, спасли трех или четырех, не умевших плавать, в том числе и мою жену, упавшую с высоты второго этажа, где находилась наша квартира. Я спросил Лоретто: почему он это сделал, не из желания ли выслужиться передо мной? Он ответил: „Я про’-сто хотел помочь женщине, дон Педро, независимо от того, чья она жена или дочь“.

– Может быть, в связи с его поведением суд смягчит приговор?

– Не думаю. Обвинение по-прежнему остается в силе».

Корреспонденту удалось побеседовать и с обвиняемыми, находящимися сейчас в камере для подследственных при полицейском управлении Агиласа.

«– Почему вы не воспользовались катастрофой и не бежали? Ведь стража не могла вас преследовать, – спросил он у Хосе Лоретто.

– Мы не хотели давать козырь прокуратуре. Побег был бы истолкован как признание вины.

– Зачем же рисковать в такой накаленной обстановке, какая создалась вокруг вас в городе и в стране? В Европе вы могли бы спокойно работать.

– Многие страны, конечно, дали бы нам политическое убежище, – заключил Лоретто, – но мы боролись и будем бороться вместе с нашим народом. Даже в случае судебной расправы выиграют в конечном итоге силы свободы и проиграет насилие».

Я тотчас же подумал, что Вэл бы предугадал этот ответ и предотвратил бы ненужное наше вмешательство. В ушах у меня, как морзянка, повторялись слова Сузи: «Мы же хотели как лучше, Монти». Хотели, да не сумели. Сказка Уэллса не повторилась. Я не мог творить чудеса. Ничего не доказал, ничего не успел и никому не принес никакой пользы. Вредная самодеятельность, сказал бы Вэл. Но у меня уже не хватало времени, чтобы его дождаться.

Я подумал об этом за минуту до того, как снова вспыхнул экран телевизора и последним чудом появилась на нем короткая надпись:

«Мы уходим».

Что-то мелькнуло за окном зеленой зарницей и погасло. Мы с Сузи не сказали друг другу ни слова. Зачем?

В комнату постучали. Вошла Розалия Соммерфилд с телеграфным бланком в руках.

– Вам телеграмма из Москвы, мистер Клайд.

– Прочтите, Сузи, у меня опять рябит в глазах. – Я протянул ей телеграмму, которая, как я понимал, ничего уже не могла изменить.

– «Есть возможность устроить встречу высшем уровне, – прочла Сузи, – Академия наук принципе поддерживает эксперимент тчк Вылетай Москву немедленно тчк Визой порядок Вэл».

– Поздно! – прохрипел я, хватаясь за ручки кресла. Комната закружилась вокруг меня. Закружилась и растеклась черной тушью.

Очнулся я не скоро и тотчас же зажмурился от яркого света. Все кругом было белым-бело, как зимой в альпийской Швейцарии: белоснежная постель, выбеленные стены и потолок, белая пластмассовая крышка стола и белые шторы на широком, во всю стену, окне. Я прислушался: говорили рядом.

– Все еще спит?

– Не так громко, доктор.

– Он не услышит. Слишком слаб. Сон каменный.

– Считаете, что безнадежен?

– Лейкозы вообще трудно излечимы, а этот лейкоз особенный. Словно белые тигры в крови.