Удобный случай выдался на пятые сутки нашего путешествия. Поздней ночью мы сидели за двойным регицидом. Партия разыгрывалась на двух параллельных досках. На первой, перевернутой, были расставлены солдаты в качестве коронуемых фигур, а на другой игра шла по сложным, запутанным правилам с участием блуждающих часовых и со свободой создания регентов на белых квадратах после третьего хода… Единственный вариант старинной стратегической игры, над которой даже мудрому Эмосу приходилось напрягать извилины.

Мы потягивали лучший амасек, каким мог обеспечить нас Стартис.

– Наш пассажир,– начал я, беря фигурку сквайра, но потом опустил ее обратно, обдумывая следующий ход, – что ты о нем думаешь? Ты ничего мне не говорил.

– Я не думал, что вправе говорить об этом,– сказал он.

Я переместил сквайра к группе из трех солдат и тут же пожалел об этом.

– Убер, как давно мы дружим?

Вообще-то можно было заранее предположить, что он на самом деле станет считать.

– Мне кажется, что в первый раз мы встретились в седьмом месяце…

– Приблизительно, я имею в виду.

– Ну, друзьями мы стали несколько лет спустя, после нашей первой встречи, которая…

– Думаю, можно сойтись на том, что по грубым прикидкам мы дружим… очень давно?

Он задумался.

– Можно, – наконец неуверенно кивнул Эмос.

– И ведь мы до сих пор друзья, верно?

– О, конечно! Ну, по крайней мере, я на это надеюсь. – Он быстро взял моего правого василиска и закрепился на второй линии. – Разве нет?

– Да, мы друзья. И я советуюсь с тобой.

Убер кивнул.

– Иногда мне кажется, тебя даже не надо просить о совете.

– Кхм… – Собираясь походить йалем[4], он поднял вырезанную из кости фигурку и стал разглядывать ее. – Меня всегда занимал йаль, – сказал он. – Геральдическое животное, история возникновения которого, судя по всему, уходит во времена, предшествующие Великой Ереси. Но что он собой представляет? Остальные фигурки имеют четкие аналогии, связанные с историческими традициями и структурой Империума. Но йаль… Из всех фигур в регициде он единственный остается для меня загадкой…

– Ты снова делаешь это.

– Делаю – что?

– Тянешь время. Уходишь от разговора.

– Я?

– Ты.

– Прошу прощения.

Он поставил фигурку, взяв одного из моих «хищников» ходом, которого я никак не мог предсказать. Теперь мои солдаты оказались зажатыми в тиски.

– Ну?

– Что – ну?

– Что ты думаешь?

Он нахмурился.

– Йаль. Очень странно.

Я резко подался вперед и взял его йаля. Это был глупый поступок, но он привлек внимание Эмоса.

– Я о другом. Пассажир.

– Это демонхост.

– Да, верно, – выдохнул я чуть ли не с облегчением.

– Ты заточил его в теле Вервеука на Микволе.

– Именно так. Мне кажется, вы видели, как я сделал это.

– Я был контужен и измотан. Но… да. Я видел.

– И что ты об этом думаешь?

Он превратил гвардейца в регента и тем самым проник в левую зону на моей стороне доски. До конца игры оставалось не более полдюжины ходов.

– Я стараюсь не думать о том, чего тебе это стоило. И о том, что человек, за которым я следовал все эти годы, которому доверял, внезапно обрел способность выпустить, использовать и снова заточить демонхоста. Я стараюсь не думать о том, что, возможно, Бастиан Вервеук был жив, когда совершался ритуал пленения. Стараюсь убедить себя, что мой драгоценный инквизитор не пересек ту черту, за которой нет пути обратно.

– Шах и мат, – добавил он после некоторой паузы.

Я признал поражение на обеих досках и откинулся на спинку кресла.

– Извини, – сказал я.

– За что?

– За то, что впутываю тебя в это.

– Твои вопросы…

– Нет. Я не об этом. В ходе охоты за Квиксосом мне довелось прикоснуться к некоторым темным знаниям. Главным в них было умение управлять демоном. И мне не хотелось его применять. Но титан – это уж слишком. Нельзя было позволить ему уцелеть. А противопоставить ему я мог только темные знания.

– Я понимаю, Грегор. Честно. В этой беседе не было необходимости. Ты сделал то, что должен был сделать. Мы выжили… по крайней мере, большинство из нас. Хаос остановлен. Это наша работа, верно? Никто и не говорил, что будет легко. Иногда необходимо чем-то жертвовать, иначе воля Бога-Императора не будет выполнена.

Он наклонился вперед, и его аугметические глаза заблестели в свете камина.

– Начистоту, Грегор… Если бы я думал, что ты стал каким-то слабоумным радикалом, сидел бы я здесь, играя с тобой в регицид?

– Спасибо, Убер.

Эмос заставил меня понервничать сильнее, чем я ожидал. С другой стороны, Медея, к разговору с которой я долго готовился, тоже преподнесла сюрприз.

– Демонхост… что? Мне все равно.

– Тебя это не беспокоит?

– Ни капельки. Меня волновал только Туринг, и ты бросил против него все силы, какие только мог.

– Да, это так.

– Ну вот и хорошо.

Мы сидели в роскошных, заваленных подушками креслах на обзорной палубе «Милашки».

– О, я поняла. Ты боишься, что мы все решим, что ты стал психошизоеретиком? – нахмурившись, спросила она.

Под «всеми» она подразумевала мою команду.

– А вы так решили?

– Проклятие, нет! Расслабься, босс! Умей я делать то же, что и ты, я поступила бы точно так же! Уничтожила бы Туринга любым доступным способом!

– Я сделал этого не ради твоего отца, Медея, – вздохнул я.

– Что?

– И да и нет. Конечно же, мне хотелось отомстить за Мидаса, но демонхоста я выпустил только потому, что Туринг и его треклятый титан угрожали уничтожить не только нас.

– Ты имеешь в виду ту планету?

– И ту планету… и другие.

– Верно. – Она спокойно пригладила волосы, убрала с лица прядь и потянулась к выпивке.

– В чем дело?

– Ты хочешь сказать, что, если бы планета была вне опасности, ты не стал бы вызывать демонхоста?

– Нет. Я хочу, чтобы ты поняла. Мне хотелось уничтожить Туринга. Хотелось, чтобы он заплатил за смерть твоего отца. Но я не стал бы призывать Черубаэля только из чувства мести. Это было бы слишком мелочным и недальновидным поступком. И потом, я бы не смог оправдаться даже перед самим собой. Демона я выпустил потому, что Фэйд Туринг уже не был просто моим личным врагом. Он стал врагом Империума. Я обязан был остановить его и не видел другого способа. На мое решение не повлияли эмоции, оно не было принято в минуту слабости. Мое решение было трезвым и обдуманным.

– Да какая разница! Туринг уничтожен, верно? Он сгорел? И все остальное меня не волнует. Хотя тебе не кажется, что ты мне кое-что задолжал?

– Я?

– Ты поклялся. На своих тайнах. Что я буду там, когда…

– Ты была там!

– Нет! Я не принимала в этом участия и не заставила Туринга страдать. Так что ты задолжал мне. И я хочу узнать твою тайну. Сейчас.

– Какую тайну?

– На твой выбор. Но она должна быть самой темной из тех, какие у тебя есть. Раз уж ты сам поднял вопрос… о Черубаэле…

Вот так я и рассказал ей о демонхосте. Все. Я сделал это, чтобы соблюсти свою клятву. А еще, как мне теперь кажется, потому, что хотел излить кому-то душу, а Биквин рядом не оказалось. Тогда я даже не задумался над тем, к чему это может привести.

Да простит меня Бог-Император.

Я всегда любил Гудрун, бывший столичный мир Геликанского субсектора. В течение долгого времени моя главная резиденция располагалась на перенаселенном Трациане Примарис. Но только ради удобства. В конце концов, это нынешний столичный мир и именно здесь находится Дворец Инквизиции. Я стараюсь как можно реже бывать на Трациане, потому что эта планета угнетает меня.

После жутких событий, произошедших во время Священной Новены пятью десятилетиями ранее, я переместил свою основную резиденцию на более спокойную Гудрун. Возвращаясь туда, я, так или иначе, чувствовал себя в безопасности.

Мы распрощались со Стартисом и сгрузили свой багаж на частный челнок. Для Черубаэля я подготовил грузовой модуль, полностью покрыв его письменами и защитными знаками. На это ушло много часов. Затем я провел соответствующие обряды и заковал демонхоста внутри модуля, добавив заклятие, которое должно было принудить его к покорности. Безмолвные сервиторы погрузили демонхоста в челнок.

Мы начали спускаться к Гудрун.

Я разглядывал поверхность планеты в иллюминаторы пассажирского отсека. Необъятные зеленые просторы диких земель и лесов, синева морей, выстроенные в четком порядке древние города. Много лет здесь располагалась столица субсектора, пока раздутый гигант Трациан Примарис не присвоил себе эту роль. По опыту я знал, что зла и коррупции здесь гнездилось ничуть не меньше, чем в любом другом имперском мире. Но, при всех недостатках и пороках, Гудрун была воплощением жизни Империума, исключительным примером той культуры, охране которой я посвятил свою жизнь.

Спускаясь, мы сделали небольшой крюк. Я решил, что разумнее будет спрятать Черубаэля где-нибудь подальше от своей резиденции, хотя раньше держал его в тайной темнице, устроенной в глубоких подземельях. Если за событиями на Дюрере последуют официальные разбирательства, мое поместье может стать объектом всевозможных нежелательных проверок.

В свое время я тайно приобрел на Гудрун несколько построек. Они не были зарегистрированы на мое имя, поэтому их можно было использовать в качестве укрытий или для личного уединения. Одним из таких зданий стала полуразрушенная наблюдательная вышка в трехстах километрах к югу от моего поместья. В прошедшие годы я не раз убеждался в том, что это место весьма способствует размышлениям.

С помощью сервиторов челнока я разместил покрытый защитными знаками грузовой модуль в подвале. А затем провел необходимые ритуалы удержания и активизировал простой, но эффективный сигнальный периметр, который установил в башне сразу, как только купил ее.

На какое-то время предпринятых мер должно было хватить. Позднее я очень порадовался, что сделал тогда все именно так.

Домом мне служило величественное поместье на Гостеприимном Мысе, в двадцати минутах полета от освященного веками города Дорсай. Поместье называлось Спаэтон-хаус, в честь построившего его дворянского рода. Вилла была возведена в форме буквы «Н» из серого аузилита и покрыта позеленевшей медной черепицей. К главному зданию примыкали гаражи и конюшни, авиационный ангар, хранилище дронов, прославленный ландшафтный сад с лабиринтом (чья математика была рассчитана самим Крауссом), гавань в личном фьорде и великолепный луг. С севера и востока поместье окружали первозданные леса, фруктовые сады и зеленые выгоны, а с террасы открывался отличный вид на залив Бишиин.

Мы прибыли поздно вечером. В доме было тепло, чисто и все подготовлено к нашему возвращению. Нас встретила Джарат, моя домоправительница, пожилая располневшая женщина, в своем любимом сером платье и шапочке с белой вуалью. Рядом с ней стояли Джабал Киршер, начальник службы безопасности, и Ольдемар Псалус, мой архивариус и библиотекарь. Возле них – Элина Кои из Дамочек и астропат Йекуда Вэнс. Остальные тридцать человек домашней челяди – горничные, конюхи, садовники, повара, виночерпии, скотники и прачки – были в свежеотутюженной белой униформе. Они и еще пятеро облаченных в черную броню офицеров службы безопасности выстроились чуть поодаль вдоль стены холла.

Я поприветствовал каждого лично. С тех пор как я в последний раз бывал дома, Джарат и Киршер наняли нескольких новичков. Я посчитал необходимым поговорить с ними и узнать их имена: Литу, веселая молодая горничная; Кронски, сотрудник службы безопасности; Альтвальд, возглавивший штат садовников после ушедшего на пенсию отца.

Меня мучил вопрос, когда от нас уйдет Джарат. Или Киршер, если уж говорить об этом. Джарат, наверное, никогда, решил я.

Первым делом я направился в подземелье, отключил щиты и дезактивировал замки, а затем потратил уйму времени на то, чтобы стереть все следы пребывания демонхоста. С помощью огнемета я очистил стены, выжигая рунические надписи. Тем же способом кремировал и жуткие останки предыдущего тела – носителя Черубаэля. Теперь это была просто пустая оболочка, лежащая среди провисших цепей. Когда-то ее искусственно вырастили по моему тайному заказу, чтобы впервые призвать демонхоста. В то время мне было трудно решиться даже на использование этого синтетического тела.

Вспомнив о Вервеуке, я вздрогнул. А потом все сжег.

И отправился в ванну.

Я пролежал в горячей воде несколько часов кряду.

Первые две недели, проведенные в Спаэтоне, ушли только на то, чтобы оправиться от пережитого на Дюрере. Я пытался расслабиться или, по крайней мере, прийти в себя еще во время путешествия к дому, но в дороге чувствовал себя напряженно из-за постоянных забот об удержании демонхоста.

Теперь, наконец, можно было позволить себе отдохнуть.

Я гулял по тропинкам Гостеприимного Мыса, подолгу смотрел на волны, разбивающиеся о камни гавани. Теплыми вечерами читал в саду или помогал младшим садовникам собирать ранние паданцы в плетеные корзины.

Я блуждал повсюду и, казалось, нигде. В библиотеке, на конюшнях или в своем кабинете – везде меня преследовали мысли о Елизавете.

Секретарскую работу, которую раньше выполняла Биквин, взял на себя Эмос. Каждое утро перед завтраком он докладывал мне о полученных сообщениях, а я говорил ему, как с ними поступить. Он отвечал на письма, оставляя частную корреспонденцию для моего дальнейшего рассмотрения, составлял реестр официальных посланий.

Он знал, есть только несколько сообщений, которыми я готов озаботиться: информация о Биквин, прямые послания от Ордосов или что-либо от Фишига.

Шла третья неделя моего пребывания в поместье. Однажды ранним утром, когда лучи восходящего солнца еще только начали рассеивать туман над Мысом, я фехтовал с Джабалом Киршером в пугназеуме[5]. Я потерял форму, а потому избрал режим легких боевых тренировок. Мы проводили так уже третье утро.

Одетые в облегающие комбинезоны с утыканными шипами налокотниками и вооруженные шкорами – картайским тренировочным оружием с чашевидным эфесом, – мы кружили по площадке пугназеума.

Джабал мастерски владел холодным оружием, но был уже не молод, и, пребывай я в идеальной форме, мне не составило бы труда победить его. В чем он действительно превосходил меня, так это в знании боевых техник и в стратегии, ведь именно этому он учился всю жизнь.

В то утро Джабал, пользуясь моей вялостью и медлительностью, с терпеливым мастерством раз за разом одерживал надо мной верх. Три четверти часа, пять схваток, пять уколов. Его стареющее лицо блестело от пота, но на его счету было в пять раз больше побед.

– Может быть, хватит на сегодня, сэр? – спросил он.

– Ты слишком милосерден ко мне, Джабал.

– Проткнуть вас пятью прямыми выпадами – это милосердно?

Я повесил шкору на пояс и подтянул ремни защитного рукава.

– Будь я одним из новичков в службе безопасности, получил бы от тебя по приличному синяку за каждый из пяти проигрышей.

Киршер улыбнулся и кивнул:

– Верно. Однако синяки не помешали бы бывшему солдафону Гвардии или головорезу из трущоб. Они напоминали бы ему о том, что его новая работа – не просто хорошо оплачиваемая отставка. Мне кажется, вам такой урок не нужен.

– Никто не может быть слишком мудр, чтобы учиться, – послышался знакомый голос.

В дверях пугназеума стояла Медея. Девушка медленно обошла зал по краю, то скрываясь в тени, то оказываясь в ярко-желтых прямоугольниках света, льющегося сквозь окна крыши.

– Просто повторяю один из твоих многочисленных афоризмов. – Она посмотрела на меня в упор, и я понял, что с ней творится неладное.

Похоже, Киршер тоже что-то почувствовал. Краем глаза я заметил, как он поежился.

– Позволь мне поспарринговать с ним, – произнесла Бетанкор.

Я кивнул Джабалу. Он поднял шкору в картайском приветствии и покинул круглый зал.

Медея сняла свою светло-вишневую безрукавку и повесила ее на оконную ручку.

– И какое же оружие мы выберем? – Я налил в кубок воды из графина, стоявшего на стойке, и сделал глоток.

Тем временем она подошла к оружейному терминалу, включила монитор и стала быстро прокручивать графические шаблоны. Я заметил, что на Медее плотный полубронированный комбинезон, а на ногах – тренировочные туфли. «Значит, она заранее подготовилась», – подумал я.

– Мечи и энергетические щиты, – объявила Бетанкор, останавливая меню и щелкая по тумблеру выбора.

Последовали отдаленный скрежет и треск – автоматизированные системы арсенала, расположенного под полом пугназеума, извлекли выбранное оружие из стоек и подняли его к нише в стене рядом с терминалом. Два защитных модуля. Два коротких, слегка изогнутых меча с кастетными рамками на рукояти. Медея бросила один из них мне. Я аккуратно подхватил клинок, убрал свою шкору обратно в нишу и взял щит. Энергетический щит застегивался на левом предплечье. Из него выдвигался круглый механизированный эмиттер, размером с карманные часы. При включении он проецировал энергетический диск, который защищал тыльную сторону запястья и предплечья.

– Внимание, вами выбрано смертельное оружие. Внимание, вами выбрано смертельное оружие…– Терминал повторял предупреждение мягко, но настойчиво.

Я нажал клавишу и отключил его.

– Если ты боишься, мы можем взять модули побольше, те, которые защищают все тело,– предложила Медея.

– С чего это я должен бояться? Это ведь только тренировка.

Мы активировали эммитеры и встали чуть боком друг к другу, щит к щиту.

– Подать сигнал! – приказал я.

– Три, – донеслось из динамика терминала, – два, один… бой.

Медея атаковала первой.

Она ударила с разворота и одновременно заблокировала мой выпад. Столкнувшись, поля энергетических модулей наших щитов загудели и засверкали. Защищаясь, я ударил ее снизу. На мгновение оба клинка оказались запертыми в полях щитов. Раздалось протестующее шипение сгустка электрической энергии.

Нам пришлось разойтись. Мы закружились в боевом танце.

Она снова наступала, выбрасывая меч вперед, но он каждый раз встречался с моим щитом.

Однако Медея была осторожна. Эти приемы стары, как все миры вместе взятые. Есть только одно правило: если ты хочешь остаться в живых, больше работай щитом. Но если ты хочешь победить – атакуй.

Я держал энергетический модуль прямо перед собой, а она часто оказывалась открытой. Ее щит чуть запаздывал, словно забытый в небрежении, приглашая меня оступиться или сделать опрометчивый выпад.

Я сменил тактику. Удерживая клинок так, чтобы он все время находился в поле зрения Медеи, я решил использовать энергетический модуль, как учил меня Гарлон Нейл. Щит тоже являлся весьма эффективным оружием. Мало того что им можно было блокировать выпады противника, он мог также захватить или даже сломать меч. Кроме всего прочего, можно нанести врагу смертельный удар в кадык кромкой энергетического щита.

Внезапно Медея прокрутилась вокруг своей оси, и поле моего энергетического модуля затрещало при столкновении с ее полем. Удар был такой силы, что я чуть не раскрылся. Медея и не думала ослаблять натиск и занесла меч. Я подставил свой клинок, и мы обменялись стремительными выпадами.

Через секунду ее оружие оказалось в нескольких сантиметрах от моей щеки. Мне пришлось вскинуть щит и меч и скрестить их. Воспользовавшись этим, она чуть присела, развернула свой энергетический модуль и ударила меня в живот. Я согнулся и упал на маты.

– Достаточно? – спросила Медея.

– Давай еще раз, – поднимаясь, произнес я.

Она снова наступала, следуя за клинком. Этого и следовало ожидать. Я увернулся и сделал ложный выпад, позволяя ее щиту отбить мой меч.

Шипящий энергетический диск выбил оружие из моей руки, ужалив пальцы.

Так, как я и рассчитывал.

Медея на секунду отвлеклась, проследив взглядом за полетом клинка. Не теряя времени, я перехватил ее руку со щитом выше локтя, резко дернул вниз, и энергетический диск заблокировал ее собственный меч. Бетанкор растерялась, и тогда я ударил ее щитом между лопаток. Она упала.

Я мог ударить ее по спине ребром щита, а мог и по лицу. Но мы ведь только тренировались.

– Достаточно? – спросил я.

Она не ответила.

– Медея?

Бетанкор выключила и сняла свой щит.

– О чем ты думаешь?

Она подняла на меня глаза и тихо произнесла:

– Я никогда не хотела мести.

– Раньше ты говорила иначе.

– Знаю. И думаю, что это тоже было верно. Часть меня хотела поквитаться. Месть… я не чувствую…

– Удовлетворения?

– Вообще ничего. Только пустоту. Оцепенение и пустоту.

– Ну… кажется, я предупреждал тебя об этом.

Я помог ей подняться. Мы молча сложили оружие обратно в нишу, чтобы автоматическая система вернула его в хранилище. А потом взяли по кубку с водой и через боковые двери пугназеума вышли на залитую солнцем террасу.

День обещал быть жарким. На светло-голубом небосводе не было видно ни единого облачка. Темный лес манил прохладной тенью. Гавань вдалеке подернулась легкой, почти прозрачной дымкой, а блики солнца сверкали на волнах, словно бриллианты.

– С той самой поры, как я достаточно повзрослела, чтобы понять, что сотворил Фэйд Туринг, – сказала Медея, – мне постоянно что-то не давало покоя. Я всегда думала, что желаю отомстить ему.

– Месть – всего лишь прикрытие для других, более значимых эмоциональных реакций, – ответил я.

Она скорчила кислую мину.

– Перестань пытаться быть моим отцом, Эйзенхорн.

С таким же успехом она могла бы отвесить мне пощечину. Я никогда и не думал играть роль ее отца.

– Я только хотел сказать…

– Ты мудрый человек, – прервала она меня. – Умный. Знающий. На все вопросы у тебя есть исчерпывающие ответы.

– Почти на все.

– Но ты не чувствуешь.

– Не чувствую?

– Ты знаешь многое, но не чувствуешь того, о чем говоришь.

Мне показалось, что я не совсем правильно ее понял. Поэтому я не спешил с ответом и некоторое время молчал, прислушиваясь к далекому щебетанию лесных птиц. В саду тоже пели птицы. А под деревьями два молодых садовника утрамбовывали лужайки при помощи тяжелого катка.

– Я чувствую…

– Нет. Очень часто ты не чувствуешь смысла сказанного. Твои советы – это только премудрости, в которые ты не вкладываешь сердце.

– Мне жаль, что ты так думаешь.

– Я не имею права критиковать тебя, Грегор. Но ты настолько занят тем, чтобы поступать… правильно, что вовсе не интересуешься тем, почему же это правильно. Я имею в виду… – Она замялась, подбирая слова.

– Что?

– Не знаю.

– Попытайся.

Медея нервно глотнула воды из кубка.

– Ты сражаешься так, как учит тебя Киршер, только потому, что он считает это наилучшим способом сражаться.

– Как правило, так и есть.

– Конечно. Он же эксперт. Именно поэтому ты победил меня. Но почему это лучший способ? Например, с этим конкретным оружием?

– Потому что…

– Потому что он так сказал? Он прав. Но почему он прав? Ты никогда не задаешься такими вопросами. Никогда не задумываешься над тем, какие ошибки были сделаны, чтобы прийти к этому правильному выводу.

– Я все еще не уверен, что следую за твоей мыслью…

Она улыбнулась и покачала головой.

– Конечно нет. Вот моя точка зрения. Всю свою жизнь ты только и делал, что изучал оптимальные способы действий во всем. Искал наилучший способ сражаться, наилучший способ ведения расследований. Даже наилучший способ обучения. Но спрашивал ли ты себя когда-нибудь, почему поступать именно так – лучше всего?

Я поставил кубок на низкую ограду террасы.

– Жизнь слишком коротка.

– Это жизнь моего отца оказалась слишком коротка.

Я промолчал.

– Мой отец погиб, и я все время чувствовала потребность что-то сделать. Теперь ты говоришь мне, что я не желала мести. И ты, черт возьми, прав. Месть – это хлам. Ничего не стоящий мусор. Но почему? В чем тогда я нуждалась на самом деле?

– Я всего лишь пытался спасти тебя от пустого расходования душевных сил. – Я покачал головой. – Месть – это бесполезная трата времени и…

– Нет. – Медея прямо взглянула мне в глаза. – Вот видишь, опять. Ты снова предлагаешь мне способ… отвлечься. Потому что я не могу совершить того, о чем на самом деле мечтаю.

Я почувствовал, что начинаю терять терпение.

– И что бы это могло быть, Медея? Тебе это известно? – спросил я.

– Теперь – да,– сказала она.– Мне действительно кое-что было нужно от Туринга, но только не плата по счету. Мне нужно было то, что он у меня отнял. Мой отец. Будь у меня возможность общаться с отцом, Туринг вряд ли стал бы занимать мои мысли.

Она была права. Все стало настолько очевидно, что меня бросило в холод. Я задумался, сколько еще подобных ошибок успел наделать в жизни благодаря своей переполненной знаниями голове и промерзшему сердцу.

Я оглянулся на пугназеум и увидел, что светло-вишневая безрукавка Мидаса все еще висит там, где ее оставила Медея, припав к одному из окон, словно угодившая в ловушку бабочка.

– Я могу дать тебе то, чего ты хочешь, – сказал я, – по крайней мере, отчасти. Если ты действительно желаешь этого.

Я вызвал астропата Вэнса и приказал ему приступить к приготовлениям. Он предложил провести сеанс вечером, когда в доме все утихнет. Я согласился и попросил Джарат подать легкий ужин пораньше и оставить холодную закуску на случай, если мы захотим подкрепиться после того, как закончим с делами.

В семь часов мы с Медеей отправились в читальный зал, расположенный прямо над главной библиотекой. Я дал Киршеру четкие инструкции, строго-настрого запретив нас беспокоить. Большая часть домашней прислуги должна была пораньше отправиться либо по своим делам, либо на отдых.

Архивариус Псалус сидел в библиотеке и ремонтировал переплеты нескольких потрепанных книг.

– Оставь нас на некоторое время, – сказал я ему.

– И что мне делать?

Он выглядел расстроенным. Одряхлев от прогрессирующей и изнуряющей болезни, Псалус практически переехал жить в библиотеку. Она стала его маленьким мирком, и, выгоняя Ольдемара, я чувствовал себя полной сволочью.

– Иди, посиди в кабинете, понаблюдай за тем, как появляются звезды. Возьми хорошую книгу.

Он огляделся вокруг и засмеялся.

Моя библиотека находилась в самом центре Н-образного здания Спаэтон-хауса и занимала два этажа. Нижний ее уровень был разделен многочисленными стеллажами, а наверху располагалась галерея, вдоль стен которой также стояло множество книжных шкафов.

Газовые светильники, свисающие с потолка на изящных цепях, освещали теплым золотистым сиянием ряды читальных аналоев, установленных на первом этаже. Кроме этого, места для чтения были оборудованы настольными лампами, дающими более яркий голубоватый свет.

В библиотеке постоянно поддерживалась одинаковая комфортная температура, а специальные системы следили за уровнем влажности воздуха, дабы излишняя сырость не повредила книгам. Здесь всегда чуть-чуть пахло полиролью для мебели и химическими консервантами, а от стазис-контейнеров, в которых хранились наиболее старые и хрупкие экземпляры, веяло озоном.

Когда Псалус удалился, захватив с собой копию «Жизнеописаний» Бойденстайра, я повел Медею по металлической лестнице на верхнюю галерею, а оттуда к тяжелой двери личного читального зала, находящегося в дальнем конце помещения.

У двери Бетанкор остановилась.

– Я взяла с собой вот это. – Она достала из кармана главианский игломет. – Он принадлежал моему отцу. Один из пары, сделанной специально для него.

Кто, как не я, знал об этом. Медея до сих пор пользовалась обоими пистолетами.

– Оставь его снаружи, – сказал я. – Не слишком хорошая идея пытаться устанавливать связь через оружие. Даже через такую семейную реликвию, как эта. Яд смерти пропитал его сущность. Нам хватит и безрукавки.

Она кивнула и положила оружие на книжную полку. Мы вошли в читальный зал. Вэнс уже ждал нас. В маленькой комнатке горели свечи. Вокруг застеленного плотной тканью стола стояло три стула. Последние лучи закатного солнца переливались в витражном оконце, расположенном под самым потолком читальни.

Мы заняли свои места. Йекуда Вэнс, высокий, сутулый мужчина, с доброжелательным взглядом утомленных глаз, аккуратно расстелил на столе светло-вишневую безрукавку Мидаса. Астропат уже погрузился в медитацию и вот-вот должен был впасть в транс. Мне оставалось с помощью Воли привести Медею в состояние восприимчивого спокойствия.

Аутосеанс начался. Это достаточно простая псионическая процедура, которой мне неоднократно доводилось пользоваться в процессе расследований и различных изысканий. Вэнс служил каналом, проводящим энергии варпа. Я сфокусировал силы собственного сознания, чтобы подготовить нас к предстоящему общению. Наконец, в комнату проник холодный, морозный свет. Очертания окружающих предметов стали размытыми и полупрозрачными. Казалось, само измерение в небольшом читальном зале вытягивалось и нетерпеливо колебалось.

Безрукавка Мидаса превратилась в клубы бирюзового дыма. Над ней появилась некая аура, наполненная отзвуками чьих-то голосов, теплом касавшихся ее рук, импульсами людских сознаний, всем, что она накопила за время своего существования.

– Возьми ее, – сказал я Бетанкор. – Дотронься.

Медея осторожно протянула руку и провела пальцами по краю ауры.

– Ой, – воскликнула девушка, когда неясное свечение вдруг стало наливаться цветом и бугриться при ее прикосновениях.

Мы исследовали псионические воспоминания, «прилипшие» к этой одежде, пока не нашли отца Медеи. Мидас Бетанкор, пилот, воин, мой друг. Мы выманили его фантом из небытия.