Чингиз Абдуллаев
Волшебный дар
«Однако же, для того, чтобы люди могли придерживаться истины, им, видимо, следует для начала узнать, в чем состоят заблуждения. Узнать на собственном опыте. Не могу ответить на этот вопрос простым „да“ или простым „нет“, но верю в то, что познать заблуждения необходимо».
Жозе Сарамаго, «Воспоминание о монастыре»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Он стоял на небольшом холме, наблюдая за игрой. Каждое точное попадание мяча в лунку сопровождалось одобрительным гулом зрителей. Игроки неторопливо выбирали клюшки для ударов. Во время игры в гольф важно не только правильно рассчитать силу удара, но и подобрать для его выполнения нужную клюшку.
Среди игроков выделялся один – коренастый мужчина среднего роста с пышными темными усами. Его собственные удары отличались безукоризненной точностью. Но при этом было заметно, как ревниво он следит за игрой, эмоционально реагируя на удачные проходы своих соперников.
– Он все равно выиграет, – убежденно заявил незнакомый мужчина, остановившийся рядом с Дронго.
– Почему вы так уверены? – спросил Дронго, с интересом взглянув на незнакомца, заговорившего с ним по-английски.
У того было мясистое лицо с крупным носом и изогнутыми, словно от удивления, бровями. На голове мужчины почти не осталось волос, да и поседевшие виски выдавали его возраст – лет пятьдесят. Дронго оценил красный пуловер незнакомца с небольшой акулой – знаком престижной фирмы – на груди и его мягкие прогулочные брюки.
Подошедший, судя по всему, неплохо разбирался в игре.
– Это один из самых известных игроков в гольф, – поведал незнакомец. – Он не только чемпион мира среди любителей, но и совладелец нашего отеля. Можно сказать, что он играет на своем поле, в гольфе этот термин особенно применим. Он знает здесь каждую кочку, каждый изгиб ландшафта. Мануэль Сильва. Его портрет висит в холле нашего отеля. Когда будете проходить, обязательно обратите внимание. Вы, кажется, приехали недавно?
– Только сегодня утром, – подтвердил Дронго. – Я много слышал об этом отеле в Алворе. Раньше я был на юге Португалии – в Алгарве – только проездом. Это ведь один из лучших курортов в мире?
– Самый лучший! Изумительное место, – восторженно сказал незнакомец. По-английски он говорил с довольно сильным русским акцентом.
Дронго усмехнулся.
– Вы давно прилетели из Москвы? – спросил он.
– Откуда вы знаете, что я прилетел из Москвы? – изумился неизвестный. – Разве мы раньше встречались с вами?
– Нет, – улыбнулся Дронго, – но вас выдает ваш акцент. Я сразу подумал, что вы из Москвы.
– Вы не итальянец? – еще больше удивился его собеседник. – А я решил, что вы либо испанец, либо итальянец. Если бы вы были португальцем, то наверняка узнали бы Мануэля Сильву.
– Я тоже прилетел из Москвы, – ответил Дронго, – только транзитом через Севилью.
– В таком случае давайте перейдем на русский язык, – предложил неизвестный. – Моя фамилия Сарычев. Николай Андреевич Сарычев. Я один из владельцев московского гольф-клуба «Титаник». Вы слышали о нашем клубе?
– Немного, – ответил Дронго. – А я Дронго. Меня обычно так называют.
– Неужели тот самый Дронго, – всплеснул руками Николай Андреевич, – знаменитый сыщик?
– Не знаю, насколько знаменитый, но точно не сыщик. Я всего лишь частный эксперт по вопросам преступности…
– Знаю, знаю, – перебил его Сарычев, – мне про вас столько рассказывал мой друг Эдик Халупович! У него были какие-то неприятности с женщинами, и вы ему очень помогли.
– Ничего себе «неприятности», – улыбнулся Дронго, – ваш друг, как видно, не утратил чувство юмора. Из-за этих неприятностей он мог получить лет двадцать тюрьмы. Его хотели обвинить в убийстве.
Сарычев присвистнул и покачал головой.
– Значит, вы действительно хороший сыщик, – убежденно произнес он, – но надеюсь, что здесь ваши способности не понадобятся. Поздней осенью в этом отеле почти не бывает обычных отдыхающих. Сюда приезжают только страстные фанаты гольфа, заранее договариваясь, чтобы разыграть любимые партии. Любовь к гольфу – это что-то сродни мании. Если вы начнете играть, то уже не сможете остановиться… Посмотрите, какой замечательный удар. Это Алваро Карнейро, известный португальский адвокат. Гольф – прекрасная игра!
– Не сомневаюсь, – согласился Дронго, повернув голову в сторону игравших.
– А вы сами не пробовали? – оживился Сарычев. – Такой известный человек, как вы, должен стать членом нашего клуба.
– Я не играю в гольф, – признался Дронго, – мне для этого не хватает куртуазности. Или буржуазности, как хотите. И я не из новой аристократии. Вот Шон Коннери играет в гольф, но он стал сэром и имеет на это право.
– У нас в клубе уже немало известных людей, – продолжал Сарычев. – Многие российские бизнесмены хотели бы научиться профессионально играть в гольф. Теннис и гольф – сейчас самые модные виды спорта. И еще горные лыжи.
– Теннис любил прежний президент России, нынешний любит горнолыжный спорт. Интересно бы узнать, кто из руководства любит гольф? – иронично заметил Дронго.
– Это правда, – рассмеялся Сарычев, вскинув короткие руки. – Пока что гольф предпочитают короли и банкиры. К примеру, сюда приехал мистер Фармер, один из самых богатых людей мира. Он предан гольфу уже полвека. Говорят, что за это время он перебывал партнером по игре почти у всех коронованных особ Европы. Но и у нас в клубе тоже очень солидные клиенты.
– Ваш контингент состоит из моих потенциальных клиентов, – мягко сыронизировал Дронго, – некоторых из них я знаю…
– Конечно, знаете, – не заметил иронии Николай Андреевич, – именно поэтому вам пора стать членом нашего клуба. Но простите, кажется, сейчас будет бить Вилари. Хочу подойти ближе – посмотреть, чем закончится игра.
– Кто такой Вилари? Знакомая фамилия…
– Еще бы! Это же международный авантюрист. Мошенник, не раз привлекавшийся к суду. Бывший актер. Снялся в нескольких французских и итальянских фильмах. Но – ничего особенного, никаких успехов… Любит играть в гольф, теннис, обожает казино. Два раза приезжал к нам в Москву. Жуир, альфонс. Недавно женился на самой Кэтрин Фармер. Она намного старше его. Наверное, вы видели Энрико Вилари по телевизору или читали о нем в газетах… Извините, я вас оставлю.
Сарычев прошел дальше, а Дронго взглянул на высокого красивого итальянца, замахнувшегося для удара. В этот момент солнце ярко сверкнуло на металлических частях его клюшки, на долю секунды ослепив наблюдателя.
Отель «Меридиан», расположенный на южном побережье Португалии, размещался на площади в триста шестьдесят акров. Большую часть его территории занимали многочисленные поля для гольфа, спроектированные одним из самых известных в мире специалистов в этой области дизайна Генри Коттоном. Именно поэтому здесь часто проходили международные соревнования любителей и даже мировые чемпионаты по игре в гольф.
Отель располагал прекрасным, олимпийского класса, стометровым бассейном, вокруг которого в хорошую погоду любили отдыхать гости. Специальная деревня «Пингвин» предназначалась для развлечения детей, приезжающих с родителями. Отель был выстроен недалеко от прибрежного поселка Алвор, ставшего в последнее время одним из центров туристического бума на юге Португалии.
– …Извини меня, Кэтрин, но я тебя не понимаю, – неожиданно услышал Дронго у себя за спиной и оглянулся.
Между ним и двумя разговаривающими женщинами находились кусты каких-то густо разросшихся растений. Женщины не могли видеть Дронго, а он слышал их разговор.
– Зачем тебе связывать свою жизнь с этим типом? – продолжал тот же голос. – Все никак не хочешь успокоиться? В твоем возрасте…
– Дорогая моя, – перебила говорившую Кэтрин, – мне только пятьдесят два. Ты, кажется, старше меня на два года. Или, если точнее, на четыре. Я уж не буду напоминать, сколько лет моему дяде.
– Это не имеет значения, – гневно возразила первая из собеседниц. – В конце концов, я супруга достойного человека – твоего дяди, а не твоего беспутного мужа. И я имею право сказать все, что думаю, об этом итальянском авантюристе. Неужели ты веришь в то, что он тебя любит? У вас разница в возрасте почти десять лет. И не в твою пользу, Кэтрин. Я, конечно, понимаю, что… Но можно было бы только встречаться… Энрико хорош в роли племенного жеребца, не более того.
– Не нужно так переживать, Сильвия, из-за моего брака. Или ты боишься, что мой дядя отпишет часть наследства и моему мужу, как своему близкому родственнику? Можешь не беспокоиться. Он ни разу за последние годы не пересматривал завещания. Хотя лет двадцать назад хотел отписать часть денег одной топ-модели в Лондоне. Я тебе об этом рассказывала. Но он не стал этого делать…
– С тобой невозможно разговаривать, – перебила разгневанная женщина, и Дронго услышал удаляющийся нервный стук ее каблучков.
Кэтрин осталась одна. Какое-то время она постояла, очевидно, размышляя о чем-то. Дронго замер, не решаясь двинуться и нарушить тишину. Внезапно женщина повернулась и, огибая кусты, пошла прямо на него. Ему показалось смешным и постыдным убегать. Он продолжал стоять на своем месте, когда женщина, выйдя из-за растений, едва не столкнулась с ним.
– Извините, – пробормотала она, сделав шаг влево.
– Простите меня, – произнес Дронго и шагнул вправо.
Они снова столкнулись. Женщина была в светло-голубом брючном костюме. Глядя на ее лучистые светло-карие глаза и аккуратно уложенные каштановые волосы, Дронго подумал, что в жизни она еще красивее, чем на экране. «Кажется, Сильвия сказала, что Кэтрин уже пятьдесят два года, – припомнил он. – Если даже она сделала подтяжку лица, то и в этом случае выглядит прекрасно. Ей ни за что не дашь больше сорока».
– Простите, – еще раз пробормотал Дронго, делая шаг в сторону.
– Подождите, – требовательно произнесла Кэтрин, – вы… журналист?
– Кажется, нет, – улыбнулся Дронго.
– Вы давно здесь стоите? – В ее голосе он услышал нотки раздражения.
– Да, – чуть подумав, ответил он, – но я наблюдал за игрой в гольф.
– Вы слышали наш разговор? – Она полагала, что у нее есть право допрашивать незнакомого человека только потому, что тот оказался рядом с ней.
– Слышал, – подтвердил Дронго, – и за это мне полагается какое-то наказание?
Она поняла, что ведет себя не совсем корректно, и улыбнулась. Затем пожала плечами:
– Извините. Я думала, вы журналист и специально подслушивали наш разговор. Вы итальянец?
– Нет, я из Москвы.
– Странно. Никогда не встречала никого из Москвы. Мне говорили, что это красивый город. Простите, что я себя так глупо повела. Мы повздорили с супругой моего дяди, и я была немного не в себе.
– Понимаю, – улыбнулся Дронго, – можете не беспокоиться. Я не прислушивался к вашему разговору, хотя говорили вы довольно громко.
– Да. – Она сморщила свой небольшой носик и неожиданно звонко рассмеялась, протягивая ему руку: – Я Кэтрин Фармер, американская актриса.
– Знаю. – Он наклонился, чтобы поцеловать ей руку. – Я видел вас в вашем последнем фильме «Мрак под солнцем». А меня обычно называют Дронго.
– Какое забавное имя! Вы югослав или… как это… джорджия. Кажется, грузин?
– Нет, это не мое имя. Меня обычно так называют.
– Иногда из-за споров с «тетушкой» у меня случаются срывы. Но когда женщине постоянно напоминают, что она на десять лет старше своего мужа, это не очень приятно. Верно?
– Полагаю, что да, – согласился Дронго. – А ваш дядя намного старше своей супруги?
– Почему вы так решили?
– Вы об этом сказали.
– Старше на двадцать шесть лет. Ему восемьдесят два года, – улыбнулась Кэтрин, – а моей тетке только пятьдесят шесть. Хотя она уверяет всех, что пятьдесят четыре. Между прочим, когда она выходила за него замуж, ему было семьдесят, а ей сорок четыре. В то время он тяжело болел, и все считали, что этот брак долго не продлится… Я тогда была на ее стороне. Считала ее своей лучшей подругой. А сейчас она смеет говорить мне подобные вещи!
– Самые суровые критики – это люди, неуверенные в собственной позиции, – пожал плечами Дронго.
– Верно. – Она взглянула в сторону игроков, среди которых был и ее муж.
– Он неплохо играет, – отметил Дронго.
– Наверное, – несколько растерянно согласилась Кэтрин. – Энрико любит играть в гольф. Хотя без особых успехов. Вы тоже приехали поиграть?
– Нет. Я здесь проездом. Только на три дня.
– Кто вы по профессии?
– Частный эксперт.
– Надеюсь, не в области психологии?
– Почти. По вопросам преступности…
Не успел он договорить, как Кэтрин поменялась в лице. Теперь в нем читались гнев, возмущение, отвращение, ненависть…
– И вы посмели ко мне подойти! – закричала она. – Вас специально наняли? Как вам не стыдно! Вы… Вы… Вы частный детектив! – Явно расстроенная, женщина побежала в сторону отеля.
Дронго проводил ее изумленным взглядом.
«Странно, – подумал он, чуть нахмурившись, – почему ей так не нравятся частные детективы? И почему ей кажется, что из-за нее кто-то решил нанять такого специалиста?»
Дронго пошел в другую сторону, не глядя на играющих. Он не мог даже предположить, что в этом райском уголке уже завтра произойдет убийство.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В Португалии за последние годы появилось сразу четыре отеля системы «Меридиан»: один – в Лиссабоне, второй – в Порто, а еще два – на южном побережье страны. В Алворе был построен отель, предназначенный для любителей семейного отдыха и игроков в гольф. Второй отель был расположен гораздо восточнее – в Алманхиле, непосредственно на океаническом побережье.
«Меридиан Пенина Ресорт Гольф отель» из-за многочисленных полей для гольфа занимал довольно большую территорию. Он находился в десяти минутах езды от небольшого поселка Алвор, куда ходил регулярный автобус, отвозивший гостей к побережью. Там у отеля был собственный пляж и ресторан, расположенный у самой кромки океана.
Зрелище великолепных видов Алгарве способно поразить воображение любого путешественника. Длинная цепочка живописных скал обрывается здесь почти у самого берега, где узкой полоской тянутся песчаные пляжи этой крайней юго-западной точки Европы. Скалы защищают побережье от сильных ветров, господствующих в этой части страны. И роскошные пляжи привлекают сюда миллионы гостей не только из европейских стран.
Вообще в Португалии на протяжении всего года царит резко выраженный континентальный климат. Такая же смена погоды характерна и для побережья Алгарве. Вечерами, после захода солнца, здесь даже в очень жаркие июльские дни довольно прохладно, а уж поздней осенью – по-настоящему холодно. Само название «Алгарб» придумали арабы. Слово «гарб» на арабском языке означает «запад».
Дронго давно был наслышан об этом роскошном курорте. Наконец он решил приехать сюда, чтобы отдохнуть вместе с Джил. Однако она позвонила и сообщила, что задерживается по своим делам в Риме и приедет лишь через несколько дней.
К ужину Дронго спустился в ресторан, расположенный на первом этаже в левой части здания. Здесь за столиками уже сидели почти все немногочисленные гости, приехавшие в отель в это время года. За большим столом у выхода на веранду Дронго увидел и свою недавнюю собеседницу.
Кроме Кэтрин за тем же столом находились еще четверо мужчин и одна женщина. Судя по возрасту, это была супруга мистера Фармера. Сидевший напротив нее пожилой человек – видимо, сам мистер Фармер, – устало смотрел в тарелку, почти не реагируя на разговоры вокруг. Место рядом с ним занимал владелец отеля Мануэль Сильва, выделявшийся своей черной шевелюрой и пышными усами. Он скорее походил на выходца из стран Магриба, чем на коренного португальца. Очевидно, среди его предков были арабы или мавры. А его соседом по столу оказался тот самый известный адвокат, о котором говорил Сарычев.
Алваро Карнейро на вид было лет пятьдесят. Одетый в великолепный костюм от Бриони, он являл собой образец преуспевающего дельца. Дронго обратил внимание на перстень с крупным камнем на руке Карнейро. Английский или немецкий адвокат никогда бы не позволил себе надеть такое украшение. А вот для их португальского коллеги это было в порядке вещей.
Дронго подумал, что адвокат не совсем уверен в себе. Он тщательно скрывал свои залысины, причесываясь особым образом. Когда мужчина носит парик, перекрашивает волосы или пытается различными способами скрыть проплешины, чтобы создать видимость прически, он выглядит не только смешно, но и несколько жалко. Конечно, если не брать в расчет эстрадных звезд, которым подобные ухищрения подчас необходимы для поддержания сложившегося имиджа или создания некоего нового художественного образа. А остальные мужчины, наверное, не понимают, что таким простым способом выдают свою неуверенность.
Слева от Кэтрин сидел ее молодой супруг Энрико Вилари. У него были длинные темные волосы, орлиный нос, тонкие губы, приятный загар. Одетый в темно-синий пуловер, он выделялся среди окружающих и своей молодостью, и своей красотой.
Предупредительный метрдотель провел Дронго к его столику, находившемуся в глубине зала. Не успев еще устроиться, Дронго услышал, что его зовут. Он обернулся и увидел Сарычева, сидевшего по соседству за одним столом с неизвестным мужчиной лет сорока пяти. Мужчина был высокого роста, с правильными, волевыми чертами лица. Очки, которые он носил, придавали ему облик учителя или врача.
– Идите к нам, – позвал Сарычев, – мы вас приглашаем!
Дронго подошел к их столику. Неизвестный поднялся, с серьезным видом протягивая руку.
– Мурашенков Арсений Викторович, – представился он.
– Меня обычно называют Дронго.
– Знаю, – не улыбнувшись даже из вежливости, сказал Мурашенков, – я про вас слышал. Когда Николай Андреевич сказал, что вы здесь, я не поверил. Обычно вы появляетесь там, где происходит убийство.
– Постучу по дереву, – сказал, усаживаясь, Дронго, – чтобы ничего не случилось.
– Здесь ничего не случится, – улыбнулся Сарычев, – в таких отелях не бывает неприятных неожиданностей. У них здесь своя охрана.
– Надеюсь. – Дронго пытался вспомнить, что он знает о Мурашенкове.
Это был один из самых богатых людей в Москве. Многие журналисты писали о его связях с сотрудниками спецслужб. «Странно, что такой человек приехал в Алгарве, – подумал Дронго. – Сейчас не сезон. Да и отдыхать таким, как он, лучше всего в местах, где можно снять виллу и не общаться с остальными. Обычно очень богатые люди так и делают. Почему он приехал сюда вместе с Сарычевым? Или он тоже любитель гольфа?»
– Явился этот тип, – вдруг зашипел Сарычев, показывая глазами на появившихся в дверях мужчину и женщину.
Мурашенков нахмурился.
– Это не наше дело, – резко сказал он, – мы не должны обращать на них внимания.
– Он с нами здоровается, – нервно добавил Сарычев.
Действительно, мужчина вежливо кивнул, обращаясь к ним. Мурашенков кивнул в ответ. А Сарычев даже поднял руку.
Вошедшая вместе с неизвестным женщина взглянула в сторону Фармера и его спутников. От внимания Дронго не укрылось то, как изменился в лице невозмутимый доселе старик за большим столом. Проходя дальше по залу, женщина демонстративно отвернулась от Фармера. Рука старика, державшая бокал, задрожала, и он поспешил поставить бокал на стол. Сидевший рядом с ним адвокат Карнейро недовольно сдвинул брови.
Оба вошедших делали вид, что не замечают переполоха, начавшегося в зале с их появлением. Мужчина – он был среднего роста, в очках, лысый, с аккуратно подстриженной бородкой и усиками – вертел головой, словно пытаясь одновременно увидеть сразу всех. Его спутница – высокая эффектная брюнетка средних лет, в туфлях на высоких каблуках и в обтягивающих брюках, которые подчеркивали ее изумительную фигуру, – сохраняла ледяное спокойствие.
– Кто это? – спросил Дронго.
– Разве вы приехали не из-за них? – быстро спросил Мурашенков.
– Нет, – ответил Дронго. – Странное свойство моей репутации: все считают, что я могу появиться на самом фешенебельном курорте только ради работы. Как будто я не вправе приехать сюда просто так.
– У вас слишком хорошая репутация, – сказал Мурашенков.
– Спасибо. Но кто эти люди?
– Шокальский, – презрительно сообщил Сарычев, – пан Тадеуш Шокальский. Самый большой прохвост Европы. Ничего святого – способен мать родную заложить, чтобы выгодно продать. Об этом типе ходят легенды. Говорят, что в свое время он даже был связан с польской разведкой. Вы помните, что он устроил в Словении в прошлом году? – Сарычев взглянул на Мурашенкова, но тот не ответил на вопрос. Лишь чуть больше нахмурился. Очевидно, он не хотел, чтобы его собеседник вспоминал об этом случае.
Николай Андреевич верно понял выражение лица Мурашенкова и решил сменить тему.
– Не будем о нем говорить, – отмахнулся он. – Посмотрите-ка на нашу американскую гостью. Кэтрин Фармер! В жизни она даже лучше, чем в кино. Обворожительная женщина. И какая изумительная актриса!
– Да, – согласился Дронго, – мне она тоже понравилась. Но и дама Шокальского, кажется, вызывает не меньший интерес.
Подошедший в это время официант приготовился записать все пожелания гостей. Мурашенков и Сарычев выбрали рыбу, Дронго попросил принести ему запеченного ягненка.
– Боррего, – пояснил он официанту.
– Вы знаете португальский? – спросил Мурашенков.
– Нет. Но я хорошо знаю итальянский, а он немного схож с испанским и португальским. Кроме того, когда много путешествуешь, начинаешь запоминать типичные названия. А из рыбы я рекомендую вам в следующий раз заказать «тамборил» – так они называют «морского черта». Или «ламприю» – угреподобную девятиглазку.
– Мне кажется, вы хорошо разбираетесь в португальской кухне, – усмехнулся Мурашенков.
– Я гурман. И вообще эпикуреец по жизни. Хотя на человечество в целом я смотрю как пессимист, тем не менее свою жизнь пытаюсь выстраивать в оптимистическом ключе.
– Вы много путешествуете? – поинтересовался Сарычев.
– Думаю, да. Я люблю эти перемещения в пространстве. Поиск новых мест, знакомство со странами, культурами, людьми. Это всегда очень интересно.
Я побывал на всех континентах, кроме Антарктиды и Австралии.
Продолжая беседу, Дронго и его новые знакомые наблюдали за поляками, которые разместились за небольшим столом в другом конце зала. Шокальский, в свою очередь, с явным интересом рассматривал их столик.
Дронго обратил внимание, что поляк слегка поклонился и адвокату Карнейро, когда усаживался на свое место. Адвокат в ответ кивнул гостю. Дронго видел, как нахмурился Мурашенков, тоже уловивший этот кивок Карнейро. «Кажется, я попал на чужой пир, – подумал Дронго. – Такое ощущение, что все эти люди приехали сюда по какому-то важному делу. И я совсем не уверен, что это игра в гольф. Они ведут себя как ревнивые конкуренты. Интересно, зачем они все сюда приехали? И почему их так раздражает моя профессия? Если при упоминании о ней столько людей нервничают, то здесь должен появиться человек, занятый деятельностью, схожей с моей. Хотя бы потому, что его все так ждут…»
Он еще не успел додумать эту мысль до конца, как в зал ресторана вошел… Но этого просто не могло быть! От неожиданности Дронго даже привстал. Встретить здесь своего коллегу, да еще такого известного!..
Дронго несколько растерянно посмотрел на сидевших рядом с ним людей.
– Извините, я вас оставлю, – сказал он. И, понимая, что действует против правил приличия, повторил: – Прошу еще раз простить меня.
– Кто это? – спросил Сарычев, указывая на нового гостя.
– Старый знакомый, – ответил Дронго довольно невежливо – не уточняя, кто именно появился в ресторане. Он не был уверен, нужно ли вообще говорить о нем своим соседям по столу.
Возможно, было бы лучше остаться сидеть с ними. Но не подойти к этому человеку он не мог. Просто не имел права. Это был его кумир. Один из тех, кого он считал своими учителями. А таких в мире было лишь несколько человек.
– Вы его хорошо знаете? – уточнил Сарычев. Мурашенков сидел с недовольным видом. На этот раз он даже не пытался скрыть своего раздражения.
– Это мсье Дезире Брюлей, – сообщил Дронго, догадавшись, что Мурашенков узнал этого человека.
Пройдя через весь зал, Дронго приблизился к столику, за которым, тяжело опустившись на стул, устроился новый гость.
– Добрый вечер, комиссар, – тихо произнес Дронго.
– Добрый вечер, – буркнул комиссар, совершенно не удивившись его появлению, словно они договорились о встрече именно здесь, в отдаленной точке Европы. – Садись, – разрешил он, указывая на стоявший рядом стул.
Дронго обернулся и заметил, что все присутствующие в ресторане смотрят в их сторону. Он сел спиной к залу.
– Я так рад вас видеть, – искренне признался он.
Перед ним сидел известный на весь мир человек – бывший комиссар французской полиции, легендарный Дезире Брюлей. За те два года, что они не виделись, Брюлей не изменился. Массивные плечи, грубые черты лица, словно высеченного из камня, неизменная трубка в руках… Любовь комиссара к трубке была столь же традиционна, как и у многих литературных героев – знаменитых сыщиков.
– Я тоже рад тебя видеть, – кивнул в ответ Брюлей, – хотя мне было бы приятнее увидеть тебя в Париже. Зачем ты прилетел? Кто-то из этих типов сумел тебя уговорить, чтобы ты позаботился об их интересах? – Он не скрывал своего пренебрежения к окружающим.
– Меня трудно уговорить, комиссар, – улыбнулся Дронго, – и вы это знаете.
Ему было приятно разговаривать с человеком, которого он знал уже много лет и которому абсолютно доверял.
– Почему не спрашиваешь, как я здесь оказался? – прохрипел комиссар. – Или думаешь, что меня можно купить? Старый конь стоит дешевле молодого?
– Я не хотел вас обидеть, – встрепенулся Дронго.
– Знаю, – ответил комиссар, – ты вообще ко мне хорошо относишься. Но на этот раз у тебя есть все причины изменить свое мнение обо мне. Я приехал сюда по приглашению одного из этих типов.
– Даже если вас пригласит куда бы то ни было сам Сатана, я и тогда не изменю своего мнения о вас, мсье комиссар.
Они как всегда общались друг с другом на английском языке, и Дронго приходилось тщательно выговаривать слова, чтобы Брюлей его понимал. Комиссар говорил по-английски с заметным французским акцентом.
– Спасибо, – пробормотал явно польщенный комиссар, – но не стоит так изощряться. У меня за последние четверть века не появилось ни одного друга. В моем возрасте трудно заводить новых друзей. Ты же знаешь, что у нас с женой нет детей, и поэтому мы дружим с людьми, которые уже давно стали своими в нашем доме. Новых лиц у нас не бывает, – тяжело произнес комиссар. И, не делая паузы, добавил: – Кроме тебя. Ты – единственный новый человек, кто появился в нашей семье за последние десятилетия. Иногда я думаю, что ты мог бы быть моим сыном, настолько хорошо я к тебе отношусь.
Дронго улыбнулся, чувствуя, как предательски заблестели его глаза. Похвала такого человека стоила многих высших наград.
– Поэтому давай перестанем обмениваться глупыми любезностями и поговорим о деле, – проворчал Брюлей и позвал официанта.
Манерой говорить и скупыми жестами комиссар напоминал известного французского актера Жана Габена, настолько органичными и характерными они были.
– Принеси мне бокал вина, – приказал комиссар и, когда официант отошел, сказал, обращаясь к Дронго: – Ты уже, наверное, знаешь, что здесь должно произойти. Завтра они подписывают крупный контракт на организацию какого-то соревнования по гольфу. Говорят, это будет что-то вроде параллельного чемпионата мира. Очень большие деньги, Дронго. Когда мне назвали сумму, я даже не поверил. Ты ведь представляешь себе, что это за спорт. Развлечение для богатых бездельников. Ходят по искусственным полям в мягких тапочках, а слуги носят за ними их клюшки. И вся игра заключается в том, чтобы попасть шариком в дырочку. Игра для придурков, – убежденно произнес комиссар, ощупывая карманы. Вспомнив о чем-то, он недовольно пробурчал: – Черт возьми, здесь не разрешают курить. – И лишь после этого добавил: – Им мало официального чемпионата, хотят организовать суперсоревнования «для своих». Для президентов банков и корпораций, для коронованных особ и всяких там шейхов. Состязаться с профессиональными спортсменами они, конечно, не смогут, а вот побегать друг за другом – пожалуйста.
– Я слышал, что в мире есть несколько подобных соревнований.
– Эти будут самыми грандиозными. В гольф не играют бедняки. Это спорт очень богатых людей. Как и соревнования на собственных яхтах.
– И вы приехали только из-за этого? – Дронго чуть смущенно улыбнулся – ему было неприятно задавать такие вопросы. Но он знал, что бывший комиссар не любит, когда ему пытаются подыграть.
– Не только, – на грубом лице комиссара появилась улыбка. – Знаешь, если бы ты меня не спросил, я бы очень удивился. И может быть, даже огорчился. Конечно, я приехал сюда не ради этих богатеев и их дурацкой игры. Сначала ко мне обратился один из этих бездельников, и я, понятно, ему отказал. И не спустил его с лестницы только потому, что мы встретились в неплохом ресторане – в отеле «Крийон», на первом этаже…
– …справа от входа, – кивнул Дронго, – я там бывал.
– Не нужно напоминать комиссару полиции, живущему на зарплату, что ты бывал во всех лучших ресторанах Парижа.
– Убедили. Теперь я буду обедать только в американских закусочных.
– Не стоит. Такой жертвы я от тебя не требую. Так вот. Я сразу отказался. В моем возрасте лететь в Португалию не совсем удобно. И совсем не солидно. Я правильно выразился по-английски?
– Я вас понял. Мне каждый раз неприятно, когда я вспоминаю, что не сумел выучить французский язык.
– Между прочим, никогда не поздно, – проворчал Брюлей. – В общем, я отказал. А потом мне позвонил мой старый приятель и настоятельно попросил меня принять приглашение. Очень попросил. Учитывая, что мне пообещали солидный гонорар, да и в Португалии я никогда раньше не бывал, я перезвонил первому собеседнику и объявил, что согласен. Вот и все.
– А этот ваш друг, видимо, представляет некую секретную службу вашей страны? – поинтересовался Дронго.
Брюлей насупил брови. Полез в карман за трубкой. Достал, посмотрел на нее и негромко выругался. Затем убрал трубку обратно.
– Так мне и надо, – негромко сказал он, – от друзей нельзя скрыть даже такие подробности. Как ты догадался? Только не ври, что знал заранее. Мы с ним говорили с глазу на глаз, гуляя в лесу.
– Среди гостей есть известный бизнесмен из России, – пояснил Дронго, – по моей информации, он достаточно тесно связан с российскими спецслужбами. Это раз. Недавно сюда приехал и некий пан Шокальский, который, как я узнал, тоже в свое время сотрудничал с разведкой у себя в Польше. А потом появились вы. Таких совпадений не бывает. Или бывает?
– Не бывает, – согласился Брюлей, – именно поэтому меня сюда и позвали. Кроме чемпионата они собираются договориться о покупках новых технологий в области производства оборудования для атомных станций. Вообще этот чемпионат придуман скорее для неформального общения глав крупнейших корпораций с политиками и руководителями государств. Как, например, в Давосе в Швейцарии, – комиссар усмехнулся, – все катаются на лыжах, а потом вдруг резко падает курс франка или поднимается курс иены. Хотя у нас уже нет франка, – махнул он рукой, – скоро у нас все будет общее, не только деньги. Одно общее правительство, общие продажные журналисты, одни и те же американские актеры на экранах всех стран мира. И одинаковые гамбургеры в ресторанах любой из мировых столиц… Я превращаюсь в старого ворчуна, – вздохнул Брюлей и продолжил: – Теперь ты знаешь, почему я здесь. И не говори мне, что ты приехал случайно. Тебя нанял этот русский бизнесмен?
– Я вас удивлю. Я оказался здесь проездом. На самом деле я жду Джил, которая приедет через несколько дней.
– И я должен в это верить? – прохрипел комиссар.
– Я бы не стал вас обманывать, – Дронго смотрел ему прямо в глаза.
Брюлей фыркнул. Снова полез за трубкой. И снова убрал руку.
– Мне остается только поверить, – негромко сказал он, – и знаешь, что я тебе скажу? Настоящий профессионал всегда оказывается там, где он нужен. Даже если ты оказался здесь случайно, значит, так и должно было произойти. Теперь расскажи мне подробнее, что ты знаешь об этих господах, которые с таким любопытством наблюдают за нами. Давай начнем с поляков. Этим, похоже, мы особенно интересны, поскольку они все время смотрят в нашу сторону.
Дронго оглянулся.
– Смотрят, – согласился он, – но боюсь, я ничего не смогу сказать вам о пане Шокальском и его очаровательной спутнице. Сегодня я увидел их впервые в жизни…
Он не успел договорить. В зале раздался звон разбитого бокала. Все обернулись в сторону большого стола. Кэтрин, швырнув на пол салфетку, поднялась со своего места. Очевидно, она снова повздорила с супругой своего дяди. Адвокат Карнейро вскочил, надеясь уладить скандал, но Кэтрин уже направилась к выходу из ресторана. Вилари, пробормотав извинения, поспешил за ней.
Сильвия пыталась успокоиться, но было заметно, как у нее дрожат губы. Мануэль Сильва снисходительно улыбался. И только Фармер сохранял абсолютное спокойствие.
– По-моему, они не могут поделить этого старика, – пробормотал Дронго. Он увидел, как Сарычев подошел к Шокальскому и что-то быстро сказал тому. Поляк сразу согласно закивал головой.
– После ужина, – достаточно громко добавил Сарычев, и Шокальский снова кивнул.
«Здесь будет интересно, – подумал Дронго, – кажется, они все ненавидят друг друга».
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Борьба с курением, превратившаяся в цивилизованных странах в настоящую войну против курильщиков, привела к тому, что запрет на курение был объявлен почти во всех авиакомпаниях, в публичных местах, ресторанах, барах, гостиницах. Для носителей этой вредной привычки отводились своего рода резервации, которых с каждым годом становилось все меньше и меньше. В отеле «Меридиан» для курящих был отведен специальный зал перед входом в гриль-ресторан. Здесь собирались гости отеля, предпочитавшие отдыхать в клубах сигарного дыма среди таких же любителей крепкого табака.
Комиссар, усевшись в глубокое кожаное кресло, с удовольствием достал свою трубку. Кроме Брюлея и Дронго в зале находился одинокий англичанин, со вкусом дымивший гаванской сигарой. Англичанин смотрел в окно и не проявил никакого интереса к гостям, расположившимся рядом с ним.
– Вы не скажете мне, кто именно предложил вам приехать сюда? – полюбопытствовал Дронго. – Я имею в виду не вашего друга, а одного из гостей отеля?
– Кто может вызвать комиссара полиции, хотя бы и бывшего? – хитро прищурился Брюлей. – Мне интересно твое мнение, Дронго?
– Конечно, не русские и не поляки, – улыбнулся Дронго, – они обычно предпочитают не связываться с полицией. К тому же обе пары имели связи со спецслужбами своих стран.
Джеймс Фармер привез бы с собой целую кучу собственных телохранителей и обратился бы к частному детективу. Его племянница, узнав о том, что я эксперт по вопросам преступности, очень огорчилась. Значит, она, во-первых, не хотела присутствия такого эксперта, а во-вторых, не знала о его появлении. Ее молодой муж вряд ли стал бы приглашать вас без согласия супруги.
Остаются трое – жена мистера Фармера, владелец отеля Мануэль Сильва и адвокат Карнейро. Владелец отеля готов сделать все, чтобы избежать любых сложных ситуаций на своей территории. Однако мне кажется, что он, зная ваш бескомпромиссный характер и репутацию, не захотел бы приглашать такого «неуправляемого» человека.
Сильвия боится только одного – лишиться наследства своего мужа. Она вполне могла обратиться к вам за помощью. Но я думаю, что в случае необходимости ей все же привычней было бы нанять частного эксперта, чем бывшего комиссара полиции.
И наконец, адвокат Карнейро. У него наверняка есть связи с французской полицией и адвокатами. Его приезд мог заинтересовать ваши спецслужбы. Приглашение приехать в Португалию поступило к вам скорее всего от жителя этой страны. Иначе вас пригласили бы в Москву или Варшаву. Именно он, Карнейро, обратился к вам за помощью. Я прав?
– Конечно, – буркнул комиссар, – ты все просчитал верно. Этот адвокат нашел меня в Париже и попросил приехать в Алвор.
– Он сказал зачем?
– Объяснил, что опасается конкуренции со стороны русских и поляков.
– И только?
– Нет, не только… Он считает, что они могут помешать заключению соглашения между Фармером и его клиентом – владельцем отеля Мануэлем Сильвой. Ему было важно мое присутствие.
– Почему он не нанял частных экспертов? Или личную охрану?
– В отеле есть своя охрана, – пояснил комиссар Брюлей, – думаю, он опасается какого-то подвоха. Непредсказуемого поведения одного из конкурентов. Формально переговоры ведутся между португальцами, русскими и поляками – с одной стороны, и компанией мистера Фармера – с другой. Причем Фармер всегда ведет все переговоры лично, не доверяя своим юристам. Он вызывает их, лишь когда соглашение практически достигнуто.
– Когда начнутся переговоры?
– Завтра утром. – Комиссар тяжело вздохнул. – Придется мне выступать в роли адвоката и охранника в одном лице.
Дронго хотел задать следующий вопрос, когда в курительный зал одновременно вошли Шокальский, Сарычев и Мурашенков. Напарницы поляка с ними не было. Увидев Дронго с комиссаром, Сарычев вежливо поприветствовал их, а Мурашенков вновь нахмурился.
Трое мужчин прошли в дальний угол и уселись за столик. Подскочившего официанта попросили принести коньяк. Мурашенков и Сарычев достали сигареты.
– Кажется, вас вызвали не напрасно, – тихо сказал Дронго, – по-моему, они собираются прийти к какому-то соглашению.
Было заметно, как нервничает Шокальский. Мурашенков говорил с ним о чем-то, настаивая на своем, и Шокальский все время очень тихо, но твердо ему возражал. Сарычев почти не вмешивался в беседу, лишь переводил тревожные взгляды с одного спорящего на другого.
– Ты понимаешь, о чем они говорят? – спросил комиссар.
– Вы видите затылком? – усмехнулся Дронго.
– Ты постоянно смотришь в их сторону, – пояснил Брюлей. – Я по твоим глазам вижу, как ты пытаешься услышать их разговор. Ты ведь знаешь русский язык. Или они говорят на польском? Все равно. Он должен быть похож на русский.
– Они говорят по-русски, – сообщил Дронго, – говорят достаточно тихо, так как понимают, что я могу их услышать. Мурашенков без конца предлагает варианты, а Шокальский отказывается. Полагаю, что они никак не могут договориться.
– И не договорятся, – проворчал комиссар, выпуская клубы дыма, – они конкуренты.
– У вас поразительная выдержка, – признался Дронго, – вы ни разу не повернулись в их сторону, даже не пошевелились. Такой выдержке еще нужно поучиться!
– Научишься, когда будешь в моем возрасте. Если я начну на них оборачиваться, они поймут, что мы интересуемся их беседой. И, боюсь, тогда решат продолжить свой разговор в другом месте.
– Согласен, – кивнул Дронго.
В зал вошла спутница Шокальского. На вид этой высокой женщине с гибкой спортивной фигурой, коротко стриженными темными волосами и приятным лицом с заметно выделяющимися скулами было лет сорок. Однако для своего возраста она хорошо выглядела. Дронго даже отметил про себя, что очень хорошо…
Она внимательно окинула взглядом холодных серых глаз каждого из присутствующих в зале. Дронго подумал, что так входят в помещение сотрудники полиции или спецслужб. Незнакомка оглядела флегматичного англичанина, уже успевшего докурить свою сигару, посмотрела в сторону Дронго и неподвижно сидевшего комиссара. И лишь затем подошла к столику Шокальского. Когда она уселась на место – немного в стороне, как это обычно делают телохранители, Шокальский, полуобернувшись к ней, коротко представил напарницу своим русским собеседникам.
– Пани Томашевская, – сказал он так громко, что Дронго без труда расслышал имя. Больше поляк ничего не добавил, вероятно, решив, что и этого вполне достаточно. Кажется, Томашевская исполняла при нем роль своеобразного телохранителя.
– Вошедшая дама села чуть в стороне, не принимая участия в беседе, – комментировал Дронго происходящее, обращаясь к комиссару.
Тот понимающе кивнул, продолжая дымить.
Мурашенков, все более раздражаясь, доказывал своему собеседнику неоспоримость собственной позиции, но Шокальский парировал все его доводы. Они даже не заметили, как тон их беседы постепенно повысился, и Дронго начал улавливать отдельные слова.
– У вас… не получится… – горячился Мурашенков, – мы… стоимость контракта… Вы только посредники…
– Европейское единство… – возражал Шокальский, – ваше присутствие на рынке…
Комиссар, сохраняя хладнокровие, не задавал Дронго никаких вопросов. Но спустя какое-то время тот сам, вспомнив о Брюлее, смутился.
– Извините меня, комиссар, – пробормотал он, – я увлекся их спором.
– Я жду, пока ты решишь сообщить мне, о чем именно они спорят, – спокойно сказал комиссар.
– Русские утверждают, что у поляков ничего не получится. Очевидно, делегация из Москвы способна выделить на сделку денег гораздо больше, чем могут предложить поляки. К тому же поляки не являются основными покупателями и выступают в качестве посредников. Шокальский говорит о европейском единстве, намекая, что подобный контракт не отдадут русским. Они продолжают спорить, не могут договориться.
Мурашенков заметно волновался. Он оглядывался на Сарычева и нервничал еще больше. Его явно беспокоила позиция Шокальского. Наконец он не выдержал.
– Ничего у вас не выйдет, Шокальский, – зло сказал Мурашенков, – в Европе нет такой компании, которая могла бы дать больше нас. Мы предложим в два, в три, в четыре раза больше и все равно станем победителями. При любом раскладе, Шокальский. Вы меня понимаете? При любом! Мы будем победителями.
Он поднялся. Сарычев вскочил вслед за ним. Шокальский со злорадством посмотрел на обоих.
– Только одно маленькое уточнение, пан Мурашенков, – мягко произнес он, хитро улыбаясь. – Я говорил о европейском единстве, но я не говорил, что мы представляем европейскую компанию. Мы всего лишь посредники. Быть может, мы представляем американскую корпорацию или японскую? А если нас послали арабы? Не кажется ли пану, что у него не хватит денег конкурировать со всем миром?
– Тогда мы придумаем что-нибудь другое, – зло пообещал Мурашенков и, повернувшись, пошел к выходу. Сарычев поспешил за ним.
Шокальский негромко пробормотал польское ругательство и взглянул на Томашевскую. Та пожала плечами.
Комиссар не обернулся и в этот раз, только спросил:
– Что там произошло?
Дронго подробно рассказал о случившемся.
– Похоже, настало время заглянуть к моему клиенту, – сказал комиссар, тяжело поднимаясь. – Пойду пообщаюсь с этим прохвостом Карнейро, который втянул меня в авантюру европейского масштаба.
Медленным шагом Брюлей покинул зал. Шокальский даже не посмотрел в его сторону. Он что-то быстро говорил пани Томашевской. Та молча слушала. Англичанин посмотрел на часы и встал, затем неспешно вышел из зала. Дронго услышал его негромкий голос из холла:
– Мои вещи уже в автомобиле?
– Да, мистер Райт, – ответил ему портье, – мы уложили ваш багаж в салон автомобиля. Вот ваши ключи, мистер Райт. И копия счета.
– Спасибо. – Англичанин, по всей видимости, уезжал.
Дронго в который раз подумал о своеобразии национальных традиций. Мистер Райт пришел сюда, чтобы выкурить любимую сигару. Он мог сделать это в салоне своего автомобиля, но предпочел спокойно завершить ужин и, пока будут грузить его багаж, пройти в зал, где можно не торопясь покурить. Такой невероятный характер. Или для англичанина подобное в порядке вещей?
Дронго, улыбнувшись, поднялся со своего места. И в этот момент услышал, как Шокальский сказал Томашевской:
– Тогда мы его уберем, Илона.
Дронго сделал вид, что не понял этой фразы, произнесенной по-польски. Не оборачиваясь, он вышел из зала.
«Очаровательная напарница Шокальского, похоже, способна отравить или пристрелить любого нужного „клиента“, – подумал Дронго. – Выходит, пан Шокальский привез с собой профессионального „ликвидатора“? Но почему тогда Фармер так испугался? Ведь по логике вещей ни он, ни кто-либо другой не должен был бы знать напарницу Шокальского. А если он ее знает, то где и когда они успели познакомиться? Неужели именно такую опасность имел в виду Карнейро, когда поехал в Париж за комиссаром Брюлеем? Или есть еще другая опасность?»
Выйдя в холл, Дронго увидел, что невозмутимый англичанин усаживается в автомобиль и медленно отъезжает от гостиницы. Отель «Меридиан», как и любой другой отель высшего класса, проектировался с участием известных дизайнеров, архитекторов, которые не оставляют без внимания ни одну мелочь. Подъездные пути к отелю были устроены в виде живописных террас. Автомобили, прибывавшие сюда, поднимались по кругу – своеобразному серпантину, чтобы припарковаться или непосредственно рядом со входом, или поблизости – на террасах. По границам террас росли карликовые деревья и красиво цветущие кустарники, посаженные с таким расчетом, чтобы оттенять нижние парковки от верхних.
Дронго подумал, что англичанам в континентальной Европе приходится нелегко. Привычка к левостороннему автомобильному движению вместо принятого на европейских дорогах правостороннего могла бы привести к многочисленным авариям, если бы не известная пунктуальность и добросовестность жителей Туманного Альбиона. Это нация людей, которые не любят нарушать правила, в том числе и дорожного движения.
Когда англичанин уехал, Дронго подошел к портье:
– Вчера приехали мои друзья из Варшавы. Вы не назовете мне номер, в котором они остановились?
– Вы ошибаетесь, сеньор. Два номера, – улыбнулся портье, немолодой человек лет пятидесяти, – они занимают два соседних номера на третьем этаже. Рядом с вашим. Нужно им что-то передать? Кажется, я видел, как они прошли в зал перед гриль-рестораном. Разве вы их там не заметили?
«Какой глазастый портье», – разочарованно подумал Дронго.
– Наверное, я не обратил внимания, – пробормотал он.
– Да, – улыбнулся портье, – меня все спрашивают об этой паре. Многие считают, что они муж и жена. Но я думаю, что всех интересует скорее женщина, чем мужчина.
– И многие о них спрашивали? – насторожился Дронго.
– Многие, – уклонился от прямого ответа портье.
«Какой молодец, – восхитился Дронго, – настоящий сукин сын!»
Он достал пятидесятидолларовую бумажку.
– В нашей стране любят другие зеленые деньги, – очень тихо сообщил портье, – мы перешли на евро.
– Зеленые деньги? – не понял Дронго. Обычно «зелеными» называли доллары. И вдруг он догадался. И расхохотался. Конечно, зеленые! Цвета купюр достоинством в сто евро. Он заменил бумажку.
– Эта мне больше нравится, – доверительно сообщил портье, принимая деньги. – Кроме вас этой парой интересовались адвокат Карнейро, наш французский гость мсье Брюлей, сеньор Сарычев, мистер Фармер.
– Интересный список, – пробормотал Дронго, – надеюсь, что, когда вам кто-нибудь заплатит еще одну бумажку такого цвета, вы забудете назвать ему мое имя.
– Лучше получить ее немедленно, чтобы я его сразу забыл, – сообщил довольный портье.
«Как он мне нравится!» – в который раз восхитился Дронго, доставая вторую купюру.
– Как вас зовут? Вы португалец?
– Мои предки – выходцы с Азорских островов, – улыбнулся смуглый портье, уже предвкушая вторую бумажку, – меня зовут Жозе Монтейру.
– Вы очень сообразительный человек, – качая головой, сказал Дронго, – но я думаю, что вторую купюру мне лучше оставить у себя. Ведь вы наверняка расскажете обо мне, когда получите следующую.
Эффектным жестом он спрятал купюру в карман. Портье шумно выдохнул воздух и неожиданно улыбнулся, показывая свои зубы.
– Вы настоящий психолог, сеньор, – восхищенно сказал он, – я бы все равно никому про вас не рассказал. Даже без этих денег. Остальные платили гораздо меньше. Карнейро и комиссар Брюлей не дали ничего, Фармер дал только пять долларов, а Сарычев – десять. Вы не знаете, почему богатые люди обычно бывают такими жадными? Я не имею в виду вас. Вы – настоящий сеньор.
– Спасибо, Жозе. Боюсь, я никогда не буду богатым человеком. Богачи умеют ценить деньги, а я умею их только зарабатывать и тратить. Ценить и хранить их я так и не научился.
Дронго вновь направился в зал для курящих и увидел выходивших ему навстречу Шокальского со спутницей. Пара прошла очень близко от него. Женщина, уловив приятный запах его парфюма, чуть усмехнулась.
Уже много лет Дронго пользовался только «Фаренгейтом», употребляя лосьоны, дезодоранты, мыло и кремы фирмы «Кристиан Диор». Иногда ему казалось, что запах «Фаренгейта» просто въелся в кожу, настолько привычным стал для него этот агрессивно-волнующий аромат.
Томашевская обернулась, чтобы посмотреть на Дронго. Ее спутник не заметил этого – он был по плечо своей напарнице. Дронго улыбнулся очаровательной пани, но она уже успела отвернуться.
Дронго вошел в зал и уселся напротив комиссара, вновь набивавшего свою трубку.
– Вы спрашивали про поляков у портье?
– Конечно, – ответил Брюлей, – хотелось поточнее узнать, кто эти люди. За ужином мистер Фармер несколько раз очень странно смотрел в их сторону. Мне было интересно, в каких номерах они живут. Оказалось, в разных. А я поначалу принял их за семейную пару.
– Я тоже, – признался Дронго, – но в даме есть что-то странное. Она больше похожа на переодетого спецагента, этакого Джеймса Бонда в юбке. А он – на ее сутенера.
– И я так подумал, – усмехнулся комиссар, – именно поэтому поинтересовался, как они разместились. И еще я думаю, что нужно будет перезвонить в Париж – справиться, что есть в Интерполе на эту загадочную парочку. Заодно постараюсь узнать побольше и о русских, которые так некстати оказались здесь. – Он посмотрел на часы: – Извини, я устал. Мне лучше подняться к себе в номер. Я остановился на третьем этаже. А ты на каком?
– Тоже на третьем, – Дронго улыбнулся, – кажется, всех гостей разместили на одном этаже.
– Не сезон. В это время в отеле не бывает много народу, – согласился комиссар и, тяжело поднявшись из своего кресла, пошел к выходу. Дронго тоже встал, чтобы его проводить. – Не нужно, – отмахнулся Дезире Брюлей.
Дронго вернулся на место и попросил официанта принести ему чашечку чая. Он не спеша, с наслаждением пил ароматный чай, когда в зал вошла Илона Томашевская. Она успела переодеться. Теперь на ней были бежевая блузка и темная юбка чуть ниже колен с запа?хом. «Макс-Мара», – отметил про себя Дронго. – Характерная для них гамма цветов. У этой пани определенно неплохой вкус».
Илона вошла в зал и сразу посмотрела в сторону Дронго. Собственно, никого больше в зале и не было. «Кажется, она собирается поговорить именно со мной», – подумал Дронго, вставая, когда женщина подошла к нему.
– Господин Дронго, если не ошибаюсь? – спросила она. По-русски она говорила с характерным польским акцентом, но достаточно чисто.
Он вдруг вспомнил Монику Эклер, польского дипломата, с которой познакомился несколько лет назад в Мадриде. Как давно это было!
– Разве мы знакомы? – спросил он несколько удивленно.
Сев в кресло напротив, она положила ногу на ногу и достала сигареты. Дронго опустился в свое кресло, ожидая ответа.
– А разве вы не Дронго? – спросила Илона.
– Меня обычно так называют, – согласился он, – но как вы меня узнали?
– Ваш запах, вернее аромат вашего знаменитого парфюма. Ваша характерная мягкая обувь и ремни от «Балли». О ваших пристрастиях, господин Дронго, известно, наверное, всему миру! И еще. Лично о вас… Я была чемпионом Европы по стрельбе и знаю, что у вас были достижения и в этой области…
– Чемпионом Европы я не был, – буркнул Дронго, которому было приятно слышать о себе такие слова.
– Вы самый известный эксперт по вопросам преступности в Европе, – продолжала Илона, – таких специалистов, как вы, можно посчитать по пальцам. В Европе вас трое: комиссар Дезире Брюлей, мистер Мишель Доул из Лондона и вы. Или я кого-то пропустила?
– Нет. Вы поразительно хорошо осведомлены. И о моих пристрастиях, и о ведущих экспертах…
– Два из которых оказались здесь, – быстро перебила она его.
– Два из которых случайно оказались здесь, – подчеркнул он четвертое слово.
– И поэтому вы «случайно» интересовались нами. А до вас портье расспрашивал мсье комиссар. Или это тоже «случайность»? – с улыбкой спросила пани Томашевская.
«Какой очаровательный негодяй этот Жозе Монтейру, – восхитился в душе Дронго, – успел ей сказать про меня. Неужели она заплатила больше моего?»
– Сколько вы ему дали? – неожиданно спросил он.
– Что? – не поняла женщина.
– Сколько вы ему заплатили, – поинтересовался Дронго, – только честно?
– Сто евро, – призналась Илона, – он сам назначил цену.
– Молодец! – Дронго рассмеялся. – Извините, я подумал про этого типа. Кажется, он неплохо зарабатывает на нашей подозрительности.
– Зачем вы сюда приехали? – спросила женщина, очевидно, не привыкшая к дипломатическим тонкостям. Она потушила сигарету. И почти сразу достала вторую.
– Я оказался здесь случайно, хотя, увидев комиссара Брюлея, вы можете мне не поверить. Действительно странно, что мы двое одновременно оказались в одном и том же месте – и именно здесь, на краю Европы. Но почему вы приехали сюда и в такой странной компании – с паном Шокальским?
– Он вам не нравится? – улыбнулась Илона.
– Пока не определился, но симпатий он у меня не вызывает. Наверное, это подсознательное чувство. Своего рода зависть к более удачливому самцу. Когда он появляется с вами, я чувствую себя не столь уверенно.
– Он не мой любовник, – жестко сообщила пани Томашевская, – если вы это имеете в виду.
– Нет. Я просто имел в виду, что вы очень красивая женщина.
– Здесь только одна красивая женщина, – возразила Илона, – Кэтрин Фармер, известная на весь мир актриса.
– Да, она очень красивая женщина, согласен, – сказал Дронго, – но лишь потому, что в вопросах женской красоты я достаточно толерантен. Мне нравится, когда присутствует многообразная цветовая палитра. Или вы думаете иначе?
Она закусила губу и слегка усмехнулась, по достоинству оценив его ответ. Стряхнула пепел своей сигареты. И вновь затянулась.
– Можно я задам вам тот же вопрос? – спросил Дронго. – Почему вы здесь?
– Вы не ответили на мой, – напомнила Илона.
– Я оказался здесь абсолютно случайно, – повторил Дронго. Он хотел добавить, что ждет свою жену, но тут же спохватился. О Джил не должен был знать никто в целом мире. При его известности он не смог бы гарантировать безопасность своей семьи. И потому он замолчал.
– В таком случае я тоже приехала отдохнуть в Алгарве, – зло парировала собеседница.
– Не обижайтесь, – попросил Дронго, – я ведь понимаю ваши чувства. Считайте, что нас вместе с комиссаром сюда пригласили. Тогда вам станет легче?
– Кто именно пригласил?
– Этого я вам не скажу. Теперь ваша очередь отвечать на мой вопрос. Зачем вы сюда приехали?
– Пан Тадеуш пообещал мне удивительный отдых на берегу океана, – усмехнулась она.
– Я видел, как вы входите в комнату, видел, как вы осматриваетесь в помещении, – сказал Дронго, – добавьте ваши слова о не совсем традиционном для красивой женщины увлечении стрельбой. И наконец ваши вопросы и ваша мгновенная реакция на слова портье… Вывод очевиден. Вы сотрудник спецслужб или офицер полиции?
– Я знала, что вы так и подумаете. Я работала в Министерстве внутренних дел. Четырнадцать лет…
– Сейчас не работаете?
– Нет. Уже несколько лет как не работаю. Ушла в девяносто девятом. Сейчас я частный детектив. Как вы, господин Дронго.
– Предположим. Тогда почему Фармер так вздрогнул, увидев вас? Или у него были свои интересы в вашем министерстве? Я не думаю, что польская полиция рьяно разыскивала столь известного миллионера. Или я ошибаюсь?
По лицу Илоны пробежала какая-то тень. Длинная струя дыма поднялась в воздух. Дронго терпеливо ждал.
– Я думала, что вы знаете… – сказала она.
В некоторые моменты полезно помолчать. Дронго знал, как разговорить собеседника. Он умел слушать и говорить сам таким образом, чтобы втянуть в беседу и вызвать на откровенность любого. Но сейчас была нужна пауза. Илона молчала пять секунд, шесть, семь…
– Двадцать лет назад в Лондоне я участвовала в конкурсе красоты, – сообщила она, с силой потушив сигарету в пепельнице. – Мистер Фармер был генеральным спонсором этого конкурса. Ему было под шестьдесят. А мне только девятнадцать. Нужно говорить дальше, или вы все поняли?
– Тогда вы с ним и познакомились? – спросил ошеломленный Дронго.
Она кивнула.
– Здесь кто-нибудь знал, что вы приедете вместе с Шокальским?
Илона пожала плечами.
«Чем больше я узнаю, тем больше удивляюсь этой жизни и всем окружающим меня людям», – подумал Дронго.
– Я хотела, чтобы вы все услышали от меня, – сказала Илона, – ведь из-за меня вас, наверное, и позвали. И комиссара Брюлея тоже. Они думают, что я буду мстить… Как глупо. Фармер совсем старик. Хотя говорят, что супруга намного моложе его. Но он всегда любил молодых женщин.
– Тогда, в Лондоне, что-то произошло?
– Я заняла третье место, – сообщила Илона, – а больше ничего хорошего вспомнить не могу.
– Почему? – спросил Дронго.
– У меня были неприятности, – коротко сказала она, не став вдаваться в подробности. И, помолчав, добавила: – Кажется, я сказала вам все, что должна была сказать. До свидания.
Илона поднялась и, мягко ступая, вышла из зала. Дронго остался сидеть в своем кресле.
– Еще чашечку чая? – спросил официант.
– Нет, – покачал головой Дронго. Он посмотрел на часы, расписался на счете и направился к выходу.
У самого выхода Дронго беспокойно обернулся, – ему показалось, что на террасе за темными стеклами кто-то сидит и смотрит на него. Причем взгляд неизвестного направлен ему точно в затылок. «Может быть, выйти и посмотреть, кто сидит на террасе? – вдруг подумал он. – Или мне только кажется, что там кто-то есть? Уже довольно поздно…» Дронго повернулся и пошел к лифту.
Человек, оставшийся у него за спиной, чуть шевельнулся. Если бы Дронго вышел на террасу, то увидел бы полные холодной злобы глаза убийцы.
Дронго вошел в кабину лифта со смутным ощущением вины и ненависти, которое как будто стукнуло ему в голову, взявшись невесть откуда. Замысливший убийство уже заранее ненавидит не только того, кого он собирается убить, но и всех остальных, словно те виновны в его преступлении.
Убийца положил руки на столик.
Дронго поднялся на третий этаж и вышел в коридор. Здесь никого не было. Он достал ключ от своего номера.
Убийца поднялся из-за столика и вышел в холл.
Один из охранников, обходивших отель снаружи, увидел сквозь стекло в глубине холла неясные очертания чьей-то фигуры. Отсюда невозможно было разобрать, кто там проходил, – мужчина или женщина. Но охранник не стал приглядываться. Здесь много лет ничего не случалось. В Алворе даже пропажа курицы была чрезвычайным событием. И, зевнув, охранник пошел дальше.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Спускаться к раннему завтраку он не любил. Среди его постоянных привычек было неприятие плотных завтраков по утрам. Обычно он ограничивался чашкой чая с небольшим бисквитом или сухим шотландским печеньем. Приняв душ и тщательно побрившись, Дронго спустился вниз к одиннадцати часам, когда многие гости, позавтракав, уже выходили из ресторана.
Дронго обратил внимание, что на лужайке перед двумя автомобилями с открытым верхом уже столпились игроки в гольф. Погода была ясная, сухая, и любители этой аристократической игры собирались продолжить вчерашнюю партию. Среди мужчин, стоявших на лужайке, он разглядел Мануэля Сильву, невозмутимого и внешне холодного Джеймса Фармера, адвоката Карнейро. Дронго удивило присутствие на лужайке Сарычева и Мурашенкова. Очевидно, сегодня русские гости решили присоединиться к вчерашним игрокам.
Дронго вышел на террасу и, попросив официанта принести ему чашку чая, принялся наблюдать за собравшимися на лужайке.
Карнейро рассказывал какую-то смешную историю на английском, и все улыбались. Все, кроме Фармера. Фармер время от времени посматривал в сторону отеля. И в один из таких моментов из здания вышел пан Тадеуш Шокальский. Он был одет в серые мягкие брюки и темный пуловер, что говорило о его намерении тоже принять участие в сегодняшней игре.
«Брюлей сказал вчера, что они должны провести свое совещание утром, – вспомнил Дронго, – наверное, они собрались специально, чтобы обсудить свои вопросы за игрой в гольф. Или игра будет только прелюдией к серьезному разговору?»
Все шестеро мужчин разместились в двух автомобилях, которые тронулись в сторону зеленых полей. Дронго проводил их взглядом и услышал, как на террасу выходят Кэтрин Фармер и ее молодой супруг. Актриса была в темной длинной юбке, серой блузке и приталенном черном пиджаке.
– Так нельзя, Кэтрин, – успокаивал жену Энрико, – если мы сегодня уедем, будет настоящий скандал. Твой дядя обидится. Он ведь позвонил вчера вечером и попросил тебя задержаться.
– Я не желаю оставаться в одном отеле с этой дрянью ни секунды, – в сердцах заявила Кэтрин, – она меня ненавидит. Сильвия заставит Джеймса переписать завещание, вот увидишь, что все этим и кончится.
– Не нужно так громко, – обернулся на Дронго Вилари, – успокойся и не нервничай. Скоро день рождения твоего дяди. У него никого нет, кроме тебя…
– Поэтому он позволяет своей жене меня оскорблять? – снова повысила голос Кэтрин.
– Мне тоже не нравится эта дрянь, – досадливо поморщился Энрико. – И я тоже хотел бы как можно быстрее вернуться в Италию. Ты ведь знаешь, как больна моя мать. Но нужно потерпеть.
– Он перепишет все деньги на свою дорогую женушку, – зло пообещала Кэтрин, – и я посмотрю, что ты тогда скажешь.
– Не кричи, – снова одернул ее муж, оглядываясь на Дронго. Кэтрин обернулась и увидела наконец, что они на террасе не одни.
– А, это снова вы, – сказала она недобрым голосом, не сулившим ничего хорошего, – вы опять «случайно» оказались рядом, мистер детектив?
– Вы детектив? – нахмурился Вилари.
– Нет, – ответил Дронго, – я всего лишь частный эксперт по вопросам преступности…
– Это одно и то же, – перебила его Кэтрин. Несмотря на утро, она выглядела достаточно ухоженной. Волосы были красиво уложены, глаза подведены. «Наверное, она взяла с собой собственную визажистку», – подумал Дронго.
– Нет, – мягко возразил он женщине, – не совсем. И не нужно так нервничать. Я сидел на террасе еще до вашего прихода и не мог знать, что вы сюда придете.
От него не ускользнуло, что Вилари явно смутился, услышав о его профессии. Было очевидно, что ему неприятно узнать о прибытии в отель детектива или частного эксперта. После слов Дронго Кэтрин взглянула на мужа, затем снова на Дронго.
– Мы хотели уехать на побережье, а вышли сюда, – пробормотала она. – Действительно, нелепо. Вы не могли знать, что мы здесь появимся. Извините меня. Кажется, я опять глупо сорвалась.
Одно из самых важных качеств умного человека – умение признавать собственные ошибки. Но когда свою неправоту признает красивая женщина, – этот жест ценнее вдвойне. Если вообще возможен. А уж извинения такой известной актрисы, как Кэтрин Фармер, – почти чудо. Ничто так не развращает людей, как слава и деньги. Дронго оценил ее тактичность.
– Ничего, – сказал он, – все в порядке. Я всегда восхищался вашим талантом, миссис Фармер.
– Мы поедем? – мрачно спросил Энрико. Он не скрывал своего негативного отношения к незнакомцу и не хотел даже разговаривать с ним. – Мне еще нужно забрать наши куртки. Здесь бывает прохладно по вечерам.
– Поедем, – кивнула Кэтрин. Уходя, она взглянула на Дронго и улыбнулась, словно извиняясь еще раз. Женщина оценила вовремя сказанный комплимент. Энрико ушел следом за женой, даже не попрощавшись.
Дронго увидел, как на террасу выходит, тяжело ступая, комиссар Брюлей.
– Куда отправились все эти типы? – прохрипел Брюлей, глядя вслед автомобилям, увозившим игроков подальше от отеля.
– Доброе утро, комиссар, – улыбнулся Дронго, – они уехали играть в гольф. Кажется, на дальней площадке. Если я понимаю что-то в этой игре, то постепенно они должны будут подходить все ближе к нам, чтобы завершить свое соперничество у лунок почти перед самым отелем.
Комиссар посмотрел в сторону дальней площадки.
– И мне нужно туда тащиться? – презрительно спросил он. – Или этот адвокат думает, что я буду бегать за ним с его клюшками, как это делают их помощники?
– Балкон вашего номера выходит на юг, – напомнил Дронго, – вы можете подняться наверх и следить за игрой оттуда.
– Надеюсь, они не перебьют друг друга, пока я выпью свой кофе, – пробормотал комиссар. – Утром я проверил, как все разместились. Два больших сьюита на втором этаже занимают Джеймс Фармер с супругой и его племянница с мужем. Также на втором этаже поселили и русских гостей – в двух номерах по соседству друг с другом. На третьем этаже в двух сьюитах живут хозяин отеля и этот адвокат. И еще поляки, номера которых находятся рядом с твоим. Забыл еще сказать, что около сьюита Кэтрин Фармер живет ее визажистка. Ее зовут Луиза, и она француженка. Мы уже успели мило побеседовать.
– Сколько ей лет?
– Лет пятьдесят. Я думаю, Кэтрин в столь опасном возрасте, что не захотела бы иметь рядом с собой молодую и красивую визажистку.
– Кэтрин сама даст сто очков вперед любой молодой красотке, – возразил Дронго.
– Ты думаешь? – с сомнением спросил Брюлей.
– Уверен. Она потрясающе выглядит.
– Тебе виднее, – пробормотал комиссар. – Иногда я думаю, что эту часть жизни я как-то упустил. Ты знаешь, меня никогда не интересовали молодые кокотки или стареющие актрисы. Я всегда был загружен работой по горло. А может, потому, что слишком много знал о человеческой породе и о женщинах, с которыми сталкивался во время своих расследований. Хотя ты тоже много знаешь об этих женщинах. И тем не менее женщины продолжают тебе нравиться. Или ты скажешь, что раньше было другое время?
– Время всегда другое, – ответил Дронго, – но я думаю, не поэтому. У вас была любимая работа и была цель. И еще была страна, которой вы служили по мере своих сил. А у меня всего этого нет. Вот в чем разница между нами, мой дорогой Брюлей. У меня масса свободного времени, и я принадлежу только самому себе, в отличие от вас. Вы всегда были на государственной службе.
– Ты жалуешься? – спросил комиссар.
– Не знаю. Иногда кажется, что да. Я не думал, что все кончится так глупо. Когда меня приглашали для сотрудничества в Интерпол или в комитет экспертов ООН, я отправлялся туда с гордостью, зная, что представляю в этих организациях свою страну. А теперь я предоставлен сам себе и не могу понять, хорошо это или плохо. Во всяком случае, я немного завидую вам.
Брюлей молчал. Он достал трубку, оглянулся по сторонам, словно уточняя, можно ли курить на свежем воздухе. И начал набивать трубку табаком.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
