— А вы спрашиваете, зачем мы вас пригласили, — напомнил Браун, — вы ведь действовали против него еще в семьдесят пятом.

— У нас в ЦРУ был отличный специалист по Вальесу, — вспомнил Робинсон, — он тогда здорово действовал в Панаме. И задержание Норьеги — его безусловная заслуга. Это полковник Биксби. Он, по-моему, сейчас на пенсии.

По тому, как переглянулись Браун и Трентини, Роджер понял, что сказал нечто крайне важное.

— Вы не знали Биксби? — спросил он у Брауна. — Вы ведь должны его помнить.

— А вы знаете его достаточно хорошо? — уточнил Трентини.

— Да, конечно. Его знают все работающие в нашем отделе. Пол Биксби там почти легенда, человек, про которого рассказывают тысячи разных историй.

— Вы помните дело Эймса[6]? — спросил вдруг Браун.

— При чем тут Эймс? — не понял Робинсон.

— Он тоже был выдающимся специалистом в борьбе против СССР и России. А потом выяснилось, что он просто агент российской разведки. Никто и предположить не мог подобного финала.

— Я понял. Но если вы считаете, что Пол Биксби тоже работает на русских, то это явно не подходит. Он никогда не работал на этом направлении. Его сферой всегда была Латинская Америка. Кроме того, у него безупречный послужной список.

— Вы хорошо помните Биксби? — снова задал непонятный вопрос Браун.

— Конечно. Мы с ним работали несколько лет. Он настоящий Мастер, блестящий профессионал. Вы же об этом знаете, почему вы спрашиваете?

— Луиса Эрреру вы тоже хорошо помните? — спросил в свою очередь Трентини.

— Разумеется. Этого мерзавца я лично брал в Каракасе, потом его отпустили под залог. Я не совсем понимаю смысл ваших вопросов.

Трентини и Браун переглянулись.

— Покажите ему фотографию, — кивнул Браун. Трентини достал из папки еще одну фотографию и передал ее Роджеру. На фоне залитого солнцем пляжа за столиком сидели двое людей. Первый был, безусловно, Луис Эррера; а второй… в это нельзя было поверить, невозможно было поверить, но это был сам полковник Пол Биксби.

— Фальшивка? — спросил недовольно Робинсон.

— Настоящая. Сделана нашими людьми в Коста-Рике. Они встречались там две недели назад. Мы проверили. Биксби действительно летал в Коста-Рику на два дня. Вам нравится эта фотография?

— Нет, — брезгливо ответил Роджер, бросая карточку на стол, — мне она совсем не нравится. Но она ничего не доказывает. У Биксби могла быть тысяча причин встретиться с Эррерой. Может, он ведет какое-нибудь расследование и ему понадобилась консультация. Или сам Эррера пригласил его для какого-нибудь предложения. Такое возможно?

— Мы проверили и этот вариант, — Трентини аккуратно убрал фотографию в папку, — после возвращения Биксби никому не докладывал и ни о чем официально не сообщал. Он и не мог ничего сообщить. Согласно справке ЦРУ, он уже два года на пенсии и не имеет права вести оперативную разработку каких-либо дел.

— Вот почему вы вспомнили Эймса, — понял наконец Робинсон, — вы думаете, что Биксби двойной агент или работает на русских.

— Мы пока ничего не думаем. — Браун, поднявшись с дивана, прошел в другую комнату и вернулся, неся три бутылки холодного пива. Здесь не принято было ждать услуг от секретаря. Она просто не имела права входить в комнату во время совещаний и приема посетителей. Браун снова прошел в другую комнату и вернулся на этот раз с тремя стаканами.

— Сегодня очень жаркий день, — сказал он, — мы пока не имеем никаких данных, Роджер, — добавил Браун, уже открывая свою бутылку, — но мы очень хотим понять, почему отставной офицер ЦРУ Пол Биксби встречается с таким человеком, как Эррера. Что у них может быть общего. И если это связано с наркотиками, то мне становится просто страшно. У полковника Биксби информации больше, чем у всего нашего департамента. Он, как никто другой, знает наши уязвимые места. Вы представляете, что может произойти, если Пол Биксби решил сотрудничать с Эррерой? После осуждения Эймса мы не имеем права никому доверять.

— Я всегда очень верил Биксби, — тихо признался Робинсон, — мне трудно представить его в роли помощника Эрреры или русского шпиона. Для такого моей фантазии маловато.

— Факты очень упрямая вещь, — возразил Трентини, — по нашим данным, недавно пенсионер Пол Биксби купил для своей дочери дом в Иллинойсе стоимостью в сто десять тысяч долларов. Первый взнос он сделал со своего счета в «Сити-Банке». Хотите посмотреть распечатку?

Уже не решаясь что-либо сказать, Робинсон просто кивнул головой. Трентини достал из папки еще одну бумагу. Это была распечатка банковского счета мистера Пола Биксби. Счет был открыт полгода назад и в результате ежемесячных перечислений из мексиканского Национального банка уже вырос до сорока тысяч долларов. Половина из них была перенесена в Иллинойс на первоочередной взнос для покупки нового дома. Ошеломленный Робинсон смотрел на счет и на сидевших перед ним людей.

— Это еще ничего не доказывает, — слабо защищаясь, сказал он, — может, он оказывает какой-нибудь компании услуги или работает консультантом.

— Поэтому деньги ему перечисляют через подставных лиц из Мексики? — с явным сарказмом спросил Трентини. — Вам не кажется несколько странной такая необычная форма благодарности?

— Не знаю. — Он положил и эту бумагу на стол. Верить в предательство Биксби не хотелось. Полковник был для него всегда воплощением лучших идеалов американского героя — честного, умного, стойкого офицера. И тем страшнее было разочарование.

— Что же мне нужно делать? — спросил он уже бесцветным голосом. Приходилось верить в невозможное.

— Взять Эрреру, — ответил Трентини, сжав правую руку в кулак, — он должен объяснить нам некоторые детали.

— А почему вы не хотите поговорить с самим Биксби? — Роджер вздохнул. — По-моему, так было бы правильнее.

— Дело в том, — Трентини смотрел ему прямо в глаза, — что полковник Пол Биксби вот уже три дня как исчез. И мы его нигде не можем найти.

Главное разведывательное управление

Генерального штаба

Министерство обороны СССР

Архивный фонд

Особо секретный фонд

Документ особой важности

Выносить из здания не разрешается

Копий не снимать

Вскрыть только с согласия начальника Управления

ДЕЛО АГЕНТУРНОЙ РАЗРАБОТКИ

8796

«ГОСПОДАРЬ"

Источник сообщает, что недовольство нынешним режимом в Румынии принимает черты массового неповиновения, наблюдаются отдельные признаки волнения и среди партийного аппарата. За исключением элитарных частей и сотрудников органов безопасности, никто не поддерживает Чаушеску и его режим. Многие полагают, что в начавшейся революции может выдвинуться генерал Стэнкулеску. Среди новых оппозиционеров, выступающих против режима, наиболее заметен молодой Петру Роман Дополнительно высылаем по запросу Центра. Убеждены в необходимости более детальной проработки кандидатов на должность руководителя страны. В настоящее время это наиболее важная задача. 15 декабря 1989 года

Петру Роман. Родился 22 июля 1946 года в Бухаресте Отец, старый коммунист, принимал участие в гражданской войне в Испании на стороне республиканской армии, где и познакомился с будущей матерью Петру Романа. По национальности она испанка В 1967 году окончил гидротехнический факультет Бухарестского политехнического института. Учился в Политехническом институте во Франции, в Тулузе Аспирантуру закончил в Бухаресте Доктор технических наук В настоящее время — заведующий кафедрой гидротехнического факультета Бухарестского политехнического института. Источник считает Петру Романа наиболее перспективным политиком среди новых политических деятелей Румынии. В настоящее время рассматривается возможность более тесного контакта с ним.

15 декабря 1989 года

Он сидел в своем кабинете, устало уставившись в зеркальную поверхность стола. Нет, он не собирался сдаваться просто так, на милость восставшим хамам. Просто он очень устал. Последний митинг, на котором ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным, отнял у него последние остатки сил. Он, кажется, забыл те дни, когда митинги могли идти с утра до вечера, а он, еще молодой и полный сил, мчался из одного конца города в другой, чтобы успеть на очередной митинг. Когда это было? Раздался телефонный звонок. Это был телефон его прямой связи, о которой знали лишь несколько человек. «Неужели жена?» — подумал, сморщившись, Чаушеску. В последнее время ее неумеренные требования и крайний радикализм смущали даже Президента. Он поднял трубку и с облегчением услышал голос Андруты, своего брата, директора школы безопасности.

— Положение очень сложное, — сказал Андрута, — по-моему, наше телевидение просто выходит из-под контроля. Они передают всякую чушь.

— Да, — устало ответил Чаушеску, — я скажу, чтобы проследили.

— На всякий случай я приказал записывать все события на пленку, — сообщил Андрута, — мои люди активно работают в городе. Потом мы сможем разбираться с каждым из мятежников в отдельности.

— А почему ты думаешь, что это мятеж? — спросил вдруг Президент.

— Что? — не поверил самому себе Андрута. — Я не совсем понял.

— Ничего, просто я вспомнил Германию. Там тоже считали, что эти волнения скоро пройдут. Ты же знаешь, чем там кончилось.

— У нас нет такой стены, — раздраженно ответил Андрута. Его начал тревожить такой пессимизм Николае. Это было совсем не похоже на энергичного и хитрого Чаушеску. Он не понимал, что брат мог просто устать от этой вечной борьбы за власть.

— Да, я помню, — сказал Президент, уже собираясь положить трубку.

— До свидания, — зло бросил Андрута и первым отключился.

Чаушеску осторожно положил трубку на телефон. Он понимал, что рано или поздно это произойдет. Он никогда не доверял этому выскочке Михаилу Горбачеву. Через китайскую разведку ему удалось получить некоторые подробности встречи Горбачева с Президентом США Джорджем Бушем на Мальте. Секретность встречи была настолько абсолютной, что оба лидера мировых держав встретились на корабле, в море, предпочитая такой необычный способ общения. Чудом удалось узнать, что Горбачев дал согласие на демонтаж Берлинской стены. Он фактически сдал всех своих союзников в Европе.

Еще когда в прошлом году начались первые волнения в самом Советском Союзе между Арменией и Азербайджаном из-за Карабаха, встревоженный Чаушеску сказал на Политбюро, что это может быть началом очень крупных неприятностей. Уже тогда нерешительная и, главное, непродуманная политика Горбачева вызывала у него большую настороженность. И когда произошли события в Сумгаите, он был в Сибиу. Вернувшись в Бухарест, он с облегчением узнал, что по приказу Горбачева в город введены войска. Тогда казалось, что все еще можно повернуть обратно. Но это только казалось. Противостояние, начавшееся в Карабахе, перекинулось на другие республики, вызвало кровавый ураган в Ферганской долине Узбекистана, положило начало изменениям в самой Восточной Европе. Если можно ставить вопрос об отделении в самом Советском Союзе, если одна область может выходить из одной республики и входить в другую, значит, это можно делать повсюду.

Прибалтийские республики вспомнили о своей независимости до сорокового года, в Югославии начался процесс разложения целого государства, в Румынии начались глухие волнения в Трансильвании. А в самой Германии немцы справедливо рассудили, что, если можно объединять Армению и Карабах, значит, установленные границы в жестких рамках социалистической системы не такие прочные. И тогда рухнула Берлинская стена.

В последние дни Чаушеску часто просил сводки о последних событиях в Баку. Ситуация в декабре восемьдесят девятого в столице Азербайджана была просто неуправляемой. Власть лишь формально сохранялась за представителями партийных и советских органов. По сообщениям зарубежных информационных агентств, на дорогах в Баку уже стояли посты Народного фронта. Со дня на день можно было ожидать открытого мятежа. А вместо этого начались события в самой Румынии.

Да, в который раз подумал Чаушеску, во всем виноват этот Горбачев с его бредовыми идеями. Не сумел справиться со своей собственной страной, пошел на уступки Западу и в результате разрушил всю систему социализма. Он не хотел признаваться даже самому себе, что в Румынии социализм отождествлялся с именем самого Чаушеску.

Рассчитывать на союзников больше не приходилось. Тогда в Чехословакию, в шестьдесят восьмом, он не послал румынские войска, но объединенные силы русских, немцев, даже венгров и болгар вошли в Прагу и наказали чехов и словаков за тщетную попытку вырваться из самой системы социализма. Пражская весна была потоплена в крови.

Тогда он мудро рассудил, что участие румынских сил может придать нездоровый импульс начинавшимся волнениям в армии. Ему нужно было больше думать об укреплении собственного режима, он еще сидел достаточно непрочно и очень многие готовы были убрать молодого Генерального секретаря с его поста. Тогда он выстоял, а через шесть лет даже стал Президентом страны.

Он вспомнил свое родное село Скорничешти. Старики рассказывали, что в день его рождения была страшная стужа, сильный снегопад и повитуха, обычно принимавшая в селе роды, даже немного опоздала, явившись в их дом, когда роды уже начались. Потом было трудное детство. С четырнадцати лет он разносит листовки и помогает молодым коммунистам. Через год он становится комсомольцем, а еще через год его избирают в ЦК комсомола. Это были самые трудные годы в истории Румынии. Повсеместно поднимали голову местные фашисты, была создана ультраправая Национал-христианская партия. Активно действовала возникшая в тридцать первом году «Железная гвардия», не скрывающая своих фашистских взглядов. В восемнадцать лет Николае становится коммунистом. Как они тогда верили в коммунистические идеалы, какими чистыми и наивными они были. Через три года он уже секретарь комсомольской организации Бухареста. Его небольшую фигуру узнают повсюду, он встречается с рабочими, идет в первых рядах митингующих, выступает настоящим вожаком молодежи.

В сентябре сорокового в Румынии происходит фашистский переворот. К власти приходит новый король, Михай, а фактическая власть достается генералу Антонеску, который вместе с «Железной гвардией» превращает страну в сателлита Германии. Уже через месяц в Румынию входят немецко-фашистские войска.

Тогда он не успел уйти. Его арестовали, и долгие четыре года он проводит в заключении. В Советском Союзе идет самая страшная война, и сотни тысяч румын принимают участие в этой войне на стороне Германии[7]. Заключенные коммунисты жадно ловят каждое сообщение о победе советских войск. После краха под Сталинградом всем становится ясно, что победа будет на стороне правого дела. Как они тогда верили в Москву, как молились именем Сталина, как жили сводками советского Информбюро.

В сорок четвертом в страну вошли советские войска. Король Михай вовремя понял, что пора менять тактику, и отрекся от своих прежних союзников. В Москве было подписано соглашение о перемирии, и вскоре румынские войска были посланы против своего старого союзника — фашистской Германии. Освобожденный из тюрьмы в сорок четвертом, Николае Чаушеску становится признанным лидером молодежного движения в ЦК комсомола. После победы он работает на партийной работе, а в начале пятидесятых несколько лет даже пребывает на должности заместителя министра обороны страны, успев обрасти нужными связями и друзьями в армии.

Во время работы в правительстве он пользуется неизменной симпатией главы правительства Петру Грозы, также отсидевшего при Антонеску несколько лет в тюрьме. В тридцать шесть лет Николае Чаушеску становится самым молодым секретарем ЦК партии, а через год избирается членом Политбюро. Когда спустя десять лет умрет Георгиу-Деж, Чаушеску будет самым достойным и самым лучшим кандидатом на должность руководителя партии и государства.

Но это было так давно, в шестьдесят пятом. Уже через девять лет он становится Президентом, и начинается неуклонный процесс перерождения, обусловленный неограниченной личной властью, неподконтрольностью никаким законодательным органам, формальностью выборов и отсутствием демократической прессы. Он и сам не замечает, как постепенно превращается в настоящего диктатора, устанавливая семейный режим власти в стране, при котором в число высших руководителей государства входят его жена, сын, братья, родственники жены и его друзья. Как и при любой тирании, начинает складываться культ вождя. В центре Бухареста открывается грандиозный Музей личных подарков Николае Чаушеску, его огромные портреты заполняют все города и села Румынии. В дополнение к этим характерным метастазам социалистического государства крайне негативную роль играет его супруга, постоянно вмешивающаяся в кадровые вопросы и превратившаяся в своеобразного «серого кардинала» при дворе Чаушеску. Все в стране твердо знают, что ни одно назначение не минует личной канцелярии супруги Президента. Процесс разложения государства идет полным ходом. При несменяемом Президенте граждане становились циниками и пессимистами. В стране явно усиливалось недовольство, начали появляться диссиденты.

Если бы все можно было вернуть лет на двадцать назад, подумал вдруг Чаушеску. Может, он не сделал бы таких явных ошибок. Впрочем, разве мало пользы он принес своему народу? Разве не он сумел полностью погасить весь иностранный долг, сделав Румынию одной из немногих стран в мире с полностью выплаченным национальным внешним долгом? Разве этого одного мало, чтобы потомки поставили ему памятник? Разве мало он заботился о процветании собственного народа, о его культуре, науке, здравоохранении?

И такая черная неблагодарность людей. Впрочем, сам став циником за годы своего правления, он и не ждал особых благодарностей от своего народа. При взаимном согласии они всего лишь соблюдали баланс интересов друг друга, и этого было вполне достаточно. А теперь вдруг начались эти события в Трансильвании, перекинувшиеся затем на Бухарест.

Раздался еще один звонок. На этот раз звонил помощник.

— В чем дело? — спросил очень недовольным голосом Чаушеску.

— К вам звонит генерал Стэнкулеску, заместитель министра обороны. Товарищ Президент, он просит срочно соединить его с вами.

— Хорошо, — разрешил он. Стэнкулеску был одним из самых образованных генералов в румынской армии, владел пятью языками, был достаточно популярен в народе.

— Товарищ Президент, — раздался взволнованный голос генерала, — в столице начались вооруженные столкновения. Сотрудники органов безопасности стреляют в безоружный народ. Люди начинают строить баррикады. В таких условиях возможны любые антиправительственные действия. Армия не может брать на себя ответственность за действия сотрудников «секуритаты».

— Что вы предлагаете? — спросил Чаушеску. «Почему они начали стрелять? — вдруг подумал он. — И микрофоны на митинге так некстати не работали».

— Вам нужно покинуть Бухарест, — твердо сказал вдруг генерал, — это единственно возможная и вынужденная мера. Других вариантов я не вижу. Иначе — восставший народ пойдет брать штурмом ваше здание.

"Как он осмелел, — подумал Чаушеску. — Проклятый Горбачев, это все его эксперименты». Но он ничего не сказал.

— Вы меня слушаете? — тревожно спросил генерал. — Что нам делать?

— Не знаю, — Чаушеску сжал губы, чтобы не сорваться, — значит, вы считаете, что мне нужно уехать из города. Это ваше личное мнение?

— Нет, — отрезал безжалостно генерал, — это мнение вооруженных сил. Мы не будем стрелять в народ. Армия останется в казармах.

— Хорошо, — принял решение Чаушеску. Может, он и прав, оставаться в Бухаресте не имеет смысла. Нужно вылететь в провинцию и там организовать подавление этого мятежа. В столице всегда было много горячих голов — студентов, рабочих, этих преподавателей-интеллигентов.

— Я пришлю вертолеты, — сказал с облегчением генерал. Президент, не попрощавшись, положил трубку и только сейчас вспомнил о своей супруге. Он невольно поморщился: теперь предстоит еще тяжелый разговор и с ней. Как много неприятностей за один день.