— Как дела? — спросил он.
— Все в порядке, — офицер был молод, ему было всего двадцать пять лет, и ему нравилась его почетная должность. Попасть на работу в международный аэропорт Шереметьево в Москве было достаточно сложно, и, если бы не влиятельный дядя из кабинета министров, ему светило бы распределение в Мурманск или на границу Таджикистана, куда отправили большую часть ребят их курса. Но молодой офицер, кроме своего значительного дяди, обладал и другими достоинствами. Он был настойчив, внимателен, отличался наблюдательностью и склонностью к анализу.
Именно поэтому, покинув свое рабочее место, он сразу отправился в дежурную часть, где попросил девушку-прапорщика уступить ему компьютер. Та охотно предоставила ему свое место. Она была молода и красива. И по-своему справедливо считала, что он специально нашел повод посидеть в ее обществе несколько минут.
Впрочем, она и не возражала. Ведь этот офицер был довольно симпатичным и милым парнем.
Но на этот раз она, кажется, ошиблась. Он сел за компьютер и стал сосредоточенно набирать имя только что ушедшего пассажира, даже не взглянув в сторону девушки, что было очень неприятно, но в душе она продолжала надеяться, что все это поза и он лишь создает видимость незаинтересованности.
Между тем запрошенные данные не давали результатов. Ни такой фамилии, ни подобного номера паспорта в их компьютере не было. Туда попадали данные о малейших нарушениях паспортного режима и любых подозрительных лицах, но этой фамилии компьютер не показал. Офицер изменил в фамилии одну букву, надеясь, что это поможет в его поисках. Потом изменил еще одну. Безрезультатно.
Уже в последней попытке он снова набрал фамилию чем-то взволновавшего его человека. Что-то в нем ему не понравилось. И этот упрямый взгляд, и этот характерный шрам. Он снова заработал на клавиатуре компьютера, запрашивая фотографии людей, разыскиваемых властями. Замелькали лица, но он уже не столько смотрел на них, сколько, обернувшись, улыбался сидевшей рядом девушке. Может, он действительно проявляет излишнюю бдительность?
Однако верный своему принципу доводить любое дело до конца, молодой человек продолжал, хотя уже не очень внимательно, следить за экраном, просматривая фотографии особо опасных преступников или разыскиваемых лиц, которые уже когда-то пытались нарушить государственную границу и попали в своеобразный «черный список» пограничников. Он не ожидал ничего конкретного, пока не мелькнуло знакомое лицо. Офицер вернул первоначальное изображение, которое уже сменила на экране другая фотография.
Так и есть. Перед ним была фотография того самого человека, который только что прошел мимо него с синим служебным паспортом. Теперь он не сомневался, что видел это лицо. Конечно, видел. Особо опасный рецидивист, трижды судимый Дьяков Федор Константинович. Он видел это лицо еще два года назад, когда знакомился со списком особо опасных контрабандистов, запомнил именно из-за этого шрама. Точно такой шрам был у его младшего брата. Офицер помнил, как в детстве они поспорили с братом и в гневе он толкнул братишку на стоявшее в кухне ведро. Тот упал и расшиб себе подбородок, а характерный шрам остался на всю жизнь. Именно этот эпизод помог ему запомнить и другого человека с похожим шрамом — Дьякова.
Только что этот человек прошел государственную границу, и если его не остановить, он уже через три часа окажется в Амстердаме.
Пограничник вскочил, отбрасывая от себя стул.
— Его нужно задержать! — крикнул он.
— Кого? — не поняла девушка. — Вы кого-то нашли?
— Он только что прошел границу, — показал офицер на изображенное на экране лицо. — Это особо опасный рецидивист Дьяков. Но по паспорту у него совсем другая фамилия. Просто я запомнил его лицо.
Девушка окончательно поняла, что офицер сел за компьютер совсем не ради нее. Это огорчило ее. Поэтому она лишь разочарованно пожала плечами, с усмешкой добавив, что такую ценную информацию лучше сообщить подполковнику.
Он так и не понял, почему миловидная девушка вдруг превратилась в сухого и бессердечного прапорщика. Но размышлять об этом не было времени. Пять минут он потратил на поиски. Еще пять минут на рассказ подполковнику об этом странном типе. Еще через пять минут сам офицер и еще несколько человек спешили к самолету, уже готовому взлететь.
Дьяков сидел в салоне первого класса, и потому найти его не составляло большого труда. Когда в самолет открыли дверцу и прошедший первым офицер указал на устроившегося в третьем ряду рецидивиста, тот в первый момент даже не понял, что произошло. На его несчастье, он купил билет первого класса на российский самолет, внутри которого еще могли распоряжаться представители официальных российских властей. Принадлежи этот самолет голландской авиакомпании «КЛМ», все могло бы получиться совсем по-другому, но увы!
Увидев направляющихся к нему работников милиции и пограничной стражи, Дьяков поначалу даже растерялся, настолько неожиданным было появление этих людей в уже готовом взлететь самолете. Лишь когда они подошли, и он, подчиняясь их требованию, пошел к выходу, он вдруг понял, что уже никогда не попадет ни в Амстердам, ни в какой-либо другой европейский город. И потому на выходе из самолета он начал кричать и скандалить, заставив пришедших за ним людей почти выносить его из авиалайнера на руках. Он успокоился только в дежурной комнате, понимая, что скандал может кончиться для него гораздо хуже. Притворяться и делать вид, что произошла ошибка, было глупо. И неперспективно.
Именно поэтому, попав в дежурную часть, он замкнулся и не стал отвечать на вопросы пограничников до тех пор, пока не приехали представители Федеральной службы безопасности. Теперь им предстояло расследовать, каким образом особо опасный рецидивист получил служебный паспорт и шенгенскую визу, позволявшую посетить сразу семь европейских стран.
После отъезда сотрудников ФСБ, забравших с собой Дьякова, когда подполковник официально и строго объявил благодарность молодому офицеру за проявленную бдительность, тот наконец обратил-таки внимание на девушку.
Молодой офицер снова подсел к ней, уже не интересуясь ее компьютером. Она же была заинтригована детективной историей и все пыталась узнать у молодого человека, каким образом он сумел вспомнить фотографию рецидивиста через два года, в тот самый момент, когда Дьяков переходил государственную границу.
Офицер рассказал о своей семье и своем младшем брате, а в заключение неожиданно пригласил девушку на ужин. Она согласилась, не раздумывая. Уже прощаясь с девушкой до вечера, пограничник, еще не успокоившись окончательно, обронил:
— Все-таки интересно, каким образом рецидивист и контрабандист Дьяков сумел получить служебный паспорт и визу? Неужели в нашей стране действительно можно купить все?
Ответом было красноречивое молчание сотрудницы. Девушка, несмотря на свой возраст, действительно считала, что купить можно абсолютно все. Это было нормальным явлением в том ненормальном государстве, в котором они теперь жили.
А Дьяков, сидевший в белой «Волге», смотрел на деревья, мелькавшие по сторонам дороги. Он лучше других знал, как, кто и для чего купил ему этот паспорт. Они уже въезжали в город, когда из проносящегося мимо джипа раздалась автоматная очередь. Сначала никто не понял, что происходит. Лишь когда водитель автомобиля, вскрикнув, уронил голову на руль, разом закричали все находящиеся в машине люди. В том числе и сам Дьяков, уже понявший, кто стреляет в их машину.
Раздалось еще несколько выстрелов, и сидевший справа от Дьякова офицер ФСБ навалился на него, тяжело хрипя. Другой офицер, пользуясь тем, что машина замедлила ход, открыл дверцу и вывалился наружу. Потерявшая управление машина свернула в овраг и после очередной автоматной очереди, которую вели сразу из двух автоматов сидевшие в джипе люди, врезалась в дорожный щит. Оглушенный Дьяков все еще надеялся, что эти операция проводится для его спасения, но когда попытался выбраться из машины, было уже поздно. Еще одна автоматная очередь, и машина вспыхнула как спичка, а затем взорвалась, похоронив в обломках и самого Дьякова, и двух сотрудников ФСБ.
Глава 5
В Москву они возвращались втроем. Роудс взял билеты в первом классе, салон которого был почти пуст, и они расположились на трех передних сиденьях, позволив Сигрид занять место между ними. Дронго иногда замечал ее изучающий взгляд, направленный на него, и не мог понять причину такого странного любопытства, явно выходящего за рамки той заинтересованности, которую должна была проявлять обычный секретарь сенатора к частному детективу даже в столь экзотических местах, как страны СНГ.
Дронго внимательно изучал все документы, предоставленные ему Роудсом, когда снова почувствовал взгляд Сигрид. Он поднял голову.
— Вы раньше читали эти документы? — спросил он у молодой женщины.
— Да, — кивнула она, — я готовила все документы для мистера Роудса.
Сенатор собирается опять жаловаться в прокуратуру. Он поэтому меня и взял. Я знаю русский, польский и французский языки. Но работаю у него недавно, всего две недели.
— Меня всегда поражает, как европейцы легко овладевают языками, — пробормотал Дронго, — я, к сожалению, знаю только английский и итальянский.
Даже французский, который мне так нравится, не сумел выучить. Иногда мне кажется, что это моя природная лень.
— Но зато вы хорошо говорите по-английски, — улыбнулась Сигрид.
— Вы еще лучше говорите по-русски. Кстати, где вы его изучали?
— В Стокгольме. Я специализировалась на славянском отделении. Поэтому изучала польский и русский языки.
— А вы раньше бывали в России? Или в СССР?
— Нет, никогда.
— Странно, мне иногда кажется, что я вас где-то видел.
Сигрид закусила нижнюю губу, не решаясь посмотреть на него.
— У вас довольно распространенная для Швеции фамилия. Простите, но когда вы оформляли документы в аэропорту, я обратил на это внимание, — продолжал Дронго.
— Да, Андерссон довольно распространенная в Швеции фамилия, — сказала Сигрид, на этот раз не улыбнувшись.
Она выжидательно смотрела на Дронго, словно предугадывая его следующую фразу.
Но в этот момент в разговор вмешался Роудс, и слова, которые просто обязан был произнести Дронго, она не услышала.
— У вас есть где остановиться в Москве? Или вы будете жить с нами в отеле?
— Конечно, у меня есть своя квартира, — кивнул Дронго, — но я буду жить вместе с вами. И не из соображений экономии. Во-первых, так удобнее, во-вторых, я собираюсь часто наведываться на свою квартиру, а судя по документам, которые вы мне дали, там могут оказаться люди, не очень заинтересованные в моем успешном расследовании.
— Вы все-таки надеетесь что-то найти? — тяжело вздохнув, спросил сенатор Роудс.
— Безусловно. И начать я хочу сразу с экспертов. Здесь две подписи патологоанатомов. Профессор Бескудников и эксперт Коротков. Я немного слышал о первом из них. Он достаточно известный специалист в Москве и вряд ли мог допустить такой просчет.
— Мне об этом тоже говорили, — помрачнел Роудс, — следователи прокуратуры ссылаются именно на него, когда говорят о том, что экспертиза была проведена верно. Они убеждены, что Бескудников не мог ошибиться. Но я ведь знаю, что он ошибся.
— Это мы проверим на месте, — кивнул Дронго.
Разговаривать с Роудсом было достаточно сложно, приходилось говорить громче обычного. Между ними сидела Сигрид. А разговаривая громко на английском языке, они обращали на себя внимание даже в полупустом салоне первого класса.
Роудс замолчал, снова закрыв глаза. Сигрид тихо сказала Дронго:
— Он очень тяжело переживает смерть старшей дочери. До сих пор носит в кармане ее фотографию.
— Понимаю, — нахмурился Дронго.
В последнее время он плохо себя чувствовал, по ночам болело сердце, словно его прежняя беспорядочная и опасная жизнь мстила ему таким образом. А может, сказывались последствия тяжелого ранения в Нью-Йорке, когда он чудом остался жив.
Любезная стюардесса принесла еду, и они отвлеклись от темы, столь страшной для Роудса и объединившей этих трех пассажиров. В Москву они прилетели поздним вечером. В аэропорту их встречал автомобиль, присланный из американского посольства. В отеле «Балчуг» были заказаны номера для всех троих. Сигрид позвонила прямо из самолета по мобильному телефону и заказала номер для Дронго.
— Вы будете ужинать? — спросила она, когда они вышли из автомобиля у входа в отель.
— Да, — улыбнулся Дронго, — это сказывается на моей комплекции, но я люблю плотно ужинать по ночам.
— Как французы, — засмеялась Сигрид, — в таком случае увидимся через полчаса в ресторане.
— А мистер Роудс?
— Он никогда не ужинает так поздно, — пояснила молодая женщина, проходя следом за сенатором в здание.
В Америке прочно прижились нетрадиционные законы феминисток, и мужчины уже не обязаны были уступать место женщинам, тем более собственным секретарям.
Поднявшись в свой номер, Дронго по привычке принял душ, переоделся и ровно через полчаса спустился вниз, чтобы поужинать со спутницей. Она по-прежнему его очень интересовала, так как все время казалось, что он видел где-то ее лицо.
Усевшись на диван в холле отеля, он терпеливо ждал Сигрид. Наконец она появилась в другом конце холла. Теперь на ней был голубой брючный костюм, волосы распущены. Она была очень похожа на ту, другую женщину, которую он знал когда-то, в другую эпоху. И не похожа одновременно.
Нет, скорее похожа. То же лицо, та же фигура. Хотя не совсем. У дочери черты лица более тонкие, изящные. Ее мать напоминала роскошную львицу. Эта девушка скорее похожа на японскую статуэтку, имеющую задатки стать в будущем львицей. Как он сразу не разглядел эти знакомые черты, эти глаза.
Пораженный Дронго вскочил с дивана, ошеломленно глядя на подходившую к нему молодую женщину.
— Я идиот, — сказал он, когда она подошла к нему совсем близко, — я должен был давно все понять. Польский и русский. И ваша фамилия Андерссон. Вы Сигрид Андерссон, как же я этого раньше не понял. Вы та самая девочка, о которой говорил мне еще пять лет назад Адам Купцевич. Мы как раз недавно с ним встречались. Вы, очевидно, дочь Урсулы? Как же я вас сразу не узнал?
— Здравствуйте, Мигель Гонсалес, — улыбнулась Сигрид, — кажется, так вас тогда звали? Теперь вы меня действительно узнали. Я все гадала, когда это произойдет. В самолете мне даже показалось, что вы нарочно не хотите говорить на эту тему. Адам Купцевич много рассказывал мне про легендарного Дронго и про ваши приключения с ним тринадцать лет назад. Вы ведь тогда были вместе с моей матерью.
Ее мать погибла в Нью-Йорке, когда Алан Дершовиц установил свое адское взрывное устройство в их машине. Как раз накануне бракосочетания Адама и Урсулы. Она погибла сразу, а Адам остался без ног. Спустя несколько лет Дронго нашел Дершовица в Констанце и застрелил его. И только после этого успокоился, словно выполнил свой долг перед другом, ставшим инвалидом, и женщиной, в которую он был тайно влюблен.
Но еще тогда Дронго узнал, что Урсула имела дочь. Во время их предпоследней встречи с Купцевичем тот как раз говорил ему о том, что он виделся с дочерью Урсулы, которая была студенткой. С тех пор прошло пять лет.
Последний раз они встречались с Адамом совсем недавно, но тогда они ничего не говорили о дочери Урсулы. Так и должно быть. Бывшая студентка превратилась в красивую молодую женщину.
— Значит, это ты порекомендовала сенатору Роудсу обратиться к Дюнуа? — вдруг спросил Дронго.
— Наоборот, — по-прежнему улыбаясь, сказала Сигрид, — меня как раз рекомендовали Роудсу в качестве секретаря уже после того, как он узнал про Дюнуа.
— Идем в ресторан, — предложил Дронго, заметив, что на них смотрят со всех сторон, — там мы сможем спокойно поговорить. Ты слишком красива и вызываешь повышенный интерес к своей особе.
— Надеюсь, что вы сказали это только в порядке комплимента, а не сожаления, — улыбнулась женщина.
Он предложил ей руку. В ресторане было удивительно мало людей, и они заняли крайний столик у стены, предпочитая не афишировать своего присутствия.
Бесшумно возникший официант так же бесшумно принял заказ и исчез.
— Что произошло? — спросил Дронго. — Или это все игра? Я снова вам понадобился. Но Роудс явно не играет. И эти документы совсем не похожи на забавную игру. Тогда в чем дело, Сигрид?
— У него действительно большое горе, — подтвердила она, — и это не игра.
Просто мистер Дюнуа решил, что будет лучше, если и я прилечу вместе с сенатором сюда, в Москву.
— И давно вы работаете на специальный комитет экспертов ООН? — помрачнел Дронго.
Он не хотел признаваться самому себе, что его взволновала эта неожиданная встреча. И тем больше его взволновала неожиданная связь Дюнуа с дочерью Урсулы.
«Или у них работают семьями», — подумал он зло.
— Я не работаю там вообще, — сообщила Сигрид, — мне двадцать пять лет, и я уже два года как работаю в американском управлении по борьбе с наркотиками. Я ведь американская гражданка, муж у меня был американец, но после развода я взяла фамилию матери.
— У вас был муж? — удивился Дронго. — И вы даже успели развестись. Мне вы кажетесь совсем юной.
— Мы разошлись полгода назад, — охотно пояснила Сигрид, — просто ему не нравились мои частые отлучки из дома. А я не очень люблю, когда меня контролируют.
— Кто-нибудь в Москве знает, где именно вы работаете?
— Кроме вас, никто. Даже в американском посольстве убеждены, что я просто секретарь сенатора Роудса.
— В таком случае вы должны мне объяснить, зачем сюда приехали? Или дело погибшей Элизабет Роудс каким-то образом связано с вашим визитом в Москву?
— Да, — осторожно сказала Сигрид, — связано. Мы с самого начала подозревали возможность такого исхода.
Официант принес первые закуски и бутылку вина. Дронго никогда не пил крепких алкогольных напитков, предпочитая только красное или белое вино хорошего качества. Он любил португальские и ливанские, израильские и французские, итальянские и испанские марки. Но более других любил грузинские сорта вин, почти исчезнувшие в последние годы на просторах СНГ. Официант откупорил бутылку испанского вина, разлил его в высокие бокалы и так же бесшумно исчез.
— Здесь вам не Америка, Сигрид, — печально заметил Дронго, — я уже однажды был свидетелем смерти вашей матери. Москва сегодня — это Чикаго тридцатых годов. Здесь убивают без всякой пощады и стреляют, не раздумывая. Это очень опасно, девочка, и ты напрасно ввязалась в такую сложную авантюру. Думаю, я вполне могу провести расследование самостоятельно.
— Это мое задание, — возразила Сигрид, — я обязана узнать, как погибла Элизабет.
— Можешь мне просто помогать. Хотя я все-таки не до конца понимаю, при чем тут ваше управление? Или Элизабет писала что-то о поставках наркотиков? Или вы ее в чем-то подозревали?
— Нет, — Сигрид оглянулась и вдруг, наклонившись, тихо прошептала:
— Элизабет Роудс была нашим сотрудником. И мы не сомневались с самого начала, что ее убрали из-за того, что она кому-то сильно помешала. Именно поэтому решено было послать меня. Я должна узнать причину смерти Элизабет и кому именно она могла помешать.
— Господи, боже ты мой, — выдохнул Дронго, — только этого нам и не хватало.
Глава 6
Когда тебе поручают такое неприятное дело, это однозначно свидетельствует, что тебя не любит начальство. Виктору Юдину шел тридцать второй год, и его явно не любило начальство. Работавший в городской прокуратуре старшим следователем, он уже досыта насмотрелся на. убитых и растерзанных людей.
Вот и теперь, стоя у сгоревшего автомобиля, он, недовольно покусывая губы, смотрел, как грузят на носилки останки трех сгоревших в машине людей.
Сотрудники ФСБ и прокуратуры суетились вокруг места происшествия. К Юдину подошел незнакомый мужчина лет пятидесяти. Он был небольшого роста, в темной кожаной кепке и такой же куртке, темные брюки дополняли гардероб. Он мог быть и водителем автомобиля «Скорой помощи», и случайно оказавшимся на месте катастрофы дачником. Но подошедший к Юдину незнакомец коротко представился:
— Полковник Самойлов Дмитрий Николаевич. Я возглавляю группу по расследованию этого происшествия.
— Виктор Юдин, — протянул руку следователь.
Он и сам не особенно любил носить темный официальный костюм, предпочитая джинсы и куртку. Но сегодня он был как раз в костюме и плаще и даже надел новый галстук, подаренный полгода назад его сослуживцами в честь присвоения ему нового, очередного прокурорского звания «младший советник юстиции».
Сам Юдин был чуть выше среднего роста и уже начинал лысеть, искренне огорчаясь по этому поводу. Но до сих пор предпочитал ходить с непокрытой головой даже в самые сильные морозы.
— Вы знали погибших? — спросил Юдин.
— Знал, — помрачнел полковник, — у Костюкова остались две дочери. Никак не могу привыкнуть к этому бардаку, — в сердцах произнес он, доставая сигареты.
— Что-нибудь про этого сукина сына известно? — показал Юдин на труп погибшего Дьякова, — Все известно. Три судимости, последний раз бежал из колонии. Был в розыске как особо опасный преступник. Обнаглел настолько, что собрался прорываться через границу, даже не изменив свою внешность. Его и узнал пограничник. Дьякова взяли уже в самолете, когда он готовился вылететь в Амстердам. Вещей у него не было. Только небольшая сумка. И восемь тысяч долларов наличными..
— У него был еще служебный паспорт, — напомнил Юдин.
— Да, мы сейчас это проверяем. Откуда он мог получить такой паспорт? Кто его выдал? Я уже попросил моих сотрудников связаться с Министерством иностранных дел. Мы вам сразу сообщим результаты проверки.
— Спасибо. — Юдин имел спокойный, мягкий характер и не любил демонстрировать свою исключительность, настаивая на безусловном приоритете прокуратуры в делах такого рода. Впрочем, он знал правила игры, ФСБ всегда предпочитала проводить свои специальные проверки по любому факту, в котором были задействованы их сотрудники. И тем более в случаях, когда гибли оперативники их службы.
Трупы уже погрузили в машины, когда к Самойлову подошел один из его сотрудников.
— Мы отвезли Кошкина в больницу. Он нам все рассказал по дороге.
— Он в порядке?
— Да, он хорошо отделался. Легкое сотрясение мозга, ссадины, кровоподтеки.
Врачи говорят, что отпустят его домой уже сегодня.
— Что он рассказал?
— То, что мы знали. Неизвестный джип серебристого цвета без номеров неожиданно оказался рядом с ними, и из него открыли стрельбу сразу двое, их машину расстреливали из автоматов. Костюков погиб сразу, а Кошкин успел выпрыгнуть, перед тем, как машина врезалась в щит. Пока он доставал пистолет и стрелял, джип уже успел уехать, но Кошкин убежден, что сумел в него попасть.
— В ГАИ сообщили? недовольно спросил Самойлов.
— Они уже знают.
— Вы все поняли? — повернулся полковник к Юдину.
— Да, — кивнул тот, — видимо, действовали профессионалы. Причем достаточно быстро. Я думаю, в аэропорту был с Дьяковым кто-то еще, он и сообщил об аресте Дьякова.
— В самолете, — быстро уточнил Самойлов, — в самолете. Его забрали оттуда.
— В самолете, — согласился Юдин, — похоже, что у него был напарник.
Наверное, с мобильным сотовым. Сейчас у всех эти пищалки. Любой уважающий себя бандит имеет несколько таких телефонов. Вот его напарник, наверное, и позвонил из самолета. Как считаете, самолет уже приземлился?
Полковник посмотрел на часы.
— По-моему, уже да. Прошло больше трех часов. Он должен был сесть в Амстердаме. Нам придется проверить весь список пассажиров.
— Обязательно, — уставшим голосом согласился Юдин, — как вы думаете, зачем он летел в Амстердам? Если хотел просто улизнуть из страны, то почему таким способом? Можно было спокойно уйти через Брест, где его никто не знал. Или через любую другую границу. А он решил лететь именно из Москвы.
— Обнаглели, сволочи, — поморщился Самойлов, — так себя ведут, будто им все дозволено.
— Не думаю, — осторожно заметил Юдин, — он ведь не новичок. Настоящий рецидивист, профессионал. Значит, должен был все просчитать. А он рискнул.
Может, надеялся на свой паспорт и на напарника, который находился вместе с ним?
Самойлов ошеломленно посмотрел на следователя.
— Вы думаете, он прикрывал своего напарника?
— Он мог быть при нем. Или тот был при этом. Но они были связаны. Связаны настолько, что Дьяков был уверен в своих возможностях. Нам нужно подъехать в аэропорт прямо сейчас. Заодно побеседуем и с пограничником, — предложил Юдин.
— Согласен, — кивнул полковник, — идемте ко мне в машину. Здесь и без нас поработают.
— Володя! — крикнул Юдин эксперту-криминалисту, работающему внизу, в овраге. — Я еду в аэропорт. Увидимся вечером. Постараюсь к шести часам вернуться.
Когда они уже сидели на заднем сиденье черной «Волги», мчавшейся по направлению к аэропорту, полковник, достав очередную сигарету, раздраженно заявил:
— Никак не могу привыкнуть к подобным убийствам. Уже, казалось бы, столько лет, а все никак не могу. Я ведь вырос в деревне, в Сибири. А у нас даже поросенка забивали в особых местах. И детям запрещали придумывать поросятам имена, чтобы потом не привыкали к ним и не плакали, когда их на стол подавать будут. А здесь такие хладнокровные убийства, словно мух давят. Мы за последние два года пять человек потеряли.
Юдин молчал. Потом спросил:
— Ваша группа занимается аэропортом?
— Да, — кивнул Самойлов, — вообще-то у нас там есть свой отдел, но после того как в прошлом году арестовали стольких работников милиции и таможни, нас решили бросить и на это направление. Теперь занимаемся и аэропортом. Самая криминогенная зона в Москве. Замешаны все: от сотрудников таможни до дежурных милиционеров. Не удивился бы, если бы вдруг узнал, что Дьяков вообще прошел в самолет без паспорта. Там все что хочешь может быть. Нужно только заплатить определенную сумму. А знаешь, что я тебе скажу, — он легко перешел на «ты», словно они были знакомы много лет, — я не удивлюсь, если выяснится, что паспорт Дьякову был оформлен в МИДе на вполне законных основаниях. Очень может быть, что он представил туда другой паспорт, общегражданский, тоже выданный на законных основаниях. Купить паспорт тоже не проблема, — он помолчал и добавил:
— И автоматы можно купить, и пулеметы. Один общий бардак, а не страна.
Юдин по-прежнему молчал. Он был согласен с полковником, но понимал, что тому необходимо высказаться. Самойлов очень тяжело переживал гибель своих сотрудников.
— Вот, посмотри, — показал полковник на телефон, установленный в его машине, — уже вторую неделю прошу проверить, почему не работает. А у преступников в карманах мобильные телефоны, по которым они могут перезваниваться друг с другом.
Через десять минут их машина подъехала к служебному входу в аэропорт. Еще через пять минут они уже просматривали списки пассажиров, улетевших в Амстердам. Сидевшие напротив сотрудники аэропорта не понимали, почему их так волнуют эти списки. Ведь все улетевшие имели шенгенские визы, полученные в посольствах стран Западной Европы, и оформленные паспорта. И все проходили пограничный и таможенный контроль.
Как раз в тот момент, когда окончательно уточненные списки улетевших пассажиров были сверены с компьютерными данными службы вылета, в кабинет ворвался толстячок с большими залысинами и добродушным мясистым лицом.
— Митя! — закричал он Самойлову. — Чего ты меня не предупредил? Мне сказали, у тебя погибли двое ребят.
— Знакомьтесь, — представил вошедшего полковник, — это полковник Карцев, мой старый товарищ и начальник отдела, отвечающий как раз за этот аэропорт. А это Виктор Юдин, старший следователь городской прокуратуры. Он как раз будет вести расследование нашего дела.
— Малоприятно, — проворчал Карцев, усаживаясь на свободный стул, — о вашем приезде уже знает весь аэропорт. Могли бы и меня предупредить.
— Мы сами не знали, что приедем сюда. А мой телефон в автомобиле не работает, — напомнил Самойлов. — Устраивайся поудобнее, у нас еще много работы.
Они просидели над списками до пяти часов вечера, выделяя группу возможных напарников погибшего Дьякова. Исключая иностранных граждан, дипломатов, сотрудников различных представительств, членов двух туристических групп, несколько семей, вылетавших в Голландию на отдых, в списке все равно оставались девятнадцать мужчин и женщин, каждый из которых мог быть напарником Дьякова.
Однако ни один из этих девятнадцати не получал паспорт в то же время, что и сам Дьяков. Вместе с тем у двоих упомянутых в списке людей были прежде судимости, и их решено было проверять в первую очередь. Был уже седьмой час вечера, когда они решили прекратить проверку. Карцев попросил по телефону принести им в кабинет бутерброды и кофе.
Они заканчивали свой импровизированный ужин, когда раздался телефонный звонок, и поднявший трубку Карцев передал ее Самойлову.
— Товарищ полковник, — услышал Самойлов взволнованный голос одного из своих сотрудников, — мы нашли джип, из которого было совершено нападение. Там же лежат оба автомата, завернутые в полиэтиленовые пакеты.
— Ну и что? — устало спросил Самойлов. — Из-за этого вы меня искали?
— Нет, не из-за этого. Приехал Кошкин, по показаниям которого мы составили фоторобот. Одного из нападавших удалось опознать. Это Крутиков, тот самый, которого вы знаете.
— Ясно, — Самойлов обернулся к Юдину, — кажется, у нас хорошие новости.
Удалось опознать одного из нападавших.
Глава 7
Утром за завтраком сенатор спросил у Дронго:
— Вы плохо сегодня спали? У вас какой-то странный вид.
Сигрид вышла к завтраку, одетая в простое черное платье. Сидя напротив Дронго, она пила свой кофе, сосредоточенно глядя в чашечку, словно пытаясь там что-то отыскать.
— Нет, — ответил Дронго, — просто ночью меня мучили неприятные сны.
— Вы видите сны? — удивился Роудс. — Я уже забыл, когда видел сны.