Автандил видел свое предназначение в том, чтобы убрать позорное "клеймо" с района, уничтожить позорящего всех честных граждан директора универмага Давида Рашковского. Война велась на полное уничтожение. И поэтому в этот день отец встал так рано, чтобы выехать с сыном за город. Они довольно долго ехали, пока наконец не добрались до крупного поселка, где в самом центре находился небольшой универмаг. Конечно, не такой, как у отца, но довольно приличный. Отец вышел из машины, взяв сына за руку. Потом он довольно долго, с юмором рассказывал тамошнему директору длинную смешную историю. И они долго смеялись над этой историей, которая, очевидно, случилась в действительности. И перед самым отъездом отец почему-то соврал, попросив принести ему новую печатную машинку, мол, в его универмаге они кончились, а он хочет купить ее для жены. Сын уже готов был вступить в разговор, ему не терпелось сообщить, что мама была как раз против этой поездки, и, когда дядя директор вышел из кабинета, чтобы лично выполнить просьбу уважаемого гостя, мальчик заявил об этом отцу, и очень громко, не учтя, что их слушает молодая секретарша, которая сидела в приемной.
      И здесь происходит неожиданное. Всегда добрая отцовская рука вдруг больно и резко дергает его за ухо, и отец кричит, что он себя плохо ведет все утро. Подобная несправедливость больнее любого наказания, и мальчик долго молчит, даже когда печатная машинка уже уложена в машину и отец расплачивается за нее с заведующим.
      Они едут назад, и всю дорогу повеселевший отец рассказывает смешные истории, пытаясь задобрить сына, и даже останавливается у другого магазина, чтобы выбрать ему машинку и купить мороженое, которое запрещает есть мама. Мальчик не может понять, что происходит с отцом, чем вызвана столь стремительная смена его настроений.
      И только приехав домой, он слышит, как отец восторженно показывает жене печатную машинку. И долго объясняет ей, как он обманул неизвестного директора, пообещав ему показать эту печатную машинку своей супруге. Сын так и не понимает, в чем состоит обман, ведь отец на его глазах уплатил деньги за эту машинку. Только став взрослее, он понял, в чем было дело и каков был замысел отца. Мать тоже сразу не может понять, для чего нужна чужая печатная машинка в их доме, и отец снова терпеливо объясняет, что все машинки находятся под контролем непонятного КГБ. Непонятного и оттого более страшного. Он приглушенным голосом объясняет матери, что, как только он напечатает на машинке какую-то непонятную "анонимку", он сразу вернет печатную машинку обратно в магазин, объяснив там, что она не понравилась его жене. Машинка будет продана другому лицу, и никто никогда не сможет узнать кто именно написал эту анонимку на конкретной печатной машинке. Он еще объясняет матери, что все печатные машинки находятся на строгом учете и невозможно найти чужую машинку, о которой бы не узнали в непонятных органах или в еще более непонятном райкоме.
      Пораженная его выдумкой, мать уходит в комнату сына и почему-то тихо плачет. И только позже, когда отец уезжает вернуть якобы не понравившуюся машинку, она крепко обнимает сына, по-прежнему ничего не объясняя. Только спустя много лет он поймет, что именно сделал отец. Ведь покупка не была зафиксирована в магазине, деньги отцу вернули, и машинка могла быть продана кому угодно, в том числе и вышестоящему начальству.
      Такие уроки запоминались надолго. Автандила сняли с работы через месяц после проверки поступившего сигнала в горком партии. В этот день отец устроил большое угощение, пригласив весь дом. Пили за здоровье отца, тосты следовали один за другим. Маленький Валентин запомнил все, что делал и говорил отец. И еще запомнился другой день, когда за отцом все-таки пришли. Автандила уже не было в районе, но его приказ проверить универмаг от подвала до чердака компетентные органы выполнили. И после ревизии отца арестовали. Потом был суд, приговор и долгое детство с матерью вдвоем. Пока не вернулся отец... Через девять лет.
      Он мотнул головой, отгоняя воспоминания. Чуть повернул голову налево, нажимая кнопку на аппарате связи со своим секретарем.
      - Зайди ко мне, - приказал он.
      Лида была не просто красивой девушкой. Она была настоящей топ-моделью. Если бы он разрешил ей выступать на конкурсе красоты, то она наверняка брала бы там призовые места. Но он не разрешал. И вопреки расхожему мнению, даже не спал со своим секретарем. У него не было на это ни времени, ни желания. Он уже успел уволить двух девушек, с которыми у него были интимные отношения - он успел убедиться, что эти дела только мешают нормальной работе. Очень мешают. Именно поэтому он запретил себе думать о Лиде. Тем более что такие женщины его почти не интересовали. Она была красивой, очень красивой и абсолютно холодной женщиной, которую, казалось, ничего не интересовало в жизни. Он знал, что у нее есть друг, которого она содержит. Знакомый тип альфонса. Но это было ее личное дело. С работой она справлялась безупречно, при этом никогда и ничего не рассказывала своему другу. Девочке было не обязательно знать, что магнитофоны установлены даже у нее дома и ее патрон может в свободное время слышать вздохи собственного секретаря в постели.
      - Ты звонила в агентство? - спросил он у нее.
      - Они обещали прислать список через полчаса, - кивнула Лида.
      - Ты сказала, что список будет у меня на столе уже утром, - чуть повысил он голос. Она знала, что он не контролирует свои эмоции только в крайнем случае.
      - Я им три раза звонила. Они извинялись и обещали прислать ровно к одиннадцати, - с испугом пояснила Лида.
      - Хорошо, - кивнул он, отпуская секретаря, - вызови ко мне Кудлина. И ни с кем больше не соединяй.
      - Вы просили напомнить насчет вашего звонка в Министерство финансов.
      - Не нужно. Я позвоню после перерыва. Напомни мне еще раз после перерыва.
      Она вышла из кабинета. Длинные ноги личного секретаря были символом успеха фирмы. Он недовольно посмотрел ей вслед. Слишком длинные ноги, подумал он. Слишком длинные. Может, нужно даже ее убрать в другое место.
      Мягко открылась дверь в кабинет. Вошел Леонид Дмитриевич Кудлин.
      Ему было под пятьдесят. Мягкие манеры ресторанного метрдотеля, вкрадчивая походка, тихий голос, плавные движения рук. Редкие рыжеватые волосы коротко пострижены. Мясистое лицо и большие уши делали его чем-то похожим на слона. По-своему этот человек был легендой семидесятых, когда по всему Советскому Союзу развернулось так называемое движение "цеховиков". Именно тогда Леонид Дмитриевич организовал настоящее подпольное производство в Закавказье и в Средней Азии. Власти беспощадно подавляли любые поползновения на организацию параллельной экономики и вместе с тем признавали, что производство, налаженное "цеховиками", гораздо эффективнее неповоротливой государственной экономики.
      Кудлин несколько раз имел крупные неприятности с законом, дважды был судим. Но в первом случае он получил лишь условный срок, а во втором спасла амнистия. К концу восьмидесятых, когда было наконец разрешено кооперативное движение, Кудлин довольно скоро и быстро начал организовывать сеть кооперативов, но быстро понял, что на легальном производстве нельзя по-настоящему разбогатеть.
      Можно заработать миллион долларов, можно, очень постаравшись, заработать два. Но чтобы стать действительно очень богатым человеком и получить возможность распоряжаться сотнями миллионов долларов, нужно присосаться к государственным структурам. Десятки и сотни миллионов куда проще украсть.
      К началу девяностых сложилась уникальная ситуация в государстве, когда за кражу сигарет из табачного киоска могли посадить в тюрьму, а кражу десятков миллионов долларов, полученных в результате продажи дешевого сырья на Запад, только поощряли. Неслыханная прибыль образовывалась в результате несоответствия внутренних и внешних цен на энергоносители. Ничего придумывать было не нужно. Достаточно было получить разрешение на вывоз сырья за рубеж и открывать счета в разных банках мира, на которые регулярно начали поступать миллионы долларов. Именно тогда и началось сотрудничество Рашковского с Кудлиным.
      После возвращения отца Валентин хотел поступить на юридический факультет. Но в Минске, куда они переехали, его не приняли, объяснив это неснятой судимостью отца. Отец воспринял эту весть болезненно, словно ему нанесли личное оскорбление. Юридический был заменен экономическим, а потом защита диссертации в двадцать три года. Работал в подпольных цехах, которыми заправлял отец. К тому времени выяснилось, что они очень богатые люди. Пока отец сидел в тюрьме, ему шли проценты за его долю в цехах. Но компаньон, обязанный отдавать эти деньги семье Рашковского, решил их прикарманить. Последовало возмездие от корпорации - компаньона нашли убитым в Ташкенте. Перед убийством ему отрезали язык и вырвали глаза, что делали только с очень большими подлецами. А Давиду Рашковскому вернули все его деньги, и он купил двухэтажный дом в Минске, где они к этому времени обосновались.
      Отец был умным предпринимателем, ловким и энергичным. С кооперативами он развернулся вовсю. А Рашковский-сын к тому времени уже был легальным советским миллионером. В восемьдесят девятом Валентин переехал в Москву и связал свою судьбу с Внешэкономбанком. В конце девяносто первого, когда старая власть рухнула, именно ему предложили возглавить внешнеэкономическое ведомство, занимавшееся выдачей лицензий на вывоз нефти за рубеж. Он был молод, ему едва исполнилось тридцать лет, но в то восторженное время это считалось несомненным достоинством. К нему под крыло ринулись десятки дельцов. И почти сразу приехал отец. Он довольно быстро объяснил сыну, что иметь дело с десятком людей, даже предлагавших миллионы долларов, значит погубить и свою репутацию, и свою жизнь. Следовало отобрать несколько надежных, самых надежных людей и через них вести свою деятельность. Одним из таких самых надежных оказался бывший компаньон отца - Леонид Дмитриевич Кудлин.
      За два года работы Рашковского во внешнеэкономическом ведомстве они перекачали на Запад невероятное количество нефти и газа, играя на разнице старых советских цен в рублях и новых, настоящих, цен в долларах. Говорили, что теперь Кудлин "стоил" пятьдесят-семьдесят миллионов долларов. Сколько стоил сам Рашковский, не знал никто. Но цифра в миллиард долларов была более чем реальной. Распродажа бывшей империи была самым выгодным предприятием в истории человечества. Бессовестные молодые люди, случайно оказавшиеся во власти, разворовали и разграбили собственную страну, втоптав в грязь ее достоинство и величие. Миллиарды долларов осели на зарубежных счетах. Миллиарды долларов были разворованы. Миллиарды долларов тратились на казино, длинноногих девочек, наркотики, нехитрые удовольствия, которые могли дать деньги. Идолы были разбиты. Памятники сносили. Бога поминали всуе. Все заменил доллар. Дорвавшиеся до власти молодые проходимцы сделали все, чтобы превратить некогда великую страну в нищую приживалку.
      В девяносто третьем Рашковскому пришлось уйти. Но к этому времени в Москве уже вовсю гремели выстрелы, и криминальные авторитеты сводили счеты друг с другом. Именно тогда к Рашковскому съехались самые известные преступные авторитеты стран СНГ. И именно тогда он получил самое лестное в своей жизни предложение.
      - Что у нас нового? - недовольно спросил Рашковский. - Я просил найти мне нового человека. Неужели так трудно подобрать одного нормального секретаря.
      - Найдем, - вкрадчиво ответил Кудлин, - мы стараемся сделать так, чтобы тебе понравилось. - Они были знакомы много лет и говорили на "ты".
      - Что у нас с Министерством финансов? - поинтересовался Рашковский.
      - Центральный банк хочет отобрать лицензию у Перевалова. Минфин поддерживает это решение.
      - Нужно объяснить им, чтобы не отбирали, - зло бросил Рашковский.
      - Уже объяснили, - кивнул Кудлин, - завтра будет встреча в "Праге". Предупредить всех, как обычно?
      - По полной программе, - кивнул Рашковский, - и не забудь позвать Перевалова. Он нам сейчас нужен.
      Кудлин кивнул в знак согласия. Только он знал, кто именно сидел перед ним. Для всех остальных это был бывший правительственный чиновник, бывший ведущий сотрудник Внешэкономбанка, нынешний руководитель банка "Армада". Для посвященных - сын Давида Рашковского, одного из легендарных "цеховиков" брежневского периода, нужный человек, который заменил отца на посту "цехового судьи". И наконец, только для самых посвященных он был некоронованным королем российской мафии, своего рода вершителем судеб миллионов людей, вращающихся в сфере его интересов. Кудлин отметил у себя в блокноте фамилию Перевалова. Он знал, что от приглашений Рашковского не отказываются. Никто и никогда. Если не хотят получить вместо следующего приглашения пулю в голову.
      Глава 3
      Университетская атмосфера с ее суетой, смехом и шутками на ходу куда-то вечно спешащего молодого народа всегда радовала ее. Множество умных лиц, пытливых глаз - будущее нации - так думалось ей. А эти ребята чем-то напоминали ей и собственную молодость - период надежд, ожидания необыкновенного будущего. И становилось немного грустно, когда ей уступали дорогу, прижимаясь к стенке. Она улыбалась милым девушкам и кивала вежливым парням. А как-то услышала за спиной восхищенный шепот мальчишек, обсуждавших достоинства ее фигуры. А что, приятно...
      Она по-прежнему следила за своей фигурой, установив для себя строжайшую диету, и делала по утрам двадцатиминутную зарядку. Не пренебрегала и тренажерами, которые были установлены в их спортивном зале, понимая, как важно сохранять эластичность суставов. Никому не признаваясь, ходила к косметичке, делала маски, массажи. Кожа у нее была сухой, и она пользовалась увлажняющими кремами.
      В университет приехала в новом костюме, который, она это знала, подчеркивал безупречные линии ее фигуры. Юбка чуть выше колен позволяла видеть ее красивые ноги, высокий каблук делал походку упругой, соблазнительной. Уже входя в деканат, она услышала за спиной:
      - Идеальная женщина. Стиль и сдержанность - сочетание потрясающее.
      Она обернулась. Парень смутился. Молодому человеку было года двадцать два. Очевидно, он уже заканчивал университет. Мягкие брюки светло-серого цвета, темно-синяя куртка, под которой была видна голубая блуза. Ей понравился открытый и вместе с тем чуть насмешливый взгляд этого молодого человека. Чем-то он напомнил ей сына, который улетел в прошлом году во Францию, на учебу в Сорбонну.
      - Спасибо за комплимент, - улыбнулась она молодому нахалу, - как вас зовут?
      - Андрей, - смущенно улыбнулся он, чуть покраснев, - извините, я не думал, что вы услышите.
      - Ты говорил достаточно громко. - Она повернулась, чтобы войти в деканат, когда вдруг он спросил:
      - А вас как зовут?
      Это было странно. Даже интересно. Она подумала, что он наверняка моложе ее сына. И, повернувшись, ответила с улыбкой:
      - Марина. Меня зовут Марина Владимировна.
      - Очень приятно, - он действительно не терялся. Она пожала плечами и вошла в деканат.
      Появление такой женщины не могло остаться незамеченным. Замотанный своими проблемами заместитель декана, увидев интересную женщину, вскочил со стула.
      - Извините, вы Михаил Григорьевич? - начала Марина, хотя ошибиться было невозможно. Мешковатый пиджак, сидящий на тощем мужичке, словно на вешалке, несвежий галстук, чуть сдвинутый набок, заполошный взгляд - типичный трудоголик, на котором держится вся работа деканата.
      - Вам звонили относительно меня, - улыбаясь, сказала женщина, - я хотела бы задать несколько вопросов.
      - Марина Владимировна? - заглянул в свою тетрадь заместитель декана. Да, мне звонили из ректората. Вы защищали у нас кандидатскую диссертацию?
      - Много лет назад. Тогда одним из моих руководителей была Елизавета Алексеевна Добронравова. Я бы хотела ее увидеть. Я думаю поработать над докторской диссертацией, - объяснила Чернышева.
      - Конечно, вы правильно решили, - одобрил он. - Елизавета Алексеевна, правда, не сможет быть вашим научным руководителем, но, безусловно, окажет вам большую помощь в подборе литературы. Сейчас по этой теме переведено много книг. Появились интересные работы.
      - Для меня это не главное, - улыбнулась Марина, - я знаю иностранные языки... Английский, французский, испанский.
      - И вы только кандидат наук? - спросил он, дурашливо замахав руками. Считайте, что вы уже доктор. На английском языке можно найти тысячи бесценных работ, которые мы еще не сумели перевести.
      - А Елизавета Алексеевна не сможет со мной поработать?
      - Конечно, сможет. Но ведь она только кандидат наук, хотя и доцент кафедры. К тому же возраст... - улыбнулся заместитель декана и, спохватившись, что допустил бестактность, добавил: - Но вы не беспокойтесь. В ректорате мне поручили попросить Павла Алексеевича. Он академик, лауреат, заслуженный деятель... Если он согласится, это будет большой удачей. Мне говорили, что вы работаете в каком-то закрытом научно-исследовательском институте. Это верно?
      - Верно. Раньше назывался "почтовый ящик".
      - Да, да. Ой, извините, - только теперь вспомнил просьбу посетительницы, - вы садитесь, пожалуйста. У нас столько проблем. Я сейчас позову Елизавету Алексеевну.
      Она вдруг почувствовала, что за ней следят. Она умела чувствовать на себе чужой взгляд. Марина обернулась. У дверей деканата стоял Андрей.
      - Вы будете защищать у нас докторскую? - спросил он несколько ошеломленно.
      - Я сейчас приду, - кивнул ей заместитель декана, выбегая из комнаты.
      - Это вас не устраивает? - спросила она, вопросительно глядя на молодого человека.
      - Я думал, вы актриса, - признался он, - или журналистка. И вы действительно знаете эти языки?
      - Знаю, - вздохнула она, - действительно знаю. А почему вы спрашиваете?
      - Я говорю по-испански, - признался он.
      - Неужели?
      Парень интересовал ее все больше и больше. Она давно не видела таких глубоких глаз. По глазам всегда можно сказать, чему они служат - телу или душе. Глаза молодого человека служили его душе.
      - Где вы научились говорить по-испански? - спросила она.
      - В Мадриде, - ответил он и добавил уже по-испански: - Мне говорят, что я неплохо говорю, но я не уверен в своем произношении.
      - Молодец, - похвалила Марина, - произношение безупречное. Вы учились в Мадриде?
      - В средней школе, - признался Андрей, - мой отец работал в Мадриде. И я учился там несколько лет. Поэтому неплохо знаю испанский и немного говорю по-английски. А вы действительно работаете в научно-исследовательском институте?
      - Да, - кивнула она, - у тебя еще есть вопросы? - она невольно перешла на "ты". Ей казалось, что Андрея она знает уже давно.
      - Есть. Как называется ваш институт?
      Она покачала головой.
      - Сообщаю для сведения, - улыбаясь, сказала она ему, - мой сын в настоящее время находится за рубежом, проходит стажировку в Сорбонне. А сколько тебе лет? - вдруг спросила она у молодого человека.
      - Двадцать.
      - Значит, мой сын старше тебя. Еще вопросы есть?
      - В каком институте вы работаете? - упрямо повторил Андрей.
      - Это уже дурно, - заметила она, - не стоит быть таким назойливым.
      В этот момент вошел заместитель декана вместе с Елизаветой Алексеевной. Пожилая женщина сразу узнала ее.
      - Мариночка, - защебетала она, - сколько лет я тебя не видела.
      Пока они целовались, Марина взглянула туда, где недавно стоял Андрей. Там никого не было. Ей стало немного не по себе - зачем обидела парня. Елизавета Алексеевна продолжала щебетать.
      - Ты столько лет у нас не появлялась. Ведь уже десять, - вспомнила она, - как твой мальчик?
      - Спасибо, хорошо. Он уже взрослый. Сейчас на стажировке в Сорбонне.
      - Господи, как летит время, - всплеснула руками Елизавета Алексеевна. Ты должна обязательно заехать ко мне. Обязательно. Знаешь, как рада будет моя свекровь!
      - Она еще жива?
      - Представь себе. Ей уже девяносто четыре.
      Елизавета Алексеевна разглагольствовала еще минут двадцать. Заместитель декана улыбался. Все знали, как трудно остановить Добронравову, когда она разойдется. За двадцать минут Марина узнала все новости о трех внуках своей собеседницы, о ее новых кошках, о самочувствии ее мужа и сына, о поездке ее дочери в Америку.
      - Сейчас она преподает в Бостоне, представляешь? - На ее розовом круглом лице появилось умильное выражение. Она достала фотографию и протянула Марине. - Посмотри-ка, - сказала она, улыбаясь, - это моя дочь. Рядом стоит ее муж. Вот видишь. Ему пятьдесят три, но он кажется значительно старше своих лет. У него больные суставы. Он тоже преподает там, но только в колледже. У них одна девочка. Ты, наверно, помнишь. А у сына уже двое. И оба мальчики. Ты их не видела, он женился десять лет назад.
      - Чудесно, - Марина с улыбкой вернула фотографию, - ваша дочь сама решила уехать в Америку? Или ее пригласили? Сейчас многие решили обосноваться на Западе. Так ваших кто-то рекомендовал или сами устраивались? - Ей хотелось подвести старушку к разговору о ее племяннике.
      - Ой, - всплеснула руками Елизавета Алексеевна, - ты же не знаешь моего Валю. Хотя его знает весь мир. Он им помог. Его мама - моя двоюродная сестра.
      - Какого Валю? - Все должно было произойти естественно.
      - Валентин Рашковский, самый известный бизнесмен. Ты, наверное, знаешь банк "Армада". Он владелец этого банка. И еще кучи всяких компаний. Его все время показывают по телевизору. Правда, говорят гадости, ну да бог с ними. Я уже не реагирую. Мы ведь знаем Валю с детства. Когда его отца арестовали, он остался с матерью, с моей сестрой. Мы им помогали всегда, чем могли. А сейчас он нам помогает. Это он предложил послать их в Бостон. И даже оплатил дорогу и помог там с домом. Молодец, правда?
      - Я даже не знала, что он ваш родственник.
      - А я никому не говорю, - понизила голос Елизавета Алексеевна, оглянувшись на заместителя декана, - но все знают, - добавила она, вздыхая. - Такая известная фамилия. Все пишут, что он еврей. А у него дед был поляк. А бабушка - грузинка. Представляешь, какая смесь. Ну мама у него, конечно, русская, моя сестра. Его отца звали Давид, так захотела назвать его мать-грузинка. Наверное, в честь Давида-строителя или в честь какого-нибудь из своих родственников. Но все газеты пишут, что его отец был евреем. Честно говоря, я не понимаю, почему это считается вроде как обвинением. А если бы не поляк, а еврей, ну и что? - рассудительно спросила Елизавета Алексеевна. - Я бы только гордилась, если бы у меня были еще и еврейские корни. Древняя умная нация.
      - Валентин Давидович очень помог нашему деканату, - с чувством сообщил Михаил Григорьевич, - мы ему многим обязаны. Он оборудовал компьютерами все наши кафедры.
      - Какой замечательный человек, - вежливо согласилась Марина. - Мне пора, - она посмотрела на часы, поднимаясь со стула, - я к вам обязательно зайду. Я все же надеюсь найти у вас материалы для моей работы.
      - Тебе давно пора защищаться, - убежденно сказала Добронравова, - а завтра заходи к нам. Мы тебя вечером будем ждать. Ты не забыла, где мы живем?
      - Нет, не забыла. Приду обязательно.
      - Ты замуж вышла? Или все одна? - ворчливо спросила Елизавета Алексеевна.
      - Я люблю свободу, - рассмеялась Марина, забирая сумку со стула.
      Она вышла в коридор. Там никого не было. Ей стало немного грустно. Она почему-то надеялась, что Андрей дождется окончания ее беседы в деканате. Зачем? - посмеялась она над собой. Если бы Сергей узнал, он наверняка посмеялся бы. Сергей Кочегин - ее давний друг, с которым она встречалась уже несколько лет. Журналист-международник, он привык к свободному образу жизни, к частым зарубежным командировкам и к полной вольнице. Их отношения устраивали обоих. Они встречались, вместе проводили время, иногда он оставался у нее, иногда она оставалась у него. Но им даже в голову не могло прийти постоянно жить вместе. Для этого они были слишком большими индивидуалистами. Да и знаки гороскопа, о которых иногда со смехом читал Сергей, не сулили им счастливого сожительства. Он - упрямый, настойчивый, раздражительный Телец, она - не менее упрямый, взрывной, импульсивный и энергичный Овен.
      Но когда они сходились, им бывало хорошо. Характеры людей складываются десятилетиями, и не всегда только звезды влияют на их формирование. Две недели назад она сообщила ему о длительной командировке. Он повел себя по-мужски, не упрекал, не дулся, хотя известие огорчило его. Она обещала звонить, и они пожелали друг другу счастья. На следующий день она переехала в новую квартиру, уже подготовленную для ее легенды. Она устроилась на работу в научно-исследовательский институт, принеся документы из другого института, который был ликвидирован. Легенда наполнялась плотью и кровью. Следующий шаг - выйти на Валентина Рашковского.
      Она спустилась вниз, вышла из здания, направляясь к стоянке автомобилей. Неожиданно за спиной раздались шаги. Она обернулась - Андрей. Он, очевидно, ждал ее на выходе из здания, справедливо рассудив, что она все равно пройдет мимо него. Она улыбнулась. Ей было приятно, что этот молодой человек все-таки дождался ее. Но она обязана была помнить о своем возрасте.
      - У вас есть машина? - спросил Андрей.
      - Была.
      Она прошла чуть дальше, где стояли ее белые "Жигули" - новая машина, выданная ей две недели назад. Она чуть наклонилась, открывая дверцу.
      - Спасибо, что проводил, - кивнула она Андрею, усаживаясь на водительское место.
      - Можно я вам позвоню? - вдруг крикнул этот молодой нахал.
      - Нет, - усмехнулась она, - конечно, нельзя. Прощайте, мой юный друг. И обратите внимание на английский. С двумя языками можно покорить весь мир.
      Она отъехала со стоянки. Он долго смотрел ей вслед, запоминая номер. Потом повернулся и пошел в здание университета.
      Глава 4
      Ресторан "Прага" после ремонта выглядел фешенебельно. Еще в семидесятые годы он славился отличным обслуживанием и кухней. На банкеты для руководителей страны обычно приглашали официантов и метрдотелей из "Праги". После ремонта середины девяностых в ресторане появился купеческий блеск и размах, чего не хватало прежней "Праге".
      Для особо взыскательной публики имелось несколько кабинетов, где любители уединения могли пообедать, избегая общения с другими клиентами. В одном из подобных уголков был накрыт стол на девять человек. Ожидали прибытия важных гостей. Официанты с утра поняли, что здесь будут не просто важные гости. Уже с раннего утра на кухне появилось несколько молодых людей. Ближе к полудню число молодых людей в здании выросло до десяти. А ближе к вечеру у здания уже стояло несколько автомобилей с молодыми людьми, а на каждом этаже, кроме собственной службы безопасности, дежурили и представители гостей, которых ждали к семи вечера.
      Несмотря на то, что посетители ресторана в обязательном порядке проходили через металлоискатель, в этот вечер гости уединенной комнаты не проходили проверку на наличие оружия. Гостей сопровождало такое количество телохранителей и помощников, что сама мысль о прохождении через металлоискатель выглядела нелепой. Оружие было не нужно этим людям, возраст которых колебался от тридцати до шестидесяти. Если бы на встрече случайно оказались эксперты МВД, они бы удивились чрезвычайно. Из восьми гостей "Праги" пятеро были известными криминальными авторитетами, наводившими ужас не только на столицу, но и на все страны СНГ. Был здесь и Леонид Дмитриевич Кудлин, он приехал сюда раньше всех. Господин Перевалов приехал всего лишь с одним телохранителем и был препровожден в комнату, где усажен за столом рядом с председательствующим, чье место пока пустовало. За пять минут до приезда самого появился восьмой член этой компании - довольно известный бизнесмен и предприниматель. Коротко поздоровавшись со всеми, он сел на свое место. Кудлин достал телефон и, набрав номер, коротко доложил:
      - Все приехали.
      Стол был великолепно сервирован. Вызывали недоумение лишь стопки белых бумажных салфеток, лежавших на небольших тарелках перед гостями. И ручки, непонятно зачем положенные перед тарелками, словно гости собирались писать друг другу записки. Если учесть, что у каждого гостя была полотняная салфетка, наличие еще и бумажных вызвало бы некоторое недоумение у стороннего наблюдателя. Однако таковые сюда не могли попасть ни при каких обстоятельствах. В коридоре находилось два десятка людей, чей внешний вид не требовал объяснений. Широкоплечие профессионалы даже не скрывали наличия у них оружия. Будучи сотрудниками частных охранных агентств, они имели право на его ношение.
      Через несколько минут в комнату стремительно вошел Валентин Рашковский. Все поднялись. Рашковский подходил к каждому, здоровался за руку. Перед бизнесменом, приехавшим последним, он на мгновение задержался, улыбнулся особенно широко и, пожав руку, прошел дальше. Только Кудлину сухо кивнул, проходя на свое место.
      За обедом гости вели себя непринужденно - обменивались шутливыми замечаниями, пили за здоровье соседей, с аппетитом закусывали. И лишь в заключение вечера, когда подали десерт, Рашковский взял салфетку и написал на ней несколько цифр, пуская салфетку по кругу на большой тарелке с синим ободком. Заметив это движение, Кудлин подошел к двери и приказал не пускать в комнату никого, даже официантов.
      Первым на цифры взглянул горбоносый грузин, сидевший рядом с Рашковским. Он нахмурился, взял лежавшую перед ним бумажную салфетку, поставил свои цифры и передал обе салфетки своему соседу. При этом свою салфетку он сложил пополам, чтобы его цифры не были видны. И написал сверху одну букву, означавшую, очевидно, его имя или фамилию.
      Второй, среднего роста, с маленькими, почти бутафорскими усиками азербайджанец, прилетевший для этой встречи из Баку, увидев первую салфетку, согласно кивнул. Взглянул на лежавшую перед ним дешевую пластмассовую ручку, поморщился, достал из внутреннего кармана пиджака золотой "Паркер" и написал что-то свое. Сложив свою салфетку и проставив букву, он передал тарелку соседу.