Magic The Gathering: Эпоха артефактов (№2) - Мироходец

Тело Рата затряслось в лихорадке. У Ксанчи перехватило дыхание. Урза не был жесток, просто небрежен. Он так долго жил в мире своих иллюзий, что просто забыл о бренности смертной плоти, тем более человеческой. Ксанча была уверена, что, как только Урза осознает, что происходит, он отпустит юношу. Исцелял Мироходец с той же готовностью, что и уничтожал.

Тело Ратипа содрогалось в конвульсиях, и, когда у него носом пошла кровь, Ксанча поняла, что пора вмешаться.

– Хватит! – закричала она, вцепившись в рукав своего покровителя, но тот не реагировал. – Ты убиваешь его!

Внезапно Урза опустил руку, и юноша повалился на землю.

– Его память пуста, – произнес он как-то буднично. – Я искал ответы на свои вопросы: когда фирексийцы впервые пришли к нему, боролся ли он, называл ли мое имя. Его сознание – чистый лист. Видимо, я встретил и тебя, и его слишком поздно… – Урза устало вздохнул и потер веки – человеческие привычки выдавали его волнение. – Но как и почему Мишра вернулся ко мне, если память его умерла?

– Он человек, – прорычала Ксанча, склоняясь над бездыханным телом юноши. – Его память принадлежит только ему. Это не книга, чтобы почитать и выбросить.

Девушка не могла понять, жив ли он. Урза подошел и перевернул Ратипа на спину.

– Это только первый, за ним придут другие. Я был не прав, когда искал Мишру в прошлом. Его душа оставалась здесь, в Доминарии, рассеянная на миллионы частиц. Поэтому-то я и не мог найти его. Но теперь я на правильном пути. Они будут приходить, один за другим, принося с собой частички его души и правды, и когда-нибудь я узнаю истину, сложив эти частички воедино.

Мироходец кивнул в сторону открытой двери, за которой виднелся его рабочий стол.

– Нет никакого времени, Ксанча! – Урза тихо засмеялся. – Подумай об этом…

«Он безумен», – лишний раз убедилась Ксанча. Теперь вся эта затея казалась ей большой ошибкой. Урза видел мир сквозь призму своей одержимости и не нес ответственности за происходящее. Это бремя легло на ее плечи. Ксанча не знала, скольких существ она лишила жизни. Вместе с фирексийцами это были сотни, а то и тысячи. Но она никого не предавала, как предала Ратипа, сына Мидеа. Девушка стояла на коленях возле тела Рата, пытаясь положить его ровно. Труп еще не начал коченеть, кожа оставалась теплой.

– Других не будет! – закричала Ксанча в отчаянии.

Урза обернулся:

– Что ты сказала?

– Я сказала, что он был человеком, он родился и жил, пока ты не убил его! Это не механизм с твоего стола, который можно смахнуть на пол, когда он больше не нужен…

Вдруг Ксанча замолчала. Обремененная чувством вины, она понимала, что ее план выдать Ратипа за Мишру провалился.

– Ты играл в свои солдатики и разговаривал с братом, а я пошла и привела его. Но это живой человек, Урза! И больше я не сделаю этого для тебя.

– Не говори ерунды. Это был мой брат, первая тень моего брата. Как бы ты смогла найти его без меня?

– Это не ерунда. Ты не имел к этому никакого отношения. Это была моя идея. Согласна, плохая идея… Его никогда не звали Мишрой, его имя Ратип, сын Мидеа. А ты видишь в нем только то, что хочешь видеть! – в отчаянии Ксанча ударила себя кулаками по коленям и чуть не заплакала, но, справившись с собой, продолжала: – Я купила его у работорговцев в Эфуан Пинкаре…

Ошеломленный взгляд Урзы скользнул по лицу девушки и остановился на теле Ратипа.

В деревне Ксанча помогла выкопать несколько могил. Эфуандцы хоронили своих мертвых в могилах, выстланных травой, головой на восток. Под ее окном был подходящий участок земли, где она могла бы похоронить юношу и оплакивать свое безрассудство. Или лучше вернуться в Эфуан Пинкар и сразиться с фирексийцами во имя Ратипа. Если, конечно, кист еще действует и если Урза не убьет ее, когда его сознание вернется в мир, где есть жизнь и смерть.

Она пыталась сложить руки Рата на груди.

– Работорговцы… Ты искала аватару моего брата среди рабов? – негодовал Урза.

Ксанча знала, что аватара – это дух умершего, вселившийся в чужую плоть.

– А почему бы и нет? Мишра ведь был рабом фалладжи.

– Мишра был советником кадира.

– Он был рабом. Фалладжи захватили его в плен еще до того, как ты добрался до Иотии, и никогда по-настоящему не отпускали. Так он сказал Кайле, а она записала его слова в своем эпосе.

Ксанча никогда не рассказывала Урзе о своей коллекции списков «Войн древних времен», зная, что он не впускает ни частички своего прошлого в этот дом, за исключением сцен, воспроизводимых на его рабочем столе. Поэтому, услышав имя своей жены из уст Ксанчи, Мироходец нахмурился и смотрел на нее исподлобья. Девушка поняла, что ходит по лезвию бритвы.

Вдруг Ксанча почувствовала, как пальцы Ратипа сжались на ее запястье, и, прежде чем она успела вскрикнуть от изумления, юноша открыл глаза.

– Бог мой! – прошептала девушка.

– Я не велел тебе читать этот рассказ, – услышала она ледяной голос Урзы. – Кайла бин-Кроог никогда не знала правды. Она жила в мире своих иллюзий и делила все лишь на черное и белое, поэтому ей нельзя верить, особенно тому, что касается Мишры… – Он не закончил мысль и перескочил на другое: – Я знаю, она не хотела предавать меня, думая, что сможет примирить нас с братом. Но было слишком поздно, я не мог верить ей. Я уважал Харбина, но, кроме него, между нами была только ложь.

Прежде чем Ксанча открыла рот, чтобы сказать, что в версии Кайлы все очень логично, Ратип сел и заговорил:

– Я слышал, что никогда нельзя быть уверенным, что ребенок твоей жены – твой ребенок. Кайла бин-Кроог была очень привлекательной женщиной и более мудрой, чем ты думаешь. Она действительно пыталась примирить нас, и ее тело здесь ни при чем. Она не поддалась соблазну. Так почему же ты думаешь, что Харбин не твой сын?

Сияние, исходившее от фигуры Урзы, погасло, и все погрузилось в темноту.

– Ну вот, – сказала Ксанча, и в голосе ее послышалось восхищение, – он снова отправился путешествовать.

Но она ошиблась. Через мгновение из столба вновь появившегося света вышел совсем другой Урза: помолодевший, одетый в грязную рабочую одежду, он улыбнулся и дотронулся до руки Ратипа.

– Я так скучал по тебе, брат. Мне не с кем было даже поговорить. Вставай, пойдем со мной, я покажу, чего я добился, пока тебя не было. Ты же знаешь, это все Ашнод…

Рат оказался столь же последовательным, сколь и опрометчивым. Он сложил руки на груди и не двинулся с места.

– Что значит – не с кем? У тебя есть Ксанча…

Урза рассмеялся.

– Ксанча?! Я спас ее тысячу лет назад, нет, еще раньше – три тысячи лет назад. Нельзя так легко верить внешности. Она – фирексийка, приготовленная в котле, словно похлебка. Она – ошибка, рабыня. Ее чуть не похоронили заживо, когда я нашел ее, приняв сначала за аргивянку. Конечно, она предана мне, с Фирексией у нее свои счеты. Но сознание ее довольно ограниченно. Поговорить с ней можно, но только дурак стал бы ее слушать…

Ксанче не удавалось поймать взгляд Ратипа. Когда они с Мироходцем бывали одни, она считала подобные обвинения признаками сумасшествия, но теперь он говорил о ней в присутствии Рата, и эта обида больно ранила девушку. Все столетия, проведенные вместе, все пережитые опасности не могли преодолеть его недоверия и презрения.

– Я думаю… – начал было Ратип и быстро взглянул на Ксанчу.

Та покачала головой из стороны в сторону и прошептала беззвучно: «Фирексия». Не важно, что думает о ней Урза, главное, что он больше не будет неделями просиживать за столом, играя в свое прошлое.

Незаметно подмигнув Ксанче и прочистив горло, Ратип продолжал:

– Я думаю, не время спорить, Урза. – Его голос звучал очень искренне. – Нам нужно просто поговорить и наконец-то во всем разобраться. Ты думаешь, что все началось там, на равнинах Кора? Нет, все началось гораздо раньше. Но теперь это уже не имеет значения. Что случилось, то случилось, и не могло быть иначе. Мы не смогли поговорить, только соревновались. Ты победил. Этот камень в твоей левой глазнице, Камень слабости… Я узнал его. Ты когда-нибудь слышал его песню, Урза?

– Песню?

Любой, кто читал эпос «Войны древних времен», знал, что однажды Урза получил Камень силы, а Мишра – Камень слабости. Ратип утверждал, что перечитал книгу Кайлы несколько раз и мог различить их, если бы увидел. Но пение? Мироходец никогда не упоминал ни о какой песне. Ксанче оставалось только гадать, что разбудило фантазию Ратипа. По тому, как Урза нахмурился и глядел на звезды, стало ясно, что слова юноши произвели на него сильное впечатление.

Рат внимательно наблюдал за реакцией Мироходца и продолжал:

– Я слышу это тихое пение и сейчас. Это голос печали. Тебе он знаком, не так ли?

Ксанча замерла, боясь пропустить хоть слово.

– Тот единственный камень, который мы нашли, – продолжал Урза, – был оружием, последней защитой транов, их жертвой потомкам. С помощью него они заперли дверь в Фирексию. А когда мы с тобой разбили камень, то снова открыли путь в Доминарию. Я никогда не спрашивал, что ты видел в тот день.

Ратип усмехнулся.

– Поэтому я и говорил, что главную ошибку мы допустили гораздо раньше.

Урза хлопнул в ладоши и сердечно рассмеялся.

– Да, говорил, и оказался прав. Но у нас еще есть шанс все исправить. На этот раз мы сначала побеседуем.

Он сделал жест рукой, приглашая новоявленного брата в дом.

Пойдем, я покажу тебе, что я узнал, пока тебя не было. А Ашнод! Подожди, я покажу тебе Ашнод – змею, которую ты пригрел на груди. Она была твоей самой большой ошибкой и их первой победой.

– Покажи мне все, – сказал Ратип, обнимая Урзу, – а потом поговорим.

– Рука об руку они пошли к дому. На пороге Ратип мельком обернулся, ожидая, что Ксанча что-нибудь скажет ему, но она просто стояла, опустив плечи.

– А когда мы поговорим, Урза, мы послушаем Ксанчу.

Дверь за ними закрылась, а потом погас фонарь, упала темнота, и в этой темноте девушка стала собирать рассыпавшиеся из шара пожитки.

Глава 9

Холодный туман спускался с черных горных вершин. Промозглая темнота обступала Ксанчу, заставляя ее кутаться в плащ. Покрасневшие от холода пальцы болели и не слушались. Она опустила на землю корзину и громко выругалась, не заботясь о том, что может помешать двум мужчинам, разговаривающим за стеной.

Но она не потревожила их. Урза обрел нового слушателя, и, даже если бы мир рухнул, он не обратил бы на это никакого внимания.

А Ратип? Он вел опасную игру, навязанную ему Ксанчей, и играл намного лучше, чем девушка осмеливалась мечтать. Ратип-Мишра защитит ее право быть рядом с ними.

Девушке очень хотелось послушать, что говорит молодой эфуандец, но, подумав о том, что поставлено на карту, она поборола это желание.

Наконец все вещи были сложены в чулан. Туман превратился в ледяной дождь, и Ксанча поспешила укрыться в своей комнате. Разведя огонь в жаровне и немного погрев окоченевшие руки, она улеглась на кровать и почувствовала себя слишком усталой, чтобы заснуть.

Из-за стены доносился мерный гул голосов. Лежа с открытыми глазами, Ксанча напряженно вслушивалась в разговор, но слов различить не могла. Девушка закуталась в одеяло и накрыла голову подушкой. Это не помогло. Ей все равно казалось, что она слышит гудение голосов. Как ведет себя Ратип? О чем его спрашивает Урза и чем все это может кончиться? Сбросив подушку на пол, Ксанча уселась на кровати, обняв колени, и принялась раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь думать о чем-нибудь другом…

О ее первом разговоре с Урзой…

* * *

– Видишь эту пещеру? Отнеси меня туда, и я покажу тебе дорогу в Фирексию.

Урза нахмурился. Ксанча с интересом посмотрела на него: закрытые металлическими пластинами лица фирексийских жрецов никогда ничего не выражали. Возможно, человек, стоящий сейчас рядом с ней был тритоном, как она, или крестьянином, о которых она мало что знала. Потом на его лице появилась горькая усмешка. Ксанча знала, что это означает.

– Это правда, я покажу тебе путь в Фирексию. Но я хочу тебя предупредить: вокруг Четвертой Сферы стоят стражники, и они убьют нас, как только мы выйдем из переноски. Так жрецы называют устройство, с помощью которого перемещают нас в другие миры. – Ксанча замялась на секунду, а потом продолжила: – Если, конечно, ты не позволил им уйти…

Она попыталась подняться, как вдруг все вокруг залил нестерпимо яркий свет. Но Ксанча не испугалась. Такое происходило каждый раз, когда ее отправляли в новый мир. Другой воздух, другой свет, другое ощущение земли под ногами. Она глубоко вздохнула, чтобы подтвердить свои предположения.

– Я узнаю пещеру и укрытие, но, мне кажется, вокруг все как-то изменилось, – произнесла Ксанча, когда они вынырнули наконец из потока белого света.

– Да, мое смышленое дитя, я тебя сюда привел, я и уведу назад. Пещера та же, а вот переноски, как ты ее называешь, увы, нет.

После его слов все вокруг заполнила полупрозрачная пелена, превратившаяся затем в стены белоснежного шатра.

– Кажется, я поняла, – задумчиво произнесла Ксанча. – Ты воспользовался их переноской… Но как же теперь я смогу показать тебе путь в Фирексию? Я видела, как жрецы управляют ею с помощью силовых камней, но никогда не делала этого сама. На них надо надавить в определенной последовательности. Если нарушить ее, можно оказаться где угодно и погибнуть… – Голос ее стал тверже: – Я пойду первой…

– Нет, дитя мое, ты не пойдешь первой, – сказал он серьезно. – По всей видимости, у тебя свои счеты с Фирексией, но ты стала для них предателем. А таким, как ты, не доверяют.

Предатель. Это слово пробудило в Ксанче воспоминания о том самом дне, когда она объявила войну Фирексии. Но она была бы еще большим предателем, если бы стала истинной фирексийкой.

– Когда ты нашел меня, я была Орман-хузрой. А кто я сейчас? И ты кто? Что мне делать, если ты не можешь мне доверять?

Человек вышагивал вдоль стен небольшого шатра, где она оказалась. Его странные горящие глаза напомнили ей глаза Джикса, и она потупилась, боясь встретиться с ним взглядом. Человек остановился и, взяв девушку за подбородок, приподнял ее голову. Чувствуя его демоническую силу, Ксанча решила не сопротивляться.

– Орман-хузра – это не имя. Ты сказала, что тебя зовут Ксанча.

– Сначала меня звали Ксанча…

Девушка поняла, что ответ не удовлетворил его. Длинные сильные пальцы сжали ее подбородок, она закрыла глаза, но исходивший от спасителя загадочный свет не исчез, а заплясал разноцветными кругами на внутренней стороне ее век, проникая в самую душу.

– Твоя память пуста, – произнес он спустя минуту, показавшуюся ей вечностью. – Фирексийцы украли у тебя все.

Но он ошибался. Дело было не в том, что фирексийцы, в частности Джикс, сделали с ней, просто в ту минуту, когда перед глазами перепуганной девушки заплясали огненные круги, она уже приготовилась к смерти. Сейчас ее сознание снова принадлежало ей целиком, и она решила ничего не объяснять этому человеку, как не стала объяснять Джиксу, отгородив от его могущественной силы маленький кусочек своей души.

– Где теперь мое место? – спросила она. – А у тебя есть свое место?

– Я был Лордом Протектором одного королевства, но не смог сделать того, что должен был сделать. Зови меня Урза.

В памяти Ксанчи всплыл отвратительный образ, связанный с этим именем, зазвучали слова жрецов-учителей: «Если ты встретишь Урзу, убей его!» Человек, стоящий перед ней, не был похож на этот образ, но, даже если бы это было так, Ксанча не подчинилась бы приказанию жрецов. Она никогда не тронет врага Фирексии.

– Урза, – произнесла она, словно пробуя имя на вкус, – я расскажу тебе все, что знаю. Переноска должна находиться где-то неподалеку. – Приподнявшись на локтях, Ксанча поняла, что слишком слаба, но, оглядев себя, не обнаружила никаких ран и повреждений. «Странно, – пронеслось в голове девушки. – Должны же остаться хотя бы шрамы…»

– Отдохни, – сказал Урза и протянул ей одеяло. – Ты долго болела. Переместив тебя сюда почти месяц назад, я не пользовался вашей переноской. Фирексийцам удалось уйти… Это была моя ошибка… – Он покачал головой и продолжал: – Чтобы существовать между мирами, нужна хорошая защита, но пока ты еще слишком слаба. Поэтому ты должна оставаться здесь. Вне этого шатра – ничто, пустота, где нет воздуха, где кожа твоя покроется льдом, а кровь закипит. Оставайся здесь. Слышишь меня, Ксанча? Ты понимаешь, о чем я говорю?

Девушку бил озноб, несмотря на то что в шатре было достаточно тепло. Она куталась в пушистое толстое одеяло, наслаждаясь его мягкостью и уютом, еще не зная, что точно так же тысячу лет спустя будет кутаться в одеяло, сидя в холодном темном доме, пока дождь со снегом выбивают по крыше мерную дробь.

Каким-то странным образом она понимала слова Урзы, хотя не владела языками других миров.

– Я поняла, – кивнула она. – Это мое место, и я останусь здесь. Что такое месяц? Я знаю дни, годы…

Урза закрыл глаза, тяжело вздохнул, а затем рассказал ей, о том, что у крестьян существует много способов считать время. Внимательно выслушав своего спасителя, Ксанча, в свою очередь, рассказала ему о Фирексии. О том, что время там текло без счета и не было ни солнца днем, ни звезд ночью. Небо Первой Сферы всегда оставалось серым и мрачным, а все остальные сферы располагались вокруг Первой, что Джикса сбросили в жаровню Седьмой, что ядром была Девятая и именно там спал Всевышний.

– Весьма интересно, – проговорил Урза задумчиво, когда девушка замолчала. – Конечно, если ты говоришь правду. – Нервным движением он потер лоб и, сощурившись, уставился в пространство, будто что-то припоминая. – Я слышал о Джиксе и раньше, в моем мире, но там так назывался горный бог. За пятьдесят лет поисков я встречал это имя много раз. Несколько раз слышал что-то похожее на «Санча». Мы можем произносить так много звуков, слов, имен… Если хочешь быть мне полезной, никогда не лги, хорошо, дитя мое?

Ксанча кивнула.

– Я не дитя, – сказала она честно.

Это слово рождало в ее сознании совершенно определенные ассоциации. В мире, которому она была предназначена и куда ей так и не удалось попасть, существовали дети.

– Дети рождаются, растут, – пыталась она объяснить своему спасителю, – а фирексийцы получаются из чанов, о них заботятся жрецы. Когда меня достали из чана, я была точно такой же, как сейчас. Я не стала истинной фирексийкой, но я никогда не была ребенком. Джикс сказал, что это он меня создал…

Урза печально покачал головой.

– Да, да… Джикс… Пойми, Ксанча, это только звук, наполненный ложью. Ты просто не помнишь, кем была до того, как попала в Фирексию. Чтобы вспомнить… – Он на секунду прикрыл глаза. – Нет, ты еще слишком слаба для этого… Тебе было, наверное, лет двенадцать-тринадцать… – Урза снова принялся расхаживать по шатру. – Ты была рождена, Ксанча. Жизнь рождается, иначе это – не жизнь. Даже фирексийцы не в силах этого изменить. Они крадут, подкупают, ломают и переделывают, но не умеют создавать. Самое первое, что ты можешь вспомнить, – большой каменный чан, и слава богу, что не помнишь ничего до него. Я уверен, что тебя переделывали самым ужасным образом. Путешествуя, я встречал разных мужчин и женщин, но таких, как ты, не видел еще никогда.

Урза не смотрел на нее. Ксанча знала много слов, обозначающих безумие. Все они подходили для описания этого странного человека. Он спас ей жизнь и обладал какой-то неведомой силой, таящейся в его удивительных глазах, исходящей от всего его облика, силой, заставившей ее, пусть лишь на долю секунды, поверить в то, что она действительно была рождена, и на мгновение опуститься" на самое дно своей памяти.

Ксанча испытала противоречивые чувства, когда Урза объяснял ей, что она не является ни мужчиной, ни женщиной. После свержения Джикса, скрываясь у гремлинов, она имела возможность узнать о различиях между полами. И если Урза прав, то появлялось еще больше причин ненавидеть Фирексию.

Кутаясь в одеяло, Ксанча размышляла о том, что сказал Урза. Он мог быть не прав, ведь он не знал Фирексии, никогда не бывал в Храме Плоти, не видел корчащихся в чанах тритонов, жрецов, вываливающих в густую дымящуюся жидкость куски окровавленного мяса. Она помнила все это очень хорошо. А теперь этот человек говорит, что у нее должны быть какие-то другие воспоминания… Но их не было.

– Наверное, это к лучшему, что твое сознание не сохранило детских воспоминаний, а бедное воображение неспособно заполнить твою память… Мишра знал, кем стал, и это сводило его с ума. – Урза остановился перед ней и, заложив руки за спину, решительно произнес: – Я позабочусь о тебе, и буду мстить за твою потерю так же, как мстил бы за брата. А пока ты должна остаться здесь.

Ксанча не спорила. В этом странном шатре, без дверей и окон, рядом с человеком-демоном спорить было не о чем. У нее остался только один вопрос.

– Можно поесть?

Урза на мгновение прикрыл веки, и глаза его сделались обыкновенными.

– Поесть? Ты же фирексийка, – удивился он.

Ксанча пожала плечами и взглянула на него снизу вверх, словно голодный щенок. Он что-то зашептал, пальцы его засветились неровным светом, и, шагнув к ближайшей стене, Урза погрузил в нее руки по локоть. Казавшаяся раньше твердой, стена расступилась, и шатер наполнился резким горячим запахом. Ксанча помнила этот запах, исходивший от плавильных печей. Отпрянув назад и зажмурившись, она натянула на себя одеяло, как будто оно могло защитить ее. Через несколько мгновений, когда она осмелилась открыть глаза, Ксанча увидела в руках своего спасителя бесформенную дымящуюся массу.

– Хлеб, – сказал он, когда масса остыла.

Ксанча уже видела хлеб в некоторых мирах, куда посылали ее жрецы. То, что протягивал ей сейчас Урза, походило на хлеб и пахло хлебом, но больше напоминало перегретую грязь и на вкус было таким же, но Ксанче приходилось есть и кое-что похуже.

– Еще хочешь?

Она промолчала. Тритоны не знали, что значит хотеть. Они брали то, что могли, что было доступно, а потом ждали, когда появится другая возможность. Не дождавшись ответа, Урза отвернулся от нее, фигура его начала бледнеть, превращаться в тень и вскоре совсем растворилась в воздухе. А через секунду в шатре погас свет.

Каждый мир, в который попадала Ксанча, подчинялся своему собственному ритму. И хотя у нее не было инстинктивного чувства дня и ночи, за долгие годы скитаний она научилась настороженно относиться к темноте.

Когда Урза наконец вернулся, она чувствовала себя совершенно измотанной, потому что ни на минуту не сомкнула глаз: боялась проспать его появление. Собрав все свое мужество, она бросилась через шатер и вцепилась в рукав Мироходца.

– Я здесь не останусь. Где выход? Выпусти меня или убей!

Урза внимательно посмотрел на нее:

– Я кое-что принес. Проглоти это, и я смогу выпустить тебя отсюда.

Раскрыв ладонь, он протянул ей полупрозрачный комочек величиной в половину его кулака.

– Что это?

– Можешь считать это моим подарком. Я вернулся в тот мир, где нашел тебя. Фирексийцы были осторожны, они замели все следы. Но я нашел место, где земля оказалась трансформированной при помощи черной маны. Это подтверждает твои слова. Теперь я могу доверять тебе. Ты именно такая, какой себя считаешь, почти фирексийка, и веришь всему, что тебе говорили, потому что они украли твою память. Ты опасна для других и для себя самой, но не для меня. Я разгадаю их секреты и найду ключ, который по может мне отомстить и за тебя и за брата.

– Я помогу тебе, – сказала Ксанча, готовая в этот момент на что угодно, лишь бы выйти из замкнутого пространства.

Все еще цепляясь за рукав своего спасителя, она потянулась к полупрозрачному комочку, лежащему на ладони Урзы, но тот легко отстранил ее.

– Послушай меня внимательно и попытайся понять. Это не хлеб, это такое… – он замялся, подбирая слова, – изобретение. Когда ты проглотишь его, оно поместится в твоем желудке и преобразуется в кист, своего рода камень, который будет с тобой, пока ты жива. Всякий раз, когда возникнет необходимость переместиться между мирами или остановиться там, где ты не смогла бы выжить, ты будешь произносить небольшое заклинание – я скажу какое – и зевать. После этого кист образует броню, способную защитить твое тело.

– Это значит, что ты сделаешь меня истинной… фирексийкой?

Глаза Урзы сверкнули, и Ксанча почувствовала, как он читает ее мысли о кисте. Конечно, он не мог поверить в то, что тритон Орман-хузра ничего не знает о механизмах и изобретениях. Теперь она не сопротивлялась, и Мироходец, заглянув в ее сознание, увидел Храм Плоти и мечту Ксанчи о посвящении маслом. Из загадочных глаз потекли слезы, особенно сильно из левого, а затем Урза содрогнулся и слезы исчезли.

– Нет, – мрачно проговорил он, – то, что делают в Фирексии, отвратительно. Мой кист будет внутри тебя, потому что там самое подходящее для него место. Но это всего лишь инструмент, не более того, и никогда не станет частью тебя. Я не буду лишать тебя воспоминаний о твоей родине, потому что они могут оказаться полезными для моей мести… – Урза посмотрел в ее глаза и произнес тихо, с расстановкой: – Ты больше НЕ фирексийка.

Кист оказался на ощупь холодным и липким. Желудок Ксанчи запротестовал, и она чуть не выронила странный подарок.

– Глотай целиком! – приказал Урза.

Она поднесла руку ко рту и задержала дыхание. Комок затрепетал и потемнел, но она закрыла глаза и запихала его в рот. Кист застрял в горле, и Ксанче стоило огромных усилий сдержаться, чтобы не выплюнуть его. Наконец подарок камнем лег в желудок и затвердел. Этот мучительный процесс заставил ее повалиться на колени и, обхватив себя руками, пригнуться к земле.

– Все, видишь – ничего страшного! – услышала она голос своего спасителя.

Придя в себя через какое-то время, Ксанча поднялась и проговорила:

– Я готова. – Голос ее звучал странно, видимо кист все же оставил след в ее горле, а во рту ощущался какой-то незнакомый и довольно неприятный вкус.

Удовлетворенно кивнув, Урза продиктовал заклинание, пробуждающее силы киста. Повторяя его, Ксанча почувствовала в желудке давление, а затем рот ее широко раскрылся в непроизвольном зевке и маслянистая жидкость заструилась по всему телу. Не успела девушка испугаться, как Урза схватил её запястье и они начали растворяться в воздухе.

Ксанче казалось, что она падает в бездну, хотя Мироходец крепко держал ее руку, не давая потерять сознание. Она хотела было закричать от ужаса, но в этот момент обнаружила, что тело ее вновь приобрело очертания и одето в самый лучший в ее жизни наряд.

Великолепные темно-синие рукава, которые она собиралась пощупать, оказались иллюзией, видимой, но неосязаемой.

– Позже, – заверил ее Урза, – я дам тебе настоящую одежду. А пока посмотри сюда… Ну, ты видела такое раньше?

Ксанча огляделась. Они стояли на пустынном каменистом плато, залитом сиянием огромного белого солнца, висящего высоко в бледно-синем небе. Девушка подумала, что под такими яркими лучами она непременно вспотеет. Но в лицо ей дул холодный пронизывающий ветер. На самом деле, защищенная волшебной броней, она совершенно не чувствовала ни холода, ни жары. Это ощущение настолько потрясло Ксанчу, что Урзе пришлось дважды окликнуть ее, прежде чем она заметила дракона.

– С его помощью, – гордо сказал Урза, – я и собираюсь уничтожить Фирексию.

В солнечном свете дракон казался мертвенно-черным. Ксанча подошла ближе. Корпус гигантского механизма был сделан из металла, но, даже коснувшись его рукой, девушка не смогла определить, из какого именно. Кое-где огромные металлические листы неплотно прилегали к каркасу машины, и сквозь щели можно было разглядеть переплетения труб и шлангов.

– Нефть, – ответил Урза на вопрос, который Ксанча только собиралась задать. – Фирексийцы лоснятся от масла, а значит, горят.

Согласно кивнув, Ксанча вспомнила горы шлака и нефтяные озера Четвертой Сферы.

Строительные леса подпирали хвост механического чудовища. Взобравшись по ним, девушка еще раз оценила подарок Мироходца. Легкая броня плотно облегала тело, не стесняя движений. Опершись одним коленом на шею дракона, Ксанча взглянула вниз, чтобы разглядеть его пасть и короткие передние лапы. Острые клинки зубов и когтей поражали разнообразием форм и могли служить хорошим оружием в дополнение к потокам горящей нефти.

На плечах металлического гиганта тоже возвышались леса, и Ксанча поняла, что у дракона будут крылья. Такого огромного механизма девушка не видела ни в одном из миров. «Чтобы управлять этим существом, нужен неизмеримо более мощный источник энергии, чем фирексийское сверкающее масло!» – поражалась Ксанча.

Спускаясь с лесов, она не удержала равновесия и, сорвавшись, упала с небольшой высоты, но броня спасла ее от повреждений. Девушка лишь прикусила губу. Подарку своего спасителя она была очень рада, а вот дракон…

– Если бы у тебя была сотня таких, – отряхнув с колен пыль, произнесла она низким, почти хриплым голосом, – ты мог бы сразиться с демонами, но ты бессилен перед Всевышним…

– Тебе не дано оценить мощь этого дракона. Он в десять раз сильнее любого оружия, которое я и Мишра использовали в нашей злополучной войне. Даже траны не смогли бы противостоять ему.

Ксанча пожала плечами. Она не знала, кто такие траны. Казалось, Урза смотрел на нее с сожалением.

– Увы, Ксанча, тебе так много лгали… Но фирексийцы не такие неуязвимые и всемогущие, какими тебе кажутся. Скоро я закончу дракона, осталось найти совсем немного…

– «Найти»? – Любопытство Ксанчи не дало ей дослушать. – Ты нашел его? Я думала, ты сделал его сам…

– Я находил материалы. На то, чтобы создать такого гиганта, ушло бы слишком много времени и сил. Я не могу себе это позволить… Особенно сейчас, когда появился шанс сразиться с Фирексией. К тому же он… немного ненастоящий. Как тот хлеб, что наполнил твой желудок, но не сделал сильным твое тело. По крайней мере так было со мной, когда я был человеком. Когда ты хочешь создать что-то, нужно четко представлять, что ты хочешь получить в итоге. А потом найти нечто похожее и постепенно изменять…