Наталья Николаевна встала из-за стола и подошла к окну:
      - Я случайно глянула во двор и сразу увидела Витю - он сидел на скамейке вот под тем кленом и читал книжку. Тут мимо него прошел с чемоданом Владимир Филиппович. Витя тут же отложил книжку, вытащил из кармана какую-то бумажку, глянул на нее и быстро пошел прочь со двора. А через несколько минут появился вместе с каким-то незнакомцем... - Наталья Николаевна ненадолго задумалась, словно бы "прокручивая" в памяти события тридцатилетней давности. Ни детектив, ни доктор ее не торопили. - Ну вот, затем Витя ушел, а тот, второй, быстро зашагал к нашему подъезду. Мне это показалось немного странным, и я отправилась в прихожую посмотреть в "глазок". Этот незнакомец сначала поднялся мимо меня наверх, а минут через пять-шесть я услышала, как он спускается. Потом в окно увидала, как он ушел.
      - Вы разглядели этого второго человека? - спросил Дубов, с напряженным вниманием слушавший рассказ учительницы.
      - Увы, - вздохнула Наталья Николаевна. - Оба раза, проходя мимо моей двери, он подносил ладонь к "глазку".
      - Именно к вашему? - чуть удивился Серапионыч.
      - А у других на этаже тогда никаких "глазков" не было, - невесело усмехнулась Наталья Николаевна. - В то время они еще были в новинку. Собственно, я бы об этом случае тут же забыла, если бы в тот же день не узнала, что Владимир Филиппович скончался. Впрочем, Владлен Серапионыч, я совсем и не уверена, что он поднимался именно в вашу квартиру. То есть тогда еще в квартиру доктора Матвеева.
      - Стало быть, Наталья Николаевна, вы полагаете, что, гм, - Василий помолчал, стараясь точнее сформулировать мысль, - что появление Вити Орлова и того второго человека как-то связаны со скоропостижной смертью Владимира Филипповича Матвеева?
      - Этого я не говорила, - уклончиво ответила Наталья Николаевна.
      - Но зачем-то кинули мне в ящик "Вещего Олега", - возразил Серапионыч.
      Наталья Николаевна промолчала.
      - А Витю вы после того случая встречали? - задал вопрос детектив Дубов.
      - Нет, - покачала головой учительница. - Через неделю он умер.
      - Кто, Витя? - удивленно воскликнул Василий.
      - Да. Витю нашли в его же комнате повесившимся на крюке от люстры.
      - Какой ужас, - прошептал Серапионыч.
      - И последний вопрос, - после недолгого молчания заговорил Дубов. Наталья Николаевна, имел ли Витя Орлов какие-то... как бы это сказать, преступные наклонности?
      - Нет-нет, что вы! - горячо запротестовала Наталья Николаевна. Поверьте, я это говорю вовсе не потому, что "о мертвых только хорошо". Но Витя был одним из лучших учеников, и в олимпиадах по математике участвовал, и от общественных поручений никогда не отлынивал!..
      - И, наверное, мечтал стать космонавтом, - ввернул Серапионыч. - Как все ребята в те годы.
      - Да нет, вряд ли, - совершенно серьезно ответила Наталья Николаевна. Насколько я помню, он хотел сделаться разведчиком, как Штирлиц. Хотя нет, "Семнадцать мгновений" сняли уже после...
      - Вы это серьезно? - чуть удивился Дубов.
      - Трудно сказать, - вздохнула учительница. - Вообще-то, как я припоминаю, Витя не был лишен чувства юмора, и когда он в сочинении "Кем ты хочешь стать?" написал, что хочет стать советским разведчиком, никто этого особо всерьез не принял.
      - Ну что ж, Наталья Николаевна, спасибо вам за помощь, - сказал Василий, бросив последний взор через окно. - Пожалуй, не будем долее злоупотреблять вашим гостеприимством.
      - Будьте осторожны, - такими словами проводила гостей Наталья Николаевна. - Помните о змеях.
      На лестничной клетке между этажами Серапионыч вдруг остановился:
      - Знаете, Василий Николаич, я не хотел говорить при Наталье Николаевне, но того паренька я узнал. Он был первым покойником, которого я принял уже в официальной должности заведующего моргом.
      - И он действительно повесился?
      - Похоже, что да. Хотя, конечно, в свете того, что мы только что узнали, я уже не исключаю, что ему могли "помочь" - например, сначала отравили и задушили, а потом сунули в петлю. - Доктор глянул на часы. - Ах, я уж опоздал, что называется, выше всякой меры! Василий Николаич, если вам не трудно, подбросьте меня до работы.
      Уже в "Москвиче" Серапионыч продолжал:
      - Думаю, все ясно. Убийцы использовали Витю Орлова для наблюдения за Владимиром Филипповичем, а потом "убрали" как опасного свидетеля.
      - Да, вполне возможно, - подумав, согласился Дубов. - Хотя на самом деле все обстояло несколько сложнее. Или наоборот - до предела просто.
      - А мне почему-то кажется, что Наталья Николаевна все-таки чего-то недоговаривает, - заявил доктор. - Рассказала кое-что, чтобы мы больше не приставали к ней с расспросами, а остальное утаила.
      - Не думаю, - покачал головой Василий. - Тут скорее другое - Наталья Николаевна пришла к выводам, в которые даже сама боится верить. Потому-то и пыталась отговорить вас от копаний в старых костях.
      - Что вы имеете в виду? - чуть удивился Серапионыч.
      - Впрочем, возможно, что все совсем иначе, - задумчиво промолвил Дубов. - Но я уверен, что до истины мы раньше или позже докопаемся... Ну, кажется, приехали.
      Действительно, "Москвич" остановился у мрачного обшарпанного здания городского морга, и доктор, поблагодарив Дубова, побежал исполнять служебный долг. А Василий, весь в мрачных думах, отправился к себе в контору.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      Войдя в Бизнес-центр, Василий, как обычно по утрам, поинтересовался у Родионыча, нет ли ему чего.
      - Есть! - радостно ответил вахтер и протянул Дубову несколько листков с аккуратной распечаткой. - Нет, это не почта, а Маша просила передать. Говорит, получила поздно вечером по Интернету.
      Детектив отметил, что на сей раз Родионыч произнес это слово хоть и не без запинки, но правильно.
      - Спасибо, это очень кстати, - поблагодарил Василий и так резво поспешил к себе в контору, что едва не наскочил на Фросино ведро с водой, неосторожно оставленное чуть не посреди лестницы.
      "Я только что вернулся из Р***, - сообщал Иваненко, - где успел повстречаться с краеведом Чернявским. Правда, наша встреча закончилась трагически, однако все по порядку. Кондрат, о котором вы спрашивали - это весьма известная личность, как в Украине, так и за ее пределами. Кондрат Ковальчук, член карательного отряда, наводившего ужас не только на всю Украину, но и на прилегающие области России и Белоруссии. После войны он исчез, а в конце 40-ых "всплыл" в Австралии. Уже долгие годы различные общественные организации ставят вопрос о привлечении Ковальчука к ответу, но не находилось достаточных доказательств. Это и не удивительно - жертвы в земле, а соучастники предпочитают держать язык за зубами, чтобы не всплыла и их неблаговидная роль во всех этих делах. В последние годы усилилось давление на Австралию, но так как Ковальчук имеет гражданство этой страны, то вопрос о его выдаче все время затягивается. Возможно, что правительство Австралии просто не хочет портить отношения с влиятельной украинской диаспорой, в которой Ковальчук - весьма уважаемая персона. Его там даже величают "батькой Кондратом". К тому же в ответ на все обвинения он неизменно заявляет, что боролся с коммунистическими оккупантами. И, к сожалению, иногда это действует, причем не только в Австралии, но даже и у нас.
      В последние годы престарелый Ковальчук, опасаясь за свою жизнь, переезжает из одной страны в другую, но его отовсюду регулярно высылают. Не так давно его с позором выдворили из Англии, где он проживал по подложным документам.
      Должен отметить, что собственно украинские власти не выказывают особого рвения в "деле Ковальчука" - в отличие от различных общественных организаций и групп "охотников за нацистами". Похоже, что в Киеве (не говоря уже о Львове) многие облегченно вздохнули бы при известии о его кончине - отпала бы необходимость судебного процесса, не говоря уже о лишнем напоминании, что отнюдь не только немецко-фашистские захватчики причастны к Холокосту и всем преступлениям против человечества.
      Но все это - общеизвестная информация, которую легко почерпнуть в Киевской прессе. Теперь перейду собственно к встрече с Чернявским. Поначалу Борис Никифорович принял меня довольно настороженно, однако потом разговорился и даже показал кое-что из своих "краеведческих" экспонатов. В свое время, будучи учителем истории и руководя кружком юных краеведов, он вместе с ребятами разыскивал солдатские могилы, устанавливал имена погибших и даже пытался найти их родственников. Однако, наряду с воинскими захоронениями, Чернявскому нередко попадались и братские могилы совсем другого рода - в них аккуратно, штабелями лежали останки людей явно цивильных, в том числе женщин и детей. Естественно, Борис Никифорович не мог не вести поисков и по этому направлению, ему даже удалось выяснить личность нескольких погибших. А следом за этим неизбежным становился вопрос и о палачах. Борис Никифорович уже тогда, в 60-ые годы, понимал, что в своих поисках несколько вышел за рамки дозволенного, и предпринял некоторые меры предосторожности - в частности, вел переписку на эту тему, используя адреса друзей и знакомых. Кстати, он не без гордости сообщил мне, что его материалы использовал писатель Рыбаков в "Тяжелом песке", и даже показал книгу с дарственной надписью.
      Когда я спросил Чернявского о вашем земляке докторе Матвееве, то он сразу вспомнил, что обменивался с ним письмами примерно в 1969-70 годах, и тот даже пару раз приезжал к нему, когда гостил у своих родных в местечке или городке Черные Камни в 30 километрах от Р***. Матвеев, по словам Бориса Никифоровича, интересовался событиями во время оккупации в Черных Камнях, и Чернявский сообщил ему кое-какие сведения, в том числе и о Кондрате Ковальчуке, оставившем там особо кровавый след.
      На мой вопрос, известно ли Чернявскому что-либо о Ковальчуке помимо того, что сообщалось в средствах массовой информации, он сказал, что располагал весьма обширным архивом документов и свидетельств против него и других ему подобных, но расстался с ним в 1971 или 72 году. К Борису Никифоровичу прибыл из Киева некий приличного вида господин, представившийся сотрудником Академии Наук, и настоятельно просил передать собранные материалы в распоряжение ученых-историков, в частности, для написания книг о Великой Отечественной войне и для выставки "30 лет Победы". Ничего дурного не подозревавший Чернявский так и сделал - тем более что хранить столь важные материалы в его маленьком домике было небезопасно, хотя бы даже в пожарном отношении. Нечего и говорить, что даже малой толики своих материалов Борис Никифорович не обнаружил ни в исторических книгах, ни на выставках. Скорее всего, они либо просто были уничтожены, либо до сих пор хранятся в сейфах некоей организации.
      Разумеется, после этого Чернявский не оставил поисков, хотя и не вел их столь широко, так как чувствовал, что если не слежка, то, скажем так, наблюдение за ним велось почти непрерывно, вплоть до начала девяностых годов.
      Теперь собственно о моей поездке. В Р*** я приехал на два дня и остановился у своих дальних родственников. В первый день Борис Никифорович пообещал мне подыскать в своем обширном архиве материалы по Ковальчуку, а если удастся - письма от Матвеева. Мы договорились, что я зайду назавтра пополудни, но когда я пришел, то увидел на месте его дома лишь груду тлеющих угольков. Как мне сообщили в пожарной службе, "гражданин Чернявский погиб в результате небрежного обращения с огнем".
      Вот так безрадостно, уважаемый Василий Николаевич, завершилась моя поездка в Р***. Это пока что все, что я могу сообщить вам, пользуясь посредством Интернета, но думаю, что еще смогу прислать вам весточку. Берегите себя. С уважением, Гр. Иваненко".
      Нечего и говорить, что выражение лица у Василия по мере прочтения этого послания становилось все мрачнее.
      - Сбываются пророчества Натальи Николаевны, - пробормотал Дубов. - Змеи вылезают из забытых костей и начинают жалить...
      Детектив еще раз внимательно перечитал концовку послания.
      "Иваненко ясно дает понять, что через Интернет не может сообщить всего, что хотел бы, - подумал Василий. - И, возможно, даже чувствует за собой слежку. А уж его слова "берегите себя" означают одно - если я не выйду из игры, то и меня ждет смертельная опасность. Хотя, по правде говоря, поберечь себя прежде всего следовало бы самому Григорию Александровичу..."
      - Следовательно, будем идти до конца, - произнес Дубов уже вслух и, достав из-под телефона книжку, открыл ее на букве "С".
      x x x
      Войдя в ресторанный зал, инспектор милиции Столбовой отыскал взглядом детектива и доктора и немедленно направился к ним.
      - Что-то случилось? - спросил он Дубова. - Добрый день, доктор. Я не опоздал?
      - Нет-нет, Егор Трофимович, вы пришли как раз вовремя, - ответил Дубов. - Пока еще ничего не случилось, по крайней мере у нас в Кислоярске, но я хотел бы поговорить с вами, так сказать, в четыре глаза. Или во все восемь, включая пенсне Владлена Серапионыча.
      - Слушаю вас, - вздохнул инспектор, устало откинувшись на спинку стула. Их отношения с Дубовым вот уже несколько лет строились на основе здоровой конкуренции и делового сотрудничества, причем одно отнюдь не исключало другого. Во всяком случае, общее служение Делу Справедливости нередко сводило их вместе, и цепкая хватка Столбового в сочетании с недюжинным умом Дубова почти всегда приводили к успешному раскрытию преступления.
      - Егор Трофимович, на сей раз я хотел бы немного поэксплуатировать ваш доступ к архивной информации, - произнес Василий.
      - Надеюсь, не к секретной? - усмехнулся Столбовой.
      - Я тоже надеюсь, - ответил детектив совершенно серьезно. - Речь идет об обстоятельствах смерти гражданина Владимира Филипповича Матвеева, случившейся в июле 1970 года.
      - Убийство? - насторожился инспектор.
      - Да нет, официальная версия - смерть от сердечной недостаточности, вмешался Серапионыч и даже для пущей важности добавил пару звучных слов по-латыни. - Но обстоятельства очень уж странные...
      - Может быть, по вашему ведомству есть какая-то информация об этом человеке, - добавил Василий. - И если вам не трудно...
      - Постараюсь, - кивнул Егор Трофимович и записал в блокнот: - В.Ф. Матвеев, скончался в июле семидесятого.
      - И еще, - добавил Василий, - нет ли чего-то по еще одному лицу: Витя Орлов, покончил жизнь самоубийством тогда же.
      - Выясним, - инспектор черкнул еще несколько слов и вернул блокнот во внутренний карман пиджака. - Если не секрет, Василий Николаевич, с чего это вы вдруг занялись такой стариной?
      Василий ненадолго задумался:
      - Знаете, Егор Трофимович, очень может быть, что все подозрения беспочвенны, и тогда не стоит забивать ими вашу голову, столь занятую более насущными делами. Но если нам с доктором удастся что-то раскопать, то вы будете первым, с кем мы поделимся нашими находками.
      - Какими находками? - неожиданно прозвучал над ухом Василия приятный женский голос. - Неужто вы тоже решили заняться археологическими раскопками?
      Голос принадлежал еще одной постоянной участнице обедов - кандидату исторических наук, которую все звали госпожа Хелена, так как ее полные инициалы были столь неудобовыговариваемы, что даже заучить их наизусть никто не мог. Частенько, если не оказывалось злободневных тем для застольной беседы, госпожа Хелена потчевала сотрапезников увлекательными экскурсами в прошлое, или, как это называл Серапионыч, проводила исторический ликбез. Рассказы госпожи Хелены всегда были столь занимательны, что ее слушатели зачастую забывали о еде, и даже сидящие за соседними столиками невольно прислушивались к импровизированным лекциям.
      Так как на сей раз беседа не очень клеилась, то госпожа Хелена уже нацелилась рассказать о своих раскопках в курганах древней долины Кислоярки и даже потянулась к сумочке, где у нее лежали уникальные фотоснимки. Заметив это, Василий решил направить лекцию в иное русло:
      - Госпожа Хелена, давно хотел вас спросить, хотя это, кажется, и не ваша специализация - существовали ли в советское время какие-либо проявления нацизма?
      Доктор и инспектор от неожиданности чуть не поперхнулись, а госпожа Хелена невозмутимо переспросила:
      - Уточните, Василий Николаич, какой период истории СССР вас интересует?
      - Ну, послевоенные годы, например конец шестидесятых - начало семидесятых.
      Историк ненадолго задумалась:
      - Да, действительно - это не моя специальность. Но я попытаюсь ответить. В сущности, коммунистический режим на всей протяженности своего существования никогда не гнушался для самоподдержания использовать те идеи, на которых чуть ли не целиком строилось учение Гитлера. Конечно, в послевоенные годы эти тенденции достигли своего апогея - вспомним хотя бы объявление целых народов врагами и их депортации, я уж не говорю о пресловутых "безродных космополитах" и о "деле врачей"... Да и в последующие годы эта практика продолжалась, хотя и несколько более завуалированно. Собственно, игра на низменных чувствах толпы всегда была присуща власть предержащим и, увы, не только при тоталитарных режимах. Другое дело, что при советской власти все это прикрывалось коммунистической и классовой идеологией, но после распада СССР такая необходимость отпала, и на всем его бывшем пространстве откровенно нацистская нечисть расцвела что называется махровым цветом. Можно сказать, что нацистские структуры намертво срослись с коммунистическими, и уже никого не смущает свастика и человеконенавистнические лозунги даже на коммунистических демонстрациях. Я уж не говорю о жутком гибриде нацистского флага и серпа с молотом на символике национал-большевиков.
      Госпожа Хелена говорила красиво и плавно, как по писаному, и говорила она слова безусловно правильные, но Василию и остальным слушателям давно известные и не требующие дополнительных доказательств. Поэтому, дождавшись окончания очередной фразы, Дубов задал наводящий вопрос:
      - Скажите, известны ли вам какие-либо подпольные нацистские структуры, которые были способны, например, убрать неугодного им человека?
      Столбовой недоуменно покачал головой, а госпожа Хелена как ни в чем не бывало ответила:
      - Лично я ни о чем подобном не слышала. Могу только сказать, что в те времена подполье если чисто теоретически и могло существовать, то только с дозволения властей. А власти, в свете вышеназванных причин, гораздо охотнее терпели носителей нацисткой идеологии, чем, скажем, правозащитников вроде Сахарова или Ковалева. Впрочем, специально этим предметом я не занималась. А что, Василий Николаич, вам что-то известно?
      Немного поразмыслив, Василий решился слегка приоткрыть карты:
      - Допустим, спустя четверть века после войны некто, назовем его Икс, вышел на след гитлеровских приспешников, орудовавших в годы оккупации, предположим, на Украине, и вот в один прекрасный день он получает записку с угрозой - мол, если не угомонишься, то пеняй на себя. А внизу пририсована свастика.
      - Ну, в то время многие нацистские приспешники были еще живы, кто-то уже свое отсидел и вышел. Ну там, еще их родные, друзья, - не очень уверенно проговорила госпожа Хелена.
      - А также более молодые единомышленники, - завершил мысль историка детектив Дубов. - Но вот в чем дело - вскоре этот самодеятельный исследователь прошлого скончался при весьма странных обстоятельствах.
      Историк растерянно переводила взгляд с доктора на инспектора и на Василия - она все никак не могла взять в толк, чего тот от нее хочет.
      Воспользовавшись заминкой, Столбовой шепнул Дубову:
      - Эти расспросы как-то связаны с вашим делом?
      Чуть помедлив, Василий утвердительно кивнул.
      - Напрасно, Василий Николаевич, напрасно, - покачал головой инспектор. - Я на вашем месте туда бы не лез.
      - Но вы готовы выполнить мою просьбу? - напрямик спросил детектив.
      - Раз обещал, значит, выполню, - буркнул Егор Трофимович.
      - Знаете, в то время антисоветские течения были весьма разношерстными, - вновь заговорила госпожа историк. - И там были отнюдь не только демократы-правозащитники, но и крайние националисты вроде Шафаревича. Но чтобы убивать - это уж слишком... Нет, честно признаюсь - в этом вопросе я недостаточно компетентна.
      - Ничего страшного, - успокаивающе улыбнулся Василий. И, чтобы сделать историку приятное, добавил: - Моя дедуктивная интуиция подсказывает, что вы, уважаемая госпожа Хелена, просто горите желанием продолжить увлекательный рассказ о раскопках в курганах. А все мы горим желанием его послушать. Не так ли, господа?
      Доктор и инспектор охотно закивали. А госпожа Хелена, отодвинув полупустую тарелку, извлекла из сумочки стопку фотографий с какими-то ископаемыми черепками и доисторическими свидетелями былых эпох.
      x x x
      После обеда Василий попросил Серапионыча задержаться.
      - Ну ладно, - вздохнул доктор, - только ненадолго. А то я в последнее время чуть не каждодневно опаздываю с перерыва. А знаете что, Василий Николаевич - если вы не торопитесь, то заедемте ко мне в морг. Вроде и на работе буду, и поговорим в покойной обстановке. То есть я хотел сказать - в мирной.
      - Ну что ж, почему бы и нет? - не стал спорить детектив. - Тогда прошу в "Москвич".
      Торопливо проведя Василия через прохладное помещение, где на столах лежали несколько покойников с бирками на торчащих из-под простыней ногах, доктор открыл дверь своего кабинета, а точнее - небольшой комнатушки с заваленным всякой всячиной столом и шкафом, из-за стеклянных дверок которого виднелись многочисленные скоросшивательные папки.
      - Пожалуйста, ознакомьтесь, Владлен Серапионыч, - Дубов извлек из портфеля и подал доктору листы с последним посланием от коллеги Иваненко.
      Серапионыч углубился в чтение, во время которого Василий не без некоторого изумления разглядывал обстановку докторского обиталища, которое скорее можно было принять за лавку старьевщика, чем на кабинет заведующего моргом.
      - М-да, - только и смог вымолвить Серапионыч, возвратив Василию распечатку. И, подумав, добавил: - Ну и вляпались мы с вами, однако же. Черт меня дернул заглядывать в этот проклятый ящик!
      - По крайней мере, теперь ясно, с кем мы имеем дело, - заметил Василий.
      - С отъявленными мерзавцами! - в сердцах пристукнул по столу Серапионыч. - Но все не возьму в толк - что это за могущественные темные силы, которые способны уничтожить человека чуть ли не в любом конце света? И ради чего - чтобы какой-то доживающий свой век старикашка ушел от ответа!
      - Владлен Серапионыч, вы видели и читали то же, что и я, - немного помолчав, заговорил детектив. - Мы с вами вместе были у Натальи Николаевны и слышали одно и то же. Неужели вы так до сих пор и не догадались, кто стоит за всеми этими событиями - и тридцатилетней давности, и сегодняшними?
      - Некие полумифические нацистские структуры, о которых говорила госпожа Хелена? - неуверенно предположил доктор. - Но это же несерьезно!
      - Боюсь, мы с вами даже не догадываемся, насколько это серьезно, покачал головой Дубов, - и насколько опасно. Госпожа историк выразилась очень обтекаемо - в том смысле что "коричневое" подполье могло существовать лишь настолько, насколько это позволяли пресловутые "органы". А я сказал бы иначе - оно было продолжением или, если хотите, подразделением "органов". Хотя почему было? Собственно говоря, от того что теперь нацисты вышли из своего так называемого подполья, а КГБ переменило название, мало что изменилось.
      - То есть угрозу "замочить в сортире" с пририсованной свастикой доктору Матвееву послали... - Не договорив, Серапионыч вопросительно посмотрел на Дубова.
      - Ну разумеется, от своего имени выступать они не могли, - уверенно ответил Василий. - Подумайте, как бы это выглядело - наши советские органы угрожают человеку, пытающемуся разоблачить нацистских преступников. Вот тут-то и пригодилось это "виртуальное" подполье - если даже дело получит огласку, то КГБ не при чем: дескать, это какие-то недобитые гады, а мы допустили недоработку, не распознали их на корню. И вообще, товарищ, спасибо вам за сигнал. - Дубов невесело усмехнулся и неожиданно повернул разговор на другое: - Доктор, вы же следите за московской прессой?
      - Есть такой грешок, - чуть удивился Серапионыч. - Покупать, конечно, дороговато, но иногда у знакомых заимствую, иногда в читальню захожу. Так что более-менее в курсе.
      - Весьма подробную информацию о Ковальчуке мой коллега Иваненко почерпнул в киевской прессе, - продолжал Василий. - Постарайтесь припомнить, Владлен Серапионыч, не попадалось ли вам что-то по этому делу в московских газетах, и если да, то в каких.
      Доктор ненамного задумался.
      - По-моему, всего пару раз, да и то как-то мельком, очень смазанно.
      - И, разумеется, не в проправительственных изданиях?
      - Да нет, скорее в таких, которые именуют себя "демократической оппозицией". Не то в "Общей", не то в "Московских новостях"...
      - И это удивительнее всего! - подхватил Дубов. - Казалось бы, такой козырь в "информационной войне" с непослушным братским соседом - и вдруг молчание! А ведь Ковальчук зверствовал не только на Украине, но и в России, и Москва тоже могла бы настаивать на его выдаче или хотя бы на международном суде. А она упускает такую возможность. С чего бы это?
      - Ну, тут уж высокая политика... - глянул в потолок Серапионыч.
      - Я уж не говорю о том, что доктора Матвеева почему-то не отвезли в морг, а делали вскрытие неизвестно где, - продолжал Дубов. - Это только лишний раз подтверждает, что в его смерти что-то не так. Даже ваша соседка учительница это поняла. Ну и сегодняшнее послание Иваненко - помните, как к Чернявскому заявился какой-то научный сотрудник и попросил передать собранные материалы. Нет-нет, сотрудник скорее всего был самый всамделишний, - заметив удивление на лице своего собеседника, добавил Василий, - но это не мешало ему сотрудничать и с "некоей организацией". - Детектив заглянул в письмо. - Заметьте, доктор, сей "жрец науки" пришел к Чернявскому в 1971 или 72 году, уже после гибели Владимира Филипповича Матвеева.
      - То есть вы клоните к тому, что за всеми этими темными делами стоит КГБ, - невольно понизил голос Владлен Серапионыч.
      - Если точнее, то я в этом ничуть не сомневаюсь, - ответил Василий. И, кстати сказать, все вышесказанное уже в несколько ином виде представляет историю, которую нам поведала уважаемая Наталья Николаевна.
      - Про Витю Орлова, что ли? - припомнил Серапионыч.
      - Да. И теперь мне окончательно понятно, как такое могло случиться, что молодой, талантливый, жизнерадостный парень, перед которым вся жизнь впереди, внезапно накладывает на себя руки.
      - То есть вы больше не допускаете, что уйти из жизни ему "помогли"? спросил доктор.
      - В известной мере так оно и было, - не стал спорить Василий. - Но теперь я очень ясно представляю, как именно это было. И думаю, что если где-то и ошибаюсь, то ненамного. Помните, Наталья Николаевна рассказывала о том, как Витя в шутку написал, что хочет стать разведчиком. А это не было шуткой. Или, скажем иначе, было такой шуткой, в которой есть немалая доля правды. И вот, успешно окончив школу, сей юный мечтатель собрался поступать туда, где учат на Штирлица. А поскольку в нашем городе такого заведения, насколько мне известно, не было, то Витя решил обратиться, так сказать, в курирующую организацию, отделение коего в Кислоярске, разумеется, имелось.
      - Как-то сомнительно, - пожал плечами доктор. - Неужели Витя не знал, хотя бы из анекдотов, что эта организация из себя представляет?
      - При всем своем математическом уме Витя Орлов оставался честным и наивным комсомольцем, - ответил Дубов, - и нам ли его учить с высоты наших сегодняшних познаний? Наверняка он совершенно искренне полагал, что внешняя разведка ничего общего не имеет с теми подразделениями КГБ, которые осуществляли тотальную слежку, преследовали диссидентов, душили любую свободную мысль, ну и так далее. Возможно, так оно и было - я не в курсе их внутренних структур. Одним словом, Витя отправился в КГБ с надеждой, что ему дадут направление в разведшколу. Ну а там его встретил очень доброжелательный и понимающий сотрудник, который прямо-таки очаровал будущего Юстаса вниманием и обходительными манерами. Разумеется, качествами чисто профессиональными. Он сказал, что уважает Витин патриотический порыв и сам лично попросит своего друга, директора учебного разведцентра, чтобы тот непременно зачислил Витю в курсанты даже без необходимых формальностей.
      - Вы так говорите, будто сами присутствовали при этом разговоре, усмехнулся Серапионыч.
      - А тут нечего и присутствовать, - возразил Василий. - История вечная, как мир. Ну вот, а когда Витя проникся к своему доброжелателю полным доверием, тот и сказал: "Но прежде я дам тебе важное испытательное задание. Выполнишь его - считай, вступительный экзамен сдан. На днях в Кислоярск должен прибыть связной к американскому резиденту (германскому, японскому, верхневольтскому - лишнее вычеркнуть), а твоя задача - проследить его прибытие на "явку" и тут же сообщить нашему сотруднику. А уж тогда мы их обоих, голубчиков, и возьмем с поличным". - Василий вздохнул. - А остальное вы уже знаете из рассказа Натальи Николаевны.
      - Возможно, вы и правы, - с некоторым сомнением пожал плечами Серапионыч, - но какой смысл был посылать Витю следить за домом? Они ведь и по своим чекистским каналам прекрасно могли узнать, когда прибывает Владимир Филиппович.
      - Думаю, здесь у них были свои резоны, - ответил Дубов. - Ну, например, "засветить" Витю возле дома, а потом все на него и свалить, если бы Матвеева не удалось убрать "чисто". Хотя это, конечно, не главное. Кагебисты всегда стремились завербовать и заставить на себя работать как можно больше людей. Но одно дело - ввести в свой грязный оборот какого-нибудь мошенника, или корыстолюбца, или просто человека запутавшегося, которого можно шантажировать. Но особенный кайф для них - это замарать порядочного человека, что называется наплевать ему в душу.