- Ушел! - раздосадовано топнул ногой Дубов.
      - И черт с ним, - пророкотал за его спиной Беовульф, так что Василий от неожиданности даже вздрогнул. - Зато я остальных уложил отдыхать.
      Тут только Дубов, придя в себя, оглядел поле боя, усеянное стражниками Григория. А сам князь так и продолжал стоять на троне, с явным страхом глядя на своих противников.
      - Вон отсюда! - внезапно выкрикнул он. Видимо, это было все, что ему пришло в голову в столь критическую минуту.
      - Я те ща покажу "вон"! - взревел Беовульф, и его грозный меч взметнулся над головой князя. И только когда он уже начал опускаться, Василий закричал:
      - Не надо! - и меч Беовульфа в самый последний момент повернулся горизонтально и опустился плашмя на голову Григория. Князь как подкошенный рухнул вниз к ногам победителей, которые толком и не знали, что делать со своей победой. А на башне часы уже начали отбивать полночь.
      - Что же делать? - с досадой проговорил Дубов, задумчиво пиная бесчувственное тело князя. - Сейчас самое время Гренделю его загрызать, а он тоже в отключке.
      Но хотя Грендель и находился в беспамятстве, тем не менее он, как по расписанию, начал превращаться в огромного тощего волка.
      - А что там думать - грызть надо! - выкрикнул Беовульф и, будто котенка, подтащил волчищу к Григорию. Деловито приложил волчью пасть к горлу князя и со всей силы сдавил челюсти оборотня, так что аж клыки лязгнули, как запоры на вратах ада. И как раз в этот момент часы пробили последний, двенадцатый раз.
      Тело Григория дернулось, как от удара током, и стало извиваться, словно мертвая змея, отвратительно дергая руками и ногами. Мертвые глаза князя вращались, вылезая из орбит, и вдруг он вспыхнул, охваченный адским пламенем. Дубов с Беовульфом отпрянули назад, оттащив Гренделя за задние лапы. Вонючий серный дым пополз по зале, застилая свет факелов.
      - И после смерти он еще смердит, - мрачно пошутил Беовульф и похлопал Гренделя по волчьей морде. - Эй, Грендель, ты как? Живой? Очухивайся, все кончилось!
      - Я его загрыз? - тихо прошептал приходящий в себя волк человеческим голосом.
      - Ты его загрыз, гада, - торжественно отвечал Беовульф. - Ну, правда, я тебе немножечко помог.
      - Мы его загрызли, - блаженно оскалился Грендель и снова лишился чувств.
      - Все это замечательно, а теперь-то нам что делать? - вздохнул Василий. - Как отсюда выбраться?
      - Ничего, прорвемся! - Опьяненному победой над князем Беовульфу теперь, казалось, и море было по колено.
      И вдруг кто-то окликнул Дубова:
      - Василий!
      Голос был знакомый, но детектив поначалу не мог сообразить, чей. Однако в нем звучали радость вместе с удивлением. Василий оглянулся, но никого не увидел, кроме своих спутников, да воинов, живописно лежащих на поле боя.
      Оклик повторился. Дубов посмотрел в ту сторону, откуда кричали, и увидел, как прямо в воздухе возникает силуэт высокого и чуть сутуловатого человека с огромным свертком в руках.
      - Чумичка! - вскричал Василий. - Друзья мои, мы спасены!
      - Вот это да! - только и смог вымолвить Беовульф. - Ну вы, в природе, даете!
      - Объяснения потом, - быстро проговорил Чумичка, раскатывая по полу сверток, оказавшийся обширным, хотя и сильно потертым ковром.
      Сразу все сообразив, Дубов кинулся к огромному витражному окну с подвигами князя Григория, и решительно распахнул его. В залу ворвался свежий студеный воздух - ветер грядущих перемен, мелькнуло в голове Василия. Беовульф же тем временем прямо за хвост втащил бесчувственного Гренделя на ковер.
      Когда все четверо разместились на ковре, Чумичка проговорил несколько тарабарских слов, и персидский летательный аппарат медленно поднялся в воздух. Оказавшись на уровне окна, он резко набрал скорость и вылетел на улицу. Бросив последний взгляд в тронную залу, Василий увидел, что она наполняется княжескими стражниками и стрельцами. Несколько воинов кинулись к открытому окну, однако беглецы уже находились вне их досягаемости: ковер резко взмыл вверх и, все убыстряя ход, полетел над внутренними постройками замка и высокими зловещими башнями. Вскоре вурдалачий кремль остался где-то позади, в прошлом, а в настоящем - только земля, темнеющая далеко внизу, да яркие звезды прямо над головой.
      ***
      Дверь медленно раскрылась, и Надя, к немалому своему удивлению, увидела стоящего на пороге Иоганна Вольфганговича. Он был в своем обычном фраке с жабо, а вытянутое узкое лицо заморского поэта, как всегда, источало саму любезность.
      - Может быть, вы дозволите мне войти вовнутрь, мейн юнге фреуде? - как ни в чем ни бывало осведомился припозднившийся гость.
      - Да-да, пожалуйста, - посторонилась Надя. - Чем обязан столь позднему визиту?
      - Поговорить о поэзии, - расплылся в обаятельной улыбке Иоганн Вольфгангович. - Не пригласите ли, как это, заседайть?
      - Да, пожалуйста, - Надя указала гостю на табуретку, а сама присела на кровать. - Вообще-то я не настолько хорошо разбираюсь в высокой поэзии, чтобы стать достойным собеседником для такого замечательного стихотворца, как вы...
      Чаликова старалась говорить как можно более непринужденно, однако ей этот визит показался весьма странным.
      - Ваш художественный вкус я имел счастье оценить в нынешний вечер, когда вы так точно подсказаль мне слова из моего стихотворения, - со столь же любезным выражением продолжал Иоганн Вольфгангович.
      - Какие слова? - не поняла Надя.
      - "Отдохнешь и ты", - напомнил поэт. - Или вы их тоже, как это, запамьятовать?
      И тут Надя все поняла: "Боже мой, как же я забыла! Я настолько машинально подсказала слова из "Ночной песни путника", или как она там называется, что даже сама этого не заметила".
      Чаликова поняла, что это был провал. Самый настоящий провал. Ведь стихотворение, строчку из которого она так неосторожно подсказала, принадлежало перу Лермонтова. Так что же, выходит, Иоганн Вольфгангович банально присвоил себе чужие стихи, выдав их за перевод своих? Да, но ведь и "Горные вершины..." - вольный перевод из Гете. A Гете...
      "Стало быть, этот представительный иностранец - не тот, за кого себя выдает, - наконец-то дошло до Нади. - A выдает он себя не больше не меньше как за Иоганна Вольфганга Гете..."
      - Ну что же, кажется, вы все поняли, - после недолгого молчания заговорил ночной гость. - Так что лишние объяснения не будут понадобятся, мой дорогой юный друг. - И, изобразив на лице радостную улыбку, добавил: Или, вернее сказать, дорогая фройляйн.
      - Да, - тихо произнесла Надя. - Я позволила себя провести, как наивная дурочка.
      - Я чувствовал, что кто-то здесь, в замке, из другого мира, который вы называйт параллельным, - продолжал Иоганн Вольфгангович, - и специально, чтобы узнать, кто это, я стал читать известный стихотворений. И вот вы попались! - Лже-поэт противно захихикал.
      - Кто вы такой и что вам от меня нужно? - резко подалась вперед Чаликова.
      - O, вот это уже деловой разговор, - радостно осклабился Иоганн Вольфгангович. - Разрешите представиться: барон фон Херклафф, большой друг князя Григория и почетный бюргер славного города Рига.
      - Какой Риги? - переспросила Надя. - Столицы Ливонии или Латвийской Республики?
      - A вы, мадам, умнее, чем я ожидаль, - уважительно хмыкнул барон. Разумеется, столицы Ливонии. Но и в "вашей" Риге я тоже, как это сказать, не последний херр. В смысле, господин. Или кунгс, как там теперь говорят.
      - И вы тоже путешествуете туда-сюда через столбы на Гороховом городище? спросила Надя.
      - Ну нет, я путешествую не настолько примитивным образом, - поправил жабо господин Херклафф. - У меня есть другие способы передвижения из одного мира в другой.
      - И вы столь откровенно говорите мне об этом? - слегка удивилась Чаликова.
      - O я, я! - радостно закивал барон. - C вами, фройляйн, я могу быть как вы сказали? - откровенным. Ведь это ваш последний разговор!
      - В каком смысле? - нахмурилась Надя.
      - В том самом, - заявил Херклафф. - Я буду вас кушать.
      - Что? - вскрикнула Чаликова.
      - Ням-ням, - уточнил барон. - Но поверьте, фройляйн, вы самая интересная собеседница, каковую я встречал за последние... ну так сто пятьдесят лет, и я буду очень радостен с вами побалакать. В смысле, перед ням-ням. Приятная беседа есть полезно для аппетит.
      - Я буду кричать, - упавшим голосом проговорила Надя.
      - Кричите на здоровье, - расплылся в ухмылке Херклафф. - Вам это не поможет, а только ускорит начало процесса. Так сказать, процесс пошел, хе-хе-хе.
      - Извините, вы говорили что-то насчет ста пятидесяти лет назад, - немного успокоившись, заговорила Надя. Она уже отчасти смирилась с мыслью о том, что будет съедена, однако ее журналистское, да и чисто женское любопытство брали свое. - Неужели вы так давно живете на свете?
      - O, да-да, очень давно, - подхватил Херклафф, - много давнее, чем вам кажется. - И, проницательно глянув на собеседницу, спросил: - Ведь вы интересовались судьбой княжны Марфы, не правда ли? - Надя кивнула. - Ее заколдовал я. И тех несчастных, которые находятся в образе этого, как его...
      - Змея Горыныча?
      - Да-да, Змей Горынича. И их тоже я. И так высококвалифицированно, что его, то есть их теперь никто не сможет расколдовайть.
      - Даже вы?
      - Ха, фройляйн, а вот этого я не говорил. Однако херр князь Григорий остался достаточно доволен. Ведь я настоящий чародей, а не какой-нибудь авантюрист и дилетант Каширский с его фройляйн Аннет Сергеевна!
      - Вы и с ними знакомы, - покачала головой Надя.
      - Ну да, знаком, - пренебрежительно хмыкнул барон, - однако особой приятности от этого знакомства не поимел... то есть не получил. Вот знакомство с вами для меня много-много приятней.
      - Благодарю вас, Иоганн Вольфгангович... или как вас там зовут по-настоящему.
      - Если хотите, то можете называть Иоганн Вольфганговичем. Но вообще-то меня зовут Эдуард Фридрихович.
      - Тоже язык сломаешь, - вздохнула Чаликова.
      - A разрешите узнать ваше настоящее имя? - полюбопытствовал Херклафф. Все-таки нехорошо кушать человека и даже не узнать, как его зовут.
      - Ну, меня-то величать куда проще - Надя.
      - Красивое имя. Если честно говорить, до мне даже как-то жаль кушать такую либе фройляйн, как вы.
      - Ну так не кушайте! - подхватила Надя.
      - Увы, - притворно вздохнул Херклафф. - Вы, фройляйн Надя, встали на моем пути, и я просто обязательно должен вас кушать. Уж такой орднунг.
      И с этими словами колдун по призванию и людоед по душевному влечению демонстративно достал из одного кармана вилку и столовый нож, а из другого - белоснежную салфетку, каковую принялся аккуратно заправлять за столь же белоснежное жабо.
      - Что, уже? - опечалилась Надя. - A я так хотела задать вам несколько вопросов...
      - A-а, небольшое интервью? - хихикнул господин Херклафф. - Это пожалуйста. Так сказать, последнее пожелание перед ням-ням. Спрашивайте ваши вопросы, цайт еще достаточно.
      - И я могу надеяться на откровенные ответы? - пристально глянула журналистка на своего собеседника.
      - Ну конечно! - плотоядно осклабился Херклафф. - Все равно из этой комната наш разговор никуда не уйдет.
      Надя медленно поднялась с кровати. Херклафф напрягся на стуле:
      - И не думайте бежать, фройляйн! Дас ист совершенно бесполезно.
      - Да нет, я просто хотела бы закурить. - Вообще-то Надя не была подвержена этой дурной привычке, но пачку сигарет на всякий случай при себе держала. Она подошла к громоздкому шкафу, где хранила немногочисленный багаж, и извлекла из своего узелка пачку "Мальборо", а заодно нажала кнопку диктофона, который всегда держала наготове. "Может быть, откровения людоеда пригодятся моим друзьям, - подумала Надя. - Это единственное, чем я еще смогу им помочь".
      Чаликова вынырнула из шкафа, но запирать его не стала, а лишь прикрыла, оставив довольно широкий зазор:
      - Не желаете?
      - O найн, - решительно отказался господин Херклафф. - И вам не советую. Именно благодаря здоровому образу жизни и вегетарианской диете я при своем изрядно достопочтенном возрасте так хорошо выгляжу.
      - A я с вашего позволения. - Чаликова прикурила прямо от свечки и вернулась на прежнее место.
      - Ну что же, я к вашим услугам, - небрежно закинув ногу за ногу, сказал людоед.
      Надя на миг задумалась - нужно было построить разговор так, чтобы за сорок минут, на которые была рассчитана кассета, узнать как можно больше.
      ***
      Едва долгие осенние сумерки перешли в ночь, на родовом погосте Розенштернов неизвестно откуда появились две темных личности с лопатами.
      - Вот здесь, что ли, - вполголоса сказал один злоумышленник, указывая на свежую могилу.
      - Да не шепчи ты так, - весело ответил второй, - покойнички спят себе спокойненько, а живые сюда по ночам не ходят.
      - Ты думаешь? - с сомнением покачал головой первый. - Ну ладно, начнем.
      Они вонзили лопаты в холмик, аккуратно украшенный болотными цветами и скромными венками, и принялись раскапывать могилу. Судя по тому, как быстро дело продвигалось, им это занятие было и знакомо, и привычно.
      - И чего им еще надо? - говорил первый, аккуратно откидывая мокрую болотную землю к подножию огромного замшелого камня. - Похоронили ведь честь по чести, какие могут быть сомнения?
      - В нашем деле без сомнений никак не обойтись, - возразил второй и отряхнул землю со своего черного плаща. - Да по правде сказать, я бы и сам усумнился. Больно уж эти похороны были какими-то, уж не знаю, как лучше сказать, нарочитыми что ли.
      - Ничего такого я не заметил.
      - А я заметил. Все как будто нарочно старались убедить нас, что в гробу именно боярин Василий, однако крышку не открывали, даже когда читали прощальные речи. И потом, почему на похоронах не было хозяина?
      - Ну, ты же слышал - захворал, мол.
      - Не верю! - пристукнул заступом первый. - И еще, ежели покойник действительно царь-городский боярин, то могли бы уж найти возможность отправить его домой, а не хоронить тут, пускай даже на таком родовитом кладбище.
      За раскопками и беседой злоумышленники не заметили, что они на погосте уже не одни. А когда спохватились, то было поздно: вокруг полураскопанной могилы стояли несколько весьма странных субъектов, и каждый держал в левой руке свечку.
      - Мертвяки! - в ужасе вскрикнул второй гробокопатель и заметался по полуразрытой яме. Первый что-то бормотал и мелко крестился.
      - А ну-ка, вылезайте! - выкрикнул маленький человечек, стоявший на самом краю могилы. То был домовой Кузька, а его спутниками были уже знакомые нам водяной, леший и две кикиморы.
      Осквернители мелко дрожали и явно не желали вылезать наружу. Вернее, они бы и не смогли этого сделать, охваченные ужасом.
      - Закопаем их здесь, и дело с концами, - предложил леший и, зачерпнув прямо в ладони горсть земли, швырнул в могилу. Этого хватило, чтобы оба гробокопателя, побросав свои заступы, выскочили наверх, где их тут же приняла в свои цепкие объятия доблестная нечисть.
      - Стало быть, могилками промышляем? - придушенно-сладким голоском вопросил водяной. - Покойничков, стало быть, раздеваем?
      - Некрофилы-археологи, - щегольнул домовой Кузька мудреным словечком, слышанным от "покойного боярина Василия".
      - Чего? - наконец-то обрел дар речи один из гробокопателей. - Мы просто проверить хотели, на месте ли покойник... - Он осекся, почувствовав, как сообщник изловчившись лягнул его ногой. Но было уже поздно.
      - Проверить, значит? - голосом, ничего хорошего не предвещавшим, проговорил леший. - И чего же вы хотели проверить? Покойнички по ночам не гуляют. В отличие от некоторых живых... Нет, все-таки напрасно мы выгнали вас из могилы, надо было вас там закопать.
      - А еще не поздно, - хихикнула одна из кикимор.
      - Не губите, родимые! - чуть не хором заголосили злоумышленники, бросившись на колени. - Не по своей воле мы тут, но по приказанию князя Григория...
      - Это какого-такого князя Григория? - проскрипел леший. - Это того вурдалака поганого, что леса повырубил, всю честную нечисть с веками насиженного места согнал, а своим упырям волю дал?
      - Давайте решать, что с ними делать, - прервал излияния корчмаря практичный Кузька.
      - Они всего лишь люди служивые, - вздохнул водяной. - Что с таких возьмешь?
      - Но проучить не мешало бы, - предложил леший. - В назидание князю Григорию.
      - Защекочем! - радостно взвизгнули кикиморы и придвинулись ближе к гробокопателям.
      - Да, пожалуй, это будет им самым подходящим наказанием, - согласился Кузька. Так как остальные не возражали, то кикиморы набросились на своих жертв. Над смиренным кладбищем раздались дикие вопли, перемежаемые истерическим хохотом.
      В конце концов злоумышленники все-таки вырвались и с неимоверной скоростью побежали прочь со злополучного кладбища. Никто их не преследовал.
      - Надо бы могилку-то закопать, - пробурчал леший. - А то непорядок все-таки. - Он нагнулся и вытащил из ямы обе лопаты. - Ух ты, что за хреновина! - вырвалось у корчмаря, когда он копнул рыхлую влажную землю и прямо под лопатой в тусклом свечном освещении что-то блеснуло.
      - О, да это же золотое яблочко! - воскликнул Кузька, бережно отряхивая круглый блестящий предмет. - Мне Чумичка сказывал, что это колдовская вещь - по ней можно видеть, что происходит на каком угодно отдалении.
      - А как она работает? - залюбопытничали кикиморы.
      - Точно не знаю, - признался Кузька. - Надо будет показать боярину Василию, он мужик умный, разберется что к чему.
      - Ясно одно, - подытожил леший. - Теперь мы знаем, каким образом все, что происходит здесь, тут же становится ведомо в Белой Пуще.
      ***
      Ковер-самолет неспеша летел над ночными полями Белой Пущи, а его пассажиры вели столь же неспешную беседу.
      - Когда я услышал, что боярин Василий убит в корчме, то решил, что поход по черную душу князя Григория отменяется, и потому не стал ждать вас на конюшне, - рассказывал Чумичка. - Разве ж я мог знать, что это неправда?
      - Меня действительно пытались убить, - отвечал Дубов. - И тогда я воспользовался случаем и предпринял все необходимое, чтобы меня и впрямь числили среди мертвых.
      - Ну вот, а я уже собирался было уходить, - продолжал колдун. - У них имеется особливый амбар, да ты, Василий, его знаешь, там хранится всякая колдовская утварь. Едва я прибыл в Белую Пущу под видом князя Длиннорукого, то в первую же ночь туда наведался и прихватил парочку шапок-невидимок. Такая шапка мне пригодилась, когда в Пуще неожиданно появился настоящий Длиннорукий, а меня заточили в темницу. Сегодня же я мог бы уйти и из кремля, но решил еще задержаться.
      - И очень кстати, - подхватил Василий, - иначе бы нам нипочем оттуда не выбраться.
      - Холодновато здесь, однако же, - поежился Беовульф. - Я-то всегда думал, что в небе чем выше, тем теплее - поближе к солнышку.
      - Так ведь сейчас нет солнышка, - дельно возразил Чумичка. - Видишь, месяц один да звездочки?
      - Жаль, одежки потеплее с собой не прихватили, - проворчал доблестный рыцарь, и тут его взор упал на Гренделя, который в волчьем облике продолжал бесчувственно лежать на ковре. - A вот им покамест и укутаюсь, зачем зря добру пропадать. Эй, Грендель! - принялся Беовульф тормошить своего заклятого приятеля, однако тот не подавал никаких признаков жизни. - Да что ты там, помер, что ли?
      - A и вправду, - забеспокоился и Дубов, - что-то уж долго он в сознание не приходит.
      - Отравился, - мрачно пробурчал Беовульф. - Князем Григорием. - И сам же громогласно захохотал.
      Чумичка наклонился к Гренделю:
      - Дышит. Сейчас приведем его в чувство. - C этими словами колдун извлек из-за пазухи небольшую скляночку ("Прямо как старина Серапионыч", подумал Василий) и побрызгал из нее на волка. И тот на глазах своих спутников превратился обратно в Гренделя.
      - Где это я? - пробормотал он, приоткрыв глаза. - A, понимаю, нас зарубили, и мы на том свете. - И, немного помолчав, вполголоса продекламировал:
      - Улетели мы в райские кущи
      На коврах на крылатых своих...
      - Должен вас огорчить, дорогой друг, - усмехнулся Дубов, - но до райских кущ нам еще ох как далеко. - И, как бы передразнивая Гренделя, нараспев прочитал:
      - A помирать нам рановато,
      Есть у нас еще дома дела!
      - O, боярин Василий, да вы тоже поэт! - восхитился Грендель. - Ну а что до райских кущ, то мне их вовеки не увидать. Ведь я же оборотень...
      - Отныне ты уже не оборотень! - торжественно провозгласил Чумичка. - Ты исполнил свое предназначение, и с тебя снято заклятие.
      Грендель ничего не ответил и в изнеможении закрыл глаза. Зато Беовульф страшно воодушевился:
      - Господа, такое событие всенепременнейше нужно отпраздновать! Полетели ко мне в замок, я выставлю свое лучшее вино, вековой выдержки. Еще мой дедушка говаривал, указывая на этот бочонок: "Внучек, а его ты откроешь в самый знаменательный день своей жизни". И вот этот день наступил! Вернее, ночь, но это уже не суть важно...
      - Нет-нет, - возразил Дубов, - вы как хотите, а я должен лететь в замок к Его Величеству Александру. Вернее, к Наде. A утром, еще затемно - домой.
      - Вы уж не в первый раз называете ее имя, - хмыкнул Беовульф. - Глянуть бы хоть одним глазком, что это за Надя такая.
      - Да хоть обоими, - рассмеялся Василий. C этими словами он достал из внутреннего кармана своего боярского кафтана цветную фотокарточку, где Надя в венке из ромашек и васильков бежала по зеленому лугу.
      Беовульф повернул карточку так, чтобы на нее падал лунный свет:
      - Красивая девушка. И как нарисована! Боярин Василий, когда увидите художника, то скажите, что я ему хорошо заплачу за свое изображение. C мечом и в золотой цепи.
      - Позвольте мне. - Чумичка принял от Беовульфа карточку и провел над нею ладонью. Даже при тусклом свете ущербной луны стало заметно, что краски поблекли, а лицо Нади как бы погрустнело. - Слушай, Василий, - понизил голос Чумичка, - не хочу тебя пугать, но Надежда действительно в опасности.
      - Что?! - вскричал Дубов.
      - Ей грозит страшная смерть, - продолжал Чумичка. - И не когда-то вообще, а прямо сейчас. И если мы не вмешаемся, то будет поздно.
      - Ну так полетели быстрее! - взревел Беовульф. - Эй, дружище Грендель, просыпайся, нас опять ждут великие дела!
      Чумичка тем временем бормотал какие-то новые заклинания, отчего ковер-самолет резко ускорил ход. И вскоре на смену бескрайним полям Белопущенского княжества путникам предстали столь же бескрайние болота Новой Ютландии, перемежающиеся перелесками и озерцами. То тут, то там в едва занимающейся заре темнели рыцарские замки, хотя большинство из них на самом деле представляли собой обычный дом с одной-двумя башенками - как бы замок Беовульфа в миниатюре.
      - Что поделаешь, - пояснил по этому поводу Беовульф, - так уж повелось у нас в Мухоморье: доблестных рыцарей что собак нерезаных, а замков на всех не хватает. Да и мне посчастливилось только потому, что мой предок был приближенным королевича Георга. Но вы не подумайте, наши рыцари хоть и небогатые, но самые всамделишние!
      - Я в этом не сомневаюсь, - невпопад ответил Василий. Он не слишком внимательно слушал разглагольствования Беовульфа - его мысли были заняты совсем другим.
      И вскоре ковер по команде Чумички стал снижаться - впереди показались смутные очертания королевского замка.
      ***
      В кабинете покойного князя Григория шло чрезвычайное ночное совещание. За столом восседал глава тайного приказа барон Альберт, рядом с ним примостился старший воевода Селифан, остальные приближенные Григория разместились кто где на принесенных с собой стульях. Здесь же, стараясь особо не привлекать к себе внимания, находились и Каширский с Анной Сергеевной. Вид у всех присутствующих был более чем встревоженный, один лишь Альберт, насколько удавалось, старался держаться бодро и уверенно.
      - Господа, я пригласил вас, дабы сообщить прискорбную весть: князь Григорий скоропостижно скончался, - негромко, но прочувствованно сказал барон. - А вернее, был злодейски убит.
      - Кем? - истерично выкрикнул кто-то из дальнего угла.
      На лице барона отразилось искреннее горе и возмущение:
      - Князеубийцы - это так называемые доблестные рыцари Грендель и Беовульф, а также некто боярин Василий, - барон сделал паузу, как бы потрясенный наглостью злодеев. - Первые двое негодяев - подданные Ново-Ютландского короля Александра, а Василий хоть и прибыл из Царь-Города, но, насколько нам ведомо, сей поганец пользуется королевским расположением.
      - Надеюсь, они схвачены живыми? - плотоядно оскалившись, спросил пожилой упырь, постельничий князя Григория.
      - Увы, - горестно вздохнул барон Альберт, - им всем удалось бежать, так же как и их проклятому сообщнику, колдуну Чумичке. Я тоже дрался, не щадя живота своего, - барон выдержал эффектную паузу, чтобы все запомнили его героизм, - но что я мог сделать один против троих злодеев? И в этом явная недоработка, досадная оплошность нашей стражи и тайных служб.
      - Мы должны объявить войну Мухоморью! - загалдели упыри. - Злодейство должно быть смыто кровью!
      - Полностью согласен, - твердо сказал барон, когда шум смолк, - но в настоящее время перед нами стоят более насущные задачи. Что же до этого мерзкого Мухоморья и его жалкого короля Александра, то здесь своих целей мы добьемся иными средствами. Нынче же утром туда отправится известный вам князь Длиннорукий, а следом за ним... Ну, впрочем, это уже мелочи. Но главное, могу вас только заверить, господа, что и Александр, и его рыцари еще горько пожалеют о своих деяниях. - Барон вновь сделал многозначительную паузу, изобразив на своем челе великие заботы о судьбах государства. - Меня же сейчас гораздо более тревожит то, как будет продолжаться жизнь у нас, в княжестве Белая Пуща.
      - А что, - удивился воевода Селифан, никогда не блиставший дальновидностью, - у нас-то все тихо да спокойно. А ежели чего, так войско на что? И ваш тайный приказ?
      Барон, похоже, ждал подобного заявления.
      - Боюсь, господа, что вы недооцениваете всей сложности положения, грустно покачал головой Альберт. - Тишь да покой в нашем княжестве держались лишь благодаря железной воле князя Григория. - Оглядев притихших соратников, барон спросил: - А что дальше будет? Вы же знаете наших людишек - им только волю дай... Да и упыри-вурдалаки на местах того гляди распоясаются. Кто может быть уверен, что нас с вами они станут слушаться так же, как князя Григория?
      Собрание примолкло - умом каждый понимал правоту слов барона, хотя и согласиться с ними было нелегко. Тем более что если не все, то многие были бы не прочь занять место покойного князя, но получалось, что барон уже всех обскакал.
      - Для того чтобы удержать власть, мы должны быть заедино, - будто прочитав их мысли, примирительно продолжал Альберт. - Все наши разномыслия не должны выходить за стены кремля. Вы согласны?
      - Согласны! Заодно держаться надо! - раздались несколько голосов. Возможно, не очень искренних, но барону пока и этого было довольно. И за выкриками никто не услышал, как Анна Сергеевна тихо, но презрительно процедила:
      - Бараны...
      - Для того чтобы сохранить главное, иногда приходится поступиться малым, - уже вполне уверенно продолжал Альберт. - Мне кажется, покойный князь Григорий очень уж пережимал в некоторых вопросах, где следовало бы действовать более гибко. Знаю, что многие со мною не согласятся, но я считаю, что со временем нужно будет вновь разрешить службы в православных храмах...
      Последние слова барона потонули в возмущенных выкриках:
      - Как же это!.. Сколько мы с этой заразой боролись!.. Может, еще и кресты на куполах поставить?!.. Не бывать тому!..
      Выждав, пока эмоции улеглись, Альберт терпеливо заговорил вновь:
      - А мне, вы думаете, легко такое предлагать? Я такой же упырь как все вы, вид крестов и запах ладана мне так же ненавистны. Но даже Григорий за двести лет не смог искоренить их дурацкую веру. Мне уж сколько раз доносили, что многие наши подданные тайно собираются и отправляют православные обряды, во время которых предают анафеме князя Григория. Ну а если мы разрешим богослужения, разумеется, в строго очерченных пределах... - Поняв, что его аргументы не очень-то убеждают господ упырей и вурдалаков, барон обратился за помощью к Каширскому: - Давайте послушаем, что об этом говорит наука.
      Каширский встал, откашлялся и с важностью заговорил:
      - Христианство как религиозная идея весьма способствует сохранению в обществе душевного здоровья и препятствует распространению антиправительственных взглядов. Если бы вы мне доверили процесс подготовки священнослужителей, то я дал бы им соответствующие установки, каковые они бы и доносили до своей паствы - установки на лояльность существующему порядку и восприятию его как некоей богоданности...
      - Ну хорошо, - перебил Альберт, почувствовав, что Каширский может разглагольствовать до утра, - все это мы обговорим позже. А пока что, господин Каширский, вам через несколько дней предстоит отправиться в Мухоморье. И вам, дорогая Анна Сергеевна, тоже.
      - Прекрасно, - плотоядно прошипела Глухарева. - Уж тогда я рассчитаюсь за все с этими негодяями Беовульфом и Гренделем.
      - Именно для того мы вас туда и посылаем, - удовлетворенно кивнул Альберт. - И хотелось бы надеяться, что теперь вы доведете дело до конца, а не так, как это было с боярином Василием.
      - Уж не беспокойтесь, доведу непременно, - презрительно выдавила из себя Анна Сергеевна.
      - И еще один вопрос, весьма болезненный, - уже вполне уверенно и деловито продолжал Альберт, - но решать его все равно придется, раньше или позже. Поскольку князь Григорий скончался, не оставив наследника, то опять может подняться вопрос о законной власти.
      - Выберем достойнейшего, - выкрикнул кто-то из упырей. - Али мы не вправе?!
      - Вправе-то может и вправе, - с сомнением почесал плешь барон Альберт, да не все так просто. Григорий стал главой Белой Пущи как супруг покойной княжны Ольги, дочери Ивана Шушка, да и то его поначалу соседи не больно-то жаловали. А мы кто? Просто упыри и вурдалаки. Зато моя тайная служба многократно доносила, что в народе до сих пор бытуют зловредные слухи, якобы княжна Марфа, ближайшая сродственница последних Шушков, была не убиенна, а заколдована, и с тех пор живет на болотах Новой Ютландии в облике лягушки, и что вот-вот расколдуется и прогонит Григория и его вурдалаков. То есть нас с вами.