***
      На сей раз обстановка за обедом была уж совсем безрадостная. Никто ничего не говорил, кусок в горло явно тоже никому не лез, но все ели, чтобы не вызвать подозрений в сытости.
      Король Александр в течение обеда несколько раз вставал из-за стола, подходил к окну и устремлял взор на болота.
      - Если снова не задождит, то к вечеру мы обретем связь с миром, - наконец произнес король.
      - И сможем наконец выбраться из этого... - подхватил сеньор Данте. Простите, Ваше Величество, из вашего замка.
      - Вам наскучило мое гостеприимство? - обернулся к нему Александр.
      - Ах нет, Ваше Величество, - поспешно залебезил поэт, - для меня всегда истинный праздник гостить у вас в замке, а уж последние несколько дней я буду вспоминать, как счастливейшую пору моей жизни...
      - Если останетесь живы, - не удержалась госпожа Сафо.
      - Я вам не Диоген и не донна Клара, - заявил Данте, - меня голыми зубами не возьмешь!
      "Вот и донна Клара так же говорила, а где она теперь?", невесело подумала Чаликова.
      - Господа, ну опять вы об этом, - вздохнул король, вновь садясь за стол. - Чему суждено быть, то и сбудется. Я со своей стороны предпринимаю некоторые действия и надеюсь, что скоро истина будет раскрыта.
      "Был бы тут Вася Дубов, - помечтала Надя, - или хотя бы инспектор Лиственицын..."
      - А я здесь больше ночевать не буду! - не выдержала мадам Сафо. - Ваше Величество можете считать это чем угодно, но я предпочитаю утонуть в болоте, чем... - Поэтесса, не договорив, опрокинула себе в рот огромный кубок с вином.
      - А мне почему-то кажется, что все будет зер гут, - флегматично заметил Иоганн Вольфгангович, поправляя салфетку, накинутую поверх безупречного фрака.
      Никто ему возражать не стал - все в глубине души надеялись, что этот кошмар скоро кончится, хотя и не очень-то верили в благополучный исход.
      ***
      Каменный мост через ров перед замком князя Григория был полон женщин самого разного возраста - кандидаток на отправку в гарем к багдадскому султану. Судя по наплыву соискательниц, конкурс составлял не менее десяти человек на место, так что приемной комиссии, куда входили служивые печально знаменитого тайного приказа, предстояло сделать непростой выбор.
      Похоже, что работа шла, как по конвейеру: чиновник в синем кафтане записывал имена претенденток, которые продолжали понемногу прибывать, и вызывал их в порядке поступления. Большинство девиц вскоре с разочарованными физиономиями выходили из ворот замка, но некоторые, очевидно, оставались на "второй тур" отборочного процесса.
      "Живая очередь" двигалась довольно живо, однако три дамы, скучковавшиеся особняком от остальных, видимо, считали иначе. Особенно одна из них, весьма внушительных размеров и с золотой цепью, живописно накинутой поверх сарафана, не переставая ворчала:
      - Ну что они там, не могут побыстрее? До вечера не попадем ведь!
      - Да успеем, вечно ты суетишься не по делу, - возражала ей другая дама гораздо худее, в заплатанном платье и в таком же платочке, небрежно повязанном на голову.
      - Кажется, зря мы ввязались в эту затею, - не без опаски заметила третья, одетая уж вовсе немыслимо: сверху ее украшало что-то вроде боярского кафтана, а снизу - некое подобие юбки, наскоро сшитое из цельного куска материи.
      - Вообще-то надо было бы получше подготовиться, - оглядев себя и подруг, прогудела первая дама. - А в эдаких нарядах ни одна сволочь на нас не позарится.
      - Кто ж знал, что представится такая возможность, - возразила вторая дама.
      - Ну так давайте уйдем и будем действовать по прежнему плану, предложила третья.
      - Сначала попытаемся тут! - заявила первая. - Но это нужно как-то ускорить.
      - Как? - безнадежно махнула рукой вторая дама.
      - Способом вечным, как мир! - Первая дама бесстыдно задрала подол платья и извлекла откуда-то из своих глубин золотую монетку.
      - Ой, рискованно, - покачала головой третья.
      - Достойны ли такие действия звания благородной дамы? - засомневалась вторая.
      - Достойны, достойны! - захохотала первая и решительно направилась к чиновнику.
      То, как она передавала монетку должностному лицу, не укрылось от взоров других претенденток, ожидающих своего череда.
      - Не пускайте никого! - закричала полная девица, как раз та самая, что нахлобучила Петровичу ведро на голову. - Я здесь раньше всех стояла!
      - Взяточники! Мздоимцы! - заголосили и другие женщины, не то чтобы от зла, просто они были рады любой возможности снять напряжение долгого ожидания.
      - Тихо, девоньки! - прикрикнул чиновник. - Всех примем, не беспокойтесь. - И, дождавшись, когда из ворот понуро вышли несколько очередных отвергнутых соискательниц, выкрикнул: - Олимпиада, Сосипатра и Поликсена!
      Взяткодательница и две ее подруги резво побежали к воротам и скрылись в недрах замка. Впрочем, долго они там не пробыли - не прошло и получаса, как ворота приоткрылись и дюжие охранники к радости прочих претенденток молча вышвырнули их вон.
      - Как они смели! - возмущалась первая дама, потирая задницу с ярким оттиском сапога. - Этого я им никогда не забуду! Ну, Григорий, погоди!
      - Сами виноваты, - вздыхала вторая дама, поправляя сбившийся набок платочек.
      - Хорошо еще легко отделались, - оптимистично возразила своим подругам третья. - Ладно, пошли искать вход в подземелье. Времени-то уже в обрез.
      ***
      Князь Григорий обедал прямо у себя в кабинете, а барон Альберт, почтительно склонившись, докладывал о последних событиях:
      - Ваша Светлость, у меня для вас две новости: одна хорошая, а другая - не очень. С какой прикажете начать?
      Князь Григорий отодвинул тарелку с обглоданными костями и придвинул кубок не то с вином, похожим на кровь, не то наоборот:
      - Начни с хорошей. Плохих у нас и так уже выше крыши.
      Альберт извлек из-за пазухи несколько бумажек:
      - Вот только что поступили донесения, что сегодня утром на родовом кладбище Pозенкранцев были преданы земле бренные останки боярина Василия.
      - Так, - Григорий с удовольствием отхлебнул из кубка, - ну а что же Беовульф и Грендель?
      - Беовульф на похоронах не присутствовал, так как занемог и остался дома, а Грендель куда-то исчез.
      - Нехорошо, - нахмурился князь, - его надо непременно взять под наблюдение, и как можно скорее. Одна радость - нет больше этого боярина Василия.
      - Жаль его все же, - притворно вздохнул барон Альберт. - Умер на чужбине, и чужие люди его хоронят...
      - Кстати, не забудьте послать мои, хм, искренние соболезнования царю Дормидонту и королю Александру, - добавил князь. - Ну так что же у тебя за плохая новость?
      - Дело в том, Ваша Светлость... - замялся Альберт и, решившись, выпалил одним духом: - Чумичка исчез!
      - Что-о?!! - Князь Григорий резко встал из-за стола, и увесистый кубок полетел в барона, так что тот едва успел увернуться.
      - Князь, извольте выслушать...
      - Ничего не желаю слушать, - процедил князь. - Да я тебя самого засажу в темницу на место Чумички, и будешь ты там сидеть с крысами и тараканами, пока мы его не найдем!.. - И, немного успокоившись, князь Григорий угрюмо спросил: - Когда и как это произошло?
      - Да только что, - поспешно залепетал начальник тайного приказа. - Его охранник на миг отвернулся, а потом глядит - Чумички уж и след простыл.
      - Все ясно, колдовство, - злобно прошипел князь. - Что толку, что боярин Василий мертв, когда Чумичка и Грендель могли и без него столковаться. Да как на грех и тот и другой незнамо где. И почему я, дурак, не послушался Каширского!.. Значит, так, - быстро и решительно заговорил князь. Принять все меры разыскания и безопасности. И если что еще случится - ты, лично ты за все своей дурной башкой ответишь. Понятно?
      - По-понятно, - совсем сник барон.
      - Тогда ступай!
      Альберт на негнущихся ногах вышел из княжеского кабинета, бормоча себе под нос:
      - Уж сто лет без малого при князе состою, а таким его ни разу не видал. И чего ему этот дурак Грендель дался вместе с Чумичкой?..
      ***
      - Ну что же, через ворота в замок проникнуть не удалось, значит, будем искать подземный ход, - деловито сказал Василий. Он, Беовульф и Грендель расположились прямо на ковре опавших листьев в небольшой рощице и закусывали прихваченными с собой яствами, запивая прохладной водичкой из ручья, отделяющего рощу от сжатого поля. Вдали на фоне холодного осеннего неба чернели башни и стены Григорьевского замка.
      - Этого я им не забуду! - кипятился Беовульф, потирая зад. - Меня, доблестного рыцаря в двадцать пятом поколении, вышвырнуть, как последнюю потаскуху!
      - Так ведь тебя именно в таком качестве и вышвырнули, - усмехнулся Грендель, но тут же добавил: - Да и не тебя одного, нам с боярином Василием тоже досталось.
      - Что ж, правда, - немного подумав, согласился Беовульф. - По этому случаю неплохо бы с горя выпить. - Доблестный рыцарь порылся у себя в бездонной суме и выудил оттуда огромную плетеную бутыль. - Не желаете, господа?
      - Только немного, чисто символически, - сказал Василий. - Да и вы не особенно увлекайтесь - ночью мы должны быть в лучшей форме.
      - Чисто символически! - захохотал на весь перелесок Беовульф и, приложившись к горлышку бутыли, сделал несколько могучих глотков. - Так где же, боярин Василий, искать ход в подземелье? - спросил он, пуская бутыль по кругу.
      Дубов отпил совсем немного:
      - Сейчас в замке находится Чумичка, он мне вчера прислал весточку. Как я понял, передал с какой-то знакомой русалкой, и она по болотным канавкам доставила ее в корчму. В общем, потайной ход ведет через конюшню, и Чумичка будет всю ночь держать его открытым. Но вот где этот ход выходит наружу, даже ему узнать не удалось.
      - А как же мы его найдем? - Грендель тоже отпил чуть-чуть вина. Чисто символически, чтобы не обижать своего "заклятого друга".
      - Думаю, что это вполне возможно, - с деланным энтузиазмом откликнулся Дубов, прожевывая кусок копченой говядины. - Конюшня находится возле северной стены замка, значит, и второй выход следует искать где-то в той стороне. - Василий небрежно махнул рукой, определяя общее направление поисков. - Хотя, конечно, это отнюдь не стопроцентно...
      - Я, конечно, не знаю, - неуверенно заговорил Грендель, - но часто в рыцарских сказаниях говорится, что... - Поэт-оборотень прикрыл глаза и начал медленно, с наслаждением, читать отрывок из какой-то баллады, возможно, даже собственного сочинения:
      - Похитил доблестный рыцарь Альфред возлюбленную невесту,
      Прекрасную Беренику, что в башне высокой томилась,
      И по подземному ходу он из дворца ее вывел,
      И так сказал Альфред невесте своей Беренике:
      "Будь же моею женою, возлюбленная Береника,
      А коли не люб я тебе, то будь как ветер свободна
      И выбирай себе жениха по любви и согласью,
      Я же и тем буду счастлив, что ты счастлива будешь".
      И отвечала Альфреду невеста его Береника:
      "Счастлива быть я могу лишь с тобою, славный мой рыцарь.
      Вся я твоя, милый Альфред, и бери меня в жены".
      И, произнесши сии слова, упала в объятья Альфреда.
      Тогда Альфред Беренику осторожно на руки поднял,
      В лодку ее положил и, оттолкнувшись от брега,
      Вдоль по волнам понеслася быстрая лодка...".
      - То есть, как я понял, подземные ходы обычно заканчиваются возле реки, перебил Василий, почувствовав, что Грендель может читать до вечера. А разомлевший от вина Беовульф умиленно слушать.
      - Ну да, это я и хотел сказать, - вздохнул Грендель.
      - Откуда здесь река! - с досадой махнул рукой Беовульф. - Тут до ближайшей реки сотня верст, а по этим ручейкам только игрушечные кораблики пускать.
      - Да уж, тут на лодке не уплывешь, - согласился Василий и вдруг хлопнул себя по лбу: - Постойте! Ведь этому ходу, как и замку, около двухсот лет!
      - Да, ну и что? - удивились его спутники.
      - А то, что раньше тут были густые леса, которые Григорий вырубил, так что осталось одно название - Белая Пуща. И здесь вполне могла протекать речка, пускай и не слишком широкая, но все же пригодная для малого судоходства.
      - Может, и была, - прогудел Беовульф, - да как леса вырубили, так вся и пересохла.
      - А что если этот ручеек, откуда мы пьем воду - это и есть бывшая река? - в радостном возбуждении потер руки Василий.
      - А ведь точно! - воскликнул Грендель. - Я еще обратил внимание, что сам ручеек узкий и мелкий, а пойма широкая.
      - Ну что же, друзья мои, - подытожил Дубов. - стало быть, наша ближайшая задача - исследовать тот берег ручья, что ближе к замку. Не скажу, что уверен в успехе, однако пока что это наш единственный шанс!
      ***
      Князь Григорий сидел за столом у себя в кабинете с обернутой вокруг головы тряпкой, которую он время от времени промокал в кастрюле с горячей водой. Но это не очень помогало - боль в голове с каждым часом становилась все сильнее. И так было каждый год в этот самый день - князь знал, что ему предстоит долгая бессонная ночь, и только к утру боль пройдет.
      Князь даже обрадовался, когда дверь приоткрылась и к нему в кабинет вкрадчивой походкой втек барон Альберт - оставаться наедине с болью становилось все нестерпимей.
      Князь Григорий с трудом выдавил из себя ухмылку:
      - Ну, что новенького?
      - Все меры предосторожности принимаются, - бодро заговорил глава тайного приказа. - Так что не извольте беспокоиться, Ваша Светлость, никто вас ни днем, ни ночью не потревожит.
      - Рад слышать, - поморщился князь. - А скажи мне, что это за толпа баб собралась нынче у ворот? Они там так галдели, что даже у меня слышно было.
      - А, так это соискательницы мест в гареме Его Величества Султана, расплылся в сладкой улыбочке барон. - Такие девушки...
      - Погоди, какие еще девушки? - перебил князь Григорий. - Я же просил десять штук, а их там, наверно, чуть не сотня?
      - Двести тридцать две, - заглянул к себе в записи Альберт. - Но мы отобрали из них двадцать восемь достойнейших, дабы уже из их числа выбрать десять самых лучших.
      - И откуда их столько? - удивился князь.
      - Сами набежали, едва прослышали о гареме! - радостно подхватил барон. - Извините, Ваша Светлость, если у вас ко мне нет других дел, то я побегу.
      - Куда это ты так торопишься? - передернулся князь Григорий.
      - Да я ж вам объяснял - второй черед состязаний. Прошедшие отборочную часть двадцать восемь девушек будут без верхней одежды исполнять белопущенские народные пляски. Не желаете ли поглядеть на них лично?
      - Нет, не желаю, - отрезал князь. - Ну ладно, ступай. Или нет, погоди. Сколько, ты сказал, было соискательниц?
      - Двести тридцать две, - снова глянул в записи Альберт.
      - Одного не пойму, - вздохнул князь Григорий. - Ну кажется, я создал для своих подданных самолучшие условия - радоваться надо, а они готовы отправиться наложницами к султану, лишь бы подальше от Белой Пущи. Ну скажи, существует ли после этого человеческая благодарность?
      - Жизнь у народа трудная, - осторожно заметил барон.
      - Я уже объяснял, что это временные трудности, - на минуту забыв о боли, вдохновенно заговорил князь Григорий, - вызванные кознями наших унутренних врагов и унешних недоброжелателей. И я обещал, что наш народ будет жить плохо, но недолго. Зато завтрашний день будет наш!.. - Не договорив, князь стиснул клыки, чтобы не застонать от накатившего приступа. И, справившись с болью, продолжал: - И нашлось двести тридцать две бабы...
      - Двести двадцать пять, - уточнил Альберт. - Три бабы на проверку оказались мужиками.
      - Еще того лучше, - проскрипел князь. - Уже и мужики всякий стыд потеряли. Да, подраспустили вы мой народ, подраспустили. Ну ничего, завтра я самолично займусь его воспитанием... Так что же вы сделали с теми тремя лже-девками?
      - Прогнали взашей, - хмыкнул барон. - А чего с ними возиться!
      - Ну и дураки, - прикрыв глаза, ответил князь Григорий. - Ладно, беги, не буду тебя задерживать. - И когда Альберт выскользнул из кабинета, задумчиво повторил: - Дураки...
      ***
      Боярин Василий, рыцарь Беовульф и поэт-оборотень Грендель медленно продвигались вдоль ручья и внимательно осматривали его ближайшие окрестности, обращая внимание на всякую мелочь, могущую навести на следы потайного хода.
      - А был ли он, в природе, этот подземный ход? - спросил, наконец Беовульф.
      - Ну конечно, был, - уверенно заявил Грендель. - Я сам столько раз о нем слышал!
      - Если есть вход в конюшню, то должен быть и выход, - добавил Василий. Он то и дело поглядывал на солнце, которое неумолимо клонилось к закату. Но, по имеющимся сведениям, уже несколько десятилетий никто этим ходом не пользовался.
      - Ну, тогда уж точно не найдем! - безнадежно прогромыхал Беовульф. Такие дела с наскоку не делаются.
      - Поищем хотя бы до заката, а тогда уж придется отправляться восвояси, вздохнул Грендель.
      - В таком случае у нас будет еще целый год на поиски, - оптимистично заметил Василий. - Привлечем науку, а то и колдовство... Жаль, Кузьку с собой не прихватили. С его чутьем было бы больше шансов что-нибудь найти.
      - А давайте передохнем, - предложил Беовульф. - Тут полянка что надо!
      - Но ненадолго, - сказал Дубов, бросая мимолетный взор на все опускающееся солнце.
      - Красивое место, - окинул Грендель полянку взглядом художника. - И эта рощица вдали... Роняет роща желтый свой убор...
      - Ну, начинается, - хохотнул Беовульф. - Тебе бы к нашему королю Александру, на его поэтические ристалища!
      Но Грендель ничего не слышал - на него накатило вдохновение:
      - О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми камнями?..
      - Какими еще камнями? - вполголоса обратился Василий к Беовульфу. - Или это тоже поэтическая метафора?
      - Ну, одна каменюка-то здесь есть, - Беовульф указал на булыжник посреди поляны, неподалеку от того места, где они расположились. - Очень кстати, поставим на него бутыль, чтоб не падала.
      Беовульф опустил на траву мешок с остатками провизии, Василий подхватил полупустую бутыль и подошел к булыжнику - он был большой, чуть не в половину человеческого роста.
      - А я хотел бы, чтобы на моей могиле стоял такой камень, - задумчиво произнес Грендель, подойдя к Василию. - И чтоб не заросла к нему тропа...
      - Как вы сказали? - подскочил на месте Дубов. - Не заросла тропа?!
      - А что? - удивился Грендель. - Это ж обычный поэтический образ.
      - А ну тебя с твоими поэтическими образами, - проворчал Беовульф. Давайте лучше подкрепимся.
      - А и правда, подкрепиться нам не помешает, - вдруг успокоился Василий. -- Непременно нужно подкрепиться, чтобы своротить этот булыжник!
      - Зачем? - изумился Грендель. - Насчет могилы это ж я так, для поэзии, понимаете ли...
      - Ну что вы, дорогой Грендель, - рассмеялся Василий, - я надеюсь, что этот камень в качестве могильного вам не понадобится еще долго-долго. Но под камнем скрывается подземный ход.
      - Как? Почему? - чуть не в один голос воскликнули оба рыцаря.
      - На отгадку меня натолкнули ваши вдохновенные строки, господин Грендель, - сказал Дубов.
      - Какие - "Я видел чудное виденье"?
      - Нет-нет, самые последние. Насчет памятника, к которому не зарастет народная тропа. А протоптанные тропинки имеют привычку очень долго не зарастать, даже если по ним никто не ходит. Вот, гляньте сюда.
      Действительно, если внимательно приглядеться, то в пожелтевшей траве можно было заметить извилистую ложбинку, заросшую менее густо, чем вся поляна, и не столько обычной травой, сколько подорожником. Ложбинка начиналась возле булыжника и вела в сторону ручья, теряясь в прибрежном ивняке.
      - Ну, вы, боярин Василий, даете! - выдохнул Беовульф.
      - Просто я детектив, - скромно ответил Дубов. - В смысле, частный сыщик. Моя работа - все примечать и делать выводы.
      - Ну так за работу! - взревел Беовульф и принялся засучивать рукава.
      - Погодите, дождемся сумерек, - остановил его Василий. - Если нас заметят, то все пропало.
      - Ах, как это поэтично! - мечтательно вздохнул Грендель. - Если вернемся, то я непременно выкопаю себе из хижины какой-нибудь подземный ход.
      ***
      Надя хотела еще раз встретиться и поговорить с Александром, но тот будто сквозь землю провалился. Лишь королевский ключник мог сообщить, что Его Величество изволил выйти прогуляться.
      - Как, по болоту?! - изумилась Надя. - Но для чего?
      - По своим делам, - загадочно ответил ключник.
      Чаликова поняла, что тот кое-что знает о "своих делах" короля, но рассказывать о них отнюдь не желает.
      Лишь ближе к вечеру, когда солнце уже клонилось к болоту, к Наде в комнату явился Теофил с известием, что король возвратился и просит Перси пожаловать к себе.
      Его Величество принял Чаликову в стареньком, но уютном домашнем халате, а над камином с потрескавшимися изразцами была на веревках аккуратно развешана верхняя одежда.
      - Вот проверял, не сошла ли вода, - пояснил Александр.
      - Ну и как?
      - Все в порядке. Так что можете ехать спокойно.
      - Куда? - несколько удивилась Надя.
      - Ну, вы же не останетесь в одном доме с людоедом, - также несколько удивился Александр. - Я вам дам лошадей и письмо... да хоть к Беовульфу, там-то вы будете в безопасности.
      - Увы, - покачала головой Чаликова, - я никуда не должна отсюда отлучаться. Если все пройдет благополучно, то завтра Василий... то есть боярин Василий должен будет заехать за мной, и мы вместе отправимся в Царь-Город.
      - И вы сознательно подвергаете себя опасности быть съеденной?
      - Мне почему-то кажется, что людоед здесь не останется. Да и людоедством он занимался больше от скуки, не имея возможности отсюда выбраться.
      - Не думаю, - покачал головой король. - А впрочем, как знаете.
      - Да, я тоже в этом не уверена, - кивнула Чаликова, - и более того, у меня есть предчувствие, что именно нынешней ночью нас ждет весьма драматическая развязка всей этой истории.
      - Возможно, - улыбнулся король.
      - Ваше Величество нынче как-то очень веселы и оживленны, - заметила Надя. - Такими я вас в первый раз вижу.
      - Ну, это от того что наконец-то сошли воды и восстановилась связь, немного смутился король. - У нас тут не так много причин для веселья, вот и радуемся всяким, на первый взгляд, мелочам.
      - Да, конечно, Ваше Величество, - с пониманием покивала Надя, а про себя подумала: "Нет, здесь что-то иное..."
      Однако развивать эту тему Надя не стала, а заговорила совсем о другом, что ее также немало занимало:
      - Ваше Величество, вот тут мне показались довольно необычными имена ваших подопечных. Они что, все "косят" под известных поэтов и мыслителей?
      - Я не совсем понял, Наденька, что вы подразумеваете под словом "косят", но они это делают безо всяких злых умыслов, - ответил Александр. Подозреваю, что их собственные имена звучат, по их мнению, недостаточно благозвучно для столь одаренных личностей, вот поэтому...
      - Ну, Диогена я знаю, - стала Надя загибать пальцы, - Сафо знаю, Данте знаю, а вот кто такая была донна Клара?
      - Как, вы не слышали о ней? - изумился Александр. - Это же прославленная испанская поэтесса Клара де Гонсалес, которую Святая Инквизиция сначала чуть было не сожгла на костре как ведьму, а спустя сто лет канонизировала как святую.
      - Увы, до нашей глухомани ее имя еще не дошло, - с сожалением вздохнула Чаликова. - Да и я вообще-то специализируюсь на более древней словесности.
      Это, было, конечно же, не совсем так - Надя неплохо разбиралась и в словесности не столь древней, но с одним уточнением: в словесности своего мира. Раздвоение реальностей (или, по гипотезе доктора Серапионыча расщепление Земли на две "параллельных") произошло где-то в XII - XIII веке, и поначалу обе действительности были тесно связаны между собою. Но затем эти связи стали понемногу ослабевать, и Горохово Городище близ Кислоярска (иначе - Холм Демонов близ Царь-Города) оставалось одним из немногих, если не единственным местом на Земле, где еще можно было "перепрыгнуть" из одного мира в другой. К таким выводам пришла историк Хелен фон Ачкасофф, участвовавшая в самой первой экспедиции в параллельный мир, где она исследовала Царь-Городские архивы и установила, что там содержатся сведения об именах и событиях весьма древних, а чем ближе к нашему времени, тем их становилось меньше. Так что не удивительно, что в замке Александра были в ходу такие имена как Сафо, Диоген или Данте.
      - Вы о чем-то задумались, Надя? - оторвал журналистку от ее размышлений голос Александра.
      - Да-да, Ваше Величество, - встрепенулась Надя. - Все это очень интересно. Удивительно, что я даже и не слыхивала о донне Кларе де Гонсалес. А когда она жила?
      - Ну, лет двести-двести пятьдесят тому обратно, - припомнил король.
      - А этот, как его, господин Ал-Каши? - назвала Надя имя одного из поэтов, который во время поэтических чтений обычно сидел где-то в сторонке, мало ел, почти ничего не пил и больше слушал других, чем говорил сам.
      - А, ну Ал-Каши - это был такой восточный поэт семнадцатого столетия, охотно пояснил король, - последователь знаменитого Омара Хайяма.
      - Омара Хайяма знаю, - радостно закивала Надя, - так что теперь обязательно познакомлюсь и с творчеством Ал-Каши.
      А про себя Надя подумала, что напрасно приняла в качестве псевдонима имя Перси - звучное и красивое само по себе, но совершенно неуместное для слуги царь-городского боярина Василия. Прослышав о нравах при дворе Александра, они с Василием решили, что Надя там будет находиться под именем, взятым в честь английского поэта Шелли, весьма известного и популярного в том мире, откуда они прибыли, но о котором вряд ли кто-то слышал в параллельной действительности.
      ***
      Поскольку результаты акции по похищению белопущенских девушек для султанского гарема превзошли самые смелые ожидания, то Петровича за ее успешное проведение щедро наградили - дали временное освобождение от работ на конюшне. Бывший лиходей и душегуб отлеживался от побоев ведрами и коромыслами в своей каморке, где его и застал князь Длиннорукий, реабилитированный от подозрений в самозванстве.
      - Ну, здравствуй, Соловей, - радостно приветствовал князь Длиннорукий Петровича, опуская на грязный пол какой-то мешок. - Давненько я тебя изловить хотел, да не вышло. Вот и встренулись!
      - Вчера уже видались, - буркнул Петрович и отвернулся от гостя на второй бок.
      - То был не я, - ответил Длиннорукий. Петрович вновь повернулся на первый бок и изумленно уставился на князя. - Да-да, вчера к тебе приходил самозванец. Он беззастенчиво присвоил не только мое княжеское звание, но даже лицо. Но мы вывели его на чистую воду!
      - A хрен вас разберет, - проворчал Петрович, - кто настоящий, а кто нет. Все вы угнетатели трудового народа и бедного люда!
      - Да я всегда стоял за бедный люд! - с чувством стукнул себя в грудь Длиннорукий. - За то и претерпел от злобных наветчиков, засадивших меня в сырую темницу!
      - Врешь ты, князь, - покачал головой Петрович, с кряхтением поднимаясь со своего топчана. - Ну, зачем пожаловал? Ежели по делу, то говори, а ежели нет, так не обессудь - не с руки мне теперь с тобою растабарывать.
      - По делу, еще как по делу! - с жаром подхватил Длиннорукий. - Нынче хорошенько отоспись, а завтра мы с тобой должны будем отправиться в Новую Ютландию ко двору короля Александра.
      - A это еще зачем? - с подозрением прищурился на Длиннорукого Петрович. - Нет уж, лучше оставьте меня тут, при лошадином дерьме...
      - Оставайся, пожалуй, - не стал особо настаивать Длиннорукий, - да только скоро тебя самого невозможно будет отличить от того, что ты убираешь.
      - Больно уж ты, князь, мудрено говоришь, - пробурчал Петрович.
      - Могу и не мудрено, - бросил бывший градоначальник. - Покамест ты тут гребешь дерьмо лопатой, мухоморский народ стонет под гнетом противонародного короля, и неужели ты откажешься помочь ему сбросить тяжкие оковы? - Князь утер вспотевшую лысину и выжидательно уставился на Петровича.
      - A-а-а, грабить будем! - наконец дошло до того. - Ну, это я завсегда согласен. - И, спохватившись, торопливо добавил: - Токмо справедливости для.
      - Ну вот и договорились. - Князь развязал мешок и принялся вытаскивать оттуда какие-то поношенные шмотки. - Давай поищем для тебя чего-нибудь. A то, знаешь ли, у посланника князя Григория не должно быть в помощниках такого оборванца.
      Потирая пострадавшие места, Петрович слез с топчана и принялся разглядывать одежду - старые кафтаны, дырявые штаны, стоптанные сапоги и потертые шапки.
      - A, ну вот, кажется, что-то более-менее подходящее, - обрадовался Длиннорукий и извлек из кучи изрядно протертые, но на вид еще достаточно крепкие штаны ядовито-малиновой окраски. - Примерь-ка, а потом княжеские швецы подошьют.
      - Дрянь какая-то, - скривился Петрович.
      - Ну, одежка, конечно же, со второй ноги, - вздохнул князь, - но все лучше, чем твои отрепья.
      Петрович отвернулся и нехотя стянул с себя многократно стиранные, но все равно весьма дурно пахнущие портки. Затем он взялся было за малиновые штаны, но в этот миг услышал позади себя странный звук, будто что-то упало. Петрович обернулся и увидел лежащего на нечистом полу князя Длиннорукого.
      - Эй, князь, чего с тобой! - всполошился душегуб. - Ну вот, не было печали, так черти прислали...
      Но тут, к своему облегчению, Петрович увидел, что Длиннорукий открыл глаза.
      - Слава те господи, не помер, - пробормотал Петрович. - A то возись тут с покойником...
      - От счастья не умирают, - слабым голосом произнес князь. - Нынче я обрел брата, которого потерял почти пол века тому обратно...
      - Чего ты бредишь? - раздраженно бросил Петрович, помогая князю подняться с пола. - Какого еще брата?
      - Тебя, - кратко ответил Длиннорукий и, пошатнувшись, вынужден был присесть на топчан. Тот скрипнул, но выдержал.
      "Все, с ума князь спятил", подумал Петрович и на всякий случай отошел подальше, насколько позволяли невеликие размеры каморки.