— О, да-да, — радостно подхватил Мешковский, — такие спонсоры! Такие симпатичненькие мужчинки! — Тут Сашульчик испуганно смолк. — Ах, ведь их главный предупреждал, чтобы я молчал об их визитации!

— Вот как? — удивился Василий. Или сделал вид, что удивился. -Странно. Обычно господа спонсоры не очень-то любят скромничать -наспонсорят на полушку, а шуму… — Детектив доверительно понизил голос: -Но мне-то вы можете все рассказать, я вас не выдам.

— О да! — томно повел глазками в сторону бутылки радушный хозяин. -Если бы вы, Васенька, были поэтом, то я сбацал бы в «Железке» вашу репрезентацию, а в спонсоры непременно позвал тех противненьких мужчинок.

— А что это за мужчинки? — Василий решил идти напролом, так как знал по опыту, что еще минут десять — и Сашульчик совершенно перестанет быть пригоден к деловому употреблению.

— Ах, это такие мужчинки! — вздохнул Мешковский. — Я им так старался приглянуться — и все мои усилия не вызвали в их душах ответных поползновений. А их главненький очень заинтересовался альбомом «Обитатели Кислоярского зоопарка», а когда я его напрямую спросил, нравлюсь ли я ему, то он ответил, что предпочитает любить всяких зверушек и собирается наутро отъехать в деревню, где пленэр наполнен разными козочками, коровками, свинками, лошадками… Да вы сами поглядите!

Вскочив из-за стола, Мешковский подошел к книжному шкафу и снял с полки зоопарковский альбом, зажатый между Бхагавадгитой и перепиской Рихарда Вагнера. Однако на соседней полке вместо книг стоял запасной графинчик, отнюдь не пустой, и рюмочка. Сашульчик отложил альбом в сторонку, налил себе водочки и залпом выпил. Такого поворота Дубов никак не ожидал. Он, однако, попытался задать еще один вопрос:

— А как звали их главненького?

Но было поздно: Мешковский, игриво покачивая бедрами, уже следовал к проигрывателю. И Василий понял, что ему, скорее всего, придется довольствоваться теми скромными сведениями, что удалось извлечь из Сашульчика в небольшом перерывчике между первой и второй.

Проблески разума в красных глазах Мешковского окончательно погасли. К тому же в комнату вплыл некий худосочный господин и плавно перетек за стол. Его маленькие детские ручки ловко замелькали, закидывая в рот селедку под маринадом, сливовый джем, копченый шпек и апельсин. Все это стремительное поглощение пищи обильно запивалось водочкой, как водой. И в полном молчании. Дубов в очередной раз за сегодняшний день был поражен. Мешковский же распахнул свои любвеобильные объятия:

— Све-е-етик!

Но тот человечек, которого он называл Светиком, никак не реагировал на приветствия Сашульчика. Ну разве что хрюкнул. Правда, довольно дружелюбно.

При этом опуская яблоко в карман пиджака, а куриную ножку за пазуху. Мешковский попытался облобызать Светика, но тот мягко уклонился, и хозяин попал рукой в винегрет. Светик аккуратно извлек руку Сашульчика из тарелки, аккуратно же облизал пальцы и снова погрузился в процесс забрасывания еды в рот и карманы. Тогда Мешковский просто поцеловал его в макушку и перенес свое внимание на проигрыватель. А комната тем временем наполнялась людьми, возникавшими, казалось бы, из ниоткуда. Кто-то уже шурудил в холодильнике, деловито гремя банками. А кто-то рылся в шкафу, выкидывая прямо на пол цветастые галстуки Мешковского. Сам же хозяин наконец запустил добитую радиолу, и по квартире понеслись истерические вопли Пугачевой: «…все могут короли…я так хочу, чтобы лето не…как айсберг в океане…какой был полковник!»

Дубов, стараясь не привлекать к себе внимания, двинулся к дверям, но там он столкнулся с господином Светиком, который вальяжно выплывал вон, нагруженный провизией, как испанский галион золотом. Сыщик деликатно посторонился, и худосочный обжора хрюкнул ему дружелюбно. Хотя, может, это была просто отрыжка? А Сашульчик уже танцевал, завернувшись в простыню. «…и будешь ты летать с одним крылом…» Василий хотел сказать «до свидания», но, здраво подумав, предпочел удалиться без прощаний. От греха подальше…

В кислоярском угро было людно и шумно, как на вокзале. Дубов, бросив дежурному: «Я к Столбовому», окунулся в облака табачного дыма и непрерывный гомон. Добрый день, привет, здрасьте — неслось со всех сторон, но он упорно продвигался к цели. И в конце концов налетел на Столбового в дверях его кабинета.

— А, Василий Николаич, — виновато улыбнулся хозяин, — извините, спешу, спешу.

— Егор Трофимыч, — решительно преградил ему дорогу Дубов, — пару минут, не более!

Столбовой, скорбно потоптавшись на месте, развел руками — мол, что с тобой сделаешь — и вернулся в кабинет.

— В город приехала банда наемников, — с порога начал Дубов. — Они вооружены автоматами, правда, их цели мне пока не известны.

— Только чего нам не хватало, — грустно покачал головой Столбовой, -мы и так уже на ушах стоим из-за взрыва в храме кришнаитов. Очередного. Черти б их побрали.

— Ну так, может, это их работа? — сразу навострился Дубов. — Кстати, когда произошел взрыв, что за взрывчатка, есть ли свидетели?

— Рванули примерно час назад, — уже более деловито отвечал Столбовой, — а со свидетелями нам повезло. Что, собственно, среди бела дня и немудрено. Есть описания преступников, и мы в принципе знаем, кто это и на кого они работают. Может, и те, про кого вы говорите.

— Мои подопечные, — усмехнулся Дубов собственным словам, — бывшие местные омоновцы. Я думаю, все их физиономии есть в вашей картотеке. Они же у вас в розыске числятся.

— А, омоновцы, — протянул Столбовой. — Нет, во взрыве замешаны лимоновцы. Политика, чтоб ей… А омоновцы — это не по нашей части.

— Как не по вашей? — опешил Дубов.

— А так, — спокойно отвечал Столбовой, — это дело в прокуратуре. У госпожи Анны Венедиктовны Кляксы. Знаешь такую? — Дубов горестно кивнул. -Вот к ней и сходи. А нам и при желании некогда — надо со взрывниками разбираться. Сверху трясут. Политика, чтоб ей пусто было. Выборы на носу, и все такое. А сейчас извини, мне пора на доклад к начальству. — Столбовой торопливо пожал руку Дубова и, как бы извиняясь, снова добавил: -Политика…

Анну Венедиктовну Кляксу Дубов лично не знал, но, судя по рассказам, она не была замарана ни в одном хорошем деле. Ну и внешность и характер вполне соответствовали ее странной фамилии. В поле зрения Василия эта мадам попала в свое время в связи с делом беглого прокурора Рейкина, который, переквалифицировавшись в уголовника, доставил много хлопот как милиции, так и лично Дубову. Дружба Рейкина и Кляксы была по-фрейдистски странной, так как беглый прокурор любил переодеваться в женские одежды и, похоже, не только маскировки для. А Анна Венедиктовна, в свою очередь, предпочитала мужские костюмы, курила гнусные папиросы и старалась говорить нарочито грубым «мужественным голосом». Так что об их дружбе можно было бы написать новомодный роман и издать его в каком-нибудь толстом интеллигентном журнале, не чуждающемся порнографии. Но проблема лишь в том, что Василию Дубову, человеку несколько консервативному в вопросах любви, претили как мужчины, корчащие из себя женщин, так и женщины, изображающие из себя мужчин. И мы разделяем его точку зрения. Так что оставим Рейкиным и Кляксам воспевать Рейкиных и Клякс.

В очередной раз за сегодняшний бесконечный день Дубову пришлось испытать шок. Мадам Клякса гордо восседала в своем кабинете на фоне красного знамени с серпом и молотом в белом круге.

— Это из вещдоков, — проскрипела она вместо приветствия.

Василию, конечно, доводилось видеть в кабинетах следователей всякие совершенно неожиданные вещи, изъятые у преступников, но никто еще не развешивал их аккуратно на стенке. Немного придя в себя, он быстро изложил суть дела, так как задерживаться в таком месте и в такой компании ему совершенно не хотелось. Притон Мешковского представлялся ему теперь просто детской песочницей, а музей баронессы — магазином игрушек.

— Кхе-кхе! — каркнула милейшая Анна Венедиктовна, не вынимая папиросы изо рта. — Омоновцы, говорите? Ха! Сейчас мы ими займемся.

Василий Николаевич вздохнул с некоторым облегчением. Но тут же насторожился.

— Извините, Анна Венедиктовна, — осторожно спросил он, — а что это вы пишете?

— Кхе-кхе, — глянула на Василия поверх очков очаровательная мадам Клякса. — Повесточку товарищу Мешковскому. На ближайшую пятницу.

— И все? — с совершенно глупым лицом брякнул Дубов.

— Нет, почему же. Кхе-кхе, — ласково проскрежетала та в ответ. — Еще я напишу участковому, чтобы проверил факты. А еще разошлю циркуляр по райотделам и вытрезвителям.

— И вытрезвителям? — с отчаянием в голосе отозвался Дубов.

— Таков порядок, товарищ-щ-щ! — несколько повысила тон добрейшая Анна Венедиктовна. Видимо, ей показалось, что Василий над ней насмехается. — Мы здесь работаем, а не в бирюльки играем! А за донесение фактов вам спасибо.

Дубов машинально откланялся и вышел из кабинета мадам Кляксы, как мумия безымянного фараона из коллекции госпожи Хелены. В забегаловке напротив прокуратуры он опрокинул рюмку коньяка и закусил ее долькой лимона. Только тогда к нему начало возвращаться ощущение, что он находится в реальном мире, а не в каком-то бредовом сне.

— Все! Все к дьяволу! — прошептал он.

— А что, вы тоже сатанист? — с дружеской улыбочкой осведомился бармен.

Озираясь, как затравленный зверь, Дубов выскочил на улицу, прыгнул в свой «Москвич» и рванул с места, так что покрышки завизжали. Абсолютно на автопилоте он несся в сторону дачного поселка «Жаворонки». Но по дороге его остановили гаишники за превышение скорости и в качестве наказания заставили выпить с ними на брудершафт. Василия это уже совершенно не удивило. Его приученный к четкой логике мозг решил взять тайм-аут.

— Мне надо отдохнуть, — бормотал Дубов, как кришнаит мантру, подъезжая к скромной даче писательницы Заплатиной.

Василий Дубов, бледный, как полотно, сидел в шезлонге, в который его заботливо усадила хозяйка. Великого Сыщика рвало в течении получаса после того, как он добрался до дачи Ольги Ильиничны Заплатиной. Зато теперь ему полегчало. Доктор Серапионыч заботливо готовил для него травяной чай, при этом роняя время от времени пенсне в чашку.

— А у нас тут, Василий Николаич, — говорил он, стряхивая пенсне, как градусник, — свой небольшой детективчик приключился.

— Да? — вяло отозвался Дубов.

— Из нас сыщики, как из мармелада пуля, — с досадой пробасил майор. — Вот если бы вы были здесь…

— Ну, не скажите, Александр Иваныч! — обиделся доктор.

— Серапионыч, я вас, конечно, уважаю, — набычился Селезень, — но, по-моему, мы все прошляпили.

— Нет, сударь, — встал в позу доктор, — мы действовали правильно. А то, что они удрали, не наша вина.

— Извините, господа, что я вас прерываю, — подал слабый голос из шезлонга Дубов, — но не могли бы вы мне объяснить, что, собственно, произошло.

— Вот, доктор, и объясните все Василию Николаичу, — усмехнулся Селезень, — хотя с выводами я все равно не согласен.

— А я и не делал никаких выводов, — обиделся Серапионыч.

— А я заранее с ними не согласен, — упрямо повторил майор.

Дубов застонал — негромко, но с чувством. Доктор с майором рванули к шезлонгу.

— Василий, вам плохо? — проникновенно басил майор.

— Василий, вам нехорошо? — осведомлялся доктор.

— Спасибо, уже лучше, — махнул рукой Дубов, — но, может быть, вы все-таки объясните мне?..

— Да-да, конечно, — засуетился доктор. — Извините нас, ради бога. -И, покосившись на майора, продолжал: — Просто сегодня Александр Иваныч подошел ко мне и сказал, что видел в нашем поселке бывшего омоновца Мыльника.

— Я сказал, что мне показалось, что я его видел, — поправил доктора Селезень.

— Но ведь так оно и оказалось! — парировал Серапионыч.

Дубов снова застонал, и, как бы упреждая вопросы о самочувствии, добавил:

— Нет, нет, уже легче.

— Да, ну так вот, — продолжал доктор, — я сопоставил это с сегодняшним рассказом Ерофеева, и мы с Александром Иванычем решили в этом деле разобраться. Нашли ту дачу, где он видел этого бандита, но на ней уже никого не было.

— Упустили! — горестно махнул рукой Селезень.

— Хозяин исчез вместе с какой-то подозрительной компанией, -продолжал доктор, — в которой был и Мыльник. Правда, Яшка Кульков, обитающий на той же улице, сказал нам, что позже хозяин вернулся и ушел с какой-то женщиной в черном платье. Но Яше, как известно, всюду, гм, прекрасный пол мерещится.

— Ох, не засоряли бы вы голову всякими глупостями недужному человеку, — попыталась вмешаться хозяйка. Но Дубов остановил ее жестом руки.

— Когда это произошло? — уже более осознанно спросил он.

— Вчера днем я видел Мыльника, — отвечал за доктора Селезень, — но сначала решил, что мне показалось, и подумал: бред. А сегодня вот поделился с Серапионычем. И мы пошли на ту улицу, но нам тамошние обитатели сказали, что хозяин со вчерашнего вечера на дачу не возвращался. Может, в город уехал с какой-то темной компанией. У него, кстати, вообще там всякие странные личности последнее время крутились. А на той улице как раз Феликс Алин живет. Ну, этот рифмоплет, который под Маяковского прикидывается. Вот мы к нему и завернули оглобли.

— Да, — скорбно покачал головой Серапионыч, — и нам даже пришлось выслушать поэму о советском паспорте. А что поделаешь? Нам же надо было выведать у этого пролетарского поэта, что он видел. И, как оказалось, таки видел он немало.

— Графоман — находка для шпиона! — выдал очередной афоризм майор. -У меня аж брюхо свело от его стишков, но я стойко улыбался и только головой кивал. А доктор, ну молодец, так он даже что-то такое загнул о нобелевской премии по литературе. Ну, тут Феликс и размяк.

— Увы, — хитро сверкнул пенсне доктор, — пришлось немного приврать.

— Немного! — хохотнул Селезень.

— Ну, самую малость, — улыбнулся доктор, — зато Феликс рассказал нам, по секрету, разумеется, что действительно видел у своего соседа и Мыльника, и других, как он выразился, «героев сопротивления». Только ему непонятно было, что у них общего с этим жмотом и куркулем Виссарионом. А тот, судя по слухам, за деньги готов хоть к черту в пасть полезть.

— Но поэма-то была дерьмовая! — неожиданно брякнул майор.

— Погодите, но куда же все исчезли? — спросил еще слабым голосом Дубов.

— Сие нам не ведомо, — развел руками доктор.

— Ну, я же и говорил — мы все провалили, — рубанул майор, -пинкертоны неумытые.

— Как же так, батенька, — снова взвился доктор, — мы все анализы собрали. Тьфу ты, я хотел сказать — информацию. И вообще…

Дубов снова застонал:

— Господа, успокойтесь! Все было правильно, и мне лично теперь все понятно.

— Что вам понятно? — удивился доктор. — Объясните и нам, Василий Николаич.

— О нет, только не сегодня, — взмолился детектив. — Давайте как-нибудь потом. Слишком уж день сегодня был сумасшедший. Хотя это, пожалуй, еще мягко сказано. Наемники, мумии, танцы в простынях, Клякса с папироской, пьяные гаишники. Я немного устал от всего этого.

Серапионыч с Селезнем понимающе переглянулись.

— Конечно, Васенька, отдыхайте, — заботливо пробормотал доктор.

— А то крыша отъедет — не поймаешь, — сочувственно пробасил майор. — Сейчас вам Владлен Серапионыч еще чайку даст. Только вот сахар очками разболтает…