— Вообще-то я никогда не видел кузниц, но представлял их себе как-то иначе, — говорил Дубов своим спутникам. — А тут словно трехзвездочная гостинница — чистота, кресла, занавески... А Илья — знаете, друзья мои, кузнецов я совсем другими себе представлял!

— Да уж, впервые такое вижу, — поддержал Василия дон Альфонсо. — Ну, у нас в Новой Ютландии кузнецы еще ничего, как надо трудятся, но вот сколько мне приходилось путешествовать, везде одно и то же: мало того что сдерут втрое, так еще и сделают кое-как. А тут и вежливо, и как он сказал? — с оплатой сладим по совести. Чудеса, да и только!

— А ты, Васятка, что думаешь? — спросил Дубов.

Васятка словно того и ждал, чтобы к нему обратились:

— А я так думаю, что здесь верный расчет. Когда заказчик видит к себе такое отношение, ну, словно к дорогому гостю, то он и сам скупиться не станет.

— Конечно, не стану, — тут же подхватил дон Альфонсо. — А ежели и сработают на совесть, то золотой заплачу и сдачи не спрошу!

Во время разговора Дубов не забывал отсчитывать избы, которые здесь, на окраине села, отстояли не близко друг от дружки, и напротив третьей остановился.

Сама изба виднелась чуть в глубине, за огородом, на котором копался пожилой седовласый человек в скромной, но опрятной одежде — если это и был дедушка Патапий Иваныч, то на столетнего старца он никак «не тянул». Поэтому Дубов вежливо снял шапку и обратился к огороднику с вопросом:

— Добрый день, почтеннейший хозяин. Не подскажете ли, где тут найти Патапия Иваныча?

Человек неспешно поднялся с грядки и оглядел незнакомцев:

— Потапий Иваныч — я. Чем обязан?

— Поговорить бы, — несколько смущенный спокойным достоинством Патапия Иваныча, сказал Василий.

— Тогда милости прошу, — ничуть не удивившись, Патапий Иваныч сделал приглашающее движение рукой.

Дубов и его спутники миновали ухоженный огород и уселись на добротной лавочке рядом с крыльцом. Сам Патапий Иваныч присел на ступеньку.

— Ну вот, в кои-то веки гостей Бог послал. А перед беседой не худо бы и откушать. У нас все свое, свежее, только что с грядки!

— Спасибо, мы не... — начал было отказываться Дубов, но Васятка незаметно ткнул его в бок. — То есть, я хотел сказать — с превеликим удовольствием.

— Настасья! — крикнул Патапий Иваныч в полуприкрытую дверь избы. — Принеси нам чего-нибудь поесть. — И вновь обернулся к гостям. — Извините, хмельного не предлагаю. И сам не употребляю, и другим никогда не советую. Что в нем хорошего — ума не приложу!

«И правильно делает, — не без некоторой доли самокритики подумал детектив, — оттого и выглядит в сто лет на треть моложе...»

Тут из дома вышла молодая женщина в алом сарафане и с цветным платком на голове. В руках она несла блюдо со щедро наложенными овощами, фруктами и кусками свежего ржаного хлеба. Поставив все это на деревянный стол перед лавочкой, женщина молча поклонилась гостям и скрылась в избе.

— Красивая девушка, — сказал дон Альфонсо, проводив ее взором, и взял с блюда огурец. — Должно быть, ваша внучка?

— Почти, — усмехнулся Патапий Иваныч. — Жена внука.

— Ильи? — Василий хрустнул белым капустным листом. Старик молча кивнул. — Собственно, он-то нас к вам и направил.

Так как Патапий Иваныч вместо ожидаемого гостями встречного вопроса — для чего Илья их к нему направил? — продолжал безмятежно молчать, то Василию не оставалось ничего другого, как приступить к расспросам:

— В кузнице над дверью мы случайно увидели какую-то очень старую подкову. И Илья сказал, что вы, может быть, помните, как она туда попала...

— А-а, подкову? — оживился Патапий Иваныч. — Как же, как же! Мой прадед много чего про ту подкову рассказывал.

— Ваш прадед? — не удержался Васятка. — Ведь это ж когда было! Может, он еще и царя Степана помнил?

— Ну, царя Степана-то вряд ли, — с улыбкой глянул на мальчика Патапий Иваныч. — Он ведь в ту пору помоложе тебя был. Прадед, вестимо, а не царь Степан... Да вы кушайте, а не достанет — велю Настасье еще принести.

— Так что же говорил ваш прадед? — с трудом скрывая нетерпение, спросил Дубов.

Патапий Иваныч поудобнее устроился на ступеньке:

— Он сказывал, что эту подкову оставил какой-то проезжий боярин, который вез огромную телегу, чем-то груженую, но чем именно — неведомо, так как все было тщательно закрыто. У него там то ли колесо сломалось, то ли еще что. А прадед как раз в то время пособлял кузнецу. Ну, кузнец-то все что надо починил, а потом приметил, что у одной лошади подкова сносилась, и вызвался ее заменить. А старую, которую с лошади снял, потом над дверьми на счастье повесил.

— Но ведь у него, наверное, много старых подков перебывало, — заметил Дубов. — Отчего же именно эту?

— Так она ж вид имела диковинный, да еще с какими-то письменами, дотоле в наших краях не виданными, — пояснил Патапий Иваныч. — А главно дело, тот боярин так щедро за труды заплатил, сколько другой раз и за год не выходило. Так вот подкова к нам и попала... Да вы угощайтесь, угощайтесь!

Василий надкусил стрелку зеленого лука:

— А больше ваш прадед ничего такого не рассказывал?

— Вообще-то он большой был любитель порассказать, — подхватил Патапий Иваныч, — да мало кто его рассказам верил. Думали, совсем старый из ума выжил. А он-то всю правду говорил. — Патапий Иваныч заговорщически понизил голос. — Я вам сейчас кое-чего покажу.

С неожиданной для своих годов легкостью Патапий Иваныч вскочил с крыльца и скрылся в избе. А миг спустя вернулся с небольшой деревянной шкатулочкой.

— Когда тот заезжий боярин с кузнецом расплачивался, из его кошеля что-то выпало и закатилось под лавку. Прадед хотел было отыскать и вернуть хозяину, а тот рукой махнул — дескать, забирайте, не жалко. Вот прадед нашел и сохранил. А перед смертью мне передал.

Патапий Иваныч извлек из шкатулки золотую монетку. На одной стороне был искусно выкован кораблик, плывущий по волнам, а внизу — надпись старославянской вязью: «Новая Мангазея». Оборотную сторону украшала некая конструкция (видимо, герб некогда вольного города) и слово по-гречески, уже знакомое по правой стороне подковы: «Вендополь».

«Какой же я дурак! — мысленно хлопнул себя по лбу Дубов. — Конечно, та латинская надпись на подкове была — N.MANGASEIA!».

Как бы услышав мысли Василия, дон Альфонсо добавил:

— И как это я запамятовал, ведь Вендополь — греческое название Новой Мангазеи. То есть «Город на Венде».

Патапий Иваныч, спрятав в бороду улыбку, поглядывал на гостей. Видно, он был рад, что кому-то показались занимательны его рассказы о давно минувших днях.

— Так и это не все, — продолжал Патапий Иваныч, спрятав монетку. — Прадед еще побольше того рассказывал. Будто бы он заметил, что покамест кузнец телегу чинил и лошадь перековывал, тот боярин во дворе за кузницей какой-то сундучок закопал. Должно, до сих пор там лежит. Да не смейтесь, правда это истинная!

— Нет-нет, мы вовсе не смеемся, — поспешно проговорил Дубов. — Ну, подкова, монетка — это все понятно, но кто же станет закапывать сундуки среди бела дня да в многолюдном месте?

— Да это ж еще как сказать, — возразил Патапий Иваныч. — У нас и теперь сельцо не больно многолюдное, а в ту пору и вовсе было — десяток дворов да кузница на отшибе. То есть для деревни на отшибе, а к дороге поближе. Так что судите сами, какое тут у нас многолюдство.

— Ну и отчего же ваш прадед сам не откопал зарытое? — задал вполне естественный вопрос дон Альфонсо.

Патапий Иваныч задумался:

— А и вправду, отчего? А кто его знает!

Дубов бросил мимолетный взор на Васятку — тот чинно сидел на лавочке, вкусно хрустя морковкой, с таким видом, словно хотел сказать: «Я много о чем догадываюсь, но ничего не скажу, пока не буду твердо уверен».

— Кстати ведь, и кузница теперь стоит не там, где раньше, — продолжал Патапий Иваныч. — Я ж говорю — давно это было.

— Как — не там, где раньше? — удивился Василий. — А где же?

— Ну, то отдельный сказ, — охотно откликнулся Патапий Иваныч. — Подкова долгие годы висела в кузнице, ржой покрылась, и как-то раз кузнец, это уж был внук того, при котором подкова появилась, снял ее с двери и отдал жене, чтобы почистила. А как раз в тот вечер случилась гроза, в кузницу ударила молния и все спалила. Потом уж ее построили заново на другом месте, подкову опять прибили над дверью и с тех пор никогда не снимают — от греха подальше.

— Выходит, что нынешняя кузница — совсем не та, что при вашем прадеде? — подытожил Дубов. — А где же тогда старая стояла?

— Старая-то где? — призадумался хозяин. — Да вот здесь же и стояла, где теперь наш огород. К тому времени, как гроза приключилась, деревня-то разрослась, и в соседних избах непокой был от грохота в кузнице. Тогда и решили поставить новую на нынешнем месте, от деревни подальше, а к большой дороге поближе.

— Значит, на вашем огороде... — как бы про себя проговорил Дубов. — И в каком месте — вы не помните?

Патапий Иваныч махнул рукой вглубь огорода, где за кучей навоза виднелись остатки какого-то строения.

— И неужто вы даже не пытались его откопать? — чуть не возмутился Василий.

— Кого — его? — не понял Патапий Иваныч.

— Ну, клад, или что там этот проезжий боярин спрятал.

Ответ Патапия Иваныча несколько удивил, даже озадачил Дубова и его спутников:

— А зачем? Никогда не слыхивал, чтобы чужое добро кому-то счастье приносило. Да и какой прок огород зорить?

— Да-да, вы, конечно, правы, — пришлось согласиться детективу. — Но как бы вы отнеслись к такому предложению, если бы мы... Ну, в общем, попросили вас, почтеннейший Патапий Иваныч, чтобы вы разрешили нам покопаться у вас в огороде? А ущерб мы компен... то есть возместим сторицей.

Василий ждал, что Патапий Иваныч тут же откажет ему и даже погонит прочь со двора, но тот отнесся к предложению очень спокойно:

— Что ж, чему быть, тому не миновать. Копайте, коли есть охота. Но прежде спросите Илью — он теперь за хозяина, без него нельзя.

— Ну, тогда мы пошли в кузницу, — поспешно, будто опасаясь, что Патапий Иваныч передумает, сказал Дубов.

— А я, пожалуй, тут останусь, — предложил Васятка. — Осмотрю то место, где кузня стояла. Может, чего надумаю. — И он скрылся за развалинами кузницы.

Едва Дубов и дон Альфонсо покинули двор Патапия Иваныча, на их место заступила странная парочка: изящная белокурая дама в темном платье и невзрачного вида господин в латаном кафтане со следами грязи на коленках. Он семенил следом за дамой и лепетал:

— Анна Сергеевна, что вы делаете? Нам же никак нельзя засвечиваться!

— Чушь собачья! — презрительно отвечала Анна Сергеевна. — С вашей конспирацией, чтоб ее, мы добьемся одного — что все сокровища пролетят к дьяволу!

— Осторожность никогда не помешает, — возразил Каширский.

— Какая, к бесу, осторожность! — вспылила Анна Сергеевна. — Если бы я слушалась ваших идиотских советов, то до сих пор находилась бы... Впрочем, неважно где. Ну все, хватит булдеть, ближе к делу. Я буду наезжать на этого старого хрена, а вы давайте ему ваши установки — чтобы не жался и отвечал с полной откровенностью. А остальное — не ваша забота!

— Как скажете, Анна Сергеевна, — не стал спорить Каширский. — Ну что ж, приступим?

— Приступим, — процедила Анна Сергеевна. И обратилась к Патапию Иванычу: — Эй ты, старичок, что ты там делаешь?

— Что делаю? Да так, огород перекапываю, — совершенно спокойно ответил Патапий Иваныч.

— Чего встал, остолоп? Иди сюда! — злобно прикрикнула Глухарева.

— Анна Сергеевна, ну зачем вы так? — шепотом возопил Каширский. — С простым народом надо иначе. Покажите, что вы их уважаете...

— А не сходили бы вы, сударь, куда подальше? — ледяным голосом отчеканила Анна Сергеевна. — Народ — быдло, а говорить с ними по-человечески — все равно что унижаться до уровня этого сыскаря Дубова!

— Ну, как знаете, — сдался Каширский, — но я снимаю с себя всякую ответственность за последствия.

— А чего еще от вас ждать, — презрительно бросила Глухарева и вновь обратилась к Патапию Иванычу. — Скажи мне, любезнейший, что тебя спрашивали эти мерзавцы?

— О чем ты, барыня? — то ли сделав вид, что не расслышал, то ли и впрямь не расслышав, переспросил Патапий Иваныч.

— Да ты что, старый хрыч, смеешься надо мной?! — вспылила Глухарева. — Или отвечай, или пожалеешь! Я шутить не буду...

— Да ты скажи, барыня, че те надо, — перебил Патапий Иваныч. — А то бранишься почем зря, а в чем дело — не понять.

Увидев, что в споре Анны Сергеевны с хозяином никакого конструктивного решения не предвидится, господин Каширский решил обратиться к высшим силам. Он закрыл глаза и простер руки в сторону огорода:

— Я чувствую, что здесь сокрыты сокровища... Нет-нет, не здесь, а дальше, в глубине двора...

Уже привыкшая к подобным пророчествам Анна Сергеевна лишь отмахнулась от своего компаньона, будто от надоедливого комара.

— Когда тебя спрашивают, будь любезен отвечать, — продолжала она свой «наезд» на Патапия Иваныча. — Иначе я с тобой по-другому поговорю — мало не покажется!

— Вот бестолковая барыня, — как бы про себя проговорил старик. — Сама не знает, чего хочет, а бранится!

А Каширский времени зря не терял. Похоже, у него завязался-таки некий контакт с астральным миром — он прикрыл глаза, вытянул руки вперед и тихо выдохнул:

— Там, там... Сокровища там!

Исчерпав терпение в бесплодном препирательстве с упрямым старикашкой, Анна Сергеевна обернулась к Каширскому:

— Ну, где же ваши «установки на правду»?

Но тот уже токовал, словно глухарь на елке, ничего кругом не видя и не слыша:

— Там сокровища! Я чувствую их, я вижу их внутренним зрением, каждой молекулой своего организма, всеми фибрами астрального тела...

И тут случилось нечто вовсе невообразимое: госпожа Глухарева осеклась на полуслове и, повинуясь медитациям Каширского, будто крыса на звуки дудки, двинулась в направлении его вытянутых рук. Сначала Анна Сергеевна шла медленно, а потом все быстрее и, едва не сбив с ног Васятку, изучавшего окрестности бывшей кузницы, угодила в кучу навоза.

Так сбылось первое предсказание чародея.

Увидев, к чему привели его «установки», господин Каширский совершенно забыл про «нащупанные» сокровища — он дрожал, будто осиновый лист, ожидая гнева Анны Сергеевны, которая уже с, мягко говоря, грозным видом шагала в его сторону.

— Не смейте меня трогать! — вдруг заверещал Каширский. — Я — достояние мировой науки, светило разума...

И с этими словами достояние мировой науки бросилось наутек.

— Я тебе покажу светило! — зарычала Анна Сергеевна. — Сейчас ты у меня все светила увидишь, мерзавец, ученый хренов!

В избытке чувств Глухарева выдернула толстенный столб, поддерживавший ограду, и, как была вся в навозе, погналась за Каширским, пытаясь прихлопнуть его, как муху.

— Анна Сергеевна, опомнитесь, — пытался увещевать разгневанную даму господин Каширский, — ведь без меня вам клада не видать, как своих ушей. Да осторожнее вы, а то и впрямь пришибете!..

За этими развлечениями неудачливые авантюристы даже не обратили внимания на карету, которая ехала им навстречу. Судя по тому, что катилась она легко и уверенно, было ясно, что починка прошла успешно, и теперь дон Альфонсо спокойно мог продолжать путешествие до самого места назначения.

Впрочем, если в карете кто и заметил Каширского и гоняющуюся за ним Глухареву, то разве что возница Максимилиан, но он еще и не такое в жизни видывал. Дубов же, дон Альфонсо и Илья обсуждали вероятность залегания на огороде старинного клада.

— Судя по ново-мангазейскому происхождению подковы и монетки, тот «заезжий боярин» вполне мог быть Митька Смурной, доверенное лицо царя Степана, — говорил Дубов. — А везти он мог награбленное в Новой Мангазее.

— И все же сомнительно, — покачал головой дон Альфонсо. — Для чего ему было закапывать сокровища у кузницы — неужто во всем царстве не нашлось более укромного уголка?

— Да и потом, если верить моему далекому пращуру, то вез он целый воз, а зарыл на дворе только сундук, — добавил Илья.

— Наверное, он много чего вез, а закопал самое ценное, — глубокомысленно предположил Дубов. — А может, и не самое...

Экипаж остановился у избы Патапия Иваныча. Увидев покосившийся забор и дыру от столба, Василий почуял неладное.

Рассказ Патапия Иваныча о шебутной барыне и ее странном спутнике изрядно позабавил гостей, а Дубов понял, что теперь в поисках клада, кроме прочих препятствующих факторов, придется учитывать еще и присутствие Глухаревой с Каширским. Вслух же он сказал:

— Поскольку появление этой невоспитанной дамы явилось следствием нашего появления, то и починку ограды мы вам возместим.

Тут к ним подошел Васятка:

— Вообще-то я не совсем уверен, но мне кажется, что копать надо там, — и он указал как раз на ту навозную кучу, в которую только что окунулась Анна Сергеевна.

— Отчего ты так думаешь? — спросил Дубов.

— Долго объяснять. А если вкратце — я заметил, что бывшая кузница по размерам почти такая же, как новая, разве что чуть меньше. Наверное, новую решили построить по образу и подобию старой — ну, конечно, с некоторыми усовершенствованиями, но в основе то же самое. Значит, вход должен быть в сторону дороги, а окно — слева.

— А может, справа? — предположил дон Альфонсо.

— Может, и справа, — легко согласился Васятка. — Но справа, как мне показалось, стена была чуть толще, так что более похоже, что окно все-таки было слева. И вот через него-то ваш, Патапий Иваныч, прадедушка и мог увидеть, как этот боярин закапывает что-то в землю. Окно, как мне думается, было достаточно высоко, почти как в новой кузнице, и прадедушка, который был тогда невелик ростом, не мог бы из окна увидеть то, что происходило на дворе под самыми окнами, а что чуть подальше — можно было разглядеть свободно. Так что вот. — Васятка развел руками — дескать, я свое мнение высказал, а уж дальше решайте сами.

Нельзя сказать, что Дубова очень уж убедили Васяткны доводы. Но поскольку ничего другого взамен предложить он не мог, то было принято Соломоново решение: начать раскопки с места, указанного Васяткой, а затем при необходимости круг поисков расширить.

Тем временем Илья принес лопаты, и кладоискатели приступили к делу. Чтобы не трогать навозную кучу, они провели воображаемую линию от того места, где, по расчетам Васятки, было окно кузницы, и решили искать вдоль нее. А поскольку линия все-таки проходила через кучу, то стали копать рядом с кучей.

Патапий Иваныч взирал с крыльца на действия гостей, не выказывая особого любопытства. То ли он не слишком верил а успех затеи, то ли полагал, что не следует отбирать у земли то, что в землю ушло. Вскоре у него за спиной показалась и Настасья — она вышла из избы и с видом безмятежного покоя наблюдала за тем, что происходит на дворе.

Когда первый «кавалерийский наскок» ни к чему не привел, Дубов воткнул лопату в землю и ненадолго задумался. А затем произнес:

— Вы знаете, так мы можем копать еще сто лет. И если понадобится, то так и поступим. Но... Как бы это сказать? Появилась тут у меня одна мыслишка, и как раз в связи с той женщиной, что здесь только что была. Точнее, с ее спутником. Я знаю их обоих и прекрасно понимаю, на что они способны. Ну никак не похоже на Анну Сергеевну, чтобы она вот так вот на ровном месте побежала и нырнула в навоз. Она, конечно, девушка с придурью, но не до такой же степени! Значит, что-то ее заставило это сделать. Или кто-то. А Каширский шарлатан тот еще, но некоторыми сверхчувствительными способностями он все же обладает. И вот я подумал — а не обнаружил ли Каширский «шестым чувством», что под землей что-то находится, и не передал ли своего рода мысленное послание Анне Сергеевне?..

— То есть вы хотите сказать, что копать надо прямо под кучей? — напрямую спросил Илья.

— Полагаю, что здесь вероятность что-то найти будет больше, чем в любом другом месте, — уклончиво ответил Дубов. — Тем более, что и Васяткины расчеты указывают на то же самое место!

— Ну что ж, давайте копать под кучей, — подытожил дон Альфонсо.

— А что, очень кстати, — подхватил Илья. — А то руки все не доходят огород унавозить. Вот заодно и доброе дело сделаем!

Когда доброе дело было сделано и навоз равномерно раскидан по грядкам, искатели сокровищ наконец-то смогли приступить к раскопкам на месте бывшей кучи. И на сей раз усилия не остались втуне — вскоре лопата Василия наткнулась на что-то твердое.

Еще несколько энергичных движений — и из земли появился средних размеров кованый сундук, весь ржавый, но еще довольно крепкий.

— Вот это да! — восхищенно выдохнул Илья.

— Впервые присутствую при находке клада, — с внешним спокойствием заметил дон Альфонсо.

Для Дубова это был уже далеко не первый такой случай, и весь его опыт кладоискателя вкупе с интуицией детектива говорил, что здесь «что-то не так». Хотя более точно сформулировать эту мысль Василий пока что не мог.

С немалыми трудами сундук был извлечен из ямы и установлен напротив крыльца. Все, кто был на дворе, включая Патапия Иваныча и Настасью, окружили сундук, но никто не решался его открыть — то ли опасались быть ослепленными блеском ново-мангазейского золота, то ли боялись разочароваться, а может быть, подсознательно чувствовали, что в этом ржавом ящике кроется что-то зловещее, чреватое бедой.

— Ну что ж, приступим? — деланно бодро произнес Дубов. — Прошу вас, Патапий Иваныч, как хозяина сего дома и самого старшего среди нас — поднимите крышку.

— Ну, при чем тут я, — отказался Патапий Иваныч. — Думаю, что эту честь надо предоставить самому молодому среди нас. Тем более, что именно он угадал верное место.

Васятка изо всех силенок вцепился в ржавую крышку, и она со страшным скрипом приподнялась. Вскоре любопытным взорам предстало содержимое сундука. Большую часть находки составляли переплетенные книги и тетради явно архивного содержания. Лишь на дне лежали несколько украшений, судя по виду, не очень-то драгоценных, да с десяток икон, на удивление хорошо сохранившихся.

«Так что же, это и есть знаменитые сокровища царя Степана?» — с некоторым разочарованием подумал Василий, листая церковную книгу Христорождественского Ново-Мангазейского собора с записями о свадьбах, крестинах и отпеваниях давно умерших и давно всеми забытых людей.

— Конечно, нет, — словно прочитав его мысли, сказал Васятка. — Ясно, что Димитрий Смурной нарочно закопал сундук здесь, на виду, чтобы ежели кто найдет, считали, будто это и есть главный клад. Для того и несколько украшений внутрь положил. А настоящие сокровища, понятное дело, в более тайном месте припрятал.

— Да, очень возможно, — сдержанно ответил Дубов, понимая, что Васятка, наверное, прав, и следовательно — поиски продолжаются.

— А с ним что делать? — указал дон Альфонсо на сундук и его содержимое.

— Что делать? — призадумался Василий. — По правде сказать, не знаю. Наверное, решать вам? — обернулся он к Патапию Иванычу.

— Зря мы все это затеяли, — тихо проговорил Патапий Иваныч.

— А я даже рад, что настоящих сокровищ там не оказалось, — добавил Илья.

Дубов извлек из сундука несколько аляповатую золотую брошку, усыпанную то ли драгоценными камнями, то ли стекляшками.

— Может быть, сударыня, вы оставите ее у себя? — обратился он к Настасье. — По-моему, она вам будет очень к лицу.

— Благодарю, не надо — решительно отказалась Настасья. — Такие украшения богатым барыням впору, а нам ни к чему.

— Ну так хотя бы иконки возьмите, — предложил Василий, но этому решительно воспротивился Патапий Иваныч:

— Нет, нет! Как же можно молиться образам из разоренного храма? Грех один да позор!

— Ну что ж, должен признать вашу правоту, — развел руками Василий. — И в таком случае нам остается одно — не злоупотреблять вашим гостеприимством и, откланявшись, удалиться.

— Погодите, а как же пообедать? — воскликнул Илья. — Жена такую похлебку сготовила — пальчики оближете!

— Нет-нет, нам и впрямь пора, — вмешался дон Альфонсо, которому показалось, что его спутники уже готовы внять уговорам и остаться на обед. — Не забудьте — мне еще засветло нужно доехать до Новой Мангазеи.

— До Новой Мангазеи? — рассеянно переспросил Дубов. — Да-да, конечно же!

Бросив мимолетный взгляд на сыщика, Васятка понял, что тот уже каким-то образом связал находку на огороде с путешествием дона Альфонсо, но, по обыкновению, говорить ничего не стал.

Тем временем кладоискатели бережно погрузили свою находку в карету и, сердечно простившись с хозяевами, последовали за сундуком. Максимилиан взмахнул кнутом, и карета покатилась по пустынной Боровихинской улице. Патапий Иваныч, Настасья и Илья глядели вослед карете, пока она не скрылась из виду.