Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

Одним словом, метафизический принцип «сущности общественного порядка» влечет за собой в политике «легальный деспотизм». Гольбах восхвалял Китай, Бодо в пример хорошо управляемых стран равным образом ставит Китай и Древний Египет[70]. На Китай же будет ссылаться Дюпон де Немур, а кроме того, на Россию царствования Екатерины II[71]. Впрочем, пример этому подал Кене[72].

Возможно, что физиократы руководились корыстной мыслью и льстили абсолютизму для того, чтобы добиться осуществления своих реформаторских проектов; во всяком случае, теория «легального деспотизма» представляет кульминационный пункт их доктрины.

«Верховная воля» должна быть «единоличной»[73]. Ей одной принадлежит право «вносить законы»[74]. Но верховная воля не должна быть капризной, и легальный деспотизм не имеет ничего общего с «произволом». Он опирается не на рабство людей, а на их разум, «культуру»[75], он желает повелевать посредством «обращения к очевидности». Таков, например, авторитет Эвклида в математике. «Эвклид – настоящий деспот, и геометрические истины, преподанные им, настоящие деспотические законы. Их легальный деспотизм и личный деспотизм этого законодателя держатся одинаково лишь на силе очевидности»[76].

Распространение просвещения, которого физиократы требуют столь настойчиво[77] и которому они первые придали такое большое значение, является лишь выводом из этого принципа. Действительно, противодействие невежды представляет, быть может, единственный камень преткновения для легального деспотизма. Просвещая умы, последний их завоевывает. Таким образом, наиболее либеральные взгляды физиократов, взгляды на народное просвещение и на свободу обмена, если взять их в целой системе, связаны с апологией абсолютизма. Подобно Гольбаху, энциклопедистам и Вольтеру, физиократы провозглашают такой строй, который считается с гуманностью и ее правами; но, подобно им же, они возлагают заботы о нем на государя.

О политических правах физиократы хлопочут не больше Вольтера или Гольбаха. Положение людей должно улучшиться, хотя огромному большинству придется только давать свое согласие на это улучшение после того, как их глаза откроются для очевидности, и они поймут превосходство этого режима над политической свободой.

Поток идей, увлекающий физиократов, энциклопедистов и Вольтера, пробегает не только по Франции, но и по всей Европе. Иногда он идет из Франции: это можно сказать относительно итальянцев Беккарии и Филанджери, которые, подобно эхо, только отражают французские идеи; иногда же он возникает самостоятельно – это мы наблюдаем у Лейбница и Вольтера, а также у Юма.

В политических идеях Юм чрезвычайно сходится с Вольтером: тот же скептицизм, то же приноравливание к обстоятельствам, то же благоприятное отношение к развитию абсолютной власти.

Хотя в одном из своих Опытов Юм написал, что политика допускает аксиомы и может сделаться наукой, но это одно из тех мимоходом брошенных указаний, каких у него много. Приводимые им примеры не достаточно убедительны[78]. Политическая система Юма, однако, является более обработанной и более стройной, чем система Вольтера; она берет начало в морали философа, а по своим выводам примыкает к его уже критической психологии.

Справедливость – не что иное, как форма пользы – вот положение, которое связывает политику и мораль Юма. С другой стороны, теория Локка о правительстве имеет тот недостаток, что уничтожает обычаи, практикующиеся повсюду, за исключением одной Англии, не признает мнений, принятых издавна. Какая же после этого вероятность, что она справедлива? Не следует воображать, прибавляет Юм, что можно делать открытия в подобных вопросах. «Только очень поздно додумались основать правительство на договоре, и одно это уже доказывает, что оно на нем не основано»[79]. Вот где связь политики Юма с его психологией. Подобно тому, как последняя выводит идею причинности из умственной привычки, первая ставит обычай единственным прочным фундаментом гражданского строя. Юм полагает, что в политике «древность мнения служит показателем истинности»[80]. Таким образом, форма учреждений сильно зависит от случая. Юм не высказывается по этому поводу с полной определенностью, но везде у него можно заметить, что он отдает предпочтение такому режиму, при котором сильная власть служит великим интересам человечества[81]. И по справедливому заключению одного историка английской мысли XVIII века, его можно назвать «сторонником просвещенного деспотизма на французский лад»[82].

Та же тенденция у Лейбница, идеалом которого, по словам одного немецкого критика, было правление Фридриха II[83], и у Вольфа, который обсуждал эти вопросы методичнее и полнее своего учителя.

Правда, Вольф часто ссылается на естественное право и таким образом как будто протягивает руку Руссо. Но Гольцендорф вполне основательно заметил, что у Вольфа идея естественного права не имеет, как у Руссо, революционного характера. Причина этого кроется в том, что для Вольфа обязанность предшествует праву. Человек должен «пользоваться правами сообразно со своими обязанностями»[84]. В таком виде естественное право меняет свой характер, и неудивительно, что наш автор делает из него опору для власти государя.

Государство имеет целью поддерживать свое существование в настоящем и будущем, заботиться о своем благоденствии; этой цели обязаны своим происхождением те права, которыми оно обладает по отношению к частным лицам[85]. Каким бы образом ни была передана одной династии власть, искони принадлежавшая народу, высшим законом государства служит общественное благо. И в абсолютной монархии, и в монархии ограниченной «народ всегда имел это в виду»[86]. И тот, кому власть передана, «пользуется по той же самой причине всеми правами, без которых нельзя осуществлять ее для достижения общественного блага»[87].

Главы, посвященные способу управления государством, заключают в себе крайне мелочные наставления. Государь должен «заботиться о том, чтобы имелось в изобилии все необходимое для жизни»[88], и о «преуспеянии всего, что может улучшить участь граждан»; он должен следить за тем, чтобы не было праздных и чтобы всякий, желающий работать, находил работу; чтобы «каждый мог своими заботами и трудами приобретать себе, по крайней мере, необходимое». Для этого государство должно назначать нормальную цену труда, изделий и съестных припасов, регулировать число лиц в различных профессиях[89], пещись о здоровье подданных, запрещая продажу вредных пищевых продуктов и напитков, наблюдать за изготовлением лекарств в аптеках и т. д. [90], наконец, оно должно «принимать меры против обременения подданных чрезмерной разрушающей здоровье работой». Государство должно также заботиться о бедных и о религии[91]. Оно определяет все, даже «научные, артистические и другие» призвания[92].

Книгу Вольфа следовало бы назвать уже не кодексом, как книгу барона Гольбаха, а скорее руководством, или vade mecum, просвещенного деспотизма, если бы это название по всей справедливости не принадлежало Политическим учреждениям Бильфельда. Чтобы уяснить себе дух произведения Бильфельда, достаточно будет напомнить, что в перечне благ, пользование которыми, по мнению автора, государь должен обеспечить подданным, свобода печати помещена между параграфом, относящимся к наказанию за самоуправство, и параграфом, относящимся к мерам предосторожности против заразительных эпидемических болезней[93].

Таким образом, теория просвещенного деспотизма, отеческой монархии, или, употребляя техническое немецкое выражение, «полицейского государства»[94], царит в конце XVIII века в Германии и Шотландии, в Италии и Франции. Во Франции она держится вплоть до революции и существует еще поныне, если только мы правы, считая государственный социализм лишь ее подновленной формулой.

Индивидуалистическое движение уже проявилось в полной силе и блеске, а избранные или даже наиболее выдающиеся умы все еще оставались верными идее просвещенного деспотизма. В таком положении, например, находился Тюрго, и меня удивляет, что из него так часто старались сделать чистого либерала[95]. Правда, он протестовал против идеи потребовать у правительства «пуховые чепчики для всех детей, которые могут упасть»[96]; он же написал знаменитое, столь часто цитируемое место Во втором письме о веротерпимости[97]; наконец, он осуществил реформы, проникнутые духом свободы. Но разве можно забывать или не признавать, что творец свободы торговли и промышленности не придавал никакого значения политической свободе[98]? С королем он говорит языком министра Людовика XIV[99]. Подобно физиократам, он противник равновесия властей, теории взаимно сдерживающих друг друга сил. Желая оказать на деле покровительство некоторым правам граждан, он приглашает государя неукоснительно применять «права государства»[100]. Ни один государственный деятель, за исключением Ришелье, не пользовался так часто и с таким удовольствием этим выражением. И не один Тюрго исповедует, вплоть до революции, теорию просвещенного деспотизма. Маркиз Мирабо пишет: «Юстиция, полиция, финансы, торговля, крепости, артиллерия, города, пригороды, села, территория, жители – все принадлежит королю»[101]. И Токвиль, выясняя, что отец знаменитого оратора заимствовал у своего века и современных экономистов, отмечает у него: «полное игнорирование права каждого человека на самоуправление; мысль, что хорошо понятый интерес заставляет государя заниматься бедными и меньшей братией; идею всемогущего правительства, при помощи которого можно было бы преобразовать людей по своему желанию»[102]. Катехизис Сен-Ламбера, написанный значительно позже, проникнут тем же духом: государь должен отдать свое всемогущество на служение общественному благу[103].

Историк, охотно возводящий факты к их первопричине и видящий в них только внешнее выражение известных идей, нарисовал картину Европы накануне революции, где крайне рельефно отмечено сильное влияние теории просвещенного деспотизма[104].

Наказ Екатерины II, данный в 1768 г. комиссии, которой было поручено составить новое уложение, эдикт великого герцога Тосканского (1790 г.), прусский Кодекс (1794 г.) служат ясным доказательством этого влияния. В общих чертах и государство Фридриха II, и государство Иосифа II, и в меньшей мере но все-таки заметно, как прекрасно указал Токвиль[105], старый порядок во Франции накануне революции применяют на практике доктрину, теоретическое выражение которой мы только что нашли у публицистов и философов.

Чем же это идейное движение отличается и в чем сходится с движением индивидуалистическим?

На первый взгляд, нас поражают черты сходства: гуманность поставлена очень высоко; некоторые интересы морального и идеального порядка, например, народное просвещение, правильно поняты и с пользою применены, хотя и в подчинении интересам материальным. Но черты различия преобладают, если принять в расчет, что теоретики просвещенного деспотизма, обладая чувством гражданского равенства, не обладали ни пониманием равноценности отдельных личностей, этой основой политического и всякого права, ни равным уважением ко всем формам свободы.

Свобода, которую они провозглашают, и опять-таки для избранных, это свобода в отношении веры, т. е. главным образом в отношении неверия. Они часто произносят слово право, но не выясняют истинной природы последнего, не доходят до его сущности. Метафизическая слабость их системы или скорее их отрицательное отношение к метафизике объясняет нам, почему они не возвысились до индивидуализма, хотя приблизились к нему и в конце концов работали в его пользу. Кузэн отлично видел, чего недоставало этим философам. Он первый высказал это, и высказал очень сильно[106].

Так как теоретики просвещенного деспотизма не чувствовали, не понимали и не провозглашали абсолютного равенства личностей, они принуждены были подкреплять свои премудрые наставления очень немудрыми аргументами. Они побуждали государей быть гуманными, великодушными и справедливыми, но главным образом ради собственной их выгоды, так как любовь подданных уменьшает возможность мятежа. Они побуждали государей просвещать подданных и помогать им материально, но прежде всего для того, чтобы сделать государство могущественнее и богаче. Свои лучшие реформы они провозглашают в конце концов «в интересах государства»[107]. Они еще не отказались вполне от идеи, что государство прежде всего должно заботиться об усилении своего могущества, а на все остальное смотреть как на придаток[108].

Они полагают также, что реформы должны производиться государством. Они не только не ограничивают власти государя, но еще более увеличивают ее влияние на индивидуума. Административная монархия, как ее понимал и проводил в жизнь Людовик XIV, в некоторых отношениях является, быть может, менее всепоглощающей, чем та монархия, о которой мечтал Тюрго, и несомненно менее всепоглощающей, чем государство, которое было по сердцу Вольфу или Бильфельду.

Примечания

1

Michel Henry. De Stuarti Millii individualismo. P., 1886.

2

L’Idee de l’Etat. Sur l’histoire des theories politiques et sociales depuis la Revolution, Paris, Hachette, 1895.

3

Albert Schatz. L’individualisme economique et social. Ses origines, son evolution, ses formes contemporaries. Paris, 1907.

4

Фатеев Л. H. Очерк развития индивидуалистического направления в истории философии государства. Харьков, 1907.

5

См. у Hanotaux. Histoire du cardinal de Richelieu (Кн. II. Гл. II, III и выводы), как «двенадцать веков старого порядка трудились над созданием современной французской нации путем реставрации идеи государства» (С. 241).

6

Taine. Origines de laFrance contemporaine, le Regime moderne (T. I. C. 160 и след.). – Ср. A. Sorel. L’Europe et la Revolution (T. I. C. 11 и след.).

7

Bossuet. Politique tiree de l’Ecriture sainte (Кн. IV. Гл. I. Пол. 3) доходит до того, что говорит: «Они – боги и некоторым образом обладают независимостью божества».

8

Ср. эдикт Людовика XIV в августе 1692 г. Anciennes lois francaises (T. XX. C. 165).

9

Bossuet. Politique (Кн. IV. Гл. I. Пол. 1).

10

Bossuet. Cinquieme Avertissement aux Protestants (Сочинения. Изд. Besancon. T. XI. C. 160 и 161). См. заглавие 56 главы (Cinquieme Avertissement): «Взаимный интерес государей и народов установляет самую естественную границу власти».

11

Bossuet. Politique (Кн. III. Гл. I. Пол. 1).

12

Holtzendorff. Principien der Politik (Berlin, 1869. C. 223).

13

Lamennais. Des progres de la Revolution (C. 199).

14

Premiere Lettre sur la Tolerance (Сочинения. T. II. C. 677, 686).

15

Holtzendorff. Principien der Politik (C. 223).

16

«Вообще, всякое право должно исходить от общественной власти…» – «Без правительства земля и имущества будут принадлежать всем, подобно воздуху и свету». Bossuet. Politique (Кн. I. Гл. III. Пол. 4).

17

Bossuet. Cinquieme Avertissement (Сочинения. T. XI. C. 133).

18

Bossuet. Cinquieme Avertissement (Сочинения. T. XI. C. 145).

19

Ibid (Сочинения. T. XI. C. 132).

20

A. Sorel. LEurope et la Revolution (T. I. C. 36). По правде сказать, «нет права, которое бы все признавали и уважали, но есть права, которые каждый всегда готов предъявить».

21

Индивидуум, отсутствующий в политической философии, отсутствует и в тогдашней литературе. – Ср. Brunetiere. Evolution de la poesie lyrique en France au XIX siecle (T. I, 1-я лекция).

22

Politique (Кн. II. Гл. II. Пол. 12). – Cp. Cinquieme Avertissement (Сочинения. T. XI. C. 150).

23

См. перечисление этих выгод. Politique (Кн. II. Гл. I. Пол. 8, 10, 11). – Ср. Cinquieme Avertissement (Сочинения. T. XI. С. 160).

24

A. Sorel. L’Europe et la Revolution (T. I. C. 13).

25

J. Denis. Bayle et Jurieu (C. 67): «Редко можно видеть так мало заботы о праве и гуманности, как в XVIII веке. Всем жертвовали ради государства, славы короля, ради какого-то порядка и дисциплины».

26

О Бейле и Фонтенелле см. у Faguet. Dix-huitieme siecle. Очерки 1И2.

27

См. Voltaire. Poeme sur la Loi naturelle и Idees republicaines (Сочинения. Изд. Didot. T. V. C-399).

28

Nouvelles Remarques sur l’histoire (Сочинения. T. V. C. 66–67).

29

Traite sur la Tolerance (Сочинения. T. V. C. 519).

30

Remarques de l’Essai sur les moeurs (Сочинения. T. V. C. 60).

31

См. Faguet. Dix-huitieme siecle. Очерк о Вольтере.

32

Я нахожу, однако, у него следующее: «Нужны были века, чтобы воздать должное гуманности, чтобы почувствовали, как ужасен факт, что сеет большинство, а собирает в житницы меньшинство». (Lettres sur les Anglais, 9-е письмо).

33

Pensees sur l’Administration (Сочинения. T. V. C. 351).

34

Traite sur la Tolerance (Сочинения. T. V. C. 516).

35

La Voix du sage et du peuple (Сочинения. T. V. C. 347).

36

«Он ждет всего от государства и, в сущности, работает только для государства». Его идеал – «деспотизм, умеряемый терпимостью и просвещением». A. Sorel. L’Europe et la Revolution (T. I. C. 110).

37

Dis cou rs p reliminai re (C. 1).

38

См. статьи: Souverainete, Pouvoir, Gouvernement, Autorite, Liberte politique, Administration.

39

О политике Дидро см. новые труды: A. Ducros. Diderot, l’homme et Vecrivain и Joseph Reinach. Diderot (в Collection des grands ecrivains).

40

Systeme social (T. I. C. 10).

41

Systeme social (T. I. C. 17).

42

Ibid. (Т. I. C. 105).

43

Ibid. (Т. I. C. 59).

44

Ibid. (Т. II. С. 19 и Т. I. C. VIII).

45

Ibid. (Т. I. C. 25).

46

Ibid. (T. II. C. 57).

47

Ibid. (Т. II. C. 25).

48

Ibid. (T. II. C. 40).

49

Systeme social (T. II. C. 41).

50

Ibid. (Т. II. C. 76 и T. I. e. VIII).

51

Ibid. (Т. II. C. 6 и 20): «Править значит поддерживать, покровительствовать и вести общество к счастью».

52

Ibid. (Т. II. С. 83).

53

Ibid. (Т. III. C. 1).

54

Ibid. (Т. III. C. 3).

55

Systeme social (T. III. C. 115).

56

Ibid. (T. II. C. 86 и след.).

57

Dupont de Nemours. Correspondance avec J.-B. Say (y Guillaumin’a, в Collection des principaux Economistes. T. II. 4. 1-я. C. 397).

58

Baudeau. Introduction a la Philosophie economique (Ibid. T. II. 4. 2-я. C. 787). – Cp. Quesnay. Maximes generales (Ibid. T. II. 4. 1-я. C. 81).

59

Quesnay. Droit naturel. Гл. II (Ibid. T. II. Ч. 1-я. C. 44). «Его право на все подобно праву каждой ласточки на всех мошек, кружащихся в воздухе; но в действительности оно простирается лишь на тех, каких она сможет схватить…»

60

Quesnay. Droit naturel. Гл. III (Ibid. T. II. Ч. 1-я. С. 46).

61

Dupont de Nemours. Correspondance avec J.-B. Say (T. II. 4. 1-я. C. 396).

62

Quesnay. Droit naturel. Гл. II (Ibid. T. II. 4. 1-я. C. 43).

63

Выражение Дюпон де Немура (Ibid. T. II. Ч. 1-я. C. 22). – Cp. Mercier de la Riviere. Ordre naturel et essentiel des societes. Гл. XXIV.

64

Dupont de Nemours (Ibid. T. II. 4. 1-я. C. 22).

65

Dupont de Nemours. Origine et progres d’une science nouvelle (Ibid. T. II. 4. 1-я. C. 338).

66

Сами физиократы приписывают этой «сущности» божественное происхождение и думают, что «закон создан тою же рукою, которая создала права и обязанности». Dupont de Nemours (Т. 11. 4. 1-я. C. 347).

67

Dupont de Nemours. Origine et progres d’une science nouvelle (Ibid. T. II. 4. 1. C. 338).

68

Dupont de Nemours. Discours preliminaire к Droit naturel Кене (Ibid. T. II. 4. 1-я. C. 20).

69

Это право, no Mercier de la Riviere. Ordre naturel et essentiel des societes (T. I. C. 45–47), является фундаментом каждого общества.

70

Китай по своему правлению, Египет по администрации. Introduction a la Philosophie economique. Гл. III (Collection. T. II. 4. 2-я. C. 680, 796).

71

Origine et progres d’une science nouvelle (Ibid. T. II. 4. 2-я. C. 364).

72

Он написал апологию китайского деспотизма, и L. de Lavergne не без основания заметил, что «она имела вредное влияние на его учеников». (Les Economistes francais au XVIII-e siecle. C. 107).

73

Quesnay. Maximes generales: Maxime I (Collection. T. II. 4. 1-я. C. 81). Ср.: Baudeau. Introduction a la Philosophie economique (Ibid. T. II. 4. 3-я. C. 796).

74

Baudeau. Introduction a la Philosophie economique (Ibid. Т. II. Ч. 2-я. C. 784–785). Ср.: Dupont de Nemours. Origine et progres d’une science nouvelle (Ibid. T. II. 4. 1-я. C. 248).

75

Mercier de la Riviere. Ordre naturel et essentiel des societes (T. I. Гл. XXIV).

76

Mercier de la Riviere. (Ibid. T. I. Гл. XXIV).

77

Baudeau. Introduction a la Philosophie economique (Collection. T. II. 4. 2-я. C. 670).

78

Essais de moral et de politique, франц. перев. (T. VI. C. 29 и след.). Вот примеры положений, которые можно рассматривать «как аксиомы в политике»: наилучшая монархия та, в которой власть наследственна; наилучшая аристократия требует знати без вассалов, а народ, выражающий мнения чрез своих представителей, составляет наилучшую демократию. (Loc. cit. C. 38).

79

Ibid, франц. перев. (T. VI. С. 406).

80

Essais de moral et de politique (T. VI. C. 406).

81

Тенденция Юма вмешивать государство в экономические отношения была справедливо отмечена Эспинасом в Histoire des doctrines economiques (C. 264–265).

82

Leslie Stephen. English Thaught in the eighteenth century (T. II. C. 186).

83

Pfleiderer. Leibniz als Patriot (C. 429).

84

См. в Abrege du droit de la nature et des gens, котор. Formey извлек из сочинений Вольфа, Principes du Droit naturel (Кн. I. Гл. I, § 9, io, 11).

85

Formey. Abrege (Кн. VIII. Гл. I, § 16).

86

Ibid. (Кн. VIII. Гл. 1).

87

Ibid. (Кн. VIII. Гл. IV).

88

Ibid. (Кн. VIII. Гл. III, § 14).

89

Formey. Abrege (Кн. VIII. Гл. III, § 16).

90

Ibid. (Кн. VIII. Гл. III, § 127).

91

Ibid. (Кн. VIII. Гл. III, § 136).

92

Ibid. (Кн. VIII. Гл. III, § 16).

93

Bielfeld. Institutions politiques (T. I. C. 292).

94

Так называет ее Блюнчли в Lehre vom modernen Staat (I. Кн. I. Гл. V).

95

См., напр., Leon Say. Turgot (Collection des grands ecrivains).

96

Turgot. Eloge de Gournay (Сочинения. T. I. C. 272).

97

Turgot. (Сочинения. Т. II. C. 686).

98

L. de Lavergne в своей книге о французских экономистах (les Economistes francais. C. 253), отметил, что Тюрго в начале царствования Людовика XVI далеко не благоволил созванию генеральных и провинциальных штатов; когда друзья, между прочим Мальзерб, упрашивали его, он ничего и слышать не хотел об этом. Затем автор прибавляет: «Тюрго во всем рассчитывал на королевскую власть, руководимую им самим».

99

Ср. Memoire 1775 г-

100

Leon Say сам делает указание на это (Turgot. С. 34).

101