Проблемы насильственной смертности в России

Михаил Владимирович Морев

Александра Анатольевна Шабунова

Константин Анатольевич Гулин

Вера Ивановна Попова

Проблемы насильственной смертности в России

© Морев М.В., Шабунова А.А., Гулин К.А., Попова В.И., 2012

© ИСЭРТ РАН, 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Введение

Социальное благополучие, согласно определению Всемирной организации здравоохранения, наряду с физическим и психическим, является одним из трёх главных компонентов общественного здоровья. Его сущностными характеристиками выступают механизмы социальной защищенности граждан и права людей на свободное, активное проявление своих биологических и социальных возможностей, их реальное воплощение в действительность[1].

Социальное здоровье можно трактовать как состояние индивидуума, группы, общества, соответствующее норме с точки зрения всех статусных параметров (психологического, семейного, социального, культурного, экономического, этнического)[2]. Из этого определения следует, что социальное здоровье состоит из ряда компонентов, которые тесно взаимосвязаны друг с другом и, соответственно, требуют комплексного подхода в своем изучении.

Характеризуя уровень социального благополучия российского общества в 1990-х гг., член-корр. РАН Н.М. Римашевская отметила: «Социальное нездоровье населения проявляется в катастрофическом росте аномалий и асоциального поведения: алкоголизме; наркомании, особенно среди молодёжи; криминализации социальной среды; резком увеличении числа самоубийств»[3]. По данным Всемирной организации здравоохранения, насилие является третьей по распространенности причиной смертности среди лиц в возрасте от 10 до 29 лет. Российская Федерация возглавляет список европейских стран с максимальным уровнем смертности от насильственных причин в этом возрасте.

Кроме того, Россия входит в пятерку стран – лидеров по количеству совершенных убийств и самоубийств. При этом следует отметить, что смертность от этих причин представляет собой лишь «верхушку айсберга». Согласно формуле экспертов ВОЗ, на «n» завершенных самоубийств приходится 10 – 20n парасуицидов, 8n близких и родственников суицидента (которые входят в группу повышенного суицидального риска), 100n людей, помышляющих о самоубийстве или осуществляющих аутодеструктивные действия на подсознательном уровне. Таким образом, в целом в проблему суицидального поведения может быть включено до 4,2 млн. человек, что составляет 2,9 % населения страны.

В сферу проблем, связанных с преступностью, входят не только люди, нарушающие закон, но и жертвы преступлений, а также лица, отбывающие наказание. Все они, так или иначе, оказываются «выключенными» из полноценной жизни общества. Численность осужденных в России за период с 1990 по 2009 г. увеличилась на 66 % (с 537,6 до 892,2 тыс. человек), при этом их возрастной состав практически не менялся: более половины из них (54 %) относятся к возрастной группе от 14 до 30 лет.

Таким образом, высокая смертность населения, прежде всего от внешних причин, в число которых входят убийства, самоубийства, отравления, травмы, дорожно-транспортные происшествия и другие несчастные случаи, для современного российского общества является одной из наиболее актуальных проблем. Большие потери в результате их распространения стали особенностью нашей статистики, они приобрели длительный и устойчивый характер в большинстве регионов страны[4].

Важно подчеркнуть, что этот факт обусловливает необходимость проведения региональных исследований проблем насильственной смертности. Субъекты Российской Федерации неоднородны по своим социально-демографическим, историческим, национальным и иным признакам, поэтому профилактика социальных патологий должна учитывать их специфику, что требует научно обоснованного подхода к ее организации.

С 2010 г. коллективом ИСЭРТ РАН под научным руководством доктора экономических наук, профессора В.А. Ильина проводится исследование социального здоровья. Оно является продолжением долгосрочного мониторинга психологического климата и психического здоровья населения, который осуществляется с 2000 г. Смена направленности исследования была связана с тем, что различные отклонения психики от нормы, так же как и формы девиантного поведения, рассматриваются как следствие социального нездоровья общества, то есть с 2010 г. негативные процессы и явления, происходящие в социуме, начали изучаться более углубленно в связи с изменением объекта и предмета исследования.

Целью исследования, результаты которого представлены в данной монографии, стал комплексный анализ проблем суицидального поведения и преступности как наиболее ярких форм девиантного поведения и насильственных причин смертности населения, что обеспечивает их репрезентативность в качестве индикатора социального здоровья общества.

Кроме сравнительного анализа основных тенденций преступности и суицидального поведения в регионах Российской Федерации в работе представлены результаты научных исследований по выявлению факторов риска убийств и самоубийств; вычислению латентного уровня преступности и определению фактического числа совершенных правонарушений; определению социальных характеристик населения, чаще всего становящегося жертвами правонарушений; оценке социально-экономического бремени суицидов и убийств.

В монографии содержится также анализ отечественного и зарубежного опыта организации системы профилактики насильственных причин смертности. На его основе выявлены основные проблемы отечественной системы превенции социальных патологий, приведены практические рекомендации по их устранению.

Таким образом, материалы научных исследований, публикуемые в данной монографии, представляют собой попытку осмысления и оценки современных тенденций социального здоровья, наблюдаемых как на региональном уровне, так и на территории Российской Федерации в целом; научное обоснование и выработку управленческих решений, направленных на снижение распространенности социальных патологий в обществе.

Глава 1

Теоретико-методологические подходы к исследованию социального здоровья населения

1.1. Эволюция теоретических подходов к пониманию социального здоровья и методов его измерения

Сложность человека как биосоциального и духовного существа требует рассмотрения здоровья как единства морфологических, психоэмоциональных, социально-психологических и духовно-нравственных показателей. Всемирная организация здравоохранения определяет здоровье как «не просто отсутствие болезней, а объективное состояние и субъективное чувство полного физического, психического и социального благополучия». В более широком смысле здоровье можно рассматривать как феномен культуры и мировоззренческую ценность, определяющую стиль и образ жизни человека.

Социальное здоровье выступает важной характеристикой как индивидуального здоровья личности, так и здоровья социума. На уровне социума – это сущностная характеристика жизнеспособности всего общества как социального организма, его возможности гармоничного развития в экономической, политической, духовной сферах, способности всей общности и каждого ее члена в конкретных условиях наиболее эффективно осуществлять свои социальные и биологические функции.

На индивидуальном уровне социальное здоровье является интегральной характеристикой полноценности физического, психического, социального и духовного функционирования личности, зрелости механизмов личностной саморегуляции, способности человека эффективно взаимодействовать с другими людьми и выступать активным субъектом своей жизни.

Социальное здоровье первоначально рассматривалось в рамках медицинской социологии – науки, использующей социологические данные для объяснения демографических и биологических проблем общества. Экономисты, политологи и социологи (Т. Мальтус, К. Маркс, Э. Фромм, Э. Дюркгейм), характеризуя социальное здоровье общества, оперировали медицинскими терминами. При этом рассматривали не все общество в целом, а отдельные его компоненты – социальные группы, процессы и явления.

Основатель теории «человеческих отношений» Э. Мэйо утверждал, что главная проблема современности – установление мира в промышленности, преодоление опасной социальной болезни – конфликтности. По его мнению, социальное здоровье – это «социальное равновесие», «состояние сотрудничества». К нему и нужно всячески стремиться, используя не только экономические, но и психологические методы, в частности формирование благоприятного психологического климата в производственных коллективах, чувства удовлетворенности трудом, демократического стиля руководства.

В начале XX века начинает разрабатываться понятие о социальных болезнях, к которым были отнесены туберкулез, венерические болезни, алкоголизм, некоторые виды психозов. В середине XX века сама медицина стала объектом социологии. Появилась новая наука – социология медицины, чему способствовали работы Т. Парсонса, Р. Штрауса. Таким образом, сменился вектор изучения проблемы социального здоровья, однако данная категория по-прежнему рассматривалась в рамках медицины и биологии.

Традиция рассмотрения здоровья в социальном аспекте была заложена во второй половине ХХ в., когда на первые места в структуре заболеваемости и смертности вышли болезни, вызванные не внешними, а внутренними (поведенческими) причинами. Социологические исследования стали уделять все больше внимания проблемам качества жизни. У истоков теоретической разработки проблем здоровья в социальном аспекте стоят американские исследователи Д. Мездок и E. Френдсон, которые перенесли социальные закономерности на медицину, рассматривая состояние здоровья как определенную форму поведения индивида.

Одно из первых определений социологии здоровья в 80-е годы дали В.Н. Иванов и В.М. Лупандин, которые считали, что данная научная дисциплина исследует «закономерности формирования и сохранения здоровья человека функционирования разнообразных условий и факторов, влияющих на здоровье различных социально-демографических и профессиональных групп населения, а также деятельности по охране здоровья людей». По мнению специалистов, основными в предмете социологии здоровья являются категории «образ жизни» и «качество здоровья», «право на здоровье» и другие.

В 80-е годы ХХ столетия вводится также новый показатель уровня социального развития – индекс развития человеческого капитала. Появление этого критерия означало, что на смену экономическим теориям, в основе которых был валовой национальный продукт, пришла новая концепция, ориентированная на повышение социального здоровья человека, поскольку, кроме роста доходов, существуют и другие цели развития индивида: образование, долголетие, участие в общественной жизни и т. д. В этом контексте формируются новые направления в изучении социального здоровья: во-первых, исследование механизмов улучшения социального здоровья; во-вторых, анализ природы и сущности социального здоровья; в-третьих, разработка проблемы управления социальным здоровьем, которая, в частности, включает управление качеством труда, технологий, образования, окружающей среды, культуры и науки, социальных и экологических систем; в-четвертых, выделение основных сегментов анализа социального здоровья, среди которых наиболее подробную разработку получили следующие аспекты:

– социально-экономический аспект, предполагающий анализ экономического развития, целью которого является создание условий для развития цивилизации по таким индикаторам, как уровень потребления продуктов питания, уровень и качество потребления услуг, уровень и качество здоровья, образования, безопасности личности, социального обеспечения и др.;

– экологический аспект, предполагающий анализ существующей экологической политики, направленной на сбалансированное развитие природы и общества, и выделение таких индикаторов, как уровень развития антропогенных и экологических систем, состояние окружающей среды, состояние расширенного воспроизводства возобновляемых природных ресурсов и др.;

– демографический аспект, предусматривающий анализ качества населения и выделение таких показателей, как суммарный коэффициент рождаемости, условный коэффициент депопуляции, ожидаемая продолжительность жизни при рождении, младенческая смертность, заболеваемость населения, материнская смертность и др.;

– духовно-культурологический аспект, направленный на анализ развития культуры, и выделение таких индикаторов, как уровень духовных потребностей личности, удовлетворенность состоянием культурно-досуговой сферы, ее доступностью, состояние этнокультурного разнообразия.

Научно-исследовательская традиция в отечественной социально-философской литературе, посвященной изучению проблем здоровья, имеет свои особенности. Исследование ценностей и смысла жизни, соотношения индивидуального и общественного является центральным вопросом в философии всеединства Н.А. Бердяева, В.С. Соловьева и П.А. Флоренского. Состояние здоровья рассматривается как комплексное явление, включающее в себя экономические условия развития общества, качество окружающей среды, условия, созданные обществом для реализации возможностей личности, а также оценку этих условий самой личностью (А.С. Акопян, Г.Н. Голухов, Ю.В. Шиленко, В.А. Бояджян, В.Ю. Семенов, Б.Г. Юдин, А.Ж. Демин). В названном контексте здоровье представляет скорее «социальное явление, а не физическую сущность или характеристику индивидов, поскольку низкий уровень здоровья, высокая склонность к заболеваниям нарушают эффективное выполнение социальных ролей, поэтому здоровье, прежде всего, ценный социальный ресурс для индивидуальных достижений и стабильного функционирования общества» (А.В. Александрова, Н.А. Зоркая, Н.М. Мартынова).

Основы социологического подхода к пониманию социального здоровья лежат в теоретических концепциях здоровья Т. Парсонса и Э. Фромма[5].

Концепция Т. Парсонса основывается на представлении о болезни как специфическом типе социальной девиации, которая изменяет социальный статус индивида, выполнение привычных ролевых функций, влияет на отношения с окружающими. Болезнь формирует у личности определенные социальные ожидания в отношении ближайшего окружения и общества в целом. Парсонс рассматривает заболевание или отклонение от привычной нормы как динамичный процесс, характеризующийся развитием и сменой качественно отличных друг от друга этапов, выработкой оптимальных типов поведения на основе принимаемых решений.

Концепция Э. Фромма основывается на положении о том, что здоровье личности зависит в первую очередь не от нее самой, а от структуры данного общества. При этом общество оказывает как развивающее, так и деформирующее влияние на человека.

Таким образом, следуя социологическому пониманию социального здоровья, можно сказать, что в самом общем виде оно представляет собой сложный социальный феномен, возникающий в процессе взаимодействия индивида с социальной средой и отражающий уровень этого взаимодействия. Социальное здоровье обусловливается, с одной стороны, статусно-ролевыми и аксиологическими характеристиками самой личности, а с другой – специфическим влиянием ближайшего окружения и общества в целом (детерминированного существующим социальным укладом).

Категория «социальное здоровье» имеет немаловажное значение в теории социального и человеческого капитала. Здоровье и все его виды сами по себе являются капиталом, который человек использует для достижения своих жизненных целей, руководствуясь определенными ценностными установками. В связи с этим социальное здоровье служит необходимым условием сохранения и развития социального и в конечном счете человеческого капитала.

Основоположники теории социального капитала (П. Бурдье, Д. Коулман, Р. Патнэм) с различных позиций рассматривали возможности наиболее эффективного социального устройства общества.

Пьер Бурдье, использовавший марксистский подход, выделял три формы капитала: экономический, культурный и социальный. Он считал, что обладание социальным капиталом вовсе не обязательно приводит к обладанию экономическим капиталом, однако является атрибутом элит, средством удержания власти и привилегий. Джеймс Коулман, изучив опыт неэлитарных групп, полагал, что маргинальные сообщества или рабочий класс также могут получать пользу от обладания социальным капиталом. Роберт Патнэм, рассматривая социальный капитал с точки зрения политологии, пришел к выводу о его огромном значении для благосостояния людей.

Несмотря на различия в подходах основоположников социального капитала, социальное здоровье в их теориях выступает критерием общественного развития, поскольку является качественной характеристикой социальных связей, возникающих между социальными группами, слоями, индивидами. Так, например, сообщества с высоким социальным капиталом меньше страдают от преступности и других социальных девиаций, лучше развиваются экономически.

В настоящее время в социологической науке наиболее известны два принципиальных подхода к исследованию социального здоровья[6]:

1. Первый подход – плюралистический. В его русле социальное здоровье рассматривается как отражение не только физического (физиологического) и психического статусов человека, но и его социального статуса, детерминированного, в том числе, определенным ценностным мировосприятием. То есть физический и психический статусы человека выступают, наряду с его социальным статусом, основными показателями социального здоровья, охватывая в своем единстве всю совокупность его сущностных параметров. Таким образом, плюралистический подход обосновывает в самом широком смысле необходимость изучения социального здоровья с таких трех основных позиций, как физическое, психическое и собственно социальное здоровье человека.

2. Гносеологический подход (более узкий), напротив, опирается на положение о том, что социальное здоровье представляет собой интегративный показатель совокупности определенных объективных и субъективных социальных характеристик личности. Физические и психические характеристики рассматриваются вне структуры социального здоровья в системе его личностных факторов. Такая исследовательская логика основывается на признании опосредованности влияния психических и физических параметров человека на общий показатель его социального здоровья. Механизм этого влияния состоит в непрерывном формировании в социальной структуре личности под воздействием изменяющихся состояний психики и организма социальных новообразований, обусловливающих изменение социальных показателей и в конечном счете общее состояние социального здоровья индивида.

В основе такой точки зрения лежит понимание социального здоровья как «продукта» социальных взаимодействий индивида в обществе, а также приоритет статусных и поведенческих характеристик личности, ценностной природы ее жизнедеятельности. Соответственно базовым процессом, определяющим параметры социального здоровья человека, необходимо рассматривать процесс его социализации. Гносеологический подход позволяет сосредоточиться на социальных показателях социального здоровья, выявить их многогранность, функциональную специфику, меру влияния и уровень взаимосвязи и взаимозависимости.

Таким образом, анализ различных теоретико-методологических подходов к пониманию сущности социального здоровья дает возможность сделать вывод о том, что современное, мультидисциплинарное понимание социального здоровья сложилось относительно недавно. Одни ученые по-прежнему рассматривают социальное здоровье в русле «медицинской теории» (Г.Л. Волков, Н.И. Уткин, К.Н. Хабибуллин). Другие сводят анализ социального здоровья к поиску корреляционных связей между состоянием физического здоровья и социальными характеристиками (доходы, общественный статус и т. д.). Вместе с тем изучение социального здоровья общества как целостной системы, состоящей из отдельных подсистем и обеспечивающей длительное и благополучное состояние общества, находится на стадии формирования и систематизации комплекса знаний, накопленных в рамках различных научных дисциплин.

Теоретические подходы к трактовке понятия «социальное здоровье» можно представить в виде следующей таблицы (табл. 1).

Таблица 1. Подходы к трактовке понятия «социальное здоровье»

По нашему мнению, к изучению социального здоровья следует подходить с социологической точки зрения (Т. Парсонс, Э. Фромм), трактующей его как сложный социальный феномен, возникающий в процессе взаимодействия индивида с социальной средой и отражающий уровень этого взаимодействия. В данном аспекте личность и общество рассматриваются в комплексе, что, на наш взгляд, является необходимым условием анализа социального здоровья.

1.2. Методологические подходы к оценке социального здоровья

В ряду дискуссионных вопросов исследования социального здоровья находится его измерение и оценка. Эта проблема была поднята еще одним из основоположников социологии как самостоятельной науки Эмилем Дюркгеймом (1858–1917). В труде «Метод социологии» он ставит задачу найти объективный критерий, позволяющий «научно различать здоровье от болезни в разных разрядах социальных явлений»[7]. Трудность оценивания социального здоровья состоит в отсутствии общепринятых критериев, позволяющих отличать больное общество от здорового. Тем более что нет показателей для сравнения социального здоровья населения России с социальным здоровьем населения других стран. Например, хотя Росстат и НИИ МВД предоставляют данные о потреблении алкоголя в России, не существует показателя, который определял бы, какие именно объемы потребления свидетельствуют об алкоголизме как о социальной болезни российского населения[8].

Специалистами ООН была предложена система социальных индикаторов, которая используется в настоящее время на международном уровне. Она содержит 186 показателей, которые распределены по 11 социально значимым областям. На основе анализа различных подходов к классификации индикаторов социального здоровья могут быть выделены следующие основные виды социальных индикаторов: объективные и субъективные; социальной и природной среды; внешние и внутренние, количественные и качественные.

Объективные индикаторы подразделяются на индикаторы природной среды, к которой относятся экономико-географическое положение, природно-климатические условия, природно-ресурсный потенциал; и социальной среды, к которой относятся демографические, экономические, правовые, культурные, здравоохранительные, образовательные и другие сферы жизнедеятельности общества.

Субъективные индикаторы – это оценка самим человеком условий жизнедеятельности, зависящая от мировоззрения, индивидуально-психологических особенностей личности и отражающая мнение индивида о своем самочувствии и благосостоянии (доходы и потребление; расходы; накопленное имущество и жилищные условия; соотношение уровня доходов и стоимости жизни; социальная дифференциация; состояние социальной сферы).

К количественным индикаторам относятся: уровень дохода и его распределение в обществе, степень потребления различных материальных благ и услуг по классам товаров, занятость населения. К качественным индикаторам – показатели условий труда, быта и досуга, материального благосостояния, показатели уровня образования и культуры, системы здравоохранения.

Социальное здоровье в определенной степени зависит и от такого индикатора, как «социальный ресурс», или «социальный капитал», личности. Компоненты социального ресурса, определяющего социальное здоровье, таковы: социальное происхождение, условия первичной социализации, возраст, образование, квалификация, уровень материального благополучия, этнокультурная и религиозная принадлежность, жилищные условия, питание, наличие санитарно-гигиенической информации, навыков и умений в сфере здоровья и др.

Кроме таких важных параметров, как качество и уровень жизни, социальное здоровье характеризуют динамика изменений уровня преступности, средней продолжительности жизни, уровня смертности и рождаемости, соблюдение принципов социальной справедливости.

Круг параметров здоровья может быть значительно расширен на основе концепции социального здоровья и понятия социальной безопасности. К примеру, в концепции В.Н. Ярской[9] возможность расширения понятия социального здоровья до уровня категории связана с сопутствующими понятиями социального благополучия, социального комфорта, социальной безопасности, устойчивости социального статуса. При этом система статусных характеристик социальной группы или отдельно взятого индивида охватывает параметры экономического, этнического, профессионального, образовательного, семейного, интеллектуального, культурного и психологического укоренения человека в социуме. Понятие статуса в таком понимании созвучно по смыслу понятию статуса здоровья. Интегральными направлениями статуса социального здоровья выступают показатели младенческой смертности, плохого обращения с детьми, нищеты, самоубийства, наркомании и т. д.

Обобщая отечественный и зарубежный опыт исследования социального здоровья, необходимо отметить его комплексный характер. С учетом этого структуру социального здоровья можно представить в виде следующей схемы (рис. 1).

На первых этапах нашего исследования основным объектом будет выступать общественный уровень социального здоровья, и в частности его демографический, социально-экономический и духовно-культурный аспекты, которые мы рассмотрим через призму смертности населения от убийств и самоубийств.

Мы акцентируем внимание именно на этих компонентах социального здоровья и причинах смертности населения, поскольку социальные патологии наиболее объективно отражают состояние социального здоровья на определенной территории. Социальное здоровье – характеристика такого здорового общества, где минимален уровень социальных болезней[10]. Увеличение числа случаев асоциального поведения, в частности алкоголизма, наркомании, криминализации социальной среды, и резкий рост числа самоубийств, по словам Н.М. Римашевской, служат теми критериями, которые свидетельствуют об актуальности проблемы социального нездоровья российского общества[11].

Рис. 1. Структура социального здоровья населения

Убийства и самоубийства – это критические и поэтому наиболее яркие проявления социального нездоровья общества. При этом первые в большей степени отражают внешние признаки (уровень и качество жизни, социальную структуру населения), вторые – внутренние (отношения в микросоциуме, состояние психологического климата). Кроме того, убийства и самоубийства, как виды девиантного поведения, представляют собой формы протеста и агрессии, направленные на окружающих (в первом случае) и на себя (во втором случае). Таким образом, динамика распространения этих социальных патологий косвенно свидетельствует, с одной стороны, об отношении людей друг к другу, с другой стороны, о психологическом восприятии индивидом своего места в социуме.

В ходе исследования перед нами стояла задача не только поиска факторов и причин распространения убийств и суицидов, но и характеристики этих социальных патологий как актуальных демографических и экономических проблем современного российского общества.

Информационной базой исследования выступили Европейская база данных Всемирной организации здравоохранения «Здоровье для всех», материалы ежегодных отчетов и докладов ВОЗ, база данных Федеральной службы государственной статистики РФ, статистические ежегодники и информационные бюллетени ФСГС (в том числе по Вологодской области), а также результаты отечественных и зарубежных исследований по проблемам преступности, виктимизации (от латинского слова victim – жертва) и суицидального поведения.

Кроме того, с целью углубления и получения более достоверных результатов исследования был выполнен анализ данных социологических мониторингов, проводимых научным коллективом Института социально-экономического развития территорий РАН[12]. Это позволило добавить информацию, которая в настоящее время не учитывается официальной статистикой.

В общем виде перечень методов, примененных в данном исследовании, можно представить в виде следующей таблицы (табл. 2).

Таблица 2. Характеристика методов, использованных в данном исследовании

Некоторые из методологических подходов и конкретных методик, представленных в исследовании, требуют конкретизации:

> Оценка уровня латентной преступности. Для расчета уровня латентной преступности по регионам Российской Федерации использована методика Д.А. Ли, основанная на модульной теории социума, которую предложил социолог А.А. Давыдов. Научная гипотеза теории такова: мир является живой, взаимосогласованной гармонической системой.

В ней человек, общество и природа, как равноправные части, образуют неделимое целое. В целостных социальных системах одновременно присутствуют все пропорции, однако численность каждой пропорции может варьироваться. Незначительная дисгармония присутствует в любой системе, выполняя функцию необходимого разнообразия, выступая необходимым условием самоорганизации. В настоящее время в естествознании накоплен значительный эмпирический материал, который позволяет предположить, что константа необходимой дисгармонии в природных системах составляет около 6 %[13].

По мнению Д.А. Ли, количество преступников в конкретном обществе должно составлять 5,6 % от общего числа населения, выполняя, таким образом, функцию сохранения его целостности как системы и поддержания необходимого разнообразия, что служит необходимым условием самоорганизации системы. Это означает, что хотя латентная преступность и существует, однако она не превышает сложившейся в мире нормы, иначе говоря, той цифры, что признана за средний показатель отклонения от нормы. Таким образом, уровень латентной преступности можно вычислить по формуле:

где ЛП – уровень латентной преступности; число совершённых преступлений – 5,6 % от общей численности населения.

> Оценка социально-экономического ущерба вследствие смертности населения от убийств и самоубийств. Для расчета бремени убийств и самоубийств нами была использована концепция глобального бремени болезней (ГББ; Global Burden of Disease Study), предложенная Мюррэем (Murray) и Лопесом (Lopez) и впервые реализованная в одноименном проекте в 1992 г. Всемирной организацией здравоохранения по инициативе Всемирного банка[14].

По результатам исследования, проведенного в 90-х гг. специалистами ВОЗ, был сделан вывод о том, что данная методика «выявила истинную значимость длительного недооцененного воздействия проблем психического здоровья вследствие нетрудоспособности»[15]. В настоящее время расчеты глобального бремени болезней проводятся ежегодно.

Методика предполагает вычисление индекса DALY. Он представляет собой меру потерь здоровья, которая состоит из суммы двух величин: лет жизни населения, проживающего на рассматриваемой территории, потерянных вследствие преждевременной смертности (YLL); и лет жизни населения, потерянных вследствие нарушений здоровья, не приводящих к смертельному исходу (YLD).

DALY = YLL + YLD

Психические заболевания в сравнении с серьезными медицинскими заболеваниями занимают высокое место в перечне DALYs потому, что возникают в начале жизни и не приводят к ранней смертности, поэтому число лет, прожитых с расстройством, довольно велико и приводит к большому количеству DALYs[16].

Для расчета потерь продуктивных лет жизни нами использовался показатель YLL (Years of Life Lost, потерянные годы жизни из-за преждевременной смертности)[17]. При этом в отсутствие информации о точном возрасте человека на момент совершения суицида было сделано статистическое допущение, что на данный момент он имел средний возраст в группе (12 лет в группе от 10 до 14 лет, 17 лет в группе от 15 до 19 лет и т. д.).

YLL = N * L

где N – число смертельных случаев,

L – средняя продолжительность жизни в возрасте смерти (в годах). В нашем случае за этот показатель был принят возраст выхода на пенсию (54 полных года до выхода на пенсию для женщин и 59 лет – для мужчин).

> Коэффициент специальной (избирательной) виктимности. Данный коэффициент рассчитан по методике, которая была предложена Д.В. Ривманом[18], согласно которой коэффициент массовой виктимности (то есть уровень потерпевших от всех видов правонарушений) исчисляется из количества жертв преступлений за определенный период времени на той или иной территории и общего количества населения в расчете на тысячу, десять тысяч, сто тысяч человек. Этот показатель выражается только в относительных цифрах. Расчет производится по формуле:

где К_вл – коэффициент виктимности по лицам,

П – количество потерпевших от преступлений,

Н – все население региона независимо от возраста.

Аналогичным образом коэффициент избирательной виктимности (то есть уровень потерпевших от какого-либо определенного вида правонарушений) рассчитывается по формуле:

где К_свл – коэффициент специальной виктимности по лицам, то есть виктимности вследствие определенных видов преступлений,

П_с – количество потерпевших от определенных видов преступлений,

Н – все население региона независимо от возраста.

> Данные мониторинга общественного мнения. Результаты социологических исследований использовались нами для решения двух задач: 1) вычисление доли жителей Вологодской области, имеющих признаки социальной дезинтеграции и психических расстройств; 2) уточнение официальных статистических данных, характеризующих уровень виктимности общества (доля людей, ставших жертвами или свидетелями правонарушения). Мы исходили из данных, полученных в ходе опросов, проводимых в рамках научно-исследовательских работ «Мониторинг психологического климата и психического здоровья населения Вологодской области и пути их улучшения» и «Мониторинг общественного мнения по проблеме личной безопасности и оценки деятельности милиции» научным коллективом Института социально-экономического развития территорий РАН с 2001 и 1995 гг. соответственно.

Опросы проводятся Институтом ежегодно (1 раз в год – по изучению психологического климата, 2 раза в год – по оценке деятельности органов милиции) в городах Вологде и Череповце и восьми районах области

(Бабаевском, Великоустюгском, Вожегодском, Грязовецком, Кирилловском, Никольском, Тарногском и Шекснинском). Объем выборочной совокупности составляет 1500 человек в возрасте 18 лет и старше. Репрезентативность выборки обеспечивается соблюдением следующих условий:

пропорций между городским и сельским населением;

пропорций между жителями населенных пунктов различных типов (сельские населенные пункты, малые и средние города);

половозрастной структуры взрослого населения области.

Метод опроса – анкетирование по месту жительства респондентов. Ошибка выборки не превышает 3 %.

Кроме того, с целью выявления факторов риска распространения социальных патологий, в 2007 г. в рамках НИР «Мониторинг психологического климата и психического здоровья населения Вологодской области и пути их улучшения» было проведено исследование суицидальных попыток. Оно заключалось в анализе больничных карт пациентов Вологодской областной психиатрической больницы (ВОПБ), проходящих лечение в связи с попыткой суицида (объем выборки составил 98 человек). Результаты данного исследования позволили выявить социально-экономические условия, в которых чаще всего находятся суициденты, а также типичные для данной категории населения характеристики социального портрета.

> Корреляционно-регрессионный анализ факторов риска. Для того чтобы выяснить причины, влияющие на рост числа убийств и самоубийств, необходим комплексный анализ факторов риска распространения социальных патологий. Он должен учитывать особенности демографической ситуации, уровень и качество жизни населения, степень развития социальной и культурной сферы и многие другие аспекты. Нами был выполнен пробный вариант такого анализа, заключавшийся в установлении корреляционно-регрессионной связи различных факторов социальной среды с уровнем убийств и самоубийств (планируется углубить данное исследование в 2012 г. за счет внедрения дополнительных показателей, кластеризации регионов/муниципальных образований и увеличения динамических рядов данных).

Факторы выбирались исходя из анализа отечественного и зарубежного опыта исследования суицидального поведения. Расчеты проводились для 89 субъектов Российской Федерации за 2009 г., причем рассматриваемые факторы были разделены на четыре группы:

1. Социально-демографические характеристики территорий: удельный вес городского населения в общей численности населения (%); коэффициент демографической нагрузки (на 1000 человек трудоспособного возраста приходится лиц нетрудоспособных возрастов); общие коэффициенты разводимости (на 1 тыс. чел.).

2. Социально-экономические факторы: уровень экономической активности населения (в %); среднедушевые денежные доходы населения (руб.); уровень безработицы (в %); уровень зарегистрированной безработицы (в %); коэффициент фондов (раз); коэффициент Джини; численность населения с доходами ниже величины прожиточного минимума (в % от общей численности населения); удельный вес ветхого и аварийного жилья в общей площади жилищного фонда (в %).

3. Состояние системы здравоохранения: мощность амбулаторно-поликлинических учреждений (на 10 тыс. чел.); численность врачей (на 10 тыс. чел.); численность среднего медицинского персонала (на 10 тыс. чел.).

4. Образ жизни населения: потребительские расходы на алкоголь и табачные изделия (в % от общего уровня расходов); объем продажи водки и ликеро-водочных изделий (литров на душу населения).

Таким образом, для решения поставленных задач мы использовали социологические, математические и экономические методы исследования, при этом уделяя особое внимание не только данным официальной статистики, но и субъективным оценкам населения, что соответствует принципу комплексности и позволяет с различных точек зрения взглянуть на проблему сохранения и укрепления социального здоровья общества.

Глава 2

Насильственная смертность как индикатор социального здоровья общества

2.1. Убийства и самоубийства в контексте социального здоровья

Чтобы ответить на вопрос о том, можно ли считать насильственную смертность индикатором социального здоровья, необходимо в первую очередь определить ее место в структуре общей смертности населения.

Причины смерти разделяются на естественные и неестественные. Естественная смерть – это исход, который обусловлен физиологическими причинами, делающими невозможным существование целостного живого организма из-за наступающего в глубокой старости полного исчерпания физиологических ресурсов организма, из-за недостатка физиологических ресурсов молодого живого организма вследствие глубокой недоношенности (незрелости) плода и несовместимых с жизнью пороков развития организма.

Неестественная смерть – это исход жизни, наступивший ранее физиологического предела. Причиной такого исхода могут быть болезни и повреждения. Ненасильственная смерть – это смерть, при которой не нарушаются какие-либо правовые нормы. Это бывает в случаях смерти от заболеваний или при естественной (физиологической) смерти. Насильственной называют смерть, наступившую в результате убийства, самоубийства и случая[19].

Таким образом, ключевым отличием ненасильственной смертности от насильственной является то, что последняя предполагает нарушение правовых норм, и это, на наш взгляд, дает основание трактовать ее как показатель, свидетельствующий об уровне социального здоровья общества.

Кроме того, термин «криминальное насилие» обозначает ряд запрещенных законом физических или психических действий, совершаемых в отношении других лиц вопреки их воле и желанию, причиняющих им физический вред и моральный ущерб[20]. Из этого определения следует, что в случае насильственной смерти нарушается не только юридическая сторона закона, но и морально-нравственные принципы. Статистика смертности от насильственных причин свидетельствует об уровне и характере отношений в обществе, а также о том, насколько значима в данном обществе такая ценность, как человеческая жизнь.

Насильственные причины смертности входят в состав XIX («Травмы, отравления и некоторые другие последствия воздействия внешних причин») и XX («Внешние причины заболеваемости и смертности») классов Международной классификации болезней, травм и причин смерти (МКБ)[21].

Следует отметить, что смертность от насильственных и внешних причин не являются идентичными понятиями. Для характеристики социального здоровья не является информативной смертность от таких причин, как случайное утопление или поражение электрическим током, поскольку в данном случае не идет речь об осознанных активных действиях человека, повлекших за собой смерть. Насильственные причины смертности связаны с агрессией и аутоагрессией, что также является основанием для рассмотрения их в качестве индикатора социального здоровья общества.

Агрессия – это мотивированное деструктивное поведение, противоречащее нормам (правилам) сосуществования людей в обществе, наносящее вред объектам нападения (одушевленным и неодушевленным), приносящее физический ущерб людям или вызывающее у них психологический дискомфорт (отрицательные переживания, состояние напряженности, страха, подавленности и т. п.)[22]. Аутоагрессия – форма агрессивного поведения, направленного на самого себя.

В статистике смертности прямым и самым ярким проявлением агрессии выступает убийство. Наиболее распространенной формой аутоагрессии можно считать суицид, который также имеет открытый характер, в отличие, например, от смертности в результате потребления алкоголя, наркотиков или табачной продукции. Репрезентативность убийств и самоубийств как наиболее ярких представителей насильственной смертности и индикаторов социального здоровья состоит в том, что последствия суицидальных попыток или покушений на убийство носят одномоментный характер, они зависят непосредственно от воли и деструктивной активности человека на данный момент времени.

Проблема суицидального поведения и смертности населения от насильственных причин является актуальной не только в России, но и во всем мире. Суицид представляет собой глобальную проблему для мирового здравоохранения. По статистике, в результате самоубийств в мире умирает больше людей, чем в результате войн и насильственных убийств, вместе взятых. По данным ВОЗ, общее количество смертей от суицида приближается к миллиону в год. Тенденции таковы, что к 2020 году число самоубийств, по всей видимости, возрастет в полтора раза[23]. Оценивая актуальность данной проблемы в России, Всемирная организация здравоохранения признала нашу страну находящейся в состоянии вялотекущей чрезвычайной ситуации[24].

Российская Федерация является также одной из стран-лидеров по уровню преступности. По данным Института экономики и мира, индекс безопасности в Российской Федерации равен 3,5, что соответствует таким странам, как Филиппины, Пакистан, Эфиопия, Нигерия, Турция, Азербайджан, Грузия. Более высоким значением индекса (что соответствует более напряженной ситуации) обладают только Индия, Мьянма и Республика Конго (по 5 соответственно)[25]. Для сравнения: в развитых странах величина индекса безопасности ниже: во Франции, Италии, Испании, Дании, Норвегии, Великобритании, США – по 2,5; в Германии, Австрии, Бельгии, Финляндии, Греции, Канаде, Швейцарии, Швеции – по 1,5. В годы экономического кризиса многие из показателей, учитываемых при расчете данного индекса, резко выросли, что свидетельствовало о снижении безопасности в мире. Так, в докладе Института экономики и мира отмечается увеличение на 5 % уровня убийств, рост протестных выступлений, приводящих к кровопролитным столкновениям, и, как итог, страх населения перед преступностью.

Убийства и покушения на них, как наименее латентный вид преступлений, находят объективно точное отражение в статистических показателях. Поэтому данный вид является своеобразным индикатором общей криминальной ситуации в стране.

По данным ВОЗ, Российская Федерация на протяжении последних 20 лет ежегодно входит в пятерку стран, имеющих наиболее высокий уровень смертности населения от самоубийств (в 1990 г. Россия занимала 6 место). Из 53 государств, данные о которых доступны в Европейской базе «Здоровье для всех», за период с 1998 по 2008 г. Российская Федерация ежегодно демонстрировала наиболее высокий уровень смертности от убийств. В среднем за 1998–2009 гг. он составил 23,5 случая на 100 тыс. нас. (табл. 3).

Таблица 3. Ранжирование стран – лидеров по уровню смертности от убийств и самоубийств (число умерших на 100 тыс. населения; объем выборки – 53 страны)

Россия возглавляет также список европейских стран с максимальным уровнем смертности от насильственных причин среди молодежи в возрасте от 10 до 29 лет. По данным ВОЗ, ежедневно в Европе в результате насилия погибают примерно 40 молодых людей в возрасте от 10 до 29 лет или более 15 тыс. человек в год[26]. Насилие является третьей по значению причиной смертности в этой возрастной группе. При этом в странах Западной Европы уровень смертности лиц в возрасте от 10 до 29 лет несоизмеримо меньше, чем в России (например, в Германии, Австрии – по 0,5 случая на 100 тыс. нас., в России – 15,9).

Динамика убийств и самоубийств в Российской Федерации имеет схожие тенденции и тесно связана с социально-экономическими процессами, происходящими в стране. Рост уровня смертности от данных причин наблюдался в те периоды, когда в России имели место экономические кризисы (1991, 1998 гг.). Отражение социально-экономических катаклизмов на уровне смертности от убийств и самоубийств продолжалось в течение 4–5 лет, после чего наблюдался период снижения смертности, связанного с постепенной адаптацией населения к изменившимся социально-экономическим условиям.

Стабилизация социально-экономической и политической ситуации, которая была достигнута в начале 2000-х гг., привела к тому, что ауто-деструктивная активность населения стала снижаться. Мировой финансовый кризис 2008 г. незначительно отразился на уровне смертности от суицидов, однако в целом не повлиял на позитивные тенденции снижения смертности. Во многом это произошло благодаря уже накопленному опыту преодоления кризисов, который в 90-х гг. приобрели как органы государственной власти, так и широкие слои населения.

Вместе с тем следует отметить, что уровень смертности от самоубийств в Российской Федерации ежегодно превышает смертность от убийств. На протяжении всего периода с 1990 по 2010 г. он также был выше предельно-критического значения, установленного Всемирной организацией здравоохранения (20 случаев на 100 тыс. населения; рис. 2). Для сравнения: в странах Европейского региона среднее число случаев самоубийств составляет 11,9 на 100 тыс. населения, убийств – 1,5 случая[27].

Убийство – это один из тех видов преступлений, которые обладают наименьшей степенью латентности, то есть наиболее четко регистрируются официальной статистикой. Однако показатель смертности от убийств нельзя рассматривать в отрыве от общей криминальной ситуации.

Зарегистрированная преступность, включающая в себя те правонарушения, которые приняты на учет в органах милиции, прокуратуры и в суде, является первоначальным статистическим показателем уголовной статистики. Однако определенная часть преступлений не учитывается в текущей официальной отчетности и составляет латентный уровень. В связи с этим фиксируемые статистические данные дают общее представление о криминальной ситуации, но не содержат полной информации о ней.

Рис. 2. Соотношение уровня убийств и самоубийств в Российской Федерации (умерших на 100 тыс. нас.)

Источник: база данных Федеральной службы государственной статистики. – Режим доступа: www.gks.ru

Латентную (скрытую) преступность образуют случаи, не выявленные системой уголовной юстиции и потому не повлекшие применения мер ни государственного, ни общественного принуждения[28]. Установить ее уровень крайне сложно, поскольку он зависит от ряда факторов, поддающихся лишь косвенному статистическому анализу (например, выявление правонарушений, о которых не было заявлено в органы УВД, по результатам социологического опроса). По различным оценкам латентная преступность составляет от двух третей общего числа зарегистрированных преступлений до значения, превосходящего официальную статистику правонарушений в 8 – 10 раз.

По данным ФСГС, уровень общей преступности в стране имеет тенденцию к снижению. Она характерна для всех федеральных округов, в том числе для наиболее неблагоприятных из них – Сибирского, Уральского и Дальневосточного (табл. 4). Однако, по мнению криминологов, в Российской Федерации совершается преступлений в 10–12 раз больше, чем регистрируется. Иными словами, латентная преступность намного превышает зарегистрированную[29]. На одно зарегистрированное преступление приходится четыре незарегистрированных. Ежегодно в России рассматривается свыше 22 млн. заявлений и только по 10 % из них принимается решение о возбуждении уголовного дела[30].

Таблица 4. Уровень преступности в федеральных округах России (число зарегистрированных преступлений на 100 тыс. нас. в возрасте от 14 до 60 лет)

Согласно проведенным расчетам уровень латентной преступности в России в 2,65 раза выше, чем официально зарегистрированное число правонарушений[31]. В некоторых регионах (Рязанская область, Республика Адыгея, Карачаево-Черкесская Республика) этот показатель доходит до 5 раз (прил. 4). Максимальное превышение латентной преступности над официальной наблюдается в Республике Ингушетия (21,8 раза) и Чеченской Республике (14,9 раза). В Вологодской области он составляет 2,47 раза (7 место среди регионов СЗФО), что ниже, чем в среднем по стране и Северо-Западу (прил. 5).

Вклад убийств и самоубийств в общую структуру смертности населения весьма значителен. На долю этих причин приходится 24 % всех смертей, относящихся к классу «Несчастные случаи, травмы и отравления», который по распространенности устойчиво занимает третье место, уступая только смертности от болезней системы кровообращения и новообразований (табл. 5). Как уже отмечалось, сверхвысокий уровень смертности от внешних причин является не только особенностью российской смертности, но и проблемой, влекущей за собой существенные социально-экономические и демографические последствия.

Таблица 5. Структура смертности населения Российской Федерации в 2010 г.

Соотношение регионов по уровню суицидальной активности населения достаточно стабильно: к благоприятным территориям можно отнести субъекты Северо-Кавказского, Центрального и Южного федеральных округов, к неблагоприятным – Сибирского, Уральского и Дальневосточного (рис. 3). Регионы Северо-Западного и Приволжского федеральных округов относятся к группе территорий со средним уровнем самоубийств, входящих тем не менее в группу риска.

Рис. 3. Уровень смертности населения от самоубийств на территории Российской Федерации (число умерших на 100 тыс. нас.)

Источник: база данных Федеральной службы государственной статистики. – Режим доступа: www.gks.ru

В 59 субъектах Российской Федерации уровень смертности населения от самоубийств превышает предельно-критическое значение, установленное Всемирной организацией здравоохранения (прил. 1). По данным на 2010 г. наибольший уровень суицидальной активности населения имеют территории Сибирского федерального округа: республики Тыва и Алтай, Забайкальский край и Республика Бурятия (прил. 1). Повышенный уровень самоубийств в этих субъектах связан с более низким уровнем социально-экономического развития, а также с этнокультуральными особенностями населения, проживающего на данных территориях[32].

Сибирский и Дальневосточный федеральные округа ежегодно входят в число территорий, характеризующихся наиболее высоким уровнем смертности населения от убийств (рис. 4). Кроме того, за период с 1990 по 2010 г. в их регионах (в частности, в Республике Саха, Хабаровском крае и Чукотском автономном округе) в первую очередь был отмечен рост данного показателя (прил. 2).

Такое территориальное распределение убийств связано с численностью населения. Так, по данным Е.М. Щербаковой[33], уровень преступности выше в относительно малолюдных регионах Сибири и Дальнего Востока и ниже в более плотно заселенных регионах центральной и южной части Европейского Центра[34].

По данным на 2009 г. наиболее суицидально активной возрастной категорией являются люди 20–39 лет (34 случая на 100 тыс. нас.), в группе от 40 до 59 лет уровень самоубийств составляет 31 случай на 100 тыс. нас., среди людей старше 60 лет – 29 случаев, в возрасте 5 – 19 лет – 9 случаев.

Среди лиц в возрасте от 10 до 14 лет частота суицидов колеблется в пределах от 3 до 4 случаев на 100 тысяч, а среди подростков 15–19 лет – 19–20 случаев. В мире же средний показатель по этой возрастной категории в 2,7 раза ниже, чем в России[35].

Рис. 4. Уровень смертности населения от убийств на территории Российской Федерации (число умерших на 100 тыс. нас.)

Источник: база данных Федеральной службы государственной статистики. – Режим доступа: www.gks.ru

Таким образом, суицидальное поведение широко распространено среди лиц трудоспособного возраста. В молодежной среде, к которой по определению ЮНИСЕФ относятся люди от 15 до 24 лет[36], средний уровень суицидов по стране составил 25,1 случая на 100 тыс. населения, при этом в Дальневосточном и Сибирском федеральных округах этот показатель почти в 2 раза выше (40 и 48 случаев на 100 тыс. нас. соответственно; рис. 5).

В целом по Российской Федерации уровень суицидов среди представителей данной возрастной группы выше предельно-критического значения, установленного ВОЗ, в 48 регионах (прил. 3).

Рис. 5. Уровень смертности от самоубийств среди лиц в возрасте от 15 до 24 лет на территории Российской Федерации (число умерших на 100 тыс. нас., 2009 г.)

Уровень смертности от убийств среди молодежи по данным на 2009 г. составил 9,2 случая на 100 тыс. населения. Лидерами по данному показателю являются территории Сибирского и Дальневосточного федеральных округов (рис. 6). В 35 регионах уровень убийств в молодежной среде выше среднероссийского, в первую очередь это касается Республики Тыва (76,4 случая на 100 тыс. нас.) и Чукотского автономного округа (64,6; прил. 3).

Рис. 6. Уровень смертности от убийств среди лиц в возрасте от 15 до 24 лет на территории Российской Федерации (число умерших на 100 тыс. нас., 2009 г.)

Как уже отмечалось, преждевременная смертность населения является одним из самых важных факторов ухудшения демографической ситуации в России. Согласно статистике значительную роль в этом играет распространение социальных патологий: убийства, самоубийства, дорожно-транспортные происшествия и алкогольные отравления чаще всего становятся причиной смертности среди мужчин, лиц в возрасте от 20 до 60 лет, жителей сельских территорий (табл. 6).

В Северо-Западном федеральном округе наиболее низкий уровень суицидов отмечается в г. Санкт-Петербурге (10,8 на 100 тыс. нас.) и Мурманской области (13,8), при том, что эти территории имеют самую стабильную динамику его снижения (прил. 1). В остальных субъектах СЗФО смертность от самоубийств превышает предельно-критический уровень, установленный ВОЗ, причем в некоторых регионах почти в 2 раза (Архангельская область, Республика Коми; рис. 7).

Таблица 6. Сравнительный анализ внешних причин смертности в России в различных социальных категориях (умерших на 100 тыс. нас., 2009 г.)

По уровню убийств Вологодская область занимает 36 место среди всех регионов России и 5 место на Северо-Западе (прил. 2). В целом основная доля убийств в Северо-Западном федеральном округе сосредоточена в тех же регионах, что и самоубийств (Архангельская область, Новгородская область, Республика Коми, Ненецкий автономный округ; рис. 8). Это свидетельствует об общем негативном фоне социального здоровья на данных территориях.

В разрезе муниципальных образований Вологодской области позитивные изменения в отношении распространенности самоубийств коснулись 16 территорий (по сравнению с 2009 г.; рис. 9). Прежде всего, существенно снизился уровень смертности от суицидов в Бабаевском, Усть-Кубинском и Никольском районах. Негативные изменения затронули в первую очередь Тотемский и Харовский районы (прил. 6).

Примечания

1

Анисимов А.И. Проблема социально-психологического исследования профессионального здоровья личности // информационный образовательный портал Института прикладных социальных технологий. – Реж. дост.: http://socionom.ru/baza-znanii/polnotekstovye-versii-zhurnalov/uchenye-zapiski-sankt-peterburgskogo-gosudarstvennogo-instituta-psikhologii-i-socialnoi-raboty/vypusk-no1-13-2010/problema-socialno-psikhologicheskogo-issledovanija-professionalnogo-zdorovja-lichnosti/

2

Киреева Н.Н. Междисциплинарное исследование социального здоровья человека [Эл. рес.]. – Реж. дост.: http://socionom.ru/baza-znanii/polnotekstovye-versii-zhurnalov/uchenye-zapiski-sankt-peterburgskogo-gosudarstvennogo-instituta-psikhologii-i-socialnoi-raboty/vypusk-no2-14-2010/mezhdisciplinarnoe-issledovanie-socialnogo-zdorovja-cheloveka/

3

Римашевская Н.М. Русский крест // Природа. – 1999. – № 6. [Эл. рес.]. – Реж. дост.: vivovoco.rsl.ru/VV/JOURNAL/NATURE/06_99/RUSSDEMO.HTM

4

Валиахметов Р. М. Опыт социологического исследования проблемы суицида // Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии / Аналитический центр Юрия Левады (Левада-Центр). Междисциплинарный академический центр социальных наук (Интерцентр). – 2010. – № 1(103). – С. 65–89.

5

Комплексное социально-психологическое исследование «Социальное здоровье подростка» / Ханты-Мансийское региональное отделение Академии социальных технологий и местного самоуправления [Эл. рес.]. – Реж. дост.: http://www.astmsu.ru/project/project_54.html?part=1

6

Там же.

7

Дюркгейм Э. Метод социологии. – Киев, 1899. – С. 55.

8

Рывкина И.В. Социальное нездоровье современной России как предмет изучения социальной науки [Эл. рес.]. – Реж. дост.: http://demoscope.ru/weekly/2008/0351/nauka02.php

9

Ярская В.Н. – д.ф.н., проф., научный руководитель Социологического центра СГТУ, эксперт РФФИ по социальным наукам, заслуженный деятель науки Российской Федерации, почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации.

10

Психология здоровья: учебник для вузов / под ред. Г. С. Никифорова. – СПб.: Питер, 2006. – С. 143.

11

Римашевская Н.М. Русский крест // Природа. – 1999. – № 6 [Эл. рес.]. – Реж. дост.: vivovoco.rsl.ru/VV/JOURNAL/NATURE/06_99/RUSSDEMO.HTM

12

Данные мониторинга общественного мнения Института социально-экономического развития территорий РАН. – Вологда: ИСЭРТ РАН, 2012–2011. Мониторинг осуществляется методом анкетирования по месту жительства. С периодичностью 6 раз в год опрашивается 1500 человек в 10 муниципальных образованиях Вологодской области (Кирилловский, Вожегодский, Шекснинский, Грязовецкий, Никольский, Бабаевский, Тарногский, Великоустюгский районы, а также г. Вологда и г. Череповец). Выборка целенаправленная, квотная. Ошибка выборки не превышает 3 %. Техническая обработка информации производится в программах SPSS и Excel.

13

Давыдов А.А. Модульный анализ и конструирование социума. – М., 1996.

14

Пряткина О.П. Современные индикаторы здоровья населения // Медицинские новости. -2000. – № 10 [Эл. рес.]. – Реж. дост: http://www.mednovosti.by/journal.aspx?article=3054

15

Priebe S., Badesconyi A., Fioritti A. et al. Reinstitutionalisation in mental health care: comparison of data on service provision from six European countries. BMJ 2005; 330: 123-6.

16

Weissman M.M. Функциональное ухудшение может иметь разные значения // Всемирная психиатрия. – 2009. – Т.8. – № 2. – Июнь. – С. 125.

17

Методика измерения DALY на сайте ВОЗ. – Реж. дост: http://www.who.int/healthinfo/global_burden_disease/metrics_daly/en/

18

Ривман Давид Вениаминович (05.11.1929 – 17.02.2007) – адвокат, учёный криминолог, социолог, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ, заслуженный работник МВД СССР.

19

Попов В.Л. Судебная медицина. – С.-Пб.: Юрид. центр Пресс, 2006. – С. 97.

20

Прикладная юридическая психология: учеб. пособие для вузов / под ред. проф. А.М. Столяренко. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2001. – С. 97.

21

МКБ – система группировки болезней и патологических состояний, отражающая современный этап развития медицинской науки. Является нормативным документом, определяющим правила систематизации наблюдений при изучении заболеваемости, причин смерти и деятельности учреждений здравоохранения.

22

Словарь-справочник для родителей, имеющих детей с ограниченными возможностями / под ред. Л.Г. Гусляковой, С.Г. Чудовой. – М.: Просвещение, 1996; Национальная психологическая энциклопедия [Эл. рес.]. – Реж. дост.: http://vocabulary.ru/dictionary/34/word/agresija

23

Портал поддержки международного научного, культурного и делового сотрудничества «Вся Россия». – Реж. дост.: http://www.allru.org/SD/SDShow.asp?SdID=7706

24

Национальная психолого-психиатрическая энциклопедия [Эл. рес.]. – Реж. дост.: vocabulary.ru/

25

В индексе, рассчитанном по 149 странам мира, учитывались уровень преступности, затраты на вооружения, интенсивность вооруженных конфликтов, а также нарушения прав человека.

26

Европейский доклад о предотвращении насилия и преступности среди молодежи (European report on preventing violence and knife crime among young people) World Health Organization, 2010.

27

Европейская база данных ЗДВ (HFA-DB) // Официальный сайт Европейского регионального бюро Всемирной организации здравоохранения. – Реж. дост.: http://data.euro.who.int/hfadb/shell_ru.html

28

Кудрявцев В. Эффективность системы уголовной юстиции // Соц. законность. – 1971. – № 7. С. 14.

29

Антонян Ю.М. Криминология. Избранные лекции. – М.: Логос, 2004. – С. 258.

30

Материалы международной конференции по латентной преступности [Эл. рес.]. – Реж. дост.: http://www.crimpravo.ru/blog/prestupnost/463.html

31

Рассчитано авторами по методике члена Союза криминалистов и криминологов Д.А. Ли (источник: Д.А. Ли. Преступность в России: системный анализ. – М.: Гелва, 1997. – С. 20).

32

Наши подростки сводят счеты с жизнью в три раза чаще сверстников из других стран (материалы интервью с Б.С. Положим) // Российская газета. – 2011. – № 5430 (54). – 16 мар. [Эл. рес.]. – Реж. дост.: http://www.rg.ru/2011/03/15/suicid-poln.html

33

Щербакова Екатерина Михайловна – старший научный сотрудник Института демографии ГУ-ВШЭ, кандидат экономических наук, доцент.

34

Щербакова Е.М. Демоскоп Weekly № 313–314 [Эл. рес.]. – Реж. дост.: http://demoscope.ru/weekly/2007/0313/barom01.php

35

Наши подростки сводят счеты с жизнью в три раза чаще сверстников из других стран (материалы интервью с Б.С. Положим) // Российская газета. – 2011. – № 5430 (54). – 16 мар. [Эл. рес.]. – Реж. дост.: http://www.rg.ru/2011/03/15/suicid-poln.html

36

Здоровье молодежи – необходимость перемен: Руководство ЮНИСЕФ по разработке программ в области охраны здоровья и развития молодых людей. – Женева, 1997. – 126 с.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.