Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дырка для ордена (№4) - Дальше фронта

ModernLib.Net / Альтернативная история / Звягинцев Василий / Дальше фронта - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Звягинцев Василий
Жанр: Альтернативная история
Серия: Дырка для ордена

 

 


Великий князь, как показалось Каверзневу, ждал его звонка. По крайней мере, трубку взял почти немедленно, и нимало не удивился предложению обсудить текущий момент.

– Совершенно с вами согласен. И советую вылетать немедленно. Никого, кроме ближайшего окружения, не ставя в известность. Совершенно, между прочим, случайно, сейчас в Петрограде находится офицер моей свиты с личным самолетом. Если вы готовы морально, я прикажу ему задержаться. Думаю, трех часов вам будет достаточно.

Такая спешка для главы государства как минимум несолидна, но ведь, с другой стороны, и события творятся неординарные. Какой ответственный и решительный политический деятель в подобных случаях проявил бы преступную нерешительность и глупую фанаберию[10], больше заботясь о пунктах протокола, нежели о пользе дела?

– Я согласен, передайте, пусть прогревают моторы.

– Вот и твой Рубикон, Владимир Дмитриевич, – вслух произнес Каверзнев, одновременно резко встряхивая серебряный колокольчик, стоявший у письменного прибора. Камердинер появился почти одновременно с последним затихающим звуком.


– …Таким вот, значит, образом обстоят дела, – подвел итог Олег Константинович, заканчивая излагать обстановку по карте Польши и подробному плану города Варшавы. – Пехота внутренних округов на данный момент к походу за Сан и Вислу совершенно не готова. Гвардейским дивизиям на переброску и боевое развертывание, при всем моем желании, требуется еще не менее недели. Да и потом придется действовать крайне осмотрительно, если мы не хотим положить лучшие кадры в бестолковых уличных стычках.

Бессмысленная гибель Гвардии в мазурской мясорубке пятнадцатого года привела Россию к катастрофе восемнадцатого. Всякое дело приносит успех, любил говаривать Петр, будучи надлежащим образом соображено. Чем мы сейчас и занимаемся. И будьте уверены, как только мне доложат, что рекогносцировка завершена и войска полностью готовы, промедления не будет. Это о военной составляющей нашего вопроса. Что же касается политической… Я, помнится, не так давно вам говорил, что Запад нас предаст непременно, а вы возражали, что представить себе не можете, как именно, а главное – зачем это может быть сделано. Тогда тема развития не получила, не было у меня настроения и времени на праздное теоретизирование.

– А сейчас оно появилось? – не сдержал сарказма премьер.

– Вот именно. Временем мы с вами располагаем, поскольку настоящее дело делают другие, мы же, приняв руководящее решение и отдав все необходимые распоряжения, обречены ждать, какие результаты из сего воспоследствуют. А заодно можем и порассуждать о причинах и следствиях…

– О королях и капусте[11], – вставил Каверзнев. Он не то хотел сострить, не то проявить эрудицию, а вернее всего – просто удержаться на равных в беседе с человеком, перед которым капитулировал в основном и главном.

Князь и поддержал предложенную тональность, и одной фразой сумел указать на истинный расклад сил.

– Об этом тоже можно. К примеру, я распоряжусь, чтобы к ужину приготовили цветную капусту и голубцы. Заодно обсудим сравнительные достоинства этих продуктов…

Но шутки шутками, а ситуация все же требовала серьезного обсуждения.

– Ваш идеализм меня временами в подлинном смысле удивляет, – доверительным тоном сообщил Олег Константинович, – хотя на самом деле все должно быть наоборот. Идеализмом следует страдать мне, а вам – демонстрировать холодный прагматизм и понимание сути процессов, в которых приходится жить и принимать решения.

А может быть, так и должно быть. У меня есть время размышлять, сравнивать прошлое и настоящее, будучи свободным от необходимости немедленно реагировать на происходящее, тем более конкретно отвечать за последствия своих поступков перед избирателями и нацией. Вы спрашиваете (хотя сейчас Каверзнев как раз ни о чем не спрашивал) – зачем Западу затевать столь глупые и никчемные игры? Да потому, что его руководителям, таким же профессиональным политикам, как вы, просто ничего иного не остается.

На самом же деле политика – это не то, чем по необходимости принято заниматься, получив мандат народного доверия на очередные четыре года. Это – инструмент достижения высших, по отношению к партийным программам, целей, а также оптимальный способ ответить на вызовы времени и истории.

Вот, казалось бы, достигнуто идеальное устройство мира. Полтора миллиарда человек пользуются благополучием и всеми возможными преимуществами мира и цивилизации. Россия – равный член сообщества, вносящий свой вклад в общее дело и, казалось бы, никому не мешающий и ни на что особенное не претендующий. Так думаем мы с вами и огромное большинство обывателей Европы и Америки.

Но поставьте себя на место ваших недавних собеседников, руководителей сильнейших европейских держав. Они что, по-вашему, в глубине души согласны признать, будто их единственной ролью и задачей является должность этаких наемных муниципальных чиновников? Следить за сбором налогов, исполнением бюджета и время от времени выходить на выборы, чтобы убедить избирателей в своей способности делать то же самое следующие четыре или семь лет лучше своих оппонентов? Разумеется, нет. Они хотят участвовать в решении судеб мира, еще лучше – их предписывать и направлять. А кто им такое позволит в условиях семидесятилетней стабильности и унылой закоснелости международных договоров и парламентских процедур?

Тут мы им – единственный свет в окошке. Поскольку продолжаем считаться державой в достаточной степени варварской, хотя и союзной. Вспомните историю. Что, Россия в середине ХIХ века чем-нибудь угрожала Европе? Помогла избавиться от Наполеона, честно исполняла свои обязанности по Священному Союзу, держала в согласованных рамках Турцию, отнюдь не предпринимала на карте мира чего-то такого, чего другие не делали. Даже не лезла в африканские и американские дела, ограничиваясь приведением к покорности хищников Средней Азии.

Однако же…

Какова была, по-вашему, причина Крымской войны? Яростной истерики всего «Европейского концерта» по поводу подавления Венгерского и Польского восстаний (при том, что сделано это было по униженной просьбе Франца Иосифа Австрийского)? Берлинского конгресса, лишившего Россию плодов победы в Турецкой войне 1877 – 1878 годов? Явной и тайной поддержки Японии в спровоцированной, да вдобавок направленной против всей белой цивилизации, войне?

Причина одна-единственная – любой ценой, пусть в ущерб собственным долгосрочным политическим и экономическим интересам, не допустить естественного развития России, которое в определенный момент просто не оставило бы всем прочим «соконтинентникам», если можно так выразиться, шансов на реализацию хоть какой-нибудь «политики».

У меня, к слову сказать, на столе под стеклом всегда лежит табличка с цитатой из Пальмерстона: «Как тяжело жить на свете, когда с Россией никто не воюет!»

Совершенно то же самое пальмерстоны и всякие пуанкаре делали бы и в отношении САСШ, если бы имели к тому технические возможности. Но их просто нет по чисто географической причине, и наши европейские соседи сразу после войны Севера против Юга (в которой, кстати, Россия Александра Второго со всей определенностью не допустила вмешательства Англии на стороне Юга) дружно сделали вид, что все происходящее по ту сторону Атлантики их просто не касается.

– Но сегодня же не то время… – попытался возразить Каверзнев. Что удивительно – все приведенные князем факты он великолепно знал, только выстраивались и трактовались они им совершенно иным образом. Словно бы то, что было – предания давно забытых феодально-буржуазных противоречий эпохи последнего передела мира, борьба передовых европейских демократий против тупого и грубого самодержавного режима, может быть, даже добросовестные заблуждения лучших умов эпохи. Как, например, искренняя поддержка Марксом и Энгельсом англо-франко-турецкой агрессии против дикой России, вся вина которой была лишь в том, что она осмелилась защищать права христиан в Турции и начала осваивать собственное дальневосточное побережье. Но с тех-то пор прошла целая эпоха, и о какой генетической вражде может идти речь? Друзья демократии – по одну сторону, враги – по другую, а уж между своими – какие же счеты?

– Те самые, любезнейший Владимир Дмитриевич, те самые. Времена всегда одни и те же, только декорации иногда меняются в соответствии с изысками режиссера. Вот решим мы, с Божьей помощью, все текущие и насущные вопросы, глядишь, и появится у нас свободное время. Чтобы удалиться под сень струй, предоставив текущие дела преданным и ответственным администраторам, и перечитать многие страницы истории, без гнева и пристрастия. Тогда, возможно, обретем истинное понимание вещей незамутненным повседневностью взглядом.

– Наподобие древнего Китая мечтаете порядки установить? – в очередной раз съязвил Каверзнев.

– Чем же плохо? Прогресс, как я уже имел случай заявить, вещь сама по себе вреднейшая. Заставляющая людей бессмысленно суетиться, столь же бессмысленно расточать невосполнимые ресурсы, и ничего не прибавляющая к смыслу жизни. Чем, скажите, даже нам с вами, владыкам, без ложной скромности, шестой части света, сейчас живется лучше, чем, ну не в восемнадцатом, конечно, веке, а в первой трети двадцатого? Многократно пытался найти преимущества, но не вижу. Ни в едином пункте…

– Да вот хотя бы тем, что за сорок минут я на встречу к вам прилетел, а мог бы полсуток в вагоне трястись. И информацию о событиях в любой точке мира получаем через пять минут, а не через день или неделю.

– И много ли вам с того радости? В поезде ведь ехать – одно удовольствие. Откушали бы ужин за приятной беседой, в окно посмотрели, поспали в салон-вагоне на мягком диване и хрустящих простынях, да и добрались куда потребно.

Вот поезд – это действительно прогресс, по сравнению с телегой или каретой. Самолет – явление избыточное.

Да и в нашей, управленческой сфере? Сейчас получили по телефону или факсу сообщение, немедленно и отреагировать надо. А там прочитал шедшее две недели, а то и два месяца, письмо, пару суток подумал, посоветовался с кем надо, написал, поправил, перебелил, отправил, зная, что месяц туда – месяц сюда, почти никакой разницы. Снабженные общими инструкциями исполнители на местах приучены принимать оптимальные решения, исходя из обстановки. Правителю достаточно было умения подбирать людей и ставить общую задачу, исходя из государственных интересов. Проблема повседневного непосредственного руководства перед ним не стояла.

Нет, поверьте мне, Владимир Дмитриевич, те времена перед нашими многие преимущества имеют…

Беседа, хоть и светская, Каверзневу начинала надоедать. Скорее всего потому, что роли собеседников были неравны. Ну как представить настроения и ход мыслей короля Генриха IV, явившегося на покаяние и капитуляцию к папе Григорию VII в Каноссу. Весело было первому выслушивать самые благодушные излияния второго?

– Давайте подводить итоги, Ваше Императорское Высочество, – несколько раздраженно сказал премьер, – перед тем, как перейдем к капусте.

– Давайте, – охотно согласился князь. – Чтобы, по словам персонажа одной бульварной книжечки, не размазывать манную кашу по чистому столу, правильно будет, я думаю, в проект мысленного варианта меморандума, который наверняка сейчас составляете и вы, и я, записать нечто вроде нижеследующего: «Обсудив при личной встрече события, имеющие место быть в одной из территорий Государства Российского, оценив происходящую от них угрозу самому государственному устройству, приняв во внимание позицию союзников по Тихо-Атлантическому союзу, взвесив юридические и нравственные основания и последствия принимаемых решений, высокие договаривающиеся стороны предположили…

Князь помолчал пару секунд, ожидая, не добавит ли к его словам премьер что-нибудь существенное, не дождался и продолжил:

– …предположили, что в сложившихся обстоятельствах премьер-министр и Верховный главнокомандующий Российской армией и флотом В.Д. Каверзнев, основываясь на таких-то и таких-то пунктах Конституции и соответствующих подзаконных актов, считает необходимым вверить непосредственное руководство армией и флотом ныне занимающему должность Местоблюстителя Российского престола гражданину Романову О.К. С передачей означенному гражданину всех вытекающих из данного назначения обязанностей, прав и дисциплинарных функций. Что подтверждается постановлением Правительства № такой-то от такого-то числа октября месяца сего, 2005 года. Прочие обязанности главы государства, а также и иные, вытекающие из условий Чрезвычайного положения, оставляю за собой. Дата, подпись. Имеете что-нибудь возразить?

Возразить особенно было нечего. Кроме того, что текст нуждается в профессиональной редактуре. Так это и так подразумевалось.

– А как насчет остальных наших договоренностей? – будто между прочим, осведомился Каверзнев.

– А с остальным не вижу смысла спешить. Ну, давайте пока посадим особо доверенных людей, поручим им детально прописать сценарий полной передачи власти, разработать процедуру, подготовить проекты оформляющих все это указов, постановлений и рескриптов. На все про все отведем месяц. За это время, надеюсь, со смутой будет покончено, и на волне народного ликования все пролетит, как шайба по льду.

Тем более сейчас ваше положение остается куда более выигрышным. Всю грязную работу сделаю я и мои люди, а вы будете отговариваться от мирового сообщества тем, что в условиях фактической военной диктатуры (по образцу древнеримской, вплоть до восстановления законности и порядка) не имеете возможности вмешиваться в решение оперативных вопросов. Соответственно – ничего не решаете и ни за что не отвечаете.

Я же, в случае чего, за свои действия сам и отвечу. В основном – перед Богом и историей. Я – особа августейшая, мне на мнение всех этих адвокатишек, что местных, что иностранных – плюнуть и растереть…

Князь хотел сказать что-то еще в этом же духе, но его прервал мелодичный гудок внутридворцовой связи.

– Слушаю. Что ты говоришь? Вернулись? Ну, поздравляю. Умеешь, когда захочешь! – Князь, не скрывая удовольствия от полученного известия, благосклонно хохотнул. – Тогда, значит, все меняется….

Покосился на насторожившего слух Каверзнева.

«А что нам скрывать, – подумал Олег Константинович, только что хотевший было перейти для завершения разговора с Чекменевым в соседний кабинет. – Мы же с ним теперь союзники и соучастники».

– Пока не выслушаем подробнейший доклад, широкую рекогносцировку – отменить. Мало ли, как повернется. Да, это все. Ограничьтесь чисто поисковыми операциями. А с полковниками я встречусь лично. Да сегодня же. По обычной схеме. Я перезвоню.

Положил трубку, повернулся к премьеру:

– Ничего особенного. Вернулась из глубокого тыла группа разведчиков. Вот пока не разберемся с доставленными сведениями, оценим, обсудим, я решил подержать оперативную паузу. В Варшаве боевые действия приостановить. На сутки, двое. Заодно и сил поднакопим, в намерениях неприятеля поглубже разберемся. Выясним, до какой последней черты готовы дойти наши союзнички … Что же касается ужина, к моему глубочайшему сожалению, придется перенести на более позднее время. Скажем, на ноль часов ноль-ноль минут.

Эта даже символично получается. Начнем с нуля!

Глава третья

В случае с поручиком Уваровым проявилась древняя, как мир (вернее, как война), дилемма. Как следует поступить с офицером, с блеском выполнившим поставленную задачу, но в ходе ее выполнения невольно нарушившим тайные планы командования и тем самым нанесшим значительный ущерб стратегического масштаба?

Сам-то Стрельников поначалу, выслушав рапорт поручика, признал его действия не только правильными, но и весьма успешными. На самом деле приказ не только выполнен, но и перевыполнен. Каналы исследованы в заданных пределах, в нужных местах заминированы, причем таким образом, что в случае необходимости заряды могут быть обезврежены дистанционно в любой требуемый момент, открывая проходы для наших бойцов. Прорыв в Бельведер повел к уничтожению высшего руководства мятежников, посеял панику и нанес противнику серьезный материальный, а главное – моральный урон, доказав ему, что для российских войск нет недосягаемых мест и позиций. Вдобавок доставлены ценные разведывательные данные.

Все это тянуло на Георгия 4-й степени Уварову, «Владимиры», «Станиславы» и «Анны» остальным участникам рейда. С учетом представления поручика к Владимиру 4-й степени с мечами за предыдущие подвиги он завтра же мог рассчитывать на штабс-капитанский чин. Служба же получала обстрелянного, инициативного командира, достойного принять как минимум отряд.

Именно с таким настроением Стрельников доложил по телефону о последних событиях своему непосредственному, а также и единственному начальнику, генералу Чекменеву. При этом он еще и позволил себе повторить слова Уварова о том, что отмена рекогносцировки была крупной ошибкой. Подбрось в Бельведер по каналам пару батальонов, и ключ к городу был бы у нас в руках.

Велико же было удивление простодушного полковника, когда находящийся в тысяче километров от места событий генерал обматерил его прямым текстом. Не успел Стрельников вникнуть, чем вызвана такая реакция, как генерал ему разъяснил. Информирован-то он был о случившемся по своим, собственным многочисленным каналам практически мгновенно и в гораздо большем объеме, чем занятый практической работой полковник. Узнал, оценил последствия и сорвался с нарезки.

Связь была стопроцентно защищенной, и Чекменев не стал темнить и дипломатничать. Тем более что по должности Стрельников должен был знать суть происшедшего.

– На хрена мне такие инициативы? Какого … ты послал их в Бельведер? Там сидели мои люди, ты это способен понять? Через них я контролировал все движение. Они делали то, что нужно прежде всего нам, а потом уже им! А теперь? Свято место пусто не бывает, и кто его теперь займет? Из-за твоего мудака-поручика мне, может, месяц, а то два придется новую сеть создавать! Поувольнять бы вас всех без мундира и пенсии! Я вам… устрою! Сегодня же вылетаю в Варшаву, будем разбираться по полной! Ох же я и ошибся, что тебя туда поставил! Лучше б вообще без командира, чем с таким…

Полковник Стрельников был служакой старым, в своем деле компетентным и знал себе цену. Нынешнее возвышение его хотя и порадовало, как любого военного человека, вплотную подошедшего к генеральскому чину, но собственное достоинство он имел и поступаться им даже ради «беспросветной жизни»[12] не собирался. Тем более что объем обязанностей по должности его начал тяготить почти сразу. Не его это занятие, оперативник он, а не военный чиновник.

Выгонят – и пусть! Полковничьи погоны не отнимут, а это и была его единственная светлая мечта – уйти в отставку полковником, здоровым и с кое-какими средствами на дальнейшую спокойную жизнь на собственном хуторе где-нибудь на Юге.

Все это, слава богу, при нем уже сейчас. Так что стесняться и позволять говорить с ним в таком тоне он не собирался.

Вот и высказался. В том смысле, что ни о чем подобном не слышал, хотя ему первому должно было об этом быть сообщено. Сориентировать нужно было, раз уж послали в Варшаву. Если и не снабдить подробной информацией, паролями и явками (что, в принципе, было бы наиболее правильно), то хотя бы предупредить о пределах, переходить которые не следует. Он же поступал в полном соответствии с законами войны – наносить удар в самую уязвимую и чувствительную точку неприятеля. Потому себя считает совершенно правым, своих офицеров – тем более. В отставку готов подать незамедлительно, но терпеть выволочки, как сопливый кадет, не намерен. И в любом случае представление о награждении офицеров подавать будет, даже и на Высочайшее имя. С объяснением подоплеки дела или нет – это уж как господин генерал пожелает!

Демарш со стороны обычно сдержанного, флегматичного и погруженного в дела службы Стрельникова оказался для Чекменева неожиданным настолько, что он мгновенно сбавил тон. Просить извинения, конечно, не стал, закруглил тему так, что, мол, конечно, лучше бы предупредить, да вот обстановка не позволила, и вообще он не предполагал, что высокая агентурная игра, вельтполитик[13], может внезапно пересечься с проблемами взводного масштаба.

На том и разошлись. В смысле – оставили эту тему и перешли к делам, вытекающим из сложившейся обстановки.


Повесив трубку, Чекменев тяжко задумался. О своем срыве он жалел. Не потому, что обидел ни в чем не повинного полковника (ни в чем не повинных, как известно, не бывает, даже жертва уличного бандита виновата в том, что позволила себя ограбить или убить), а в том, что потерял лицо, не смог сохранить нужного хладнокровия, продемонстрировал подчиненному, что его можно вывести из себя неприятной новостью.

А заодно и приоткрыл свои карты, показав, сколь сильно он был лично заинтересован в нормальном функционировании штаба повстанцев. Ну, теперь придется плавно выруливать из колеи, в которую попал. Офицеров наградить, и Стрельникова тоже, и более к этому не возвращаться. Загрузить их работой так, чтобы они естественным образом забыли о данном эпизоде. И начинать выстраивать ситуацию с нуля, ориентируясь на заветы великого Черчилля: «Пессимист видит трудности при каждой возможности, оптимист в каждой трудности видит возможности», «Судьбу побеждает тот, кто сам на нее нападает», «Если вы хотите достичь цели, не старайтесь быть деликатным или умным. Пользуйтесь грубыми приемами. Бейте по цели сразу. Вернитесь и ударьте снова. Затем ударьте еще раз – сильнейшим ударом сплеча…».

Тому это помогало на всем протяжении долгой, девяностолетней жизни. Значит, некий главный нерв сущего потомок герцогов Мальборо уловил. Не грех воспользоваться передовым опытом.

В том, что ситуацию в Варшаве удастся вновь взять под контроль, Чекменев не сомневался, вопрос лишь в том, сколько времени и сил это займет в новых обстоятельствах. Эх, знать бы заранее, что все кончится именно так, ни за что бы не согласился отложить войсковую операцию.

А ведь Фарид буквально за полусуток до своей бессмысленной гибели (будто предчувствовал), так его уговаривал не начинать боев в городе. Подробно доложил расклад сил внутри движения, все свои расчеты и хитрые, макиавеллевские многоходовки. Сулил гораздо больший выигрыш от использования противоречий между членами повстанческого комитета и их зарубежными покровителями, чем от силовой акции, обязательно бы сопровождавшейся многочисленными жертвами. И убедил же!

Самое главное, теоретически Фарид был прав. И, возможно, остается прав даже сейчас. Без него, конечно, все будет не в пример сложнее. Теперь следует немного выждать – в какую сторону начнут развиваться события после гибели турка, Станислава, некоторых других лиц, находившихся на связи.

Творческая мысль генерала заработала автоматически. В этом и была его сильная сторона, кроме тщательных, кропотливых расчетов и проработок, он умел отдаваться интуиции, и она его обычно не подводила. В голове как бы сам собой стал складываться новый план, предусматривающий, между прочим, и использование молодого и хваткого поручика, нет, теперь уже штабс-капитана Уварова.

А тут ведь, буквально завтра, по расчетам Маштакова, может возвратиться из… из-за… одним словом, оттуда, Тарханов со своей компанией. Если выйдут – великолепный довод в пользу приостановки действий в Варшаве. Так, мол, и так, знал, что возвращаются, и до личной встречи с группой решил зря не класть солдатские головы…

Неприятности были полностью выброшены из головы, начиналась новая работа.

Глава четвертая

Радость от возвращения из затянувшегося на девять месяцев странствия по параллельно-загробному миру была значительно смазана неожиданным, но неприятным следствием неведомого физического закона, воспрещавшего, как оказалось, перемещение материальных предметов и ценностей «оттуда сюда». Из «мира живых» в «боковое время» – сколько угодно, а вот наоборот – отнюдь. И герои нашего повествования, за исключением не то чтобы проницательной, но приверженной к собственному стилю одежды Майи, вовремя переодевшейся в бережно сохраненный посюсторонний костюм, предстали перед высоким начальством, едва успев задрапироваться казенными портьерами.

Очевидно, таким образом природа (или нечто иное, призванное поддерживать мировое равновесие) устраняла самые вопиющие парадоксы, в данном случае – не допуская удвоения предметов в нормальном мире. Действительно, каким образом можно было бы объяснить, как один и тот же предмет может находиться одновременно в совершенно различных точках пространства? И тем более к каким нарушениям закона причинности и иных основ мироздания такое удвоение сущностей могло бы привести?

Само собой, что исчезновение одежды, оружия и множества прочих мелочей, приобретенных за время странствия, не только смутило наших героев, но и разом похоронило надежды использовать параллельный мир в качестве неисчерпаемого источника материальных ресурсов. Печальное, по большому счету, открытие. Требующее размышлений и соответствующих научных изысканий. Поскольку непонятным оставался не менее фундаментальный вопрос – «а почему же в ту сторону любые порождения живой и неживой природы проникают беспрепятственно?».

Ни Ляхов, ни кто-либо из его друзей, разумеется, в самый момент возвращения не имели ни времени, ни возможности задумываться над подобными вопросами, но вообще-то тема интересная. Можно, к примеру, предположить, что никакой странности на самом деле и нет. А все происходит в полном соответствии с элементарным здравым смыслом. Никого же не удивляет, что любые технические (о магических мы здесь не говорим) ухищрения не в состоянии превратить котлетный фарш обратно в корову и даже в обычный кусок говядины. Хотя прямой процесс доступен любой домохозяйке. Так и здесь. Переход материальных объектов из бытия в небытие (в «мир мертвых», в «боковое время»), то есть возрастание энтропии, если угодно – процесс естественный и необратимый. Что с воза упало, то пропало.

Однако и здесь кроется логическая неувязка, очередной парадокс. Сумела же Майя пронести свои вещи «на ту сторону» и благополучно возвратить обратно? Может быть, лишь оттого, что они-то не имели в нашем мире собственных двойников?

Одним словом, как любила повторять Скарлетт О’Хара, героиня знаменитого романа: «Я подумаю об этом завтра».

Потому что уже сегодня Великий князь, немедленно извещенный Чекменевым о возвращении группы Тарханова – Ляхова, повелел доставить их к нему для представления и личного доклада. И на все про все, включая полный комплекс необходимых гигиенических процедур, переобмундирование согласно дворцовому протоколу и этикету, а также подготовку хотя бы тезисов доклада, было отведено всего лишь пять часов.

Для мужчин тут проблем не было, военному человеку на все вышеуказанное хватило бы и часа, а вот женщины были поставлены в тупик. Слыханное ли дело, явиться ко двору сразу после многомесячного путешествия по диким и безлюдным местам, где нет ни парикмахерских, ни массажных салонов, ни маникюрно-педикюрных кабинетов! Ничего нет для поддержания в должной боеготовности женской красоты. Вернее, все это там есть, и даже в изобилии, только пребывает в запустении, а главное – отсутствует подготовленный, знающий свое дело персонал.

На приведение себя в порядок после такого похода нужны как минимум сутки!

На робко высказанное Майей (Татьяна предпочла вообще промолчать) возражение Чекменев ответил, что все необходимое им будет предоставлено, о переносе же срока аудиенции не может быть и речи. По крайней мере, он с такой инициативой выступать не намерен.

Да еще Ляхов, по несносной привычке ляпать время от времени нечто, может быть и остроумное, но неуместное с точки зрения хорошего тона (как говорил Мао Цзэдун: «Сказанное правильно, но не вовремя – неверно»), надерзил генералу Чекменеву, заявив, что нимало не удивлен разгорающейся в России новой гражданской войной. В том смысле, что ни к чему иному деятельность Игоря Викторовича и не могла привести. Вроде бы и в шутку было сказано, а прозвучало не совсем красиво.

Извиняло в некоторой мере Ляхова лишь то, что он, за девять месяцев, проведенных не только вдали от Родины и службы, а вообще неизвестно где, буквальным образом десоциализировался, то есть утратил присущее каждому военному человеку почти инстинктивное чувство субординации. Кроме того, он как-то подзабыл, что сейчас имеет дело не с прежним, почти равным по чину подполковником административной службы, а с всесильным начальником всех великокняжеских спецслужб.

Конечно, благополучно вернувшись, получив вдобавок незабываемые впечатления, обиды на Чекменева он не держал, но и совсем уже забывать о том, каким образом все было организовано, не собирался.

А тот в силу уже своего, начальственного инстинкта был обязан дать зарвавшемуся офицеру должный укорот. Чтобы не подрывать самые основы воинской службы. Каким образом эта процедура будет исполнена – не суть важно. В зависимости от вкусов, наклонностей и степени фантазии означенного начальства. Игорь Викторович сделал положенное в максимально деликатной форме. Хотя мог бы просто поставить по стойке «смирно» и обматерить.

Впрочем, не совсем понятно, чем бы закончилось дело в этом случае.

– Ни в малой степени не сомневаясь в вашей сообразительности, Вадим Петрович, хотел бы заметить, что как раз наши труды имели своей целью означенные прискорбные события предотвратить. Не вышло, вернее, вышло не совсем так, как предполагалось – вы уж не обессудьте. Надеюсь, вы в пределах собственных полномочий окажетесь более успешны. Я со своей стороны сделаю все для этого необходимое. Пока же – не смею более задерживать. Приводите себя в порядок и готовьтесь… – и радушным жестом указал на дверь.

Ляхову ничего не оставалось, как с максимально возможным в его положении и наряде достоинством проследовать к выходу. За ним – Тарханов и девушки, только Розенцвейг, легкомысленно сделав ручкой, остался в кабинете.

Уже на крыльце, едва выйдя за пределы досягаемости начальственного слуха, Тарханов выматерился, нисколько не стесняясь присутствием женщин.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6