Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сказки Нинон

ModernLib.Net / Золя Эмиль / Сказки Нинон - Чтение (стр. 4)
Автор: Золя Эмиль
Жанр:

 

 


      Должен ли я также лгать тебе, любимая, и призывать их с небес, или мне лучше уж сознаться, что я видел их в аду? Если бы в этом кресле у камина, где тебе так уютно, сидел мой приятель, как смело сдернул бы я золотой покров, которым поэт облек недостойные плечи! Но ты своими ручками закроешь мне рот, ты будешь сердиться и с негодованием назовешь выдумкой сущую правду. Как можешь ты поверить, что в наше время любовники, которым на улице захотелось пить, утоляют жажду прямо из канавки? А как возмутилась бы ты, если б я осмелился сказать, что их возлюбленные -- твои сестры -- сбросили свои косынки, не стыдясь растрепавшихся волос! Радостно и безмятежно текут твои дни в этом гнездышке, которое я свил для тебя; жизнь тебе неведома. И у меня не хватит духу признаться, что цветы в этом мире больные и что завтра, быть может, угаснут в нем чьи-нибудь сердца.
      Не затыкай ушки, голубушка, тебе не придется краснеть.
      Итак, Леон живет в самой гуще Латинского квартала. Там все знакомы между собой, но его руку пожимают особенно часто. Встретив его открытый взгляд, каждый прохожий становится ему другом.
      Женщины не решаются простить ему неприязнь, которую он им .выказывает, и бесятся оттого, что пемогут признаться ему в любви. Ненавидя, они Жают его.
      До того случая, о котором я хочу тебе рассказать, я никогда не слышал, чтоб у него была любовница. Он уверяет, что разочарован в жизни, и говорит о наслаждениях мира сего, как заговорил бы траппист, вдруг нарушивший обет молчания. Леон не прочь вкусно поесть и не выносит плохого вина. Одевается он с изысканной элегантностью и носит тончайшее белье.
      Я часто вижу, как он подолгу простаивает со слезами на глазах перед какой-нибудь мадонной итальянской школы. Созерцая прекрасную скульптуру, он переживает часы восторга.
      Как бы то ни было, живет он по-студенчески, не слишком утруждая себя занятиями, шатается по городу, грезит на первом попавшемся диване. Именно в эти часы полудремы бросает он самые тяжкие оскорбления женщинам. Он лежит с закрытыми глазами и, словно лелея какую-то мечту, клянет действительность.
      Однажды майским утром я встретил его, вид у него был скучающий. Не зная, чем заняться, он бродил по улицам в поисках приключений. Но неожиданных происшествий не было, разве что, проходя по грязной мостовой, он несколько раз попадал ногой в лужу. Я сжалился над ним и позвал его с собой за город посмотреть, не зацвел ли боярышник.
      Битый час пришлось мне выслушивать длиннейшие философские рассуждения о суетности земных радостей. Мало-помалу дома стали попадаться все реже. У дверей чумазая детвора кувыркалась в пыли вместе с дворовыми собаками. Мы вышли в поле; внезапно остановившись перед кучкой игравших на солнце ребятишек, Леон приласкал самот/i маленького и тут же признался мне, что обожает белокурые головки.
      Я всегда любил узкие, зажатые между живыми изгородями тропинки, не изборожденные колесами тяжелых телег. Эти дорожки поросли тончайшим мхом, и нога тонет в нем, как в плюшевом ковре. Вокруг тишина и тайна, и если забредут туда влюбленные, то обступившие их колючие заросли вынуждают возлюбленную прижаться к груди любимого. Мы с Леономпопали на такую затерянную тропинку, где звуки поцелуев могут подслушать одни только малиновки. Первая улыбка весны разогнала меланхолию моего философа. Он подолгу умилялся над. каждой росинкой, он распевал во все горло, как удравший с уроков школьник.
      Тропинка убегала все дальше. Живые изгороди, высокие и пышные, заслоняли от нас весь мир. Мы попали как бы в заключение, и при мысли, что мы потеряли дороту, нам становилось еще веселее.
      Дорожка мало-помалу все суживалась: идти приходилось уже поодиночке. Изгороди то и дело круто сворачивали в разные стороны, дорога превращалась в лабиринт.
      Вдруг в самом узком местечке тропинки мы услышали голоса, и из-за поворота показались трое. Впереди, раздвигая слишком длинные ветви, шли двое мужчин, за ними молодая женщина.
      Я остановился и приподнял шляпу. Шедший навстречу мне молодой человек сделал то же самое. Мы посмотрели друг на друга. Положение создалось щекотливое: густые заросли наступали отовсюду, но никто из нас не собирался повернуть обратно. Тут Леон, следовавший за мной, приподнялся на цыпочки и увидел молодую женщину. Не говоря ни слова, он отважно ринулся в самую гущу боярышника; шипы впивались в него, рвали одежду, на руках выступили капельки крови. Мне пришлось последовать его примеру.
      Мужчины поблагодарили и прошли по тропинке. Молодая женщина нерешительно остановилась перед Леоном, как бы желая наградить его за самоотверженность, и взглянула на него своими большими черными глазами. Он попытался, как всегда, ядовито усмехнуться, но усмешка не получилась.
      Когда женщина скрылась из виду, я выбрался из кустов, посылая учтивость ко всем чертям. Шипы расцарапали мне шею, а моя шляпа так прочно застряла в кустах, что мне стоило огромных трудов вытащить ее. Леон отряхнулся. Он видел, что я дружески кивнул прошедшей мимо нас прелестной женщине, и спросил, знаком ли я с ней,-- Да, -- ответил я. -- Ее зовут Антуанетта. Она
      жила рядом со мной три месяца.
      Мы снова двинулись в путь. Леон молчал. Тогда я заговорил об этой особе.
      Антуанетта -- простенькая девушка, свеженькая и премиленькая, с насмешливым и в то же время мягким взглядом, с уверенными движениями, проворная и кокетливая; в общем, славное создание. Она отличается от своих подруг прямотой и чистосердечием -- качества весьма редкие в ее кругу. Она не чванится, но и не скромничает, часто повторяя, что рождена для того, чтобы любить и очертя голову отдаваться мимолетной прихоти.
      Я видел, как три долгих зимних месяца она жила своим трудом, в бедности и одиночестве. Это не было рисовкой, она не произносила громких слов о добродетели -- просто тогда ей так нравилось. Покамест она трудилась над шитьем, любовников у нее не было, К мужчинам, навещавшим ее, она относилась по-товарищески, обменивалась с ними рукопожатиями, смеялась вместе с ними, но при первой же попытке поцеловать ее выставляла их за дверь. Я признался Леону, что также пробовал слегка ухаживать за ней. Однажды я принес ей кольцо и серьги.
      -- Голубчик, -- заявила она,-- заберите назад ваши
      драгоценности. Если я отдаюсь, я готова отдаться хоть
      за цветок.
      Полюбив, она становилась ленивой и беспечной. Кружева и шелк сменяли ситец. Она тщательно уничтожала следы иголочных уколов на пальцах и превращалась из работницы в важную даму.
      Но любовь ее свободна, как любовь гризетки. Тот, кого она полюбила, очень скоро узнает об этом, но так же скоро узнает, когда она охладевает к нему. Однако она не принадлежит к числу тех своенравных красавиц, которые меняют любовников, как перчатки. У нее здравый ум и благородное сердце. Но бедняжка часто обманывалась, она вкладывала свою ручку в недостойные руки и быстро с отвращением отдергивала ее. К тому же ей надоел этот Латинский квартал, где все молодые люди казались ей какими-то стариками,С каждой новой неудачей личико ее становидось все грустнее. Она высказывала мужчинам горькие истины и укоряла себя за то, что не может жить без любви. И тогда она запиралась у себя, словно в келье, пока ее сердце не разбивало решетки.
      Я встретил ее накануне. Она была очень огорчена: ее покинул любовник, а она еще чуточку любила его.
      -- Я прекрасно знаю, -- говорила она мне, -- что
      сама бросила бы его через неделю -- он негодный ма
      лый. Но я все-таки еще нежно целовала его в обе ще
      ки. Вот по меньшей мере тридцать потерянных поцелуев.
      Она рассказала, что за ней повсюду таскаются двое поклонников, которые заваливают ее букетами. Она не препятствует им в этом, но время от времени заявляет им: "Друзья мои, ни одного из вас я не люблю: не вздумайте соперничать из-за моих улыбок, это было бы страшно глупо. Живите лучше по-братски. Вы, я вижу, славные ребята, давайте развлекаться, как старые товарищи. Но при первой же ссоре мы разойдемся".
      И бедные юноши обменивались горячими рукопо-жатьями, про себя посылая друг друга к черту. Очевидно, их-то мы и встретили.
      Вот какова была мадемуазель Антуанетта: бедное любящее сердечко, заблудившееся в краю разгула, добрая и милая девушка, раздававшая свои ласки по крошкам всем вороватым воробьям на дороге.
      Леон выслушал все эти подробности, не проявляя особого интереса и не вызывая меня на откровенность ни единым вопросом. Когда я кончил, он бросил небрежно:
      -- Эта девушка слишком простосердечна, -- мне не
      нравится, как она понимает любовь.
      Он так старался изобразить злую усмешку, что это ему все же удалось.
      - III
      Наконец мы выбрались из зарослей. У наших ног протекала Сена; в воде отражалась стоявшая на другом берегу деревушка. Место было нам знакомо; вдольи поперек исхожены были эти островки, разбросанныено всей реке..Мы долго отдыхали под дубом; потом Леон заявил, что умирает от голода и жажды. Я в свою очередь заявил, что умираю от жажды и голода. Тогда мы стали совещаться и пришли к трогательно единодушному решению: мы отправимся в деревню, достанем там большую корзинку, наполним ее надлежащим образом едой и бутылками и, наконец, втроем с корзинкой расположимся на самом зеленом островке.
      Через двадцать минут нам оставалось только найти какой-нибудь челнок. Я услужливо взялся тащить корзинку; но, пожалуй, скромное словечко "корзинка" не подходило для нашей внушительной поклажи. Леон шагал впереди и выпрашивал лодку у каждого встречного рыбака. Однако лодки все были разобраны. Я уже хотел было предложить Леону расположиться с нашей трапезой на материке, но тут нам указали человека, у которого, по всей вероятности, мы могли бы раздобыть челнок.
      Лодочник жил на краю деревни, в угловом домике. И вот, как раз выходя из-за угла, мы снова столкнулись с мадемуазель Антуанеттой и ее поклонниками. Один, подобно мне, сгибался под тяжестью огромной корзины, у другого, как у Леона, был растерянный вид человека, устремившегося на поиски невозможного. Я сочувственно посмотрел на бедного малого, который был весь в поту, а Леон, кажется, был благодарен мне за то, что я взвалил на себя груз, при виде которого Антуанетта иронически усмехнулась.
      Лодочник курил, стоя на пороге своего дома. За пятьдесят лет он видел множество парочек, которые, стремясь к уединению, приходили к нему за веслами. Ему нравились эти белокурые влюбленные девушки.-- они уезжали в хорошо выглаженных платьицах, а возвращались немного помятыми, с кое-как завязанными лентами. Он улыбался им, когда они, вернувшись, благодарили его за лодки, которые знали, куда им плыть, и сами причаливали к островкам, заросшим высокими травами.
      Увидев наши корзины, старик подошел к нам.
      -- Вот что, детки, -- заявил он, -- челнок-то у меня
      остался только один. Кому уж очень не терпится поесть, может закусить вот тут под деревьями,
      Сказано это было, конечно, некстати: кто же в присутствии женщины признается, что ему не терпится поесть? Мы хранили нерешительное молчание, не осмеливаясь теперь отказываться от лодки. Антуанетта, по-прежнему насмешливая, все-таки сжалилась над
      нами.
      -- Вы уступили нам дорогу сегодня утром, -- сказала она, обращаясь к Леону, *-- теперь мы в свою очередь уступаем вам.
      Я взглянул на моего философа. Он замялся, что-то пробормотал, как человек, не решающийся высказать свою мысль. Но, заметив, что я смотрю на него, он с живостью воскликнул:
      -- К чему это самопожертвование, нам всем хватити одной лодки. Вы, господа, можете высадить нас напервом попавшемся островке, а на обратном пути за
      хватите нас с собой. Согласны, господа?
      Антуанетта ответила, что согласна. Корзины были бережно поставлены на дно челнока, я устроился поближе к своей и как можно дальше от весел, Антуанетта и Леон сели рядом на свободной скамье, разместиться иначе они, по-видимому, не могли. Что же касается обоих поклонников, постоянно соперничавших в любезности и благодушии, они в братском порыве ухватились за весла.
      Отчалив от берега, молодые люди пустили лодку по течению, но мадемуазель Антуанетта заявила, что самые тенистые и пустынные острова расположены вверх по реке. Гребцы безнадежно переглянулись; они повернули лодку и, борясь против сильного течения, с трудом стали подниматься вверх.
      Есть тяжкая, но сладостная тирания -- тирания своенравного повелителя с розовыми губками, который из прихоти может потребовать весь мир и заплатить за него одним лишь поцелуем.
      Перегнувшись через борт, молодая женщина черпала горстью воду. Она задумчиво глядела на падавшие с ее пальцев жемчужные капли, словно пересчитывая их, Леон молча смотрел на нее; ему было не по себе в столь тесной близости с противником. Дважды открывал он рот, конечно, собираясь произнести какую-нибудь глупость, но, заметив, что я улыбаюсь, тотчас же снова закрывал его. Впрочем, ни Леон, ни Антуанетта, по-видимому, не придавали значения своему соседству. Они даже немного повернулись друг к Другу спиной.
      Антуанетте прискучило поливать свои кружева, и она заговорила со мной о своем вчерашнем огорчении. Она сказала, что уже утешилась. Но все-таки ей было еще очень грустно. В летние дни она не могла жить без любви и не знала, как ей дождаться осени.
      -- Я мечтаю о гнездышке, -- добавила она, -- из голубого шелка. Если мебель, ковры и занавеси в этом гнездышке будут такого же цвета, как небо, -- любовь, наверное, продлится дольше. И солнышко ошибется, замешкается там вечером, подумает, что зашло в облако. Но напрасно я ищу. Мужчины все негодники. Мы поравнялись с одним островком. Я попросил гребцов высадить нас. Я уже стоял одной ногой на суше, как вдруг Антуанетта воскликнула, что островок противный и неуютный, что она никогда не согласится бросить нас на этом голом камне. Леон не двинулся со своей скамьи. Я сел на прежнее место, и мы снова поплыли вверх но реке.
      Антуанетта, по-детски радуясь, принялась описывать гнездышко, о котором мечтала. Квадратная комната с высоким сводчатым потолком. Белые обои усеяны пучками васильков, перевязанных лентами. В середине комнаты и по углам --повсюду цветы. Диванчик, такой маленький, что, только тесно прижавшись друг к другу, можно усесться на нем вдвоем. Зеркала не нужно, -- кокетничая, невольно засматриваешься только па себя. Ковры и занавеси из очень плотной материи, чтоб заглушить звук поцелуев. Цветы, диванчик, ковры, занавеси -все должно быть голубое. Она сама оденется в голубое и в пасмурные дни не станет открывать окна.
      Мне также захотелось немного украсить комнату. Я предложил камин, часы и шкаф,-- К чему? -- удивилась она. -- Ведь греться там никто не будет, и на часы смотреть не будем. А ваш шкаф -- просто нелепость. Неужели вы думаете, я такая дурочка, что потащу за собой в свое гнездышко весь обыденный хлам? Я хотела бы жить там свободно и беспечно, не постоянно, но лишь несколько прекрасных часов в летние вечера. Ведь мужчинам, будь они ангелами, надоест сам господь бог. Я-то уж знаю. А ключ от этого рая будет у меня.
      Мы приближались к другому зеленому островку. Антуанетта захлопала в ладоши. Это был очаровательный пустынный уголок, о котором мог мечтать в двадцать лет Робинзон. Вдоль высокого берега росли большие деревья, а между их стволами сплетались густые заросли шиповника и диких трав. Каждую весну там воздвигалась непроницаемая ограда из листвы, ветвей и мха, которая, сливаясь со своим отражением в воде, становилась как будто еще выше. Стена из переплетающихся ветвей; за стеной -- неизвестность. Эта зеленая плотная завеса, лишь слегка колеблемая ветерком, но никогда не раздвигавшаяся, превращала островок в некое потайное убежище, где, наверно, прячутся прекрасные речные девы.
      Несколько раз обогнули мы этот огромный сноп цветущей листвы в поисках причала. Казалось, островок не хотел иметь других обитателей, кроме вольных птиц. Наконец под густым, нависшим над водой кустарником мы нашли местечко, где нам удалось пристать. Антуанетта смотрела, как мы высаживались. Вытянув шею, она пыталась разглядеть что-нибудь за
      деревьями.
      Один из гребцов притянул челнок к берегу, держась за ветку. Но лишь только он выпустил ее, Антуанетта, почувствовав, что лодка отходит, ухватилась за большой корень. Вцепившись в него, она стала звать на помощь и закричала, что не желает плыть дальше. Когда челнок привязали, она выпрыгнула на траву и подошла к нам, вся раскрасневшаяся, гордая своим подвигом. -- Не бойтесь, господа, -- сказала она нам, -- я не хочу вас стеснять: если вам заблагорассудится пойти на север, мы отправимся к югу.
      IV
      Я снова потащил корзину, озабоченно разыскивая в траве местечко посуше. Леон шел за мной, следом за ним -- Антуанетта и ее поклонники. Так мы обошли вокруг всего островка. Вернувшись к исходной точке, я решил отказаться от дальнейших поисков и уселся на траву. Антуанетта сделала еще несколько шагов, потом, после некоторого колебания, вернулась и села против меня. Мы находились на севере, но она вовсе не собиралась отправляться к югу. Тут Леон заявил, что местечко прелестное, и побожился, что лучше я не мог выбрать.
      Как-то само собой вышло, что наши корзины оказались рядом, а припасы, когда их выложили на траву, так перепутались, что мы не могли уже отличить своего от чужого. Пришлось устроить общую трапезу. Из чувства справедливости мы угостились всем, что находилось в обеих корзинах.
      Поклонники поспешили усесться рядом с Антуанеттой. Они наперебой предупреждали все ее желания, Стоило ей попросить чего-нибудь, она тут же получала двойную порцию. Впрочем, ела она с изрядным аппетитом.
      Леон, наоборот, ел мало и больше смотрел, как мы поглощали припасы. Ему пришлось сесть рядом со мной, он все время молчал и лишь насмешливо взглядывал на меня всякий раз, когда Антуанетта улыбалась своим соседям. Так как ей подавали с обеих сторон, она с одинаковой готовностью протягивала руки направо и налево и каждый раз благодарила своим приятным голоском. Видя это, Леон усиленно делал мне какие-то знаки, смысл которых я не понимал.
      Положительно, Антуанетта отчаянно кокетничала. Она сидела, подобрав ножки под юбку, почти спрятавшись в высокой траве, и поэт, без сомнения, сравнил бы ее с большим цветком, наделенным даром взгляда и улыбки. Обычно она держалась с большой естественностью, но в тот день в ее манерах и голосе было какое-то жеманство, которого раньше я никогда за ней не замечал. Поклонники, сбитые с толку ее благосклонностью, переглядывались с торжествующим видом. Я был удивлен этим неожиданным кокетством и, видя, что плутовка посмеивается исподтишка, задавал себе вопрос, кому из нас она обязана своим превращением из простодушной девушки в разбитную бабенку.
      Разложенная на траве провизия мало-помалу исчезала. Говорили мало, больше смеялись. Леон поминутно пересаживался с места на место. На лице его снова появилось язвительное выражение, и, опасаясь, что он разразится проповедью, я умолял взглядом нашу спутницу извинить меня за угрюмость моего друга. Но Антуанетта была смелая девушка, и двадцатилетнему философу, при всей его важности, было не так-то легко ее смутить.
      -- Сударь, -- обратилась она к Леону, -- вам скучно, наше веселье вам досаждает. Я не решаюсь большесмеяться.
      -- Смейтесь, смейтесь, сударыня, -- ответил он. --Я молчу только потому, что не умею, подобно вашимспутникам, сочинять прекрасные фразы, которые таквеселят вас.
      -- Другими словами, вы не льстец? Ну, тогда говорите, говорите, Я вас слушаю, я требую грубойправды.
      -- Женщины не любят ее, сударыня. Впрочем, как бы вы ни лгали женщине, если она молода и красива,ложь всегда окажется правдой.
      -- Ну, вот видите, вы такой же дамский угодник,как все. Вы заставляете меня краснеть. В наше отсутствие вы разбираете нас по косточкам, господа мужчины, но стоит только какой-нибудь женщине появиться, вы расточаете ей самые низкие поклоны,
      самые сладкие речи. Это просто лицемерие! Я вамнапрямик скажу -мужчины все негодники, они неумеют любить. Ну, сударь, скажите и вы прямо, чтовы думаете о женщинах?
      -- Могу я говорить откровенно?
      -- Конечно.
      -- А вы не рассердитесь?
      Ну, что вы, скорее посмеюсь
      Леон приготовился к ораторскому выступлению. Я-то знал, о чем пойдет речь, -- я уже сотни раз слышал все это, -- и чтобы как-нибудь убить время и развлечься, стал бросать в реку мелкие камешки.
      -- Сотворив мир, -- начал Леон, -- бог обнаружил, что в нем недостает еще одного создания; но так как глина у него вся вышла, он стал в тупик -где взять ему необходимый материал, чтобы исправить свою оплошность. Пришлось позаимствовать его у живот
      ных. Взяв немного плоти у змеи, волчицы и ястреба, он сотворил женщину. Вот почему мудрецам, которым известно об этом факте, хотя о нем не упоминается в библии, не кажется удивительным, что женщина по природе взбалмошна, всегда во власти переменчивых
      настроений, -- словом, она точное подобие различных составляющих ее элементов. Каждое из этих созданий передало ей свой порок; все рассеянное в мире зло слилось в ней воедино; вот откуда ее лицемерные ласки, ее коварство, блудливость...
      Казалось, Леон повторяет заученный урок. Он остановился, припоминая, что сказать дальше. Антуанетта захлопала в ладоши. Он продолжал:
      -- Как родятся черноволосыми или русыми, так родятся женщины легкомысленными и кокетками. Они отдаются из себялюбия, совершенно не интересуясь, достойный ли совершили выбор. Пусть мужчина фат, но если он красив, если у него правильные, хотя и неыразительные черты, женщины будут отбивать его Друг у друга. Но если он человек простой и сердечный,
      если он умен, хотя и не кричит об этом на всех перекрестках, женщины и знать не будут о его существовании. Им нужны одни лишь блестящие игрушки:шелковые платья, золотые ожерелья, драгоценныекамни, приукрашенные и напомаженные любовники.
      А работает ли у такого любовника башка -- до этогоим и дела нет. Они лишены нравственных качеств.
      Они знают толк в черных волосах и страстных устах,но не имеют понятия о том, что такое сердце. Вот онии бросаются в объятья первого встречного болвана, вполне доверяясь его великолепной внешности. Онивлюбляются в него, потому что он им нравится, а нравится он, потому что нравится. В один прекрасный день болван избивает их. Тогда они вопят, что они мученицы, и в отчаянии восклицают, что мужчина не может коснуться их сердца, не разбив его. Безрассудные, почему же не ищут они цветка любви там, где он цветет!
      Антуанетта снова захлопала в ладоши. Речь Леона, насколько я знал, на этом кончалась. Леон произнес ее, не переводя духа, как бы торопясь поставить точку. Промолвив последнюю фразу, он взгляпул на Антуанетту и задумался. И добавил другим, уже не высокопарным тоном:
      -- У меня была лишь одна подруга. Ей было десять лет, а мне двенадцать. Однажды она мне изменила ради большого дога, который терпеливо позволял мучить себя и даже не огрызался. Я долго плакал, я дал зарок больше никогда не любить. Я сдержал свою
      клятву. В женщинах я ничего не смыслю. Если я по люблю, то стану ревнивым и угрюмым; буду любитьслишком сильно, меня возненавидят; а если меня обманут, я умру.
      Он замолчал, глаза его были влажны, он тщетно пытался рассмеяться. Антуанетта перестала улыбаться и слушала его серьезно; подойдя к нему, она положила руку ему на плечо и посмотрела на него в упор.
      -- Вы дитя, -- просто сказала она.
      V
      Последний луч, скользнув на воду, зажег золотом муаровую ленту реки. Мы дожидались первой звезды, чтобы возвращаться вниз по течению, наслаждаясь вечерней прохладой. Корзины были отнесены в лодку, а мы разлеглись как попало на траве.
      Антуанетта и Леон сели под большим кустом шиповника, простиравшим свои ветви над их головой. Густая листва наполовину скрывала их, и так как они сидели ко мне спиной, я не мог разглядеть, смеялись они или плакали. Разговаривали они тихо, похоже было, что они ссорятся. А я лениво растянулся на небольшом бугорке, поросшем редкой травкой; лежа такя видел одновременно и небо и лужайку у моих ног. Поклонники, которым, как видно, тоже понравилось это местечко, улеглись справа и слева от меня.
      Радуясь, что могут наконец поговорить со мною, они затараторили.
      Тот, что лежал слева, то и дело дергал меня за рукав, лишь только замечал, что я перестаю его слушать.
      -- Сударь, -- говорил он, -- мне редко приходилось встречать женщину капризнее, чем мадемуазель Антуанетта. Вы просто не представляете себе -любой пустяк может вскружить ей голову. Вот, например, сегодня, когда мы встретились с вами, мы собирались обедать за два лье отсюда. Но не успели вы скрыться извиду, как она заставила нас вернуться обратно, -- ей, извольте видеть, местность понравилась. С ума можно сойти. Я люблю, чтоб все было ясно.
      В то же время мой сосед справа, также заставляя меня выслушать его, говорил:
      -- Сударь, я весь день хочу поговорить с вами с глазу на глаз. Мы, мой товарищ и я, считаем, что должны объясниться с вами. Мы заметили вашу привязанность к мадемуазель Антуанетте и от души сожалеем, что встали вам поперек дороги. Если бы мы узнали о вашей склонности хотя бы на неделю раньше,мы поспешили бы ретироваться, чтобы не причинятьогорчений джентльмену; но сегодня --- уже слишком поздно, у нас не хватит сил для жертвы. Если уж на то пошло, буду откровенен: Антуанетта любит меня. Выражаю вам свое сочувствие. Располагайте мною.
      Я поспешил его успокоить. Но, сколько я ни уверял его, что не был и никогда не буду любовником Антуанетты, он по-прежнему нежно меня утешал. Уж очень сладостна была ему мысль, что он украл у меня любовницу,
      Сосед слева, раздосадованный вниманием, которое я уделил его товарищу, придвинулся ко мне. Чтобы заставить меня выслушать его, он сделал мне важное признание.
      -- Я буду откровенен с вами, -- заявил он, -- Антуанетта любит меня. Мне от души жаль других ее обожателейВ этот момент какой-то непонятный звук донесся от куста, под которым укрылись Леон и Антуанетта. Был ли то звук поцелуя или крик потревоженной малиновки -- право, не знаю.
      Между тем мой сосед справа услышал, как другой поклонник признался мне, что любим Антуанеттой. Он приподнялся и взглянул на соперника с угрозой. Я соскользнул с пригорка, потихоньку шмыгнул в заросли кустарника и притаился там. Тогда они очутились лицом к лицу.
      Куст оказался превосходным убежищем. Я мог наблюдать оттуда за Антуанеттой и Леоном, хотя слова их до меня не долетали. Они все еще ссорились, но как будто немного придвинулись друг к другу. Зато я прекрасно слышал, как на пригорке, прямо надо мной, спорили поклонники. Антуанетта сидела к ним спиной, и они могли беситься сколько угодно.
      -- Вы поступили гадко, -- говорил один, -- вам следовало удалиться еще два дня назад. Неужели вы не замечаете, что Антуанетта отдает предпочтение мне?
      -- Вы правы, -- отвечал другой, -- этого я совершенно не замечаю. Просто вы глупейшим образом принимаете на свой счет все улыбки и взгляды, которые предназначены мне.
      -- Будьте уверены, бедняжка, Антуанетта меня любит.
      -- Будьте уверены, счастливчик, меня она обожает.
      Я смотрел на Антуанетту. Нет, положительно не было в кустах никакой малиновки.
      -- Все это мне надоело, -- продолжал первый. -
      Надеюсь, вы согласитесь, что одному из нас пора удалиться!
      -- Я как раз хотел предложить, не перерезать ли нам друг другу глотку, -- заявил второй.
      Они повысили голос, жестикулировали, сердито вскакивали, снова садились. Их шумная ссора привлекла внимание Антуанетты, она обернулась. Сначала она удивилась, но вслед за тем засмеялась. Указав Леону на препиравшихся поклонников, она шепнула ему несколько слов, развеселивших его.
      Он вскочил и потащил ее за собой к берегу. Сдерживая смех, они старались ступать очень осторожно, чтобы камешки не шуршали у них под ногами. Я решил, что они хотят спрятаться и заставить нас разыскивать их потом.
      Поклонники раскричались еще громче; за неимением шпаг они собирались биться на кулачки. Тем временем Леон добрался до лодки, усадил Антуанетту и преспокойно стал отвязывать веревку; потом прыгнул в лодку сам. Один из поклонников уже занес было на другого
      руку, как вдруг заметил челнок, отплывший до середины реки. Пораженный, позабыв о драке, он указал нанего своему сопернику.
      -- Постойте, постойте, -- закричал тот, подоегаяк берегу, -- что означает эта шутка?
      Меня за моим кустом совершенно позабыли. Люди одинаково становятся эгоистами и в благополучии и в беде. Я встал.
      - Господа, - сказал я оторопевшим, растерянным поклонникам. - Не вспоминается ли вам одна басня. Вот что означает эта шутка: вы думали, что украли у меня Антуанетту, а на самом деле ее крадут у вас.
      -- Изысканное сравнение! -- крикнул мне Леон.
      Значит, эти господа воры, а дама -- тот самый...
      Дама бросилась обнимать его. Звук поцелуя заглушил последнее гадкое слово.
      -- Братья, -- обратился я к своим товарищам понесчастью, - мы остались без еды и крова. Построим
      хижину и будем питаться лесными ягодами, в ожида
      нии пока какой-нибудь корабль не подберет нас на
      нашем необитаемом острове.
      VI ......
      -- А что было потом?
      Почем я знаю, что было потом! Ты требуешь слишком многого, Нинетта. Вот уже два месяца Антуанетта и Леон живут в небесно-голубом гнездышке. Антуанетта, как всегда, добра и чистосердечна, Леон бранит женщин пуще прежнего. Они обожают друг друга
      =
      СЕСТРА БЕДНЫХ
      десять лет бедная девочка была хрупкой и тщедушной, тяжело было смотреть, как она трудилась наравне со взрослыми, здоровыми поденщицами. У нее были широко раскрытые, удивленные глаза и грустная улыбка, как у человека, который страдает, но не жалуется.
      Когда стояла хорошая цена на зерно, зажиточные фермеры, видя, как вечером она возвращается из леса, оборванная, сгибаясь под тяжкой ношей, не раз предлагали купить ей новую юбку из толстой бумазеи. Она отвечала: "На церковной паперти сидит нищий старик; сейчас декабрь, а у него нет ничего, кроме дырявой блузы, -- купите ему суконную куртку: я увижу, что ему тепло, и это согреет меня". Ее прозвали Сестрой Бедных. Одни величали ее так, смеясь над ее отрепьями, другие -- в награду за доброе сердце.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6