Последний Шлемель, или Рассказы мальчика, выросшего в Варшаве

      Между тем дома с нетерпением ждали его возвращения: как-никак первая покупка. Каждому хотелось посмотреть, какую скотину приведет он из большого города. Тесть с тещей, шурины и свояченицы, друзья и соседи - вся мешпуха собралась. Только Шлемеля завидели, вмиг на двор высыпали. А Шлемель, не успел ворота открыть, принялся хвалиться - коза-де молодая, сильная, а вымя - просто загляденье! Будут они теперь с женой как сыр в масле кататься. Верно говорят: хвастать не косить - спина не болит.
      И тут на двор проковылял старый козел. Дорогие мои, что тут началось! Встречавшие только рты пораскрывали. Старик тесть схватил себя за бороду и не мог слова вымолвить. Теща лишь руками развела да так и застыла. А молодежь принялась хохотать - не остановить!
      Тесть первым опомнился:
      - И эту полудохлую скотину ты называешь молодой козочкой?
      Шлемель поначалу было взъерепенился, да наконец сам разглядел, кого домой привел. Принялся он на себе волосы рвать от досады: решил, что торговец обманул его, вот только не мог сообразить, как это тому удалось. Так бедняга осерчал, что решил: завтра же отправится назад в Люблин, вернет козла и с продавцом поквитается.
      А дальше вот что было. На пути в город Шлемель вновь остановился в том же трактире в Пяске. Всякому своя обида горька. Не утерпел Шлемель, пожаловался хозяину, что его-де обманули мошенники в Люблине. Объяснил: вот идет назад - пусть торговец либо козу возвращает, либо деньги. А коли злодей отпираться станет, так он в полицию пожалуется. Трактирщик смекнул: если полицейские за дело возьмутся, так и до него, глядишь, доберутся. А зачем ему с властями ссориться?
      Пока Шлемель распространялся насчет своих злоключений, трактирщик сочувственно кивал, прищелкивал языком да приговаривал: "Эти люблинские купцы - известные прохвосты! Смотрите, чтобы они не провели вас и во второй раз!" Наконец гость принялся за еду, а трактирщик улучил минуту, вышел на двор да и поменял козла на козу. Шлемель же, уходя с постоялого двора, думал лишь о том, что скажет торговцу и как поставит того на место, вот и не заметил подмены.
      Добрался он до рынка, отыскал продавца и давай его стращать и отчитывать. Торговец никак в толк взять не может, чем покупатель недоволен: ведь коза-то и в самом деле отличная, здоровая и дойная. Тут Шлемель и сам это разглядел да так и осекся на полуслове. А пришел в себя, извинился и лишь промямлил:
      - Не иначе как мне все это померещилось.
      Взял веревку и побрел с козой назад в Хелм.
      И вот пришли они в Пяск. Шлемель снова к трактиру завернул. На этот раз заказал он цыпленка и вареники да еще наливки - отметить удачную сделку: все хорошо, что хорошо кончается. Трактирщик же, не про нас будь сказано, был отъявленный пройдоха, и решил он еще раз подшутить над этаким простаком. Он поднес гостю вторую стопку наливки - "от заведения", а сам тем временем шасть на двор и в третий раз обменял животных.
      Шлемель на этот раз припозднился и ушел из трактира лишь затемно. В голове его шумело, вот он и не разглядел, что за скотину отвязал от дерева и повел домой.
      Когда Шлемель во второй раз заявился в Хелм со старым козлом вместо молодой козочки, начался страшный переполох. Весть о Шлемелевых злоключениях вмиг разнеслась по округе. И, прошу прощения, разве можно такое в секрете удержать, особенно в маленьком местечке? Не с чужих слов говорю - несколько дней все село ходуном ходило.
      Решили обратиться за советом к старейшинам. Семь мудрецов судили да рядили семь дней кряду и наконец пришли к выводу: раз дорога из Люблина в Хелм такова, что молодая коза превращается в пути в старого козла, строжайше запретить впредь жителям Хелма покупать коз в Люблине.
      Что же до старого козла, так тот вскорости околел. Так Шлемель потерял треть жениного приданого.
      Да только Шлемель не долго горевал. Раз в Люблине не повезло, решил он попытать счастья в Лемберге. Вот добрался он до города, разместился в гостинице и хотел было отдохнуть с дороги, как слышит: на улице шум, гам, люди кричат, а сверх того еще и в трубы дуют. По дороге в Лемберг Шлемель глаз не сомкнул и мечтал поспать часок-другой, да куда там! Позвал он слугу узнать, что стряслось. Тот объяснил: горит дом напротив и приехали пожарные, они-то и трубят - огонь тушат. Шлемелю тоже любопытно было на пожар поглазеть, но он так устал, что еле на ногах держался. Слуга заверил постояльца, что опасности нет никакой и что пожар почти потушен. Шлемель успокоился и забылся мирным сном.
      Проснувшись, он спустился вниз разузнать, отчего возник пожар и как его тушили.
      - Сделайте одолжение, неужели, чтобы унять пламя, достаточно просто дуть в трубы? - удивлялся он.
      На беду, человек, к которому Шлемель обратился с расспросами, оказался отъявленным лембергским жуликом. Услыхав вопрос незнакомца, мошенник догадался, что у чужака не все с головой в порядке, и решил его провести:
      - А как же иначе? Или вы не слышали: у нас в Лемберге имеются специальные противопожарные трубы - дунешь раз-другой, и огня как не бывало.
      Шлемель очень удивился. Подумать только, какие чудеса на белом свете творятся! Про Лемберг люди всякое рассказывали, но про противопожарные трубы он впервые услышал. Известное дело: дурень думой богатеет. Шлемель живо смекнул, что такие чудесные трубы могли бы принести ему в Хелме неплохой доход.
      - А сколько стоят ваши трубы? - решил он прицениться.
      - Двести гульденов, - не сморгнув, ответил пройдоха.
      Двести гульденов - деньги немалые. Как раз все, что от жениного приданого осталось. Но, рассудив хорошенько, Шлемель решил, что такая труба дороже золота. В Хелме, где все дома сплошь деревянные, а крыши соломенные, что ни год случалось немало пожаров, особенно летом. Не только дома, целые улицы выгорали дотла. Другое дело, что в Хелме имелась своя пожарная команда, да только в ее распоряжении была одна-единственная телега с бочкой, и ту тащила старая кляча. Бывало, пока она добредет до места, от дома одни угли останутся. Шлемель ни на миг не сомневался: с такой трубой ему безбедная жизнь обеспечена. Он заявил мошеннику, что хочет купить чудесную трубу. Воришке не терпелось облапошить заезжего простофилю. Таковы люди: унюхают деньги и готовы в лепешку расшибиться.
      Что тут долго рассказывать? Надул разбойник нашему простаку в уши баклуши, да и был таков. Шлемель опомниться не успел, как стал обладателем огромной медной трубы, да еще в придачу письменной гарантии, что та-де прекрасный противопожарный инвентарь.
      Шлемель ликовал. Вот покупка так покупка! Теперь-то он наверняка разбогатеет!
      Вернулся Шлемель в Хелм и принялся хвалиться перед родичами и соседями удивительным инструментом. Молва о новом приобретении живо разлетелась по округе. Люди разное говорили: одни поверили в чудодейственную силу трубы, другие полагали, что Шлемеля опять обмишурили. Думали обратиться к старейшинам: пусть рассудят, да время было летнее и те не заседали.
      Шлемелев тесть мрачнее тучи ходил. Ворчал:
      - Мало нам козла было, а теперь новая напасть!
      А Шлемелю не терпелось испробовать замечательную трубу в деле. И задумал он поджечь дом тестя. Конечно, с расчетом, что успеет во время потушить огонь и вреда тот не причинит. Подумать только, чего в дурную голову не придет!
      Дом тестя был старый и сухой - вспыхнул, как спичка. Сколько Шлемель в свою трубу ни дул, толку не было никакого. Скажите спасибо, что люди спаслись, а уж имущество все сгорело до последней щепочки. Что творилось в Хелме в тот день, да и после, вы сами понимаете.
      Несмотря на летнюю пору, собрался-таки совет старейшин. Мудрецы Хелма судили да рядили семь дней и семь ночей и пришли к выводу, что противопожарная труба из Лемберга по неведомой причине теряет свои чудесные свойства в Хелме.
      А посему Гронам Бычья Башка предложил запретить впредь жителям Хелма покупать противопожарные трубы в Лемберге. Верно говорят, каждая ошибка служит истине. Решение было принято единогласно, и Тугодум Фейвел записал закон в книгу.
      Хотите знать, что потом было, - слушайте дальше. Пусть Шлемель промотал женино приданое и спалил дом тестя, но планов своих насчет того, чтобы разбогатеть, он не оставил. Потерпев неудачу в Люблине и Лемберге, решил он начать дело в родном селе.
      Хелм славился своей сладкой наливкой, до которой Шлемель был большой охотник. Вот и задумал он торговать замечательным напитком на рынке - по три гроша за стопку. Он подсчитал, что если станет продавать по бочонку в день, то будет иметь по три гульдена чистой прибыли ежедневно. На этот раз мадам Шлемель решила не стоять в стороне от мужниных дел. Деньги у них к тому времени уже совсем кончились. Известное дело: коли не добавляешь, так и клад проедаешь. Но женщина заложила свою брошку и на вырученные средства купила первый бочонок.
      На следующий день супруги установили на рынке небольшой прилавок, водрузили на него бочонок, несколько стопок и принялись зазывать покупателей:
      - А вот сладкая наливка, освежает и бодрит. Всего три гроша за стопку!
      Наливку в Хелме все любили, но раскошеливаться никому не хотелось. Три гроша - слишком дорого! Я вам так скажу: при всех своих достоинствах Шлемель не дурак был цену заламывать. Лишь один покупатель не пожалел три гроша: больно торопился с утра стаканчик пропустить. Прошел час, другой, но никто больше не подходил к прилавку. Шлемель стал падать духом. Он так издергался, что решил выпить, нервы успокоить. Достал монетку в три гроша и протянул жене:
      - Или мои деньги хуже чужих? Вот тебе три гроша, налей-ка мне стаканчик.
      Мадам Шлемель засомневалась было, но потом рассудила:
      - А и верно, Шлемель: твоя монетка ничем не хуже прочих.
      И налила мужу полную стопку. Шлемель выпил, облизал губы. Замечательная наливка! Тут и мадам Шлемель почувствовала, что в горле у нее пересохло.
      - В таком случае, и мои три гроша сгодятся, - сказала она мужу.
      Так Шлемель с женой весь день наливали друг дружке стопка за стопкой, расплачиваясь всякий раз одной и той же монетой. К вечеру - глядь: бочонок почти пуст, а выручки всего-навсего три гроша.
      Супруги никак не могли в толк взять, где они просчитались на этот раз. Сколько ни прикидывали - никак не могли найти объяснения. Вот они продали почти весь бочонок и всякий раз брали плату наличными. И что? Где же выручка? Правду говорят: когда везет, так везет, а перестанет везти - так хоть криком кричи.
      - Эх, такую трудную задачу и хеломским мудрецам не решить! - сокрушался Шлемель.
      А и в самом деле, как объяснить, куда девались деньги, которые муж и жена исправно выплачивали друг дружке?
      Эта неудача навсегда отворотила Шлемеля от попыток начать собственное дело. И пришлось с тех пор мадам Шлемель торговать овощами на рынке. Шлемель же оставался дома, кормил кур, что жили под печкой, а как детки пошли, стал и за ребятишками приглядывать.
      Тесть Шлемеля так разочаровался в своем зяте, что перебрался жить в Люблин. Впервые в истории Хелма его житель покинул город навсегда. Люди говорили: от греха подальше. С другой стороны, сколько можно терпеть?
      Мадам Шлемель, хоть и не упускала случая попенять муженьку, все же любила своего супруга.
      - Если бы коза из Люблина не превратилась в старого козла, - вздыхал частенько Шлемель, - а противопожарная труба сохранила бы свои чудодейственные свойства и в Хелме, был бы я сейчас богачом. Помяни мое слово.
      На что жена неизменно отвечала:
      - Не тужи, что беден. Все зависит от счастья. Зато второго такого мудреца, как ты, муженек, во всем Хелме не сыщешь.
      Старейшины Хелма и ключ Генендель
      Как известно, в деревне Хелм всем заправляли глава местной общины и шесть старейшин - все круглые дураки. Главу общины звали Гронам Бычья Башка. А старейшин - Недоумок Лейкиш, Простофиля Цейнвел, Дурень Тудра, Зендер Осел, Недотепа Шмерель и Тугодум Фейвел. Гронам Бычья Башка был самым старшим. У него были кудрявая белая борода и высокий выпуклый лоб.
      Поскольку Гронам имел самый большой дом, старейшины обычно собирались у него. Пока они заседали, жена Гронама, Генендель, то и дело приносила им перекусить - чай с вареньем и печенье.
      Гронам жил бы да радовался, кабы жена его попреками не изводила. Только гости за порог, принималась она пилить мужа, что он-де ерунду вечно городит. Послушать ее, так ее уважаемый всеми супруг был дурак дураком.
      И вот раз после такой перебранки Гронам не выдержал и сказал жене:
      - Что толку пенять мне, когда гости уже ушли? Впредь, как только услышишь, что я говорю глупости, войди в комнату и дай мне знать. Тогда я немедленно сменю тему разговора.
      - Разве могу я выставлять тебя дураком перед старейшинами? Узнай они, что ты мелешь чушь, не бывать тебе больше главой общины.
      - Так найди выход, раз ты такая умная.
      Генендель не долго голову ломала.
      - Придумала!
      - Ну?
      - Как только ты скажешь глупость, я войду в комнату и протяну тебе ключ от нашего сундука. Вот ты сразу и поймешь, что ерунду мелешь.
      Гронаму так понравилось женино предложение, что он даже в ладоши захлопал.
      - Подле меня и ты, жена, ума набралась.
      На том и порешили. А дальше было вот что.
      Через несколько дней старейшины снова собрались в доме Гронама. Предстояло обсудить приближавшийся праздник Шавуот, когда по обычаю положено есть блины со сметаной. Только в тот год сметаны в Хелме было днем с огнем не сыскать: весна выдалась засушливая и коровы почти не давали молока.
      Старейшины теребили бороды, чесали в затылках, да, сколько ни раскидывали мозгами, не могли придумать, как раздобыть сметаны к празднику.
      Вдруг Гронам как стукнет об стол кулаком.
      - Придумал!
      - Говори скорей!
      - Надо издать закон, чтобы впредь хелмцы воду называли сметаной, а
      сметану - водой. Воды-то в колодцах предостаточно, так что каждая хозяйка без труда раздобудет к празднику полное ведро сметаны.
      - Какое замечательное решение! - завопил Зендер Осел.
      - Гениальное! - подхватил Простофиля Цейнвел.
      - Только Гронам Бычья Башка мог до такого додуматься! - заявил Недоумок Лейкиш.
      Дурень Тудра, Недотепа Шмерель и Тугодум Фейвел были с ними совершенно согласны. Тугодум Фейвел, общинный писарь, достал перо, бумагу и чернила и живо записал новый закон: впредь называть воду сметаной, а сметану - водой.
      Покончив с делами общины, старейшины, как водится, предались обсуждению более серьезных проблем.
      - Этой ночью я глаз не мог сомкнуть, - начал Гронам, - все размышлял, отчего это летом так жарко. И в конце концов нашел объяснение.
      - Почему? - спросили старейшины хором.
      - Потому что всю зиму мы топим печи и к лету в Хелме накапливается столько тепла, что на все лето хватает.
      Старейшины согласно закивали головами.
      - А почему тогда зимой холодно? - спросил Недоумок Лейкиш.
      - Что тут непонятного? Летом-то печи никто не топит, вот тепло к зиме и заканчивается.
      Старейшины принялись наперебой превозносить мудрость Гронама. Однако напряженная умственная работа вконец их вымотала, и они стали коситься на дверь кухни, ожидая, что вот-вот появится Генендель и принесет чай с вареньем и печенье.
      И Генендель в самом деле появилась, только несла она не угощение, а ключ, который протянула мужу со словами:
      - Гронам, вот ключ от нашего сундука.
      На этот раз Гронам был совершенно уверен, что все, им сказанное, образец высочайшей мудрости. И вот надо же, появляется Генендель и приносит ему ключ, намекая, что он-де опять молол чушь! Гронам так осерчал, что, повернувшись к старейшинам, воскликнул:
      - Рассудите нас, люди! Что глупого сказал я сегодня? Почему моя жена принесла мне ключ от сундука?
      Старейшины поначалу не могли разобрать, о чем он толкует. Гронаму пришлось рассказать им о своем уговоре с Генендель.
      - Но разве сказал я сегодня хоть одно неразумное слово? - обратился Гронам к гостям.
      Старейшины были возмущены поведением Генендель. Верно люди говорят: сварливая жена горше смерти.
      - Мы старейшины Хелма, у нас своя голова на плечах, и негоже женщине судить, что есть мудрость, а что - глупость, - заявил Тугодум Фейвел.
      Обсудив все хорошенько, старейшины решили издать еще один закон: если Генендель посчитает, что ее муж говорит глупости, пусть войдет в комнату и передаст ключ старейшинам. Коли они с ней согласятся, то сами предложат Гронаму сменить тему беседы, а если - нет, придется Генедель удвоить угощение да еще в придачу принести каждому гостю по три блина.
      Тугодум Фейвел живо записал новый закон и скрепил его гербовой печатью Хелма, изображавшей быка с шестью рогами.
      С тех пор Гронам мог спокойно вести умные беседы, ведь Генендель, не про нас будь сказано, была скуповата и вовсе не хотела кормить старейшин своими блинами.
      В тот год на Шавуот в Хелме не было недостатка в "сметане". Говорят, правда, что некоторые хозяйки сетовали на нехватку "воды". Но это уже совсем другая задача, решить которую старейшины обещали после праздника.
      Гронам Бычья Башка прославился своей мудростью на всю округу. Шутка ли сказать, он сумел наполнить реки и колодцы Хелма сметаной!
      Всего-навсего издав мудрый закон...
      Как говорится, одним росчерком пера.
      Ловкач Тоди и скряга Лейзер
      В одном местечке, что величиной не больше, чем молитва о росе в маленьком молитвеннике, жил бедняк по имени Тоди. Имел он жену - Шэйндел и семерых ребятишек мал мала меньше. Да только не мог их прокормить. За какое бы дело ни брался - все себе в убыток. Люди так и говорили: "Вздумай Тоди свечами торго
      вать - так и солнце круглые сутки светить станет". А случись Тоди удача - значит где-то словчил. Вот и прозвали его - Ловкач Тоди.
      В тот год зима выдалась особенно студеной. Снег сыпал день и ночь. А у Тоди ни гроша не было, чтобы дров купить. Детишки целый день в постелях лежали - из-под одеяла и нос высунуть зябко было. Известное дело, где холодно, там и голодно. У Шэйндел в кладовой к тому времени даже мыши перевелись. Она непрестанно попрекала Тоди: "Сколько можно терпеть? Коли ты не можешь прокормить жену и детей, я, пожалуй, отправлюсь к раввину и потребую развода".
      "Так и что ты с ним будешь делать? На хлеб-то его не намажешь!" урезонивал ее Тоди.
      В той самой деревне жил богач Лейзер. Денег имел целые бочки. Но на всю округу славился он своей прижимистостью. Люди так и звали его - Скряга Лейзер. До того он жаден был, что позволял жене печь хлеб только раз в четыре недели. Лейзер этот, видите ли, рассудил, что свежий хлеб съедается быстрее, чем черствый.
      Была у Лейзера коза. Так он ее совсем не кормил. Вот бедная скотина и побиралась по соседям. Добрые люди жалели ее и кормили картофельными очистками.
      Но разве на одних очистках долго протянешь? С голодухи коза принималась щипать старую солому с крыш. Да еще кору с деревьев объедала. Зато доить козу Лейзер не забывал, но по своей жадности сам молока не пил - все пускал на продажу.
      Тоди не раз захаживал к Лейзеру грош-другой одолжить. Но скряга всякий раз ему отказывал: "Мне, приятель, крепче спится, когда мои денежки у меня в сундуке, а не у тебя в кармане". Сами знаете, для богачей простой человек что грязь под ногтем.
      Вот Тоди и задумал поквитаться с Лейзером, а заодно и деньжат для семьи раздобыть. Теперь слушайте дальше.
      Так вот, в один прекрасный день, когда этот самый Лейзер, сидя на старом ящике, ел свекольник с черствым хлебом (стульями он пользовался только по праздникам - чтобы обшивка не поистерлась), распахнулась дверь, и на пороге появился Тоди.
      - Реб Лейзер, - проговорил он, - у меня есть до вас дело. Моей старшей дочери Баше уже пятнадцать, пора думать о свадьбе. На днях приезжает молодой человек из Янева. Он имеет желание посмотреть на невесту. Но как гостя принять, когда у нас все столовые приборы оловянные? Моя жена говорит, что она совсем со стыда сгорит, коли гостю придется есть суп оловянной ложкой. Вот я и подумал, не могли бы вы одолжить мне одну из ваших серебряных ложек? Богом клянусь, верну ее завтра же в целости и сохранности.
      Конечно, Лейзеру жалко было с добром расставаться, но он знал, что Тоди не осмелится нарушить священную клятву, и одолжил ложку.
      Однако в тот вечер никто на смотрины не приехал. Девушка, как обычно, расхаживала босая и в обносках, а серебряная ложка преспокойно пролежала у Тоди в кармане. Когда-то в давние годы и у Тоди серебряные приборы водились. Они ему с жениным приданым достались, да только он их все давно продал лишь три чайные ложки уцелели. Шэйндел берегла их пуще глаза и доставала лишь на Песах. Но пришел, видно, и их черед.
      На следующий день, когда Лейзер босой (чтобы туфли не стаптывать) сидел на ящике и хлебал свекольник с черствым хлебом, снова заявился Тоди.
      - Вот ложка, которую я брал вчера, - сказал он, и положил ложку на стол, а в придачу - маленькую серебряную ложечку, свою собственную.
      - А это что? - изумился Лейзер.
      - Ваша ложка родила чайную ложечку, - объяснил Тоди. - Выходит, эта малютка - ее дочка. Я честный человек. Зачем мне чужое? Вот я и возвращаю вам и мать и ребенка.
      Лейзер в изумлении уставился на Тоди. Никогда в жизни не слыхал он, чтобы у ложек дети рождались. Впрочем, жадность быстро поборола в нем доводы рассудка, и он радостно принял и ложку и приплод. Такая неожиданная удача! Не зря он не поскаредничал и одолжил соседу ложку.
      Прошло, значит, несколько дней. Лейзер снова сидел на ящике (без лапсердака, чтобы зря не изнашивать) и уписывал свекольник с черствым хлебом. И тут опять пришел Тоди.
      - Молодой человек из Янева не приглянулся Баше - у него оказались слишком длинные уши, совсем как у осла. Сегодня другой жених приезжает. Шэйндел готовит ему суп, но говорит, что со стыда сгорит, коли гостю придется есть оловянной ложкой. Разве женщину переспоришь? Не могли бы вы одолжить мне...
      Не успел Тоди закончить свою просьбу, как Лейзер перебил его:
      - Ты никак хочешь снова у меня ложку одолжить? Бери, мне не жалко.
      На следующий день Тоди вернул ложку и одну из собственных чайных ложечек в придачу. Он снова заявил, что большая ложка родила маленькую и он честно возвращает и мать и ребенка. Что же до молодого человека, который на смотрины приезжал, соврал Тоди, то Баша посчитала, что при всех его достоинствах нос у него больно длинноват.
      Стоит ли говорить, что скряга Лейзер с радостью принял и новое подношение.
      То же самое и в третий раз повторилось. Только теперь Тоди утверждал, что дочка отвергла жениха, потому что бедняга заикался. И вновь он вернул и большую ложку и маленькую.
      - А не было ли случая, чтобы у ложек двойни рождались? поинтересовался Лейзер.
      Тоди задумался.
      - Что за вопрос? Поговаривают, что и тройни бывают.
      Почти неделю не захаживал Тоди к богатому соседу. Но утром в пятницу, когда Лейзер (в одних подштанниках, чтобы не протирать брюки) сидел и лопал свекольник с черствым хлебом, Тоди снова объявился на пороге.
      - Доброго здоровья, реб Лейзер.
      - И тебе, сосед, того же, - с несвойственным радушием отозвался хозяин. - Какую добрую весть ты принес на этот раз? Не хочешь ли снова одолжить у меня серебряную ложку? Не стесняйся - бери любую.
      - Нет, сегодня я пришел просить вас об особом одолжении. Нынче вечером приезжает к нам важный молодой господин из самого Люблина. Он сын богатых родителей и, говорят, славится умом и красотой. Он имеет желание посмотреть на мою Башу. Молодой человек останется у нас на Шаббат. Но как его принять в пустых стенах? Что тут долго говорить? На этот раз мне нужна не только ложка, но и пара серебряных подсвечников. Наши-то простецкие, латунные, и жена стыдится их на праздничный стол ставить. Вот я и подумал, не могли бы вы одолжить мне ваши подсвечники? А я их верну вам сразу же, как суббота закончится.
      Серебряный подсвечник - вещь дорогая. Скряга Лейзер засомневался было, но лишь на минуту. Вспомнив, как славно разжился он на серебряных ложках, Лейзер ответил:
      - Почему нет? У меня в доме восемь подсвечников. Бери все. Я знаю, ты надежный человек и вернешь мне их в целости и сохранности. А случись, какому из них разродиться, не сомневаюсь, что ты поступишь так же честно, как и прежде.
      - Сделайте одолжение, не сомневайтесь, - заверил его Тоди. - Всегда надо надеяться на лучшее.
      Серебряную ложку Тоди, как обычно, припрятал в карман. А с подсвечниками прямехонько к торговцу направился. Продал их там за кругленькую сумму, а деньги отнес Шэйндел. Когда бедная женщина увидала такое богатство, то едва не умерла от радости, но все же захотела узнать, откуда оно взялось.
      - Шел я по улице, а тут корова летела, взяла и скинула на крышу дюжину серебряных яиц, - наплел Тоди. - Яйца я продал, а выручку тебе принес.
      - С чего бы это коровы летали да еще сбрасывали на крыши серебряные яйца? Что-то я прежде о таком не слыхивала! - засомневалась Шэйндел.
      - Все когда-то в первый раз случается, - рассудил Тоди. - А если деньги тебе ни к чему, так отдай их мне.
      - И не подумаю, - поспешила возразить жена. Кому-кому, а ей-то хорошо было известно, какой ловкач ее муженек. Но я вам так скажу, когда дети голодают, а в кладовой - шаром покати, лучше задавать поменьше вопросов. Шэйндел поспешила на рынок и накупила мяса, рыбы, пшеничной муки и даже немного орехов и изюма для кугола. Оставшихся денег еще на одежду и обувь для ребятишек хватило.
      Что творилось в доме Тоди в тот день, вы сами понимаете. Давненько не было у бедняков такого счастливого Шаббата. Мальчишки заливались, словно щеглы, а девочки плясали до упаду. Когда же дети подступили к отцу с расспросами, как он раздобыл такое богатство, Тоди цыкнул на них: "Не пристало в Шаббат о деньгах говорить!"
      В воскресенье, когда Лейзер, босой и почти голый (чтобы зря не портить ни одежду, ни обувь), сидел на ящике и доедал свекольник с черствым хлебом, снова объявился Тоди и протянул хозяину серебряную ложку.
      - Увы! На этот раз ложка не принесла потомства, - вздохнул хитрец.
      - А как насчет подсвечников? - с тревогой спросил Лейзер.
      - Подсвечники умерли, - скорбно произнес Тоди.
      При этих словах Лейзер так подскочил на ящике, что едва не разлил суп.
      - Что ты мелешь? Разве подсвечники могут умереть? - завопил он.
      - Если ложки могут детей рожать, почему подсвечники не могут умереть?
      Лейзер пришел в неописуемое неистовство. Если он от злости не лопнул, так это чудо из чудес.
      А дальше было вот что. Лейзер поволок Тоди на суд к раввину. Выслушав обе стороны, раввин рассмеялся.
      - Что ж, поделом тебе, - заявил он Лейзеру. - Раз ты поверил, что ложки рожают детей, придется тебе поверить, что и подсвечники умирают.
      - Да разве такое возможно? Нелепица какая-то! - возмутился Лейзер.
      - Отчего же ты надеялся, что старые подсвечники родят тебе новых? отвечал раввин наставительно. - Если ты поверил в нелепицу, когда она сулила тебе выгоду, то должен верить в нее, и когда она приносит тебе убытки.
      И раввин закрыл дело.
      На следующий день, когда жена подала Лейзеру свекольник с черствым хлебом, скряга заявил ей:
      - Неси тарелку назад. Я буду есть только хлеб. Свекольник - слишком дорогое угощение, даже если он без сметаны.
      Вот так, дорогие мои. Всякое бывает.
      История о ложках, родивших себе подобных, и об умерших подсвечниках быстро разлетелась по местечку. Все люди радовались, как ловко Тоди проучил Скрягу Лейзера. Подмастерья сапожников и портняжки, как водится, сочинили веселую песню, которую распевали на всех углах:
      Скряга Лейзер, не грусти,
      С миром подсвечники отпусти.
      Ты и так богат без меры,
      Всем известны тому примеры:
      Вот поглядите - малютки ложки,
      А вот яички лежат в лукошке,
      Коровы шлют их тебе с небес.
      Может, тебя попутал бес?
      Чуток подожди,
      И ложки в буфете
      Родят внучат - станешь ездить в карете!
      Однако время шло, а новые ложки так и не народились...