Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мы пойдем мимо - и дальше

ModernLib.Net / Журавлева Валентина Николаевна / Мы пойдем мимо - и дальше - Чтение (Весь текст)
Автор: Журавлева Валентина Николаевна
Жанр:

 

 


Журавлева Валентина
Мы пойдем мимо - и дальше

      Валентина Журавлева
      Мы пойдем мимо - и дальше
      1
      - Послушайте, Кира Владимировна, зачем психологу вакуумный насос? спросил меня бухгалтер.
      Официально он теперь назывался генеральным бухгалтером. Полгода назад он был главбухом, и на его столе лежали обыкновенные конторские счеты. А сейчас справа от генерального бухгалтера селектор, слева изящный компьютер "Рига-6М", на большом полированном столе ничего лишнего - только ручка, карандаш и новая книга Жана Силбаха "Финансирование научных исследований". На французском языке. И сам генеральный бухгалтер похож на молодого профессора-физика.
      Генеральный бухгалтер - мой враг N_1. Он всегда разговаривает со мной с позиции силы.
      - Вот, пожалуйста, - сказал он, - пункт семнадцатый вашего пространного списка. Стеклянный высоковакуумный масляный двухступенчатый диффузионный насос. Восемнадцатый пункт - нитрат серебра, тысяча семьсот граммов. Девятнадцатый пункт - экстракционный аппарат Сокслета... Два года вы меня изводите такими заявками. И впереди, насколько я понимаю, еще целый год, пока вы кончите университет и, даст бог, уедете куда-нибудь...
      Нечто подобное я слышала еще в школе. "Знаешь, Кира, хватит с меня твоих затей, - заявил директор, когда я научила своих октябрят скорочтению по системе "ультраспид". У директора болело горло, он говорил трагическим шепотом. - Что за цирк, что здесь происходит? Хотя бы ты скорее кончила десятый класс и поступила в МГУ..." И вот теперь бухгалтер ждет, пока я окончу МГУ и уеду в Академгородок. Интересно, что мне будут говорить в Академгородке и куда я уеду оттуда?..
      - Шесть тысяч двести, - продолжал бухгалтер, разглядывая список. Можете вы объяснить, для чего нужны вакуумный насос, нитрат серебра и все остальное?
      Объяснить я не могла, он это прекрасно знал.
      - Виктор Андреевич, - сказала я, чтобы хоть что-то ответить, - поймите: нельзя расспрашивать Чуваева - это нарушит чистоту эксперимента. Когда Джон Бернал разрабатывал свою теорию жидкого состояния...
      - Чистота эксперимента, - с горечью произнес генеральный бухгалтер. Все думают о чистоте эксперимента, и никто не хочет думать о чистоте бухгалтерии. Вместо конкретных объяснений вы цитируете Налимова и Мульченко, ссылаетесь на кривую Виланда, приводите формулу Сарбаева и рассказываете мне истории из жизни Джона Десмонда Бернала. А я смотрю на смету. Тут ваша подпись, не так ли? - Он раскрыл пухлую папку с моими бумагами. - Семнадцать тысяч на весь год. Из них на оборудование четырнадцать. Хорошо, теперь обратимся к фактам. Не проходит и месяца, как вы тратите четырнадцать тысяч, а через две недели и все остальное. Затем вам дают еще семь тысяч. Восходящая звезда психологии, разве можно отказать! Я тут же оплачиваю кучу счетов. Ультрафильтры Зигмонди, фотоэлектрический пирометр ФЭП-4, диализатор с мешалкой, две тысячи шестьсот рублей заводу "Физприбор", четыреста пятьдесят по трудовому соглашению за изготовление стеклянной аппаратуры согласно эскизам... Семь тысяч кончаются. И тогда вы говорите: нужна радиационная защита. Вы прекрасно знали об этом заранее, но не включили стоимость защиты в смету. Еще бы, на монтаж защиты обязательно дадут дополнительные средства: если есть радиация, защита необходима, не так ли?.. Ладно, пойдем дальше. Апрель этого года. Я был в отпуску, а вы уговорили Зацепина и Софью Александровну и забрали приборы, предназначенные для химфака. Интересно, как это увязывается с кривой Виланда и возвышенными идеями Джона Десмонда Бернала?
      В душе он остался главбухом, и сейчас ему не хватало счетов: взять и посчитать, сколько я израсходовала. Раньше он так и делал. А тут вместо счетов ЭВМ - не будешь же на ней складывать такие простые цифры.
      - Если хотите знать, Кира Владимировна, - продолжал он, - вас испортила слава. Интервью, очерки, портрет на обложке "Смены"... Барыбин, Зиневич, Мельникова - доктора психологических наук - спокойно занимаются психологией, а вы, студентка, строите машину, которая неизвестно как должна быть устроена и неизвестно что должна делать. Не спорьте: это не поможет. Пока вы не выходили за пределы утвержденной суммы, я молчал. Но дополнительные средства - совсем другой разговор. Составьте обоснование, смету, пусть все это подпишет Коробов. А потом пойдите к Зацепину. И если он утвердит... ну, тогда будет видно. Советую поторопиться. Зацепин послезавтра уезжает...
      Главбух по-своему прав: за два года я потратила уйму денег на машину, о назначении которой не имею ни малейшего понятия. Но я тоже права: нельзя было расспрашивать о назначении машины - это отразилось бы на ходе эксперимента.
      За два года я привыкла не вмешиваться, и, когда Игорь перед отъездом принес список оборудования для Тумбы-2, я ничего не спросила. Игорь в Саянах, плывет на своей байдарке по Большой Бирюсе - не позвонишь, не спросишь... Самое умное - отложить все до его возвращения. Потеряем мы на этом месяца полтора, ничего страшного. А пока я поеду домой. Ну конечно! Возьму билет на самолет и завтра к вечеру буду в Таганроге. Мама даже не ждет. Лето кончается, надо отдохнуть и в октябре взяться за диплом.
      Решено. Еду на три недели домой.
      2
      Главбух говорит: слава испортила. Ну какая у меня слава? Придумала систему упражнений по развитию фантазии, занималась с Настей Сарычевой, потом Настя открыла АС-эффект и действительно прославилась. А моей славы едва хватило, чтобы новую тему включили в план проблемной лаборатории.
      Конечно, тема дикая. Но потрясающе интересная; я бы ни за что от нее не отказалась. К тому же Игорь идеально подходил для эксперимента. В психологических опытах это чрезвычайно важно - иметь подходящего человека. Иногда все останавливается из-за того, что не на ком экспериментировать.
      Игоря Чуваева я нашла в Таганроге. Гениальный парень, он решил перейти Азовское море на ходулях. Плывут же через океан на плотах и папирусных лодках - такая уж эпоха. В Таганрогском заливе совсем мелко, особенно при восточном ветре, когда начинается сгон воды. Игорь тренировался со своими ходулями; я его выловила метрах в трехстах от берега. Одна ходуля заклинилась между камнями, и первый в мире ходуленавт висел над водой под углом в сорок пять градусов. Красивое было зрелище. Развязать ремни он не мог - не дотягивался, а кричать не хотел, потому что на берегу сидела рыженькая Алиска. Игорь заканчивал тогда седьмой класс, Алиска была в четвертом, но она играла не последнюю роль во всех его затеях. Алиска не видела, как я спасала отважного ходуленавта, в школе я никому ничего не сказала, и Игорь проникся ко мне доверием.
      Впрочем, с ходуленавтикой мы быстро покончили. Я заставила Настю сделать расчет; получилось, что предел - два метра плюс-минус пятнадцать сантиметров. С глубиной возрастает сопротивление воды, труднее шагать. Нужно было чем-то занять Игоря, и я подбросила ему систему упражнений по развитию воображения. Фантазия у Игоря была богатая - это чувствовалось уже после первой недели занятий. Но тут у меня начались выпускные экзамены, а потом надо было ехать в Москву, поступать в университет. Перед отъездом я подарила Игорю "Спутник юного филумениста" и набор спичечных этикеток. Я к тому времени прочитала уйму книг по психологии и считала себя настоящим психологом. Пусть Игорь собирает этикетки, решила я, дело это тихое и в какой-то мере полезное. Да и в "Очерках по психологии подростков" говорилось: "Филумения направляет энергию подростка в спокойное русло коллекционирования, развивает любознательность, расширяет кругозор".
      Прошел год, и, приехав на каникулы, я заметила на улицах нечто новое. В Таганроге, особенно в старой его части, за год бывает не так уж много перемен. И если что-то изменилось, это сразу бросается в глаза. Смотрю, напротив вокзала появился громадный световой щит: "Страхуйте имущество от огня!" Зеленая надпись и красное пламя. Сначала загораются внутренние контуры пламени, потом внешние, доходящие до четвертого этажа, и тогда по диагонали появляется призыв насчет страховки. Очень красиво. Прошла я два квартала по улице Фрунзе и вижу: "При пожаре звоните 01". Оранжевые буквы, каждая по три метра, не меньше. Тоже красиво, но, думаю, несколько однообразно. Иду дальше. На здании почтамта прямо-таки праздничная иллюминация: тут и "Прячьте спички от детей", и "Страхуйте имущество", и "Звоните 01", и "Вступайте в добровольное пожарное общество"... Я начала кое-что понимать. "Филумения направляет энергию подростка в спокойное русло коллекционирования..." Вот и направила!
      Правда, потом выяснилось, что Игорь лично ничего не сжег. Он развлекался сравнительно безобидно: отламывал спичечные головки и закладывал их в самодельный калейдоскоп вместо стекляшек. Я была потрясена, когда впервые посмотрела в такой пироскоп. Я даже не знаю, с чем это можно сравнить. Таким должно быть небо где-нибудь в центре Галактики, в самой гуще вспыхивающих, сталкивающихся звезд и кипящей огненной материи.
      Игорь построил пироскоп и, конечно, показал Алиске - ну, и очень скоро об этом узнала вся школа. Появились подражатели, а они всегда портят дело. Сгорел дом на Пушкинской, в шести других местах с трудом потушили пожары.
      За спичками, конечно, стали присматривать, но Игорь к этому времени и сам отказался от спичек: ему не нравилось их пламя. Он взялся за химию и за год научился получать многослойные крупинки, которые горели без дыма и давали пламя с меняющейся цветной окраской.
      Я осмотрела лабораторию, которую он устроил во дворе, в сарае, познакомилась с его дальнейшими планами, послушала, что говорят в народе, и поняла: надо срочно спасать родной город. Пироскоп я отправила ценной бандеролью Насте, и через три недели Чуваева пригласили в московскую школу с химическим уклоном. В последний момент в это дело вмешалась Алиска и чуть было все не испортила. Пришлось обещать, что после восьмого класса я ее тоже заберу в Москву.
      Эта история меня кое-чему научила, и в Москве я контролировала Игоря, хотя мне хватало и своих забот. Первые полгода прошли спокойно. Но после зимних каникул Игорь позвонил и сказал, что ему поручили сделать доклад об алхимии. "Помогите, - говорит, - найти что-нибудь о ксантосисе, хочу показать на практике". Понятно, я всполошилась. Кто его знает, что это за ксантосис и как его показывают на практике!..
      Помчалась в библиотеку, выписала груду книг по истории химии и стала искать таинственный ксантосис. К счастью, выяснилось, что ничего страшного нет: ксантосис - операция золочения. Берут какой-нибудь сплав и придают ему внешний вид золота. Есть еще и лейкосис - это когда сплав подделывают под серебро. Ну, я кое-что выписала для Игоря; работы там было на час, только и всего. Но я просидела до закрытия читального зала и на следующее утро пришла снова. Алхимия заинтересовала меня помимо доклада. Я, например, раньше не знала, что эпоха алхимии продолжалась свыше тысячи лет. Я стала размышлять об этом долгом тысячелетии, и у меня появилась потрясающая идея.
      Алхимиков влекло золото: они надеялись получить его с помощью философского камня из ртути, серы и мышьяка. И вот тысячу лет усилия алхимии (а она тогда была основной экспериментальной наукой) концентрировались на одном направлении. Совершенно нереальном! И лишь попутно делались полезные открытия. Работали, например, со ртутью - и обнаруживали киноварь, сулему. Изучали превращения серы - и открывали сульфаты меди и цинка. Все открытия этого тысячелетия связаны с основной алхимической линией.
      Представляете, что получается?
      Ценится золото - и лучшие умы тысячу лет изучают превращения металлов. Ну, а если бы ценилось не золото, а нечто другое? Хотя бы еловые шишки при условии, что они очень редки. Тогда тысячу лет искали бы способы получения еловых шишек. Иное направление поисков - и, следовательно, совсем иная цепь сопутствующих открытий. Наверное, за тысячу лет научились бы выращивать самые фантастические растения. Кто знает, каких успехов достигла бы биология...
      Я целыми днями просиживала в читалке. Ссорилась с библиографом: его раздражало, что я не могу ясно сформулировать тему. От алхимии я перешла к географии. Эпоха Великих географических открытий - снова погоня за золотом. Жажда золота определяет маршруты экспедиций: считается, что богатые золотом страны лежат на континентальных побережьях, там, где впадают в океан большие реки. "Я делаю все возможное, - писал в своем дневнике Христофор Колумб, - чтобы попасть туда, где мне удастся найти золото и пряности". Золото и пряности... Временами пряности поднимаются в цене выше золота, и сразу же меняется главное направление поисков: мореплаватели ищут уже не Эльдорадо, а "пряные острова", с их зарослями корицы, перца, гвоздики, мускатного ореха. Карл Первый приказывает Магеллану: "Поскольку мне доподлинно известно, что на островах Молукко имеются пряности, я посылаю вас главным образом на их поиски, и моя воля такова, чтобы вы направились прямо на эти острова". Если бы ценились не золото и пряности, а какие-нибудь особые ракушки, иной была бы вся история Великих географических открытий.
      Вначале это привлекало меня чисто теоретически. Получались любопытные мысленные эксперименты. Допустим, вместо "золотой" алхимии была бы "магнитная". Ценность монеты определяется весом поднимаемой гирьки, разве плохо? Золото блестит - в этом его достоинство... в глазах дикаря. Зато у магнита удивительные свойства: каждая монета была бы компасом. Так вот, "магнитная" алхимия: трудно даже представить, сколько открытий сделали бы алхимики за тысячу лет. Они бы, например, легко обнаружили, что магнитные свойства исчезают при определенной температуре, и открыли точку Кюри на полторы тысячи лет раньше... Превращение неблагородных металлов в золото практически не осуществимо до сих пор (ядерные реакции не в счет - они дают ничтожный выход), в сущности, алхимия с самого начала оказалась в тупике. Ксантосис, имитация золота, - таков предел "золотой" алхимии. А "магнитная" алхимия шла бы от открытия к открытию и вместо жалкого ксантосиса овладела бы электромагнетизмом...
      И вот однажды меня осенило: а ведь современная наука тоже развивается по определенным линиям. Конечно, теперь нет одной господствующей линии, но что это меняет? Природа, Вселенная, материя неисчерпаемы, - должны существовать бесчисленные пути их исследования, а мы выбираем лишь те пути, которые связаны с сегодняшними представлениями о ценностях.
      У меня был билет в Консерваторию; Святослав Рихтер играл Первый концерт Рахманинова. Я так ждала этого вечера и вот сидела в зале и не могла сосредоточиться из-за сумасшедшей идеи: а что, если сменить систему ценностей? В самом деле, взять и поставить такой эксперимент. Иная система ценностей - значит, иная система целей. Возникнут совершенно новые поисковые линии. Сейчас мы их не замечаем: они для нас как невзрачный магнитный железняк для алхимика, ослепленного призраком золота...
      Не может быть и речи о том, чтобы наука ради эксперимента изменила свою систему целей. Опыт придется ставить на одном человеке. Снова, как и с Настей Сарычевой, я буду перестраивать мышление человека. И снова возникнет вопрос о риске: опыт закончится, а мышление навсегда останется перестроенным.
      Если бы не музыка, я бы, наверное, так и не решилась.
      3
      Нет, музыка здесь ни при чем.
      Систему развития фантазии я нащупала более или менее случайно; меня терзали сомнения: смогу ли я придумать еще что-нибудь? И вот появилась такая великолепная идея, как же было от нее отказаться...
      4
      Три года назад мне не хватало уверенности в своих силах. Сегодня уверенности сверхдостаточно, не мешало бы чуточку убрать, я это сама понимаю, и все-таки меня неудержимо влечет к новым приключениям. И то же самое ощущение: смогу ли? Потому что если не смогу, какое значение имеют все предыдущие удачи?!
      Я и не подумаю ждать, пока Игорь вернется. Сама разберусь в этой чертовой Тумбе, составлю обоснование и смету. Когда три года назад я выложила Игорю идею эксперимента, он сразу загорелся:
      - Вот здорово! Надо взяться за октановое число. У нас шефы этим занимаются: мы два раза в неделю ходим к ним в институт. И практику мы там будем проходить.
      Об октановом числе я помнила совсем немногое. Показатель антидетонационных свойств топлива. Чем выше октановое число топлива, тем лучше, потому что можно увеличить степень сжатия, а это ведет к повышению к.п.д. двигателя.
      - В общих чертах соответствует, - снисходительно подтвердил Игорь. - Но мы не будем увеличивать октановое число. Как раз наоборот: мы его будем уменьшать. По этому пути еще никто не шел.
      Гениальный парень, он молниеносно схватил суть дела. Признаться, в первый момент я даже растерялась: одно дело теоретические рассуждения об алхимии и множественности поисковых путей, а другое - конкретная работа по уменьшению октанового числа. Взяться за ухудшение качества горючего; считать, что горючее тем ценнее, чем оно хуже... Ну-ну. Я заставила себя сказать: "Прекрасно, так и сделаем" - и твердо решила, что в дальнейшем не буду вмешиваться в техническую сторону дела. Если Чуваеву придется меня убеждать, это обязательно повлияет на ход его мыслей. Самые неожиданные идеи будут невольно отсеиваться. Мое дело - создать условия для эксперимента и не вмешиваться. Так мы и договорились. Игорь действительно начал с октанового числа, но очень скоро переключился на что-то другое. Весь первый год он искал подходящее направление; выбор оказался значительно труднее, чем я предполагала.
      Вообще это было тяжелое время. Игорь заканчивал школу, поступал в университет, на химфак. Химия была его призванием - в этом не приходилось сомневаться, и все-таки я боялась, что он срежется на экзаменах. Я усиленно занималась с ним развитием воображения; он легко справлялся с самыми трудными задачами. Индекс фантазии у него был втрое больше среднего: 210-220 по шкале Лирмейкера. В любой вещи он прежде всего видел ее неявные, необычные свойства. Я смотрела, как он сдавал химию на вступительных экзаменах. Вопрос относился к электролитической диссоциации, но Игорь сразу сказал, что диссоциация при двух видах электричества положительном и отрицательном - достаточно тривиальна. Интереснее, сказал он, рассмотреть диссоциацию при условии, что существует электричество трех видов. Первый час он возился у доски один, потом к нему присоединился преподаватель, и они стали вдвоем рассматривать диссоциацию "в общем случае эн видов электричества"...
      На следующий день Игорь примчался ко мне и объявил, что есть подходящая идея о неценных ценностях и нужно поскорее приступить к монтажу установки. Готовиться к экзаменам он перестал, но все обошлось благополучно. А тут как раз начался бум с АС-эффектом, и, поскольку Настя всюду твердила, что обязана своим открытием тренировке фантазии, мои акции пошли в гору. Мне предложили участвовать в работе проблемной лаборатории; я назвала свою тему, отстояла ее на ученом совете, составила смету, и осенью Игорь приступил к сборке Тумбы.
      Два года он возился с этой машиной: собирал, разбирал, перестраивал. У нее даже имена менялись. Сначала она называлась Качель; в ней действительно что-то раскачивалось наподобие маятника. Качель превратилась во Флюотрон; у него был шикарный научный вид - сложнейшее переплетение стеклянных трубок и проводов, масса электроники. За Флюотроном последовали Труба, РПС, Антитразер, несколько безымянных аппаратов; они менялись чуть ли не каждую неделю, и уж после них появился Пузырь - стеклянная банка, обставленная электромагнитами. Пузырь постепенно вырос в Бочку, Бочка стала Тумбочкой и, наконец, Тумбой.
      Тумба так и осталась Тумбой, но что-то в ней не ладилось. Игорь жаловался: схема вроде бы собралась, однако мощности не хватает, и получается, что формулы врут... Он упрямо возился с Тумбой, хотя работа застопорилась, - я это видела. Поразмыслив, я предложила собрать более мощную установку. В конце концов, хорошее открытие как раз и состоит в уточнении формул. Игорь сразу принялся за расчеты; мне с трудом удалось убедить его не откладывать поездку в Саяны. Ему обязательно надо было отдохнуть. Мы договорились, что за это время я подготовлю оборудование и материалы.
      Нет, главбух, конечно, прав: бумажки надо составить. Вопрос о том, как это сделать. Любопытно было бы взять какого-нибудь психолога XIX века, дать ему лазер или такой компьютер, как у главбуха, и сказать: "А ну-ка догадайтесь, что это за штука и как она устроена..." Приятно представить в такой ситуации глубокоуважаемого Вундта. Чопорный был дядя, сердитый - это по его книгам видно. Или глубокоуважаемого Гербарта, из-за которого я поспорила с Алексеем Ивановичем и едва не завалила экзамен. Гербарт написал работу "О возможности и необходимости применения в психологии математики", - пусть бы он применил тут свою математику.
      Красивая получается задача: дана машина, которая неизвестно как устроена и неизвестно для чего предназначена, надо понять... Что надо понять?.. Ну, в общем, что это такое. Хотя бы в принципе. Не исключено, кстати, что эксперимент не удался и машина - просто груда металла. А может быть, она нечто далекое и удивительное, как лазер для Вундта и Гербарта...
      Глупая затея. Нажмешь не ту кнопку - и Тумба спокойно взорвется.
      Пойду-ка я лучше обедать.
      5
      В сущности, мне нужен был толковый консультант. Я это сообразила, увидев в столовой Арсена Азаряна, единственного у нас психолога, знающего физику. Арсен окончил физтех, четыре года работал у Капицы, учился на заочном отделении психологического, потом пошел в аспирантуру. Лучшего консультанта я бы не нашла.
      - Слушай, Кира, - сказал Арсен, - спаси человека, вынужденного посвятить отпуск неблагодарному делу обмена квартиры. Дай почитать что-нибудь такое детективное, знаешь, с кошмарными убийствами и проницательным инспектором...
      Он пришел в университет за справкой, и теперь у него были два часа свободного времени до начала приема в каком-то жилотделе. Когда я предложила покопаться в машине, Арсен сразу повеселел.
      - Вот здорово! - сказал он. - Я давно скучаю по такой работе. Психология - прекрасная наука, но в ней нет точности, расчетов, вещественности. Слова, слова, слова...
      - Не только слова.
      - Конечно. И все-таки... Я знаю точно, что такое вольт, ампер, эрстед. А в психологии - "способности", "темперамент", "характер"... Ты можешь сказать, что такое "характер" и как его измерить?
      - А почему тебя потянуло в психологию?
      - Представь себе Колумба. Как по-твоему: кем бы он был в наше время?
      - Капитаном большого морозильного траулера. Эпоха Великих географических открытий прошла.
      - Вот именно. Тогда каждый капитан мог рассчитывать на великие открытия. А сейчас Колумб как миленький стоял бы на мостике морозильного траулера и подсчитывал проценты выполнения плана... Понимаешь, я увидел, что в физике тоже наступает затишье. Будет, конечно, новая волна открытий, но не сейчас. А психология... Да ты сама знаешь: еще пять или десять лет и начнется эпоха Великих психологических открытий.
      Мы наскоро пообедали, и я повела Арсена к Тумбе.
      - Две комнаты с удобствами, - завистливо вздохнул он, разглядывая лабораторию.
      На стене висела большая фотография: Уиллис на борту своей "Малышки". Арсен даже присвистнул.
      - Слушай, Кира, это тот старик, который...
      - Да. Капитан Уильям Уиллис. В семьдесят пять лет на одноместной яхте через Атлантику.
      - Могучий старик... А кто на цветном снимке?
      - Алиска. Есть такой человек в Таганроге.
      - Молодец, Петр Первый! Умел основывать города...
      Тумба занимала всю вторую комнату; свободного места там было совсем мало. Я пропустила Арсена, а сама осталась стоять в дверях.
      Массивное основание Тумбы похоже на автомат для продажи газировки. Такой же металлический шкаф, только раза в три шире, и лежит этот шкаф на полу, в середине комнаты. Над шкафом возвышается короткая труба, напоминающая ствол старинной пушки. Дуло пушки закрыто многослойной стеклянной плитой. Красивая вещь. Делал плиту старый мастер с завода "Физприбор", но Игорю понадобилось что-то изменить, начались переделки, и у меня была сложная дискуссия с главбухом по поводу оплаты этой работы... К плите, по всему ее периметру, прикреплены провода, целая сеть проводов, почти как во Флюотроне. Провода тянутся к стенам - там установлены блоки ЭДУ. Черные такие коробки, наполненные электроникой. Я пробивала через бухгалтерию материалы для этих блоков, но даже не представляю, что такое ЭДУ. "Эй, дубинушка, ухнем..."
      - Индийская гробница, - сказал Арсен. - Послушай, может быть, есть описание, а? Или хотя бы схема.
      - Искала, ничего нет. Смотри на это как на задачу. Дана известная машина, надо узнать, что она собой представляет. Назначение, принцип действия...
      - Ладно. Я в ней покопаюсь, если не возражаешь.
      Он терпеливо копался в Тумбе, а я развлекала его разговором. Так прошло около часа; у меня уже появилась какая-то надежда, но тут Арсен подошел ко мне и грустно спросил:
      - Что я тебе плохого сделал, Кира?
      - Ничего плохого, с чего ты решил...
      - А зачем ты меня разыгрываешь?
      - Никакого розыгрыша, честное слово! Мне надо знать, как эта штука работает. Хотя бы приблизительно.
      Арсен смотрел на меня, недоверчиво прищурившись.
      - Эта штука не может работать, - проникновенно сказал он. - Эта штука являет собой бессмысленное нагромождение частей. Вот идут трубы от вакуумных насосов; полюбуйся: они ни к чему не прикреплены. Насосы будут качать воздух из комнаты. С таким же успехом можно перемешивать Тихий океан чайной ложечкой... Слушай, почему ты взяла этого парня? При таком диком эксперименте надо было уж взять хорошего физика.
      Ну, на этот счет у меня был отличный пример из Джона Бернала:
      - Если бы Маркони хорошо знал физику, он и не подумал бы о радиосвязи через океан. По хорошей физике того времени, радиоволны не могли изогнуться и пойти вдоль выпуклой земной поверхности.
      Такие примеры действуют безотказно. Арсен пожал плечами, но спорить не стал. И все-таки дело было швах: я надеялась, что Арсен хоть что-то мне подскажет. Не могу же я составить смету на второй образец "бессмысленного нагромождения частей".
      - Ты смелый человек, Арсен, - сказала я. - Давай героически посмотрим, как она работает. Не думаю, чтобы она сразу взорвалась.
      Это тоже подействовало безотказно.
      Арсен развернул кабель, подсоединил его к щиту и включил Тумбу. Комната наполнилась звуками: что-то быстро-быстро стучало, металлический ящик жужжал, всхлипывал и присвистывал, из угла доносилось ритмичное позвякивание, как будто там и в самом деле перемешивали океан чайной ложечкой...
      Арсен усмехнулся:
      - Ну как? Квинтет Кулля исполняет популярную мелодию "Час пик".
      - На щите есть разные кнопки...
      - Хорошо, - согласился Арсен. - Нажмем на кнопки.
      Тумба продолжала шуметь как ни в чем не бывало. Ничего не произошло.
      - Перед нами озвученная абстрактная скульптура на физические темы, подытожил Арсен, выключая Тумбу. - Вольная композиция из приборов, проводов и всякого случайного барахла. Там в углу стоит генератор СВЧ, отличный генератор, но волновод сделан безграмотно и подключен к ящику, набитому кусками картона... В металлической гробнице находится излучатель альфа-частиц; по идее, частицы должны поступать в трубу, однако магнитная система там такая слабая, что не может быть и речи о фокусировке. Дальше. Стеклянная плита укреплена на фарфоровых изоляторах, которые снаружи покрыты серебром и потому ничего не изолируют... Этот парень морочит тебе голову. Давай я поговорю с ним как мужчина с мужчиной.
      - Он в Саянах. Приедет, тогда поговоришь.
      - Правильно. И не огорчайся. Начнешь сначала. Я тебе знаешь каких ребят подберу! Физиков, химиков, кого хочешь... Нет, в самом деле. Эпоха коллективов, а ты работаешь в одиночку. Кошка, которая ходит сама по себе... Я прикину, как организовать опыт, а ты вечером позвони. Договорились?
      Я проводила Арсена и вернулась к Тумбе.
      Абстрактная скульптура... Как же! Игорь работал всерьез, я в этом нисколько не сомневалась. Тумба должна быть чем-то принципиально новым, отсюда и впечатление бессмысленно нагроможденных предметов. Первая вещь всегда кажется бессмысленной. Морзе сделал свой первый аппарат из мольберта, старых часов и гравировальной пластины, заменявшей ему гальванический элемент. Тоже можно было бы сказать: на таком мольберте невозможно рисовать, а часы не будут показывать время, и вообще бессмысленно громоздить разбитые часы на мольберт...
      Психологический барьер. Я должна была предвидеть это раньше.
      6
      Вообще-то я сегодня собиралась в кино. У меня билет в "Колизей" на шесть пятнадцать; там идет третья серия "Братьев Карамазовых". Не везет мне с этой картиной. Первую серию я смотрела лет пять назад, вторую - в позапрошлую зиму. То времени не было, то картина не шла.
      Надо сбегать переодеться и ехать в кино. Из-за Тумбы я сегодня пропустила плавание, - мне еще достанется от тренера за прогул.
      Погода замечательная. Жара схлынула, будет тихий, ласковый вечер, можно открыть окна.
      В лаборатории идеальный порядок - Игорь постарался перед отъездом. Два года назад мне пришлось крепко повоевать за эти комнаты: на них претендовала лаборатория эвристики. Предполагалось, что здесь когда-нибудь соорудят шикарный лабиринт для белых мышей.
      Два года Игорь работал в этих комнатах, смотрел в эти окна. Интересно, может ли вид из окна повлиять на направление поисков?
      Какое-то воздействие должно быть - я это по себе знаю. В Таганроге я любила сидеть на высоком обрыве у маяка. Оттуда хорошо видны и берег, и порт, и море - до горизонта. Ох уж этот горизонт - сколько у меня было из-за него неприятностей! Однажды я сказала географичке, что без горизонта жилось бы лучше. Она сразу возмутилась. "Что за глупости! - вскипела она. - Наша планета имеет форму шара, это научно доказано: когда корабль приближается из-за горизонта, сначала видны только мачты..." И так далее. А я ответила, что не хочу сначала видеть только мачты. Мне больше нравится плоская планета, потому что можно будет в хорошую погоду стать у маяка и увидеть самые дальние страны. Мы поспорили, и географичка сказала, что упрямство меня погубит...
      Что верно, то верно. Ну зачем я упрямлюсь?
      Если бы я знала, что эта задача не решается, можно было бы отступить. Но никогда не знаешь заранее - решается задача или нет. А отступить просто так... Нет, это невозможно.
      Придется действовать самой, ничего другого не остается. Надо включить Тумбу, - я видела, как это делал Арсен. У двери щит с рубильниками, кнопками и клавишами. Нужно подсоединить кабель, повернуть правый рубильник, затем нажать кнопку "Пуск". Рядом с ней кнопка "Стоп" и три клавиши неизвестного назначения. Арсен их нажимал, я видела. Они похожи на переключатели диапазонов в радиоприемнике. Длинные волны, средние, короткие... Тут, конечно, что-то другое. Икс, игрек, зет...
      Сначала рубильник. Затем кнопка "Пуск".
      Ну вот. Тумба заиграла, и теперь, когда я одна в комнате, шум кажется громче. Неприятный, зловещий шум.
      Клавиша "Икс". Щелчок и... ничего. Минута, две, пять... Хоть бы что-нибудь изменилось... Клавиша "Игрек" - тоже ничего. "Зет" - ничего. "Стоп" - шум быстро стихает.
      Тумба может включаться и выключаться - вот все, что я знаю.
      Не блестяще.
      7
      У меня не было ни малейшего желания идти в кино. Какое уж тут кино! Я спустилась вниз, к автобусной остановке, доехала до Павелецкого вокзала, слезла и пошла наугад.
      Год назад в "Вопросах психологии" была статья Хелмера; называлась она "Эффективность умственных затрат" или что-то в этом роде. Хелмер подсчитал, что семьдесят процентов открытий и изобретений сделаны на ходу - на кораблях, в самолетах, поездах, автомобилях, омнибусах, каретах, наконец, во время обычных прогулок. Психологически это вполне вероятно. Когда мысль наталкивается на барьер и начинает топтаться на месте, нужен внешний толчок, чтобы выйти на новую линию мышления. Я и раньше любила думать на ходу. Идешь по незнакомой улице, сворачиваешь наугад, не задумываясь, и вдруг за поворотом открывается что-то неожиданное, и тогда можно остановиться и не спеша рассматривать какой-нибудь удивительный дом, читать пожелтевшие афиши, чудом сохранившиеся с прошлого лета, или заглядывать в старые, мощенные булыжником дворики с потемневшими дощатыми сараями и голубятнями. Мысли проплывают в глубине сознания, как отражения облаков в реке, - не остановишь, не поймаешь, - появляются невесть откуда и исчезают бесследно. Но проходит время, и какая-то мысль внезапно возвращается - теперь уже ясная и настойчивая.
      Так получилось и на этот раз. Через час, покружив по улицам, я вышла к набережной возле Ново-Спасского моста. Я уже знала, в чем моя ошибка. Элементарно: дана неизвестная машина, необходимо в ней разобраться, и вот я, психолог, зачем-то пытаюсь действовать как физик или химик.
      Предположим, я оказалась на месте Игоря. Мне надо _условно_ выбрать новые ценности и, в зависимости от этого выбора, организовать исследование. Спрашивается: что выбрать?
      Это уже был психологический подход, и я сразу почувствовала себя увереннее.
      Три года назад, когда я отстаивала на ученом совете свою тему, меня спросили: "Что это значит - выбрать условную ценность? Приведите хотя бы один пример". Положение в этот момент было почти безнадежное. Ко мне все относились очень хорошо и именно поэтому спасали от сумасшедшей темы. Пришлось пойти на маленькую хитрость, ничего другого не оставалось. Я робко осмотрелась вокруг и, помявшись, сказала, что в качестве условной ценности можно взять... ну хотя бы разбитое оконное стекло. "Изучение битых стекол и самого процесса бития может привести к новым открытиям..." Мои оппоненты, конечно, развеселились и принялись наперебой обсуждать, как это будет выглядеть, какие стекла надо принести в жертву науке и как должна называться диссертация на эту тему... Рядом со мной сидел Павел Николаевич, наш декан; он мне сказал: "Видите, Кира, что вы натворили... Нельзя же так несерьезно..." Я скромненько слушала веселые высказывания, а потом положила на стол последний выпуск УФН с сообщением об эффекте Плисова. У Плисова разбилось стекло термометра в исследовательской установке, и осколки стекла оказались намагниченными. Теоретически это невозможно было объяснить. В УФН было сообщение Плисова и комментарии двух известных физиков. Чувствовалось, что физики потрясены открытием... Смех мгновенно прекратился, кто-то сказал: "А ведь тут есть рациональное зерно", - и мою тему утвердили. Больше того, мне предоставили полную свободу действий: не нашлось желающих быть моим шефом. "Вы разыграли ученый совет, - сказал мне потом Павел Николаевич. - Как по нотам разыграли. Где уж вами управлять!". И я стала кошкой, которая ходит сама по себе. Арсен прав: сейчас эпоха больших научных коллективов. Вот только в психологии эта эпоха еще не наступила...
      Я хотела постоять у реки, но появились двое парней с транзистором и начали усиленно со мной знакомиться. Транзистор у них был с изумительно чистым и сочным звуком; в эту коробку кто-то вложил бездну ума и труда, и вот теперь она тянула серенький-пресеренький шляггер. У меня даже настроение начало портиться. Пройдет сколько-то лет, и какой-нибудь дурень будет прошвыриваться по улицам, небрежно помахивая портативной Тумбой, приспособленной к его вкусам... Обидно, когда вещи умнее людей.
      Я перешла по мосту на другой берег; там у причала стоял речной трамвайчик. Пассажиров было мало; я удобно устроилась на корме и стала думать дальше.
      Предположим, мне встретился волшебник. "Здравствуйте, Кира, - сказал волшебник, - я, знаете ли, могу построить любую машину. Если, конечно, вы объясните, что эта машина должна делать. И помните: другого такого случая не будет. Вы уж не огорчайте прогрессивное человечество, попросите самую нужную, самую важную машину..."
      Волшебника я представила себе очень живо: он был похож на Деда-Мороза, но голос у него подозрительно напоминал голос Павла Николаевича. Да и очки были такие же. Сейчас я скажу что-нибудь не то, и волшебник огорченно вздохнет: "Видите, Кира, что вы натворили... Нельзя же так несерьезно".
      А если серьезно - какая машина нужна прогрессивному человечеству? Что можно считать самым важным и самым нужным?..
      На соседней скамейке расположились двое пожилых речников. Один из них упомянул об АС-эффекте; я насторожилась, но разговор уже шел о дизелях, о каком-то Степанове с Клязьминского водохранилища и о Варьке, которая хоть и махлюет с пивом, однако по-божески, терпимо. Я не ожидала, что АС-эффект настолько известен, - это было приятно, и некоторое время я еще краем уха прислушивалась, однако речники больше не говорили об АС-эффекте: они дружно ругали Пал Палыча, работавшего в киоске до Варьки и совершенно не имевшего совести.
      Ну и ну! Мир раздвоился: вот трамвайчик, река, люди на набережной, речники ругают Пал Палыча, все так реально, а в новом лабораторном корпусе МГУ, в одной из комнат на пятнадцатом этаже, стоит фантастическая машина, и мне обязательно надо понять, что это такое.
      Трамвайчик, пыхтя, отошел от причала. В Москве мне не хватает моря; у нас в Таганроге даже в центре города воздух пахнет морем. Я могла за две минуты добежать от нашего дома до берега моря, настоящего моря, а не какого-нибудь водохранилища. Нелепое слово - "водохранилище", но я все-таки люблю и водохранилище, и озера, и пруды, и реки.
      Мне часто снится морской прибой: из темноты возникают упругие бугры волн, поднимаются высоко-высоко и беззвучно разбиваются о желтые скалы. Вершины скал где-то в самом небе, туда не дотянуться, и разбитые волны стекают серыми от пены потоками, уползают в темно-синюю мглу и снова возвращаются. Я стараюсь разглядеть, откуда приходят волны, просыпаюсь и знаю, что в следующий раз упрямые волны опять пойдут на скалы...
      На первой же остановке трамвайчик заполнили туристы. Их руководительница громко командовала: "Посмотрите налево... посмотрите направо..." - и они смотрели налево и направо, шумели, им все нравилось, но реку они, кажется, просто не замечали. Только один раз кто-то сказал: "Радуга на воде... от нефти..."
      А вообще-то туристы мне нисколько не мешали. Я уже освоилась в раздвоенном мире: слушала, о чем говорят туристы и что рассказывает их руководительница, а мысли о машине шли своим чередом.
      Однажды я наяву видела раздвоенный мир. Мне было тогда двенадцать лет, я приехала к тетке в Геленджик. У нас в Таганроге море мутное; когда ныряешь в маске, дальше вытянутой руки ничего не видно. В Геленджике я впервые встретилась с прозрачным морем. Я отплыла от каменной косы, надела маску, нырнула - и попала в сказку. Я испугалась - так это было неожиданно, - испугалась и метнулась вверх. Светило солнце, у меня перед глазами была зеленоватая вода, плотная, непрозрачная, привычная. С берега доносились голоса ребят и слышался стук мяча. Теткин пес Пуша, повизгивая, прыгал на камнях, пытаясь поймать свой хвост. А внизу был необыкновенный мир. Ожившая сказка. Я взмахнула ластами, опустила голову - и сказочный мир возник снова.
      В синеватой дымке я летела над далеким-далеким дном. На дне лежали камни, покрытые мозаикой желтых, бурых и коричневых водорослей. Между камнями по песку бегали крабы. Я могла разглядеть каждую песчинку, каждый выступ на камнях. Вода была прозрачная и легкая; казалось, она не должна, не может держать меня, и сейчас я упаду на дно. Но я летела не падая - это было похоже на сон... А потом я увидела двух черных бычков: они лежали на плоском камне и внимательно смотрели на меня большими выпуклыми глазами. Наверху, в обычном мире, промчался ветерок, солнечные лучи преломились в морской зыби, и на дне возникли бесчисленные солнечные зайчики, побежали по камням, по водорослям. Я поплыла туда, где синеватая полумгла сгущалась, становилась темно-фиолетовой и черной. Там начиналась бездна. Я видела, как оттуда, из холодной глубины, покачиваясь, выплыла огромная медуза...
      Все лето я ныряла с маской. Море меняется, оно никогда не бывает одним и тем же, но я запомнила море таким, каким увидела его в тот день.
      Наука подобна морю: я больше всего ценю в ней возможность видеть другие миры. Я придумываю рискованные эксперименты и не отступаю, потому что в конце концов приходит минута, когда мир раздваивается, соприкасаясь со сказкой. Завтра эта сказка исчезнет, будут выведены точные формулы и найдены исчерпывающие объяснения. Но сегодня я вижу сказку, и сердце замирает от волнения.
      У Большого Каменного моста туристы сошли. К этому времени я перебрала десятки вариантов, но нисколько не продвинулась к цели. Существует великое множество всяких машин - попробуй придумать еще одну, самую нужную!.. Звездолет? Машина, способная лечить рак? Синтезатор белка?..
      Наступили сумерки, огни еще не зажглись, и в воде отражалось серебристо-серое небо. Трамвайчик скользил по светлой реке мимо темной набережной и темных домов. Сумерки глушили городской шум, постепенно стирали линии и краски, оставляя главное - небо, землю, воду. Я смотрела вокруг, ни о чем не думая, пока совсем не стемнело. Появились звезды, и я вспомнила Уитмена:
      Сегодня перед рассветом я взошел на вершину холма
      и увидел усыпанное звездами небо,
      И сказал моей душе: когда мы овладеем
      всеми этими шарами Вселенной, и всеми их усладами,
      и всеми их знаниями, будет ли с нас довольно?
      Будет ли с нас довольно...
      8
      Конечная остановка трамвайчика была возле Киевского вокзала. Я посмотрела на часы и ужаснулась: четверть девятого, а я еще ничего не придумала, плохи мои дела!
      Тумба действительно может оказаться бессмысленным нагромождением частей. Ну зачем я затеяла этот нелепый эксперимент? Все бездарно: идея эксперимента, и то, что я выбрала Чуваева, и то, что сейчас пытаюсь отгадать назначение этой дурацкой Тумбы. И вечер бездарный, ни холодно, ни жарко... Нет, в самом деле очаровательная картина: идет по площади девчонка и запросто размышляет, чем бы осчастливить человечество...
      Бунт на борту, подумала я, элементарный бунт - это не впервые. Разве Мария Кюри была намного старше меня, когда открыла радий? Вообще открытие радия отлично вписывается в мою теорию: ценностью считался уран, отходы урановой руды никого не интересовали, и вот Мария и Пьер Кюри взялись исследовать эти отходы, то есть выбрали их в качестве условной ценности.
      Главное - не отступать. Мне просто некуда отступать. Вот я, и вот надо мною ночное небо с неисчислимыми звездами - мир настолько огромный в пространстве и времени, что в его масштабах моя жизнь какая-то бесконечно малая величина, но если я не отступила, если я не сломлена, нет для меня ничего невозможного в этом мире.
      Не представляю, как можно жить иначе.
      Не отступать... Я привыкла к обычным представлениям о ценностях, мне мешает инерция мышления. Ладно, я умею гасить инерцию: в теории направленного мышления есть специальные приемы. Хотя бы так: надо представить, что я прибыла с чужой планеты, и посмотреть на все со стороны.
      Когда-то я мечтала сыграть Аэлиту; раз десять бегала смотреть фильм; меня злило, что Солнцева играет женщину-вамп, - разве это Аэлита?..
      Что ж, окинем мир свежим марсианским взглядом.
      Я останавливаюсь и смотрю на привокзальную площадь. Я смотрю так, словно только что прилетела с Марса. Это совсем нетрудно - стать марсианкой. Отработанный прием - я тренировалась со школьных времен.
      Постепенно возникает ощущение отдаленности: все отлично видно и слышно, но что-то - может быть, стекло скафандра или силовое поле - отделяет меня от окружающего мира. С нарастающим волнением я разглядываю странные здания, странные машины и людей в странной одежде. Передо мной огромная светящаяся надпись, справа тоже надпись; она зажигается и гаснет. Я впервые замечаю, как много огней на площади. Воздух пропитан светом, волны света заслоняют небо. Непонятно: разве светящиеся шарики и трубки красивее бесконечного звездного неба?..
      - Вам куда ехать, девушка?
      Это таксист. Надо же мне было тут остановиться!..
      - Далеко.
      Куда-нибудь очень далеко, подальше от каменных домов и назойливых огней.
      - Это куда же?
      - К океану.
      Конечно, к океану! Невероятному для марсианской физики, сказочному, могучему и прекрасному океану.
      - Можно. Подброшу к Казанскому вокзалу, оттуда поездом. А если хотите самолетом, тогда в аэропорт.
      Как близок океан! Почему я не подумала об этом раньше? Я могу завтра же взять билет. Денег на билет у меня хватит, а там будет видно. Сутки - и я окажусь на берегу океана, самого настоящего океана...
      - Ну как, поедем?
      - Нет. У меня своя машина.
      Знал бы он, какая у меня машина. Бессмысленное нагромождение частей. Теперь я, кажется, догадываюсь, какой смысл в этом нагромождении.
      - Значит, коллеги. Ну тогда счастливого вам пути. К океану.
      - Спасибо.
      Подумать только, как я напутала с самого начала! Искать надо не условные, а, наоборот, безусловные ценности. В принципе, нет разницы между ценностью золота и битого стекла: просто мы условились считать золото ценным. А вот океан, дающий жизнь всей планете, - ценность безусловная. Океан, превращенный в мусорную свалку, отравляемый сточными водами и нефтью. Океан, в котором взрывают бомбы, топят контейнеры с радиоактивными отходами и нервным газом.
      Тут я увидела Таганрогский залив, берег неподалеку от нашего дома и мутную воду, становящуюся грязнее с каждым годом. Я увидела наш портовый мол, его шершавые бетонные бока, в которых я с детства знала каждый выступ, каждую трещину, и тяжелую зеленоватую воду с ржавыми полосами маслянистой грязи... Я вспомнила прочитанную недавно книгу Уолферса "Черное небо", вспомнила снимки в "Литгазете": гигантская, на десятки миль, мусорная свалка под Нью-Йорком, птицы, погибшие в залитом нефтью море, толпа в противогазах на центральной улице Лондона...
      И еще я вспомнила одного чудака на прошлогоднем симпозиуме. Он приехал из какого-то небольшого северного городка, высокий, тощий, похожий на Паганеля. Выступать этот Паганель совсем не умел. Сначала он долго и нудно пересказывал столетней давности опыт Луи Пастера. Пастер поместил птицу в закрытый ящик; через несколько часов ее жизнедеятельность заметно снизилась, но птица оставалась живой: организм постепенно приспособился к грязному воздуху клетки. Тогда Пастер подсадил в ящик другую птицу, и она сразу погибла. Чудака слушали плохо, потому что опыт Пастера всем был известен. "Вот что такое приспособляемость организма, - назидательно сказал чудак. - Наша клетка, - он сделал широкий жест рукой - тоже заражается, и беда в том, что мы привыкаем жить в грязи. Человек выживет в зараженной клетке технической цивилизации, но потеряет человеческий образ жизни. Воздух пахнет бензином, - грустно произнес чудак, - воздух пахнет бензином..."
      Никто не принял это всерьез. Чудаку объяснили: загрязнение атмосферы, конечно, неприятная вещь, но скоро появятся электромобили: городской воздух сразу станет чище...
      Я иду по привокзальной площади. Воздух пахнет бензином. Электромобили... Ничего они не изменят. Придется построить множество гигантских электростанций; топливо будет сгорать не в автомобильных двигателях, а на станциях, только и всего.
      Наша цивилизация немыслима без отходов. Все, что она добывает и производит, превращается в отходы - сжигается, ломается, изнашивается... Когда-то была возможность пойти по пути создания безотходной техники, человечество отвергло этот путь, потому что техника, дающая отходы, развивается намного быстрее и стоит намного дешевле. Что ж, тысячи лет природа исправно убирала отходы цивилизации. А теперь природа не справляется: она просто гибнет в нарастающей лавине отходов. Пришло время платить за скорость...
      Я подумала, что смогу, пожалуй, вывести формулу существования любой технической цивилизации. Это было, конечно, изрядное нахальство, но я не удержалась от соблазна: психологу не часто представляется возможность изложить что-то языком математики. Смысл формулы был такой: общая мощность производительной техники не должна превышать общей мощности техники отходоуничтожения.
      Формула получалась красивая, с сигмами, а вот следствия из этой формулы не очень-то мне нравились. Где-то в глубине души я с самого начала надеялась, что Тумба окажется чем-то фантастическим. Ну хотя бы машиной времени. Ведь как хорошо звучит: машина времени, генератор темпорального поля, хроновариатор... Или: машина для нуль-транспортировки, подпространственный трансфузор, телекинезатор...
      Красивая формула с сигмами вела совсем в ином направлении. Человечеству нужен Большой Мусорный Ящик - вот что из нее следовало.
      Я пыталась спорить с формулой, искала какие-то возражения - и не находила. Мне вспомнился фантастический роман Стругацких; двадцать второй век; по улицам ходят симпатичные и неназойливые роботы, подбирают листочки, обрывки бумаги, всякий мусор. Кибердворники вместо живых дворников. Очень мило. В газетах писали, что японцы делают из мусора строительные блоки. Тоже не фонтан: для переработки отходов нужна энергия, а производство энергии дает новые отходы.
      Можно уменьшить количество отходов: какая-то их часть вызвана глупостью, бесхозяйственностью, стремлением урвать сверхприбыль. Что ж, это задержит, но не предотвратит грязевый взрыв. Нельзя остановить производство, нельзя вернуть его назад, нельзя перестроить на ходу. Есть только одна возможность - создать Большой Мусорный Ящик.
      Ну вот, окинула мир свежим марсианским взглядом... Сильный прием, ничего не скажешь.
      Ладно, прощайте, машины времени и подпространственные трансфузоры. Человечеству прежде всего нужен Большой Мусорный Ящик. Машина, способная поглощать вещество. Любое вещество в любом количестве. Даже не поглощать, а уничтожать, превращать в ничто.
      Именно в этом все дело. Никакая переработка отходов не решит проблему. Нужно, чтобы отходы исчезали.
      Это был неожиданный поворот, тут пахло нарушением закона сохранения материи, и настроение у меня сразу улучшилось: сумасшедшие идеи - моя специальность.
      Итак, я беру _Вещество_, и Тумба спокойно превращает его в ничто. Пожалуй, это нисколько не хуже подпространственного трансфузора.
      Я представила себе _Вещество_ - ну нечто вроде рисунка кристаллической решетки в учебнике химии - и стала сжимать эту решетку. Я старалась довести объем _Вещества_ до нуля - это и было бы полным исчезновением. Но ничего у меня не получалось, потому что _Вещество_ уважало закон сохранения материи и не желало исчезать. А превращение в энергию меня никак не устраивало: жарко бы стало на Земле от такого превращения.
      Тут опять чувствовался какой-то психологический барьер. Но теперь инерция мышления работала на меня: сжимать так сжимать, я не отступлю, пока не сожму _Вещество_.
      Я зашла в гастроном: не хотелось ужинать в кафе да и поздно было. В привокзальных магазинах всегда давка; я взяла кефир и пряники - это заняло минут десять. В метро тоже оказалось много народа, у эскалаторов толпились приезжие. Чей-то чемодан больно ударил меня по колену, кто-то дотошно расспрашивал, как проехать в Кузьминки, а потом я помогала растерявшейся старушке нести по переходу сумку с чем-то сверхтяжелым и колючим. И все время я сжимала _Вещество_, а оно пружинило и упрямо не поддавалось. Но я не унывала, настроение у меня было отличное, и мысли возникали легко и свободно, как движения в быстром танце.
      Я стояла у двери с мудрой надписью "Не прислоняться" и думала, что в _Веществе_ полным-полно пустоты, по электроны не хотят прислоняться к ядрам, в этом вся загвоздка. Выбросить бы эти электроны. Или заменив чем-нибудь. Хотя бы отрицательными мю-мезонами. Тяжелый мезон сам приблизится к ядру. Диаметр мезонной оболочки будет в сотни раз меньше: это уже похоже на исчезновение...
      О мезоатомах я кое-что слышала. Они возникали при _обычной_ температуре; это имело для меня огромное значение, потому что Тумба явно не была рассчитана на термоядерные реакции. Потрясающая логика, подумала я, вагон тоже не рассчитан на такие реакции, но из этого вовсе не следует, что он предназначен для получения мезоатомов.
      И все-таки я ухватилась за эту идею.
      Мезоатомы... Образуются при обычной температуре, но распадаются через какую-то долю секунды. Может быть, они окажутся устойчивее, если их будет много? Не отдельные мезоатомы, а мезовещество.
      Устойчивое мезовещество.
      Завтра я принесу бухгалтеру смету на второй экспериментальный образец Большого Мусорного Ящика. "Что вы еще выдумали, - возмутится бухгалтер, что за мусорный ящик?" А я отвечу: "Очень просто. Возьмите, например, ваш шикарный компьютер, поставьте на стеклянную плиту Тумбы - и вещество превратится в мезовещество, компьютер практически исчезнет, его объем уменьшится в миллион раз". - "Это вас слава испортила, - скажет бухгалтер, - все приличные психологи спокойно работают в своих кабинетах, а вы затеваете эксперименты, в результате которых создаются машины для исчезновения материальных ценностей..."
      А ведь в самом деле! Блоки ЭДУ укреплены слишком высоко, щитки на металлической гробнице расположены слишком низко. Остается стеклянная плита. Она как поднос. Мы ничего не поставили на нее, поэтому Тумба и не сработала...
      9
      Мне стало страшно.
      Сейчас я вернусь в лабораторию, включу Тумбу - и ничего не получится. Потому что идея о мезовеществе всего лишь цепочка произвольных предположений, не больше. Снежный мост над пропастью.
      И так будет всегда. Так будет сегодня, завтра и всю жизнь. Сумасшедшие идеи - моя специальность...
      10
      Я здраво рассудила, что сначала надо поужинать. Я пила кефир, грызла пряники и без всякого воодушевления рассматривала металлическую гробницу. Уж если меня тянуло ко всяким хроновариаторам и подпространственным трансфузорам, что говорить об Игоре... Он наверняка выбрал что-нибудь романтичнее Большого Мусорного Ящика.
      В сущности, все мои рассуждения ничего не стоили. Вот только стеклянная плита... Она и в самом деле напоминала поднос. Это был единственный шанс.
      Допив кефир, я вымыла бутылку и поставила ее на стеклянную плиту.
      Рубильник, затем кнопка "Пуск". Тумба стучит, жужжит, посвистывает... До чего же неприятный концерт!
      Я надавила на клавишу "Икс". Сердце у меня замерло, потому что мне все-таки хотелось, чтобы бутылка исчезла. Вопреки всякой логике была какая-то капелька надежды...
      Бутылка медленно качнулась. Я подумала, что она упадет, и тут произошло нечто совершенно неожиданное. Бутылка приподнялась над плитой, замерла на мгновение... и рванулась вверх. Она ударилась о потолок в нескольких сантиметрах от плафона. Я услышала звук бьющегося стекла и инстинктивно закрыла глаза, ожидая, что сейчас посыплются осколки. Но осколки не сыпались. Они держались на потолке и не упали даже после того, как я выключила Тумбу.
      - Эй, вы! - громко сказала я, и голос прозвучал как будто со стороны.
      Я насчитала одиннадцать крупных осколков; они, покачиваясь, плавали у потолка. Поток теплого воздуха постепенно относил их к стене. Зрелище было потрясающее; я долго смотрела на эти осколки, ошеломленная происшедшим. Сидела на подоконнике, смотрела и страшно боялась, как бы осколки не исчезли...
      Думать я начала потом. Почему Игорь не сказал мне, что Тумба работает? Не мог он меня обманывать - это исключалось.
      Стараясь не упустить из виду осколки (я боялась, что они исчезнут), я вышла в другую комнату, к телефону, и позвонила Арсену.
      - С ума сошла! - сказал он сердито. - Второй час ночи, ты это понимаешь?
      - Арсен, ты ничего не менял в машине?
      Он рассвирепел:
      - Какая машина? Бессмысленное нагромождение частей, а не машина!
      - Хорошо. Пусть нагромождение. Ты менял что-нибудь в этом нагромождении?
      - Менял. Исправил волновод в генераторе СВЧ. Я же тебе говорил, он безграмотно сделан.
      - Ага. Ну спасибо. Это все, все. Спи.
      - Подожди! Что случилось? Ты можешь толком объяснить?
      - Нет, Арсен, не могу. Второй час ночи...
      Безграмотно сделан волновод. Игорь застрял на чистой технике. Не хватило знаний, опыта. Моя вина: с какого-то момента надо было подключить к работе опытного физика.
      ...А осколки плавали у потолка, и голова у меня кружилась от восторженного нахальства. В общем-то, я славно поработала, я была на шаг от разгадки. Заменять надо не электроны, а _ядра_ атомов. Если в атоме водорода заменить протон позитроном, вес уменьшится в тысячи раз, а другие свойства останутся прежними: они зависят от электронной оболочки. Устойчивое позитрониевое вещество - вот что может делать Тумба. Игорь, конечно, не думал о Большом Мусорном Ящике. Он шел каким-то иным путем, и этот путь привел его к созданию позитрониевого вещества. Завтра я притащу мышей и посмотрю, как это выглядит с живыми организмами. Главное, научиться возвращать вес. Две клавиши у меня в резерве. Кто знает, может быть, удастся получить и мезоатомное вещество, ведь не случайно эти идеи пересеклись.
      Позитрониевое вещество, мезоатомное вещество... Предположения, не больше. Может быть, тут действует совсем иной механизм. Осколки бутылки на потолке - это факт, а остальное - на уровне догадок. Просто меня гипнотизирует идея управления веществом.
      Нет, завтра я не пойду к бухгалтеру. Идти надо с Игорем.
      Теперь я составлю смету миллиона, на два. А когда бухгалтер спросит: "Что это такое?" - я слегка полетаю по комнате. Надо будет надеть брюки и курточку...
      Я потушила свет и устроилась на подоконнике. Мне вдруг отчаянно захотелось спать. Я смотрела на звезды - их было много в эту ночь - и думала, что завтра полечу над домами и улицами. С утра надо взяться за мышей, а вечером, когда стемнеет, можно немного полетать. Никто не заметит.
      И снова, уже сквозь сон, я вспомнила Уитмена:
      Сегодня перед рассветом я взошел на вершину холма
      и увидел усыпанное звездами небо,
      И сказал моей душе: когда мы овладеем
      всеми этими шарами Вселенной, и всеми их усладами,
      и всеми их знаниями, будет ли с нас довольно?
      А ведь это путь к звездам. Корабль и экипаж из почти невесомого позитрониевого вещества. Там, на чужой планете, совершится обратное превращение; протоны есть везде, незачем возить протонный баланс. Мы полетим к звездам... будет ли с нас довольно?
      И моя душа сказала: нет, этого мало для нас,
      мы пойдем мимо - и дальше.

  • Страницы:
    1, 2