Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ведун - Медный страж

ModernLib.Net / Прозоров Александр Дмитриевич / Медный страж - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Прозоров Александр Дмитриевич
Жанр:
Серия: Ведун

 

 


      — Так ты знал… — Рыжебородый потупил взор и совершенно неожиданно покраснел. — И все едино заговор нам защитный дал?
      — Отчего ж не дать? Общую землю, общий обычай защищаем…
      — Значится, боярин, — решительно перебил его дружинник, — круг наш так решил, что грех свой пред тобой мы искупим. Князь повелел долю тебе общую дружинную счесть. Посему мы просили тебя, боярин, в наш десяток включить да при дележе девку тебе отвели. Молодуху девственную. Так, мыслим, мы с тобой за обман прошлый сочтемся и глаза при встрече сможем не отводить.
      — Ерунда, я обиды не держу.
      — А мы свою честь сохранить хотим, боярин, — решительно качнул головой рыжебородый. — Бери свою долю, боярин. Так круг по совести решил.
      — Невольница молодая куда больше обычной доли ратной будет, десятник, — напомнил ведун. — За такую трех-четырех коней добрых дать могут, а то и больше. Серебром гривен пять отсыпать. Ужели с такого захудалого городишки доля столь крупная выйти может?
      — Круг решил, — упрямо повторил дружинник.
      — Мне подачек не надобно, — поморщился Середин. — Общая доля, так общая.
      — Общую долю, всю вместе, мы и сочли.
      — А мне… — начал было спорить Олег и резко осекся, услышав, как стучат зубы у пленницы.
      Да, конечно, становиться рабовладельцем ему хотелось меньше всего. Да, он мог отбрыкаться от невольницы, оставить ее десятку дружинников, и сегодня же вечером, отметив еще раз перед сном свою победу, они пустят девчонку по кругу, развлекутся для лучшего сна и завернутся в плащи, шубы, потники, оставив ее на снегу приходить в себя после первого в своей жизни акта мужской любви. И кому от этого станет хорошо? Воинам, что забудут о развлечении уже к утру? Ему, не запятнавшему совести позором рабовладения? Или не сделавшейся невольницей малолетке? Спихнуть напасть легко и просто. Забыть — и никаких проблем. И его совесть чиста — он рабовладением не замарался. Но станет ли от этого легче маленькой рабыне?
      — Вот нечистая сила! — выдохнул Олег. — Ладно, быть посему. С этого момента я у вас в должниках числиться стану, радуйтесь. Нужда возникнет — помогу без корысти. Приходите.
      — То и ладно, — обрадовался рыжебородый, нахлобучивая шлем. — Благодарствую тебе, боярин. Прости, коли что не так. Не со зла мы.
      Он толкнул невольницу вперед и торопливо пошел в сторону, делая вид, что так ему нужно, — хотя Олег прекрасно понимал, что воин опасался даже случайно задеть колдуна одеждой или оружием. Так всегда — заговорами пользуются, улыбаются, ласковые речи ведут, но в душе все равно боятся, а то и ненавидят.
      Девчонка, похоже, вконец одуревшая от холода, осталась стоять, слегка покачиваясь вперед и назад, мелко вздрагивая и стуча зубами. Ведун ухватил ее за загривок, завел в палатку. Пленница еле волокла ноги и, чтобы она не затоптала спящих бояр, Олег поднял ее на руки, отнес к своей шкуре, закатал в мех и пошел искать бочонок с кумысом. Забродившего кобыльего молока нашлось всего ничего — пальца на три у донышка. Наклонив бочонок, Середин смог начерпать себе два полных ковша, выпил, немного подкрепив разум и силы, заел крепленый кефир тремя горстями приторно-сладкого изюма.
      По княжескому шатру разносился мерный перестук — пленница, даже завернутая в шкуру, продолжала трястись от холода. Похоже, внутреннего тепла, чтобы согреться, ей не хватало.
      — Вот, блин, будни рабовладельца, — сплюнул ведун, подгреб в очаге угли в кучу к середине, разделся, скинув и бриганту и поддослешлик, раскатал шкуру, содрал с невольницы ее клоунские газовые штанишки и курточку, прижал бедолагу к себе и закатался снова. Спустя пару минут девчонка перестала вибрировать, уткнулась носом в ямочку между ключицами ведуна и провалилась в сон. Еще через несколько минут заснул и сам Олег.
      Будута появился только на третий день — с опухшими глазами и посиневшими губами, но довольный, как обожравшийся ворованной ветчиной кот. Вместо негнущегося, часто простеганного тегиляя на нем был такой же толстый и негнущийся стеганый ватный халат, но обитый сверху атласом. Под распахнутым воротом выглядывали сразу две шелковые рубахи, одна поверх другой. Добыча холопа: что по карманам успел распихать или на себя напялить — то его. И то если хозяин мелочиться не станет. Ибо холоп сам является собственностью — и телом, и душой, и всем своим барахлом.
      — Ой, какая кралечка. — расплылся в улыбке паренек, увидев торчащую из-под края одеяла девичью голову. — Ну и как она, боярин?
      — Много будешь знать, скоро состаришься, — ответил Олег, выбираясь из шкуры. Пленница, сонно причмокнув, повернулась на спину, заелозила, укладываясь поудобнее. Ведун ее трогать не стал.
      — На меч взял? — не без зависти вытянул голову Будута. — А мы тоже таких бабец наловили, прям как орешки лесные: смуглые, упитанные, крепкие..
      Слушая его вполуха, Середин прошелся по княжескому шатру. Бояре, пока он спал, куда-то попропадали, очаг погас, бочонок с кумысом опустел, трофейные сласти оказались съедены.
      — Японская сила, и пожрать человеку в приличном месте нечего!
      — А то! — с готовностью отозвался холоп. — Кашевары, вестимо, тоже в город, за своей долей подались. Да и кому они нужны ныне? Народ у торков и скотины всякой набил, и погреба разорил. Жратвы всякой доброй навалом — чего кулеш жидкий хлебать, когда мясом брюхо набито? Таки… Ты чего, боярин? — запнулся он, ощутив на себе неподвижный взгляд Олега.
      — Коли навалом, так пойди и принеси. Тебя для чего князь ко мне приставил?
      — Э-э-э… — растерянно причмокнул холоп, пригладил рукой короткий ежик на голове. — Ну да… Сей же час, боярин, сделаем.
      Надо признать, обернулся паренек всего за пару минут. Ведун еле успел обтереться снегом — за неимением иных санитарных средств, — а холоп уже приволок несколько треснувших вдоль досок, пару еще дымящихся головешек, дернул веревку клапана — из продыха у самого верха шатра почти сразу потянулся дымок. Когда Олег вернулся, над ярко полыхающим очагом на вертеле поворачивался румяный крупный окорок, похожий на говяжий. Холоп сидел рядом, одной рукой вращая рукоять, а другой поднося ко рту небольшую обжаренную тушку, похожую на поросячью.
      — Надкусанная она была, боярин, — оправдался Будута. — Тебе греть постыдился.
      — Кувшин тоже надкусанный? — кивнул ведун на крынку, из которой не забывал прихлебывать паренек.
      — А я и тебе принес, боярин, — с готовностью показал холоп оловянный кувшин с низким развальцованным горлышком. — Они там дрыхнут уже все, им более не надо. — Он опять прихлебнул, сладко потянулся: — Глянь, боярин. Мы ныне одни в княжеских хоромах обитаем. Все наше. Где хочешь — спи, где хочешь — сиди, никто слова не скажет. Прямо как сами в теремах уродились, на медах выросли. Скажешь кому — не поверят.
      У Середина появилось желание хорошенько дать Будуте в лоб — чтобы не слишком завоображался. Однако спросил он другое:
      — А где правитель-то муромский?
      — С дружиной, сказывают, в степь пошел. Остатние кочевья торкские добивать. Кажись, созрел окорок, боярин. Как мыслишь?
      Ведун вынул нож, ткнул в мясо, потом срезал ломоть сверху и переправил в рот. Говядина пропеклась неплохо — совершенно несоленая, но переперченная сверх меры. Впрочем, это только сверху — и ведун оттяпал еще ломоть. А про князя мог бы и сам догадаться. Главное богатство степняков — это не лавки и шатры, а стада: отары, табуны. Глупо уйти из побежденного, беззащитного ханства и не забрать весь скот. Это для холопа добыча в две рубахи — радость. Князья берут дуван тысячами скакунов и десятками тысяч баранов.
      Кстати, о добыче… Он отошел к шкуре, взялся за край, резко поднял, выкатив пленницу наружу:
      — Продирай глаза, иди поешь.
      Девчонка взвизгнула, но быстро пришла в себя, захлопала глазами, низко поклонилась Середину:
      — Слушаю, господин.
      — Иди сюда… — Ведун вернулся к очагу.
      — Девка-то какая сочная… — причмокнул языком Будута. — Как камышинка стройная, как мышка бархатная. Ты с ней уже побаловал, боярин? Дай мне теперь повалять?
      Тут уж Середин не выдержал, подкинул нож и, перехватив за кончик клинка, с замаху треснул оголовьем рукояти в лоб:
      — За языком следи, холоп! Забыл, с кем разговариваешь?
      — Прощения просим, боярин, — ничуть не смутился Будута, только потер ушибленное место. — Я токмо бы девицу повалил. Ласковая, небось, да тепленькая?
      — Сдурел совсем? — перебросив нож рукоятью в ладонь, Олег срезал еще мяса, подобрал с ковра оловянный кувшин, прихлебнул вина. — Ребенок еще совсем, девочка. Не трогал я ее, отогреться только дал.
      — Тоже верно, боярин, — с готовностью согласился холоп. — За девицу нетронутую, само собой, поболее заплатят, нежели за порченую. Токмо тут ее продавать нельзя, тут не заценят. Насытились все девками.
      — На, — срезав новый ломоть, протянул его невольнице Середин. — Зовут-то тебя как?
      — Урсула, господин, — двумя руками приняла угощение девочка и начала неторопливо его обкусывать. — Благодарю, господин.
      — Ишь, какие штанишки шелковые. — вперился взглядом в низ ее живота Будута. Газовая ткань не скрывала от похотливого взгляда ровным счетом ничего. — Ханская дочка, небось?
      — Невольница я, — покачала головой Урсула. — Сказывали, малой совсем меня торкам купцы северные продали.
      — Врет, боярин! — с удовольствием сообщил ведуну Будута. Где же видано, чтобы невольницу одевали так да чистенькой она до стольких лет оставалась?
      — Продать меня сбирались, как подрасту, — попыталась оправдаться пленница. — Танцевать в гареме учили, маслом натирали. Орехами по несколько дней кормили, чтобы кожа цвет красивый приняла и пахла вкусно…
      Сейчас, когда пленница согрелась, ее кожа и вправду из синюшного приняла легкий коричневато-золотистый оттенок, удивительным образом гармонируя с ярким цветом волос. Да еще глаза разноцветные, невинная, обученная всяким соблазнительным хитростям. Пожалуй, такую можно было продать за немалую цену или преподнести в подарок любому правителю, не боясь обидеть его дешевизной подношения. Ох, промахнулись северные купцы, торкам ее оставив, явно промахнулись.
      — Врет, боярин, врет, — продолжал талдычить свое холоп. — По-нашему бает, невольницей с севера называется. Замыслила за русскую рабыню сойти. Дабы в полон не гнали, а свободу дали, отпустили на все четыре стороны. Ханский она родич, зуб даю! Хитрая, змея…
      — Я не хитрая, господин, — аккуратно доев мясо, опустилась на колени пленница и склонилась в земном поклоне. — Клянусь, я стану тебе верной рабыней, господин. Верной, послушной и ласковой.
      — На Руси рабов нет, Урсула, — задумчиво возразил ведун. Клятва девочки его ничуть не удивила. Когда тебя в детстве продали в чужие руки, ты никогда не знал ни матери, ни отца, ни родного дома, когда даже твою недавнюю тюрьму пустили по ветру — никакой свободы не захочешь. Куда, ей, свободной, пойти? Ни одежды, ни еды, ни крыши над головой. Поневоле схватишься за первого встречного, который не бьет и кормит. — А ты побереги зубы, Будута. Не то с такими клятвами скоро деснами одними шамкать станешь.
      — А я что? — пожал плечами холоп. — Я о твоем доходе заботился, боярин. Дабы обману не случилось. Коли клянется, что свободы не спросит, так и говорить не о чем. Без обману все. На, Урсула, отпей вина. Не то, гляжу, мурашки по тебе одна за другой вприпрыжку носятся…
      Невольница вопросительно глянула на Олега. Ведун протянул ей оловянный кувшин, отрезал еще мяса, ломоть покрупнее:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4