Риелтор

Потом оказалось, что серьги эти подарил ей любовник-араб, и Вадим выкинул их из форточки с седьмого этажа, из ее общежитской комнаты. Впрочем, вернулись они, наверное, студенточке, а может, бомжи подобрали, загнали за пару бутылок торговке с рынка. Хорошая вещь была, изящная. Он такой больше не видел никогда. Даже когда в Эмиратах был, специально искал. «Нэту. Всякий золото есть, попугай — нэту». Она долго плакала. Сначала он просил у нее прощения, потом она у него — за свою беспутную жизнь… И ведь ездил он теперь к ней почти каждый день, все больше и больше прикипая, отдаваясь сладостному чувству. Третья, вечерняя часть его обычного рабочего дня была вялой, неторопливой, как рапидная съемка в кино. Он, не торопясь, ехал по городу, нехотя разговаривал с людьми, лениво пил сок и глазел по сторонам, замечая текущую поодаль от него жизнь — как китайский мудрец смотрит на реку… Возвратясь домой, он плотно ужинал и смотрел телевизор, а Сашка, как только что проснувшаяся канарейка, щебетала что-то о своих делах, проблемах — за жизнь…

— Привет! — На Дине был красивый халат в восточном стиле. Он сам ей его подарил. Хотел поцеловать ее, но живот уже мешал. Тогда он зашел сбоку, припал к ее губам. — Селедку, что ли, ела?

— Ага. — Дина улыбнулась и повела его в комнату.

Из-за двери выглянула соседка.

— Здрасте, — кивнул ей Вадим Георгиевич.

— Сколько раз я тебе говорила: не здоровайся с ней! Она матери звонит, типа чтобы нагадить, а он Расшаркивается! Эй ты, гадина! — неожиданно весело закричала Дина. — Глушня отмороженная! — Она закрыла дверь, обняла его крепко и сказала: — Дурак! Есть будешь?

— Да вроде не хочу еще. Клиенты накормили гороховым супом.

— Да, клиенты у тебя крутые, ничего не скажешь, — произнесла Дина насмешливо. — А я тебя ждала пожрать. Ну и ладно! — Она села за стол, стала доедать селедку.

Он сел на кровать, принялся рассматривать оленей на ковре.

— Ну, чего там УЗИ? Что доктора говорят будущей маме?

— Двойню хочешь? — спросила Дина, вытаскивая изо рта косточку.

— Ты чего, серьезно, что ли?

— Ну а чего? Вон, видишь, какой пузень вымахал. Слона засунуть можно.

— Нет, правда?

— Хе-хе, дурак! Мальчик. Мне его даже на экране показали. Маленький, свернувшийся такой. Я от радости и заревела, представляешь?

— Представляю, — кивнул Вадим растерянно. — Надо, наверное, уже покупать все: коляску, пеленки, распашонки. Посуду всякую…

— Нет! — резко оборвала его Дина. — Пускай родится сначала. Примета плохая. А про двойню ты что подумал, правда?

— Ну да. — Вадим заметил, что один рог у оленя на ковре вдвое меньше другого. — «Бракованный», — подумал он то ли о ковре, то ли об олене.

—Была бы двойня, одного бы Сашке твоей отдали. Пускай нянчится. А то она пустая, как бочка!

— Дина, по-моему, мы на эту тему уже говорили!

— Дина, Дина! — Она показала ему язык. — Ты ушел-пришел, ушел-пришел, а мне с этой гадиной старой жить! Знаешь, какой у меня крутой разговор с маманей моей был?

— Нет. — Вадим удивленно уставился на Дину. Она ему всегда твердила, что с матерью они — душа в душу.

— Это раньше у нас все чики-чики, а теперь — хоть рот зашей, — словно прочитала его мысли Дина. — Какими она меня словами обзывает, я молчу. Самое приличное даже на заборах не пишут. Ты бы забрал меня отсюда, милый. Не можешь пока квартиру купить — давай снимем. А иначе я за себя не ручаюсь: или по башке ее сковородкой стукну, или в серной кислоте утоплю!

— Кого — мать? — не понял Вадим.

— Какую мать? Соседку. Это она ведь матери напела! Думаешь, моя потащилась бы из Рязани, если б не этот звонок? «Ваша девочка брюхатая. А к ней какой-то бандит ходит», — передразнила Дина соседку.

— М-да. — Вадим Георгиевич неожиданно разозлился. — Я уже тебе говорил: потерпи немного, купим хорошую квартиру!

— Куда терпеть-то? Все мои уже по двое нарожали, за мужьями — как за каменной стеной. Одна я!.. — Дина неожиданно разревелась.

Ну вот, сейчас будет мокрое плечо пиджака, опять придется прощения просить. За что? Ехал отдохнуть, а тут такое! И когда эти девки только все успевают? Еще вчера и живот был поменьше, и мать ее сидела в Рязани, и рога у оленя на ковре вроде одного размера были…

— Ладно, Дина, не реви! Квартира — это не проблема, деньги есть, и очень даже хорошие. Сегодня поеду одну смотреть. Если все склеится, через неделю будешь свое собственное жилье иметь.

— Правда? — Дина отерла слезы. Много ли девушке для счастья надо? — побольше правдивых обещаний и преданный взгляд. — Я сейчас! Пойду только умоюсь.

Дина вскочила и выбежала из комнаты. Вадим Георгиевич начал раздеваться.

Когда в половине пятого он подъехал в офис, Катьки с клиентами еще не было. Сидели его штатные агенты: Владимир Иванович, Соня, Миша. Пили чай с вафельным тортом, вели неспешные риелторские беседы. Оказывается, у Миши вчера был день рождения — отмечали.

— Предупреждать надо! — сказал Вадим Георгиевич, узнав об этом событии. Прошел в свой кабинет, достал из сейфа деньги, вложил их в конверт — Мишке на подарок. — Поздравляю. — Протянул конверт. — Приобретешь себе нужную вещь.

— Спасибо. — Миша крепко пожал протянутую руку. — Вадим Георгиевич, садитесь с нами, кофейку попейте, тортику.

— Ты же знаешь, я сладкое — не очень.

— Можно несладкое. — Миша подмигнул Соне, и девушка извлекла из пакета бутылку красного сухого вина. — Мы до вас не открывали, закон знаем.

— Хорошо, что знаете. — Вадим Георгиевич посмотрел на настенные часы и снова подумал о Катьке и стариках, которые все еще болтаются где-то в Регистрационной палате. Вот и пропал весь день! — Ладно, открывай свой пузырь, будем праздновать.

Миша открыл бутылку, разлил вино по бокалам. Вино оказалось густым и терпким на вкус. Именно такое Вадим любил. Еще будучи студентом университета, он частенько вместо военной кафедры ходил сдавать кровь, а потом пил вино в компании таких же, как он, «косарей», и до того ему было хорошо! В те годы все его проблемы не стоили и выеденного яйца.

— Ребята, как вам Катя? — спросил он, ставя пустой бокал на стол.

— Хорошая девочка, — в один голос сказали Миша и Владимир Иванович.

— Да? А я ее, честно сказать, выгнать хочу. Представляете, даже не узнала, по какой сумме клиент будет оплачивать договор. Перед Риммой неудобно…

— Да ладно, Римма своего никогда не упустит, — махнул рукой Владимир Иванович. — Она не зря рискует. Говорят, через нее и «черные» сделки проходят. А у Катьки это от волнения.

— Да-да, если бы вы видели, как она волновалась! Проверяла все, охала. Молоденькая, что вы от нее хотите? — вступился за Катю Миша. — Через год-другой еще нас всех переплюнет. Это вам не Марина Михайловна.

— А ты что. Соня, думаешь?

— Вроде бы ничего девица, — пожала плечами Соня. — Поживем — увидим.

— Вашими устами только мед пить. Ладно, на первый раз поверю. Я, пожалуй, смотаюсь за ними. Мне посмотреть еще кое-что надо. Назад не буду возвращаться… Володя, можно тебя на минуточку?

Владимир Иванович поднялся из кресла, пошел за начальником в его кабинет.

— Кури. — Вадим Георгиевич пододвинул ему пепельницу.

Владимир Иванович, не торопясь, забил трубку, раскурил.

— Ну, расскажи, что там у тебя за проект фантастический образовался, — попросил Вадим.

— Проект стоящий. Реконструкция жилого дома в центре. Ориентировочно чистая прибыль — около трехсот тысяч. Но самим нам такой проект не потянуть. Придется кредит в банке брать.

— Ты, я смотрю, уже и решение за меня принял…

— Какое там решение. — Владимир Иванович пожал плечами. — Ты — хозяин, ты и решай. Только, я думаю, больше такого не подвернется. И вообще, чем по мелочи с продажами возиться, лучше один раз сыграть по крупной.

— От кого поступило предложение?

— От одного приятеля старинного. У него уже и подрядчики есть, и смета примерная. Расселить надо девять семей.

— Ты его хорошо знаешь?

— Как самого себя. Ручаюсь. Вадим, ты на этот Счет не волнуйся. Мы с ним вместе не один пуд соли съели.

— А что ж он сам за это дело не возьмется?

Владимир Иванович усмехнулся, попыхтел трубкой.

— Кто ж ему такой огромный кредит даст? И тестя, директора завода, у него нет.

— Хочешь сказать, что под это дело можно и Михаила Леонтьевича подписать?

— Запросто, — кивнул Владимир Иванович. — Ведмедека я на себя возьму. Уверяю тебя — долго упираться не будет.

— Ну хорошо. — Вадим Георгиевич посмотрел на часы. — Организуй мне встречу со своим приятелем. Да и дом этот очень посмотреть хочется.

— Давай завтра с утреца?

— Давай. — Кравцов поднялся со своего кресла. — Ну, смотри, Володя, если что…

До закрытия Регистрационной палаты оставалось полчаса, а Катя с клиентами все еще сидела в коридоре. Вид у всех был крайне расстроенный. Еще бы — три часа в очереди, когда все мысли только о том, чтобы поскорей получить в руки документы. А вдруг не зарегистрируют, вдруг какая-нибудь оплошность, опечатка, неточность? А без регистрации прав собственности ты эту квартиру ни продать, ни поменять — в общем, никуда.

Катя была подавлена.

— Ну, что у тебя? — поинтересовался Вадим Георгиевич, отведя девушку в сторону. Она показала оплаченные квитанции: пошлины, налоги.

— Я пыталась, а она меня подальше послала. В порядке общей очереди, говорит, — пролепетала девушка.

— Правильно. Ты для нее кто? Мало ли, может, хочешь с поличным поймать, скинуть с места, а в глазу у тебя видеокамера, на которую оперативники снимают.

— Да вы что! — Катя натянуто улыбнулась его шутке.

— Пойдем, я тебя представлю. А впредь будь, пожалуйста, повнимательней. — И Вадим повел девушку по коридору. — Здравствуйте, дорогая Эльвира Арнольдовна, — сказал он, войдя в кабинет нужной начальницы.

Это была усатая тетка, застегивавшая уже надетые сапоги.

— Здрасте, — кивнула она, не поднимая головы.

— Хочу представить вам своего нового работника — Катю. Девушка способная и человек хороший. Эльвира Арнольдовна наконец подняла голову.

— А вы знаете, Вадим Георгиевич, что эта способная девушка два часа назад пыталась мне взятку всучить? — Тетка так посмотрела на Катю, что та съежилась.

— Неопытная. Простите дуреху.

— Ладно. В сберкассе все оплатили?

Катя положила на стол начальнице оплаченные квитанции.

— Завтра приходите. Сегодня уже не успеть.

— Эльвира Арнольдовна, нам сегодня надо, — спокойно сказал Кравцов. — Вы же знаете, мы работаем с оформлением в один день.

— Господи, как вы мне все осточертели, кто бы только знал!

Вадим положил на стол Эльвире Арнольдовне шоколадку «Аленка», под обертку которой предварительно была засунута купюра. Начальница, даже не поблагодарив, смахнула шоколад в сумочку.

— Ладно, пойдем. Агента своего вежливости научи. Еще раз так зайдет — вылетит как пробка! — Начальница взяла бумаги и отправилась в соседний кабинет, где сидели ее девочки. — Вот это без очереди и побыстрей! — приказала она одной из девиц за компьютером.

Застучали клавиши, заработал принтер. Через несколько минут на свет божий появилась разноцветная бумага — свидетельство о государственной регистрации права на недвижимое имущество…

В банк за деньгами они, конечно, не успели. Вадим договорился со стариками, что отвезет их завтра с утра, пусть не волнуются — никуда их кровные из ячейки не убегут. В общем, сделка прошла более-менее успешно. Никогда не бывало так, чтобы все ладилось с начала до конца, где-нибудь да «цепляло». А с Катькой — он все же подумает.

Впереди была еще куча дел.

* * *

Алексей Бредов потихоньку «въезжал» в риелторский бизнес. Ему бы, конечно, не потихоньку, ему бы одним махом, как сказочному герою, потому что начальство каждый день теребит, первых результатов требует, но, как говорится, «быстро только кошки родятся». Да и не следователь он вовсе — разведчик. Для него проще через границу к моджахедам сходить, чем в архивных бумагах рыться и с жуликами по душам разговаривать. Впрочем, в их конторе настоящих «следаков» днем с огнем не сыщешь: все больше журналисты, переводчики, психологи, социологи, бывшие резиденты, философы… Как сказал Зеленцов, принимая его в отдел: «Люди чистые, не затронутые тлетворным влиянием продажных органов». Чистые-то они чистые, только полгода переподготовки не заменят пяти лет учебы — тут уж как ни крутись… Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, Зеленцов дал Алексею двух помощников, но оно все равно не сдвинулось — между числом следователей и количеством добытой полезной информации прямой зависимости чаще всего нет.

Разговоры с уголовниками привели Алексея к неутешительному выводу: Кант неуловим, потому что всегда страхуется, прикрываясь «лохами», которые, в случае неудачи, садятся на скамью подсудимых, и вообще, он законспирирован не хуже шпиона, да и просто умен, собака! Одно радовало: дела, в которых мелькало имя Канта, появлялись с периодичностью в год. Значит, это уже система, принцип, правила игры. Последнее такое дело было заведено больше года назад, из чего следовало два возможных варианта судьбы «философа», как обозвал своего клиента Бредов: ушел на заслуженный отдых или готовит новую аферу. Вот только где и когда? Знать бы…

Бредов начал захаживать в риелторские конторы. И повод, кстати, был — пора бы уже разъехаться с Антониной, зажить самостоятельной холостяцкой жизнью. В одних конторах Алексей выступал в качестве покупателя, в других — продавца, причем весьма дотошного, этакого зануды, который боится обмана, а потому интересуется каждой запятой в документах. Из разговоров с риелторами он понял одно: с каждым годом «кинуть» клиента становится все труднее — работают юристы, трудятся, плодят «страховочные» бумаги. Тем не менее лазейки все еще есть, их не может не быть, и Канту они, конечно, известны, но только он никогда не использует стандартные ходы, не пачкается по мелочам, а потому его не заинтересует тридцати— или даже пятидесятитысячная сделка. Эти крохи для воробьев, которых рано или поздно ловят в сети, а он — орел… сизокрылый.

— Здравствуйте, присаживайтесь пожалуйста, — пригласила Алексея девушка с короткой стрижкой и улыбнулась широко, показав ему слишком белые зубы.

«Наверное, мужик у нее стоматолог, специальными пастами чистит», — почему-то подумал Алексей.

— Меня зовут Марина. Что вас интересует? — спросила девушка.

— Однокомнатная на Северо-Востоке.

— До?..

— «До?» — не сразу понял Бредов. — А! До Медведкова можно. Но только не очень далеко от метро. Тысяч шестнадцать, не больше.

— Одну минуточку. — Марина поднялась и подошла к стеллажу, на котором стояли папки со скоросшивателями.

Алексей откровенно ее разглядывал. Хорошая фигурка, точеные ножки. А что, она очень даже ничего! Чем-то на белочку похожа. «… И орешки все грызет. А орешки непростые, все скорлупки золотые, ядра чистый изумруд… Неужели опять одноразово, без чистой и долгой любви?» — почему-то подумал Алексей. Марина вернулась с одним из скоросшивателей.

На картонной обложке значилась надпись: «Северо-Восточный АО».

— Вот, пожалуйста, — Девушка сделала закладку и положила папку перед Алексеем. — Выбирайте.

Бредов сделал вид, что изучает варианты, а сам украдкой все поглядывал на Марину.

— Вот эту, на улице Широкой, можно посмотреть? — спросил Алексей.

— Хорошо, я свяжусь с продавцом, — кивнула девушка. — Вы оставьте свой телефончик.

— Марина, вы сегодня вечером свободны? Как насчет в ресторане посидеть? — неожиданно скороговоркой выпалил он.

— Что-о-о-о? — возмущенно сказала Марина.

* * *

На Подбельского Вадима Георгиевича поразила входная дверь. Из-под разодранного дерматина с нее лохмотьями свисала вата, будто какой-нибудь уссурийский тигр долго драл ее своими когтистыми лапами. Он надавил на кнопку звонка, прислушался. Звонок не работал. Постучал по лохмотьям сначала кулаком, потом пнул ногой — никакого результата. Таких вещей Вадим Георгиевич не любил, а случались они в его практике довольно часто. Ведь вроде бы договорился обо всем, назначил время, «забил стрелку», а хозяев, будто нарочно, как корова языком слизнула. Конечно, нарочно. Этот мужик, что с утра звонил, наверняка уже спит, набравшись дешевой водки или портвейна, и никакими пушками его не разбудишь.

По лестнице кто-то поднимался. Вадим глянул в пролет. Женщина с тяжелыми сумками. Уставшая, явно с работы. Лет сорока.

— Здравствуйте, — обратился к ней Вадим, чтобы не испугать. Еще бы! — темный подъезд, незнакомый мужик на площадке. Женщина все равно испугалась, вздрогнула.

— Здравствуйте, вам кого? — Она опустила сумки, собираясь отдышаться.

— Знаете, мне с утра звонил хозяин квартиры, Игорь, кажется. Мы с ним договорились на сейчас.

— А, пожарники хреновы! Чуть весь дом нам нег спалили! Знаете, каково это — спишь, а тебя среди ночи за плечо трясут: вставайте, эвакуироваться будем!

— Так он что, горел? — Вадим Георгиевич живо представил себе пожарного в каске, который лезет по лестнице в окно, спрыгивает в комнату, трясет очумевших спросонья соседей.

— Еще бы! Как еще жив-то остался! Вы стучите сильней, у них всегда кто-то дома. Хотя нет, если Васька одна — не откроет. Она у нас пуганая. Давайте я. — Женщина подошла к двери и звонко крикнула: — Василиска, это я, тетя Поля, дверь открой!

За дверью завозились, щелкнул замок. Выглянула взъерошенная девчонка-лет десяти. На ней был спортивный костюм — шаровары и куртка.

— Папка где?

Тут инспектор пришел.

— С утра нету.

— Ты пусти нас, не бойся. Я дяденьке все расскажу.

Девочка посторонилась, запуская гостей в квартиру.

Теперь Вадим понял, почему не обгорела входная дверь: за ней была еще одна — железная. Эта, вторая дверь была черна от копоти. Глазок и ручки оплавились. Он прошел в комнату, взглянул на черные стены и потолок, на окна с выбитыми стеклами, занавешенные одеялами и каким-то тряпьем. Под ногами хрустел обгоревший паркет.

— М-да, тяжелый случай, — покачал головой Вадим. — Василиса, когда отец обычно приходит?

— Да кто его знает, когда он приходит! — ответила за девочку женщина. — Может, и вовсе не придет. Тут ведь трагический, можно, сказать, случай. — Она посмотрела на Василиску с жалостью. — Ты поиграй пока. — Взяла Вадима Георгиевича за рукав, потянула в кухню, прикрыв за собой обгоревшую, закопченную дверь.

Девочка присела перед диваном, из которого торчали черные пружины, потянула за одну из них. Пружина взвизгнула.

— Я прекрасно понимаю — жить здесь нельзя. Вы же видите, — сказала женщина.

— Вижу, — вздохнул Вадим. Утром ни слова не было сказано о пожаре.

— А все-таки не надо девочку забирать. Игорь тогда совсем пропадет. Мужика тоже понять можно. Была прекрасная семья, жили душа в душу, он ее на руках носил.

— Кого ее? — не понял Вадим.

— Стерву свою. Жену Татьяну. А она в один прекрасный день хвостом вильнула. Видите ли, принца ей подавай заморского! Выскочила за итальянца, бросила их тут на произвол судьбы. Она переводчицей в фирме работала. Таких матерей расстреливать на месте надо! Я понимаю — мужик, но ребенок-то почему должен страдать?

— Это она не захотела ребенка брать или ее новый муж? — Вадим сразу вспомнил о пузатой Дине, об Александре, которая сейчас готовит ему ужин и болтает по телефону.

— Хотеть-то она хотела… — Женщина вздохнула, посмотрела на облупившуюся раковину. — Приехала забирать, да только Игорь характер проявил — даже на порог ее не пустил. Застрелю, говорит, зарежу! Такое тут было —ой! И, конечно, поддавать с горя стал. Ему бы сейчас бабу хорошую, добрую, чтоб к рукам прибрала. Он мужик ласковый, да и руки золотые. Я пока могу девочку к себе взять. Недели на две. Больше, сами понимаете… У меня своих двое — жрать хотят. Две недели, а потом к бабке ее отправить. Бабушка у нее в Талдоме. Вы уж там решите этот вопрос положительно. А забирать ее никак нельзя.

— Да не буду я забирать. Я квартиру пришел смотреть.

— Так вы не инспектор, что ли, из этой, как ее?.. Комиссия по правам ребенка, что ли?

— Да нет, я квартиру купить хотел. — Вадим Георгиевич увидел, как женщина меняется в лице.

— А я-то, дура, его жалею! Нет, ты посмотри, каков сукин сын — квартиру продавать вздумал! Ну я ему устрою! Ну я ему сделаю! Увидит небо в алмазах! Подонок! А вы, молодой человек, давайте покиньте помещение! Идите, в другом месте себе дураков поищите! Быстренько-быстренько, пока я милицию не вызвала! — Женщина начала буквально выпихивать Вадима Георгиевича с кухни.

— Что вы делаете? Попрошу без рук! Я сам уйду! Откуда ж я знал!

Василиса прыгала на диванных пружинах. Пружины визжали, девчонка улыбалась.

Когда дверь с треском захлопнулась, Вадим застегнул пальто, поправил воротник.

— Ну и баба! — пробормотал он, спускаясь по лестнице. Еще пятнадцать минут назад он думал, что прикупит Дине квартиру по дешевке, в три дня сделает ремонт, и его будущий сын будет здесь жить, расти, играть с мальчишками во дворе, качаться на качелях. Он даже представил себе, как они будут ходить в парк и Вадим будет учить его ездить на велосипеде. Нет, вариант был совершенно «глухой». Все упиралось в опеку. Если беспутного папашу лишат родительских прав, квартира останется за ребенком, и он ничего сделать не сможет. Тут стена, которую не пробить. «Подбельского» нужно вычеркнуть из блокнота, из памяти. Ребенка жалко, конечно. Он вспомнил светлые, испуганные глаза Василиски…

В ЧИСТОМ ПОЛЕ ТРОЙКА МЧИТСЯ…

Паша открыл глаза и с удивлением посмотрел на низкий, потемневший от времени деревянный потолок избы. Со стоном перевернулся на правый бок. Дико болела спина и шея, будто его как следует поколотили палками. За окнами опускались сумерки. Хорошо хоть заснул ненадолго. С утра его страшно ломало — лучше умереть, чем так мучиться. Он метался по дому, как загнанный зверь, выпотрошил ящики комода в надежде найти хоть одну завалящую таблеточку. Из таблеток в доме был только просроченный аспирин. Паша залез на чердак, спустился в подпол, обшарил все углы и закутки — пусто. Хоть бы пучок пересохшей конопли, чтоб «молочка» сварить! В отчаянии он снова улегся в постель, попытался сообразить, как он оказался в этой избе. Вспомнил, как в замке его квартиры заворочался ключ, как входная дверь открылась и на пороге возникли двое: один старый, другой молодой. Когда он спросил, кто они и что им надо, эти двое засмеялись, сказали, что они — его лучшие друзья, и предложили уколоться хорошей Дозой. Он почему-то сразу вспомнил об угрозе Вадима Георгиевича и, все поняв, сказал им, что хочет в туалет, а сам попытался выскользнуть в дверь. Он рассчитывал, что Кемал поможет, только бы добежать до его квартиры этажом ниже. Но молодой сделал подсечку, и Паша растянулся возле порога. Они навалились вдвоем, стянули ему руку жгутом, и вскоре Паша почувствовал легкий укол. Через минуту весь страх прошел, тело сделалось ватным, в голове замелькали цветные картинки — очень хорошая оказалась «дурь». Последнее, что он помнил перед забытьем, как эти двое отпустили его руку и он остался лежать у порога, уже не в силах пошевелиться. Потом его куда-то везли в машине, и голоса тех двоих доходили до него издалека — он не мог понять, о чем они говорят. Кайф был долгим, как никогда. Он помнил, как какой-то сильный мужик тащил его по грязной дороге и ноги его подламывались, не желая идти. Он с удивлением узнал в мужике Вадима. Откуда он взялся? Потом опять была машина — и этот дом. Вадим бил его наотмашь, и он хрипел, покрываясь холодным потом. В сознании мелькнули разлетевшиеся по полу купюры. Деньги — вот что спасет его сейчас! На них можно купить все, даже в этой глуши! Паша вскочил. Куда он их дел, интересно знать? Он наморщил лоб, мучительно вспоминая свои действия после ухода Вадима. Опять началось рысканье по избе, которое продолжалось больше получаса и ни к чему не привело. Устав, Паша снова завалился на кровать, уткнулся лицом в пахнущую травой наволочку и вдруг почувствовал под щекой что-то хрустящее. Паша рывком сел, в нетерпении сунул руки под наволочку и извлек из подушки мятые купюры. Вот они, родимые! Паше сразу полегчало. Держа деньги в руке, он побежал к входной двери, сорвал с вешалки замызганную телогрейку, сунул ноги в высокие галоши.

На улице было тихо, крупными хлопьями падал снег. На мгновение он даже забыл о ломке. Задрал голову и принялся ловить ртом снежинки, чувствуя, как они тают на лице, приятно охлаждая кожу. Потом он побежал по дороге, выискивая глазами магазин. Ему навстречу катил трактор. Паша махнул рукой, и трактор замер рядом с ним. За рулем сидел розовощекий толстяк, больше похожий на хозяина пивного заведения, чем на тракториста. Толстяк ему приветливо улыбнулся, как старому знакомому.

— Где здесь это?.. — спросил Паша, с трудом ворочая языком, и махнул в воздухе зажатыми в кулаке деньгами.

— Привет с большого бодуна, парень? — хохотнул толстяк. — Магазинчик ищешь? Ты чей будешь?

— Я? — Паша на мгновение задумался. — Этого… Вадима родственник. — И он снова махнул —теперь в сторону скрывшейся за снежной пеленой избы.

— Кравцовых, что ли? Повеселились, значит. А сами-то они дома?

— Уехали. Дела, — уточнил Паша.

— А! — кивнул толстяк. — А ты, стало быть, погостить? Из Москвы? Ну, в общем, так. До перекрестка дойдешь, а там налево и по улице Ленина напрямки. В лавку как раз и упрешься. Возьмешь чего — заходи ко мне, чтобы не скучно было. Я через дом по той же стороне бобылем живу. Двенадцатый номер. Егором меня зовут.

— А меня Паша. А это… аптека там есть? — спросил Паша, пожимая огромную, пахнущую соляркой руку Егора.

— Там все есть, — загадочно подмигнул тракторист. — Заходи, полечимся.

«Лечение у нас с тобой, мужик, разное», — подумал Паша и заспешил вниз по улице.

Еще не дойдя до магазина, он понял, что рано обрадовался. В зарешеченном окне горела красная лампа оконной сигнализации. На большой двустворчатой двери висел амбарный замок. Паша поднялся по ступенькам на крыльцо, чтобы посмотреть график работы магазина. До семи. Он даже не знал, сколько сейчас, но по всему выходило, что магазин должен работать. Однако не работал. Паша потоптался немного на крыльце, с досадой грохнул замком о дверь и спустился вниз.

Он умыл девственно чистым снегом лицо, и на несколько минут ему полегчало. Медленно пошел он по улице. Вот тебе все прелести деревенской жизни — и денег полно, а никаких «колес», даже вшивого димедрола — и того не взять! Оставалась одна надежда — Егор.

Около двенадцатого дома стоял припорошенный снегом трактор. В окнах горел тусклый свет. Паша решительно толкнул калитку, прошел по тропинке к крыльцу. Он несколько раз стукнул в обитую дерматином дверь, но никто не отозвался. Паша потянул на себя дверную ручку. Дверь со скрипом отворилась, и на него дохнул прелый теплый запах деревенского жилища. Он оказался в темных сенях, больно ударился коленом о что-то металлическое. Раздался грохот.

Пока он тер колено, дверь из сеней в горницу отворилась, и на пороге возник Егор.

— Кто здесь? — спросил он громко.

— Это я, Паша. — Он шагнул на свет, чувствуя, как болит ушибленное колено.

— А, это ты, — признал его тракторист. — Ну что, купил?

— Да там, блин, магазин закрыт, — сказал Паша, входя в горницу.

— Бывает, — понимающе кивнул Егор. — У Варьки ребенок маленький. Я в таких случаях прямо к ней домой. Ящик зелья у Варьки всегда в избе имеется. Мужик-то у нее малахольный, не пьет почти. Ничего, погостишь здесь недельку — всему научишься. — Егор выдвинул из-под стола табурет, жестом предложил Паше сесть.

Горница была обставлена небогато: в одном углу стоял на тумбочке старый «Рубин», в другом — трюмо с помутневшими зеркалами, у стены — диван с обязательным ковром до потолка, на котором были развешаны портреты родственников и какие-то посеревшие от пыли тряпичные куклы, у другой стены стоял шифоньер.

Егор перехватил его взгляд, устремленный на портрет седой женщины в накинутой на плечи шали.

— Похоронил я мать, — объяснил он Паше. А еще через несколько минут перед Пашей возникла миска с густыми деревенскими щами и граненый стакан. Егор подмигнул ему и, на мгновение скрывшись за занавеской, появился с уже распечатанной поллитровкой. Налил Паше сразу полстакана.

— Ну, со знакомством, что ли, сосед? — озорно подмигнул Егор. — Сейчас бухнем немного, а потом на дискотеку поедем. Найдем тебе бабу. У меня-то уже есть.

— Не надо мне, — мотнул головой Паша и, опрокинув стакан, с трудом проглотил жгучую водку. Чтобы водка не пошла назад, принялся торопливо есть жирные щи.

— Ты что, бабами не интересуешься? — удивился тракторист.

— Почему? Интересуюсь иногда. Болею я сейчас.

— А, ну-ну, — догадливо ухмыльнулся Егор. — Болезнь любви. Трепак, что ли?

— Типа того, — кивнул Паша. Разговор ему был крайне неприятен, но никуда не денешься — придется терпеть.

— То-то я смотрю, ты какой-то бледненький. Ничего, водка любую болезнь лечит. Как, полегчало? — поинтересовался Егор.

— Вроде бы, — соврал Паша. На самом деле водка «отпускала» его только чуть-чуть, а после становилось еще хуже. Водкой был только один способ остановить ломку — напиться до полного беспамятства…

Егор снова разлил спиртное по стаканам, поднял свой, собираясь чокнуться с гостем, но Паша отрицательно мотнул головой.

— Ну, парень, ты мне не товарищ, — расстроился Егор, заглянул в Пашину тарелку с недоеденными щами. — Не пьет, не ест, тоже мне работничек! Я, понимаешь ли, насосусь, а он будет в девочках ходить! Пей давай! У тебя деньги есть?

Паша кивнул.

— Тогда — нет проблем. Если надо, я еще к Варьке сгоняю.

«Поскорей бы уже ты к своей Варьке!» —нервно подумал Паша, беря в руку стакан со спиртным.

Толстый Егор пил водку бойко, так что бутылка опустела в момент.

— Хочешь, вместе к Варьке на моем драндулете смотаемся? — предложил раскрасневшийся тракторист.

— Ломает меня, — вздохнул Паша, водя ложкой по тарелке.

— Ну как хочешь —ломайся. — Егор поднялся из-за стола, направился к сеням. — Телевизор пока посмотри, что ли, а я сгоняю.