Броненосцы в синей воде

      - Это правда, - вмешался мой сосед справа. - Меня это страшно злит. Ну что там? В той комнате?
      Девушка уже прошла через весь бар и уселась за пустым столиком. Я видел, как она вынимает из сумочки помаду, а потом забрасывает ногу на ногу. После этого стала подкрашиваться.
      - Херня, - прорычал пьяница слева, - Это все не то. Вы не заметили, что самая главная - это Флоренс? Вроде бы и блядь, но сердце золотое, В последней серии так даже дала этому хромому, Нолану.
      Бармен кивнул своей лысой головой и улыбнулся.
      - Дааа. На шару дала. Хорошая баба.
      Когда я подумал, что у них осталось еще четырнадцать серий, мне сделалось как-то странно. Я до сих пор не знал, с чего же начать.
      К девушке подсел мужчина. Выглядел он преотвратно: массивный пузан, размахивающий вонючей сигарой, и мне даже не надо было прищуриваться, чтобы видеть блестящие капельки пота у него на лбу. Они завели разговор.
      - Знаете что, ребята, - сказал я. - Нет у меня пятеры. Вообще у меня голяк. Но обещаю вам, что пятнадцатая серия, считая от сегодняшней, уже не будет такая таинственная.
      Я спрыгнул с табурета и направился к двери.
      Мне уже и так было ясно, что через пару секунд девушка выйдет с развратным курильщиком сигар, а на ее лице уже не будет видно нежных воспоминаний. Они появятся вновь завтра, когда она принесет мне немного денег и печенья.
      Мне не нужно было этого видеть. В конце концов, я это Написал.
      А теперь, мистер Слайпер, возьмусь за тебя. Ты сам меня попросил.
      Зеркало и вправду было треснувшим в правом верхнем углу. На полу валялись стопки заполненных печатным текстом страниц, а среди них обломки карандашей и куски резинок. Повсюду толстым слоем лежала пыль, ее было видно даже в этом тусклом, желтом свете, падающем откуда-то сверху, от маленькой, спрятавшейся у потолка лампочки... Свет... Погоди-ка...
      Я видел. Снова видел.
      - Мои глаза выздоровели, - сказал я про себя. - О Боже!
      - Да, - подтвердил чей-то голос. - Только это уже не моя заслуга. Честно говоря, я сделал все, чтобы к тебе вернулось зрение; к сожалению, мне это не удалось. и не только это, мистер Стоун. Он сидел у самого окна, заслоненного тяжелыми, черными портьерами, и вся его одежда тоже была черной - может потому-то я сразу его и не увидал. Но может и потому, что был он какой-то сморщенный и запавший сам в себя. Он напомнил мне яблоко, которое я как-то забыл на полке, и оно сморщилось и завяло так, что когда я его наконец-то взял оттуда, то не сразу и понял, что же это такое.
      Ты не заметил собственного Бога, подумал я, с трудом сдерживая смех. Это ужасно, но мне хотелось расхохотаться.
      Слайпер не глядел на меня. Он уставился на свою пишущую машинку, такую же черную, как и все его окружение, блестящую золотыми буквами и никелировкой. Даже не знаю, как долго он так вот на нее глядел. А еще, мне было непонятно, почему мне пришлось опустить глаза.
      - Поспеши, - сказал он наконец. - Теперь уже, когда Он начал, у меня мало времени.
      Я не понял, что он имеет в виду. Я осторожно прошел в комнату, а все эти листки с текстами шелестели под моими ботинками. Лица Слайпера я так и не видел, оно все так же прятал его в тени.
      - Мистер Слайпер, - сказал я. - Скажите мне лишь одно - действительно ли мы можем жить без вас?
      - Нет.
      - Почему?
      - Я вас Написал. Вас, эту гостиницу, улицу за окном, людей, иногда приходящих в наш бар, и это дерево, на которое ты так любил смотреть. И сразу же, с самого Начала, я дал вам сознание, будто так оно все и есть. Мне показалось, будто это единственное, что я вам должен. Сознание.
      Я подошел еще ближе.
      - Мы все знали. Дверь с номером 107 была для нас чем-то... Чем-то иным. Иным миром. Мы даже не говорили о вас слишком часто.
      Он покачал головой.
      - А ведь могли войти сюда. Каждый из вас; даже стучать не надо было. Достаточно было повернуть ручку.
      Он закашлялся, а я терпеливо ждал, когда закончит.
      - Никто из нас и не вошел. А зачем нам было приходить? Вымаливать себе здоровья? Лицо покрасивее? Денег?
      - Нет. Все вы были слишком гордые. Слишком похожими на меня. Но ведь можно было зайти выпить кофейку. Почему никто из вас не пригласил меня вниз, не позвонил... Откуда вам было известно, что у меня все О.К.?
      Я сдвинул портьеру и пожал плечами.
      - Нам было хорошо. Значит и вам должно было быть хорошо.
      Там, где когда-то росло дерево, сейчас был один туман. Густая, чуть ли не материальная завеса, достигающая окон будто просящие руки нищего, вымаливающего милостыню. Они стояли уже повсюду. Я видел их лица, всматривающиеся мне в глаза - бесконечно терпеливые, уверенные в своем...
      - Что это за люди внизу? Чего они ожидают?
      Он вздрогнул.
      - Вы никогда не будете с ними. Собственно говоря, только это я и могу тебе о них рассказать. Так что не бойся.
      Но я боялся все сильнее и сильнее. Мне казалось, что они ожидают смерти Слайпера, и когда уже он умрет, войдут сюда, в средину. За нашей одеждой, за нашим теплом, за нашими мечтами, едой и всем, что только у нас есть.
      За нами самими.
      Еще я знал, что достаточно лишь закрыть глаза, чтобы вновь очутиться в том месте и глядеть на четыре серых туловища, величественно погруженных в синюю воду. Все сильнее и сильнее желал я почувствовать тот ветер, что рвет флаги, и ту женщину, сопровождаемую высокими солдатами. Я мог опустить веки. У меня был выбор. И я мог изменить мир.
      - Нет, - сказал я Слайперу.
      - Еще нет, - ответил он.
      - В следующий раз, - со вздохом сказал я сам себе и вставил в машинку новый лист бумаги. - Так уж сильно мы не спешим, дорогие мои.
      Погода была отвратительная. Я люблю дождь, люблю и солнце, но чтобы вместе, вот этого я уже не выношу. Здесь, в полуподвале, в такое время лучше всего - я вижу немножко солнца и немножко дождя, и мне не приходится заботиться о том, что на себя надеть. А самое главное - мне вовсе не хочется куда-либо выходить. Пью чай без сахара, курю самокрутки и Пишу.
      - Так, - усмехнулся я. - надо бы для меня побольше такой погодки. Для "Подворотни 403" это то, что нужно.
      С виду это и не казалось таким уж тяжелым. Все тома "Подворотни" представлялись мне звеньями хорошенько смазанной цепи. Цепь ложилась на зубья колеса, и вся история быстро-быстро мчалась вперед. от фрагмента к фрагменту Слайпер все сгущал и сгущал атмосферу, так что было невозможным оторваться от его замыслов, он буквально затягивал; и чтоб я сдох, если это у него не получалось. Тут он был докой. И не только в этом.
      Он создал великолепных персонажей. Вроде бы скупо описанные, как будто бы бледненькие и замкнутые в одном, сером месте, но чем дольше я о них размышлял, тем лучше понимал, почему они такие отличные.
      - Двадцать лет назад я решил описать Человека Полноценного, - сказал я воде, стекающей по парапету. - И писал его без малого год. Я пытался объять каждую его часть, каждую чертову частичку и знаю, что не забыл описать вроде бы ничего. Это и вправду был Человек Полноценный, Полнейший.
      Вода закапала все быстрей.
      - Только я назвал его Человеком Пустым. Потому что передо мною ему нечего было укрыть.
      Слайпер должен был знать об этом. Значит, он делал лишь эскизы, где-то уверенней, где-то сильнее, но никогда так, чтобы все сразу же стало ясно. Он был музыкантом, прекрасно понимающим, чего сыграть
      Двигался ведь он умело, я нигде не мог почувствовать сомнений в диалогах, в описаниях не было никакой натянутости...
      - Эй, откройте, - услыхал я чей-то голос.
      Я тихонько подбежал к двери.
      - Мистер Босси, вы меня слышите!? Эй!
      Я приставил табуретку и осторожно начал влезать на нее. Никто не думал о том, что горбатые не достают до глазка. Естественно. А чего еще беспокоиться о горбунах.
      Злился я еще потому, что не хотелось одеваться. Всегда, когда Пишу большие фрагменты текста, то раздеваюсь донага. Терпеть не могу чувствовать на себе все эти тряпки, они мешают мне перебирать пальцами и всегда отвлекают от самых интересных мыслей.
      Наконец я добрался до глазка. За дверью никого не было.
      - Что вы там вытворяете? Я здесь, Босси. Черт подери, здесь.
      Только сейчас до меня дошло, что этот голос я слышу не за дверью.
      Я повернулся как только мог медленно; если бы повернулся быстро, то выглядел бы еще смешнее. Как же, голый горбун на трехногой табуретке. Это ж уписаться можно от смеха.
      - Так, - кивнул я. - Я уже вижу вас, мистер консьерж.
      И вправду я видел его усатую харю, лыбящуюся мне из-за разбитого окошка. Это был один из недостатков моего полуподвала чертовски низкое окошко.
      - Я заглянул, потому что неизвестно, живы вы еще или нет? Что ж это такое, мистер Босси? Верли говорила, что вы уже даже ее не впускаете.
      - Ее прежде всего. Только не надо обо мне беспокоиться. Я как верблюд. вы знаете что-нибудь о верблюдах?
      Он нервно пошевелил усами.
      - Горбы имеют, сучьи дети.
      Я подошел к окошку поближе, и теперь видел его глаза в десятках стекольных обломках. И в каждом они были чуточку другого цвета.
      - Ага, с ними и живут. Берут из горба питье, - сказал я вполголоса. У меня тоже особенный горб; мало того, что в нем полно воды, так там еще и жратву можно найти.
      Я задернул занавеску, и консьерж исчез.
      Взбешенный я возвратился к машинке. Не знаю, как долго я сидел за ней, но когда, в конце концов, поднял голову, вода с парапета уже не капала. Дождь закончился.
      - Слайпер совершил ошибку, - сказал я. - Он решил писать хорошо и тут же решил обходить мелкие, никому не нужные вопросы. Он посчитал, что воспоминания, все эти вроде бы дурацкие, туманные мыслишки его героям будут просто не нужны. Какого ляда должны они вспоминать, размышлял он. Зачем им помнить болезни и смерти, дорожные аварии или там пятна на брюках... Зачем их мучить всем этим?
      Я закурил самокрутку и усмехнулся. Слайпер Улучшатель.
      Он написал людей, которых знал, только вот не понравилось ему, что они страдали. Тогда он закрыл их в маленькой гостиничке и создал новый мир.
      - Жаль только, что списал его со старого. Даже пива он не придумал своего, даже деревца или хотя бы новой формы умывалки для сральника. Он предпочел изменить людей. Вот просто так - обычные не нравились.
      Я покачал головой и начал Писать.
      На маленькой, поцарапанной полке валялось несколько книжек. Они были очень старыми, заполненные подчеркиваниями и какими-то странными знаками. Когда я подошел и взял в руки одну из них, то увидал имя автора. Адриан Слайпер.
      - Да, я написал их гораздо больше, - сказал он, потирая сморщенный лоб. - Так много, что всех уже и не припомню. Вроде бы были они и не самые плохие.
      Я отложил книжку.
      - А что будет с нами, мистер Слайпер? Может все это из-за машинки? А вдруг это она у вас испортилась? Может привести старика Джорджа, он всегда мог...
      Слайпер усмехнулся. У него были черные, сгнившие зубы; мне же в голову опять пришла совершенно дурацкая мысль, что у бога не может быть таких порченых зубов.
      - Погляди, - сказал он. - Глядись в это зеркало.
      Его длинные, узловатые пальцы зависли над клавиатурой, а потом упали и начали прыгать будто два шустрых паука. Потом застыли на месте.
      Если бы меня кто-нибудь спросил, то я бы и не смог сказать, когда это случилось. Я глядел все время, но единственное, что смог бы сказать, это лишь то, что зеркало было уже не лопнувшим.
      Он стал печатать снова. Еще быстрее. На сей раз мне казалось, что я вижу исчезающую ржавчину, вижу рамы, меняющие свои формы, но это, должно быть, оставалось всего лишь иллюзией, потому что, когда он прервал работу, рам не было вообще, а зеркало повисло в другом месте.
      - Вот, значит, как вы это делаете? - У меня немного шумело в голове и пришлось прислониться к стенке. - Шустро.
      - Я всего лишь хотел тебе показать, что машинка исправна. Я в момент могу написать новую "Подворотню 403". Могу переделать каждую комнату, лестницу, бар... Все.
      Он начал жестикулировать, как будто ему перестало вдруг хватать слов. Наконец-то я видел его лицо - дикое, взбешенное лицо усталого человека, со всеми морщинами и отвращением. Он напомнил мне всех нас понемногу. То я находил в нем Нолана, то бармена, то гостей, заскакивающих на один только стаканчик, то себя самого. Только вот он был более выразительным, чем все мы; более зрелым. В нем были и все мы, и еще множество других. Он был лучше. Хотелось даже сказать: лучше Написанный.
      Если бы поместить его рядом со мной, то я был бы только гадкой копией; слабеньким, не до конца освещенным человечком, которого кто-то начал лепить, но не хватило ни таланта, ни материала. Не хватило того, что было в Слайпере.
      - Почему Вы нас не исправите? Ведь вы же продолжаете Писать, спросил я и легонечко пнул стопку листков, валяющуюся под столом. Она тут же рассыпалась веером на сотни других листков, лежащих прямо под моими ногами.
      Он молчал. Лицо его лишь сильнее напряглось, еще более насытилось чувствами, и когда я был уже уверен, что вот-вот он взорвется, Слайпер отодвинул машинку от себя и поглядел мне прямо в глаза.
      - Не могу.
      - То есть как?.. Ведь только что я сам видел. Можете.
      - Это не одно и то же. С какого-то времени все, что я пытаюсь изменить в вас самих, оборачивается против вас же. Вы не банальная мебель. Вас Писать гораздо труднее. Невероятно сложно. Вит, ты помнишь самое начало своих неприятностей со зрением?
      Я погладил рукой по клавиатуре. Трудно было понять, что он, собственно, имеет в виду, но я ответил:
      - Да. В последнее время зрение стало ни к черту. Я ослеп.
      - Я не об этом. Ты всегда был подслеповат. Не обижайся, дорогой мой приятель, но я сделал так специально. Мне показалось, что у каждого из вас должен иметься какой-нибудь недостаток. Не слишком страшный. А такой, чтобы был...
      Он рассмеялся.
      - Только вот все эти ваши недостатки вышли из под моего контроля. Стали жить по-своему, все сложнее удавалось их гасить... Пока наконец...
      Я глядел, как он вытягивает стиснутую в кулак руку. Слайпер подержал ее у меня перед лицом, а потом внезапно разжал пальцы.
      - ...они сбежали.
      Я прищурился.
      - Куда же? И куда же мы могли сбежать? За всю свою жизнь я не разу не переступил порога "Подворотни".
      - Но начал выходить куда-то в другое место. И что более всего меня удивило, не я Написал это для тебя. Это уже было твое.
      На всех тех бумажных листах, по которым я как раз и топтался, было написано, куда мне следует идти, а куда нет. Там было написано, кто поглядит в глаза Флоренс, затененные длинными ресницами, а кто пойдет с нею в кровать. И даже то, кто будет ставить всем выпивку в следующий раз.
      - Только вот следующего раза уже и не будет, - сказал Слайпер. - Бар, наверное, я бы еще смог воспроизвести. Написал бы для вас бутылку "J&B" и спиртное в стаканах на два пальца. У вас было бы все, как в старые, добрые времена. Только скажи сам, хотелось бы тебе этого?
      В другое время я бы, не сомневаясь кивнул. В другое время, когда еще не знал, что существует большая вода, а в ней погружены стальные туловища военных кораблей. Я понятия не имел, каким сильным может быть летний ветер.
      - Потому что никогда не чувствовал его в своих волосах. Но знаю одно, мистер Слайпер. Мне бы хотелось, чтобы он дул мне в глаза. Прямо в глаза.
      Он постучал пальцем в клавишу.
      - Наверное ты давненько не гляделся в зеркало. Так чего ждешь? Ну, Вит, давай.
      - Зачем? Всю жизнь я провел в баре. Знаю я свое лицо.
      Но тут мне припомнилось сказанное Ноланом, и я таки подошел к зеркалу. Когда я глянул в него, то сразу мне показалось, будто у меня за спиной стоял кто-то третий. Кто-то вроде Слайпера. Из лучших, хотя по лицу из многих мест капала кровь.
      - Но ведь это же не я, - медленно произнес я.
      - Это ты. И теперь ты уже совершенно на меня не походишь.
      Я начал поглаживать крепкий, гладкий подбородок, прикасаться к густым, черным волосам, и хотя чувствовал прикосновения своих рук, мое "я" никак не могло согласиться с этой переменой. Во мне ничего не осталось от давнего Виталика. Ни-че-го.
      Я глянул на все эти стопки запечатанных листков и усмехнулся.
      - Значит, со мной, мистер Слайпер, вам удалось. И, похоже, только со мной.
      - Ты ничего не понял, - изогнул он крючком два пальца. - Ничегошеньки не понял. Я бы так не смог. Это сделал Кто-то другой.
      Так. Я чувствовал, что он говорит правду.
      - Мне очень жаль, - сказал я, оттирая кровь со лба. - Только откуда у меня кровь? это что, навсегда?
      Слайпер опустил руку.
      - Наверное, Он еще не закончил. У него свои методы, собственные образцы, и, как мне кажется, Он весьма неохотно что-либо переделывает. Он теряет время на познание ваших индивидуальностей. Для него они нечто совершенно чужое.
      Вот это следовало обдумать. Я чувствовал, что все эти броненосцы вновь впихиваются в мои мысли. Мне и самому хотелось этого, но в то же время я помнил, что не совсем они и мои. Ни мои, ни Слайпера. Но чьи же?
      - А что станет с вами? Станете вы нас продолжать? Ведь не все в этой гостинице такие способные к действию как я. Пару часов назад говорил я с Ноланом...
      Он снова уставил в меня согнутые свои пальцы.
      - Ты первый. Он решил начать с тебя. И, похоже, я знаю, почему он так сделал.
      - А кто будет после меня?
      Он улыбнулся.
      - Понятия не имею. Зато знаю, кто будет последним.
      Мало есть таких мест, где я могу улыбаться. Я имею в виду откровенную, несколько задумчивую улыбку. Такую, которая тут же говорит всем окружающим, какой я приятный человек, а мне уже и не надо много говорить, объясняться по поводу своей горбатости, нервничать... Мне уже не надо ничего - сижу себе скромнехонько, носочки вовнутрь, и жду, когда меня посетит новая, великолепная задумка. Это очень удобно.
      Но случается, что идеи и не приходят. Не приходит и нечто, способное меня раскрутить, сам же я не стараюсь подгонять событий. Впрочем, а когда это я спешил в любимом своем местечке? Я просто сижу себе в этом прекрасном готическом соборе и улыбаюсь.
      - Какие же они прекрасные! - вздохнула, обращаясь ко мне сидящая рядом женщина. - Какие они молоденькие, о Боже!
      Я сразу же ее приметил, потому что редко можно увидеть даму с такими ужасно кривыми ногами. выглядела она несколько беднее всех остальных гостей, и, похоже, не представляла ни семью невесты, ни семью жениха. Она пришла сюда сама, Без цветов.
      - Боже, Боже! Какие же они красивые!
      Я кивнул, потому что в этот раз она была права. Мне и не надо было что-то говорить; моя улыбка говорила сама за себя. Впрочем, кривоногая женщина и не ждала ответа. Она смотрела на алтарь, а они как раз стояли перед ним - переполненные светом и любовью, ожидая, когда священник перевяжет их руки столой. Мне они нравились. И мужчина, и женщина.
      Сам я прекрасно знал, что уже никогда и ни с кем так вот не стану, но это вовсе не мешало мне быть рядом с ними. В моем готическом соборе, я всегда был напоен теплом и покорностью. В моем соборе, где архитектор спроектировал самые великолепные в мире колонны и свод, защищавший меня от дождя и дурных мыслей. В соборе, в котором я мог улыбаться...
      - Знаю, - сказал я кривоногой женщине.
      - Я это знала сразу же, - отвечала та. - Прекрасней пары в мире нет.
      - Я не это имел в виду. Знаю, почему Слайпер так все сгустил. Он считал, что в одном доме будет легче всех их сделать счастливыми. Сам он никогда не познал счастья, потому что не понял, где это счастье можно найти. Тааак. Так оно и было.
      - Счастье? - женщина вытащила носовой платочек. -Для меня это огромное счастье, что могу приходить сюда и глядеть, как женятся молодые. Смотрите, смотрите, сейчас священник будет их благословлять.
      Только мне смотреть было и не надо. Я уже знал, что делать, чтобы спасти всех несчастных безумцев из "Подворотни 403", но только вот хотели ли они этого сами? Слайпер создал для них собственный мир, только вот не обладал достаточными компетенциями, чтобы сотворить его хорошо. Они всегда были калеками, пусть даже если он и застраховал свой мир от того, что сам считал грозным. Ему казалось, что они не станут желать того, о чем никогда не слыхали. Лишив их большинства искушений, он не предложил никакой религии, не сформировал в обитателях "Подворотни" совести. Вот как это ему казалось.
      - Вы часто сюда приходите?
      Она высморкала свой тонкий нос.
      - Нет, лишь тогда, когда у меня особенное настроение. То есть тогда, когда у меня уже нет сил жить. А они... Во всех них столько жизни, что могли бы одарить ею весь город.
      Только вот жила ли вообще сидящая рядом со мной женщина? Удивительно - она могла высморкать нос, но не имела достаточно веры в следующий день. Зачем же тогда так беспокоиться о простуде?
      - Тогда смотрите, - сказал я ей. - Когда молодые будут идти в нашу сторону, жених споткнется, полы пиджака разлетятся в стороны, и вы увидите, что это худющий, усталый от каждодневной тягомотины тип. Обратите внимание на его сорочку. Он не до конца заправил ее в слишком уж великоватые брюки. В его волосах полно перхоти - у бедняжки нет денег на соответствующий шампунь.
      Женщина пронзила меня ненавистным взглядом. Я все перепортил.
      - А вы считаете, будто я этого и сама не вижу? - спросила она меня чуть погодя. - Да что вы за человек, что, приходя в подобное место, не можете радоваться чьим-то счастьем? И ваш горб в этом совсем не оправдание. Никакое не оправдание!
      Она замолчала, потому что молодожены как раз проходили мимо нас.
      - Втяните в себя воздух, - шепнул я. - Вы почувствуете запах пота. Это невеста; косметикой природу не всегда замаскируешь. Да еще такой, совершенно среднего качества.
      Органист разошелся. Люди понемногу покидали свои лавки, и целофан, в который были завернуты их цветы, тихонечко шелестел, из-за чего мне тут же вспомнилось дерево, растущее за окном комнаты Виталика. Вот это была, наверное, самая лучшая задумка Слайпера. Он закрыл их всех в гостинице, но написал и кое-что, существующее вне их мира, вне того пространства; что росло где-то рядом, доставляя героям беспокойство и тоску.
      Это одно согнутое дерево должно было дать им все. И оно дало.
      - Жаль, - обратился я к женщине. - Слайпер Писал по-своему, Писал очень хорошо, но забыл, что достаточно всего лишь одного предмета из этого мира, и тоска убьет все им созданное. Так оно и случилось.
      - Не знаю, о чем вы говорите, но вы сумасшедший. Вы перепортили для меня всю церемонию.
      - Спасибо, - встал я с лавки и взял свой маленький букетик. Пойду-ка поздравить их. Судя по шелесту, гостей у них немного.
      Я оставил ее одну, потому что женщина эта так и должна была оставаться сама. Она не могла найти здесь того, что ожидала, ибо все это было в ней самой, а не в святилище ее Бога.
      - Даже цветочков не купила.
      А на улице разошелся дождь. Я шел медленно, сознательно выбирая пустынные, кривые улочки; мне не хотелось встречаться с другими людьми. Я знал, что после дождя придет северный ветер, и завтра много не написать. Мне было страшно, что боль помешает мне в исправлении "Подворотни 403", а хотелось сделать все как можно лучше.
      Впрочем, там-то и осталось не так уж много. Самое главное я уже сделал.
      - Броненосцы в синей воде. Хорошо, что я об этом догадался. Достаточно было подбросить одну мысль, одно воспоминание, и голова Виталика Стоуна заполнилась новым пространством. И чтоб я сдох, если он в нем не справится... С другими будет попроще.
      Я не свернул в свой полуподвал, а поднялся на этаж.
      Она открыла.
      - Что-то вы не приходите в гости. Неужели так трудно спуститься вниз и сказать пару словечек горбатому человеку? Так как?
      Она улыбнулась, и я сразу же ей все простил.
      Потом я прикоснулся к ее руке.
      - Пойдем погуляем. Идет дождь, но совсем не холодно.
      - Подождите. Я только поправлю волосы.
      Я отступил и широко разложил руки.
      - Но, дорогая! Ты выглядишь прекрасно.
      Я мог сказать только это, потому что именно в этот миг у меня в заначке не было подходящих слов. Об этой девушке я мог бы говорить целыми неделями, только никогда бы не сказал то, что хотел сказать по-настоящему.
      - Нет, нет. Вовсе нет, - покачала она головой. - Чуть позднее мне предстоит одно свидание. Так вот6 он не любит, когда у меня распущены волосы.
      Я всегда был глуп. Слова оценивал не так как следует, а выводы делал еще более дурацкие. Жаль только, что за столько лет так ничему и не научился.
      - Хорошо. Я подожду.
      А дождь прекратился.
      Я оставил своего Бога одного и вышел в коридор. Я пытался успокоиться и обдумать все то, что сказал мне Слайпер, но когда поднял голову, мне показалось, что не успокоюсь уже никогда.
      Я знал, что все еще нахожусь в "Подворотне 403", знал, что сейчас будет лестница, что окно в конце коридора будет забито толстыми досками. Покрытие должно быть старым, и легко будет высмотреть все выжженные бычками места. Сколько это раз я здесь проходил? Сколько раз чистил этот коврик?
      Но все было не так. Коридор сворачивал по широкой дуге, в стенах были новые, большие окна, и свет подчеркивал пастельный тон пушистого паласа. Я видел самого себя в зеркалах, висящих над странными растениями, и было видно, что изменилось не только мое лицо. Никогда еще на мне не было столь отличного костюма.
      Я соответствую этому месту, подумал я, идя прямо. Каким бы оно ни было, и кем бы ни был я сам.
      По лестнице кто-то поднимался. Низкий, крепко сложенный мужчина в черном смокинге шел прямо на меня, и когда мне уже казалось, что он не остановится, я услыхал его голос:
      - Вит, чуть попозже зайди в бар. Надо поговорить7
      - Но...
      Я его узнал. Ему оставили рыжие волосы и голубые глаза. Голос тоже не изменился. Только, все же, это был уже не тот самый Жопник.
      - Это ты, Тед. Чего у тебя слыхать? Ты, вроде, болел.
      Он рассмеялся и поправил галстук.
      - Все уже за нами, Вит. Все уже не так. Знаешь, как-то мне не хочется говорить о том, что было. Вечером придет корабль. Надо подготовить кухню и бар. Комнаты уже приготовлены. И это хорошо, потому что времени у нас уже немного. Погляди...
      Он взял меня под руку и подвел к первому окну.
      - Гляди. Двое уже тут.
      Он был прав. Мне казалось, что все, что я увижу - это Куин Стрит и все эти странные люди, бродящие в тумане, или же старые газеты, носимые ветром. Или же типа, везущего товар в ближайшую цветочную лавку. Или же черную, раздавленную машиной белку.
      - Да, - согласился я. - Двое уже тут.
      Два громадных броненосца, погруженные в синюю воду. Еще не было третьего, как не было еще солдат, марширующих на палубе. И женщину я тоже еще не видел.
      - А небо, Тед. Ты когда-нибудь видал такое небо?
      - Нет, - не сразу ответил он. - По-моему, я догадываюсь, что ты имеешь в виду, только мне не хочется говорить об этом. Для меня так было всегда. Вот и все.
      Я чувствовал, что Жопник изменился как-то по-другому. Он был такой... Странный. Как мог он так спокойно говорить о том, что случилось с нами?
      -ОН еще не закончил. А начал с тебя.
      - О. К. - сказал я. - Может быть, попозже поговорим об этом.
      Он отпустил мою руку.
      - Ладно, Вит. Улыбнись, и спускайся в бар. Мне кажется, ты встретишь там старых знакомых.
      И он пошел наверх; скорее всего, на третий этаж, потому что раньше там был его кабинет. Снова будет разделять и править. Снова он.
      Я же остался на том же месте. Правда, мне было чертовски интересно, как теперь выглядит мой любимый табурет и лицо толстяка Кейси, только еще больше меня интересовала Флоренс. Я вернулся к ее дверям.
      - Ну-ну, - сказал я сам себе. - Поглядим, сделал ли этот Кто-то получше, чем Слайпер.
      Я повернул золотую ручку, но дверь не открылась.
      Может вышла куда-то, нервно подумал я. А может уже сидит в баре. Точно. Она должна быть там. Там будут все наши.
      Только ее не было ни в баре, ни в главном фойе. В баре вообще не было множества клиентов, я узнал только одного - раньше он работал в "Подворотне", за все про все, и помню, что каждый называл его иначе. Лично я называл его Джорджем.
      - Привет, Джордж, - махнул я ему рукой. - Как дела?
      - А никак. Такое дело, что у меня все лицо кровоточит.
      Мне трудно было сказать, знает ли он, кто я такой. Раньше вообще трудно было с ним переговорить, так что мне казалось, что старик Джордж навсегда останется ворчуном.
      - Это правда, что там, за окном стоят два броненосца? спросил он меня, помолчав.
      - Да. А ты что, не видишь их?
      - Нет, - оттер он кровь с век и покачал головой. - Я-то и вас еле вижу. Но слышал, что днем прибудет еще и третий. Самый главный.
      За окном до сих пор было спокойно, и корабельные флаги висели. Я не видел ни единого человека, даже птиц не видел.
      - Откуда тебе известно, что третий такой важный?
      - Потому что я это ему сказал, Вит, - сказал кто-то, стоявший ко мне спиной. - и не спрашивай, откуда знаю я. Просто так оно и будет.
      И он повернулся.
      - Черт, Кейси... - Я совершенно не знал, что и сказать. Какие у тебя татуировки... Кто тебе их сделал? Шикарные!
      Он подмигнул мне.
      - Тот же самый, что и тебе харю переделал. Тебе что-нибудь налить?
      - Ясное дело. Чего-нибудь покрепче.
      - Понял.
      Он прошел за стойку бара, и все это место как-то сразу обрело новое измерение, как будто кто-то зажег наконец-то свет или же сказал самое важное слово. Кейси двигался неторопливо, но это как раз шикарно и выглядело, потому что настоящий бармен спешить и не должен. Он тщательно отмерил спиртное, вылил его в блестящую рюмку и снова подмигнул мне.
      - Ну и как, Вит? Чувствовал ты себя когда-нибудь лучше? А?
      - Ты только скажи, где мое любимое место с моим любимым табуретом, и я тебе отвечу.
      Он отставил бутылку. Я глядел на его покрытую татуировками мускулистую лапу и белую тенниску с непонятной надписью. Глядел-глядел, и все никак не ног всего этого понять.