Крушение 'Кантокуэна'

      Вдруг кто-то фыркнул, как лошадь. Кусты зашевелились, вода булькнула, и опять тишина. Антон, наткнувшийся сзади на Мирона, чертыхнулся и, переводя дыхание, высказал свое предположение:
      - Олени... Их тут много.
      - Вперед! - шепнул лейтенант, словно его совершенно не интересовало, кто шарахнулся через ручей.
      Где-то далеко громыхали орудия. Сколько километров прошли, разведчики определить не могли. Ручей петлял, но через три часа темнота растворилась. Сопки и деревья словно провалились. Над поросшей высокой травой равниной стелился густой волнистый туман. Вдали видны крыши больших приземистых домов. Они казались лодками на белых волнах, перевернутыми днищами вверх.
      - Это казармы, - высказал предположение лейтенант Степа. - Рядовой Ефимов, притаись и продолжай наблюдение. Задача: определить численность гарнизона. - Лейтенант снял с руки часы. - Примерно в шесть часов они проснутся, и не трудно будет определить, сколько их. Ровно в семь прекращай наблюдение и возвращайся. Бери часы. А ты, Судаков, со мной.
      - А вдруг это не казармы, тогда что делать? - спросил Мирон.
      - Выяснить! - приказал Степа. - Главное, установить, сколько там людей? У меня время истекает, не отставай, Судаков.
      - Да уж постараемся, товарищ лейтенант, - флегматично ответил Судаков. - Дорога теперь знакома.
      Оставшись один, Мирон, пригнувшись, пошел вперед. Решил подойти к домам поближе. Росистая трава и гигантские лопухи до пояса. Сразу же промок насквозь. Продвинулся ненамного и вышел к забору из колючей проволоки с подвешенными сигнальными устройствами из кусков рельсов, пустых жестяных банок и листов жести. Выбрав куст, Мирон притаился там, навел бинокль на длинные дома, похожие на бараки. Отчетливо были видны три небольших дома, из которых то и дело выходили люди в белых халатах.
      "Госпиталь", - заключил Мирон.
      Когда развеялся туман, в бинокль стали хорошо просматриваться все строения. До них километра два. А в нескольких шагах от Мирона - большие свежевырытые ямы и кучи земли возле них. Вдруг из одной ямы высунулась рука, потом показалась голова с растрепанными женскими волосами. Вскоре голова исчезла, а рука шевелила пальцами, что-то хватала. Опять на мгновение появилась голова. Мирон догадался: человек пытается выбраться из ямы. Мирон руками разгреб землю, прополз под колючей проволокой, приблизился к куче глины. В нос ударил резкий трупный запах. Опять высунулась голова. Руки судорожно вцепились в глину. Глаза смотрели на Мирона. У него похолодело в груди.
      Мирон навел бинокль на городок: не следят ли за ним? Подполз ближе. Женщина затрясла головой и выставила вперед руку с растопыренными пальцами:
      - Нет! Нет! Нельзя сюда! - еле выговорила она по-русски срывающимся голосом. - Здесь смерть!
      Мирон с трудом пришел в себя.
      - Не бойтесь... - прошептал он. - Только тихо! Не бойтесь...
      - Сынок... Василек... Ты пришел за мной. Я умираю, не приближайся... Уходи... Тут смерть...
      Женщина вздрогнула, глаза еще больше округлились, рот раскрылся. С приглушенным стоном она сползла вниз...
      Мирон заглянул в яму и ужаснулся. Там были трупы, много трупов. В углу со склоненными головами - дети. Никто не подавал признаков жизни. Среди синюшных скелетоподобных тел он уже не смог отыскать глазами ту, которая назвала его Васильком.
      Задыхаясь от смрада, Мирон шарахнулся к изгороди. Потом вскочил и побежал по камням в ту сторону, где был его эскадрон. В глазах потемнело, и он упал.
      Очнулся от прикосновения чьей-то руки. Он раскрыл глаза, увидел склонившуюся над ним Женю.
      - Ты что дрыхнешь на камнях? - удивленно спросила она. - Чего моргаешь, как филин? Очнись!
      - Упал, вот и лежу. А где все? - Мирон вскочил. - Надо срочно спасать людей... Ты уже знаешь? Там - в яме...
      - Меня за тобой послали. Срочно уходим. А больше я ничего не знаю... - сказала Женя и ловко прыгнула в седло. - Не видишь, Звездочку привела. Она соскучилась по тебе... Без повода бежала за мной. Поднимайся, тебя ждут...
      Женя пустила коня в галоп. Мирон догнал ее возле крутой сопки, где хозяйственники эскадрона укрепляли на конях вьюки. Обняв голову лошади, Женя смеялась:
      - Ну и разведчик...
      Ефимов подъехал к старшине и сбивчиво, волнуясь, доложил о том, что видел вблизи домов, похожих на бараки.
      - Давай скорее к майору! Догони и доложи...
      Конь под Женей вздыбился и рванулся вперед, вытянув шею. Мирон едва успевал за всадницей. В ушах свистел ветер и, казалось, доносил голос женщины: "Сынок... Василек... Уходи... Тут смерть..."
      В то предрассветное туманное утро, когда Мирон, находясь в разведке, обнаружил ямы с трупами, японский генерал-лейтенант медицинской службы Исии, руководитель специальных, тщательно засекреченных бактериологических формирований, еще находился в филиале отряда "731". Он задержался не случайно. Здесь по его "научной" методике проверялась возможность выживания женщин и детей, зараженных холерой, чумой, газовой гангреной. При активном лечении и без лечения. В филиале испытывались на людях не только бактериологическое оружие, но и удушливые газы, различные сильные яды. Генерал имел приказ: замести следы злостных преступлений. В связи с подходом Советской Армии надо было срочно ликвидировать все пункты, где бактерии испытывались на людях и животных. Лошадей, быков, собак, птиц и даже пресмыкающихся заразили и выпустили на волю...
      Приказ уже отдан. Однако в маньчжурском филиале, самом удаленном от жилых районов, надежно запрятанном и прикрытом с севера непроходимыми болотами и тайгой, генерал Исии решил побывать сам. Там сосредоточены документы многолетних испытаний. Нужно вывезти их в Японию. "Научные труды" еще пригодятся. И в том же филиале оказалось отделение выживания зараженных людей. Лечила больных врач Котина. Она знает слишком много, и генерал должен убедиться, что она мертва...
      В филиале не было ни радио, ни телефона. Так было нужно японскому командованию. Генерал отдал распоряжение уничтожить всех подопытных людей, в первую очередь - русского врача, забрал ценные для него бумаги, сел в единственный имевшийся в филиале грузовик, поскольку его машина сломалась, и уехал в Харбин. Он пообещал выслать специальный транспорт с охраной за персоналом и "ценным" грузом. Исии уехал в ту самую минуту, когда Мирон подползал под проволочным заграждением. В суматохе японцы не слышали звуков сигнала, доносившихся с северной стороны забора.
      В то время ни Мирон, ни командир отдельного разведэскадрона майор Лунь не знали, что напали на японскую лабораторию смерти. Командование эскадроном было единого мнения: в домах барачного типа за проволочными заграждениями располагается лагерь узников. Об этом свидетельствовали ямы, наполненные трупами людей. Майор Лунь принял решение: немедленно атаковать гарнизон, уничтожить охрану и спасти узников.
      Доложив о принятом решении в штаб армии по радио, командир эскадрона получил ответ: "Действуй!"
      Сосредоточив весь эскадрон за сопкой, майор вместе с командирами подразделений выехал ближе к объекту атаки. Нужно указать командирам, с какого рубежа и в каком направлении атаковать, согласовать действия по времени. Часа через два офицеры возвратились. Командир эскадрона приказал построиться без коней.
      - Слушайте боевой приказ, - сказал майор перед строем. - Через тридцать минут атаковать гарнизон численностью до ста вражеских солдат. Предположительно мы обнаружили японский лагерь узников. Он охраняется сторожевыми постами. Гарнизон за колючей проволокой в три и четыре ряда. Наша задача...
      Командир поставил каждому подразделению боевую задачу.
      Взводу лейтенанта Степы было поручено сделать проход в проволочном заграждении и ударить неожиданно с фланга.
      - Враг может попытаться скрыться в труднопроходимом лесу. А поэтому группе автоматчиков с одним пулеметом быть там, где Ефимов вел наблюдение, - приказал майор. - Старшим назначаю Ефимова.
      Майор назвал фамилии пяти солдат и вызвал Мирона из строя.
      - Галопом туда, где ты видел ямы. Ни один японский солдат не должен скрыться в лесу.
      - Есть! - ответил Мирон.
      - По коням! - приказал командир эскадрона.
      К Мирону подъехали пять кавалеристов, выделенные в его подчинение.
      Мирон, хотя и робел командовать солдатами старше его по возрасту - а у одного из них на выгоревшей гимнастерке был орден Отечественной войны второй степени, - решил подражать лейтенанту Степе:
      - Проверить снаряжение! И доложить!
      Все солдаты послушно соскочили с коней, потрогали руками подпруги, осмотрели седла и оружие. Каждый доложил: все в порядке.
      - По коням! За мной - марш! - Он произнес слово "марш", как Степа: "ар-р-р-ш!"
      Меньше чем за час конная группа Ефимова прибыла на место. Лошадей оставили за кустами под охраной одного из кавалеристов. Осторожно приблизились к изгороди. Большой луг, заросший травой, был безлюден.
      - Вон там, где желтеют кучи глины, ямы, а в них мертвые люди... сказал Мирон. - Одна женщина была еще живая.
      - Да мы им, гадюкам! Только из травы ничего не видно, - сказал солдат с орденом. - Как стрелять из ручного пулемета? Пулеметчикам нужен видимый сектор обстрела.
      - Пулеметчикам забраться на дерево! - приказал Мирон.
      - Во! Видал? - торжествовал Судаков, и его кадык заходил вверх-вниз, вверх-вниз. Судаков смеялся беззвучно. - Вот тебе и позиция. Поторапливайся, Мальцев. И сапоги сними, легче на дерево забираться...
      Автоматчикам Мирон приказал притаиться возле столбов изгороди. Если потребуется, они могут стрелять из-за них. Сам тоже забрался на дерево. В бинокль хорошо просматривалась даль, и он заметил идущие по дороге к домам три японских грузовика с солдатами. "Если бы чуть раньше начать атаку..." - подумал Мирон.
      Автомашины остановились у ворот. Из первой вышел офицер и направился к ближнему дому. Едва офицер скрылся, как из-за небольшой высоты выскочил конный взвод Степы. Послышалось "ура!", и, словно бурный поток сквозь взорванную плотину, всадники эскадрона с обнаженными клинками устремились вперед. Слышались торопливые автоматные очереди, взрывы гранат, крики людей. Кавалеристы вихрем ворвались на территорию гарнизона, и один барак задымил. Мирон отчетливо видел блеск клинков, вздыбленных коней и панически убегающих японцев в белых халатах. Окутался дымом еще один барак, и стрельба стала затихать. Лишь изредка раздавались одиночные выстрелы и взрывы гранат.
      Мирон спустился с дерева, подозвал Антона Судакова.
      - Как ты думаешь, сможем мы сделать проход?
      - Почему не сможем, - ответил Антон. - Выберу сук покрепче, привяжу к седлу, потом зацеплю проволоку, и рванем с Дылдой... Проволоку, может, не разорвем, но с гвоздей стянем. Вот и проход будет.
      - Давай, Судаков, начинай! - приказал Мирон.
      - Ничего из этого не получится! - подскочил Мальцев и напустился на Судакова. - Вот ты зацепишь крючком за проволоку, лошадь рванет, а конец этой колючки твоей Дылде по крупу или тебе по глазам...
      - Короче, Мальцев, что вы предлагаете? - оборвал его Мирон. - Время дорого.
      - Мудрить не надо. Провод не под током - значит, переломить можно, стал советовать бывалый солдат-фронтовик. - Бери руками и ломай. Туда-сюда, туда-сюда. Лучше, если руки в рукавицах. Хорошо бы специальные ножницы. Бывало, на спину ляжешь и длинными ножницами - чик-чик!
      - Все ясно, - сказал Мирон. - К заграждению! Будем ломать, как советует Мальцев. Сделаем пролом и лошадей проведем...
      - Смотри, командир, бежит кто-то! - приглушенно доложил Мальцев.
      - Всем притаиться! - приказал Мирон, поймав в объективы бинокля бегущего.
      Присмотрелся, убедился: удирает, прижимаясь к траве, какой-то человек в штатском. В руках маленький чемодан или портфель. Оружия не видно. В сером пиджаке, на голове шляпа. Вот он остановился, огляделся, потом шарахнулся в сторону от свежих куч земли.
      Мирон решил взять беглеца в плен.
      - Мальцев! Держите его на прицеле. Судаков, за мной!
      Разгребая руками мшистый грунт, Мирон, распластавшись, проползал под нижним рядом проволоки, увлекая за собой Антона.
      - Возьмем живым... - сказал он, тяжело дыша. - Подозрительный тип.
      - Давай, давай, - подбадривал Судаков; подсовывая карабин под низко натянутую проволоку и приподнимая ее, он помогал продвигаться своему товарищу. То и дело разноголосыми набатами срабатывала примитивная сигнализация.
      Наконец-то можно подняться. Беглец бросился к кустам. Длинноногий Антон перегнал Мирона и быстро настиг японца. Он сбил его прикладом с ног, и они оба исчезли в высокой траве. Когда подбежал Мирон Судаков, заломив японцу руки за спину, сидел на нем верхом.
      - А где чемодан? У него что-то было в руках.
      - Бросил, гад, как почуял смерть, - ответил Антон, задыхаясь в злобе. - А ну, найди чемодан!
      - Коросё, коросё... - заладил японец, не зная другого русского слова. - Коросё.
      Не выпуская японца из цепких рук, Судаков поднялся и поставил задержанного на ноги.
      - Что в чемодане? - спросил он. - Чего трясешься?..
      Мирон собирался сбить замки на чемодане, но японец страшно завизжал, выпучив глаза, словно его били.
      - Что он? - удивился Мирон и легонько стукнул тупой стороной сабли по замкам.
      Японец стал вырываться. Он со страхом в глазах смотрел на руки Мирона, что-то говорил по-своему, и по его тревожному виду можно было догадаться, что он не хочет, чтобы вскрывали чемодан.
      - Освободи ему руки, - приказал Ефимов. - Он показывает глазами на свои карманы, ключ, что ли, предлагает.
      Мирон был прав. Японец извлек из кармана ключ.
      - Гляди-ка, вежливый, - сказал Судаков. - А ну, чего награбил!
      В чемодане были какие-то бумаги и обернутые ватой стеклянные ампулы, которых было очень много.
      - Все понятно... - вздохнул Мирон. - Не иначе как врач. Интересно, не этими ли ампулами лечил он тех женщин, которые выброшены в ямы. Давай подведем его к ямам...
      Сначала японец, подталкиваемый Судаковым, шел. А когда до ям оставалось несколько метров, он присел, поднял руки и что-то выкрикивал по-своему. Судаков схватил японца за ворот и потащил к яме. Заглянув в нее, Антон отпрянул, испуганно посмотрел на Мирона.
      - Там полно трупов...
      - Я знаю. Покажи ему, - сказал Мирон. - Он не случайно пытался удрать.
      Японец страшно визжал, упирался ногами, вырывался. Но Антон швырнул его к самому краю ямы. Японец скорчился и отполз на четвереньках, как паук.
      Разгоряченная лошадь под Иваном Зайцевым всхрапывала и вскидывала головой, не хотела идти в общем строю. Может быть, она улавливала волнение молодого всадника и выражала беспокойство. Иван никогда не ходил в атаку на врага. В его воображении конница, как в кинофильме "Чапаев", должна неожиданно вырваться из укрытия в тот критический момент боя, когда пехота едва сдерживает натиск противника. А здесь какая-то неясность. Боя нет, впереди невысокая сопка, поросшая кустарником, тишина. А если с той сопки застрочит вражеский пулемет? По спине пробежал холодок. Но сопка молчала. Только слышались топот да фырканье лошадей. Эскадрон втянулся в редкий кустарник. Впереди какие-то дома. Остановка. Майор подозвал к себе заместителя по политической части. Что-то говорит ему и указывает рукой в сторону домов. Ивану Зайцеву не слышно, о чем говорит майор, но он догадывается: офицеры решают, как атаковать противника.
      Зайцев все еще не верит, что будет настоящий бой. Ему кажется, что никакого противника впереди нет. А если в домах есть японцы, то посмеют ли оказать сопротивление вооруженным советским бойцам боевого эскадрона? Все будет как на занятиях на учебном поле: ворвутся в населенный пункт и конец "бою". Он не разобрал издали, какая последовала команда, но все разом выхватили из ножен шашки. Иван тоже вытащил и положил клинок на плечо тупой стороной. Левой рукой потуже затянул ремень каски.
      - Рысью ар-р-р-ш! - протяжно подал команду майор, и весь эскадрон стал вытягиваться вслед за командиром. Впереди полыхнуло знамя.
      Взвод лейтенанта Степы свернул влево, а эскадрон перешел на галоп и стал растекаться во все стороны веером. Зайцев, как все, поднял над головой шашку, подался вперед, отпустив повод. Справа и слева видны напряженно вытянутые лошадиные головы с раздутыми ноздрями. Какой-то конь легко обошел его, и в лицо полетели ошметья мха и сырые комья земли.
      Ударили эскадронные пулеметы. Впереди суматоха. Из машин выскакивают японские солдаты. Вот уже недалеко до почерневших от времени деревянных домов. Всадник, обогнавший Зайцева, неожиданно перелетел через голову лошади, слева показались задранные кверху копыта: конь упал вместе со всадником. Из-за грузовика выскочил коротконогий японец и, выставив вперед винтовку, выстрелил, не целясь.
      Иван видел, как японца сбил широкой грудью конь Жени Лунь. Второго японца, который выстрелил в Ивана, она рубанула шашкой по плечу. Но почему в груди словно что-то застряло, дышать трудно и глаза заслонило красное полотнище знамени?.. Иван хочет смахнуть с лица мягкий шелк, но полотнище все скользит и скользит по глазам, не кончается... И ничего не видно. Все красное и горячее, не хватает воздуха... Иван натягивает повод, чтобы остановить коня, но конь несет его все дальше и дальше, где совсем нечем дышать.
      Очнулся Зайцев на носилках. Не мог вспомнить, что произошло с ним. Куда несут его солдаты? Хочет спросить, но не может набрать в легкие воздух: сил нет. Наконец догадался - ранен...
      - Живой, товарищ капитан, - сказал солдат. - Мы принесли его к вам. Пулевое ранение в грудь.
      - Заносите в палату, - ответил врач. - Осторожно!
      Только теперь Иван почувствовал давящую боль в груди.
      Мирон узнал убитую серую лошадь Ивана Зайцева. С нее еще не сняли залитое кровью седло. Из простреленной переметной сумки выпал перетянутый шпагатом сверток. Мирон подъехал и, не слезая с коня, поднял сверток. Он на ощупь определил, что белым лоскутком обернут тот самый женьшень, который нашел Зайцев в лесу.
      Разыскивая своего командира лейтенанта Степу, Мирон увидал палатку эскадронного медицинского пункта. Ефимов, приблизившись к палатке, соскочил с лошади и несмело заглянул в нее. Иван, бледный, лежал на носилках. Он часто дышал и не открывал глаза. Его грудь была забинтована. Через толстый слой ваты и бинта сочилась кровь. Врач и два санитара были заняты другим раненым, лежавшем в углу.
      - Очень больно? - тихо спросил Мирон.
      Иван открыл глаза, пошевелил бледными губами, но слов не было слышно.
      - Вот твой женьшень. Куда тебе положить его? Ты говорил, он от всего лечит.
      Губы Ивана порозовели, в глазах блеснул слабый огонек, и он прошептал:
      - Спасибо, друг...
      Он зажал в руке сверток, пытаясь подсунуть его под бок.
      - Выздоравливай, Зайцев, - пожелал Мирон. - А если не увидимся, пиши мне. Адрес знаешь, на разъезд Безымянный пиши.
      - Напишу, - прошептал Иван. - Прощай...
      - Это еще что за гость? - услышал Мирон строгий голос врача. Подежурь у дороги, машина должна подойти за ранеными. Сделай одолжение, Ефимов, - попросил врач. - Видишь, как я занят. Направь машину сюда.
      - Есть, товарищ капитан медицинской службы! - ответил Мирон.
      Военный врач как-то удивленно вдруг посмотрел на Ефимова и спросил:
      - А как, собственно говоря, вы, голубчик, оказались на запретной территории?
      - Искал своего друга, - простодушно ответил Мирон. - Кто-то сказал, что он погиб...
      - Так вот, рядовой Ефимов, немедленно отправляйтесь в эскадрон. Машина, как я слышу, уже пришла. Вашего друга мы отправим без вас. - Врач снял очки и, протирая полой халата стекла, предупредил Мирона: - На то место, где был бой, не смейте ходить, там был изолятор опасно больных.
      Тем временем в палатку заглянул лейтенант Степа.
      - Не совсем так, доктор, - сказал он, - здесь размещалась лаборатория, где изготовлялись и испытывались на людях смертоносные бактерии. А вас, Ефимов, я разыскиваю больше часа! За самовольный уход из расположения части я всыплю вам на всю катушку! - Степа подошел к Зайцеву. - Крепись, гвардеец, еще немного, и ты будешь в госпитале... Санитарный автобус ждет...
      Мирон еще раз посмотрел на Зайцева, глазами попрощался с ним и вышел из палатки. Ловко бросив себя в седло, он пришпорил Звездочку, пустил ее галопом.
      КАПИТУЛЯЦИЯ
      Успешно продвигаясь вперед по Маньчжурской равнине, войска Забайкальского фронта под командованием Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского овладели городом Лубэй и перерезали основные коммуникации противника.
      После гигантского броска через Хинганский хребет танкисты гвардейской танковой армии генерала Кравченко ушли далеко от баз снабжения. Усложнилось обеспечение войск горючим. Автоцистерны не могли продвигаться по раскисшим дорогам. На помощь пришла транспортная авиация. Несмотря на дождь и туман, самолеты доставляли танковой армии горючее и боеприпасы. Танки с десантами устремились на Шэньян и Чанчунь.
      В результате мощных ударов трех советских фронтов японское командование потеряло управление войсками. Оно бросало в сражение разрозненные части, но остановить продвижение советских войск не могли уже никакие контратаки японцев.
      На отдельных направлениях мотоциклетные подразделения, танковые, кавалерийские и десантные части советских войск вырывались далеко вперед, внезапно захватывали населенные пункты, мосты, переправы, важные военные и промышленные объекты и надежно удерживали их до подхода главных сил.
      Смело и решительно действовала конно-механизированная группа генерала И. А. Плиева. Продвигаясь от границы МНР в сторону Пекина, ее войска отсекали группировку противника, расположенную на юге Китая, не позволяли ей оказывать помощь Квантунской армии. Советские и монгольские конники, разгромив войска во Внутренней Монголии, действовавшие под командованием японского ставленника князя Дэвана, наступали в направлении к городу Чжанцзякоу. Появление советских и монгольских кавалеристов вместе с танкистами наводило панический страх на японские гарнизоны. В стремительных атаках бесстрашие и высокое боевое мастерство показывали и советские, и монгольские воины.
      Однако длительные переходы, изнурительная жара, затем дожди и слякоть оказывали весьма пагубное воздействие на все рода войск. Даже кавалерия снизила темпы продвижения. Боевые части растянулись. Отстали не только тыловые части и подразделения с запасами боеприпасов, горючего, продовольствия, но и артиллерия. На отдельных направлениях пехоте приходилось действовать без огневой поддержки.
      Немало хлопот пехотинцам доставляли замаскированные японские пулеметчики, которых буквально замуровали наглухо в прочных бетонных колпаках. Некоторые из них были прикованы цепями. Обреченные на гибель, обманутые, они не знали о ходе военных событий и не выполняли требования советских воинов прекратить огонь и сдаться в плен. Уничтожить их могли только артиллеристы, но пушки и гаубицы застряли в пути.
      Особенно много было замурованных пулеметчиков и притаившихся солдат-смертников в районе Муданьцзяна - крупного административного центра Маньчжурии, явившегося одновременно мощным узлом сопротивления. Здесь японцы пытались задержать войска Маршала Советского Союза К. А. Мерецкова, сорвать их наступление на Харбинском направлении. Но Мерецков приказал воздушной армии генерала И. М. Соколова наносить мощные бомбовые удары по укреплениям противника, а главные силы фронта 12 августа направил в обход муданьцзянского узла обороны с юга. Войска 1-го Дальневосточного фронта устремились навстречу войскам Забайкальского фронта. Вражеская группировка войск охватывалась со всех сторон.
      Японская военщина вымещала свою злобу за неудачи в боях на советских военнопленных.
      О зверствах японцев стало известно во всех подразделениях и частях на фронтах и на флоте. Советские бойцы клялись отомстить за смерть героев.
      Ефрейтор Колобов, прочитав листовку о злодеяниях японцев, обратился к командиру с просьбой послать его в тыл противника с боевым заданием. Вскоре он получил приказ: проникнуть ночью в тыл врага и уничтожить штаб. Ефрейтор взял с собой лишь одного солдата. Вооружившись автоматами и противотанковыми гранатами, они темной ночью добрались до окраины города и обнаружили японцев в каменном доме. Подкравшись к окнам, Колобов бросил одну за другой гранаты и открыл огонь из автомата...
      Утром, когда наши войска выбили противника с окраины, были найдены погибший ефрейтор Колобов и тяжело раненный советский воин. В развалинах остались около сотни трупов вражеских солдат и офицеров.
      События на всех фронтах развивались быстро и успешно. Японскому правительству стало ясно, что затянуть войну и добиться приемлемых для себя условий мира невозможно. Япония поняла неизбежность капитуляции и вынуждена была принять условия Потсдамской декларации. Главным фактором, заставившим ее сделать этот шаг, было вступление в войну Советского Союза.
      14 августа командование Квантунской армии получило телеграфный приказ генерального штаба с требованием уничтожить знамена, портреты императора, императорские указы и важные секретные документы. Но приказа прекратить сопротивление не последовало. На отдельных направлениях шли кровопролитные бои.
      Тогда Генеральный штаб Советской Армии выступил со специальным разъяснением, в котором подчеркивалось, что сообщение о капитуляции Японии является только общей декларацией о безоговорочной капитуляции, а поэтому Вооруженные Силы Советского Союза на Дальнем Востоке будут продолжать свои наступательные операции против Японии.
      Быстрые темпы наступления войск позволили перерезать коммуникации противника и сорвать отход главных сил Квантунской армии на Ляодунский полуостров и в Северный Китай. Вражеские войска потеряли управление, полностью нарушилось взаимодействие, и гарнизоны оказывали сопротивление без поддержки, некоторые группировки войск противника оказались без боеприпасов и продовольствия, занимались грабежом местного населения. Фанатичная преданность императору толкала их на гибель.
      На огромной территории, которую невозможно окинуть взглядом, горели костры боев и сражений, проливалась человеческая кровь. Люди умирали по вине безумных японских правителей и командования Квантунской армии.
      15 августа кабинет премьер-министров Японии К. Судзуки пал. Многие высшие чиновники, ответственные за развязывание войны, покончили жизнь самоубийством. Однако Квантунская армия все еще не прекращала сопротивления. Некоторые полки даже пытались наступать. И только через двое суток, 17 августа, главнокомандующий Квантунской армией генерал О. Ямада обратился к Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому с предложением начать переговоры о прекращении огня. Одновременно он сообщил по радио, что войскам уже отдан приказ, запрещающий боевые действия. Но этот приказ оказался невыполненным.
      В Хутоуском укрепленном районе японские офицеры отвергли предъявленный им ультиматум. Парламентер-японец из пленных, доставивший письменное требование советского командования о сдаче в плен, был зарублен японским офицером. Гарнизон укрепрайона на ультиматум ответил артиллерийским огнем.
      Чтобы избежать ненужного кровопролития и не позволить японцам разрушать промышленные объекты и города, уничтожать местное население, требовалось ускорить капитуляцию Квантунской армии. С этой целью Главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал Василевский принял решение высадить воздушные десанты в районах наибольшего скопления японских войск в городах, где размещались крупные штабы противника. На карте маршала города Харбин, Гирин, Чанчунь, Порт-Артур, Мукден, Пхеньян были обведены красным карандашом. Десантные группы советских войск должны были заставить японские гарнизоны немедленно капитулировать и сложить оружие.
      Начальник штаба Главного командования советских войск на Дальнем Востоке генерал С. П. Иванов 17 августа передал генералу О. Ямада радиограмму маршала А. М. Василевского: "Штаб японской Квантунской армии обратился по радио к штабу советских войск на Дальнем Востоке с предложением прекратить военные действия, причем ни слова не сказано о капитуляции японских вооруженных сил в Маньчжурии. В то же время японские войска перешли в контрнаступление на ряде участков советско-японского фронта. Предлагаю командующему Квантунской армией с 12 часов 20 августа прекратить всякие боевые действия против советских войск на всем фронте, сложить оружие и сдаться в плен..."
      Времени у японского командования было достаточно, но ответа не последовало.
      Василевский приказал начать высадку воздушных десантов. Одновременно были сформированы небольшие, но хорошо вооруженные подвижные отряды советских войск, включающие танковые роты, дивизионы самоходной артиллерии, истребительно-противотанковые батареи, орудия крупного калибра на механической тяге и подразделения автоматчиков, посаженных на машины. Подвижные отряды устремились к городам, в которых высаживались воздушные десанты. Для ускорения выхода советских войск в Порт-Артур и Далянь полки 6-й гвардейской танковой и 39-й армии перебрасывались туда по железной дороге.
      На рассвете кто-то раза три постучал кулаком по борту грузовика:
      - Подъем! Строиться!
      Солдаты, уставшие за день, поднимались с трудом. Но приказ есть приказ.
      Сержант Котин, хотя и не моложе всех, выскочил из кузова первый. Поторопил солдат своего взвода стать в строй.
      Новый командир роты лейтенант Великанов и офицер политотдела старший лейтенант Шикин ходили от машины к машине и поднимали солдат.
      - Подъем! Строиться! - командовал лейтенант певучим голосом.
      Минут через пять рота Великанова выстроилась. Отобрали двенадцать человек. Старшим назначили сержанта Котина.
      - Вы поступаете в распоряжение представителя политотдела армии старшего лейтенанта Шикина, - объявил лейтенант.
      - На сборы десять минут! - приказал Шикин. - Всем иметь при себе по три боевых комплекта патронов, побриться, получить сухой паек и быть вот здесь! - Он посмотрел на лейтенанта. - Все понятно? Ждите машины.