Ледовые корсары - Месть Ледовой Гончей

– Как видишь, смогла, Кван! Смогла! А теперь идите! Теперь не мешайте! – затараторил Балиар. – Я должен все записать. Должен. У меня получилось. О, старый Никрос, теперь ты будешь знать, кто лучше понимает голос силы. Ахха! Это прорыв. Я близок, о Светлый покровитель, как же я близок!

Кван с потерянным видом встал со стула, еще раз посмотрел на мою спину.

– Поразительно. Он оставит нас без работы, – горестно поделился врач. – Совсем без работы. Если заболит что-то – сразу иди ко мне.

Я оделся, наслаждаясь состоянием вне боли.

– Я не могу поверить, – уныло заметил Кван. – Не могу поверить.

Глава третья

Ночная вахта

Моему скорому возвращению из лазарета удивились, но восприняли его как должное и старались не тревожить моих «ран». Но самым странным и, не скрою, приятным было то, что в течение дня ко мне то и дело подходил кто-нибудь из моряков и осторожно хлопал по плечу, выражая свое уважение. Как оказалось, Зиан успел насолить многим, и слова Бурана хоть и разозлили некоторых моряков, но попали в точку.

Я слабо улыбался в ответ и никак не мог понять, почему до меня никто не попытался поставить зарвавшегося шамана на место. Неужели это так сложно – собраться вместе и постоять за себя? Матерые рубаки Сиплый и Волк ничего не смогут сделать против десяти – двадцати моряков. Даже Неприкасаемому не так просто было бы столкнуться в схватке с такой толпой, что уж говорить о каких-то штурмовиках.

Тогда я еще не знал, как устроена жизнь, и что даже один мерзавец способен победить десятерых противников, если каждый из них будет делать вид, будто его-то возникшая проблема точно не касается.

И только когда беда доберется до последнего – в душе того появится тень сожаления: мол, чего же ты раньше отсиживался.

Но в целом день прошел спокойно. Половой старался меня работой не загружать, опасаясь за мою спину, но ближе к вечеру осмелел. Или же уточнил у доктора Квана мое состояние. В любом случае до того, как рельс пробил отбой, старший матрос никак меня не замечал, позволив почти весь день валять дурака.

Вечером же, когда я готовился ко сну, Половой подошел ко мне и присел на корточки рядом, поглаживая свой жуткий шрам. Я машинально нащупал под одеждами компас, убедился, что тот на месте, и с ожиданием воззрился на старшего матроса. Фарри, с прищуром подозрения, тоже следил за грубым лицом Полового. Мой друг уже забрался под шкуры и с наслаждением растянулся на матрасе, предвкушая сладкие объятия сна.

– Собирайся, Лавани, – грубо сказал старший матрос.

– Чего еще? – мгновенно помрачнел Фарри. – Я позавчера в ночной был!

– Былые времена ушли. Время новых свершений. Ты же друг нашему благородному кретину, да? Тебя, кстати, тоже касается, – покосился на меня Половой.

Одноглазый понизил голос. От него пахло чем-то крепким. Вообще старшим матросам и офицерам сухой закон «Звездочки» не мешал выпивать чего-нибудь под вечер, пока капитан наслаждался обществом южных настоек. Наш палубный командир тоже своего не упускал.

– Одного его оставлять нельзя, – глухо продолжил Половой. – У меня не так много рук, чтобы спокойно выбрасывать на лед придушенного где-нибудь в темном коридоре дурачка. Дел ты наворотил, конечно, малец.

Он посмотрел на меня. Я чувствовал его неодобрение.

– Так что скажи спасибо своему приятелю, Лавани. Теперь работаете только вдвоем. И работать будете больше, чем раньше. И, надеюсь, быстрее. За недельку гадливость Зианчика сойдет на нет, надеюсь, и вернетесь к старым порядкам.

– Что нам делать на ночной вахте-то вдвоем? – буркнул Фарри. Он был прав. Ночью основная задача – это помощь впередсмотрящему, вроде мальчика на побегушках. Ну или если случится что у механиков и кто-то из них полезет на вторую палубу, чтобы найти пару лишних рук. Вот у них, у обитателей темных лабиринтов, ночью работы хватало. А у нас…

– Придумаете, – Половой покачнулся, выдав, насколько же он набрался. – При свидетелях ни Волк, ни Сиплый вас не тронут. Надеюсь на это искренне.

– Что им помешает еще и Фарри навредить? – наконец сказал я. – Может, не надо, мастер Половой?

– Собираешься оспаривать мою команду? – прищурил глаз моряк. – Я лучше знаю, что надо, а чего не надо. Так что заступаете оба. Дежурите до рассвета, потом отоспитесь. Дел завтра будет немного.

Я кивнул. Обычно смена шла до четвертого часа. На камбузе, у плит, над рельсом висели диковинные часы, по которым и жила команда. Если до рассвета, значит, в два раза дольше. Ночка предстояла тяжелая.

Половой немного помолчал, а затем сказал то, что крутилось у него на языке:

– Зиан нормальный парень. Просто надо уметь себя поставить, юнги. И поставить, не наживая себе врагов. На моей памяти был один морячок, что тоже сцепился с Зианом на кулаках. Очень гордился собой потом. Смелый был, отчаянный. Мы тогда ходили к югу от городов Содружества. Добыча там побогаче, но и нервов тратится побольше. Погиб тот паренек при первой же вылазке. Единственный, кто погиб. Причем совершенно по-дурацки: сорвался с борта ледохода, когда с посудины вынесли последнее. Тело нашел Волк.

Мы с Фарри понимающе переглянулись. Надо же, какое совпадение.

– И ни у кого не возникло подозрений? – спросил я.

Половой фыркнул:

– Подозрения… Капитана не интересуют подозрения. Он слушает только факты. Конечно, секрета нет, как помер тот паренек. Но никто ничего не видел. А если и видели – то молчали.

Он икнул, тяжело вздохнул.

– Фух… Ты молод еще, Бауди. Слишком молод. Из тебя может получиться толк, если будешь осторожнее. И если до тебя не дотянутся лапы офицерья штурмовой бригады. Коротышка Яки за тебя очень просил, и ты его сильно подвел, Бауди.

– Почему, если все знают о том, что произошло, никто ничего не делает?

– Знают и догадываются – разные вещи. Когда подрастешь – поймешь. Закон на «Звездочке» – это Мертвец. То есть, конечно, капитан, по-хорошему. Но Мертвец самый справедливый из офицеров. Он не будет домысливать и рассуждать, чертов сын льдов и ветра.

– У нас на борту три поклонника алого камня! – пробурчал я, возмущенный ситуацией.

– А офицеры постоянно прикладываются к бутылке, – осклабился Половой, глаз его потемнел. – Половина абордажников тайком играют в курду. Инструментарии из-под полы продают в порту энгу и лишние детали. Но вся команда – это цельный механизм, юнга. Если разоблачать – то разоблачать всех. Капитан это понимает. Все это понимают, кроме, наверное, Мертвеца. Но тот не верит в то, чего не видит. И не видит того, что ему приказал не видеть старина Гром. Это просто, но надо подрасти, чтобы понять. Надо повзрослеть, вникаешь? Нет людей, не нарушающих законы. Жизнь непростая штука.

Никогда Половой не говорил с нами так долго. Сказывалось его опьянение.

– Найти командира не так просто, как кажется, – продолжал моряк. – Волк и Сиплый – хорошо командуют. На их место почти никто не метит, а если метит, то не дотягивает по умениям. Я слышал, как сокрушался по этому поводу Старик. Была бы замена – мигом бы выперли обоих. И шамана во льдах найти непросто, совсем непросто. Особенно искателям приключений вроде нас. Капитан это понимает. И ты пойми. Юнг в любом порту можно отыскать. И покрепче и посмышленее, чем вы. Так что закон штука такая… Нестабильная. Пока никто не наглеет, на прегрешения можно прикрыть глаза, как и поступает капитан. Мудрый человек, скажу я вам.

Я промолчал, хотя внутри все стенало от возмущения. Закон должен быть стабилен. Закон должен быть для всех. Во что может превратиться мир, если все будут жить по принципу капитана Грома?!

– Мы все поняли, мастер Половой, – пробубнил унылый Фарри.

– Главное, чтобы понял наш бортовой дурачок. И в будущем держал свои кулаки в карманах, где им самое место.

Моряк опять тяжело вздохнул и неожиданно улыбнулся:

– Но не расплывайся лужей слез и печали. Может, обойдется просто побоями.

– А вам не страшно жить в такой безнаказанности? – сказал я. – Не страшно, что в следующий раз они выберут вас?

– Нет, мне не страшно. У всего есть предел. Зиан хоть и сосатель камней, а не дурак. Понимает, что если слишком долго гнуть железо, то и оно лопнет. Потерпел бы ты месяцок-другой, и не случилось бы того, что случилось.

При этих словах Фарри кивнул и бросил на меня быстрый взгляд. Он так и поступил. Я понимал его и принимал такое решение. Но сам поступиться гордостью не смог. И смогу ли в будущем?

– Ладно, заболтался я совсем. Собирайтесь и дуйте на камбуз. Потом приду проверю, увижу, что спите, – пожалеете.

С этими словами Половой поднялся и побрел к своему лежаку, а мы отправились на камбуз, дежурить.

– Клянусь Светлобогом, ну и кашу ты заварил, Эд, – сказал мне Фарри, когда мы поудобнее устроились за одним из столов.

Я пожал плечами, слушая глухой звук двигателей и едва слышный храп из залы, где отдыхали механики. У плиты мастера Айза что-то ритмично позвякивало в такт вибрации ледохода. Стоит сказать, что первые дни от постоянной тряски я не мог спать, но потом, конечно, привык.

Из всех шаманских фонарей в столовой горело только два. Под одним из них мы и устроились. Удивительная все-таки человеческая черта: тянуться во тьме к свету.

– А как же Барроухельм, Эд? Как же компас? – Фарри старался говорить тише, подавленный окружающей нас темнотой. – Ты опять готов всем рискнуть? Ты же не один теперь, Эд. Теперь это еще и мое дело, знаешь ли.

– Я не мог иначе, Фарри!

– А я вот смог почему-то…

Его укор был справедлив: в Снежной Шапке осталась девушка, которую мой друг бросил из-за мечты разгадать тайну компаса. Тайну погибшего Одноглазого. Тайну Черного капитана. Удивительно, не правда ли? Умирающий шаман взял с меня слово отнести артефакт из города Содружества, но больше всего усилий по исполнению моего обещания прилагал именно Фарри.

Нечестно это с моей стороны. Некрасиво. Но когда я сцепился с Зианом ан Варром – о компасе и не вспоминал.

«Ты просто думаешь только о себе, Эд».

– Отчасти я тебя понимаю, – кивнул Фарри. – Помня этого тщедушного гаденыша, понимаю. Но именно что отчасти. Учись сдерживаться, Эд. Это пригодится тебе в будущем! А вообще в моей жизни уже и так было слишком много пиратов. Когда будем выбираться отсюда, Эд?

– Когда «Звездочка» прибудет в какой-нибудь порт Содружества.

– Отличный план. Но что, если она никогда туда не придет? – В свете фонаря я увидел, как он хитро прищурился. Мне нечего было сказать на это. О таком повороте я старался не думать. Я вообще старался не думать о том, что делать дальше. Нынешнее течение жизни меня вполне устраивало. Что будет – то будет…

– Мы уже два месяца бездарно потеряли. Нет, конечно, пусть Светлобог и дальше хранит нас от приключений. Но я не хочу путешествовать с пиратами, Эд. Это, конечно, не капитан Кривоногий, но все же. Это бандиты, разбойники. Надо что-то делать. Как-то выбираться отсюда.

Кривоногим звали корсарского капитана, растоптавшего детство моего приятеля. Фарри почти год был рабом пиратского судна и добывал огненный порошок.

– Выберемся! – уверенно сказал я, хотя про себя подумал, что все не так уж плохо и сейчас. Если не учитывать проблемы с Зианом – жить можно.

Мой друг покачал головой, тяжело вздохнул, положил руки на стол и ткнулся в них подбородком. Вновь вздохнул. Я посмотрел ему в глаза.

– Дай посмотреть, – тихо попросил Фарри. Я понял, что он имеет в виду компас.

– Нет, извини. Вдруг кто-то увидит. Он же светится, мы тут всю столовую раскрасим.

Фарри обиженно засопел.

– Не обижайся, пожалуйста.

– Да я не обиделся, – соврал Фарри и тут же исправился: – Нет, наверное, все же обиделся.

Он широко улыбнулся.

– Я не хочу рисковать. Да и чего ты там не видел? – пояснил я свой отказ.

– Он красивый. И когда я на него смотрю, то чувствую некую важность всего, что происходит. Мне кажется, будто мне просто не везло раньше. С этим Кривоногим, с Воровским Законом, пусть он смерзнется вовеки. А теперь все будет не так плохо, понимаешь? Вдруг этот компас приведет нас к Добрым? Ведь если есть черные капитаны, значит, есть и их враги. Мне так хочется разобраться в этом, Эд! А мы торчим здесь, на этом ледоходе, как служки при таверне.

«А тебе ведь нравится такая жизнь, Эд. Нравится, да? Скажи ему об этом. Что никакие тайны тебе и даром не нужны. Лишь бы и дальше спокойно жить. Тихо. Без сложностей и приключений. Ты скажешь ему об этом, Эд? Скажешь это человеку, который несколько лет жил в кошмаре?»

Фарри потянулся и продолжил:

– Мне тут скучно. Нет, я понимаю, что палубная команда – это палубная команда, ничего не поделаешь. Кто-то должен и на кухне работать, и полы мыть. В принципе это же несложно. Но, конечно, хочется чего-то другого. Совсем другого. У штурмовиков должно быть веселее.

– Почему ты думаешь, что в абордажниках веселее? – Разговор свернул в сторону, чем меня обрадовал.

– Легко живут – легко умирают. Они самые свободные на корабле. А с некоторых пор я ценю свободу.

– Инструментарии тоже свободные люди.

Фарри покачал головой:

– Пыль, грязь, эти поганые смеси, разъедающие кожу, черный кашель в конце концов, оторванные пальцы, глухота – у них мало веселого в будущем. Не нравится мне такая свобода. Хотя и доля добычи у них хороша, и уйти они могут, когда захотят. Обычные наемники. Сегодня здесь, завтра на портовых верфях.

– А кто тогда мы?

Фарри задумался. И тут я почувствовал движение в темноте за мною. По спине пробежали мурашки. Кто-то выбрался в гальюн посреди ночи? Или…

Оледенев, я смотрел на приятеля, стараясь не показать своего испуга. Почему-то мне совсем не хотелось знать, кто наблюдает за нами из темноты. Почему-то думалось, если я не подам виду – то все обойдется.

– Мы – те, у кого нет силы одних и умений других. Низшая каста моряков, – хихикнул наконец Фарри. – Мы…

– …палубники, – прохрипел кто-то из темноты. – Вы – поганые палубники.

В столовую вошел Волк.

Не глядя на нас, он плюхнулся на ближайшую лавку.

– Вонючие ледовые щенки. – Офицер наклонился к нам, оперся руками на колени и хмыкнул. А после поднял взгляд на меня: – Значит, ты всех уверяешь, что мы с Сиплым дерьмо? – вдруг сказал абордажник.

– Что? – не понял я.

– Ты сказал, что мы – дерьмо. – Лицо Волка исказилось от сдерживаемой ярости. – Трусливый сын шаркуна и дохлой волчицы, как ты посмел вообще рот раскрыть?

Из темноты показался Сиплый. Он задумчиво встал в дверях, выходящих в коридор к камбузу, и скрестил на груди руки.

– Я не понимаю…

– Заткнись, – отмахнулся Волк. Пружинисто встал и в три шага оказался рядом с нами. – Мы – дерьмо, да?

– Так он же заткнуться был должен, – сказал Фарри. Он не испугался. Смело встретив взбешенный взгляд абордажника, мой друг поднялся из-за стола. Мне бы его храбрость. Сейчас я мог думать только о том, услышит ли кто-нибудь, когда нас станут убивать.

– А ты поумничать вздумал, я смотрю? – Глядя на Фарри, Волк схватил меня за воротник и поднял на ноги. – Встать, когда я с тобой разговариваю. Мы – дерьмо?!

Я не понимал, чего он от меня хочет. От него несло алкоголем и луком, мысли офицера бурлили неопределенной массой злобы и жажды крови.

– Я правда не…

– Заткнись!

Сиплый в проходе тяжело вздохнул.

– Я покажу тебе, кто здесь дерьмо. – Волк ударил меня кулаком в живот. Охнув от боли, я согнулся и в следующий миг схлопотал еще один удар.

– Я буду свидетелем! – сказал Фарри.

– Пискнешь еще раз – будешь следующим, а не свидетелем. – Волк легко поднял меня повыше, заглядывая в глаза. – Никто не смеет называть Волка дерьмом, ясно тебе?

Сиплый кашлянул, предупреждая о чем-то приятеля, и абордажник тут же разжал кулак. Я свалился на лавку, переводя дыхание и чувствуя острую боль в животе.

– Мы еще поболтаем, – процедил штурмовик и вразвалку направился к двери. Когда он дошел до нее, с трапа послышались тяжелые шаги.

– Мастер первый помощник, – просипел Сиплый, – доброй ночи.

– Время отбоя, – раздался голос Мертвеца. – Почему не в каюте?

– Проветривались, мастер первый помощник. Уже уходим, – вклинился Волк.

Мертвец вошел в столовую, проводив взглядом абордажников.

– Все в порядке? – равнодушно спросил первый помощник, оглядев нас с Фарри.

– Да, – опередил я моего приятеля. – Все в порядке. Вахта протекает отлично, мастер первый помощник.

– Уверены?

Как можно жить и думать без единой эмоции?! Или… Что, если этот крепкий моряк – черный капитан? Может же быть такое, да?

Фарри сел на лавку, буравя меня взглядом.

– Хорошо. – Мертвец развернулся и вышел из столовой. Я услышал его тяжелые шаги по коридору. Первый помощник отправился куда-то в нос корабля.

– Может, сходим к впередсмотрящему? – предложил я, стараясь не смотреть на подавленного Фарри.

– И ведь мы ничего не можем сделать с ними, – пробурчал он.

– Зато мы можем сходить к впередсмотрящему. Может, ему чего-то надо. Чего сидеть?

Я не хотел говорить о том, что только что произошло. Несмотря на то что меня душила злость на Волка.

– Ты правда назвал их дерьмом?

– Нет.

– Значит, Зиан придумал… Или они просто сами себя накрутили.

– Пойдем. – Я зашагал к двери.

В акулье гнездо, как называли вотчину впередсмотрящего, мне ходить нравилось. Вертикальная лестница, по которой нужно карабкаться несколько минут, слыша, как в металлические стены шахты колотится пурга, выводила на небольшую площадку, где на неудобном сиденье, в котором невозможно уснуть, проводил вахты дежурный. Мне тут нравилось. Это единственная обязанность палубного матроса, которая не казалась мне скучной.

Сегодня впередсмотрящим был хитроглазый моряк по имени Галай.

– Бауди, так это ты сегодня на кухне, что ли, ночуешь? – с интересом спросил он меня, когда я откинул люк и выбрался из него в тесную каморку. Здесь было холодно. Галай сидел, положив руки в варежках на поворотное колесо прожектора. У его ног в железных банках горели свечи. На горлышки банок были натянуты шланги из плотного и тягучего материала, которые скрывались под штанинами моряка. Их концы торчали под ушами дозорного, и из них вился парок.

Только благодаря этому нехитрому приспособлению тот, кому досталась вахта впередсмотрящего, не замерзал. Я пару раз уже дежурил в акульем гнезде и знал – так не холодно. Главное, свечи вовремя менять и аккуратно обмотать гибкие трубки вокруг ног и тела.

Моряк, нахохлившись, ждал моей реакции, а я зачарованно смотрел наружу, за закаленное стекло купола. По пустыне неторопливо плыли красно-синие волны ночного неба. Огни мягко переливались над моей головой. Башня акульего гнезда постанывала, покачиваясь (отчего вкупе с игрой света кружилась голова), и я вдруг поймал себя на том, что счастлив. Вот в этот самый момент. Невзирая ни на что. Волк, Сиплый – остались где-то позади, в другом мире.

– Бауди?

– Что-нибудь принести? – Я улыбнулся Галаю, на миг коснувшись его взглядом, и вернулся к Пустыне. Хорошее место. Когда ты день за днем заперт в железной коробке, где окна есть только в каюте капитана да на первой палубе, куда юнгам ходу нет, вид Пустыни – прекрасное развлечение.

Я вспомнил об оставшемся внизу Фарри. Вспомнил о Волке и Сиплом, которые могли ждать удобного момента для мести и таиться где-то там, в темных коридорах. Я ведь опять впутал приятеля в неприятности.

– Попить горячего, – потеплел голос Галая. – Сообразишь?

– Есть что интересное?

Моряк пожал плечами:

– Бродуна видел, но далеко. И наш рулевой поспать вздумал.

Я бросил взгляд вниз. Отсюда была видна освещенная рубка на носу «Звездочки», в которой находился штурвал корабля. Сейчас в ней находился Мертвец и жалко сжавшийся Коротышка Яки (сегодня он должен был стоять у труб и рычагов, командуя дежурными механиками). Первый помощник стоял как айсберг, а вот рулевой вздрагивал от каждого его слова.

– Мертвец его хорошо приложил, я видел, – поделился со мною Галай. – И правильно, конечно. Но на самом деле… – он вечно повторял эту присказку дважды, – на самом деле нельзя одного человека за штурвалом морозить! Менять надо. Всем спокойнее будет.

Я кивнул. Коротышку, получавшего выговор (хоть и справедливый), было жаль. Но ошибка рулевого может быть смертельна. Наш шапп легко преодолеет половину из расщелин и пробьется через гряду торосов, но иногда лед создавал такие препятствия, что если их проглядеть, то вся команда «Звездочки» легко отправится в объятия Темного бога или останется со сломанным кораблем посреди Пустыни. Лед коварен. Он не любит невнимательных.

Среди красно-синих льдов проявилось странное черное пятно. Случайный контур, образ. Я даже подумал, что это мираж. Или просто привиделось. Небо вспыхнуло алым, затопив Пустыню, и пятно исчезло. Но в следующий миг видение повторилось.

– Что это? – Я ткнул пальцем в сторону тени. Галай проследил за моим жестом, прищурился.

– Ого!

Он крутанул штурвал, и луч желтого света, режущий лед прямо по курсу «Звездочки», сместился в сторону.

– Ого! – восторженно повторил Галай. – На самом деле… Хм… На самом деле это дело!

Свет вырвал из объятий ночи черное тело ледохода, почти занесенного снегом.

– Дуй вниз, в рубку, скажи Мертвецу, что добыча справа по курсу!

В уме радостный Галай уже тратил свою долю в портовом кабаке. Ему, как заметившему корабль, полагалась двойная доля. Я не собирался ее оспаривать.

Глава четвертая

Мертвый ледоход

– Не мешайся, мелюзга, – прикрикнул на меня кто-то из абордажников. – Тебе тут не место!

Я отошел по скрипучему снегу чуть подальше, глядя, как моряки работают ломами, освобождая борт покинутого корабля ото льда. Это был шапп, траки и нижняя палуба которого совсем скрылись под белой броней Пустыни. Вокруг бесновалась метель, и позади нас едва виднелась темная фигура остановившейся «Звездочки».

Трое механиков с огромными дисковыми резаками ждали своего часа, укрывшись от ветра за бортом мертвого ледохода.

– После ночной вахты надо спать, – сказал Мертвец. Я даже не заметил, как он подошел. Лицо первого помощника скрывали шарфы, побелевшие от вьюги.

– Я хочу увидеть!

– Имеешь право, – равнодушно отметил Мертвец. – Шесть часов отдыха можешь тратить как хочешь. Но после ночной вахты надо спать, чтобы не потерять трудоспособности.

Я покосился на офицера. Какое жуткое слово – «трудоспособность».

– Давай, братва, налегай! – раздался чей-то крик сквозь свист вьюги.

Команда «Звездочки» почти вся столпилась у мертвого ледохода, накренившегося и утопающего в наметенном снегу. Всеобщее возбуждение передалось и мне. О, как хотелось понять, что же заставило команду бросить корабль во льдах. Ведь за каждым подарком для пирата стоит чья-то судьба. Чья-то жизнь. Кто-то же купил этот шапп когда-то. Кто-то служил на нем моряком. Работал механиком. Что стало с этими людьми? Что привело их когда-то на борт ныне погибшего судна? Как оно погибло?

Ночная вахта прошла более чем спокойно (Мертвец едва узнал о находке – приказал остановить «Звездочку», но побудки не объявил, резонно посчитав: до утра занесенный снегом шапп никуда не денется.) Так что наутро, после зова рельса, в который на сей раз колотили мы с Фарри, команду ждал сюрприз.

Несмотря на поднявшуюся метель, почти весь экипаж выбрался на лед, ожидая, когда механики прорежут дыру в туше покинутого корабля и можно будет приступить к самому интересному занятию бродяг Пустыни. Грабежу.

По периметру, негласно огороженному, вглядывались в метель вооруженные абордажники. Офицеры не хотели рисковать людьми и, невзирая на непогоду, выделили десяток бойцов на охрану. Ледовые волки, стремительные хищники снежного мира, хоть и предпочитали прятаться от пурги, но порой голод выводил их на охоту даже в самые жуткие ветра.

– Что ты тут делаешь? – Рядом со мною оказался Коротышка Яки, похожий на шарик из-за теплых одежд и огромной шапки. Прикрываясь рукой от ветра, он почти проорал мне этот вопрос в ухо.

– Хочу посмотреть! – ответил я ему. Холодная порошь хлестнула по людям, и я покачнулся под ударом стихии.

– Любопытный ты, клянусь щупальцами Темнобога!

– А сам?

– И я любопытный!

Несмотря на нагоняй от Мертвеца и угрозу наказания, Коротышка беззаботно улыбался, жадно глядя на утопленный в снегу ледоход.

– Интересно, что у него внутри, да? – крикнул мне Коротышка.

– Ага!

– Надеюсь, там найдется что-то ценное. Коротышке нужна новая шапка! Ха-ха!

Моряки энергично работали ломами, сменяя друг друга и весело переругиваясь. Вьюга швырялась хрустом льда да обрывками фраз, пару раз я слышал голос Волка, и он отзывался во мне неприятными ощущениями.

– Пойдем от ветра укроемся!

Я послушно зашагал вслед за Коротышкой. Отгородившись от метели телом корабля, мы принялись наблюдать за корсарами. Тут, на удивление, никем командовать не приходилось. Моряки жаждали своей очереди, и за каждым из работающих стояло по два-три человека, желающих помочь.

– Он давно тут торчит, щупальца мне в глотку! Видишь, как обледенел! Несколько месяцев, не меньше! – Коротышку снедало любопытство. Мне даже показалось, что пританцовывает он не от холода, а от нетерпения. – Но когда вскроют – первым не лезь! И ничего не трогай, понял меня?

– Почему?

– Ты – юнга.

– Юнгам запрещено?

– Ну считай, что так, ага, пусть мне щупальца Темного разорвут всю задницу, хе-хе. Но если найдешь что-то – зови. Кого угодно. Где твой рыжий дружок, кстати?

– Мастер Айз оставил его на камбузе работать.

Фарри очень расстроился, когда кок, которому тоже хотелось выбраться из ледохода, заставил его помогать на кухне. Меня чаша обиды мастера Айза, вынужденного готовить обед, пока остальные развлекаются, не коснулась. Так что сейчас мой друг резал то, что укажет толстяк, таскал воду, сколько тот прикажет, и следил за огнем под плитами.

Интересно, что коку скажет Мертвец, если узнает?

«Фарри не побежит жаловаться, Эд. А ты бы побежал…»

– Готово! – проорал Волк. Он стоял у самого борта ледохода. – Давай сюда!

Механики, сгорбленные под ударами стихий, неторопливо приблизились, завозились с тяжелыми резаками. Один за другим завыли двигатели, и завизжали коснувшиеся металла пилы. Снопы искр брызнули в метель, и люди отпрянули, оставив механиков. Инструментариев окутали облака желтых огоньков, оседающих серыми крошками на снегу.

Работа затянулась. Механики то и дело отходили прочь, опуская чудовищные агрегаты. Под рокот успокоившихся моторов к дымящейся броне ледохода подбирались моряки с ломами. Пираты выламывали куски корабельной обшивки, освобождали плацдарм для резаков и вновь ныряли в метель, уступая место инструментариям.

Так, сменяясь друг с другом, экипаж «Звездочки» пробивал путь в недра ледохода, на носу которого белело название мертвого судна. «Сын героев». Если бы не снег, скопившийся в выбитых на металле словах, я бы никогда их не увидел.

Монотонный вой метели и визг пил вдруг прервал резкий хлопок. Один из абордажников, совсем недалеко от нас, бросился на колено и принялся перезаряжать свой дальнобой. Он что-то кричал, указывая на бурлящую снегом вечность.

– Это нехорошо, пусть у Светлобога отсохнут крылья. Волки?

В руках Коротышки появился длинный нож, до того висевший на поясе. Бесполезная игрушка при столкновении с хищником Пустыни.

Рядом со стрелком появился еще один из абордажников, вскинул дальнобой, целясь в снежную метель. До нас донесся обрывок его вопроса к товарищу. Но тот лишь отмахнулся, перезаряжаясь и поглядывая в мельтешение обжигающих кристалликов. Ветер выл, гудел и заглушал слова корсаров.

Мертвец торопливо зашагал к стрелкам, пряча лицо под локтем левой руки.

– Давай-ка к нашим, Эд! – необычно серьезно сказал мне Яки и подтолкнул к снопам огненных искр. Механики, не отвлекаясь, пилили обшивку. – Смотри в метель и будь готов, клешню Темного тебе в пасть.

Мертвец тем временем поравнялся со стрелками, один из них что-то ему крикнул. В пляске кристалликов опять промелькнула черная тень, и первый помощник тут же сорвал с пояса тяжелый палаш. Громыхнул выстрел второго стрелка. Его товарищ почти закончил возню со своим дальнобоем, но тень исчезла в метели.

Мне стало жутко. Фигура напомнила о ледовой гончей у Кассин-Онга.

Яки что-то пробормотал.

– А?! – крикнул я.

– Не могу понять, кто это! Двигайся!

Мы оказались в толпе моряков. Вооруженные дальнобоями штурмовики из оцепления топтались на своих местах, глядя то в пургу, то на Мертвеца. Один из стрелков, кто был ближе всего к месту происшествия, встал на колено и прицелился, прикрывая товарищей. Я вдруг подумал, что существо в метели может быть связано с кораблем. Что оно сторожит нечто, спрятанное на борту ледохода.

– Это не волк, – крикнул Яки. – Это что-то другое.

И тут из белого ничто вырвалась уже виденная нами тень. Перезарядившийся абордажник вскинул свое оружие, выстрелил, но было поздно. Сквозь вой вьюги прорезался приглушенный пургой вопль. Черная фигура словно свалилась с небес, смяв несчастного моряка.

По-моему, я услышал хруст костей.

Тварь одним движением раскидала по сторонам Мертвеца и второго штурмовика. Причем последний от силы удара взмыл в воздух и пролетел не меньше трех ярдов. Кракнул еще один выстрел, тень злобно взвизгнула.

– Ледовый демон! – заорал кто-то из моряков, и вся ватага, как была, ринулась на помощь. Существо остановилось над жертвой, и вопли несчастного перешли в визг, а затем резко оборвались.

То, что возвышалось над телом корсара, не было никем из известных мне животных. Черная фигура, сгорбленная, бесформенная, рвала убитого на куски, не обращая внимания на ранение и бегущих к ней людей. Гончая? Это же Гончая?!

Зашевелился Мертвец, вырос из бесформенной темной груды и вскинул палаш. Скользнул в сторону, чтобы оказаться за спиной пирующего монстра. Чудище замерло, почувствовав движение.