Странные романы - Насты

Данил кивнул в мою сторону:

– Бугор подсказал.

Валентин развел руками:

– Что ж, на то он и бугор. Все замечать и все поправлять вовремя.

– А кто наши лозунги не поймет, – довольно сказал Данил, – пусть идет в жопу. Нам с такими не по пути.

– Эти тоже твои? – спросил Валентин.

В углу уже стоят приготовленные плакаты с надписями: «Долой все!» «Ломай систему!», «Осточертели!», «Наши идеи – «IDDQD!», «Будущее принадлежит настам!», «Насты – сила!».

– Мое, – ответил Данил гордо. – Думаю, больше не надо. Нас и так наберется разве что десяток, да и то не уверен.

Он зыркнул на меня.

– Больше, – ответил я.

– Где наберешь?

– Мы выйдем с этими плакатами из качалки, – сказал я, – и сразу к нам начнут присоединяться пацаны. Вот увидишь!.. А ты, кстати, можешь позвать своих качков.

– Анатолий прав, – сказал Валентин. – Ваша группка будет расти стремительно. В технологическом и прозрачном обществе настизм будет шириться, люди остро жаждут свободы…

– Срунство, – сказал Зяма важно, – мотор прогресса!

– И культуры, – добавил Валентин.

– И культуры, – повторил Зяма бездумно, потом спросил обеспокоенно: – Точно? А то прогресс – одно, а культура вроде бы совсем другое… даже противоположное.

Валентин отмахнулся:

– Да неважно, кто вникает в эти тонкости? В блиповую эпоху главное – уверенный тон и громкий голос.

– Ну ладно, – проговорил Зяма все еще с сомнением, – срунство – мотор прогресса и культуры! Я читал в новостях, юсовский президент в пику всем собирает на своей тайной вилле красоток из «Мисс Вселенная», отключает все видеокамеры и трахает их прямо в джакузи…

– Тоже срун, – сказал Данил довольно, – даже его достала эта система!

– Фейк, – сказал Зяма.

– Может, – согласился Валентин, – но вероятность есть. Даже президентам хочется нарушать правила, хотя бы тайком! Как тот же Клинтон, что совал пенис в рот практикантке, упиваясь своим тайным срунством?

– Они все такие, – сказал Данил. – Только другие не попадаются. А что наши творят… представить страшно.

– Хоть и приятно, – вставил издали Грекор.

Он оглянулся на Люську, что с высунутым языком стоит на четвереньках, раздвинув ноги, и разрисовывает цветочками расстеленный на полу плакат.

Она ощутила на себе взгляды, вскинула голову, веселые глаза сверкнули детским гневом.

– И ничего себе не представляйте!.. Я, можно сказать, девственница!

Валентин пробормотал:

– Самое интересное, гм, в высоком смысле слова она в самом деле девственна и невинна.

Гаврик, что по большей части вообще не раскрывал рот, а только делал вид, что молодецки поглощает в огромных количествах пиво, и все еще не пьяный, сказал несмело:

– Но как же без… этих, ну, предложений? Если долой, то надо ж что-то взамен?

Валентин насторожился, но промолчал и посмотрел на меня, явно переадресовав право ответа.

Я ответил твердо:

– Гаврик, не гаврикуй. Ты не прав.

– Почему? – пискнул он.

– Потому, – отрезал я, – что пошел ты со своим позитивом в сраную жопу!.. Мы сруны или не сруны?.. Это и есть наш позитив!.. Освобождение души!.. Мы, можно сказать, срем из своих богатых душ и срем от души!

– Из принципа, – уточнил Данил. – Из своих богатых принципов!

– Ну, – промямлил Гаврик жалко, – но все-таки…

– Нет, – заявил я. – Нет!.. Вас что, еще не достала вся эта ложь? Меня достала. Все жаждут ломать, а не позитивничать!.. И никто не скажет, что мы неправы!

– Но как, – сказал он совсем потерянно, – без позитивной программы…

Я гаркнул:

– Дурак, мы что, идем на выборы? Предлагаем себя в правительство?.. Долой – вот наш позитив!.. И нас поддержат. Так что либо бери плакат, с каким пойдешь, и не умничай, либо топай к таким же умникам.

Гаврик вздохнул, просмотрел плакаты и выбрал самый маленький с простым и таким греющим душу лозунгом «Долой!»

Разошлись, как и водится, за полночь. Матери сказал, что много работы, она довольна, да и как иначе, если деньги приношу регулярно, старшее поколение не может врубиться, как это доход могут приносить простые клики на форумах и «лайки» в соцсетях.

Да, когда-то рубли капать будут реже, тогда придумаем что-то еще, а пока три тысячи долларов в месяц вполне для двадцатилетнего, который и школу окончил с трудом.

Глава 8

За неделю до ожидаемого митинга во всех СМИ только и говорили, что вот после него жизнь сразу повернет к лучшему, ага, щас повернет да еще и лягнет обоими копытами.

Везде с энтузиазмом расписывают, как будет противиться проклятая власть, как начнет перегораживать дороги, пустят в ход полицию, ОМОН и чуть ли не танки, и я видел, что даже самые толстые и солидные люди ухватились за возможность оторваться от серых будней в этом веселом и полупраздничном мероприятии.

Утром в день митинга мы собрались возле качалки, весеннее солнце жжет, но воздух еще холодный.

Данил появился в рубашке с короткими рукавами, для него важно, чтобы бицепсы на виду, Зяма в костюмчике, Люська в теплой курточке, но ее юбку можно принять за стринги, остальные кто в чем, ориентируясь на свои представления, какой будет погода, синоптикам верят не больше, чем правительству.

Пока мы обменивались рукопожатием, а Люську хлопали по жопе, Данил спустился в качалку и вынес нам две охапки плакатов. Вскоре оттуда поднялись с десяток крепких мускулистых ребят, трое выглядят вообще шварценеггерами.

Грекор с восторгом зашептал за моей спиной, что они финалисты районного смотра бодибильдеров.

Данил сказал солидно:

– Анатолий, принимай в свой отряд! По крайней мере сегодня мы одна команда.

– Отлично, – ответил я. – Ребята, вэлкам!.. Разбирайте плакаты, мы покажем этому гребаному старому миру, что уже появился и набирает силу наш молодой и яростный!

Последней, запоздав, явилась Марина, сразу заулыбалась, мгновенно помолодев, даже сиськи стали больше при виде молодых качков, те тут же приняли ее к себе, такую цветущую и зовущую всем телом.

Данил представил парней, я обычно плохо с ходу схватываю имена, только и запомнил Ивана за такое дико оригинальное имя для России. Хотя нас за бугром все еще зовут иванами, но на самом деле Ивана в России днем с фонарем Диогена не отыщешь. В моем классе был парнишка, которого родители назвали «Русские идут» в английском написании, по-русски это звучит как «Айвенго», вполне терпимое имя, где-то даже слышал раньше.

Я взглянул на часы, скомандовал:

– Все, выходим! А то опоздаем.

До проспекта Сахарова добирались на метро и троллейбусом, а дальше пешком прошли к той части, где пройдет колонна, в этой части достаточно широко, чтобы и оставшейся части тротуара хватило для переходов.

Вдоль дороги, разгородив тротуар на две части, собственно половину для пешеходов и половину для демонстрации, им же отдана и проезжая часть, поставили сцепленные друг с другом звенья ограждающих заборчиков из покрашенных в белый больничный цвет алюминиевых прутьев. Опрокинуть их ничего не стоит, но расчет на то, что никто на такое не осмелится.

На той стороне с десяток автобусов с полицией. ОМОНа пока не видно. А с этой вдоль белого заборчика лениво прохаживаются, а где и вовсе стоят в позах беспечных ротозеев менты со сдвинутыми на затылок фуражками.

В двух местах улицу перегородили зачем-то этими же заборчиками. Из автобусов выбрались, неспешно разминая ноги, полицейские в тяжелом обмундировании, собираются в кучки, закуривают, хорошо видно их веселые толстые морды.

В небе пролетел вертолет, но рокота его моторов почти не слышно из-за разноголосого гвалта, хотя тут же поднялось с полдюжины рук с мобильниками, заснимая на фото и видео, теперь ничего не укроется от народного гнева.

Полиция дежурит и возле дверей в здания госструктур, но люди идут мимо, головы повернуты в сторону проезжей части.

Впереди темно-фиолетовый щит с ядовито-желтыми буквами «ЛДПР». Наверное, желтизна символизирует золото, что просыплется на всех, когда ЛДПР воссияет, как солнце, и вытеснит темно-фиолетовую тьму.

Данил спросил шепотом:

– А чего там дальше улицу перегородили?

– Там нам скажут «стоп», – объяснил Зяма. – Неча с твоим кувшинным рылом в их калашный ряд.

– Сволочи!

– Еще какие, – поддакнул Зяма. – Ничего, отольются кремлевским котам наши мышьи слезки.

Среди полиции несколько женщин, пара даже совсем молоденьких, вот бы их затащить в кусты да показать, как мы относимся к родной полиции, которую по-прежнему зовем ментами.

Но пока они улыбаются и строят глазки тем ментам, кто старше по званию, как же, карьерку нужно строить, пока сиськи торчат, а когда отвиснут, никакое умение не поможет.

Когда мы проходили с этой стороны барьера, Данил улыбнулся одной такой красотке с кокетливой пилоткой на пышных рыжих волосах и сказал дружелюбно:

– А у тебя и внизу такая же?

Она посмотрела на него грозно и с намеком погладила дубинку на крутом, как у кобылицы, бедре.

– Что-что ты сказал?

– Пилотка, говорю, красивая, – ответил Данил. – Смотрю вот и представляю… Хотя почему-то синяя, гм… да и размеры…

Зяма потащил его дальше, а полицайка сверлила им спины ненавидящим взглядом.

– Вон идут! – сказал Данил.

Из-за голов выстроившихся вдоль барьера зевак показались красные флаги. Ветерок красиво колышет полотнища, мое сердце радостно заколотилось, красный цвет всегда заставляет куда-то бежать и что-то делать, это цвет пролитой крови и яростных пожаров.

Мы выждали, когда прошли первые ряды, Зяма вообще шептал, что надо пристроиться в конец, но я покачал головой.

– Насты не будут плестись в хвосте!

– Насты вообще должны возглавлять, – заявил Данил.

– Все впереди, – ответил я.

– Красота, – сказал Данил издевательски, – посмотри, и эти взялись под ручки…

Люська хихикнула. Демонстранты двигаются во всю ширь улицы, взявшись под руки, чтобы их труднее было растаскивать, а впереди выстроилась цепь омоновцев, тоже все держат друг друга под руки, это чтоб демонстранты не прорвались сквозь их хилое, вообще-то, оцепление.

– Теперь бы вприсядку, – сказал Грекор. – И кто кого перепляшет.

– А что, – сказал Валентин, – это же народное гулянье…

– Ставлю на демонстрантов, – сказал Зяма. – На омоновцах тяжелая амуниция.

– Зато там тренированные парни!

– А здесь, – ответил Зяма и указал кивком на наших качков, крепких и могучих, как быки, плечи толстые, руки как бревна, головы сидят прямо на плечах, такие не свернуть. – Эти кого угодно и перепляшут и переотжимаются от пола…

Над головами реют десятки разных флагов, я пожалел, что у нас еще нет своего, нужно срочно придумать, а то тут чего только нет: и с красными звездами, и баркашевцы, и анархисты, и вообще что-то совсем непонятное…

Данил сказал Зяме ехидно:

– А где ваши?.. Как вы собираетесь мир захватить?

Зяма ответил с достоинством:

– Во-первых, мы действуем скрытой сапой. Во-вторых, наши боевые марсианские треножники уже на подходе. А в-третьих, что самое главное, мы его уже захватили!..

Данил проворчал:

– Оно и видно. С одной стороны жиды, с другой – евреи… Зяма, а ты кто из их?

– Я третья сила, – ответил Зяма. – Сингуляр! Но пока скрытый.

На плакатах чаще всего прямые оскорбления, типа: «Президент сука, а жена его блядь» или «Пидоры», но корреспонденты снимают это с восторгом, это же глас народа, пусть без мозгов, еще и в жопу пьяного, но воля народа – воля Бога, это же демократия в действии, если народ говорит, что президент – сука, а жена блядь, то так оно и есть, а как на самом деле – неважно…

Отдельные группки демонстрантов под счет «раз-два-три» заученно кричали свои требования, рифмуя со словом «уходи», это стало смешно даже Люське, а Зяма сказал издевательски:

– Этим идиотам лет по пятнадцать-двадцать! И конечно, они уже твердо знают, что нужно стране. Каждый из них готов стать президентом и править мудро и справедливо.

Я сказал быстро:

– Пора!

Мы отодвинули чуть барьерчик и быстро один за другим протиснулись на ту сторону. Двое ментов нахмурились и шагнули в нашу сторону, но мы быстро вломились в группу таких же молодых и веселых, и менты остановились.

Правда, в нашу сторону некоторое время косился один из мужичков манагерского вида, явно из хорошо оплачиваемого руководства, но внимательно изучил наши плакаты и отвернулся с видом полнейшего превосходства, дурак набитый.

У руках у Люськи плакат «Долой систему!», и на нее оглядываются и реагируют больше всего, а заодно и плакату достается какое-то внимание.

Она же, польщенная вниманием, цветет и пахнет, огромные губы стали еще больше, а сиськи крупнее и напористее. Марина идет среди наших качков, плакатов на всех не хватило, однако все равно наша группа выглядит обособленной, да и лозунги у нас такие, что запоминают все, кто бы ни мазнул взглядом.

– Пусть меня повяжут, – сказал Зяма мечтательно. – А я обвиню их в антисемитизме, геноциде и… что бы еще?

– Голодоморе, – подсказал Данил.

– Вот-вот, – обрадовался Зяма. – Еще и в голодоморе и вмешательстве во внутренние дела Америки в Сирии. Вся наша закулиса поднимет хай, евреи зверски угнетены в России!

– А если менты не побьют, – сказал Данил, – я сам тебе разобью морду. Ну, для дела, Зяма, для дела! А потом скажем, зверский ОМОН так тебя отделал. Будешь шрамы показывать, тебя в Би-би-си по новостям покажут… А еврейский кагал тебя вообще мучеником сделает!

Зяма содрогнулся всем телом.

– Не-е-ет! Я нежный.

– И денег даст, – добавил Грекор.

– Денег? – спросил Зяма заинтересованно. – Сколько?

– Много, – ответил Грекор. – Евреи все богатые, не слышал?

– Да знаю, – сказал Зяма недовольно, – что много. Но сколько много? Какой процент отката?

Впереди раздался шум, крики. Колонна слегка замедлила шаг, все разом заговорили громче.

Валентин, прислушавшись, сказал быстро:

– Головная часть дошла до ограды!

– Двинутся дальше? – спросил Данил. – На нее ж дунуть, сразу улетит, как домик Ниф-Нуф-Нафа.

– Вряд ли…

Мы продолжали проталкиваться вперед, демонстранты все какие-то чересчур интеллигентные, даже кричат визгливо и по-бабьи, а у нас во главе группы пошел Данил с качками, так что продвинулись почти до ограждения.

Я заметил, что возле бровки асфальт прилегает неплотно, его нетрудно отковыривать ломиком или даже простыми железными трубками. Дальше пойдет проще, его можно, в отличие от булыжников, ломать на куски нужного размера, чтобы швырять хоть рукой, хоть из пращи, хоть из рогатки.

Грекор наоткалывал, как молодой лед, и собрал целую кучку обломков, на него оглядывались с одобрением, быстро разобрали и начали швырять через головы десяти передних рядов в полицейских и омоновцев.

– А передним влупят, – заметил Зяма.

– Все предусмотрено, – успокоил Валентин.

– Что?

– В передние ряды выдвинули женщин, – сообщил Валентин. – Трое из них беременные. Когда им влупят или потащат к автобусу, это заснимут в нужном ракурсе, обработают, и через пару минут ужасающие зверства Кремля покажут все телеканалы мира!

– Круто, – восхитился я. – Правда, тех дур немного жалко… Хотя чего их жалеть?

Гаврик хохотнул:

– Верно! Дураков у нас на сто лет вперед запасено, а уж дуры так и вовсе на каждом шагу.

Несколько парней, то ли для прикола, то ли показывают всем, какие они крутые, нацепили маски анонимусов и пришли с плакатами, где на все лады доказывается, что власть захватили воры.

В нашу сторону пробились несколько мужиков в пиджаках и с галстуками, двое с мегафонами в руках.

Один сразу заорал:

– Прекратите!.. Вы что, провокаторы?

Я поинтересовался:

– В чем дело?

– Вы что делаете? – заорал он. – Вы что делаете?

– Выражаем протест, – заявил я, – если вам непонятно. У нас свободная страна или нет?..

– Протесты так не выражают! – прокричал он. – Прекратите немедленно, иначе вас отсюда выведут!.. У нас санкционированный митинг, разрешенный властью, мы должны держаться в рамках…

– Потому что вы и есть эта власть? – спросил я понимающе. – Ребята, прекращайте. Это в самом деле кукольный митинг. Одна голова этого Змея смотрит из Кремля, вторая… вот она.

Мужик с мегафоном побагровел, качки за его спиной нахмурились и сжали кулаки, а наши, бросив камни на землю, приготовились к драке.

Со стороны переднего ряда раздались крики, истошно завизжала женщина. Качки развернулись в ту сторону, а эти двое с мегафонами, стегнув по нам негодующими и почти ненавидящими взглядами, развернулись и поспешили к источнику незапланированного шума.

– В самом деле, – сказал я, – эта наш первый выход. Камни больше пока не бросаем, присматриваемся.

– К чему?

– Народ, – пояснил я, – вывели на улицы для легкой развлекухи, как я понял. Нечто вроде карнавала.

Данил сказал бодро:

– Хочешь сказать, когда-то замутим свою?

– Замутим, – согласился я. – А пока поиграем по их правилам.

Грекор хищно потер ладони:

– Вот тогда и развлечемся по полной!

Глава 9

На митинге мы пробыли еще два часа, потом заскучали, кричать бесконечно лозунги как-то глуповато, уже многие начали оглядываться по сторонам и выбираться из толпы.

Валентин и Зяма еще слушали заинтересованно, но ударная часть нашей группы уже заскучала, и я скомандовал:

– Уходим. Здесь уже делать нечего.

Часть качков, что пришли с Данилом, утопали еще раньше, остальные потянулись за нами.

Выбравшись из вяло галдящей толпы, мы перебрались с проезжей части на тротуар, Люська и Марина весело щебечут о кафешке, где надо перекусить и оттянуться, а мы с парнями обратили внимание, как у бортика набережной несколько парней мощно метелят двух то ли кавказцев, то ли гады посмели выйти на улицу в слишком богатых прикидах.

Одного сбили с ног и носят на носках ботинок, а он извивается на асфальте, прижавшись к нему спиной и согнувшись в клубок, где умело закрывает бока локтями.

Данил сказал с уважением:

– Опытный. Знает, как укрывать почки.

– Выпускают пар, – заметил Грекор, – что за дурная демонстрация без драки? Эти хотя бы вот так, опосля…

– Думаю, – произнес Валентин задумчиво, – подобные стычки сейчас идут везде, куда расходятся с митинга.

– И кто-то этим пользуется, – голосом старого мудреца проговорил Зяма и с многозначительным видом поднял кверху палец.

– Жиды? – спросил Данил с интересом.

– Ну не марсиане же, – ответил Зяма оскорбленно. – Мы всем пользуемся! И везде отбираем у вас, гоев.

– У меня хрен что отберешь, – заявил Данил весело. – Отбирайте друг у друга!

– Как Абрамович у Березовского, – подсказал Грекор.

– Это Березовский отбирал у Абрамовича, – уточнил Валентин.

– И кто кого обобрал?

– Лондонские евреи, – пояснил Валентин, – что были адвокатами с обеих сторон.

– Все равно вам не досталось, – победно заявил Зяма. – Скоро и Россию отберем, сделаем ее землей Великого Израиля от можа и до можа!

– Это мы сделаем Великую Скифию, – пригрозил Данил, – и будем с Израиля брать дань конями и рабынями. Идеи Великой Скифии живы!

Люська счастливо пропищала:

– Да здравствует!.. Виват!.. Ура!.. Салуд!.. Ой, как же это все здорово… У меня уже трусики мокрые. Такой кайф, такой кайф!.. Никакие дискотеки не сравнятся!

– Потрахаемся? – предложил Грекор.

Она замотала головой.

– Ни за что! Такой кайф не хочу портить. У меня даже мозг в оргазме!

– Люська, – сказал Данил с укором, – зачем тебе мозг?

Она отмахнулась:

– Ну пусть сердце! Или душа. Толя, когда следующий марш?

– Зяма следит за новостями, – ответил я. – Но мы все равно должны готовиться, чтобы на следующих показать себя уже во всю силу.

Люська заспешила вперед, по дороге заглянула в два кафе, везде мало места, наконец в третьем удалось сдвинуть два стола, чтобы поместились все.

Обрадованная официантка примчалась с блокнотиком, на Люську и Марину поглядывает с завистью, столько молодых и крепких парней, а пользуются ими только эти две, я заказал на всех пива, бутербродов, себе и Валентину с Зямой – кофе.

Один из качков полез за деньгами, Данил придержал его руку.

– Все за наш счет, – проговорил он солидно.

Качки уставились на меня, я кивнул:

– Все верно.

Один сказал восхищенно:

– Круто!.. А еще один бутер?

– Заказывай, – разрешил я великодушно.

Насытившись бутербродами и под пивко все заметно потяжелели, разговоры стали спокойнее и ленивее, я поглядывал на свою команду и подумал в очередной раз, что у нас это не зло, не закономерный протест против подчинения! Это единственное честное проявление свободы человеческого духа.

Первым ввел обязательные требования к любому человеку Ной. Он сформулировал четыре заповеди, которым отныне обязаны подчиняться люди.

Следующим был Моисей, который принес в мир еще десять заповедей. Сам понимал, что ни один человек не примет их… добровольно, потому обставил так, что ему вручил сам бог. Да не просто бог, а Бог, то есть бог богов, и вообще настолько громадный и всемогущий, что саму вселенную сотворил за одно мгновение, сказав лишь слово. Возможно, и не матерное, как утверждают анекдоты.

Кстати, по количеству анекдотов насчет заповедей видно, как неохотно их приняли и как всеми способами нарушали.

Затем был Иисус, этот еще принес какие-то законы, но ни один не только не прижился, но даже и не запомнился, а единственный, какой вспоминают, это насчет левой щеки, которую нужно подставить, – вызывает до сих пор только насмешки и подковырки.

Так что человечество только обрастало запретами, но это значит, что нарастает и сопротивление, нельзя же нас сковывать по рукам и ногам, в конце концов все мы озвереем и порвем любые цепи…

Не желая расходиться, мы еще несколько раз заказывали пиво, кофе и бутерброды, но все-таки по одному, по два, наши поднимались, прощались и уходили, пока нас не осталось трое: я, Валентин и Данил.

– Пора, – сказал я наконец. – Завтра хоть и не такой уж тяжелый день, но все равно поработать придется…

– Завтра воскресенье, – напомнил Данил.

– У людей творческой профессии, – напомнил я, – выходных не бывает.

– А бывают только запои, – согласился Данил. – Валентин тоже творческий?.. Один я пролетарий…

На улице уже зажглись фонари, небо потемнело, город начал погружаться в таинственную ночную жизнь, далекую от работы и полную соблазнов.

Добравшись в переполненном вагоне метро в свой район, мы пренебрегли троллейбусом, от станции можно срезать между домами, в какой-то момент увидели, как из здания научно-исследовательского института, расположенного в центре соседнего блока застроек, вышел прилично одетый мужчина, явно слишком засидевшийся за своими микроскопами, галстук, носки и платочек уголком в нагрудном кармане подобраны идеально как в цвет, так и в полоску, модная прическа, похож на манекена из витрины модного бутика.

Он перебросил портфель в другую руку и, оглянувшись воровато по сторонам, подхватил с земли камень и швырнул в потрескавшуюся стену остановочного павильона. Стекло зазвенело и осыпалось.

Данил смотрел обалдело, Валентин покачал головой, но смолчал, а я сказал с удовлетворением:

– Похоже, наша группка разрастется до мощной организации. А там, глядишь, и создадим свое движение.

Данил спросил все еще с изумлением:

– Но почему… он? У него же все есть! Он доволен жизнью! Посмотри, он садится в «Бентли»!

– Ага, – подтвердил Валентин. – Такая тачка, как говорит Грекор, на полмиллиона долларов тянет. А то и больше.

– Но жизнь его прессует, – пояснил я. – Еще больше, чем нас. Иначе с чего бы так взбесился?

Валентин заметил:

– Всех нас будет прессовать все больше. Видеокамеры начинают ставить и в подъездах. Народ злится.

– Значит… – спросил Данил туповато.

– Значит, – ответил Валентин на недосказанный вопрос, – скоро у нас появятся новые члены нашего кружка.

– А также кружки наших членов, – сказал Данил и довольно загоготал.

С утра я пробежался по своим сайтам, откуда мне капают где рубли, где доллары, кое-что поправил, где-то внес изменения, еще полдня томился в ожидании вечера, когда качалка совсем опустеет, созвонился с Данилом, он ответил, надсадно пыхтя, что сейчас отрабатывает жим на скамье с обратным наклоном, но через часик здесь уже будет пусто.

Выждав этот часик, я чуть ли не бегом понесся к подвалу, на ходу прикидывая, что если назвать нашу группу «Насты», то надо будет еще уточнить, мы общественные, общественно-политические или культурно-религиозные?

С порога ощутил бодрящий аромат кофе, что странно смешивается с запахом мужского пота и баварского пива, по всему подземному залу слышно веселый галдеж, смех, шуточки.

Вижу весь костяк группы, даже пара качков осталась, я прислушался с порога, ближе всех ко мне Данил и Грекор обсуждают детали, как и что было. Чуткий ко всем опасностям Зяма оглянулся, ощутив всеми фибрами, что на пороге стоит кто-то и смотрит, торопливо вскочил с лавки и преувеличенно почтительно раскланялся.

– Приношу, – заявил он пронзительно-визгливо, – свои извинения нашему кормчему. Он был прав.

– В чем? – спросил тугодум Грекор.

– Насчет лозунгов, – пояснил Зяма. – Когда одобрил ту хрень, что писал Данил. Только к ним и не придирались. А к тем, что пришли с программами или предложениями, все равно приегивались. То не так, это не то…

– Ага, – сказал и Данил, очень польщенный, – я стоял рядом с одним таким, так ему постоянно одни говорили, что мало требуют, другие – что много… А мой плакат все одобряли!

– У тебя был, – поинтересовался Грекор, – «Пошли все на хрен!»?

– Нет, – ответил Данил серьезно, – просто «Долой!»

– Краткость, – сказал начитанный Валентин, – сестра таланта, а гонорары все равно не платят.

Все поглядывали на меня, я понял, что пора сказать веское слово, расправил плечи и вышел на свободное от тренажеров место в центре комнаты.

Все смотрят с ожиданием, я сказал веско:

– Вот теперь название нашей организации можно будет писать крупными буквами!

– На чем? – спросил Данил.

Я подумал, сдвинул плечами.

– Посмотрим. Возможно, заведем себе членские билеты, хотя по мне это пока что зряшная трата денег. Если бы у нас появились лишние деньги, я бы лучше истратил их на свое помещение. Я мог бы оформить его на свою фирму…

– А у тебя она есть? – спросил заинтересованно Зяма.

– Мне ее стоит только зарегить, – сообщил я. – Я же частный предприниматель. Индивидуальный. Сам себя нанял? Нанял! Значит, требуется просторное помещение. Под оргии.

Данил сказал обидчиво:

– А чем плоха качалка? И бесплатно.

– Здесь только поздно вечером, – сказал Зяма, – а Толик говорит о таком, чтобы можно было в любое время. Только наше!

Грекор сказал с энтузиазмом:

– Это было бы круто!.. Там смогли бы бухать, сколько влезет! Родители не помешают.

– И не на улице, – поддержал Гаврик.

Зяма поморщился:

– Бухать друг перед другом? Неинтересно.

– Где в буханье вызов? – спросил Валентин с отвращением. – К тому же в своем помещении мы смогли бы разрабатывать планы…

– А я украсила бы комнату, – сказала Люська.

– Оборочками? – спросил Данил язвительно.

– Зачем оборочками? – ответила она с достоинством. – Можно в анархо-стиле. Черное знамя с черепом и костями!..

– У анархистов было другое знамя, – сказал Зяма. – И вообще мы никому не подражаем! Мы – единственные и неповторимые!

– Мы настоящие, – согласился Валентин. – Все остальные… так, сухие листья.

Данил внимательно всматривался в свой айпад, двигал бровями, хмыкал, наконец сказал быстро:

– Врубите НТВ!.. Там наша демонструха.

Ребята поспешно бросились вытаскивать у кого что есть, телевизоры кому нужны, разве что старушкам на пенсии для просмотра сериалов, Зяма быстро отыскал в своем смарте новости, там по всем каналам идут отчеты о вчерашней демонстрации.

Я смотрел внимательно, заранее настроившись враждебно к любой трактовке, однако получалось так, что празднично настроенные люди вышли на улицу, отмечая наступление весны, все с цветами и связками воздушных шаров, в кадры не попали даже знамена анархистов, а злобно настроенная полиция перегородила улицу и не позволила идти дальше под абсурдным предлогом, что там перекресток, а если шествие запрудит и его, то автомобильные пробки распространятся на весь район, а то и город.

Когда веселая и доброжелательная молодежь вступила в диалог с полицией, объясняя этим тупым существам мирные намерения просто идти дальше и петь песни, те призвали на помощь ОМОН, что встал в два ряда и не позволил двигаться дальше.

Оскорбленная в своих лучших чувствах молодежь некоторое время напирала то в одном месте, то в другом, но прорвать цепь не удалось, пришлось всем с горьким чувством обиды разойтись. Непонятно, чего уж так дрожат за свои шкуры там, за стенами Кремля.

Данил сказал ликующе:

– Вот тут, смотрите!.. Зяма, прокрути назад!..

– Это же теленовости, – возразил Зяма.

– Тогда отыщи на ютюбе, – велел Данил. – Там точно эти моменты есть, снятые с десятков ракурсов.

– Я заметил, – сказал я. – Можно было прорвать в трех местах. Это заметил?

– Я заметил только в двух, – ответил Данил. – Молодец, бугор! Ты у нас стратег. Значит, в следующий раз порвем как Тузик тряпочку.

Зяма сказал ехидно:

– Полиция тоже смотрит эти ролики.

– Они тупые, – ответил Данил бодро. – Додумаются поставить вместо нынешней двойной цепи тройную. Бугор, что скажешь?

– Если подготовимся, – сказал я, – прорвать сможем. Система вряд ли ожидает такое. Но готовиться нужно серьезно. Вот тогда и будет настоящий кайф!