Военные приключения - Торпеда для фюрера

Но силы были слишком неравными: каждый СКА уступал по всем статьям шнельботу, а у немцев было ещё и двойное преимущество в численности. Преимущество было на стороне русских разве что в том, что дрались они с отчаянием обречённых, и победа не досталась немцам даром. 45-мм снаряд с русского катера попал в «S-40», пробил левую торпедную трубу и вызвал взрыв торпедного резервуара со сжатым воздухом. Сама торпеда не сдетонировала, но в носовом отсеке начался пожар. Пламя удалось сбить, но корпус катера получил серьёзные повреждения, шнельбот потерял ход. Трое матросов были убиты, ещё около десятка членов экипажа, включая и командира, капитан-лейтенанта Шнейдер-Пангса, получили осколочные и пулевые ранения. Были потери убитыми и ранеными также на «S-28» Кюнцеля. И всё же к исходу второго часа боя, когда уже посветлело небо над Крымом, оба советских «морских охотника» были потоплены.

Из воды немцы подняли 37 человек, в том числе командира 109-й стрелковой дивизии генерал-майора П.Г. Новикова, который возглавлял оборону Севастополя после того, как комфлота адмирал Ф.С. Октябрьский и генерал И.Е. Петров покинули (на транспортном самолёте, взлетевшем с последнего аэродрома на мысе Херсонес) обречённый город-крепость[15].

Тяжело повреждённый шнельбот «S-40» удалось отбуксировать в Ак-Мечеть, а затем в Констанцу. Ремонт затянулся на пять месяцев, а потом ещё полгода катер простоял в резерве без моторов и экипажа. Ремонт поменьше предстоял и «двадцать восьмому», хотя он тоже растянулся почти что до конца месяца. Требовали мелкого ремонта, испытаний и, конечно, пополнения боезапаса и остальные катера.

А тут ещё начались всякие передвижения и перестановки…

Июль 43-го. Борт «Ли-2». В предчувствии огня и дыма…

Комиссар Портнов не понравился Войткевичу с первого взгляда.

С его, Портнова, первого взгляда, которым он уставился на то «добро» из разбитой гондолы, которое флотские принесли с собой к партизанам. Немедленно приказал он: «Сдать всё в Особый отдел!» А «отдел» тот – он сам, Портнов, и есть. Да и потом, когда ни хрена, кроме четверти фляги спирта, в тот отдел не попало, всю дорогу косился, как раскулаченный. Так что, забираясь в планшет комиссара, Яков почти не сомневался, что найдёт там что-нибудь нелестное о своей особе, какую-нибудь «телегу», груженную чекистской бдительностью. Но находка превзошла все его ожидания.

«Что за..?» – подобрал лейтенант фотографию, вирированную в рыжеватом тоне и с зубчатым кантом, выпавшую из оккупационной газеты «Голос Крыма».

Такие фотокарточки раньше в художественных фотоателье, где-нибудь подле пляжа, печатали: «Привет из Ялты, Гурзуфа…» Яков перевернул фотографию. Так и есть: «Jewpatoria», – было подписано с обратной стороны. И чуть ниже, тоже по-немецки, знакомым убористым почерком: «Am 7. Juli 1943».

«То есть?!» – ошеломленно уставился на надпись Войткевич.

«Недели две назад…» – с убийственным хладнокровием документа подтверждала подпись.

С парадной стороны, с аверса фотки, этаким Наполеоном заправив правую руку в перчатке за борт эсэсовского мундира, надменно хмурилась жёлчная, с ещё более обострившимися складками, мина Карла-Йозефа Бреннера. Будто бы и впрямь недовольная необходимостью позировать в компании чопорного докторского халата и игривого фартучка медсестры.

Неожиданное воскрешение его бывшего «куратора» от абвера ошеломило Якова настолько, что даже затмилась как-то горячка только что прошедшего боя, только что минувшей опасности.

А бой был нешуточный и опасность немалая. И, по сути, нависла она с самого раннего утра.

С самого раннего утра…

– Ты чего это спирт лакаешь, как неверный? – иронически нахмурился Войткевич, заметив поползновение татарина к фляге на ремне.

– Да я просто… – смутился Шурале Сабаев, возвращая руку на приклад пистолета-пулемета Шпагина. – Замёрз немного.

Широкоплечий татарин, который, казалось, едва умещался в карстовой «дырке» – округлом провале на краю скального отрога, и в самом деле ёжился и вздрагивал. Но вряд ли только от ночного промозглого тумана, плывущего над краем провала белёсым дымком. Тумана, в грибную прель которого вплеталась едва различимая гарь сигнальных костров. Костров, не заметных ни отсюда, почти от подножия склона, ни вообще с земли, поскольку горели они в глубоких ямах на давно непаханом поле.

– Не психуй, всё будет красиво, как на параде, – подмигнул татарину Яков.

…Хотя, по правде сказать, особой уверенности в том, что всё произойдет именно так, как обещал по рации командир отряда, вылетевший на Большую землю месяцем раньше по вызову ЦШПД[16], не было. Уже потому, что настоял на эвакуации Беседин наверняка через голову представителя Центрального штаба по Крымской АССР и первого секретаря Крымского обкома Булатова. Можно сказать, в пику. Хотя, формально, тот «взял на себя» исполнение приказа Центрального штаба. Не только этого. Но на «обкомовских» сейчас, после стольких месяцев голода, крови, потерь и лишений, вообще у большинства настоящих партизан полагаться привычки не было. Одно название только, что Крымский штаб партизанского движения.

«Греют там себе пузо в Сочи, шашлыки нарзаном запивают, – скрипнул зубами Яша. – И всех только забот, чтобы не достались кому другому лавры. Кому? А нам, тем, которые тут, и лаврового листка не нюхавши, со сведённым от голода брюхом, выгрызают Крым у немца из глотки…»

Впрочем, едва ли от таких штабных тонкостей бил мандраж даже такого матёрого и далеко не робкого десятка партизана-разведчика, как Шурале Сабаев. Немцы, крепко получив этой зимой по зубам под Сталинградом, вообще озверели. Дошло до того, что, едва ли не впервые с 41 года, в охоте на партизан, ранее отданной на откуп татарским добровольцам и румынам, приняли участие и кадровые части вермахта. Раньше-то, случалось частенько, даже местное командование «фельдполицай», получив от татарских «оборонцев» сообщение: «Зажали-де партизан на окраине посёлка, присылайте расстрельную команду…», махали рукой: «Сами справляйтесь. Живодёрня – по вашей части…» А теперь и в самую мартовскую непогоду, в слякоть и метель, могли в горах объявиться цепи автоматчиков в каменно-серых куртках горных стрелков, подгоняя разношёрстную орду добровольцев.

С тех пор как немцы взялись за очередное «окончательное решение партизанского вопроса», горстка оставшихся в живых, ослабевших и измученных, партизан оказалась полностью блокированной в горах и фактически обречённой на вымирание. Вывоз больных и раненых на Большую землю почти прекратился, а редкие операции превратились, по сути дела, в бои за пропитание.

Хотя и тут трудно сказать, кто у кого харчи грабил. Для партизан отбить из румынского обоза лошадёнку на убой – и то было редким везением, поскольку татарские хозяйства, как осиные гнезда, трогать было себе дороже. А для самих татар охота за грузами, которые сбрасывались партизанам с парашютов, как манна небесная, дальними бомбардировщиками, – стало чем-то вроде национальной забавы. Меньше трети перепадало голодным партизанам: обычно заставали разведгруппы уже раскуроченные парашютные гондолы, а нередко и засады.

На таком безрадостном фоне принять сразу два транспортных «Ли-2», наверняка хорошо загруженных продуктами и боеприпасами, и обратным рейсом эвакуировать больных и раненых, – а это почитай две трети отряда! – да ещё пленных отправить, казалось удачей редкостной. Но и затеей крайне сомнительной. Да что там, почти невыполнимой. Двухмоторный солидный «Ли-2» – это, всё-таки, не кроха «У-2», снаряжённый пламегасителем и шумоизоляцией двигателя, который может беззвучно, как ведьмина ступа, приземлиться на любом скальном уступе.

Но и забрать, даже в шикарном штабном варианте «У-2ШС», может он не больше четырёх человек, как в последний раз, когда прилетели отчаянные девчата за Бесединым. А отправлять надо полсотни. Так что ожидалось два транспорта. Две немаленьких машины бывшей гражданской авиации. А в этих местах и одну посадить некуда. Куда ни глянь, – словно руины древнего замка, высятся в слоистой пелене тумана мрачные башни и зубцы скал, утёсы и уступы, куда только горные козлы, дразня голодное воображение, взбираются с лёгкостью дыма.

Примечания

1

Чуть позже ЦИК СССР принял, 10 июля 1934 г., постановление «Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел СССР», в состав которого вошло ОГПУ СССР, переименованное в Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). Первым наркомом внутренних дел СССР был назначен Генрих Ягода, бывший многолетний заместитель вовремя умершего (возможно, не без помощи зама) Менжинского. Затем наркомами становились Ежов и Берия.

2

Указ от 28 августа 1941 г. Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья, и меры по переводу военнослужащих-немцев в тыловые части».

3

С апреля 1943 года управление военной контрразведки передавалось из ведения Наркомата госбезопасности в ведение Наркомата обороны. Как следствие, при комплектовании органов контрразведки преимущество отдавалось офицерам из числа фронтовиков, прошедших краткосрочные курсы…

4

Ну не верится нам никому, ладно уж бы Суворову или Гарееву, а то и Старикову, и ещё дюжине умников, – из-за чего, почему и в чём смысл такого тщания кремлёвских властей. Даже Д. Андрееву, прости господи, нет сил поверить…

5

«Установив связь с национально настроенными лицами среди местного населения, создать на их основе повстанческие организации, способные оказать помощь вермахту во время вступления в Грузию… При осуществлении данного задания особое внимание уделить дезертирам грузинской национальности, обладающим оружием. Развернуть на данной основе массовое партизанское движение против советских оккупантов и организовать при приближении передовых частей вермахта массовое национальное восстание. С этой целью личный состав забрасываемых в Грузию групп снабжен, пронумерованными с обратной стороны, эмблемами в виде кавказского кинжала. Точно такими же, которые носят на левой стороне кепи горные егеря соединения особого назначения абвера “Бергманн”. Данные эмблемы должны выдаваться членам местных повстанческих организаций, служа отличительным знаком их причастности к повстанческому движению…»

6

ДВН – дети врагов народа, широко известная по тем временам аббревиатура.

7

На следующий вечер лидер эсминцев «Ташкент», загруженный «под завязку» ранеными и эвакуированными, вырвался из обречённого города. Он вывез, кроме людей, часть полотна Панорамы, гениального творения Рубо. Почти весь переход приходилось отражать воздушные атаки. Мастерство и «чутьё» капитана П. Ярошенко выручали, хотя уже в непосредственной близости от Новороссийска две бомбы всё же настигли корабль. Повреждённый «Ташкент» дотянул до причала и благополучно разгрузился. После ремонта вошёл в строй.

8

Feldpolizei – «Полевая жандармерия» (нем.)

9

Отдел абвера при штабе армии, группы армий, по сути – «абверкоманда».

10

«Тайной полевой полиции», на которую замыкалась «полевая».

11

«Танкоремонтный завод»

12

Der Meerrettich ist des Rettichs nicht leckerer – немецкая пословица.

13

«Пролетарии всех стран…»

14

СКА № 0112 и СКА № 0124.

15

П.Г. Новиков погиб в немецком концлагере в 1944 году.

16

Центрального штаба партизанского движения при ставке ГКО.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.