Наша Русь - История народа Рос. От ариев до варягов

В скандинавском происхождении слова «Русь» был убежден В.А. Брим. Именно этим обстоятельством он объясняет причины распространения географических названий, произведенных от основы «рус», в Новгородской губернии – области, давно связанной с Варяжским (Балтийским) морем: Порусье, Порусья, Старая Руса, Новая Руса, Околорусье, Русье, Русские Новики, Русское Огорово, Русская Болотница, Русская Волжа, Русково, Русаново и т. д. Брим приводит очень громоздкое объясненние, как из древнешведского «drot» (толпа, дружинники) и «drotsmenn» (дружинники) образовалось финское «Ruotsi», эстонское «Rots» и водское «Rotsi», что в конечном итоге, якобы, дало «Русь», закрепившееся за варягами; под этим названием варяги пришли к берегам Днепра, и это имя «быстро и прочно пустило корень среди славян и византийцев, истолковавших, может быть, имя «Русь» как «русый» или «???????», так как варяги-русы отличались красноватым цветом волос и лица»[155].

В последние десятилетия ХХ в. к финско-шведской гипотезе происхождения этнонима «русь» примкнули некоторые советские лингвисты и, в частности, Г.А. Хабургаев, который в исследовании, посвященном этнонимии «Повести временных лет», излагает свою концепцию возникновения и расширения значения понятия «русь». Ученый настойчиво проводит мысль о том, что «нет для этого этнонима опоры на восточнославянской почве», а в качестве одного из главных аргументов в защиту его скандинавского происхождения он приводит тот факт, что «на севере этот термин отразился как в славянских названиях местности (например, Руса-Старая), так и в ономастической номенклатуре соседних народов: финск. – суоми Ruotsi «шведы», Ruotsalainen «Швеция»; эст. Roots «шведы», Rootslane «Швеция»; водск. Rotsi «шведы»; ливск. Ruot’sli «Швеция». При этом финск. Ruotsi славянами могло быть воспринято только как русь, подобно тому как финское самоназвание Suomi в Новгородской (!) летописи передается как сумь, самоназвание Vepsi – как вьсь и т. д.»[156]. При всем уважении к этому крупному ученому все-таки приведенный аргумент следует признать неубедительным, так как, во-первых, он вовсе не доказывает, что «Ruotsi» трансформируется только в «Русь» и не объясняет, как это происходит и почему, а во-вторых, эта самая «ономастическая номенклатура соседних народов» относится именно к Швеции, но никак не к Руси. Сам же автор на следующей странице подчеркивает: «все не подвергшиеся славянизации прибалтийско-финские народы знают (и до сих пор сохраняют) этноним Ruotsi… для обозначения шведов (а не славян!)»[157]. Как же из этого можно делать вывод о применении этого этнонима по отношению к русским?

Оставляя без внимания возникающие вопросы и сомнения, к гипотезе В.А. Брима, связывающей название Руси с финским названием Швеции, примкнул и Г.С. Лебедев, который считает, что «Верхняя Русь является единственной областью, где имелись все предпосылки для такого преобразования в виде длительных и устойчивых славяно-финско-скандинавских контактов»[158]. Этой же версии происхождения названия Руси (Русь – от Ruotsi, а Ruotsi от *ro?s-) придерживаются и Е.А. Мельникова с В.Я. Петрухиным[159], и И.Н. Данилевский[160].

В версии о скандинавском происхождении имени русского народа много искусственных натяжек. На это неоднократно указывали наши авторитетнейшие ученые. Еще академик Б.Д. Греков, касаясь очень неуклюжей этимологии drotsmenn > Ruotsi > Русь, выстроенной Бримом, заметил: «Однако совсем не нужны эти излишне тонкие, но неверные филологические построения, когда мы имеем термин русь на юге во всей откровенной форме, не требующей никаких филологических комментариев»[161]. В.В. Мавродин писал: «Трудно себе представить, если стоять на позициях признания финского происхождения слова ruotsi – русь, почему восточные славяне, зная хорошо самоназвание шведов (свеи), норвежцев (урмане), датчан (дони), жителей Готланда (гъте), назвали шведов по-фински ruotsi. Нельзя объяснить, почему шведы в Восточной Европе взяли на себя чужое название, а не «прозвашася своим именем», почему в Швеции неизвестно название Русь, если, хоть и косвенно, оно пришло из Швеции»[162]. Мавродин отмечает, что термин «Russia» вошел в обиход в скандинавских языках лишь в XIII–XIV вв., до этого же употреблялся крайне редко и был книжным, а не взятым из живой речи, поэтому «не может быть сомнений в том, что термин Русь пришел в Скандинавию из Руси славянской, Руси Киевской»[163].

Один из крупнейших польских историков Х. Ловмяньский, которому принадлежит наиболее полное и обстоятельное исследование вопроса о русско-норманнских отношениях, утверждает, что лингвисты, выводившие слово «Русь» из «Ruotsi», превысили границы своих исследовательских возможностей[164]. Украинский историк П.П. Толочко, крупный специалист по истории Древней Руси, также считает, что «кроме некоторого созвучия, в словах этих мало общего, как бы искусно не пытались их сроднить»[165].

Советская скандинавист Е.А. Рыдзевская отмечала, что термин «русь» не может быть скандинавским. Эпоха викингов его не знала; в рунических надписях страна восточных славян называлась Гардар, в древнесеверной литературе – тоже Гардар или Гардарики, а единичное именование «Rusia» представляет собой исключительно книжный термин. В памятниках, написанных на местных языках, а не на латинском, этноним «русь» и производные от него географические названия появляются не раньше ХIII–XIV вв. Таким образом, собственно скандинавское происхождение этого этнонима совершенно исключается. В качестве предположения Рыдзевская считает возможным возникновение этнонима «русь» через посредство финского названия шведов – выходцев из местности Roslagen, хотя тут же замечает, что сопоставление «Ruotsi» и «Roslagen» небезупречно в фонетическом отношении[166].

К этому сомнению можно добавить еще одно. Ведь, если название Руси пришло из финского языка, было бы логично предположить, что и сами финны использовали бы тот же термин, однако они называли Русь Venaja, то есть страной венедов. Небезынтересно заметить, что даже Байер был уверен, что «россы восприняли свое название не от скандинавов» («non a Scandinavies datum est Rossis nomen»)[167].

Гипотезе северного происхождения этнонима «русь» противостоит гипотеза его южного происхождения. И ее сторонники имеют к тому серьезные основания. Ведь еще С.М. Соловьев, ссылаясь на арабских и греческих авторов, писал о том, что название «русь» на юге было распространено гораздо больше, чем на севере, и что, по всей вероятности, русь на берегах Черного моря была известна еще до середины IX в., то есть задолго до прибытия Рюрика с братьями[168]. А.Н. Насонов писал, что «Русская земля получила свое название от имени местного южного населения», что имя это было «местного, исконного происхождения», которое в период образования государства у восточных славян «было уже народным и, может быть, когда-либо в очень далеком прошлом было племенным»[169]. П.Н. Третьяков, термин «русь/рось» также признает местным топонимическим образованием юга Восточной Европы, непосредственно связанным с бассейном реки Роси, одного из правых притоков Днепра, где это название «с глубокой древности звучало как наименование племени или целой группы племен»[170]. М.Н. Тихомиров писал: «Название Русь – древнее прозвище Киевской земли. Центром указанной местности был бассейн Роси. Быть может, первоначальное название Роси распространялось на все среднее течение Днепра, а корень рось, возможно, уже заключен в геродотовском названии Днепра – Борисфен»[171]. Б.А. Рыбаков полагает, что союз славянских племен Среднего Поднепровья принял имя одного из объединившихся племен – народа Рос, или Рус[172]. Последнее же, по его мнению, совпадает «с названием реки, где это племя жило, и Родь (или Роди) – название того же племени, но происходящее от главного «града» племенного центра, расположенного на высокой неприступной горе у впадения Роси в Днепр»[173]. Подтверждение своей гипотезе о южном происхождении топонима «русь» ее сторонники видят, во-первых, в распространенности в районе Среднего Поднепровья гидронимов, связанных с названием «Русь» (Рось, Россава, Роставица), а также в том, что Русь как название славянского народа и их страны неоднократно упоминается арабскими писателями в сочинениях, написанных еще до призвания варягов. Происхождение же самого этнонима большинство из них связывают с названием реки Рось, более глубокая этимология которого ими не прослеживается.

Интересно отметить, что версия о том, что русский народ получил свое имя от реки, имеет очень древние корни. Так, еще в Густинской летописи сообщается, что имя Русь – «от реки, глаголемая Рось»[174]. В.В. Мавродин сообщает, что сын Ивана Грозного Иван Иванович в приписке на богослужебной книге (служба Антонию Сийскому) подчеркивает: «… нарицается Русь по реке Русе»[175]. Однако здесь нелишним было бы обратить внимание на следующую деталь: автор «Повести временных лет», рассказывая о расселении славян по земле, делает особую оговорку в отношении тех племен, которые получили свои имена по названиям рек. Например: «Яко пришедше, с?доша на р?ц? им?немъ Марава и прозвашас? Морава» или «инии с?доша на Двин?и нарекошас? Полочане, р?чьки ради, яже втечеть въ Двину, им?немъ Полота, ?т сея прозвашас? Полочане»[176]. Однако в отношении народа русь летописец подобной оговорки нигде не делает.

Образование этнических названий от гидронимов – явление довольно распространенное. Примерами этого могут служить уже названные выше моравы – от реки Моравы, полочане – от Полоты, а также бужане – от Буга, балкарцы – от реки Балк (кабардинское название реки Малки на Северном Кавказе) и т. д. Но рассматриваемый случай совсем иной. Дело в том, что гидронимы и топонимы с корнем «рос/рус» известны не только в районе Среднего Днепра, они во множестве представлены во всей Восточной и Центральной Европе (только в Карпатах их насчитывают семьдесят шесть, в том числе десять рек[177]), а кроме того, они нередко встречаются и в Западной Европе, и даже в Азии. И если подходить к этому вопросу формально, то, как остроумно заметил В.П. Кобычев, «значительное количество… названий с неменьшим успехом, чем днепровская Рось, могло бы претендовать на право считаться родоначальником этнического имени русь»[178]. Впрочем, еще в XIX веке русскими историками уже выдвигались подобные предположения относительно Закарпатья и Юго-Восточной Прибалтики (О. Васильев, Н.И. Костомаров, И.П. Филевич), которые не получили поддержки среди ученых. При более внимательном рассмотрении все эти географические названия или сами происходят от имени росов-русов, широко расселившихся по Европе, или же восходят к фонетически созвучным словам из каких-либо древних языков индоевропейской группы. Например, одно из многих значений санскритского слова rasa – «вода», в кельтском языке rus, ros означает «озеро». И именно с понятиями «вода», «река» связывал термины «рось» и «русь» русский исследователь прошлого века С. Гедеонов, считая их однокорневыми со словами «русалка», «ручей», «русый» (по цвету воды), «русло»[179].

Некоторые сторонники южного происхождения этнонима «русь» производят его от иранских слов со значением «светлый», проводя параллели, например, с осетинским ruxs/roxs (свет, светлый), персидским ruxs (сияние), древнеиранским aurusa (белый) и т. д., имея в виду указания многих мусульманских писателей на красный (рыжий) цвет славян и русов, в частности. На это обращали внимание аль-Ахталь, аль-Масуди, абу-Амру, абу-Мансур, ибн-Фадлан и др[180]. Следует заметить, что на арабском языке слово «красный (рыжий)» часто обозначает и «русоволосый», «блондин». Но эта версия вызывает ряд вопросов. Во-первых, если в этом случае имеется в виду светлая кожа, светлые волосы славяно-русов, то непонятно, почему это имя восприняли темноволосые днепровские славяне (об этом же, кстати, вопрошал и Х. Ловмяньский) и почему его не приняли по отношению к себе белокурые и голубоглазые германцы? Во-вторых, если краснолицые обитатели северных стран поражали своим необычным внешним видом арабов, привыкших к смуглолицему типу жителей юга, то почему этот термин восприняли по отношению к себе славянорусы, которые жили в окружении людей, подобных себе, и для которых светлый тип кожи был обычным явлением? В-третьих, этнология не знает других славянских этнонимов, которые бы возникали по таким внешним признакам людей, как цвет кожи или волос. К тому же, вышеприведенные иранские слова переходят в «рус-рос» уж с очень большой натяжкой.

На последнее обстоятельство, в частности, обратил внимание О.Н. Трубачев, который полагал, что иранская праформа *rauxsna с ее придыхательным согласным и суффиксом – naмало подходит в качестве источника слова «русь». Трубачев разрабатывал индоарийскую этимологию этнонима, предлагая в качестве его источника близкую по значению бессуффиксную древнеиндийскую форму ruksa-, которая должна была измениться в *russ-в результате упрощения согласных. В отличие от сторонников предыдущей гипотезы ученый высказал предположение, что существовала древняя (дославянская и дотюркская) региональная традиция именования Северного Причерноморья «Белой, Светлой страной», в результате чего появился и этноним «рос», первоначально тяготевший к Тавриде, Приазовью и Северному Причерноморью и применявшийся к какому-то особому народу; с появлением же здесь славян этот древний инородный этноним постепенно стал насыщаться новым этническим содержанием. Эта гипотеза была подкреплена сопоставлением с этимологическим значением этнонима «куман» (половцы), что означает «беловатый, беловато-желтый»[181].

Этимологию Трубачева подверг критике немецкий лингвист Г. Шрамм, который считал, что упрощение ks в s(s) при варианте ruksa– > *russ-является труднодопустимым, поскольку s, по его мнению, должна была дать s, а не s. К тому же, отмечает Шрамм, восточные славяне в IX в. иноязычное u передавали через ъ, поэтому следовало бы ожидать славянское «ръс» с последующим переходом в «рос», но никак не в «русь», учитывая, что в этом слове у – долгое[182]. Эти критические замечания немецкого ученого не убедительны. Во-первых, в рассматриваемом случае u не могло перейти в ъ, поскольку старославянский нелабиализованный гласный средне-верхнего подъема, заднего ряда ъ происходит из индоевропейского краткого *u (например: дъшти < и.-е. *dhutger; ср.: греч. ???????, лит. dukte)[183], в то время как в этнониме «русь», как это подметил и сам Шрамм, у – долгое. Во-вторых, переход s в s (ш-> с) известен в индоевропейских языках и имеет название «шатва», о чем будет сказано немного ниже.

В начале двадцатых годов нынешнего столетия В.А. Брим, о котором уже шла речь выше, предпринял попытку объединить северную и южную версии происхождения имени русского народа. Отстаивая скандинавский вариант происхождения термина «русь», он не мог не обратить внимания на широкую распространенность корня «рос» в географических названиях южной России, что, по его мнению, неопровержимо доказывает существование «уже в очень древнее время… у Черноморья и, в частности, на юге России» какого-то историко-географического термина «Рос». «И, конечно, не может быть сомнения, – пишет ученый, – что он оказал влияние на образование национального имени русской народности»[184]. Двойственная огласовка корня (через о и через у) вызвана, по его убеждению, тем, что в терминологии «Россия» – «Русь» сплетены два течения: одно – идущее с юга, другое – идущее с севера. Когда варяги, рассуждает Брим, пришли к берегам Днепра и принесли с собой новое племенное название «Русь», «оно оживило на юге старую прочную традицию вокруг термина «Рось»[185]. По его мнению, эти два термина имеют совершенно разное происхождение и только волею исторических судеб они встретились и продолжают мирно жить в словах «Россия» и «русские». С этим согласиться нельзя. Как будет показано дальше, взаимозаменяемость о и у в имени русского народа (как, впрочем, и во многих других словах) есть явление исторической грамматики русского языка, которое подтверждает факт глубокой древности как самого народа, так и его этнонима и свидетельствует о широком расселении древних русских племен по территории Европы.

Попытался, но не сумел объединить известные ему различные гипотезы происхождения имени русского народа Г.В. Вернадский. Напомнив, что в древности под названием Рос были известны река Волга, часть Немана, приток Донца Оскол, притоки Наревы и Шескзупа, что Дон назывался Русской рекой и т. д., он высказывает мысль о возможности того, что «название рос (иначе русь)… произошло в иранский период»[186]. Это название, по его мнению, могли оставить рекам «сарматские племена аорсы и роксоланы», которые «распространились уже во втором веке до н. э. по территории Волги, Дона, Донца и Днепра». Имена этих племен он связывает с иранскими словами ors или uors (белый) и rukhs (светлый). В дальнейшем «иранское племенное имя могло быть рационализировано местными славянами с помощью их собственного языка (рос от роса)», а торговые отношения могли «привести к распространению имени рос на север». Однако, стараясь примирить эту гипотезу с норманнской теорией, он добавляет: «Но, скорее всего имена, подобные рос и русь, появились в северном регионе в более поздний период готов или даже варягов»[187].

Своеобразную гипотезу возникновения имени русского народа из соционима разработал С.В. Юшков в статье, посвященной начальным этапам Русского государства и напечатанной в 1940 г. В целом, он тоже примыкает к южному варианту происхождения этнонима «русь»: «И византийские, и арабские источники, – пишет автор, – говорят о руси, как о народе, жившем или неподалеку от Черного моря, или же даже на побережье Черного моря»[188]. Своеобразие же его гипотезы состоит в том, что, по его мнению, термин «русь» получил этническое содержание позднее, а первоначально он был термином социальным. Юшков отмечает, что в VIII–IX веках у восточных славян имелась «особая социальная группа», носившая это имя и потом передавшая его всему народу. Эта социальная группа первоначально состояла из купцов, ставших «организаторами первых государств, возникших на территории восточного славянства», далее к ним присоединяются профессиональные воины, ремесленники, родо-племенная знать, которые говорили «на особом, более развитом, нежели наречия славянских племен, языке», имели «более высокую культуру, развивавшуюся под значительным арабским и византийским влиянием», и с течением времени эти социальные группы «настолько резко стали отличаться от массы общинников, которая их окружала и которая платила им дань и находилась под их властью, что возникла необходимость в особом названии этих групп. Так возникло название русь»[189].

Думается, что на появление гипотезы Юшкова оказали влияние размышления над словом «русь» В.О. Ключевского, который, правда, считал, что его первоначальное значение было племенным: «так называлось то варяжское племя, из которого вышли наши князья». И лишь потом, по мнению последнего, «это слово получило сословное значение: русью… назывался высший класс русского общества, преимущественно княжеская дружина, состоявшая в большинстве из тех же варягов»; позднее оно получает «географическое значение» и, наконец, в XI–XII вв. приобретает смысл политический: «так стала называться вся территория, подвластная русским князьям»[190].

Надо заметить, что впоследствии многие ученые будут обращаться к этой модели Ключевского, используя отдельные составляющие ее части. Юшкова в этой модели привлекла ее вторая часть, которую он очистил от норманнского налета и приспособил к южному варианту. Но уже Б.Д. Греков констатировал, что признать эту точку зрения правильной не представляется возможным, «поскольку мы имеем основание считать этнический термин «русь» более ранним, чем наименование тем же термином «социальной группы», отмечаемой нашими источниками»[191]. Много позже А.А. Горский, адресуясь к тем авторам, которые время от времени делают попытки реанимировать эту «социальную» версию происхождения названия «Русь» (правда, уже без ссылок на ее родоначальников), заметит: «В отечественных источниках нет данных, дающих убедительные основания предполагать наличие у термина русь социального смысла»[192].

Однако в последние годы эту же гипотезу вновь включили каждый в свою книгу В.Я. Петрухин и И.Н. Данилевский. Первый пишет об «исходной социальной окраске слова «русь»», которое употреблялось для обозначения княжеской дружины, а впоследствии, в процессе «окняжения племенных территорий» оно «распространилось на подвластные князю земли и воспринималось там, прежде всего, в качестве политонима»[193]. Второй автор считает, что многие вопросы снимаются, «если признать, что слово «русь» не рассматривалось авторами древнерусских источников как этноним» и настаивает на том, что «русь – термин, относящийся не к этническому, а к социальному тезаурусу восточных славян» и в этом смысле «может относиться к представителям различных этнических групп: датчанам, шведам, норвежцам, финнам, восточным славянам и славянам Восточной Прибалтики»[194]. Нам же думается, что подобная трактовка не только не снимает возникших вопросов, но вызывает много новых.

К мнению о том, что «сущность термина «русь» – соционим, а не этноним», склоняется и Г.И. Анохин[195]. Но в отличие от вышеназванных авторов последний происхождение этого «соционима» связывает со значением «дородный», «богатый», которое, по его мнению, имеет слово «рус», «рос», «русь» во всех индоевропейских, а также в финно-угорских языках[196]. В этой версии тоже нельзя не усмотреть явные натяжки и бездоказательность.

Стремлением объяснить, почему этнический термин «русь» в одних случаях фиксируется на юге нашей страны, а в других – на севере, в районе южного побережья Балтийского моря, является и так называемая «ругская» гипотеза, которую отстаивает В.П. Кобычев[197]. Ссылаясь на Страбона, Тацита, Иордана, он полагает, что первоначально этноним «русь» сложился на южном побережье Балтики, где уже с первых веков нашей эры были известны племенные наименования сходного семантического корня: «луги», «руги», «роги». Движение готов вынудило часть ругов во II–III вв. н. э. передвинуться в Подунавье и Прикарпатье. К середине V в. они уже известны на среднем Дунае. «Не исключено, – пишет Кобычев, – что именно здесь руги окончательно утратили свою самостоятельность и ославянились, оставив по себе память лишь в имени, которое на славянской почве в соответствии с законом второй (третьей?) палатализации, подобно словообразованиям кън?sь из немецкого Konig или – ihн?s «мелкая монета» из Pfennig, приобрело форму русь/рось»[198].

Аналогия совершенно неудачная, поскольку здесь ученый явно не разобрался с законами палатализации. По второй палатализации заднеязычный согласный *g перед гласными *e и *i дифтонгического происхождения изменялся в *d’z’(позднее– в z’), но, во-первых, это предполагало бы сохранение твердого g в единственном числе именительного падежа при мягком z’ во множественном числе (как, например: другъ – друзи, рогъ – рози) и, во-вторых, звук g не мог перейти в s. Третья палатализация, в отличие от второй, была прогрессивной, то есть изменение заднеязычного согласного вызывалось предшествующим гласным переднего ряда, а не последующим, а в словах «роги», «руги» согласному g предшествуют гласные заднего ряда. Таким образом, по законам палатализации, «роги-руги» никак не могут измениться в «рось-русь».

И, тем не менее, высказанная гипотеза продолжает свое существование. Как ни досадно, но аналогичного мнения придерживался и А.Г. Кузьмин. В отличие от предыдущего ученого, который не затрагивал вопроса об этимологии этнического термина «руги», последний связывал этот этноним (руги-русы) с понятием «красный», «рыжий», а многообразие вариантов этого названия (руды, роки, рены, руци, рузы и т. д.) он объяснял особенностями фонетики у разных народов[199]. Надо отметить, что в целом «ругская» гипотеза, особенно в трудах А.Г. Кузьмина, содержит много ценного, и мы в дальнейшем еще будем к ней обращаться. Что же касается этнонима «рос», то он, как это будет показано немного ниже, появился гораздо раньше этнонима «руги» с его многообразными вариантами; каждый из них имеет свою особую, независимую одна от другой этимологию (о происхождении и значении названия «руги» будет рассказано в § 3 IV-й главы).

Нельзя не остановиться, хотя бы вкратце, еще на некоторых гипотезах, которые никак не связаны с вышеизложенными и в гораздо меньшей степени были удостоены внимания со стороны официальной науки и критики.

Так, русский историк XIX в., профессор Московского университета Ф.Л. Морошкин считал, что в этнониме «росс» заложен принцип роста, а слово «Россия» означает «древлянская», или «лесная» земля, что, по его мнению, подкрепляется таким семантическим рядом, как: Россия – Roscia – роща. Полагая, что это слово звучит в различных видовых названиях растительного царства, он находил славяно-росов во всех местностях, названия которых походили на названия растений, насчитав до восьми мест, откуда они могли выйти. Например, Ракушино – название нескольких деревень в Новгородской губернии – означает, как считает Морошкин, «лесное селение», поскольку в него входят корни русских слов «ракита», «рогожа», «рог (рожь)», «рука», «руга», «рай», «раз» или «рез» (рост процента согласно «Русской правде»). Все эти названия, поясняет автор, – русские и совершенно понятны: «рог» – нарост на лбу, но в древние времена это слово означало и «лес», на Украине оно и теперь сохранило это значение, «руга» – земля с лесными угодьями, «рука» – ветвь организма, особый вид «рога». По-латыни, – продолжает свои рассуждения Морошкин, – «рус» означает «деревня», а в корне этого слова – тоже «дерево»[200]. Нетрудно заметить, что здесь в один семантический ряд попали слова, имеющие совершенно различный смысл и различную этимологию, поэтому принимать всерьез эти рассуждения никак нельзя.

А. Вельтман, также историк прошлого века, имя русского народа связывал с санскритским rajan (раджа, царь) и, исходя из этого, названия «Русь», «Руссия» переводил как «земля князей русских, то есть родовых владык»[201]. Но даже не нужно быть специалистом, чтобы признать подобную этимологию абсолютно невозможной.

Наш современник Г.С. Гриневич, геолог по профессии, но много сил потративший на дешифровку праславянской письменности и опубликовавший свой труд в первом томе «Энциклопедии русской мысли», ставит знак равенства между словами «рысь» и «русь», «рысичи» и «русичи», считая, что рысь в давние времена считалась тотемом наших предков и дала название древним русам[202]. Вполне возможно предположить, что какой-то русский род действительно называл себя рысичами, связывая свое происхождение с рысью, но только к имени всего русского народа этот гипотетический тотем никакого отношения не имеет. Дело в том, что название зверя «рысь» этимологически восходит к общеславянскому *lysь, а последнее, в свою очередь, происходит от индоевропейского *leuk’– (*louk’-, *luk’-) со значением «светиться» (ср. русские «луч», «лысина»), «гореть», а также «видеть» и связано с характерным свойством кошачьих глаз светиться, как бы «гореть» в темноте[203]. Звук р в слове «рысь» появился значительно позднее, в результате контаминации (ср.: рыскать от общеславянского корня *risk-со значением «быть в движении», «стремиться»), в то время как в слове «русь» он является изначальным.

Похожую версию, но более громоздкую и еще менее вероятную создал и В.