Актуальные проблемы современной мифопоэтики

Яна Всеволодовна Погребная

Актуальные проблемы современной мифопоэтики

Пояснительная записка

Учебное пособие по специальной дисциплине магистратуры «Актуальные проблемы современной мифопоэтики», программа «Теория литературы» предназначено для представления авторской научной концепции предлагаемой дисциплины, как в конспектах лекций, так и в материалах для подготовки к практическим занятиям. Данная специальная дисциплина репрезентирует авторскую научную концепцию и ее программа и учебно-методическое обеспечение составлены сугубо в соответствии с авторской концепцией дисциплины в целом.

В системе учебно-методического комплекса по специальной дисциплине данное пособие принципиально не дублирует основную литературу по теоретическому содержанию дисциплины. Фундаментальные литературоведческие труды по сравнительному литературоведению, проактуализированные в списке «Основной литературы» широко доступны, их основные положения не только не подвергаются в современной науке сомнению, но выступают как базовые, наукообразующие. Данное пособие составлялось с учетом необходимости как концентрированного изложения теоретического содержания дисциплины, которая призвана послужить итоговым, обобщающим звеном в процессе изучения историко-литературных дисциплин, как по русской, так и по зарубежной литературе, так и необходимости изложения собственной концепции мифопоэтики, сложившейся в научных трудах и докторской диссертации автора.

Целью предлагаемого магистрантам учебного пособия выступает изложение авторской научной концепции неомифологизма в системе идентифицирующих параметров и признаков и способов реализации неомифологического содержания в литературе Нового времени. Теоретический материал в пособии соотнесен с монографиями автора и представляет собой их обобщенное изложение, адаптированное к содержанию данной учебной дисциплины.

Учитывая специфику обучения в магистратуре чрезвычайно важно приобщить магистрантов к актуальным направлениям современных литературоведческих исследований, способствовать их включению в парадигму развивающегося и обновляющегося научного знания. Поскольку пособие сформировано на основе научных трудов преподавателя, направлено на репрезентацию его научной концепции, оно вполной мере отвечает требованиям формирования магистранта как ученого-исследователя, стоящего на передовых позициях в современном научном знании.

Учебное пособие делится на следующие разделы:

1. Развернутые планы лекций со списками литературы.

2. Конспекты лекций.

3. Материалы для подготовки к практическим занятиям.

Включение материалов для подготовки к практическим занятиям в учебное пособие обусловлено необходимостью показать и теоретически подтвердить на материале анализа конкретных художественных произведений, как теоретическая

Включение в пособие не только конспектов, но и развернутых планов лекций, кроме того, обусловлено спецификой обучения в магистратуре. Каждая лекция в магистратуре может быть обеспечена отдельной монографией, отдельным учебным пособием. Темы лекционных занятий чрезвычайно емкие, лекция презентует обширный теоретический материал, обобщает целое направление научных исследований в данной области. Поэтому важно увидеть и осознать место теоретического материала каждой лекции в научной парадигме всей дисциплины. С этой целью каждая лекция снабжена обширными списками литературы, которые магистрант прорабатывает самостоятельно. В конспектах лекций предлагается не конспект основной литературы по актуализируемому вопросу, а авторский научный вариант его решения, выработанный самим ученым. Магистранты должны соотнести, предлагаемую автором концепцию с теми, которые представлены в рекомендуемой научной литературе.

Материалы для подготовки к практическим занятиям призваны показать, как репродуктивное знание на материале конкретных анализов трансформируется в продуктивное, как авторская концепция разрешения конкретной исследовательской задачи находит выражение в предлагаемых материалах анализа. Каждое из практических занятий продолжает теоретическое освоение проблемы, начатое на лекциях. Так концепция мифа и архетипа, как основополагающая для неомифологизма, находит преломление в анализа романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»; концепция мифологических аналогий как один из способов порождения современного неомифа – в анализе значение кельтских реминисценций в романе В.В. Набокова «Лолита»; концепция порождения неомифа путем транспонирования времени-пространства современного эпоса в анализа рассказов современного писателя Д. Быкова («Можарово», «Выявление», «Обходчик»).

Ко всем конспектам лекций и материалам для подготовки к практическим занятиям даны вопросы и задания, направленные как на выявление репродуктивных знаний, так и на формирование продуктивных путем перенесения приобретенных теоретических знаний и компетенций литературоведеческого анализа на анализ художественных произведений, выступающих объектами исследования в магистерских диссертациях или выбранных из современной литературы. Такого рода самостоятельные научные исследования способствуют формированию научной индивидуальности магистранта как будущего исследователя и открывают новые смысловые грани и исследовательские перспективы в развитии собственной научной работы и выработке собственной научной концепции.

Теоретическое содержание дисциплины

Развернутые планы лекций

Мифопоэтика как часть поэтики. Термины мифопоэзия (М. Бодкин, Н. Фрай), неомифологизм (Е.М. Мелетинский), мифоцентрическая или мифогенная литература (С. А. Козлов). Неомифологизм как способ анализа современного мифомышления и его выражения в художественном творчестве. Спонтанное, стихийное и рациональное начала в современном мифотворчестве.

Идентификация неомифологизма в системе признаков.

Основные параметры мифологического мышления космической стадии:

– мифа и действительности, означаемого и означающего, вымысла и правды, миф как описание и воссоздание мира и как сам мир;

– цикличность времени, принцип повторяемости, обращенности ко времени творения;

– предперсональность героя, стремление мифа к единичности героя, сведению нескольких героев к метаморфозам единого.

Особенности реконструкции мифа в науке и в искусстве. Миф и литературное творчество. Полемика о необходимости фольклора как промежуточного звена в реконструкции мифа. Архаический миф и современный неомифологизм: черты сходства и различия.

Неомифологизм как метод исследования явлений искусства и литературы. Неомифологизм как художественная система, литературная данность, художественное качество произведения.

Основная:

1. Апинян Т.А. Мифология: теория и событие. – СПб., 2005.

2. Ермолин Е.А. Миф и культура. – Ярославль, 2002.

3. Иванов Вяч. Вс. Избр. Труды по семиотике и истории культуры. Т.2. Исследования в области мифопоэтического. – М., 2004.

4. Косарев А. Философия мифа. Мифология и ее эвристическая значимость. – М., 2000.

5. Пятигорский А.М. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. – М., 1996.

6. Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. Т.1. Теория и некоторые частные ее приложения. – М., 2004

7. Элиаде М. Аспекты мифа. – М., 2000.

Дополнительная:

1. Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. – М… 1990.

2. Лосев А.Ф. Из ранних произведений. – М., 1990.

Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. – М., 1995.

3. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. – М., 1995.

4. Топоров В.Н. Неомифологизм в русской литературе начала XX века //

А. Кондратьев. На берегах Ярыни. – Edizioni di Michael Yevzlin. Trento, 1990.

4. Цивьян Т.В. Оппозиция мифологическое/реальное в поздних мифопоэтических текстах // Малые формы фольклора. Сб. ст. памяти Л.Г. Пермякова. – М., 1995. С. 131–138.

Источники:

1. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. – М… 1986.

2. Козлов С.А. Мифологическое направление в литературоведении США. – М., 1984.

3. Стеблин-Каменский М.И. Миф-фольклор-литература. – Л., 1978.

4. Стеблин-Каменский М.И. Миф. – Л., 1976.

Неотчуждаемость мифологических смыслов от любой формы художественного творчества. Разная степень их выявленности и художественно-смысловой значимости. Возможность декларации «вездесущности» мифа в начале XX века после открытия К.-Г. Юнгом архетипов «коллективного бессознательного». Концепция уровней сознания в психоанализе и идеи «этажности» сознания. Юнговское понимание архетипа. Разновидности архетипов: тень, анти – я; дитя – мать; anima-animus, персона-самость, мудрый старик – мудрая старуха. Архетип и «индивидуация» – «построение недостроенного «Я»» (С.С. Аверинцев). Преодоление архетипа и переход на новую ступень развития личности через ритуал (инициация как восхождение от дитяти, свадебные испытания как преодоление anima, обретение гармонии между персоной-самостью как способ социализации, магические, шаманские посвящения как восхождение к архетипу мудрого старика). Утверждение всеобщности, универсальности архетипов и общей причастности к коллективному бессознательному.

Адаптация теории архетипов к исследованиям художественного произведения в мифо-ритуальной, кембриджской школе. Работа М. Бодкин «Архетипические модели в поэзии» и ее значение.

Теории мифа в XX веке. Фундаментальные исследования Дж. Фрэзера и Э. Тэйлора. Магия и анимизм как концепции мифологического мышления. Ф. Боас и концепция первобытного мышления Л. Леви-Брюлль и его исследования. Концепция прелогического мышления как мышления мифологического. Принцип партипации как способ порождения мифа. Теория метафоры Э. Кассиера. Мифологическое мышление как мышление символическое. Тотальный символизм мифа. Способы порождения современного мифа путем партипации (через метонимию) и путем метафоризации и символизации. Мифотворческие методы Ф. Кафки (принцип партипации и метафоризации, выражения макрокосма через микрокосм) и Дж. Джойса (принцип мифологических аналогий) как основные пути порождения неомифологического содержания в литературе XX века.

Способы раскодирования мифологических смыслов в произведении, не актуализирующем прецедентный мифологический смысл. Возможность идентификации неомифологизма как художественного качества путем применения неомифологизма как исследовательской стратегии. Современный миф как аналог, но не воспроизведение архаического. Современный миф как вторичная семиологическая система, воспроизводящая основные параметры архаического мышления.

Основная:

1. Башляр Г. Земля и грезы воли. Пер. с фр. – М., 2000.

2. Богомолов Н.А. Русская литература начала XX века и оккультизм. – М., 2000.

3. Долгенко А.Н. Мифологизация литературных текстов в русской декадентской прозе // http://gosha-p.narod.ru/Articles/Dolgenko.htm.

4. Землянова Л. М. Анагогическая метатеория Н. Фрая // Землянова Л. М. Современное литературоведение в США. – М., 1990.

5. Йожа Д.З. Мифологические подтексты романа «Король, дама, валет» // Набоков: pro et contra. Материалы и исследования о жизни и творчестве В.В. Набокова. Антология. Т.2.СПб., 2001. С. 662–695.

6. Мелетинский Е.М. Миф и XX век. // http:|// wwww.irex ff.ru

Дополнительная:

1. Башляр Г. Психоанализ огня. Пер. с фр. – М., 1993.

2. Гаврилова Ю.Ю., Гиршман М.М. Миф-автор-художественная целостность: аспекты взаимосвязи // Филологические науки. – 1993. – № 3.

3. Голан А. Миф и символ. – М., 1993.

4. Мелетинский Е.М. Аналитическая психология и проблемы происхождения архетипических сюжетов // Вопросы философии № 10, 1991. – С. 41–47.

5. Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. – М., 1994.

6. Сендерович С. Ревизия юнговской теории архетипа / Логос. – № 6. – 1995. – С. 144–164.

7. Юнг К.-Г. Архетип и символ. – СПб., 1991.

Источники:

1. Аверинцев С. С. Аналитическая психология К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии. //О современной буржуазной эстетике. – М., 1972. Вып. 3.

2. Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. – М., 1979.

3. Лифщиц М.А. Мифология древняя и новая. – М., 1980.

4. Фрай Н. Анатомия критики // Зарубежная эстетика и теория литературы. – М., 1987. С. 232–264.

5. Фрейд З. Психология бессознательного. – М., 1989.

6. Юнг К.-Г. Архетипы коллективного бессознательного // История зарубежной психологии 30-ые-60-ые гг. XX века. Тексты. – М., 1986. С. 159–170.

Пути и принципы сотворения неомифа в литературе Нового времени. Транспонирование как способ порождения неомифологического содержания. Объекты транспонирования: автор – герой, время – пространство.

Способы раскодирования мифологических смыслов в произведении, не актуализирующем прецедентный мифологический смысл. Возможность идентификации неомифологизма как художественного качества путем применения неомифологизма как исследовательской стратегии.

Современный миф как аналог, но не воспроизведение архаического. Современный миф как вторичная семиологическая система, воспроизводящая основные параметры архаического мышления.

Концепция автора-демиурга и участника неомифологического транспонирования. Проблема «смерти автора» и его воскресения в системе неомифологической космогонии.

Основная:

1. Апинян Т.А. Мифология. Теория и событие. – СПб., 2005.

2. Аполлодор. Мифологическая библиотека. – М. 2004.

3. Карлова О.А. Miphos sapiens – миф разумный. – М., 2001.

4. Кассиер Э. Избранное. Индивид и космос. М.-СПб., 2000.

5. Косарев А.Ф. Философия мифа. – М., 2000.

6. Леви-Стросс К. Путь масок. – М., 2000.

7. Леви-Стросс К. Тотемизм сегодня. – http://text.masru/fi/osof/s/1.htm).

8. Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. Т.1. Теория и некоторые частные ее приложения. – М., 2004

9. Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. – М., 1999.

Дополнительная:

1. Кассиер Э. Миф и религия // Философские науки, 1991. № 7. С. 97–134.

2. Малиновский Б. Магия, наука, религия. – М., 1998.

3. Топоров В.В. Пространство и текст. // Из работ московского семиотического круга. – М., 1997.

4. Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. Пер. с англ. – М., 1996.

Источники:

1. Боас Ф. Ум первобытного человека. – М.-Л., 1926.

2. Кассиер Э. Теория метафоры. – М., 1983.

3. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. – М., 1937.

4. Тертерян И. Человек мифотворящий. – М., 1988.

5. Тернер В. Символ и ритуал. – М., 1983.

6. Токарев С. Религия в истории народов мира. – М., 1976.

7. Тэйлор Э. Первобытная культура. – М., 1989.

8. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. – М., 1983.

Космогонический миф в структуре архаической мифологии. Космогония и ритуал. Назначение и смысл космогонии. Центральная оппозиция: хаос – космос и ее метаморфозы. Космогонический миф и тотем. Материал (источник) творения. Маркирование частей космоса. Утверждение и снятие оппозиций. Время творения и принцип «вечного возвращения» (М. Элиаде). Функции и назначение ритуала. Модели мироздания. Способы преодоления линейного времени и упрочения состояния мира. Циклическое время мифа и вечность. Космогония и эсхатология.

Миф и слово. Мифема – слово мифа. Происхождение мифа и теория «болезни языка». Слово и действие в ритуале. Назначение и функции слова в магии. Творящая сила слова. Современные концепции ритуала и заговора и новое понимание поэзии и пробуждения творческого сознания. Мифологическое и поэтическое слово. Миф и поэзия.

Основная:

1. Антонян Ю.М. Миф и вечность. – М., 2001.

2. Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства. Пер. с. фр. – М., 2004.

3. Березкин Ю. Трикстер как серия эпизодов // Труды факультета этнологии. – СПб., 2001. С. 97–164.

4. Иванов Вяч. Вс. Евразийские эпические мифологические мотивы // Евразийское пространство: Звук, слово, образ. – М., 2003. С. 13–54.

5. Кереньи К.К. Триксер и древнегреческая мифология. – СПб., 1999.

6. Косарев А.Ф. Философия мифа. – М., 2000.

7. Леви-Стросс К. Путь масок. – М., 2000.

8. Радин П. Трикстер. Исследования мифов североамериканских индейцев с комментариями К.-Г. Юнга и К.К. Кереньи. – СПб., 1999.

9. Садовская И.Г. Мифология. Учебный курс. – М.-Ростов-на-Дону, 2006.

Дополнительная:

1. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. В 3 т. – М., 1992–1994.

2. Байбурин А.К. Ритуал: свое и чужое// Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. – Л., 1990. – С. 313.

3. Голан А. Миф и символ. – М., 1993.

4. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. – Л., 1991.

5. Евзлин М. Космогония и ритуал. – М.,1993.

6. Шиндин С.Г. Пространственная организация русского заговорного универсума. Образ центра мира. // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. – М., 1993. С. 108–127.

7. Цивьян Т.В. О роли слова в тексте магического действия // Славянское и балканское языкознание. Структура малых фольклорных текстов. – М., 1993. С. 111–121.

Источники:

1. Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев. – М., 1986.

2. Кесседи Ф.Х. От мифа к логосу. – М., 1972.

3. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. Труды по языкознанию. – М., 1982.

4. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. – Л., 1986.

5. Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. – М., 1988. С. 16–42.

6. Топоров В.Н. Первобытные представления о мире // Очерки истории естественно-научных знаний в древности. – М., 1982. С. 8–41.

7. Элиаде М. Космос и история. – М., 1987.

Космогонический и героический миф. Герой и тотем. Герой и род. Тенденция мифа к единогеройности. Мифологический герой как воплощение метаморфоз единого. Единогеройность мифа и концепция мифологического времени. Герой и история. Универсальные, обобщающие биографии героя в мифо-ритуальной школе (Дж. Кэмпбелл), в теории индивидуации через преодоление предшествующего архетипа у К.-Г. Юнга. Модель биографии у П. А. Гринцера и Е.М. Мелетинского. Концепция круговорота метаморфоз героя в аспекте происхождения сюжета (Ю.М. Лотман).

Ипостаси героя как источник приема двойничества в романе Нового времени. Пути и способы трансформации мифа в эпос. Многогеройность эпоса и распад циклической концепции времени. Линейное время эпоса и судьба героя. Концепция линейного времени и эпический сюжет. Категории конца и начала, как маркирующие линейность времени и этапы судьбы героев эпоса.

Культурный герой и трикстер: тенденции к метатезе или отождествлению в неомифе. Причины транспонирования творца и разрушителя. Концепция героя в неомифе.

Основная:

1. Лотман Ю. Семиосфера. – С-Пб., 2000.

2. Элиаде М. Ритуалы и символы инициации. – http://swarog.ru

3. Элиаде М. Аспекты мифа. Пер. с фр. – М., 2000.

Дополнительная:

1..Кэмпбелл Дж. Герой с тысячью лицами. Миф. Архетип. Бессознательное. – К.: «София» Ltd., 1997

2. Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета // Ю.М. Лотман и тартуско-московская школа. – М., 1994.

3. Пятигорский А. М. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. – М., 1996.

4. Топоров В.Н. Эней – человек судьбы. К «средиземноморской» персонологии. Ч.1. – М., 1993.

5. Цивьян Т.В. Человек и его судьба – приговор в модели мира // Понятие судьбы в контексте разных культур. – М., 1994. С. 122–130.

6. Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. Пер. с англ. – М., 1996.

7. Юнг К.-Г. О современных мифах. – М., 1994.

Источники:

1. Гринцер П.А. Эпос древнего мира // Типология и взаимосвязь литератур древнего мира. – М., 1971.С.134-206

2. Жирмунский В. М. Народный героический эпос. – М.;-Л., 1962.

3. Лотман Ю.М. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Статьи по типологии культуры. – Тарту, 1973. С. 9–40.

4. Стеблин-Каменский М.И. Миф-фольклор-литература. – Л., 1978.

Конспекты лекций

Активное употребление термина неомифологизм применительно к процессу ремифологизации, осуществляемому в XX веке, приходится на начало XX века и направлено на идентификацию мифологизма символистов (З.Г. Минц, В.Н. Топоров, А.В. Чепкасов, С.Д. Титаренко) и на рубеж XX–XXI веков и в свою очередь направлено на определение особенностей не только и не столько литературного направления, но и на осознание особенностей самого культурного процесса рубежа веков (М.Н. Эпштейн, М. Элиаде, С.И. Дмитриева). Стремление обозначить новым термином процесс ремифологизации конца XX – начала XXI столетия вызвано абсолютно закономерным желанием подчеркнуть новый статус, обретаемый мифом в литературном и общекультурном процессе, и в особенности отчетливо наметившейся коннотацией мифа и науки. В одном из наиболее значительных исследований по философии мифа, предпринятом на рубеже столетий А.Ф. Косаревым (А. Косарев «Философия мифа», М.,2000), подчеркивается, что и происхождение науки и ее дальнейшее развитие, связанное с необходимостью построения целостной модели мира апеллирует к мифологии. «Такой изоморфизм между моделями мифологическими и научными, – подчеркивает исследователь, – обусловлен тем, что мифология есть отражение и выражение одной триединой реальности, а наука – отражение и выражение одной из ее составляющих, а именно, физической реальности» (Косарев, 2000. С.283). Та же мысль утверждается М.Д. Ахундовым, указывающим, что «развитие современной науки дает интересные примеры диалектики заимствования и новаторства: современный ученый заимствует из древней мифологии такие концепции, структуры и модели… В результате подобного реконструктивного заимствования появляется новая оригинальная идея, которой не было ни в древней мифологии, ни в современной науке – эта идея является плодом их творческого синтеза. В этом процессе происходит консолидация интеллектуальных усилий людей всех стран и народов, как бы далеко они ни отстояли друг от друга в пространстве и во времени» (Ахундов, 1985. С.64). О взаимодействии в творчестве ученого строгого ratio и бессознательного intuito, восходящего к области мифологической архаики еще в 20-ые годы XX века писал А.Ф. Лосев: «Если брать реальную науку, т. е. науку, реально творимую живыми людьми в определенную историческую эпоху, то такая наука решительно всегда не только сопровождается мифологией, но и реально питается ею, почерпывая из нее свои исходные интуиции» (Лосев,1990.С.403). В монографии В.В. Налимова «Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности» (М., 1989) вдвигается теория уровней сознания, причем, два последних имеют сверхличностный, космический уровень, соотносимый с мифологической космогонией и ритуальным выходом к моменту ее осуществления.

Не только процесс развития науки, сам исторический процесс XX века обнаружил действенность и актуальность мифологических моделей при создании политических мифов и стереотипов общественного поведения, причем, не в аспекте их обращенности к архаике, а именно в аспекте мифологизации их современных бытовых составляющих. М.Н. Эпштейн подчеркивал принципиальную разницу между мифопорождающей ситуацией в XX веке и в архаическую эпоху, поскольку новая мифология зарождается «в недрах общественного и технического прогресса» (Эпштейн, 1988. С.273) и мифологизирует события повседневной жизни: «Собрание в ЖЭКе; дежурство народной дружины; опускание избирательного бюллютеня… – все это элементы современной мистерии, по существу вполне ритуальные, потому что лишенные практического смысла и тем не менее необходимые обществу, чтобы сохранять контроль над индивидом, и необходимые индивиду, чтобы чувствовать себя вполне полноправным членом общества» (Эпштейн, 1988. С. 373–374). М. Элиаде к мифам современного мира относит коммунизм Маркса и нацизм, подчеркивая, что политические мифы продуцируют в первую очередь миф как «элемент цивилизации», воспринимаемый на микроуровне как «тип человеческого поведения», то есть сотворяют морфологию мифа по модели традиционных культур (Элиаде, 1996. С.27). Исследования в области политических и бытовых мифов, показывающие как возобновляется механизм порождения мифологического содержания применительно к новому явлению (например, анализ С.И. Дмитриевой рассказов о встрече с НЛО по жанровой аналогии с традиционной быличкой (Дмитриева, 2005. С. 133–159)), важны для осознания особенностей неомифологизма XX века уже в узком применении специфически к литературному процессу в том отношении, что именно они показывают: содержанием (явлением, объектом, типом поведения), подвергающимся мифологизации, может быть любое означаемое, означающееся через категории мифологического мышления. Именно эта специфичность порождения мифа в истории и культуре XX века ищет нового терминологического выражения, обращаясь к термину «неомифологизм».

Термин «неомифологизм» мало адаптирован современной наукой о литературе. В мифологических словарях (М.Н. Ботвинник, М.А. Коган, М.Б. Рабинович, Б.П. Стелецкий. Мифологический словарь. – Минск, 1989; Мифологический словарь. Гл. ред. Е.М. Мелетинский. – М., 1990; А.И. Немировский. Мифы и легенды Древнего востока. – М., 1994; Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Под ред. В.Я. Петрухина, Г.А. Агапкиной, Л.Н. Виноградовой, С.М. Толстой. – М., 1995; Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев. Словарь всемирной мифологии. – Нижний Новгород, 1997; Мифология. Энциклопедия. Гл. ред. Е.М. Мелетинский. – М., 2003;) данная дефиниция отсутствует. В наиболее авторитетных словарях представлены либо толкование категории «мифологизм» (ЛЭС, 1987), либо аналитическое соотношение мифа и литературы (Мифы народов мира, 1989). Хотя в «Литературном энциклопедическом словаре» (ЛЭС, 1987) дифференцируется категория мифологизма применительно к литературе XIX и XX веков, а также указаны те основные особенности, которые качественно отличают мифологизм XX века как от архаического первобытного мифа, так и от мифологизма, присущего литературе предшествующего столетия (ЛЭС, 1987.С.224). В классическом исследовании по поэтике мифа Е.М. Мелетинского анализ мифологизма в литературе XX века вынесен в особый раздел (Мелетинский, 1995.С.277–358).

В. Руднев в «Словаре культуры XX века» определяет неомифологическое сознание «как одно из главных направлений культурной ментальности XX в., начиная с символизма и кончая постмодернизмом», при этом в качестве категориальной черты неомифологического сознания предстает интертекстуальность, причем, в качестве мифа, «подсвечивающего» сюжет может выступать не собственно мифологический текст, но и «исторические предания, бытовая мифология, историкокультурная реальность предшествующих лет, известные и неизвестные художественные тексты прошлого», не исключается и возможность создания собственной оригинальной мифологии, не проецируемой на некоторый текст, но реставрирующей общие законы мифологического мышления (Руднев,1997.С.184). Таким же образом через сопряжение двух или нескольких текстов определяется категориальный принцип неомифологизма в словаре «Телешкола» (http://www.internet-sholl.ru), однако при этом неомифологизм идентифицируется как общий признак поэтики символизма, для которого «мир представал как иерархия текстов. Стремясь воссоздать располагающийся на вершине мира текст-миф, символисты осмысливают этот текст как глобальный миф о мире. Такая иерархия миров-текстов создавалась при помощи поэтики цитат и реминисценций, т. е. поэтики неомифологизма, также впервые примененной в русской культуре символистами». Однако, принцип сопряжения двух или нескольких текстов путем интерпретации традиционного мифа или же реконструкции общих принципов мифологического мышления был в полной мере свойственен процессу ремифологизаци культуры, начатому романтиками и романтической наукой еще в начале XIX столетия. З.Г. Минц, исследуя особенности немифологизма русских символистов, указывает, во-первых, на возможные параллели с исканиями западноевропейского модернизма 19201930-х годов, во-вторых, на продолжение традиций русского реалистического романа, в первую очередь, Ф. М. Достоевского, с присущей ему тенденцией к мифореставрации, в-третьих, на бесспорную связь поэтики неомифологизма у символистов с романтической традицией (Минц, 2004.С.59–61). Школа мифореставрации С.А. Телегина базируется на принципе осознания литературы как посредника для литературы же в освоении и претворении мифологического, как носителя имеющей универсальную значимость мифологической схемы, «которая может быть распылена по большому объему фольклорного материала и дана в выгодно сосредоточенном, хотя и опосредованном, виде в литературном произведении» (Шмараков, 2000.С.37). Таким образом, под определение неомифологического сознания, предложенное В. Рудневым, попадет феномен мифологизма вообще. В монографии Л.И. Вольперт «Лермонтов и французская литература» (М., 2005) присутствует та же тенденция установления тождества между неомифологизмом XX века и мифологизмом XIX столетия: неомифологизм идентифицируется в концепции романа Ф. Шлегеля и соотнесенности категорий добра и зла у Шеллинга, а к неомифологическим идеям эпохи относятся «апологетический» наполеоновский миф, миф об Андрее Шенье, романтические интерпретации мифа о падшем ангеле (Вольперт, 2005.С.106).

Безусловно, неомифологизм XX века, выступая новой редакцией мифологизма предшествующего столетия, продолжает способы освоения и интерпретации мифа, сложившиеся как в романтических теориях мифа и художественной практике романтиков, так и тенденцию к мифотворчеству, свойственную реалистическому роману XIX века. Но при этом неомифологизм, как и синхронически с ним существующие неореализм и неоромантизм, обретает в культурно-исторической ойкумене XX века ряд новых черт и качеств, которые и заставляют исследователей прибегать к приставке «нео». Н. Гришина указывает на сходство неромантизма и неомифологизма, обусловленное отчасти синхронностью их появления в культурном процессе начала XX века и общей обращенностью «внутрь» культуры, вещи, явления (Г. Гессе в статье «Романтизм и неоромантизм» (1900) подчеркивал, что неоромантизм учил «умению наблюдать, психологизму и языку» (http://www.hesse.ru), определяя неоромантизм как инструмент художественного познания, этим качеством обладает и неомифологизм, манифестирующейся на уровне конкретного художественного приема) (Гришина, 2003.С.2). Сама расплывчатость определения неоромантизма, который не соответствует какой-либо единой эстетической программе или поэтической системе, а «относится ко всему комплексу умонастроений и художественных поисков, характерных для гуманитарной культуры рубежа 19–20 веков» (Большаков, Гуревич, Хохлов. С.157), дает основания для установления подобия неоромантизма и неомифологизма. Вместе с тем, Н. Гришина считает, что неомиф, в отличие от неоромантизма, развивал в первую очередь реалистическую традицию (Гришина, 2003.С.2–3). Такой же точки зрения придерживается М.И. Мещерякова, которая, сопоставляя неоромантизм и неомифологизм, подчеркивает, что «настоящее произведение неомифологизма всегда тесно связано с реальностью, внешне несколько измененной фантастическим допущением. Это тот же реализм, хотя жизнь в нем изображается не только в жизнеподобных формах, но и в других, не вполне жизненных» (Мещерякова, 2003.С.1). Однако манифестация мифологизма в начале XX века как неомифологизма продолжает не только и не столько реалистическую, но даже в большей степени традицию романтического мифотворчества, поэтому соотнесенностью с реализмом сущность неомифологизма как культурноисторического феномена не исчерпывается. Е. М. Мелетинский, анализируя особенности неомифологизма XX века, указывает на категориальное отличие ремифологизации культуры XX века от мифологизации предшествующего столетия: «Не только в творчестве Ф. Кафки, но и в мифологизме писателей, прямо обращающихся к традиционным мифам, обнаруживается переворачивание мифа, его хотя бы частичное превращение в антимиф» (Мелетинский, irex ff) А. Люсый, сопоставляя мифологизм и неомифологизм, приходит к выводу: «Если мифологизм…понимать как отправной способ мышления, позволяющий выявить в образе, символе или архетипе такое отношение ко времени, пространству и бытию, благодаря которому воссоздается картина мира и бытия, то неомифологизм (термин Е.М. Мелетинского) предстает как трансформация, метаморфоза или даже транспонирование мира, т. е. разыгрывание мира в другом месте и времени» (Люсый. http||ww/archipelag.ru/authors.С.6). Д.Е. Луконин, определяя неомифологизм как способ демиургического самоосуществления автора в творчестве В. Хлебникова, подчеркивает именно это качество трансляции знания, актуализируемое Хлебниковым в мифе: «Миф у Хлебникова – точка отсчета и точка опоры произвола автора, он дает возможность продуцирования нового знания, выражающего плюральность смыслов мира» (Луконин, 1995.С.135). Необходимо подчеркнуть, что в начале XXI века возникла новая тенденция, направленная на идентификацию неомифологизма как частного стилистического приема, свойственного для современного исторического романа с элементами фэнтези, так Е. Козлов, идентифицируя черты поэтики неомифологизма в петербургской прозе 90-ых годов, определяет последний как изящную стилизацию под мифы разных времен и народов (Козлов. 2001.С.302). В рецензии на романы М. и С. Дьяченко «Аэлита», «Пандем», «Странник» указывается, что в поэтике романов «переплетены элементы фэнтези, научной фантастики, неомифологизма и городского романа» (Дьяченко, 2004.С.302). Такое узкое понимание неомифологизма как стилистического приема отвечает двойственности состояния постмодернистской культуры, в которой исследовательская стратегия или принцип описания текста прочитывается одновременно и как метод, конструктивный прием создания того же текста. Эта двууровневость применения свойственная и самому постмодернизму непосредственно и объясняется, с одной стороны, тотальной текстуализацией действительности, которая порождается плетением текстов и раскодируется через идентификацию проактуализированных текстов, с другой, – декларируемым единством виртуального и материального миров. В современном словаре русской культуры «Константы» Ю. Степанов, давая характеристику категории «ментальные миры», указывает на единство в начальной точке развития миров ментальных и мира Вселенной, которая и сообщила обеим сущностям возможность единого процесса концептуального развития (Степанов, 2001.С.216).

З.Г. Минц обращается непосредственно к термину «неомифологизм», анализируя особенности поэтики русского символизма, и дает следующее определение понятию: ««Неомифологизм» XX в., как бы его не определять, – это культурный феномен, сложно соотнесенный с реалистическим наследием

XIX столетия (не случайна связь его, в первую очередь, с таким основным для прозы прошлого столетия жанром, как роман). Ориентация на архаическое сознание непременно соединяется в «неомифологических» текстах с проблематикой и структурой социального романа, повести и т. д., а зачастую – и с полемикой с ними» (Минц, 2004.С.60).

Неомифологизм как культурно-исторический феномен складывается в начале XX века, прежде всего, в творчестве русских символистов и представляет собой усложненную и обогащенную новыми художественными приемами интерпретацию мифологизма предшествующего столетия. З.Г. Минц указывает на преемственность неомифологизма символистов по отношению к реалистическому, в первую очередь, романному наследию XIX века (Минц, 2004.С.59–60). Согласно концепции З.Г. Минц, неомифологические тенденции в художественных исканиях русских символистов нашли выражение в создании «текстов-мифов», в первую очередь романа и повести. А.В. Чепкасов рассматривает неомифологизм как обобщающее качество всей художественной системы Д.С. Мережковского (Чепкасов, 1999.С. 4), а С.Д. Титаренко, идентифицирует неомифологизм в циклических формах, выступающих типической чертой русского символизма (Титаренок, 1996.С.6). Той же тенденцией к расширению художественного бытования феномена неомифологизма в начале XX века отмечена та концепция феномена, которая предлагается В.Н. Топоровым в предисловии к роману А.Р. Кондратьева «На берегах Ярыни», в которой исследователь представляет типологические разновидности неомифологизма в его художественной (от мифологической эрудиции до мифологического универсализма (Топоров, 1990.С. 19)) и этнической (русской – петербургской и украинской (Топоров, 1990.С.32)) редакциях. Собственно и З.Г. Минц, устанавливая генезис неомифологизма в русском символизме, подчеркивает, что сходные тенденции формирования и выражения содержания в «тексте-мифе» были свойственны и западноевропейским символизму и модернизму, в первую очередь Дж. Джойсу и Ф. Кафке (Минц, 2004.С.59). Необходимо отметить, что в редакции Джойса неомифологизм приобретает статус сопряжения современного и архаического текстов по принципу установления глобальной аналогии, в то время как неомифологизм Кафки находит выражение в создании индивидуальной мифологии, причем не в космогонической, как у У. Блейка, а в антропоцентрической форме. Таким образом, неомифологизм начала XX века представляется широким культурно-историческим феноменом, охватывающим целую стадию становления и развития современного искусства (на синэстезирующие тенденции неомифологизма в области музыки и изобразительного искусства указывал В.Н. Топоров (Топоров, 1990. С. 41–44)). Не прибегая непосредственно к термину «неомифологизм», М.Н. Эпштейн дает развернутое описание различий не только мифологического мышления XIX и

XX веков, но и самой мифопорождающей ситуации, предлагая типологическую характеристику мифологизма в культуре XX века (Эпштейн, 1988. С.350).

Таким образом, сложилось парадоксальное положение: термин существует, функционирует в науке, но не прикрепляется к некоторому конкретному понятийному определению. Между тем, сама необходимость появления понятия объясняется стадиально-историческими закономерностями развития литературного процесса: неомифологические тенденции в мировой литературе синхронизируются с неоромантическими и неоклассическими, а в середине XX века с явлениями «необарокко», неомистицизма, неориторикой. Очевидно, что традиционные художественные методы, подвергаясь ресемантизатиции в культуре XX века, осознаются, с одной стороны, в парадигме объективно существующей и сложившейся традиции, с другой, представляют собой ее качественно новую манифестацию. Так, М. Михайлова, давая сопоставительный анализ творчества С.Н. Сергеева-Ценского и Л.Д. Зиновьевой-Аннибал, на основе рецензии Г. Чулкова на сборник рассказов писательницы «Трагический зверинец» выстраивает ту совокупность черт, которая свойственна неореализму русской литературы начала XX века (Михайлова, 1998.С.84). Неомифологизм, зарождающийся у русских символистов, апеллируя к формам архаического, дологического мифологического мышления, стремился, согласно заключению З.Г. Минц, преодолеть натурализм и казуальность позднейшей культуры, привести к осознанию исходных основ человеческого бытия, причем, символ интерпретировался как ступень восхождения к мифу, а миф как формула мироустройства (Минц, 2004.С.65). Новое прочтение традиционных художественных методов в русской культуре начала XX века синхронизировалось с теми же тенденциями в культуре мировой. Ф. Кафка создает новую мифологию из современной повседневности, а не по модели существующего мифологического пантеона, как У. Блейк, или интерпретируя некоторый мифологический сюжет, как немецкие романтики, Дж. Джойс обнаруживает мифологические первосхемы в ткани современной действительности, не интерпретируя миф, а соотнося мифологическую реальность и текущее историческое бытие своих героев.

Неомифологизм предстает феноменом пролонгированными, в отличие от неоромантизма и неореализма, подвергаясь новой редакции в эпоху постмодернизма и приобретая тем самым статус не только метода художественного воплощения содержания в тексте, но и непосредственной исследовательской стратегии, направленной на понимание и описание самого текста, например, такова интерпретация романов В. Пелевина в диссертации А.В. Дмитриева (Дмитриев, 2002). Хотя в постмодернистских словарях сохраняется та же тенденция «умолчания» по отношению к термину «неомифологизм» (Постмодернизм, – Минск, 2001; Ильин И.П. Постмодернизм. Словарь терминов. – М., 2001), однако, в более раннем издании «Современное зарубежное литературоведение. Энциклопедический справочник» (М., 1996) дается истолкование целого блока понятий мифологической критики, причем, как в исторически описательной, так и в современной рецепции (Совр. заруб. литературоведение, 1996.С.229–251), и хотя сам термин «неомифологизм» отсутствует, однако в статье «Миф» есть указание на феномен «современного мифотворчества» (Там же. С.235). Н.Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий подчеркивают, что постмодернизм, продолжая тенденции модернизма и авангардизма, стремится к осознанной мифологизации реальности (Лейдерман, Липовецкий, 2003.С.379). При этом, однако, сам термин неомифологизм применяется достаточно узко к стилизациям под мифы древних времен и народов, предпринимаемым в петербургской прозе П. Корсуновым и его коллегам по издательству «Амфора», а также в позднем романе Л. Леонова «Пирамида» (Лейдерман, Липовецкий, 2003.С.426), такую же интерпретацию феномена неомифологизма находим у Е. Козлова (Козлов, 2001). Хотя стилизация выступает одной из граней того сложного и целостного феномена, который представляет собою неомифологизм.

РЕЗЮМЕ

Таким образом, неомифологизм идентифицируется в современной науке как новая редакция мифологизма XIX столетия, направленная на транспонирование мифологических смыслов и порождаемых ими образов в новые художественные миры, мифологически идентичные инварианту реальности. С другой стороны, в ойкумене постмодернизма неомифологизм предстает не только качеством, определяющим особенности содержания, но и совокупностью приемов, порождающих это художественное содержание неомифа, но, кроме того, и исследовательским инструментом, направленным на раскодирование этого художественного приема и его смысловой функции в сотворенном таким образом неомифе. В узком смысле неомифологизм понимается как совокупность стилистических приемов в исторической и фантастической прозе. Причем, мифопорождающие приемы, равно композиционные, сюжетные, образные и стилистические, вписаны в текст, вступают компонентом художественного космоса неомифа. Таким образом. неомифологическое содержание несет в себе указания и на приемы его прочтения, т. е. на те приемы, которые у автора выполняли функцию мифопорождающих.

1. Каковы две основных части, составляющих содержание современной мифопоэтики?

2. Как идентифицируется понятие неомифологизма в современной науке?

3. В чем состоят особенности неомифологизма как исследовательской стратегии и типа художественного творчества?

Письменное задание: выделите, опираясь на различные концепции неомифлогизма и его терминологические определения, семантический объем понятия неомсифологизм в двух смыслах:

1. Неомифологизм как литературоведческая исследовательская стратегия;

2. Немифологизм как художественное качество литературного произведения Нового времени.

В культуре и литературе начала XX века формируются те качественные особенности мифологизма XX века, которые позволят определить его как феномен «неомифологизма». Если в литературе XIX века отчетливо осознавалась дистанция между мифом архаическим и его современной интерпретацией, то мифы XX века выстраиваются на основе современной истории, современного бытия и быта, следуя общим схемам мифологического мышления. Мифологическое мышление априори ориентировано в глубину культуры, направлено на раскодирование архаических истоков как собственно явлений действительности, так и образов, порожденных фантазией художника. Неомифологизм существует только в контексте и порождается через сопряжение как минимум двух текстов, один из которых принадлежит к архаической культуре, а другой – к современной. Неомифологизм базируется на соотнесении, сопоставлении, взаимной идентификации хронологически и этнически отстоящих явлений, к осознанию через парадигму инвариантов универсального варианта космического единства мира и закономерностей его творческого отражения и перевоссоздания. При этом парадокс неомифологизма состоит в том, что «второй», исходный текст, собственно мифологический прототекст присутствует априори, часто не облекаясь в форму конкретного текста мифа творения или мифа инициации. Неомифологизм апеллирует к общим схемам мифологического мышления, к комплексу мифов, образующих сферу коллективного бессознательного, предполагая соотнесенность нового текста с архетипом, часто не интерпретируя некоторый архаический миф как таковой.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.