Блефовать, так с музыкой

Кто там сказал, что от любви до ненависти — один шаг? Хотела бы я посмотреть на этого Спинозу и поинтересоваться, сколько шагов в обратном направлении. Сильно сомневаюсь, что у него нашелся бы ответ, поскольку, судя по всему, решение этой задачи провидение возложило на меня: «Давай-ка, Раля Генералова, измерь расстояние от ненависти до любви». Так что, вполне возможно, я буду первой женщиной, прошедшей сей тернистый путь туда и обратно. А также последней. И когда я отойду в лучший из миров, на моем надгробном камне будет начертано:

«Здесь лежит скромная труженица культмассового фронта, побившая мировой рекорд в преодолении дистанции от любви до ненависти и обратно».

Нет, зря я так распаляюсь, ох зря. Ведь я же не знаю, чего от меня хотел Парамонов. Может статься, романтическими воспоминаниями тут и не пахнет. А вдруг он приходил за своими черновиками, теми самыми, которые выпрашивала псевдо-Кира и за которыми, по всей вероятности, охотился Ангелочек? За тем самым слепым четвертым экземпляром. Ну нет, это в высшей степени сомнительно.

Ладно, предположим, дело все-таки в парамоновских бумагах. Тогда что в них такого? Чертежи новейшего оружия? Ой, не смешите меня! Во-первых, Парамонов, при всех его закидонах, прирожденный пацифист, во-вторых, при чем здесь геофизика? Короче, оружие полностью исключается. Тогда что? Альтернативные источники энергии? Перпетуум-мобиле?

Я так углубилась в эти размышления, что проехала свою станцию метро, и, подняв наконец глаза, с удивлением прочла: «Университет». Выскочила и бросилась к противоположной платформе — там как раз стоял поезд, но не успела. Потопталась-потопталась на месте и двинулась к выходу. Не потому, что решила прибегнуть к услугам наземного транспорта, просто подумала, а почему бы мне не прогуляться к знаменитому парамоновскому подвалу, раз уж я оказалась неподалеку. А подвал этот находился в помещении физического факультета. Сама не знаю, на что я рассчитывала, так, спонтанный поступок и только.

Пятнадцать минут ходу — и я на месте. Вот она, парамоновская обитель нашего с ним романтического периода. Заведение, в котором он торчал допоздна. Надо полагать, майор Сомов здесь уже побывал. И Самуил Аркадьевич тоже. И без Ангелочка тут наверняка не обошлось. Поди обнюхали все углы. Ну, а я-то что могу? Только на окна поглазеть, у меня ведь нет ни милицейского удостоверения, ни лицензии на частный сыск.

И все же я проторчала там минут сорок, пока не замерзла. А потом я увидела ее, псевдо-Киру, и подумала: боже, до чего же все просто. Я даже слегка разочаровалась. Волей-неволей посочувствуешь писакам, сочиняющим детективы, здорово же им приходится попотеть, чтобы выдумать зашибенные перипетии, которыми они нас неустанно потчуют. А в жизни все элементарно, как дважды два, в этом я лишний раз убедилась на примере серой мышки, преспокойно топающей в сторону физического корпуса.

— Привет! — окликнула я ее, когда она поравнялась со мной.

«Школьная подруга» подняла голову, увидела меня, и по ее невзрачному лицу разлилась смертельная бледность.

— Что, не узнаешь? — я продолжала юродствовать. — Я подружка Парамонова.

Она даже зашаталась, но не проронила ни слова.

— Значит, ваш с ним роман протекал в подвале? — Я кивнула на окна физического корпуса. — Фи, как это, должно быть, неромантично…

Псевдо-Кира дернулась. Я испугалась, что она сбежит, и вцепилась в рукав ее пальто:

— Эй, я вас не отпущу!

— Что вы хотите? — выдавила она из себя.

— Просто поговорить, а то в прошлый раз как-то нехорошо получилось. Вот, пришла извиниться.

Она молчала, только дышала часто, как загнанный зверь.

— Вы с ним учились? — спросила я.

— Да, — она поправила очки, — мы учились в одной группе: Парамонов, Лопатин и я.

— Лопатин? Вы имеете в виду Алика?

— Ну да, — Псевдо-Кира расстегнула «молнию» на сумочке и достала пачку сигарет и зажигалку. — Курите?

Я отрицательно замотала головой.

— Правильно делаете, — похвалила меня она и жадно затянулась. — Я знала, что моя затея обречена на провал, ничего я не добьюсь, кроме неприятностей…

— А чего вы добивались? — Я начинала постепенно обледеневать. Холод, поднимаясь снизу, добрался до моего носа, и теперь на его кончике образовалась капля. И стоило мне ее смахнуть, как свято место занимала другая. Моя «соперница» это заметила.

— Вы совсем продрогли, — сказала она равнодушным голосом, — пойдемте со мной.

Я ничего не имела против. Она беспрепятственно провела меня через вахту, после чего мы спустились в знаменитый подвал, о котором я была весьма наслышана, но ни разу не была.

— Это здесь. — Она толкнула обыкновенную фанерную дверь и юркнула за нее первой.

Я шагнула за ней и не увидела ничего особенного. Никаких тебе синхрофазотронов, хитрых пушек, из которых палят по электронам, и прочей дребедени. Кривой шкаф, забитый скоросшивателями, пара компьютеров да электрический чайник на подоконнике.

— Это здесь пропадал Парамонов? — задала я риторический вопрос.

— И он тоже. — Псевдо-Кира расстегивала пальто, стоя перед зеркалом. Я подошла к батарее, чтобы погреть руки, и выглянула в окно. Сердце мое в очередной раз дрогнуло: вон дерево, у которого я стояла, когда Подстерегала Парамонова уже после того, как он меня бросил. Видно как на ладони.

— Вы стояли вон там, — произнесла за моей спиной псевдо-Кира. Мысли она мои читала, что ли?

— Наверное, это выглядело ужасно, — я обернулась.

Псевдо-Кира дернула худосочным плечиком:

— Да обыкновенно это выглядело. Ничего особенного, так всегда бывает, когда на чем-нибудь зацикливаешься. Или на ком-нибудь.

— А вы, конечно, никогда не зацикливались? — ревниво осведомилась я.

— Почему же? Только я зацикливалась на другом, — отозвалась она глухим эхом. — На физике, например. Думала, совершу прорыв.

— И что, совершили? — Кажется, я могла бы и не спрашивать, потому что заранее знала ответ на этот вопрос.

— Да нет, зато поняла одну вещь.

Поняла, что зацикливаться нельзя ни на чем и ни на ком.

— Что-то по вашему поведению этого не заметно, — я не хотела ее уколоть, но все-таки уколола.

— Да что вы в этом понимаете, — она горько усмехнулась, — кто я, по-вашему, корыстная проходимка, мечтающая присвоить себе чужие идеи? Уверяю вас, вы ошибаетесь. Все не так, и на самом деле я хочу их спасти.

— А как вы это докажете? Или вы предлагаете поверить вам на слово? — Что-то эти речи местами сильно смахивали на пассажи незабвенного Самуила Аркадьевича.

Псевдо-Кира только поморщилась:

— Не собираюсь я вам ничего доказывать. Сие совершенно бессмысленно, потому что вы смотрите на это со своей колокольни, конечно, она высокая, но самого главного с нее не увидишь. В вас говорит обида, а во мне ученый. К вашему сведению, девяносто девять процентов великих открытий совершили мужчины, большинство из которых поступали с женщинами ничуть не лучше, чем Парамонов с вами, но из этого вовсе не следует, что мы в знак протеста должны вернуться в каменный век.

Ну вот, как говорится, тепло, теплее, горячо!

— И какое открытие совершил Парамонов?

— А вам не все равно?

— Еще бы мне было все равно, когда у меня квартиру вверх дном переворачивают в поисках следов этого открытия! — вырвалось у меня.

— Они рылись в вашей квартире? — Псевдо-Кира вздрогнула. — И… нашли?

— Все зависит от того, что они искали. Я этого не знаю, а вы знаете, но не говорите. Это Что-нибудь связанное с войной? Да не молчите вы, в концов концов, рискую-то я! Я больше всех рискую и меньше всех знаю, как вам это понравится!

— Хорошо, я вам расскажу, — она прижалась к стене и сложила руки на груди, — к войне это не имеет никакого отношения, хотя… Вдаваться в подробности не буду, вам это ни к чему, речь идет о нефти, точнее, о новых технологиях, а еще точнее, о новом методе оценки запасов нефти… В общем, чтобы все было понятно, это революционное открытие дает большую экономию, а следовательно, делает добычу нефти еще более выгодным предприятием, причем во много раз. Парамонов приблизился к этой идее, когда работал над диссертацией, вернее, они приблизились к ней втроем. Парамонов, Алик Лопатин и еще один парень с нашего курса, но он погиб в экспедиции. Только мне кажется, что они тогда даже не поняли, на пороге какого открытия стоят. Я тоже не поняла. А потом… Месяц назад я ездила в Кубинку на похороны — у меня двоюродный брат — летчик, он погиб, и, когда возвращалась, на Курском вокзале случайно встретила Алика.

— Вы видели Алика?

— Да, но… Мне даже трудно об этом вспоминать. Алик был в ужасном виде и таком состоянии… Я с трудом его узнала. Да если бы он сам меня не остановил, я бы… Он подошел ко мне и попросил на бутылку. Я дала ему двадцать рублей, больше у меня в тот момент не было, стала его расспрашивать… Он нес какой-то вздор, а потом перешел на Парамонова. Спросил, знаю ли я о нем что-нибудь. Я рассказала все, что знала, ну, что Парамонов в Америке, короче, устроился лучше всех в нашей группе… А Алик возьми да и ляпни: ну, теперь он доведет начатое до ума. Слово за слово, и до меня дошло, что он имеет в виду тот самый революционный способ оценки месторождений… Алика я с тех пор не видела, зато несколько дней назад у нас был сотрудник милиции, он приходил в мое отсутствие, но мне рассказали… Так я и узнала, что Парамонов пропал…

Псевдо-Кира замолчала, а я продолжила за нее:

— И тогда вы вспомнили про девицу, которая торчала тут под окнами, поджидая его. Но как вы меня наши?

— Да что тут сложного. — Она подошла к столу, порылась в лежащей на нем сумке и подала мне записную книжку. — Проверьте, там есть ваш адрес. Парамонов сам мне его дал еще тогда, давно, на всякий случай. И хоть вы и переехали, найти вас было нетрудно.

Я вернула ей записную книжку, даже не заглянув в нее, и спросила:

— А что вы думаете о парамоновском исчезновении?

— А что тут думать, — псевдо-Кира лязгнула «молнией» на сумке, — в этой стране может быть все, что угодно. Здесь убивают из-за меховой шапки, дорогих часов, от скуки и по ошибке. И люди тут исчезают бесследно, как будто их никогда не было. Бесследно.

От ее слов повеяло такой безнадегой, хоть вой.

— Бесследно, — повторила я эхом.

— Но черновики, что с ними стало? — Она смотрела на меня почти с мольбой. — Они сохранились?

Я покачала головой:

— Нет, к сожалению. Их давно нет, я их выбросила в мусоропровод. Со злости.

— Ну что ж, ну что ж… — Она нервно щелкнула костяшками пальцев. — По крайней мере, я сделала все, что в моих силах. И для Парамонова, и для Алика.

— И для геофизики? — уточнила я. Она вскинула голову и внимательно посмотрела на меня сквозь затуманившиеся стекла очков:

— Это не смешно.

— А я и не смеюсь. Я размышляю, — грустно сказала я. — Вы ведь не знаете, Парамонов ко мне заходил накануне своего исчезновения, но не застал. И теперь у меня голова пухнет оттого, что я пытаюсь понять, чего он от меня хотел. Что это был визит вежливости, желание загладить свою вину, что? Теперь у меня появилась еще одна версия: он приходил за своими бумагами. На какой остановиться, понятия не имею. Проще всего было бы спросить у него, но он пропал. Пропал.

— Есть только один способ это узнать — найти его, — справедливо заметила псевдо-Кира.

— С этим не поспоришь, — я наконец удосужилась взглянуть на часы, которые показывали половину двенадцатого. А это означало, что я безнадежно опаздываю на репетицию новогоднего спектакля. Прибавьте к этому мой вчерашний прогул… Как бы мне не вылететь с работы еще до начала нового тысячелетия.

— Ну ладно, я пошла. — На языке у меня вертелся еще один вопрос, но я чувствовала некоторую неловкость. Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы ее преодолеть. — У вас с Парамоновым действительно был роман?

Псевдо-Кира отвернулась с окну:

— Да нет, ничего у нас с ним не было, дружеские отношения, и только. Сама не знаю, зачем я вам это сказала.

Вы будете смеяться, но на душе у меня потеплело.

Глава 12

МОЙ НОВЫЙ ИМИДЖ

Хоть с работы меня и не выгнали, без небольшого скандальчика не обошлось. И если заведующая Зинаида Терентьевна ограничилась короткой воспитательной беседой, выразив надежду, что я подвожу родной коллектив в первый и последний раз, то Алка дулась на меня до конца репетиции.

— Целый день вчера проторчали, — желчно напомнила она, — хоть бы позвонила.

— Значит, не могла, — оттявкивалась я беззлобно. Спорить с ней мне не хотелось. Зачем тратить красноречие по столь малозначительному поводу?

Пока Алка на меня наскакивала, я обмозговывала то, что услышала от псевдо-Киры, оказавшейся никакой не парамоновской любовницей, а всего лишь его однокашницей. Его и Алика, подавшегося в бомжи. Алик, Алик, вот с кем (хорошо бы покалякать. Только как его найти, если даже майор Сомов только задумчиво чешет затылок.

Одна зацепка — Курский вокзал, именно там его видела псевдо-Кира, но бомжи народ вольный и нигде подолгу не задерживаются, хотя бы потому, что их отовсюду выставляют. Короче говоря, мною постепенно овладевала идея устроить самодеятельный рейд по Курскому вокзалу, и вместо того чтобы прогнать ее с позором, я, вдохновленная своим утренним везением, серьезно вознамерилась ее осуществить. У меня, правда, мелькнула мысль связаться с Самуилом и возложить эту почетную обязанность на него, но я от нее отказалась. Неведомый мне прежде азарт захватывал меня все больше и больше.

Честно говоря, я мало рассчитывала на то, что, подобно псевдо-Кире, встречу Алика на вокзале. Конечно, везение штука приятная, но крайне ненадежная. В ожидании Алика можно неделю проторчать на Курском вокзале, а он в это время будет на Казанском или еще где-нибудь. Москва очень большой город и буквально кишит бомжами. Остается одно — выйти с ними на контакт. Все-таки Алик, пусть даже он спился и опустился на самое дно, фигура в среде бомжей достаточно заметная.

Но захотят ли они со мной откровенничать — вот в чем вопрос. Живется им несладко, а потому они наверняка отнесутся ко мне подозрительно.

Примерно так я рассуждала, и рассуждения эти были более чем умозрительные, не так уж хорошо я разбираюсь в психологии бомжей. В конце концов я изобрела, как мне тогда казалось, весьма хитроумный план — выдать себя за бомжиху. Может, они будут более откровенны, если примут меня за свою.

Я так увлеклась новой идеей, что мне просто не терпелось поскорее ее осуществить. По всей вероятности, именно в этом и проявлялась моя неистребимая творческая натура, не находящая применения в обычной жизни. Словом, я загорелась. Проворочавшись полночи, я даже нарисовала в уме свой будущий образ, а главное, придумала, во что мне одеться. Чего другого, а старого тряпья в костюмерной нашего ДК было более чем достаточно.

Это был единственный случай в моей жизни, когда скудость и обшарпанность нашего театрального реквизита меня не огорчали, а даже, напротив, радовали. В обноски, накопившиеся за последние тридцать лет в костюмерной, можно было бы облачить целую роту бомжей, в то время как самодеятельные артисты изображали в них инопланетных пришельцев, вельмож екатерининской эпохи и еще бог знает кого. Да что там далеко ходить, вспомните хотя бы мою многострадальную Снегурочку в заплатах.

— А что, сегодня разве занятия студии? — Вахтерша тетя Полина надела круглые очки и воззрилась на «график культурно-массовой работы», пришпиленный кнопками в углу. Так она отреагировала на мое неурочное появление в ДК на следующее утро.

— Да нет, теть Поль, занятий сегодня нет, я ненадолго, реквизит посмотреть, — пробормотала я, копаясь в сумке, вечно я куда-нибудь засуну ключи от костюмерной, впрочем, как и от собственной квартиры.

— Ну посмотри, посмотри, — тетя Поля сняла очки и погрузилась в привычную полудрему.

Я наконец нащупала ключ на дне сумки и уверенно направилась в зрительный зал, а оттуда — на сцену. Именно там, за кулисами, находится винтовая лестница, ведущая в костюмерную — маленькую, темную и душную комнатушку с низким потолком. Без особенной надобности я в нее не суюсь, ненавижу запах нафталина, буквально впитавшийся в стены. Кстати, последнее обстоятельство местную моль нисколько не смущает.

Отперев дверь, я оставила ее раскрытой нараспашку, чтобы хоть немного разбавить тяжелый дух костюмерной относительно свежим воздухом зрительного зала. Наметанным взглядом оглядела висящее на крючках барахло и чуть не прослезилась. Да, выбрать тут было из чего. Впрочем, порывшись в старых нарядах, я очень скоро пришла к выводу, что большинство из них слишком потрепанные даже для бомжей.

Так что против моих ожиданий мне пришлось долго копаться в театральных обносках, прежде чем я наконец остановила выбор на ветхом пальтишке с фальшивой лисой. Если мне не изменяет память, это был костюм Шапокляк к детскому спектаклю «Чебурашка». Я немедленно в него облачилась, прошлась перед висящим на стене зеркалом и осталась вполне довольна своим новым имиджем. Можно не сомневаться, бомжи с Курского вокзала примут меня за свою, самонадеянно решила я. Одно огорчало: пальтишко Шапокляк несколько тонковато, ладно, под одену шерстяной свитер.

Теперь нужно позаботиться о головном уборе и обуви. Так, что мы тут имеем? Разнокалиберные опорки из реквизита, конечно, производят впечатление, но ведь мне в них не по сцене ходить, а по обледеневшей московской мостовой, а то и по сугробам, а этого им уж точно не выдержать. Ладно, посмотрю дома, на антресолях, наверняка там найдется что-нибудь стоящее.

А вот с головным убором посложнее будет. Можно, конечно, как следует порыться в реквизите и выкопать шляпку Шапокляк, фетровую, с вуалью, но, боюсь, для бомжихи, промышляющей в районе Курского вокзала, это будет слишком. Требуется что-нибудь попроще. Я зажмурилась и живо представила, что именно.

Одно из двух: либо меховая с обширными залысинами, либо мохеровая с всклоченным, спутанным до состояния колтуна ворсом. Беда в том, что ничего подобного не водилось ни в моем гардеробе, ни в реквизите театральной студии. Кроме знаменитой шляпки Шапокляк, в костюмерной Дома культуры имелось не меньше десятка кокошников и с полдюжины цилиндров, но ровным счетом ничего подходящего для воссоздания бессмертного образа современницы — простой и незамысловатой московской бомжихи. Серьезное упущение, я бы сказала. Ладно, придумаем что-нибудь.

Прихватив пальтишко с фальшивой лисой, я чуть не кубарем скатилась с винтовой лестницы, рысью пересекла зрительный зал и с топотом вылетела в вестибюль, в очередной раз пробудив вахтершу тетю Полину.

— Уходишь? — спросила та, слегка проморгавшись.

— Ухожу, теть Поль, — отозвалась я и шмыгнула за дверь.

Это был первый случай в моей жизни, когда я нарушила священную традицию — немножко поболтать с вахтершей, прежде чем уйти. И пусть говорили мы о всяких пустяках — о кровожадной инфляции, безжалостно съедающей скромные оклады бюджетников, о заведующей Зинаиде Терентьевне, которая довела наш ДК до ручки (шепотом, разумеется), сейчас в близоруких глазах тети Поли мелькнула старушечья обида, так похожая на детскую. Ничего не поделаешь, я ее разочаровала.

Дома я первым делом притащила с лоджии стремянку, чтобы, взобравшись на нее, доскональным образом обследовать хранящиеся на антресолях залежи старья, постепенно принимающие подобие некоего культурного слоя. Стоит только копнуть поглубже, и на свет божий явится что-нибудь из прошлой жизни, и на тебя нахлынут воспоминания, воспоминания… Как, например, было с приснопамятной парамоновской безрукавкой на моей прежней квартире. Нет, что вы там ни говорите, все-таки полезно время от времени отрекаться от старого мира и устраивать погребальные костры из старого хлама, который может пригодиться не чаще одного раза в сто лет. Сегодня как раз такой редкий, почти уникальный случай.

Стоптанные ботинки со рваными шнурками попались мне сразу. Точнее говоря, они в буквальном смысле свалились мне на голову, едва я потянула на себя лежавшую наверху кипу старых, обвязанных веревкой газет. Я обрадовалась старым башмакам, как маленькая — ведь они идеально подходили к пальтишку Шапокляк. Чего не скажешь о хранившихся на антресолях головных уборах: пляжной соломенной панаме, клетчатом кепи и синем берете. Просто не знаю, что бы я делала, если бы в стенном шкафу не обнаружились кое-какие шмотки покойной Борькиной тетушки (если вы не забыли, я переехала в ее квартиру вскорости после развода, оставив свою бывшему супружнику).

Так вот, вселившись в теткино жилище два года назад, я все откладывала разбор оставшихся после нее мелочей — мебель забрал себе Борька, и вот теперь была вознаграждена за собственную нерадивость, что случается не так уж часто, согласитесь. Оказывается, у тетушки была именно такая шапка, какая мне требовалась: из облезлой норки, по прошествии лет больше смахивающей на линяющего кролика. Это воронье гнездо было мне слегка великовато, а потому налезало на глаза, зато очень даже соответствовало заветному образу бомжихи, в которую я намеревалась перевоплотиться в ближайшем будущем.

Теперь следовало подумать о гриме. Впрочем, при такой шапке о нем можно особенно не заботиться. Достаточно смазать волосы гелем, чтобы придать им неопрятный, засаленный вид, да щедро наваксить губы какой-нибудь дикой помадой. И все, можно смело отправляться на Курский вокзал. Собственно, я уже почти собралась, нужно только пододеть теплый свитер… Стоп, стоп… Я посмотрела на себя в зеркало и спросила:

— И ты собираешься в таком виде пилить через весь город? А если тебя в метро заметут как подозрительную личность? Ну там, проверка документов и все прочее, и что тогда?

Впрочем, насколько я разбираюсь в этом вопросе, шансы загреметь в участок были у меня минимальные: работники правопорядка предпочитают не связываться с бомжами по причине неопрятного вида последних. Это я так дипломатично выражаюсь. И все же полностью сбрасывать со счетов такую вероятность нельзя, лучше уж лишний раз перестраховаться. Не брать же с собой паспорт.

Я быстро нашла решение этой проблемы — в виде объемистой дорожной сумки, в которую и побросала шмотки бомжихи. А потом оделась, как я одеваюсь всегда: неброско и неярко, но вполне прилично.? Еще я тщательно проверила, все ли выключила, ну там, чайник, утюг — с некоторых пор у меня просто мания какая-то, все боюсь забыть выключить что-нибудь легковоспламеняющееся, а потом вернуться к головешкам, и шагнула за порог. Я рассчитывала вернуться часов в шесть вечера, самое позднее в девять, и совершенно не представляла, чем обернется для меня эта авантюра.

На Курском вокзале я первым делом отправилась в туалет — переодеваться. Шмыгнула в кабинку и быстренько облачилась в пальтишко Шапокляк, воронье гнездо Борькиной тетки и стоптанные башмаки с антресолей. Волосы гелем я тоже намазала, а еще небрежно накрасила губы. Теперь я была во всеоружии, но в последний момент решимость меня оставила. Я вдруг отчетливо поняла, что мне предстоит участвовать отнюдь не в любительском спектакле. Все ли я делаю правильно, не слишком ли рискую? Но думать об этом было поздно. Кто-то дернул дверь кабинки с обратной стороны, я отодвинула щеколду и вышла. По брезгливому выражению, написанному на лицах прихорашивавшихся у зеркала женщин, я поняла, что мой маскарад удался на славу. Это меня подбодрило.

Подхватив дорожную сумку, в которой отныне лежала моя «цивильная» одежда, я взяла курс на автоматическую камеру хранения. Сунула сумку в одну из ячеек и констатировала, что подготовительный этап операции проведен вполне успешно. Пора было приступать к решающей фазе, то бишь отправляться на поиски «собратьев» — бомжей. Однако легко сказать, да трудно сделать. С другой стороны, и отступать поздновато, для чего я тогда переодевалась в тесной кабинке и банку геля перевела на то, чтобы придать волосам надлежащий вид? А гель нынче недешев.

«Это всего лишь театр, — внушала я себе, чтобы поднять боевой дух. — Я играю роль, я перевоплощаюсь…»

А уже в следующее мгновение я получила высокую оценку этого самого перевоплощения. Из уст здорового детины в камуфляже, выросшего будто из-под земли.

— Эй ты, давай отсюда! — приказал он, глядя куда-то в сторону.

— Это вы мне? — на всякий случай уточнила я.

— Тебе, тебе, — подтвердил камуфлированный, почти не разжимая губ.

Странно, но у меня не возникло ни малейшего желания ему перечить. Думаю, это следствие того, что я по-настоящему вошла в образ.

И я засеменила прочь, поражаясь новому открытию: можете считать это чудом, но походка моя тоже изменилась, стала какой-то неуверенной и шаткой. Плечи опустились, спина согнулась, а руки обмякли.

«Да у тебя талант, девочка, — мысленно похвалила я себя, — и что ты застряла в каком-то заштатном ДК, в котором даже реквизита приличного нет, когда твое место на большой сцене?!»

Глава 13

ПОЛЕ ЧУДЕС

Я прошаркала сквозь подземный переход, поднялась наверх и очутилась у подножия стеклянной коробки вокзала. Огляделась по сторонам и, не заметив ни одной персоны, достойной моего интереса, завернула за угол. Там мне попалась первая личность соответствующего масштаба — щуплый парень в растрепанной ушанке, рваном ватнике и давно просящих каши штиблетах.

— Привет, — я бойко подкатилась к нему.

— Привет, — меланхолично отозвался молодой бомж, не выказывая ни малейших признаков цеховой солидарности, и прошлепал мимо.

Я хотела было его догнать, но передумала. Не последний же он бомж на белом свете, в конце концов, справедливо рассудила я, найду кого-нибудь поприветливее. Да взять хотя бы вон ту бродяжку, выписывающую круги вокруг переполненной урны. При других обстоятельствах и в другом наряде она была бы очень даже симпатичной. Невысокая, с круглым носиком-пипочкой, малиновым румянцем, а главное, в зеленой мохеровой шапке, как раз такой, какую я себе нарисовала в мечтах, еще только собираясь перевоплотиться. Короче говоря, маленькая нищенка сразу же расположила меня к себе, и я уверенно направила к ней свои стопы.

Тем временем выяснилась причина ее неподдельного интереса к привокзальной урне. Наклонившись над мусорной горой и немного в ней покопавшись, приглянувшаяся мне бомжиха извлекла на свет божий пивную бутылку темного стекла. Шмыгнув носом, грязным ногтем соскребла с нее налипшую грязь и бережно опустила в нутро большой матерчатой сумки. Судя по раздавшемуся при этом мелодичному звяканью, сегодняшние раскопки маленькой бомжихи можно было считать удачными.

«Гм, гм, что бы ей такое сказать для первого знакомства?» — мысленно прикидывала я. Как назло, в голову не приходило ничего подходящего. А все потому, что я не позаботилась об этом заранее, легкомысленно сосредоточившись на «прикиде». Может, сказать ей:

«Бог в помощь, подруга»? Пожалуй, это звучит слишком театрально. Вот именно, театрально!

Пока я мучилась с изобретением подходящего обращения, на авансцене появилось новое действующее лицо — еще одна побродяжка, с обветренным и очень злым лицом. Эта не стала утруждать себя утомительными приветствиями и, не говоря ни слова, вцепилась в волосы маленькой бомжихи, той самой, которую я наметила в собеседницы, и давай ее мутузить. Я и глазом моргнуть не успела, а предмет моего вожделения — зеленая мохеровая шапка уже валялась в грязной жиже, а ее хозяйка, поверженная обидчицей на обе лопатки, голосила благим матом и предпринимала отчаянные попытки вырваться из цепких рук соперницы. Совершенно безуспешные, насколько я могла судить.

Я просто онемела, не зная, что мне делать. Ну не разнимать же мне их прикажете! Впрочем, потасовка закончилась довольно быстро полной и безоговорочной победой долговязой бабы с желчным лицом, которая напоследок еще пару раз пнула маленькую бомжиху, после чего прихватила ее матерчатую сумку с бутылками. Видимо, в качестве контрибуции. И была такова. А нищенка с носиком-пипкой и малиновым румянцем осталась сидеть в грязном снегу, растопырив ноги, как пластмассовая кукла.

— С-сука, короста, зараза… — маленькая бомжиха послала проклятия в пустой след, подняла свою мохеровую шапку и водрузила на голову. А еще всхлипнула, очень жалостливо и трогательно. По крайней мере, мое отзывчивое сердце дрогнуло.

— Больно? — посочувствовала я.

— А тебе что? — огрызнулась маленькая бомжиха и с кряхтением поднялась на ноги. Под левым глазом у нее образовалась красноватая припухлость, грозившая в скором времени преобразоваться в банальный синяк.

— За что она так тебя? — не отставала я.

— Считает, что здесь все бутылки ее, — недовольно пробурчала маленькая бомжиха.

И как я сама не догадалась, что стала свидетельницей злостного нарушения конвенции с последующим немедленным и справедливым возмездием. Маленькая бомжиха вторглась на чужую территорию, за что и поплатилась.

— И что ты теперь будешь делать? — поинтересовалась я у нее осторожно.

— А ты кто такая? — кажется, я не вызывала у нее доверия, несмотря на все свои ухищрения. Я смешалась:

— Да я просто так… Я…

— Вот и шуруй отсюда. — Всем своим угрюмым видом маленькая бомжиха давала понять, что не нуждается в моем сочувствии. Она даже пригрозила мне:

— Не приставай, а то получишь!

Я была окончательно посрамлена в своем стремлении согреть вниманием эту несчастную душу.

— Хорошо-хорошо, я ухожу, — пробормотала я примирительно, — я ведь только хотела узнать про одного человека, он здесь раньше появлялся… Его Аликом зовут… такой высокий, долговязый…

— Не знаю я никакого Алика, — отрезала маленькая бродяжка, — и вообще, все сейчас на тридцать седьмой километр перебазировались.

— На тридцать седьмой километр? А что там?

— Там новая свалка открылась, и все вокзальные туда подались. Говорят, там кто-то даже пятьсот баксов нашел, — просветила меня маленькая бомжиха и добавила раздумчиво:

— Самой, что ли, съездить, может, что обломится?

— А… А где этот тридцать седьмой километр? — Я тоже вдохновилась этой идеей. Может, и Алик там, копается на свалке в надежде отыскать свои пятьсот баксов, если, конечно, эти самые доллары, добытые из мусора, не блеф. Впрочем, скорее всего блеф, и у бомжей есть своя мифология.

— Тут, недалеко, по нашей дороге, а от станции на автобусе или на попутке, — маленькая бомжиха отряхнула прилипшие к подолу комки грязного снега, — можно пешком, если погода хорошая. Я была там один раз, нашла две серебряные ложки, но их у меня отняли другие…