Легенды Элайты (№4) - Клетка для мятежника

— Да, знаю.

Финлей недоверчиво смотрел на нее несколько мгновений, потом с облегчением вздохнул.

— И все-таки остается вопрос: почему они затеяли это сейчас?

— Понятия не имею. Правда, Генри, похоже, считает, что момент имеет большое значение. Ты ведь слышал: Кенрик ведет переговоры с Майенной о женитьбе. Может быть, дело в этом. Или... произошли какие-то важные перемены. — Дженн почувствовала, что не может больше смотреть в глаза Финлею, и стала следить за завитками пара над своей чашкой. Она знала, что оба мужчины внимательно наблюдают за ней и думают о Роберте и о том, что со времени битвы он ни разу не появился в Анклаве. Может быть, за всеми событиями как раз он и стоит?

— Такими ли важными должны быть перемены? — наконец пробормотал Мика. Он оставался самым верным другом, который когда-либо был у Дженн, особенно с тех пор, как стал опекуном Эндрю. — Из того, что мне пришлось видеть, ясно одно: каждая волна... перемен начинается с мелкого, незаметного события. Правда, трудно назвать изменение законов чем-то незаметным. А перемены происходят всегда.

— Правда? — проворчал Финлей. — Что ж, тебе может так казаться.

Мика еле заметно улыбнулся.

— Перемены происходят здесь и сейчас, пока мы разговариваем.

Мягкая насмешка заставила Финлея нахмурить брови, но он ничего не сказал. В комнате стало тихо, и Мика отошел от очага и стал разглядывать изрядное собрание книг, хранившихся Генри на полках, приделанных к стене пещеры. Дженн посмотрела на его широкие плечи и заметила, как они напряжены.

О чем он думает? Мика почти всегда оставался жизнерадостным, улыбчивым, счастливым, насколько это позволяла та жизнь, которую он себе избрал. Однако бывали дни, когда Мика казался таким... поглощенным какой-то мыслью, разочарованным, мучимым чьим-то предательством.

Причиной всего этого был Роберт.

Мике было всего пять лет, когда отец отправил его в Данлори служить отцу Роберта, графу Тревору. Они с Робертом сделались неразлучными друзьями, несмотря на разницу в семь лет, и с того времени до самой битвы при Шан Моссе Мика был всецело предан Роберту и помогал ему в его борьбе за счастье Люсары.

Потом что-то случилось... Израненный Роберт цеплялся за жизнь, а Мика был изгнан и отправился через всю страну, чтобы поселиться в маленьком домике рядом с Мейтлендом. Там он и прожил в одиночестве эти восемь лет, оберегая Эндрю, сопутствуя ему всюду, кроме столицы, и стараясь не попадаться на глаза никому, кто мог бы его узнать. Он разговаривал с мальчиком, учил его всему, что сам узнал от Роберта, и никогда и никому не выдал того, что знает, чей Эндрю сын.

Преданность, которую Мика когда-то питал к отцу, теперь была целиком отдана сыну... и все же что-то по-прежнему привязывало его к Роберту, как будто, сколько бы лет ни прошло, он все равно пожелал бы получить удовлетворение, услышать ответ. Добродушный идеализм Мики ничуть не изменил ему, несмотря на все разочарования.

Все они были скованы вместе, все одинаково запутались в одной паутине. Они ждали друг от друга ответов, только теперь Дженн не была уверена, что ответы вообще существуют.

Дверь спальни скрипнула, и оттуда вышел усталый и бледный Арли. Дженн встала и двинулась ему навстречу.

— Как он?

— Боюсь, что неважно. Сердце у Генри никуда не годится. — Арли провел рукой по своим светлым волосам. — Он продержится несколько часов, не более. Я дал ему питье, которое уменьшит боль и позволит ему уснуть. Я скоро вернусь — мне нужно хоть немного подышать свежим воздухом. Там с ним сейчас Селия.

Дженн пожала ему руку и повернулась к Мике, когда Арли ушел.

— Тебе следовало бы отдохнуть. Завтра выезжать рано, не забыл?

Мика оглянулся на дверь спальни и пробормотал:

— Позови меня, если что-нибудь понадобится.

Когда его шаги затихли вдали, Дженн вернулась в свое кресло у огня и открыла книгу, принесенную с собой. Как ни трудно было ей сосредоточиться, существовали вопросы, на которые нужно было найти ответы, и к добру или к худу, именно от нее ожидали, что она их найдет.

— У тебя никогда не возникает впечатления, что Мика что-то скрывает? — Финлей пристально разглядывал собственный рукав, как будто обнаружил, что на нем без позволения выросло что-то.

— А разве не всем нам есть что скрывать? — ответила Дженн.

— Только не мне. У меня нет времени на секреты, по крайней мере свои собственные. Что ты читаешь?

— «Рассуждение о происхождении арканы».

— Ах, — вздохнул Финлей, складывая пальцы домиком. — Попытка Форфау создать философию колдовства. Мне казалось, что подобные вещи не представляют для тебя интереса.

— Мне приходится многое наверстывать, знаешь ли. Мое образование по милости Нэша задержалось на четырнадцать лет.

— И все-таки эта не из тех книг, которые ты обычно читаешь, верно ведь? — Финлей следил за Дженн, словно ожидая, что та вот-вот сорвется с места. — Как я понимаю, ты занималась изучением истории колдунов и Каббалы. Откуда вдруг неожиданный интерес к философии?

Дженн опустила книгу на колени и переплела пальцы.

— Позволь задать тебе несколько вопросов. Почему Роберт и Нэш не могут видеть друг друга колдовским зрением, несмотря на то, что встречались, сражались друг с другом и должны прекрасно знать ауру противника?

— Откуда тебе известно, что они этого не могут?

— Оставались бы они оба в живых, будь иначе? — Финлей ничего не ответил и жестом попросил Дженн продолжать. — И как именно Ключ защищает Анклав? Чтобы при этом никто не видел колдовским зрением тех, кто внутри? И какое отношение к такой защите имеет Печать? Когда Печать не позволяет нам говорить об Анклаве с теми, на ком Печать не лежит, не Ключ ли проявляет свою силу на расстоянии? Или тут действует нечто, заключенное в нас самих?

Долгое молчание Финлея побудило Дженн задать последний вопрос:

— Не стали ли мы благодушны потому, что полагаемся на силу Ключа, защищающего нас?

Угол рта Финлея дрогнул в иронической улыбке.

— Знаешь, несколько лет назад я и не подумал бы ломать голову над подобными вещами.

— А теперь?

Финлей снова стал смотреть в огонь.

— А теперь я обнаружил, что мечтаю о том, чтобы Деста и Симус оказались правы. Мне хотелось бы иметь возможность не обращать внимания на Нэша и Кенрика, показать моим дочерям Данлорн, рассказать им о том, какую роль я играл в делах нашей семьи.

— Но ведь, живя здесь, ты и раньше никогда не был счастлив, Финлей.

— Не был. — Отблески пламени танцевали в его глазах, придавая Финлею вид загнанного в угол беглеца. — Но до вчерашнего дня до меня по-настоящему не доходило, что я, возможно, обречен остаться здесь навеки. Что мне... придется умереть здесь.

Его слова заставили Дженн поежиться, но закончить разговор на такой ноте она не пожелала. Дженн пошевелилась в кресле, находя удобную позу, отпила из кружки остывшего чая и ровным голосом произнесла:

— Тогда позволь мне предложить тебе еще один вопрос: что станется с нами, с нашими обычаями, с нашей школой и тем, чему мы в ней учим, с нашей историей и традициями, когда в один прекрасный день действительно окажется, что мы можем жить на свободе, не подвергаясь опасности? Кем мы все тогда станем?

Финлей фыркнул, но в его глазах уже не было прежней печали.

— Свободными людьми, Дженн. Вот кем мы станем: свободными людьми.

В пещере, служившей ему спальней, было так темно, что Эндрю ничего не мог разглядеть, как ни таращил глаза. Его мать не оставила гореть свечу в соседней комнате, так что ни один лучик света не пробивался под дверью, вызывая к жизни предметы в спальне. В раннем детстве ему снились кошмары: по камню пробегали трещины, стены Анклава рушились на него, погребая его заживо. Он тогда все спрашивал и спрашивал и всегда получал успокоительный ответ: пещеры Анклава надежны, бояться нечего... и все равно кошмары снились ему еще не один год.

Иногда, оказавшись в Анклаве, Эндрю настолько чувствовал себя дома, что не хотел уезжать. А случалось и иначе, как, например, в этот раз — почти каждое слово, обращенное к нему, напоминало о том, что на самом деле он здесь чужак, как бы ни старался сделаться своим.

Отсутствие колдовской силы только ухудшало ситуацию. Будь она у Эндрю, на него по крайней мере не смотрели бы то как на предателя за то, что он живет на воле, то как на шпиона, обо всем доносящего матери.

Не наступит ли время, когда ему никто в Анклаве не будет рад? Разве не так случилось с герцогом Робертом? Тот никогда не приносил клятву верности Анклаву, но двадцать лет был здесь желанным гостем, а потом Ключ неожиданно изгнал его. Не поэтому ли Роберт стал мятежником?

Ох, сколько бы вопросов задал Эндрю, если бы появилась возможность! Что чувствует человек, произнося Слово Уничтожения? Как еще ребенком Роберт обнаружил, что обладает силой? Как он научился мысленной речи? Каково было оказаться в пятнадцать лет на поле битвы с Селаром? И не страшно ли было сражаться с Нэшем в Шан Моссе?

Неужели Роберт никогда ничего не боялся?

Возможность оказаться трусом тревожила Эндрю. Очень тревожила.

Он перевернулся на другой бок и стал глубоко дышать, как учила его госпожа Маргарет, приказывая телу расслабиться и погрузиться в сон. Но стены по-прежнему стонали под тяжестью горы, как это случалось в его снах, только теперь заснуть Эндрю мешал не кошмар, а осознанное чувство беды. Происходило что-то ужасное. Что-то ползло по пыльным коридорам Анклава, просачиваясь под двери, как это мог бы делать свет свечи...

Старый Генри очень болен, Эндрю это знал, но тут было что-то еще, что-то опасное... о чем Эндрю должен предупредить, должен...

Эндрю выругался про себя и закрыл глаза. Сосредоточившись на темноте и тишине, Эндрю надеялся, что спящая в нем колдовская сила проснется и поможет понять, что вызвало тревожное чувство.

Тьма охватила его, а воздух неожиданно стал таким тяжелым, что легкие не могли его вдохнуть. Эндрю сел, хватая ртом воздух, сердце его тяжело колотилось.

Определенно что-то не так.

Происходит нечто опасное.

Эндрю вскочил с постели, нащупывая в темноте одежду. Быстро одевшись, он распахнул дверь спальни. Несколько подернутых пеплом углей еще тлели в камине, но разжечь ими лампу не удалось бы. Эндрю устремился к двери, ведущей в коридор, не имея отчетливого представления о том, куда нужно бежать. И все-таки что-то властно гнало его вперед.

Коридор был пуст. Эндрю на мгновение заколебался, потом свернул налево, двигаясь осторожно и не отрывая руки от камня стены. То теплые, то холодные дуновения воздуха касались его лица. Эндрю отчаянно мечтал о том, чтобы у него вдруг появилась хоть сотая часть дара искателя, которым обладал Финлей.

Может быть, следовало бы позвать на помощь — но как объяснить не поддающееся объяснению чувство? Колдовской силы у него не было, а значит, не было и возможности доказать, что все это не игра его воображения.

Эндрю помедлил в галерее, там, где начиналась лестница, ведущая в главную пещеру. То, что он выслеживал, находилось именно там, но Эндрю строго-настрого было запрещено приближаться к Ключу, который как раз в главной пещере и находился. Придется идти в обход.

Подождав в надежде, что услышит голоса, Эндрю стал пробираться по извилистым туннелям; всякая сонливость давно уже его покинула. Только убедившись, что он обогнул главную пещеру, Эндрю снова помедлил в надежде, что увидит или услышит хоть что-то.

Он уже хотел двинуться дальше, когда различил еле слышный шепот. Ему этого оказалось достаточно: именно такого звука он подсознательно и ждал. По первой же лестнице он устремился вниз, повернул, спустился еще ниже и добрался до двери в одно из классных помещений.

Эндрю без колебаний распахнул дверь, вошел и решительно захлопнул створку за собой. К нему повернулись ошарашенные лица трех человек. В глубине комнаты, сложив руки на груди, стоял Нейл, на столе перед ним лежала открытая книга. Ближе к двери, сжимая в левой руке аярн, казавшийся совсем маленьким в сильных пальцах, находился Лиам. Зеа с невинным видом сидела перед ним на стуле, сложив руки на коленях, как учительница, объясняющая урок.

Эндрю хватило одного взгляда, чтобы покрыться холодным потом. Быстро подойдя к Нейлу, он схватил лежащую перед ним книгу и захлопнул ее. Не нужно было быть колдуном, чтобы понять, что затеяли эти трое.

— Вы что, совсем свихнулись? — прошипел Эндрю, не забывая о том, что кто-то может услышать его голос. — Сколько раз вам нужно твердить, чтобы до вас дошло: эта затея опасна!

— Да брось, Эндрю, — первой пришла в себя Зеа. Она вскочила, подошла к столу и страстно зашептала: — Какая тут может быть опасность? Герцог Роберт проделывал такое тысячу раз. И разве не удалось это Кенрику, когда он пробрался в лагерь, чтобы отравить принцессу Галиену? Как, по-твоему, они научились, чему нужно? Требуется только практиковаться. Лиам обладает достаточной силой и умением, чтобы создать по-настоящему хорошую иллюзию. Почему бы ему не сделать следующий шаг и не стать невидимым?

Эндрю на мгновение запнулся, потом обрушился на Лиама, намеренно не обращая внимания на Нейла:

— Ты должен бы соображать, что делаешь. Я думал, ты больше не позволишь ей подбивать себя на такие глупости.

— Ни на что она меня не подбивала, — упрямо мотнул головой Лиам. — В последний раз я был очень близок к успеху, только меня остановил Финлей. Сейчас я тоже был близок... Так что если не желаешь стать невидимым сам, не шуми и дай мне заняться делом.

— Тебя это не касается, — добавил Нейл, протягивая руку к книге. — Разве тебе не полагается быть в постельке? Разве твоя мамочка тебя не хватится? Ты ведь не хочешь влипнуть в неприятности, верно?

— Вы просто не слушаете! — в отчаянии воскликнул Эндрю. — Есть же причина для того, чтобы пространственный сдвиг и прочие такие вещи были запрещены! Или вы думаете, что колдуны на протяжении столетий просто ни с того ни с сего считали, будто для нас есть действия позволительные, а есть запретные?

— Для нас? — насмешливо протянул Нейл. — Ты не колдун. Ты не знаешь, о чем говоришь. — Он повернулся к Эндрю спиной, отбросив его возражения с холодностью, от которой гнев Эндрю вспыхнул с новой силой, заставив его забыть о страхе.

— Я, по-твоему, не знаю? — Эндрю постучал по книге костяшками пальцев. — А вы прочли книгу целиком? В последних трех главах описывается больше двух десятков экспериментов вроде вашего, которые кончились ужасно плохо.

— Ах, только послушайте знатока, — пробормотала Зеа достаточно громко, чтобы все ее услышали. — Ты уж прости меня, сынок нашего почтенного джабира, но у тебя-то никакой колдовской силы нет, сколько бы книг ты ни прочел. Если не хочешь смотреть, отправляйся в постель. Мы вовсе не собираемся лишать тебя сна. Вдруг твоя маменька обнаружит, что ты плохо себя вел, и накажет тебя! Мы вовсе этого не хотим.

Эндрю мог только беспомощно смотреть на нее. Зеа и ее приятели не желали слышать никаких доводов, и угроза привести Финлея или еще кого-нибудь ничего не изменила бы. Они просто перестали бы с Эндрю разговаривать, а свою глупую попытку повторяли бы снова и снова, пока кто-нибудь из них не погиб бы. Да если бы Эндрю и побежал бы звать на помощь, Лиам просто натворил бы еще больших бед, попытавшись проделать все быстро, пока никто их не остановил.

Эндрю видел для себя лишь один путь, да и то не был уверен, что сможет осуществить свой блеф, не нарвавшись на неприятности.

— Я останусь. Нейл, пойди и сядь вон там, в углу у двери. Придвинь стол и сиди за ним. Зеа, отправляйся туда и ты.

— Ты что, собрался нам приказывать? — с возмущением почти закричала Зеа. — У нас все получалось, покаты...

— Ты прочла книгу? От корки до корки? — Когда Зеа ничего не ответила, Эндрю повернулся к Нейлу и Лиаму. Те тоже промолчали. Какая-то часть Эндрю трепетала от ужаса: чем-то кончится его дерзкая попытка... Проклятие, все они старше его, более обученные, несравненно более опытные... И все же Эндрю без колебаний бросил: — Да, собираюсь. Садитесь так, чтобы стол вас загораживал. Если начнутся неприятности, выскакивайте и закройте за собой дверь.

— Если ты что-нибудь сделаешь с книгой, — прорычал Нейл, красный от ярости, — клянусь, я тебя...

Он не договорил, но Эндрю прекрасно понял угрозу. И все равно нужно было действовать... Эндрю в душе молил богов, чтобы ему все удалось. Он крепко стиснул книгу, придав лицу решительное выражение. Сначала никто из остальных не двинулся с места. Нейл и Зеа смотрели на Лиама, который, в свою очередь, разглядывал Эндрю с таким безразличием, что того охватил ледяной озноб. Потом Лиам коротко кивнул. Еще минута, и все было готово. Эндрю указал Лиаму на середину комнаты и сам встал перед ним.

— И все-таки я не понимаю, почему вам так не терпится...

— Откуда тебе понять!

— Но почему?

— Ты же герцог. У тебя есть земли, поместья, должность при дворе кузена-короля. У нас есть только колдовская сила, которой мы можем повелевать, а нам и ее не дают использовать должным образом. Что еще тебе нужно понимать?

Конечно, они и не могли смотреть на вещи иначе...

— Хорошо. Так все-таки какую часть книги вы прочли?

— Достаточно много.

— Нет, недостаточно, иначе вы уже все освоили бы. А теперь слушай. Дважды глубоко вздохни и медленно выдохни воздух. Закрой глаза и сосредоточь внимание на какой-нибудь точке внутри себя. Если слышишь, как бьется твое сердце, сосредоточься на нем. Можешь считать удары, если хочешь. — Эндрю дождался, пока Лиам кивнет, и продолжал: — А теперь представь, что рядом с тобой кто-то стоит, стоит так близко, что ты можешь коснуться его рукой. — Лиам снова кивнул. — Собери всю свою колдовскую силу, пусть она заполнит тебя от подошв до кончиков волос. Заставь силу хлынуть через аярн в твоей руке в того, кто стоит рядом.

Последовала долгая пауза; Эндрю почти мог ощущать силу, исходящую от стоящего перед ним колдуна. Лиам был старше его, он учился колдовству уже пять лет, но явно еще не обладал необходимой властью над собой.

— Делай все медленно, не дави. И не позволь взять власть над тобой тому, что ты делаешь.

Еще одна долгая пауза. На лице Лиама выступил пот. Наконец, не открывая глаз, он снова кивнул.

— Хорошо. Теперь не делай ничего, пока я не скажу. Когда же я дам команду, нужно, чтобы ты представил себе, что делаешь шаг в сторону и входишь в воображаемого человека рядом с собой. Когда ты это совершишь, тебя уже не будет там, где ты сейчас. Можешь ты увидеть это внутренним взором?

Лиам нахмурился, но все-таки кивнул.

Эндрю оглянулся на остальных, чтобы удостовериться: они в безопасности, и глубоко вздохнул, снова поворачиваясь к Лиаму. Он знал: если Лиам потеряет контроль над ситуацией, скорее всего он убьет и себя, и его.

— Готов? — спросил он, пристально вглядываясь в лицо парня. Когда тот снова кивнул, Эндрю скомандовал: — Давай. Шагни в сторону.

Эндрю затаил дыхание. На мгновение ему показалось, что ничего не произойдет, — и тут неожиданно Лиам у него на глазах исчез. Исчез, снова появился, опять исчез. На этот раз прозрачный контур сохранился, но Лиам явно твердо вознамерился добиться успеха.

Эндрю не позволил себе протянуть руку к Лиаму. Любое отвлечение могло убить их обоих. И все же сердце его отчаянно колотилось, словно побуждая Эндрю обратиться в бегство, пока не поздно.

— Смотрите! Ему удается! — прошипела Зеа откуда-то сзади, но Эндрю махнул рукой, требуя тишины.

Лиам судорожно вздохнул, однако он все еще держался — бледная полупрозрачная фигура, сквозь которую просвечивали стены комнаты.

Эндрю понимал, что не может позволить этому продолжаться. Если несчастье до сих пор не случилось, то уже и не случится. Он открыл рот, чтобы объявить о конце эксперимента, — и тут Лиам исчез.

Эндрю поспешно вскинул руку, отчаянно стремясь помешать Зеа издать победный крик. Сейчас любая помеха была бы катастрофой.

— Достаточно, Лиам, — пробормотал он, оглядывая комнату в попытке обнаружить исчезнувшего колдуна. — Сейчас, как только почувствуешь, что смещение надежно, сделай шаг вперед, ко мне. При этом ты должен сосредоточиться и удержать смещение.

Эндрю совершенно не представлял себе, насколько выполнимы его указания, пока Лиам вновь не стал видимым — на добрых два шага ближе к нему: сначала смутно различимая фигура, потом вполне материальная, потом снова полупрозрачная.

Да, пора, пора кончать...

— Лиам, теперь нужно постепенно возвращаться, — понемногу, не спеша. Возвращайся, пока не почувствуешь, что сила внутри тебя улеглась. Вот так! Еще немножко!

Мгновение ничего не менялось, потом тело Лиама обрело больше материальности, больше цвета... В тот же миг Лиам скривился от боли, и Эндрю ощутил поток силы. Это заставило его двигаться так быстро, что он оказался не способен уследить за собственными действиями. Для Эндрю существовал только Лиам и пульсирующий силой аярн в его руке. Эндрю выбросил руку вперед и вцепился в аярн, отчаянно пытаясь остановить приближающуюся беду.

Свет ослепил Эндрю, какая-то сила швырнула на пол, в ушах стоял гул. Лиам повалился на него. И вдруг все кончилось. Проморгавшись, Эндрю обнаружил, что снова отчетливо видит окружающие предметы.

Первое, что привлекло его внимание, были изумленные взгляды Нейла и Зеа, выглядывавших из-за стола. Эндрю со стоном перекатился на спину и сел. Глаза лежавшего рядом Лиама были широко открыты, по лицу расплывалась идиотская улыбка.

— Я сумел!

Только тут Эндрю заметил, что тоже глупо улыбается.

— Пожалуй, сумел. Поздравляю. Встать можешь? Лиам повернулся так, чтобы видеть Эндрю.

— Как тебе удалось это сделать?

— Сделать что?

— Удержать ответный удар.

— Мне и не удалось. Разве ты не видишь, что мы растянулись на полу, хотя мгновение назад стояли?

— Да, это я заметил. — Лиам с кряхтением поднялся на ноги и протянул руку, чтобы помочь Эндрю. Зеа и Нейл кинулись к ним; лица обоих расплывались в таких же торжествующих улыбках, как и лицо Лиама.

— Ну что, теперь вы удовлетворены? — Эндрю хотел получить ясный ответ, чтобы не пришлось прятать книгу от колдунов-недоучек.

— Пожалуй, — кивнул Лиам, пряча свой аярн.

— Сделаете мне одолжение?

— Конечно.

— Отправляйтесь спать. А когда в следующий раз захотите попробовать, воздержитесь.

Лиам коротко рассмеялся и кивнул.

— Кто мог бы подумать, что ты такой знаток запретного искусства, а? Ладно, пошли. Уже поздно, и если нас здесь поймают, неприятностей не оберешься.

Эндрю вышел из комнаты следом за остальными, потушив предварительно лампу. Он проводил глазами расходившуюся по своим комнатам молодежь, потом двинулся в долгий путь вокруг главной пещеры. К тому времени, когда он добрался до покоев своей матери, он уже вовсю зевал. Однако Эндрю не остановился и продолжал идти, пока не оказался у двери Генри.

Из комнаты долетали тихие голоса. Войдя, Эндрю увидел, что Финлей сидит в кресле у стены, а Дженн и Арли разговаривают у двери, ведущей в спальню Генри.

— Эндрю! — Улыбку Дженн сменило выражение тревоги. — Что ты тут делаешь в такой поздний час? Я думала, ты давно спишь.

— Я... я хотел узнать, как дела у почтенного Генри.

Лицо Дженн смягчилось, она подошла к сыну и положила руку ему на плечо.

— Мне очень жаль, милый... Он умер несколько минут назад.

— Ох... — Эндрю крепко обнял мать. — А как Селия?

— Она все еще с ним, но пока держится мужественно. Эндрю просительно посмотрел на Дженн.

— Не смогли бы мы задержаться и присутствовать на похоронах?

— Учитывая снегопад, я не рискну позволить вам задержаться. Прости меня.

— Я понимаю. — Эндрю слабо улыбнулся. — Пожалуй, мне лучше вернуться в постель.

— Я встану утром, чтобы проводить вас.

Взгляд Эндрю обратился к закрытой двери спальни, потом снова устремился наДженн. Она выглядела очень усталой, глаза ее покраснели, лицо было бледным. Порыв сыновней любви заставил Эндрю наклониться к ней и поцеловать в щеку.

— Доброй ночи, мама. Утром еще увидимся.

Глава 7

Годфри намеренно выбрал дальний путь вокруг монастырского двора, чтобы оставаться на солнце; ему совсем не хотелось дрожать, обходя его по более короткой, но скрытой тенью стороне. Однако и это не вполне помогло: Годфри чувствовал холод камня под ногами сквозь подошвы сандалий, а кончик носа у него утратил чувствительность. Зима еще только началась, но жители Марсэя уже замерзали.

Должно быть, он стареет... Ведь не так много времени прошло с тех пор, когда такое утро только придало бы ему свежести и готовности трудиться целый день. Теперь же, хотя дел у него прибавилось, Годфри все чаще посещало незнакомое прежде желание полежать под одеялом и дождаться тепла, прежде чем вылезти из уютного кокона.

Только, конечно, поддаться искушению и пропустить утренние молитвы было бы нарушением благочестия.

Годфри улыбнулся своим мыслям. Как ни плохо шли дела в Люсаре, все-таки на сердце становилось теплее оттого, что чувства юмора он не утратил. Он свернул в зал капитула и обнаружил, что другие архидьяконы, Френсис и Олер, уже заняли свои места. Френсис был человек вспыльчивый, но при этом, как ни странно, удивительно мудрый. Свою лысую голову он согревал зимой, никогда не откидывая капюшона сутаны. Олер же был педантом с ног до головы, и это иногда воспринималось как отсутствие чувства юмора, что, по мнению Годфри, не соответствовало действительности. Хотя Олер был на несколько лет старше Годфри и Френсиса, он, казалось, лет десять назад перестал стареть, и его возраст выдавала лишь стальная седина волос. Оба архидьякона подняли глаза, когда вошел Годфри, и перестали шепотом переговариваться, дожидаясь, пока тот присоединится к ним. Годфри опустился на свое место рядом с ними, лицом к собравшимся братьям, и стал ждать начала ежедневного собрания капитула.

— Думаю, вы уже слышали? — прошептал Олер, лицо которого оставалось совершенно неподвижным.

— Годфри всегда на два шага опережает остальных, — откликнулся Френсис; шутливость тона делал а его слова необидными.

— Это потому, — тоже шепотом ответил Годфри, оглядывая обоих архидьяконов, прежде чем подняться на ноги, — что я на самом деле умею читать мысли, братья. Однако каковы бы ни были новости, нельзя ли поговорить о них после собрания?

Когда ни Френсис, ни Олер ничего не ответили, Годфри приступил к обсуждению предстоящих монастырских дел и сел, только когда один из монахов начал ежедневное чтение главы из Писания. Через некоторое время холод каменной скамьи пробрал Годфри до костей, и он порадовался, когда чтение было закончено и можно было закрыть собрание. Годфри дождался, пока все монахи, кроме двоих его коллег, вышли из зала. Встав и размяв затекшие ноги, он повернулся к Френсису и Олеру.

— Так о чем я должен был слышать?

— Вы же умеете читать мысли, — сухо бросил Френсис. Олер неодобрительно пощелкал языком и покачал головой.

— Опять этот отшельник из Шан Мосса, Годфри. Вы знаете о его последнем видении?

Только чувство самосохранения не позволило Годфри закатить глаза. В его жизни было время, когда он доверял всему, что исходило от лесного отшельника. Однако отшельник в Шан Моссе жил уже более столетия, и эта роль явно переходила от одного монаха к другому; некоторые пророчества, о которых Годфри пришлось услышать в последние месяцы, не могли не вызывать недоверия. Впрочем, ни братья, ни страна, скатывающаяся в бездну отчаяния, не разделяли его сомнений, находя надежду в чем угодно.

— Нет, о последнем не знаю. Какую новость я пропустил?

— Вы лучше выслушайте все внимательно, — посоветовал Френсис, заметив скептицизм Годфри. — На основании видений отшельника уже пишутся книги по истории. Не хотите же вы стать известным потомству как священник, который пренебрег предостережениями?

— Был бы счастлив, — вздохнул Годфри, — вообще не стать известным потомству.

Олер поднял руки, призывая обоих собеседников к молчанию.

— Отшельник видел ее. Видел воплощение Минеи, снизошедшей к нам. Это наверняка следует отпраздновать. В этом году он видел ее уже одиннадцать раз. Я просмотрел летописи — никогда не бывало так много...

— А он сказал, где мы ее отыщем? — перебил его Годфри, уже думая о работе, которая ему предстояла. — И что нам следует делать, когда мы ее отыщем?

— Нет. Вы же знаете, Годфри, таких деталей в его видениях не бывает.

— Нуда, хватит и того, что видения появляются так своевременно. Это все? У меня и в самом деле много работы... — Френсис рассмеялся, а Олер насупился. — Что еще?

Френсис повернулся к Олеру.

— Наш собрат слишком занят, чтобы из-за сегодняшних дел беспокоиться о будущем.

— Не кажется ли вам странным, — сказал Олер, поднимаясь на ноги, — что весь этот год полон знамений и пророчеств? А теперь мы получили распоряжение Кенрика... — Годфри замер на месте, потом оглянулся, чтобы удостовериться: тяжелые двери зала закрыты. Однако Олер продолжал, не обращая на это внимания: — Ведь были и другие видения, кроме тех, о которых стало известно епископу... и нам. Отшельнику уже не раз являлась битва при Шан Моссе, схватка между... — Олера передернуло. — Между его светлостью герцогом Хаддоном и гильдийцем, Нэшем. Для любого, кто готов слушать, ясно: корень всех несчастий в одном — в колдовстве. Хотел бы я знать, что, по-вашему, нам теперь делать.

— Делать? — Брови Годфри поползли вверх. Сейчас он намеренно выбросил из головы свою связь с Мердоком, а через него — с Робертом Дугласом. Заговорить об этом он не мог, даже если бы хотел, — а такого желания он не испытывал. — Не уверен, что мы в силах сделать хоть что-нибудь. По крайней мере до тех пор, пока не решимся объявить священную войну колдунам... и позвольте напомнить вам, что наш король — один из них. Поскольку ни один из нас не достиг ранга епископа, хотел бы я услышать, что, по-вашему, нам следует предпринять? Что до меня, я вижу прок в одном: делать свое дело и быть готовыми действовать, когда придет время.

— Вот слова истинного патриота, — засмеялся Френсис. Он тоже поднялся и положил руку на плечо Олеру. — А ведь он прав. Благодари богов, что Бром болеет и не склонен с ходу объявить священную войну. Ни к чему нам торопить события больше, чем необходимо.