Электропрохладительный кислотный тест

      Как бы то ни было, в самую последнюю минуту они перенесли Тест в Муир-Бич. То, что многие, не зная о переезде, заявятся в Стинсон-Бич и будут попросту мерзнуть в темноте, так и не узнав, где находится новое место, - все это почему-то не вызывало никаких угрызений совести. Такова уж была часть некоего странного аналогического порядка, заведенного во вселенной. Нормай Хартвег проглотил свою дозу ЛСД - в тот вечер это были капсулы с кислотным газом - и подумал о Гурджиеве. Гурджиев вообще не трубил бы сбор до самой последней минуты. Мы намерены собраться сегодня вечером. Кто приедет, тот приедет: уже в этом таится откровение. И звучит оно, естественно, так: л и б о в ы в а в т о б у с е, л иб о в н е а в т о б у с а.
      Те, кто был в автобусе, пусть они даже не были Проказниками, как Маршалл Эфрон - упитанный посланец калифорнийцев с понятием, или Ангелы Ада... все отыскали нужное место. А вот копам этого так и не удалось. Вероятно, их сбили с толку объявления насчет Стинсон-Бича.
      В Муир-Биче был домик типа бревенчатой хижины, предназначенный для танцев, банкетов и прочих подобных вещей. Домик этот стоял на сваях на пустыре, поросшем помороженной болотной травой. Просторный пустынный пляж зимней ночью. Несколько бревенчатых туристских хибарок с синей дверью в каждой стене все пустые. В домике было три больших комнаты, длина его составляла футов сто, сплошь бревна, стропила и открытые балки - корабль из темного дерева без единой течи, но и без привычных удобств. "Благодарные Мертвецы" приволокли свою аппаратуру, Проказники свою, в том числе новый электроорган "Хаммонд" для Гретхен и большой строб.
      С т р о б! Строб, или стробоскоп, был придуман как инструмент для исследования движения - к примеру: каким образом движутся ноги человека, когда он бежит. Предположим, в темном помещении вы направляете на ноги бегуна яркий, то вспыхивающий, то гаснущий свет. Свет вспыхивает и гаснет с очень большой частотой, быть может, в три раза быстрее нормального сердцебиения. Каждый раз, когда свет вспыхивает, вы видите новую фазу движения ног бегуна. Эти следующие одно за другим изображения остаются у вас в голове, поскольку свет гаснет прежде, чем вы успеваете уловить привычные глазу расплывчатые очертания движения. В мире кислотных торчков строб приобретает некие волшебные свойства. При определенной частоте свет стробоскопа настолько синхронизируется с колебаниями мозгового излучения, что у эпилептика может начаться припадок. Торчки обнаружили, что стробоскопы способны вызывать у них многие ощущения, связанные с опытом восприятия ЛСД, без всякого приема ЛСД. Строб!
      Людям, стоявшим под мощным стробом, казалось, что все разваливается на части. Исступленные танцоры ладони их отлетели от рук и застыли в воздухе сверкающие лица раскололись на мелкие кусочки - там мерцающий овал зубов, здесь пара отполированных ярко освещенных скул - все трепещет и распадается на отдельные образы, как в мелькании старых фильмов нарезанный ломтиками человек! - вся история, словно бабочка, пришпилена булавкой к картонке: о п ы т в о с п р и я т и я, какие сомнения! Строб, проекционные аппараты, микрофоны, магнитофоны, усилители, "Ампекс" в режиме переменного запаздывания - все это в линкольновском бревенчатом домике представляло собой единое, переплетенное и мерцающее целое, все принадлежало общине. Бэббс что-то говорил в микрофон и следил за индикаторами. Уже повалили в домик торчки. Пришли Маршалл Эфрон и Норман - Норман уже совершенно чумовой от кислоты... И тут входит Кизи, в главную дверь...
      Все настораживаются. Лицо его неподвижно, голова слегка приподнята. Он намерен что-то с д е л а т ь; все настораживаются, ведь это кажется страшно важным. Затянул-таки их харизмагический пылесос. Кизи, ни слова не говоря, идет к центру управления, окунается в галактику индикаторов, производит... незначительную регулировку... да! один рычажок, двухполюсный, одноходовой переключатель двойного действия, аллегория Контроля...
      Рядом Бэббс, основательно заряженный, но управляющийся с перепутанной сверкающей магнитной лентой, проекционными аппаратами и всем остальным. Перед каждым Проказником, основательно заряженным, стоит строго определенная задача. Норман таращит глаза на индикаторы - зарядился он так, что даже не различает цифр, цифры корчатся и ускользают от взгляда, точно огромные светящиеся паразиты под микроскопом, - но... ф у н к ц и о н и р у ю т п о д к и с л о т о й. Бэббс говорит: "Мы занимаемся этим в основном для того, чтобы научиться функционировать под кислотой". Ну конечно! Готовьтесь к Великому дню - когда широкие массы, миллионы, целые цивилизации будут торчать под кислотой, стремиться отыскать сатори, этот день уже близок, волна накатывается на весь мир.
      Все торчки сидят на полу - человек триста. И кружатся в вихре! Да. У Большого Ниггера в Сан-Хосе многие из малышей, которых Проказники загнали к себе в тот вечер после концерта "Роллинг Стоунз", к кислоте не притронулись, хотя у Большого Ниггера собралось немало торчков, одуревших от самых разных вещей, что и создавало располагающую атмосферу, известную под названием "контактная таска". Но здесь все по-другому. Почти каждый, кто отыскал это место после отмены Стинсон-Бича, погружен в вещь по крайней мере настолько, чтобы догадываться, что за "кислота" имеется в виду в Кислотном Тесте. Многие приняли кислоту часа четыре назад, пережили ее первый стремительный натиск и теперь готовы... с упоением тащиться... Два проектора демонстрируют Фильм. Автобус с Проказниками принимается раскатывать по стенам домика, Бэббс и Кизи взволнованно все это обсуждают, громадный неуклюжий автобус трясется и подпрыгивает на высоких пригорках света и торчковых голов - Нормой, совершенно чумовой, в полуиспуге-полуэкстазе сидит на полу и все-таки подсознательно догадывается, что это и есть его модель Кислотного Теста: сидеть и смотреть, выдерживая стремительный натиск, часов до трех или четырех утра, до волшебной минуты, а потом пуститься в пляс - однако натиск на этот раз такой бурный! Фильм и осветительная аппаратура Роя Себёрна погружают каждый уголок домика в межгалактические красные научно-фантастические моря; накрытые стеклянными тарелками, окрашенные в причудливые цвета масло, вода и пища с огромным увеличением спроецированы на стену, так что сам процесс сотворения клеток переносится с помощью мистической эктоплазмы в небесную высь, а потом появляются "Мертвецы", вибрируя своим оглушительным подводным вибрато, сотрясающим все, от алеутских скал до населенных мифическими грифонами утесов Калифорнийского залива. Сверхъестественная музыка "Мертвецов"!.. агония в экстазе!.. почему-то подводная, почти всегда мутная и туманная, оглушительно громкая, словно на тебя обрушивается водопад, но в то же время вибрато ее напоминает аккомпанемент к спектаклю про вурдалаков, как будто каждая струна их электрогитары тянется не меньше, чем на полквартала, и звенит в помещении, наполненном природным газом, не говоря уже об их великолепном электрооргане "Хаммонд", который звучит как киношный "Вёрлитцер", аппарат для диатермии, "Оркестр Гражданского радио" и грузовик-мусоросборник в четыре утра, работающие на одной частоте... Потом вдруг другой фильм ЧЕЛОВЕК-ЛЯГУШКА Бэббс, Гретхен и Хейджен сняли его в Санта-Крусе. Это история про Бэббса-Лягушку, выходящего из Тихого океана в черном костюме аквалангиста - неопреновом лягушачьем костюме, в ластах, с бессмысленно выпученными глазами, - озорное чудовище, полюбившее Принцессу, Гретхен. При этом стробоскопически мелькают взявшиеся невесть откуда - из Автобусного Фильма? - кадры. Человек-Лягушка обхаживает ее, покоряет ее сердце и в борьбе со злыми духами Тихого океана уступает ее им в подводной проекции изображения БЭББС! ГРЕТХЕН! Норман никогда еще не смотрел кино под кислотой, а изображение становится все глубже, глубже и глубже, с соблюдением всех законов перспективы - ну и фильм, самый лучший стереоскопический фильм на свете, и вот они уже прямо перед ним, все их предельно-неопреновые лягушачьи сказки, а Тихий океан далеко-далеко за болотами, окружающими домик в Муир-Биче, сгущается тьма, а потом в комнате появляются Бэббс и Гретхен во плоти, теперь они одновременно в двух местах - прямо передо мной на берегу океана и там, в этой самой комнате, в этом самом домике на берегу океана, Бэббс у микрофона, а Гретхен неподалеку, у органа "Хаммонд", - какова с и н х р о н н о с т ь!.. вот как надо повествовать о своей жизни, вот как надо ее инструментовать, с переменным запаздыванием, со сплошными напластованиями переменных запаздываний ХА-ХА! в водовороте оказывается не кто иной, как Аузли. Аузли, в своем шестисотдолларовом торчковом наряде, выбрался из боевого паранойно-шпионе кого подполья, чтобы своими глазами увидеть эксперимент Проказников, и в разгар заразного вихря он принимает ЛСД. Они никогда не видели, как он это делает. Он принимает кислоту, и МУТНЫЙ водоворот подхватывает его и с глубоким переменным запаздыванием затягивает в стробоскопически-стереоскопический паноптикум Проказников ЧТО ЗА ТВАРИ пошатываясь, вваливаются размалеванные светящимися красками Ангелы Ада, в лучах невидимого света они тесной группой усаживаются на пол и принимаются с самым кротким и блаженно-буддийским видом передавать друг другу всевозможные тайные ангельские символы: цепочки, Железные кресты и ножи, пуговицы и монеты, ключи простые, ключи гаечные и запальные свечи размышляя над чудесными тайнами этих мерцающих разноцветных предметов. Серебристо-оранжевый дьявол плавно скользит меж танцующих, каждому улыбаясь едкой ухмылкой Зи-лота, улыбаясь и Кизи, склонившемуся средь спутанных поблескивающих проводов над регуляторами, чтобы установить КОНТРОЛЬ Кизи бросает взгляд на стробоскопический водоворот танцоры! вертящиеся и вертимые! в э к с т а з е! двигающиеся по спирали! взлетающие ввысь! ломтиками! пингпонговыми шариками! очищенным кремовым субстратом - и при этом достигается такая СИНХРОННОСТЬ какой ему никогда не доводилось видеть. Вот собрались торчки со всего кислотного мира, и всех их закружило в водовороте, затянуло в пирог. Пора показать им, что такое настоящий КОНТРОЛЬ Кизи регулирует строб, переводя рычаг-барометр ВВЕРХ и все ускоряют движение В ТОТ ЖЕ МИГ весь водоворот - так глубоко их туда затянуло. Они танцуют все быстрее, в стробоскопических вспышках ладони вскинуты вверх отдельно от рук, как конфетти, блаженные лица распадаются на части и меняются местами, ведь я это ты, а ты это я в сумчатой дьявольщине Космо. Перевод рычага ВНИЗ и они сбавляют скорость - или: мы тормозимся... это... Космо... тормозит, все с той же синхронностью.- один мозг, одна энергия, единый поток интерсубъективности. Оказывается, она в о з м о ж н а, эта алхимия, мечта всех торчков. Она творится у них на глазах, действует КОНТРОЛЬ
      Как ни странно, после первого бурного натиска в Кислотном Тесте стали наступать длительные перерывы, сопровождавшиеся совершенно невыносимой скукой. Невыносимой потому, что после всеобщего неистовства ее никто не ожидал. Ничего не происходило, по крайней мере с точки зрения здравого смысла. Те, кто не был... в автобусе... приходили к заключению, что не существует никакого расписания. "Благодарные Мертвецы" играли без всяких о т д е л е н и й; никаких восьми песен на отделение, никакого потом двадцатипятиминутного антракта, и так далее; четыре-пять отделений и несколько вещей "на бис". "Мертвецы" могли играть одну вещь и пять минут, и тридцать. Да и кто следил за временем? Кто м о г уследить за временем, когда вся история была нарезана ломтиками? "Мертвецы" могли быть такими же чумовыми от кислоты, как и все остальные. Люди... несозвучные озирались по сторонам и видели всевозможных торчков, включая тех, что всем здесь заправляют, Проказников, испещренных полосами на фоне стен, точно нарезанное ломтиками желе "Джелло". Люди ждали; но никто, как видно, и не думал становиться на их сторону. Те, у кого не было настроения ждать, как чумовые, так и не очень, постепенно расходились, и Тест обретал равновесие за счет однородности пирога. Ансамбль Проказников с Гретхен на электрооргане взялся исполнить причудливую китайскую какофонию собственного сочинения. Норман поднялся и пустился в пляс, настал и его черед. Он даже подурачился немного, выдумав новую световую проекцию, хотя и считал, что получается у него не слишком-то здорово, однако надвигавшаяся волшебная минута уже окутывала его электрическим бархатом. Кизи негромко говорил в микрофон. Они находились в ураганной тиши, в пироге.
      На заре - прикольный холодный свет над заболоченными лугами и взморьем. Пурпурная тень на поверхности океана, словно один гигантский, холодный как лед кровоподтек. Внезапно распахивается входная дверь, и на пороге - Аузли.
      Аузли, пошатываясь, ощупью входит в комнату и вопит:
      - Выжил!
      Вопль звучит как паровой свисток с чрезвычайно узким отверстием:
      - Выжил!
      Аузли, Кислотный Король, в своем шестисотдолларовом наряде, ощупью пробирается сквозь унылый кровоподтечный рассвет, с глазами как бомбовые воронки, и шипит:
      - Выжил!
      Однако при виде Кизи он явно ощущает прилив адреналина, поскольку к нему возвращается голос, и он принимается наседать на Кизи:
      - Кизи!
      Суть в том, что Кизи уже не в состоянии начать все сызнова. Это конец. С Кислотными Тестами покончено. Кизи - маньяк, а Тесты его маниакальные, и крыша уже поехала. Прием ЛСД в такой многочисленной компании отнимает слишком много сил, слишком много агрессивной энергии, отчего происходят пагубные, абсолютно бредовые вещи - и все такое прочее. Это его кислота, и он говорит, что это конец. Никто не может до конца уразуметь, о чем он говорит. Разве что о том, что все спятили, и это заслуга Кизи.
      Мало-помалу обрывки собираются в единую картину. Неплохой полет под собственной ЛСД устроил себе этот Аузли. Оказывается. Аузли принял ЛСД и, как видно, изрядную дозу, после чего свет стробоскопа и невероятные напластования переменного запаздывания начали его трясти и покрывать мелкой рябью, и он был выброшен в искривленное время, то есть попал в параллельное временное измерение. О подобных вещах торчки говорили постоянно. У них была возможность ссылаться на серьезных мыслителей, даже ученых, таких как С. Д. Брод с его теорией в т о р о г о в р е м е н н о г о и з м е р е н и я: "События, разделенные временным интервалом в одном измерении, могут смыкаться без всякого интервала в другом, так же как две точки на поверхности земли при различной долготе могут характеризоваться одной и той же широтой"... Или теория Дж. У. Данна - теория сериализма или бесконечного регресса... или Морис Метерлинк. Торчки постоянно говорили о подобных вещах, и Аузли был к ним подготовлен. И вот он уторчался. Потом он был захвачен водоворотом, штопором вылетел из своей тыквы под характерным воздействием включенного Проказниками устройства переменного запаздывания и в итоге легенда о предпринятом им полете звучала так:
      Он попал в восемнадцатый век - граф Калиостро! уже не простой Джузеппе Бальзамо из Палермо, средиземноморского Окленда, а добродетельный граф, алхимик, пророк, чародей, знаменитый провидец, предсказатель лотерейных выигрышей, путем алхимии создающий нечто новое из основых элементов... э т о г о б р и л л и а н т а, самого большого, самого ослепительного в истории - п о ж а л у й т е с ю д а, кардинал Луи де Рося о д н а к о! подвергаемый гонениям как чудотворец брошенный в вертящуюся черную башню, в Бастилию, где полно грязно-бурой воды, насыщенного углекислотой мха и дергающихся, разодранных на части крыс, анатомированных в лучах ослепительно сияющего бриллианта, в который никто не верил, там крысиная лапка, здесь крысиная пасть, крысиные зубки, крысиные глазки, крысиные хвосты, трепещущие и застывающие в воздухе, как огни большого города, - что за шум? - на улицах толпится чернь... либо спасение - либо... Бастилия начинает распадаться на гигроскопические войлочные кубики...
      ...и так далее. Мир начал разваливаться у него на глазах. Весь мир стал раскалываться на куски, разлагаться на составные части, а он еще даже не вернулся в двадцатый век, он попал в ловушку - где? - в Париже 1786 года?.. Весь мир разлетался на куски, молекула за молекулой, и плавал, как пузырьки жира в чашке кофе, постепенно исчезая в межгалактических болотах и газах вместе с его собственным телом. Он лишился кожи, скелета, легочных вен - угрями ускользали они в липкую грязь болот, воняя фосфором, его нервные узлы распутывались, как клубки обожженных червей, и, извиваясь, пропадали в галактической канализации, все его существо растворялось в газообразном небытии, пока, наконец, от него не осталась одна-единственная клетка. О д н а ч е л о в е ч е с к а я к л е т к а: его; это все, что оставалось от известного ему мира. и, потеряй он контроль над этой единственной клеткой, не осталось бы ничего. То есть наступил бы к о н е ц с в е т а. Он обязан колоссальным усилием воли вновь сотворить самого себя и весь мир по одной этой клетке - слишком непосильная задача. С чего надо начинать? С калифорнийской Дороги 1, чтобы выбраться отсюда на своей машине? а вдруг она окажется просто-напросто грязной Рю-Вентру с поджидающей у Бастилии толпой? может, начать с автомобиля? с дифференциала? как делается эта гадость? или с пляжа? со всеми его прикольными песчинками? заболоченными лугами? туристскими домиками? придется ставить на место к а ж д у ю синюю дверь? или с океана? или пускай себе остается высохшим? не создавать же всех этих мерзких слепых глубоководных животных... а может, с неба? интересно, докуда оно простирается? до Большой Медведицы? до Медведицы Малой? до Дельфина? а что, если это и вправду бесконечный ряд концентрических хрустальных сфер, вызывающих бесконечные студенистые подводные вибрации? с "Мертвецов"? с Проказников? с Кизи - нет, Кизи и с ч е з раз и навсегда, Кизи и глубоководные твари - и все-таки, сделав над собой сверхгероическое усилие, он начинает. Но когда ему удается, наконец, восстановить самого себя, он понимает, что ему эта задача не по плечу. Слишком непосильный труд. Он создает свой автомобиль. Он создает автостоянку и начало шоссе. По дороге он доделает его до конца. Д а и ч т о з а п р и к о л? Р а з л е т и с ь о н о в с е в щ е п к и! Предоставим остальной мир самому себе, пускай остается в газообразном виде. Он впрыгнул в машину и дал полный газ: и врезался в дерево. В дерево, которое он еще даже не поставил н а м е с т о. Однако эта авария какимто образом внезапно возвращает на свое место весь мир. Вот же он: вернулся из покрытого жирными пузырями болота. Машина вдребезги, но он выжил. Выжил!
      ВЫЖИЛ!
      и он врывается в домик, чтобы отыскать этого маньяка Кизи. Оказывается, и этот сукин сын ухитрился вернуться на место!
      XIX. ФЕСТИВАЛЬ ПОЛЕТОВ
      Безумный полет Аузли! Он и у самого Аузли превратился в навязчивую идею. Как только речь заходила об элэсдэшном опыте - а в компании Аузли речь о нем заходила практически постоянно, - он принимался подробно описывать приключение, пережитое в МуирБиче. Похоже, оно ужасало его и в то же время заинтриговывало - такие отвратительные, но чудесные подробности! Все слушают... разве такое бывает? Во всяком случае, из рассказов Аузли выходило, что Кизи он считает демоном и намерен прекратить поставлять Проказникам ЛСД.
      Кислотные Тесты пришлись не по душе и Ричарду Алперту. Ричард Алперт, как и Тимоти Лири, ради психеделического движения пожертвовал университетской карьерой психолога. Даже при наилучшем стечении обстоятельств было весьма нелегко удержать широкие массы добропорядочных людей от впадания в истерику по поводу ЛСД - не говоря уже о тех случаях, когда кислоту применяли в общественных местах для шумных маниакальных оргий. Торчки, стоявшие на позиции Лири и Алперта, не могли поверить даже своим прикольным ушам, когда слышали, что Проказники откалывают такие прикольные номера. Они ждали, что тех того и гляди постигнет какая-нибудь катастрофа, какое-нибудь массовое наркотическое безумие, за которое сможет ухватиться пресса, и тогда психеделическое движение будет похоронено навеки. За ними пристально следила полиция, однако она мало что могла поделать, если не считать случайных арестов за хранение марихуаны, поскольку в ту пору еще не было закона, запрещающего ЛСД. Проказники провели Тесты еще и в Пало-Альто, Портленде, штат Орегон, два в Сан-Франциско - и три в Мексике, - и при этом не был нарушен ни один закон, лейтенант,- р а з в е ч т о в с е з а к о н ы Б о ж ь и и ч е л о в е ч е с к и е, - короче, вопиющее нарушение справедливости, а мы н и ч е г о н е м о ж е м п о д е л а т ь...
      Кислотные Тесты были из разряда тех возмутительных событий, тех с к а н д а л ь н ы х происшествий, которые приводят к новой моде, к новому взгляду на жизнь. Все кудахчут, кипят от злости, скрежещут зубами по поводу безвкусицы, распущенности, наглости, вульгарности, ребячества, безумия, жестокости, безответственности, а сами при этом приходят в такое возбуждение, в такой эпитасис, так бессмысленно брызжут слюной, что избавиться от этого состояния уже не в силах. Оно превращается в форменное наваждение. И вдобавок им демонстрируют, как это все н а д о б ы л о делать.
      Кислотные Тесты стали п о в о р о т н ы м п у н к т о м в истории психеделического стиля и почти всего, что с ним связано. Дело не просто в том, что Проказники начали первыми, а, скорее, в том, что Кислотные Тесты по прямой привели к "Фестивалю Полетов", состоявшемуся в январе 1966 года. Там-то все и было предано полной гласности. "Представления с использованием нескольких средств информации" вытекали непосредственно из применявшегося на Кислотных Тестах сочетания освещения, кинопроекции, стробоскопов, магнитофонных записей, рок-н-ролла, невидимого инфракрасного света. Что до "кислотного рока" - звука, известного по альбому "Битлз" "Сержант Пеппер" и резкому вибрато "Аэроплана Джефферсона", "Матерей всех изобретений" и многих других групп, - то он берет начало с выступлений "Благодарных Мертвецов" на Кислотных Тестах. "Мертвецы" делали з в у к о в ы е копии световых проекций Роя Себёрна. Кое в чем есть и косвенная заслуга Аузли. Ошалевший Аузли, чудом спасшись во время своего знаменитого Безумного Полета, тут же принялся щедро вкладывать деньги в "Благодарных Мертвецов", а значит, и в Тесты. Быть может, несмотря на случившийся с ним приступ наркотического безумия, он считал Тесты новой волной, которой суждено большое будущее. Быть может, он решил, что "кислотный рок" - это звук будущего, а сам он станет для "Благодарных Мертвецов" кем-то вроде Брайена Эпстайна. Сие мне неведомо. Как бы там ни было, он начал покупать "Мертвецам" аппаратуру, какой еще не было ни у одного рок-н-ролльного ансамбля, включая "Битлз": всевозможные тюнеры, усилители, приемники, динамики, микрофоны, магнитофоны, катушки, театральные рупоры, микрофонные журавли, осветительные приборы, станки для грамзаписи, инструменты, пульты, демпферы, всякие вспомогательные штуковины все, что было в продаже. Звук принимался столькими микрофонами, регулировался столькими пультами и устройствами переменного запаздывания, проходил через столько усилителей, смешивался и взбалтывался в стольких динамиках и через столько микрофонов шел обратной связью, что на выходе казался прошедшим химическую очистку. В звучании, которого добивались "Мертвецы", было нечто совершенно незнакомое и безумно таинственное, и именно из этого звучания вышло почти все то новое, что есть в рок-н-ролле,- я слышал, что этот стиль стали называть рок-джаз.
      Кислотным Тестам обязаны своим появлением на свет даже такие явления, как искусство психеделического плаката - вихри надписей, узоров и вибрирующих оттенков, электропастельных тонов и светящихся спектральных цветов якобы в стиле "арт-нуво". Позднее другие импресарио и исполнители воссоздали основанное Прсжйзниками направление с такой утонченностью, какая не снилась и самим Проказникам. И с к у с с т в о н е в е ч н о, р е б я т а. Плакаты стали произведениями искусства, вошедшими в общепризнанную культурную традицию. Более того, другие музыканты стали с большим успехом, по крайней мере коммерческим, чем "Мертвецы", использовать придуманную "Мертвецами" манеру звучания. Другие стали устраивать представления с различными средствами информации, превратив их, в конце концов, в приторно-сладкие конфетки с мягкой начинкой для мозгов. На что Кизи впоследствии заметил:
      "Они знают, г д е это находится, но не знают, ч т о это такое".
      Идея состоявшегося в январе 1966 года Фестиваля Полетов принадлежала, строго говоря, Стюарту Бранду. Бранду и сан-францисскому художнику Рамону Сендеру. Двадцатисемилетний бывший биолог Бранд к тому времени уже сталкивался в Аризоне и Нью-Мексико с индейскими религиозными обрядами, связанными с культом пейотля. Бранд основал организацию под названием "Америке нужны индейцы". А в один прекрасный день, как раз после того, как с целью сфотографировать Землю был запущен спутник "Исследователь", он принял ЛСД, и, когда синапсы внутри его черепушки замельтешили со скоростью 5000 мыслей в секунду, там возник один из тех вопросов, что воспламеняют людские мозги: "П о ч е м у м ы д о с и х п о р н е в и д е л и ф о т о г р а ф и и в с е г о з е м н о г о ш а р а?" - и тогда он сел в машину и проехал всю Америку, от Беркли, штат Калифорния, до 116-й улицы в Нью-Йорке, продавая по дороге значки с этой надписью левым, правым, фундаменталистам. теософам, оппозиционерам - всем, у кого душа чиста или темна, охвачена паранойей или полна притворства...
      Вместе с его приятелем Сендером они задумали свести воедино все бытовавшие в мире людей с понятием, но в ту пору еще разрозненные, новые виды выразительных средств и устроить для всех желающих Суперкислотный Тест. Снять зал и пригласить туда широкие массы. Для этой цели они нашли импресарио - Билла Грэхэма из Нью-Йорка, добившегося немалой популярности в мире людей с понятием в качестве члена сан-францисской "Мимической труппы", не раз попадавшей в полицию за постановку политических пантомим в парке такое уж у них было направление. Фестиваль Полетов намечалось провести в течение трех вечеров - в пятницу, субботу и воскресенье, 21-23 февраля, в сан-францисском "Портовом зале". В афишах Фестиваль Полетов был объявлен как грандиозный праздник, имеющий целью воспроизвести опыт восприятия ЛСД, но без самой ЛСД, а с помощью, главным образом, световых эффектов и музыки. Главное представление, в субботу вечером, должно было называться "Кислотный Тест с участием Кена Кизи и Веселых Проказников".
      Кизи и Проказники подготовились к Фестивалю заранее. Приехала даже Горянка. Она справилась со своими проблемами и вновь была в автобусе. Проказники только что провели Кислотный Тест в "Филмор Аудиториум", большом танцевальном зале в самом центре одной из густонаселенных негритянских трущоб Сан-Франциско - района Филмор. Ночка выдалась бурная. Собрались сотни торчков и босяков со всего побережья залива, чумовых до остекленения. До Пола Красснера, уже вернувшегося в город, дошла весть, передававшаяся из уст в уста в... Обществе. В четыре или пять вечера все должны "глотнуть кислоты" и готовиться к Кислотному Тесту, который начнется в девять часов в "Филмор Аудиториум". Красснер приезжает туда и - черт побери! видит:
      ...в танцевальном зале сюрреалистически бурлят несколько тысяч тел, уторчавшихся до последнего вечно преданного микроба, в безумных нарядах и непотребном гриме, оглушительный рок-н-ролльный ансамбль, стробоскопический свет, гром-машина, воздушные шары, торчки, транспаранты, электронная аппаратура и пиджак какого-то парня с начертанным на спине воззванием "П о ж а л у й с т а, н е в е р ь в в о л ш е б с т в о", обращенным к танцующей девице с четырехдюймовыми ресницами, - так что даже треклятые гвардейцы Пинкертона и те испытывают контактную таску.
      Кизи просит его взять микрофон и сказать что-нибудь для радиорепортажа с места события. "Я понял только одно, - заявляет он средь всеобщего шума, - будь я копом и приди я сюда, я не знал бы, с чего начать".
      Ну что ж, копы пришли, и они не знали, с чего начать. А явились они, чтобы в соответствии с местным законом прикрыть Тест в два часа ночи, когда все происходящее как раз достигло крайней степени безумия. Горянка с микрофоном в руках пронзительными криками подбадривала кружившийся в танце народ. Бэббс направлял лучи прожекторов на торчков, которые, вконец одурев, болтались по залу, и потусторонним голосом задавал им вопросы в другой микрофон: "Эй, в чем дело?.. Ты что, н е в с в о е м у м е!" С лица Пейджа Браунинга не сходила ухмылка Зи-лота. Копы принялись орать, что пора прикрывать лавочку, но, как они глотку ни драли, их никто не услышал, и тогда они начали выдергивать провода: микрофонные провода и провода громкоговорителей, провода усилителей и провода стробоскопов однако проводов оказалось дьявольски много, самая гигантская в истории змеиная яма проводов и штепсельных выключателей, к тому же, пока они успевали выдернуть восемь проводов, Горянка вставляла обратно десять, а в конце концов она взобралась с микрофоном куда-то на верхнюю галерею и оттуда принялась выкрикивать распоряжения танцующим и копам: "Г р о м ч е м у з ы к у, е щ е в и н а !" - а копы никак не могли ее отыскать. Наконец они велели Проказникам очистить помещение, что те и начали делать - кроме Бэббса, который уселся в кресло и упорно отказывался сдвинуться с места. "А тебе что, надо особое приглашение?" - сказали копы.
      - Мне этим заниматься не пристало, - заявил Бэббс.- Здесь я хозяин. Они работают на м е н я.
      В о т к а к? - и один из копов хватает Бэббса за светящийся жилет, в который он облачен, но всего лишь отделяет Бэббса от жилета. Бэббс маниакально ухмыляется, однако дело неожиданно принимает весьма серьезный оборот.
      - Ты арестован!
      - За что?
      - За с о п р о т и в л е н и е.
      - Сопротивление чему?
      - Сам пойдешь, или тебя тащить?
      - Как вам будет угодно, - говорит Бэббс, ухмыляясь на этот раз весьма угрожающе, точно следующим его шагом будут восемь резких ударов каратэ в глотки и потроха. Внезапно противоборство оборачивается мексиканской ничьей - обе стороны свирепо смотрят друг на друга, но удар пока никто не наносит. Столкновение, однако, нешуточное. В самую последнюю минуту на место происшествия прибывают два или три адвоката Кизи, они разряжают обстановку, уговаривают копов не кипятиться, уговаривают не кипятиться и Бэббса, и назревший было скандал улетучивается в долину, растворяясь во всемирной вражде.