Опустошенный жених. Женская маскулинность. Аналитическая психология

      11 февраля 1986 года президент Рейган процитировал следующие строки сонета, написанного девятнадцатилетним канадским летчиком, погибшим во время второй мировой войны:
      Все выше в бесконечную, заманчивую горящую синеву
      Я поднимаю искусно свой самолет, и ветер его подхватил
      Туда, где совсем не до шуток, где даже орлы не летали;
      В молчании вознесся мой разум, и я перешел
      В высокую, неприступную святость пространства,
      Протянув свою руку, коснулся Божьего Лика.
      Президент Рейган обращался к застывшим от скорби семьям семи американских космонавтов. Эти космонавты спокойно поднимались в Челленджере, а спустя семьдесят три секунды перестали в этой реальности существовать. Они исчезли, вызвав потрясение своих родных, близких и миллионов телезрителей. Слово «пространство» приобрело новый смысл. В течение мгновений космонавты превратились из материи в дух. Видевшие все это, сознательно или бессознательно почувствовали, как у них внутри исчезает их собственный свет.
      Как же отнеслись люди к жестокости этого внезапного жизненного финала, случившегося в гробовой тишине? Каждый в отдельности повторял свой рассказ, слушал музыку, читал стихи, гулял на природе. После этой национальной трагедии телевидение делало то же самое для большого числа зрителей. Между многочисленными повторениями записи трагедии - совершенно непостижимой реальности - передавали музыку, стихи, чтение Писания; тогда любые слова ничего не значили. Воображение с помощью метафоры построило мост, одновременно разделявший и соединявший материю и дух. Так как душа - вечная субстанция, живущая в материи, материальные образы, воспринимаемые пятью человеческими чувствами, содержат пищу, необходимую для жизни души.
      Дух томится, исполненный бесконечного стремления; материя воплощает в себе ограничения духа. Душа играет роль посредника между ними. Когда дух падает, душа испытывает страдания. Когда темная материя получает доступ в сознание, душа тоже испытывает страдания. Суть душевного роста заключается в страдании и жертвоприношении. Сталкиваясь с духовными невзгодами, вместо отвержения духа мы приходим к духовным ограничениям. Сталкиваясь с материальными трудностями, вместо отвержения тела мы приходим к телесным ограничениям. Это тоже свидетельство существования переходного мира. В этом переходном мире, в тонком теле, обитает душа. Патриархальный страх перед женственностью можно преодолеть, создав сосуд осознающей себя женственности - восприимчивую душу, которая больше не испытывает страха ни перед материей, ни перед духом.
      Странствие между небом и землей, соединение одного с другим, воспринимается душой на языке поэзии, на языке метафоры, интегрирующей образ и чувство, сознание и воображение. Метафора или символ исцеляет, потому что обращается ко всей личности в целом. Поэтому Юнг верил, что представление в воображении образов сновидений - это путь, ведущий к целостности личности.
      На определенном уровне взрыв Челленджера был взрывом невоплощенного духа, разум потерял человеческие границы и вышел за пределы законов природы: высокомерие переоценило технические возможности. Во время этой вспышки в микрокосме возник макрокосм. Челленджер превратился в метафору. Роковая пропасть между телом и духом слишком часто заполнялась потерей сознания. Способ избежать трагедии заключается в признании, что эту пропасть должна заполнять душа.
      В отсутствие метафоры можно напитать наше сознание, по при этом заставить голодать сердце и воображение. Не подпитывая душу, можно накрыть банкетный стол сновидений, однако эта пища будет отвергнута и душа испытает голод. В анализе нет ничего грустнее, чем видеть сны, богатые выздоравливающими образами, которые сновидец не в состоянии переварить: сознание либо неспособно, либо отказывается дать себе время, чтобы вкусить, пережевать, проглотить, переварить и интегрировать в свою личность содержание образов сновидений.
      Трансформация совершается через метафору. Без метафоры энергия не находит себе выхода, замыкаясь в повторяющихся паттернах; Медуза заключает ее в каменные оковы. В творческой структуре символ свободно парит между материей и духом, исцеляя духовное начало.
      У детей, как правило, духовность отсутствует, поэтому для них мир все еще является волшебным. Детское воображение привносит свет в детское тело. Они играют. Причем делают это, целиком включаясь в игру. С детских уст слетает сверхъестественная мудрость, однако она бессознательна. В процессе взросления в нашей культуре рациональное мышление постепенно заменяет образное восприятие до такой степени, что воображение задыхается совершенно. А без него спонтанность и творчество превращаются в камень. Когда вечная первозданная сущность прекращает пропитывать повседневную жизнь, последняя становится постоянным повторением однообразной механической работы. Сосуд женственности, который служит источником жизненного восприятия, закрывается так плотно, что ис улавливает ничего нового. Противоположности (дух-материя, мужское-женское) перестают восприниматься как живое противоречие. Без напряжения, юмора, разума, игривости, которые создает жизнь, теряется то, что придает ей вкус. При столкновении двух разных реальностей, раздается взрыв смеха, и если нам суждено прожить божественную комедию, обязательно следует поддерживать напряженность, созданную противоречием между этими двумя мирами.
      Один из величайших драматургов нашего времени Сэмюэл Беккет мастерски умел создавать это напряжение. В главных сценах его театральных постановок, в диалогах и в характерах его незабываемые образы достигают самой сути. Так, например, в его пьесе «Игра на финише» (Endgame) слепой Гамм правит своим однокомнатным царством из инвалидного кресла, сардонически усмехаясь над безногими родителями, которых он запихнул в стоящие рядом с его креслом мусорные баки. Одновременно он издевается над своим слугой Кловом, который больше не устраивает Гамма.
      С начала пьесы и до самого ее конца Клов стоит, как парализованный, держа в руках собранный чемодан, готовый навсегда покинуть этот дом. Однако он не может это сделать. Начиная с его первых слов: «Кончено, все кончено, почти кончено, это должно скоро закончиться» - и до последних слов Гамма:
      Поскольку таковы правила игры…
      … давайте будем играть по ним…
      …и перестанем разглагольствовать на эту тему… хватит трепать языком - все четыре персонажа делают все, что возможно, «играючи», перебирая все мыслимые варианты фраз с употреблением того или иного слова.
      Любить Беккета - значит уметь видеть себя занятым поисками своей вставной челюсти, не надевая очков, и при этом чувствуя, как элегическое восклицание Нелл: «Ah, yesterday!» (знаменитая песня «Битлз») вытаскивает вас из футляра, заставляя при этом скорчиться в кресле и смеяться до слез. Таково противоречие: жизнь, смерть и новая энергия - все сосредоточено в едином озаряющем миге. Однако, если ваша восприимчивая женственность, ваша сосредоточенная в теле душа окажется закрытой, вы не получите ничего: ни озарения инсайта, ни удовольствия. Вы останетесь приговоренным к слепоте и кусанию своих пересохших губ. Без способного к восприятию крепкого сосуда сознания не наступит момент, соединяющий в себе конечное и бесконечность. Без просветленного тела не может проникнуть соответствующий свет духа. Если вы не настроились играть в бейсбол, эта игра может показаться вам забавой для сумасшедших. Не настроившись слушать Моцарта, вместо прекрасной музыки вы будете слышать шум. Не настроившись па работу со сновидениями, вы не увидите в них никакого смысла.
      Маниакальная деятельность, задающая ритм жизни нашего общества, отрицает существование души. Находясь под властью амбиций, конкуренции, поисков идеалов совершенства или переменчивой потребности постоянно ходить на изматывающую работу, люди летят в космос. В своих снах они обрекают душу на пытки, с которыми можно сравнить разве что истязания, изобретенные фашистами, а их тело наполняется нежилым пространством. Оторванные от своих истоков, они стремятся к «высокому». При этом хотят получить его сразу и непременно в конкретной форме: в виде наркотиков, азартных игр, дорогих вещей, алкоголя, изысканной пищи, секса. Иными словами, они хотят выйти за рамки своего «я», избавившись от тоскливого, однообразного существования.
      Все мы люди, и выход за рамки обыденной человеческой жизни не происходит мгновенным скачком в измененное состояние сознания, которое не может быть интегрировано в повседневную жизнь. Такой отход от реальности несет в себе расщепление тела и духа. Мы можем оказаться в состоянии блаженства: в мире вне пространства и времени - в утробе Великой Матери - или же можем стать одержимыми. Одержимость в виде ступора или, наоборот, одержимость экстатической, буйной энергией является бессознательной. Говоря иначе, наша точка зрения и жизненная установка остаются неизменными; мы натыкаемся на свой же собственный карающий меч, оставаясь в рамках древнего мифа об убийстве дракона. Истинная трансценденция подразумевает наличие достаточно крепкого и вместе с тем достаточно прочного сосуда, чтобы уйти в другую реальность и, вернувшись, принести в сознание сокровища, которые вы смогли воспринять; только тогда повседневная жизнь обогащается и наполняется смыслом.
      Сокровища святых таинств, которые когда-то включили повседневную жизнь в божественное провидение, несли в себе благодать миллионам верующих. Многие из нас больше не способны к восприятию этих сокровищ, и тогда они возвращаются обратно в бессознательное. Прекратила свое существование проекция, которая однажды соединила великого и любящего Бога-отца с парящим белым голубем. Бог умер. Многие считают дискуссии о существовании бога не только бессмысленными, но и довольно навязчивыми. Однако умерла всего лишь проекция. Точно так же все рассуждения о богине могут стать столь же бессмысленными и наивно-сентиментальными, если отсутствует личный опыт переживаний, подтверждающих те или иные доводы.
      Бог и Богиня прекратили свое существование в качестве проекций. Они стали теми индивидуальными внутренними переживаниями, позволяющими нам открывать самих себя, природу и тс великие мгновения в жизни, которые оказываются дарами, недоступными нашему сознанию. В теле происходит сотворение души.
      Так как, согласно Уильяму Блейку, тело - это «часть Души, различаемая посредством пяти Чувств, через которые в наше время открываются основные доступы к Душе», все мы, дети патриархальности, должны научиться любить свое тело - материнский аспект богини. Мы не сдаемся по воле природы на милость убаюкивающего материнского чрева. Мы не слышим ее медленного сердцебиения. Мы лишь бросаем беглый взгляд на то, как мертвые пальцы зимы хватаются за распускающиеся почки. Мы не даем себе возможности на миг остановиться, чтобы наполнить весной легкие, подставить кожу под солнечные лучи или капли дождя. Наша чувствительность настолько искажена, что следует вновь научиться почтительному отношению к природе и своему телу. Мы должны снова принять первобытную мудрость, которая дает нам уверенность в том, что мы любимы, что от рождения имеем право на жизнь, что нам нет необходимости ни доказывать, ни утверждать свое существование. Ощущая каждой клеточкой, что жизнь - это высший дар, мы можем принять существующее противоречие. Жизнь больше не раскалывается на правильное и неправильное, свет и тьму, рождение и смерть. Все противоположности становятся составляющими частями таинства, вселяющего в нас трепет.
      Сознательная связь с Великой Матерью предполагает возвращение обратно в сад, осознавая его первозданность и вместе с тем понимая, что именно этот сад мы лишили должного почитания. Сознание хватается за устойчивость эго, отказываясь идентифицироваться с всепоглощающей страстью к обжорству, пьянству и сексу. Оно отказывается впадать в состояние одержимости. Обуздывая вызванные инстинктивной энергией влечения, которые наносят вред, ибо порождаются насилием, сознание открывает дорогу любви. Оно отказывается от навязчивых клятвенных заверений убить дракона, чтобы покончить с матерью, лишь бы освободиться от ее темной утробы.
      В качестве противоположности, отождествляемой с силами тьмы бессознательной женственности, проявляется иная женственность, открывшая в себе голос и переставшая идентифицироваться с драконом. Воплощение такой женственности можно увидеть на рисунке Леонардо да Винчи «Мадонна с матерью Анной». На этом полотне, находящемся в специально затененном зале Лондонской Национальной Галереи, защищенном пуленепробиваемым стеклом от убийц дракона, изображена Дева Мария, сидящая на коленях непорочно зачавшей ее Анны. Сильно заряженным энергетически оказался не только преображенный телесный образ девственницы Марии, но и образ ее матери. Получилось так, что образ тела достиг осознания Св. Анны и ее дочери. Их образы - это переложение в контекст христианского мифа образов богинь греческой мифологии Деметры и Коры.
      Еще более сильный образ можно найти на картине Леонардо «Мадонна в гроте», один из вариантов которой находится в Национальной Галерее. Здесь Анны нет, вместо нее - изображение грота, который прочно ассоциируется с темной материнской утробой, откуда появилась на свет девственница, и который до сих пор служит прибежищем для нее и божественного младенца. Зрительное воздействие этих очень сильных христианских образов возрождения тела достигается привнесением в них просветленного сознания женственности - того самого сознания, которое окончательно идентифицируется с духом божественного младенца. Это осознание женственности происходит во время воспроизведения божественного творения.
      Привнесение такого просветленного женственного сознания, которое в Ветхом Завете идентифицируется с образом Софии или женской мудрости, оказывается для нас серьезной альтернативой патриархальному мифу об убийстве дракона. В католической церкви эти две мифологии существовали параллельно в одну и ту же эпоху, в XI и XII столетиях. А матриархальный миф (в противоположность патриархальному) занимал такое положение, при котором он становился неким контейнером, окружавшим и содержавшим внутри патриархальность, от которой, впрочем, иногда зависел и сам контейнер.
      Исчезновение культа Пресвятой Девы во времена Реформации привело к усилению патриархальности, освободив ее от внешних ограничений матери-церкви. В поклонении Деве Марии мы видим попытку очищения маскулинности через внедрение женственного сознания. Такое внедрение осознавшей себя женственности в качестве хранилища трансцендентного духа привело к превращению самих этих сил в душу. Это внедрение понималось как свет маскулинности в момент вознесения боровшейся с силами тьмы. В результате произошло новое соединение маскулинной энергии в творческий союз с сознательной женственностью. Таким образом, работа по сотворению души не только оказалась в центре внимания, но и вся се динамика с триумфом утвердилась в качестве основы творческой деятельности. Произведение Мильтона «Потерянный рай», традиционно считавшееся самой патриархальной поэмой, написанной на английском языке, в наше время подвергается радикальному пересмотру и новой интерпретации, ибо роль Урании, женской музы, диктовавшей поэму Мильтону, пока он спал, воспринимается гораздо более серьезно.
      Действительно, именно в поэме Мильтона явно обозначается творческий союз маскулинности и женственности, под воздействием которой находилась бессознательная патриархальность Мильтона. Делая акцент на образе Урании, романтизм превратил змея в инструмент женственного сознания, отвергнув убийство дракона патриархальным Мильтоном во имя женственного сознания, послужившего провозвестником нового творения. Такое прочтение «Потерянного рая» фактически было предвосхищено в двух названных выше картинах Леонардо да Винчи. Шелли пошел еще дальше: он возвел романтизм в статус новой религии, увидев в ней возрождение самого христианства. Обращаясь в этой книге к творчеству поэтов-романтиков, я хочу увидеть в их произведениях роль женственного сознания в образовавшемся новом союзе с маскулинным сознанием.
      Поставим акцент по-иному: этот новый союз сам по себе играет трансформирующую роль для маскулинности и женственности, существуя лишь внутри творческой динамики, где ни одна сторона не доминирует и не контролирует другую. Трансформация отношений может произойти только в процессе истинного понимания разницы между убийством и жертвоприношением. В обоих случаях уничтожается или подавляется энергия, но мотивы этого уничтожения совершенно разные. Убийство уходит своими корнями в потребности эго во власти и доминировании. Жертвоприношение имеет своим истоком подчинение эго управляющему центру Самости с целью трансформации в творческий поток жизни губительных энергетических паттернов, несмотря на то, что они могут быть вполне приемлемыми. Очень часто мы лишь ретроспективно можем распознать, что есть что.
      Заключив этот союз, девственная душа привносит в тело свет (сознания). В непрерывном процессе постепенного просветления она является материальной при соединении с мудростью, открывшейся ей навечно через ее собственное тело. Она представляет собой воплощение возродившейся телесности. Она становится опустошенной невестой подлинного жениха. Следовательно, для такого понимания женственного сознания существенно почитание сакрального таинства се собственного творческого раскрытия. Именно это творческое раскрытие отрицает миф об убийстве дракона, считая его беспросветным мраком и даже тенью бессознательной женственности, демонически пародируя мистификацию и выходки Сатаны.
      Находящийся в теле свет - это свет, проникающий в душу через органы чувств. Он отличается от духовного света, внезапно заявляющего о себе тем, что изменяет колебания каждой клеточки, которой достигает. Наверное, пианист может так усовершенствовать свое искусство, что его женственный психический контейнер обретет подобную сверхчувствительность. Но какая-то трансценденция может произойти, лишь если он остается столь же восприимчивым к духу. В момент, когда душа открывается духу, женственность и маскулинность приобретают способность к творчеству. Тогда музыкант и его слушатели вместе превращаются в музыку - музыку высших сфер.
      Осознающая себя девственница, сидящая на коленях осознающей себя матери, - это образ души, живущей во имя собственных ценностей, потребностей, возможностей. Они нашли свою основу в теле, все клетки которого настроены на любые малейшие перемены в гармоническом спектре души, способной открыться для более тонких изменений.
      На протяжении всей этой главы я периодически обращалась к выражению Китса «сотворение Души». Завершая главу, мне хотелось бы привести отрывок из письма, в котором он впервые употребил это выражение, говоря с восторгом о своей мысли, которую считал настоящим открытием. «Совершенно серьезно, - писал он, - я полагаю возможным, что эта Система Сотворения Души могла бы стать Родительской для всех остальных, более или менее различимых и индивидуальных Схем Возрождения, к которым относятся зороастрийская, христианская.
      Исходя из собственного опыта, Ките пришел к убеждению, что сам по себе творческий процесс породил приведенные выше схемы возрождения, отличающие разные мировые религии, и тем самым объединил их. Человечество связано воедино религией души, единой религией, к которой можно бы приложить слово «психология», означавшее, как настаивал сам Ките, что постижение души важнее поклонения ей. В поклонении лежит опасность обожествления человеческих сил, и тогда они принимают застывшую, догматическую форму. Китса больше интересует сам процесс, чем его результат, процесс в котором отдается предпочтение союзу, а не крепкой монолитной связи.
      Затем Ките (кстати, сто восемьдесят лет назад) тщательно исследует новое сознание, и за это я чувствую себя по отношению к нему в неоплатном долгу. В приведенном ниже отрывке «азбуки» он обращается к первой детской книге, написанной на бумаге, в деревянной обложке, покрытой прозрачной роговой оправой. Благодаря прозрачности этой оправы ребенок постигает сердцем слово, точно так же, как взрослый человек учится постигать сердцем жизнь.
      Я назову мир Школой, созданной, чтобы обучить маленьких детишек читать - я назову человеческое сердце азбукой, которой учат в этой школе, и я назову Ребенка, способного читать, Душой, сотворенной этой школой и ее азбукой. Неужели вы не видите, как необходимо этому Миру Боли и страданий научиться Разуму и творить Душу? Место, где сердце может чувствовать и страдать тысячью разных способов! По своей сути это не Сердце Азбуки, это - Библия Разума, это опыт Разума, это учебник, из которого Ум или Разум почерпнут свою сущность… А каковы же подтверждения существования человеческого сердца, если не укрепление или изменение его природы? А какова его измененная сущность, если не его Душа? И чем была его Душа перед тем, как прийти в мир, обладая этими доказательствами, изменениями и совершенствами? И Разум - без Сущности? И как следовало создать эту Сущность? Посредством Сердца? А как Сердцу стать этим Посредником в этом Несовершенном мире?
 

2. ВОЛШЕБНИКИ, ТРИКСТЕРЫ И КЛОУНЫ: ПРОЯВЛЕНИЕ МАСКУЛИННОСТИ В ЗАВИСИМОСТЯХ И ПРИСТРАСТИЯХ

      Неужели тяжесть оказывается столь скверной, а свет столь прекрасным?
      На нас давит невыносимый груз, мы тонем под ним, он вминает нас в землю. Но в любовной лирике каждой эпохи женщина страстно желает быть придавленной к земле мужским телом. Потому самый тяжкий груз одновременно является образом самого интенсивного протекания жизни. Чем тяжелее ноша, тем ближе наша жизнь к земле, тем более реальной и правдивой она становится.
      И наоборот, полное отсутствие тяжести заставляет мужчину быть легче воздуха, парить в вышине, покинуть землю и свою земную жизнь и стать лишь наполовину реальным; его движения становятся столь же свободными, сколь незначительными.
       Милан Кундера. «Невыразимая легкость бытия»
      Когда летали рыбы и деревья ходили, А фиги росли на шипах, Внезапно луна окровавленной стала, И в этот момент я родился;
      С чудовищной головой, болезненно плача, С ушами, как крылья, шевелящимися на ветру, - Ходячая пародия дьявола На всех четвероногих тварей.
      Истерзанный изгой земли, Гонимый обманом обветшалых законов, Голодный, забитый, осмеянный, я по-прежнему нем, Храня свою тайну.
      Глупцы! Ведь было же время; Тот дикий и сладостный час: Мои уши слышали крики, А взор ласкали пальмы.
       Г.К. Честертон. «Осел»
      Страх есть материя, а материя в конце концов так же свободна, как свет. Все человеческие страхи и животный страх механизмов - а в действительности весь живущий страх во всем растительном и животном мире - точно так же вел к электронному самоуничтожению. Единственный способ его избежать - вспомнить свои настоящие истоки. Все мы - порождение света: от самого низшего до самого высокого среди нас, от улиток до астронавтов.
       Фред Алан Вольф. «Звездная волна»
      Овладевая, ты всегда теряешь.
       Данте. «Божественная Комедия»
      Одна из причин рационализации нашего поведения заключается в маскировке совершаемого действия. Мы объясняем тот или иной свой поступок, отступая далеко от истинной причины и даже доходя до того, что приписываем ее кому-то еще. При этом говорим, что «дьявол нас попутал». Поступки человека, подверженного какой-то зависимости, может воспринимать другой человек, совершенно не знакомый с зависимым человеком, которого эти поступки совершенно не должны беспокоить. Если же так не выходит и незнакомый человек начинает проявлять беспокойство, последствия могут стать катастрофическими. Неизвестный нам человек, подверженный зависимости, почти всегда может стать убийцей.
      Повернуться лицом к убийце, как правило, значит, подвергнуться воздействию бессознательного. Убийство совершается, пока жертва находится под анестезией зависимости. Возвращаясь в сознание, зависимый человек видит орудие убийства. Вот использованная игла, рядом пустая ампула; так съедается завтрашний торт. Налицо все доказательства убийства. Жив ли этот зависимый человек? Быть может, он каким-то волшебным образом вернулся к жизни? Самая серьезная проблема в лечении зависимых людей заключается в том, что они живут волшебной жизнью. Они вовсе не мертвы, они живы. Вернувшись к жизни, они могут вновь попытаться совершить свою попытку. Попробовать еще раз вкусить это волшебство. Ощутить на себе его воздействие. Их вера возрастает. Счастливый шанс игрока! Всякий раз, убив себя, они оживают, как по волшебству. Зависимые люди живут не по законам природы, а по магии волшебства. Пальма первенства принадлежит волшебнику.
      В своей книге «Ион» Платон с большой долей иронии описывает последователей Бахуса, отравленных своим кумиром. В одержимости, возникающей во время ритуального танца, трижды очерчивая вокруг себя магический круг, они извлекают из рек молоко и мед лишь для того, чтобы открыть, что, вернувшись к своим ощущениям, они не увидят ничего, кроме обыкновенной воды. Если же мы решим помочь зависимому человеку вернуться к его чувствам, нам следует досконально понять это волшебство, превращающее воду в райское молоко, даже несмотря на то, что при нашем понимании они лишатся своих богов вместе с ложным ощущением божественного. Они впали в заблуждение, и, сталкиваясь с этим волшебством, мы поощряем обман, который ведет их к саморазрушению.
      Разумеется, возникает вопрос: что это за волшебник, превращающий явления природы в дьявольскую насмешку над священнодействием?
      Превращение - ритуал, который по праву совершает стоящий у алтаря католический пастор: тело Христа в виде пресной лепешки вкушается коленопреклоненными верующими. Несмотря на то, что в ритуальном акте зависимого человека такого превращения не происходит, попавшие в зависимость люди тянутся к объекту своего желания, словно он является столь же сакральным, как воплощенное в просвире Христово тело. В данном контексте эпитет «табуированный» подходит больше, чем «сакральный», ибо табуированный одновременно означает и сакральный, и запретный, и волшебный, и отталкивающий.
      Волшебника, обладающего столь мощной магической силой, следует обязательно распознать и раскрыть, если вы собираетесь хоть когда-нибудь освободить человека от зависимости.
      Дети зачастую вполне естественно отвергают родителей или же заменяющие их родительские образы, например пасторов или министров; таким образом, эти взрослые оказываются носителями магических проекций. Если доверие, возникшее вместе с проекцией, оказалось подорванным, в результате может возникнуть зависимость. Если отношения между родителями и ребенком построены на физическом или психологическом насилии, любовь противоестественно идентифицируется с запрещенным объектом, который ассоциируется с насилием. Суть любой/ зависимости, проявляющейся в той или иной форме, заключается в радикальной потере доверия.
      Зависимость возобновляет травматическое отношение к телу. Поступки, которые когда-то совершали родители, могут превратить само тело в табуированный объект. В таком случае ребенок бессознательно владеет своим телом, оставаясь его пленником и вместе с тем находясь под запретом открыть к нему доступ.
      В книге Клода Тарда «Сладкая смерть», способной разрушить даже веру зависимого человека в то, что существуют «две груди из ванильного мороженого с двумя сосками из вишневых леденцов», молодая женщина совершает самоубийство, покрывая себя слой за слоем сахарной пудрой, при этом наблюдая и осознавая, как ее тело становится совершенно чудовищным. Таким образом она мстит своей «правильной» матери, которая хочет, чтобы ее дочь была худенькой и красивой. В самом конце книги молодая женщина осознает, что «главный корень» зла заключался в ее зачатии. Она не была дочерью того блондина, которого считала своим отцом. Ее родным отцом был темноволосый испанец.
      В последней сцене женщина, не отрываясь, поедает свадебный торт, который заказала на свой брачный пир со смертью. Описав свое произведение кулинарного искусства, «сияющее серебристым жемчугом сахарных кристалликов, покрытых карамелью», - она продолжает:
      Прямо на самом верху торта находилась традиционная брачная пара: жених и невеста: он во всем черном, она - вся в белом; они держатся за руки, и на губах у них обоих застыла одинаково натянутая пустая ярко-розовая улыбка. Наивный образ величайшей человеческой иллюзии. Ибо что могут сделать сейчас эти двое, взобравшись столь высоко, но вынужденные скатиться вниз с отвесной горной скалы и закончить свою жизнь подобно мухам, прилипшим к липучке жизни?…
      Я говорю горькую правду: молоко впавшей в отчаяние матери, пропадающее и замененное мне искусственным,., мне, темноволосой карлице, тупой и уже достаточно хлипкой физически, мне, невежественному маленькому чудовищу,., с глазами цвета сажи, напоминающими темное, несмываемое пятно.
      Мои глаза цвета чернил. И маленькие кулечки розовых конфет, скрытые в тени лампы. И черный яд скорпионов.
      А сейчас, двадцать лет спустя, меня, наконец, настигла истина. Глупое маленькое чудовище, я оказалась слепым воплощением предательства. Внезапно я вообще лишилась имени. Безымянная среди безымянных, я даже не знаю имени испанца1*.
      Предательство детской реальности превратило тело девочки в полновластного тирана; все ее способности оказались у него в подчинении.
      Темная мать - зловещая мать - оказывает серьезное сопротивление выявляющему ложь свету. Пробужденная навстречу духовному свету природа или не соприкасается с душой вовсе, или слепо защищает ее от неимоверной боли. Задача заключается в том, чтобы раскрыть предательство доверия, которое привело к разрыву тела и эго-сознания.
      В сновидениях зловещая мать может появляться в образе погруженного в болото полусонного крокодила; при этом огромная самопоглощающаяся энергия сосредоточена в инерции, она прямолинейна и до крайности бездуховна. Она вызывает у сновидца непрерывную усталость. Она может возникать в сновидениях в любое время, однако на поздних стадиях анализа в рассказе сновидца появляются неопределенные понятия, свидетельствующие о том, что перед открытием духовного зрения придется окунуться в глубины психики.
      Иными словами, прежде чем дух прочно займет свою обитель, следует освободить растущую жизненную силу в самой глубокой чакре, открытой всем земным энергиям.
      Именно здесь зависимость может стать королевской дорогой к бессознательному.