Дживс и Вустер (№20) - Так держать, Дживз!

Редакция «Мейферского вестника» находилась на втором этаже замшелого дома недалеко от Ковент Гарден. На первом этаже в конце длинного коридора располагалась контора «Братьев Беллами», торговавших семенами, рассадой и инвентарём для садоводов. Если вы подниметесь по лестнице, не доходя до конторы, то окажетесь перед двумя дверьми. На одной из них висит табличка: «Посторонним вход запрещён», и она ведёт в святая святых, а именно, в кабинет старины Сиппи; на второй написано «Редакция», и за ней находится небольшая комната, где сидит мальчик-посыльный, лузгая семечки и читая приключения Тарзана. В этой комнате есть ещё одна дверь, через которую тоже можно пройти в кабинет Сиппи. До смешного просто.

Пакет с мукой я намеревался установить над дверью в редакцию.

Чтобы устроить ловушку такому уважаемому господину, как директор школы (хоть и не такой престижной, как та, в которой я учился), надо подготовиться самым тщательным образом. По-моему, я ещё никогда так придирчиво не выбирал блюда, сидя за ленчем. А после отменной трапезы, перед которой я выпил два сухих мартини, я заказал полбутылки сухого шампанского и рюмку бренди. Теперь я был готов поймать в западню самого архиепископа.

Труднее всего было избавиться от мальчика-посыльного, но, естественно, я не собирался работать при свидетелях. В конце концов мне удалось отправить его домой за небольшое вознаграждение, и я, не теряя времени, встал на стул и взялся за дело.

Прошло много лет с тех пор, как я занимался подобными вещами, но старые навыки меня не подвели. Установив пакет с мукой таким образом, что он должен был упасть чуть ли не от прикосновения к двери, я спрыгнул со стула и через кабинет Сиппи вышел на улицу. Насколько мне было известно, бедолага приходил в редакцию где-то без пяти три. Я слонялся неподалёку от здания и вскоре увидел, как из-за угла появился старикан Уотербери. Мне не хотелось становиться участником событий, которые должны были произойти в недалёком будущем, поэтому я со спокойной совестью отправился погулять.

Побродив по Ковент Гарден около двадцати минут (по моим подсчётам пелена должна была упасть с глаз Сиппи что-то около четверти четвертого по Гринвичу), я вернулся в редакцию. Представьте себе моё изумление, когда, открыв дверь с табличкой «Посторонним вход запрещён», я увидел старикана Уотербери, который сидел за столом Сиппи и читал газету с таким видом, словно кабинет принадлежал ему лично. Более того, даже при самом тщательном осмотре на его костюме нельзя было бы обнаружить малейших следов муки.

— Боже всемогущий! — сказал я.

Меня постигла участь Наполеона. Но, прах побери, как мне могло прийти в голову, что у него хватит наглости войти в дверь с табличкой «Посторонним вход запрещён»? Ни один добропорядочный гражданин такого себе не позволил бы.

Он уставился на меня и пошевелил носом.

— Я вас слушаю?

— Я зашёл проведать старину Сиппи.

— Мистер Сипперли ещё не пришёл.

Он говорил раздражённым тоном, как человек, не привыкший ждать.

— Ну, как дела? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

Он уже успел уткнуться в газету и теперь снова поднял голову и пошевелил носом, ясно давая понять, что я здесь лишний.

— Простите?

— Нет, ничего.

— Вы что-то сказали.

— Я спросил, как дела, знаете ли.

— Какие дела?

— Вообще дела.

— Я вас не понимаю.

— Не будем об этом, — сказал я.

Поддерживать светский разговор с этим деятелем было необычайно трудно. Он не отличался многословием.

— Прекрасная стоит погода, — заметил я.

— Да, хорошая.

— Впрочем, говорят, посевам нужен дождь.

— Что?

— Посевам необходим дождь.

— Посевам?

— Посевам.

— Каким посевам?

— Вообще посевам.

Он отложил газету в сторону.

— Мне кажется, вы желаете сообщить мне нечто важное о посевах. Я вас слушаю.

— Говорят, им нужен дождь.

— Неужели?

На этом наша светская беседа закончилась. Он снова уткнулся в газету, а я сел на стул и принялся сосать набалдашник трости. Время шло.

Может, через два часа, а может, через пять минут на лестнице послышались какие-то странные завывания, — такие звуки издают существа, испытывающие мучительную боль. Уотербери встрепенулся. Я встрепенулся.

Вой слышался всё отчетливее. Затем дверь распахнулась настежь, и в кабинет ввалился Сиппи, поющий во весь голос: «…тебя люблю я, и это всё, что я хочу сказать. Тебя люблю, лю-у-блю я-аа. И это всё…»

Увидев нас, бедолага, слава богу, заткнулся.

— Привет! — жизнерадостно воскликнул он.

Я был потрясён до глубины души. Если помните, когда я в последний раз видел Сиппи, он имел жалкий вид. Осунувшееся лицо. Мученический взгляд. Круги под глазами. А сейчас, спустя всего двадцать четыре часа, он сиял, как медный таз. Глаза его сверкали. Он счастливо улыбался. Его запросто можно было сфотографировать на обложку журнала для преуспевающих мужчин.

— Привет, Берти! — сказал он. — Привет, Уотербери, старина! Извините, что опоздал!

Уотербери, более чем когда-либо напоминавший полисмена-регулировщика, явно не пришёл в восторг от фамильярного к нему обращения. Он поджал губы. — Вы значительно опоздали, Сипперли. Думаю, мне следует упомянуть, что я прождал вас более получаса, а мне время дорого.

— Простите, простите, простите, простите, простите! — весело произнёс Сиппи. — Вы хотели меня видеть насчёт статьи о драматургах Елизаветинской эпохи, верно? Я её прочитал, и, как мне ни прискорбно, дорогой мой Уотербери, она Н.П.

— Прошу прощенья?

— Не пойдёт. Нам она абсолютно не подходит. Не тот жанр. Наша газета представляет интересы высшего общества. А высшее общество, знаете ли, интересуют цвета жокеев в заездах на гудвудский кубок или, к примеру, леди Бетти Буттль, невестка герцогини Пибблз, которую близкие друзья называют «кукушкой». Вот такие пироги, дорогой мой Уотербери. Мои читатели и слышать не хотят о драматургах Елизаветинской эпохи.

— Сипперли!…

Старина Сиппи вытянул руку и снисходительно похлопал старикана по плечу.

— Дорогой мой, — добродушно сказал он, — можете поверить, мне жутко не хочется отказывать такому старому другу, как вы, но служебный долг превыше всего. Тем не менее не отчаивайтесь. Проявляйте настойчивость, и у вас всё будет хорошо. Вы многообещающий автор, но вам следует получше изучить рынок спроса и предложения. Держите ухо востро, Уотербери, и следите за тем, что нужно издателям. Вот, кстати, могу сделать вам деловое предложение. Напишите статью о комнатных собачках. Сейчас как раз в моду входят пекинки. Не сомневаюсь, если вы от души поработаете…

Старикан решительным шагом направился к выходу.

— У меня нет желания «поработать от души», благодарю вас, — чопорно заявил он. — Если вам не подходит моя статья о драматургах Елизаветинской эпохи, я, вне всяких сомнений, найду другого издателя, который сумеет оценить мой труд по достоинству.

— Вы умница! — воскликнул Сиппи и задушевно добавил: — Абсолютно правильное решение. Кто ищет, тот всегда найдёт. Если вашу статью примут, пошлите этому издателю другую статью. Если вашу статью не примут, пошлите её другому издателю. Вперёд, Уотербери, я с большим интересом буду следить за вашей карьерой.

— Благодарю вас, — с горечью в голосе произнёс директор-регулировщик. — Я не премину воспользоваться вашим ценным советом.

И он умотал, с силой хлопнув дверью, а я посмотрел на Сиппи, который носился по комнате как угорелый.

— Старина…

— А? Что? Прости, Берти, мне некогда. Забежал сюда только для того, чтобы сообщить тебе последние новости. Я пригласил Гвендолен на чашку чая в «Карлтон». Я самый счастливый человек на свете, Берти. Я помолвлен. Я обручился. Окончательно и бесповоротно. Свадьба первого июня в одиннадцать ноль-ноль, в церкви Святого Петра на Итон-сквер. Не забудь про подарок.

— Но, Сиппи! Угомонись хоть на секунду. Как это случилось? Я думал…

— Это долгая история, а у меня совсем нет времени. Спроси у Дживза. Он пришёл со мной и ждёт тебя внизу. Но когда я увидел, как она плачет, склонившись надо мной, я понял, что одно моё слово, и всё будет в порядке. Я взял её маленькую ручку…

— В каком это смысле, склонившись над тобой? Где?

— В твоей квартире.

— Почему?

— Что «почему?»

— Почему она над тобой склонилась?

— Потому, что я лежал на полу, осёл. Как может девушка не склониться над парнем, если он лежит на полу? Пока, Берти. Я убегаю.

И он исчез в мгновение ока. Я бросился за ним следом, но он выбежал из здания раньше, чем я успел спуститься по лестнице. Когда я вышел на улицу, там никого не было.

Впрочем, это неверно. Дживз стоял на тротуаре, мечтательно глядя на рассаду брюссельской капусты, выставленную в витрине.

— Мистер Сипперли только что ушёл, сэр, — сообщил он мне, когда я пулей вылетел из здания.

Я остановился и вытер своё чело.

— Дживз, — спросил я, — что произошло?

— Если вы имеете в виду любовный роман мистера Сипперли, сэр, я счастлив сообщить вам, что он закончился благополучно. Мистер Сипперли и мисс Мун обручились. Свадьба назначена на первое июня.

— Это я уже знаю. Но как это случилось?

— Я позволил себе позвонить мистеру Сипперли от вашего имени, сэр, и попросил его немедленно к вам прийти.

— Так вот почему он оказался в моей квартире! А дальше?

— Я также позволил себе позвонить мисс Мун, сэр. Я сообщил ей, что мистер Сипперли получил тяжёлую травму. Как я и предполагал, молодая леди чрезвычайно разволновалась и высказала пожелание немедленно проведать мистера Сипперли. Когда она приехала, на заключение помолвки ушло практически несколько секунд. Выяснилось, что мисс Мун давно любит мистера Сипперли, сэр, и…

— Неужели, приехав и убедившись, что он не получал никакой травмы, она не пришла в ярость?

— Но мистер Сипперли получил травму, сэр.

— Правда?

— Да, сэр.

— Странное совпадение. Я имею в виду, после того, о чём мы говорили сегодня утром.

— Не совсем так, сэр. Прежде, чем позвонить мисс Мун, я позволил себе ударить мистера Сипперли по голове клюшкой для гольфа, которая, к счастью, стояла в углу гостиной. Если помните, вы упражнялись с ней утром, оттачивая свой удар, сэр.

У меня отвалилась нижняя челюсть. Я всегда знал, что Дживз необычайно проницателен и умён; он, безусловно, был докой во всём, что касалось галстуков и штрипок; но до сих пор я даже не подозревал, что для решения проблемы он способен применить грубую физическую силу.

— Великие небеса, Дживз!

— Я пошёл на этот шаг с болью в сердце, сэр. Мне казалось, другого выхода нет.

— Но, послушай, Дживз, разве мистер Сипперли не всыпал тебе по первое число, когда пришёл в себя и понял, что ты поработал над ним клюшкой для гольфа?

— Мистер Сипперли ничего не понял, сэр. Я принял необходимые меры предосторожности и нанёс удар, когда он повернулся ко мне спиной.

— Но ведь он не мог не догадаться, что его стукнули по голове?

— Я объяснил, сэр, что на него свалилась ваша новая ваза.

— С какой стати он тебе поверил? Если б это произошло, ваза разбилась бы вдребезги.

— Она разбилась вдребезги, сэр.

— Что?!

— Желая добиться полной правдоподобности, я, к великому моему сожалению, вынужден был уронить вазу на пол, сэр.

Я распрямил плечи.

— Дживз!

— Простите, сэр, но, по-моему, вам следует надеть шляпу. Дует холодный ветер.

— Разве на мне нет шляпы?

— Нет, сэр.

Я поднял руку и дотронулся до своей черепушки. Дживз был абсолютно прав.

— Прах побери! Должно быть, я оставил её в редакции. Подожди меня здесь,

Дживз, я сейчас вернусь.

— Слушаюсь, сэр.

— Я ещё не всё тебе сказал.

— Благодарю вас, сэр.

Я помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки, и распахнул дверь. Что-то мягкое посыпалось мне за воротник, и в следующую секунду мир предстал передо мной в белом свете. Повсюду, куда хватало глаз, я видел только муку. Находясь в возбуждённом состоянии, я открыл не ту дверь, а вывод для себя я сделал следующий: если у кого-нибудь из моих друзей вдруг появится комплекс неполноценности, пусть избавляется от него сам. С Бертрама довольно.

ГЛАВА 3. Дживз и весёлый дух рождества

Письмо пришло шестнадцатого утром. В тот момент я как раз ублажал себя завтраком, и, чувствуя необычайный прилив сил от кофе и бутербродов с копчёной рыбой, решил незамедлительно сообщить Дживзу свежие новости. Как говорит Шекспир, — если вы взялись за дело, валяйте, вкалывайте смело. Я, конечно, понимал, что моё сообщение жутко огорчит бедного малого, но без разочарований жить на свете невозможно. Как сказал какой-то там поэт, — жизнь сурова, жизнь серьёзна.

— Вот кстати, Дживз, — сказал я.

— Сэр?

— Я получил письмо от леди Уикхэм. Она приглашает меня в Скелдингз на рождество, так что начинай укладывать предметы первой необходимости. Мы уезжаем двадцать третьего. Побольше белых галстуков, Дживз, и не забудь пару костюмов для загородных прогулок. Надеюсь, мы там задержимся. Наступило молчание. Я чувствовал, что он пытается заморозить меня взглядом, и поэтому принялся намазывать повидло на хлеб, не глядя в его сторону.

— Я предполагал, сэр, сразу после рождества вы намеревались поехать в

Монте-Карло.

— Да, помню. Мои планы изменились.

— Слушаюсь, сэр.

В это время зазвонил телефон, и я с облегчением вздохнул. Звонок раздался как нельзя кстати и разрядил обстановку. Дживз снял трубку.

— Да?… Да, мадам… Слушаюсь, мадам. — Он подал мне аппарат. — Миссис Спенсер Грегсон, сэр.

Знаете, что я вам скажу? Последнее время мне кажется, что Дживз постепенно теряет свою форму. В былые времена он, не задумываясь, сказал бы тёте Агате, что меня нет дома. Я укоризненно посмотрел на недогадливого малого и взял трубку.

— Алло? — сказал я. — Да? Алло? Алло? Берти у телефона. Алло? Алло? Алло?

— Прекрати твердить «Алло», — взвыла моя престарелая родственница в свойственной ей агрессивной манере. — Ты не попугай. Иногда я об этом сильно сожалею, — по крайней мере, попугаи обладают хоть каким-то разумом. Тяжело выслушивать такое с утра пораньше, но выхода у меня не было.

— Берти, леди Уикхэм говорит, что пригласила тебя в Скелдингз на рождество. Ты поедешь?

— Безусловно!

— В таком случае веди себя прилично. Леди Уикхэм моя старая приятельница.

Знаете, это уж было слишком.

— Естественно, тётя Агата, — холодно произнёс я, — моё поведение и манеры будут строго соответствовать общепринятым нормам, которые английский джентльмен…

— Что ты сказал? Повтори. Я ничего не слышу.

— Я сказал «хорошо».

— Смотри, не забудь. Есть ещё одна причина, по которой я хочу, чтоб в Скелдингзе ты не строил из себя, по своему обыкновению, полного идиота. Там будет гостить сэр Родерик Глоссоп.

— Что?!

— Не смей орать. Ты меня оглушил.

— Ты сказала, сэр Родерик Глоссоп?

— Совершенно верно.

— Может, ты имела в виду Тяпу Глоссопа?

— Я имела в виду сэра Родерика Глоссопа и поэтому сказала, сэр Родерик Глоссоп. А сейчас, Берти, слушай меня внимательно. Куда ты пропал? Алло?

— Я здесь.

— Тогда слушай. Я почти убедила сэра Родерика, хоть это было неимоверно трудно, что ты не сумасшедший. По крайней мере, он согласился не записывать тебя в безнадёжно больные, пока ещё раз с тобой не увидится. Таким образом, от твоего поведения в Скелдингзе…

Я повесил трубку. По правде говоря, я был потрясён до глубины души. Вне всяких сомнений, потрясён и, безусловно, до глубины души.

Остановите меня, если слышали об этом раньше, но если вы не в курсе, я вкратце расскажу вам об этом Глоссопе. Он был мрачным типом с лысой головой и кустами вместо бровей, который лечил психов. Как это произошло, мне и сейчас непонятно, но когда-то мы обручились с его дочерью, Гонорией, необычайно динамичной особой, обожавшей Ницше и смеявшейся диким смехом, который напоминал грохот волн, разбивающихся о скалы. Наша помолвка расстроилась после определённых событий, убедивших старикана, что у меня не все дома; с тех пор он записал моё имя первым в списке психов, которые приглашали его на ленч.

Я подумал, что даже рождество — праздник, обязывающий всех и каждого любить друг друга, — не в силах будет изменить что-либо в наших отношениях с сэром Родериком. Если б у меня не было веской причины поехать в Скелдингз, я отменил бы поездку, не сходя с места.

— Дживз, — сказал я дрожащим голосом. — Знаешь, что? В гостях у леди Уикхэм будет сэр Родерик Глоссоп.

— Вот как, сэр? Если вы закончили завтракать, я, с вашего разрешения, уберу со стола.

Холодный, учтивый тон. Никакого сочувствия. Полное нежелание поддержать своего господина в трудную минуту. Как я и предвидел, узнав, что мы не поедем в Монте-Карло, он разобиделся не на шутку. В Дживзе сильно развит спортивный дух, и он наверняка предвкушал, что сорвёт хороший куш за игорными столами. Мы, Вустеры, умеем носить маски. Я сделал вид, что не заметил в поведении обидчивого малого ничего необычного.

— Разрешаю, Дживз, — величественно произнёс я. — Убирай, и чем скорее, тем лучше.

Наши отношения оставались натянутыми до конца недели. Даже чай по утрам Дживз подавал мне с отсутствующим видом. Когда двадцать третьего числа мы отправились в Скелдингз на машине, он отчуждённо сидел на краешке сиденья. Вечером, перед обедом, упрямец явно вызывающе вдел запонки в мою рубашку. Короче, мне стало так неуютно, что утром двадцать четвёртого я решил сделать единственно возможный шаг: объясниться с Дживзом, в надежде, что природное чутьё поможет ему разобраться в моих чувствах.

В то утро у меня было прекрасное настроение. Вчерашний день прошёл без сучка и без задоринки. Леди Уикхэм, носатая особа, сильно смахивающая на тётю Агату, приняла меня довольно любезно. Её дочь, Роберта, приветствовала меня так радостно, что, не скрою, сердце моё затрепетало от восторга. А сэр Родерик Глоссоп, на моё удивление, был, казалось, пропитан весёлым духом рождества. Когда он меня увидел, уголки его губ искривились в каком-то подобии улыбки, и он воскликнул: «Ха! Это вы, молодой человек!» По правде говоря, наша беседа на этом практически закончилась, но тем не менее он говорил со мной вполне благодушно и, с моей точки зрения, повёл себя, как волк, который после некоторого раздумья решил не лакомиться ягнёнком.

Итак, в данный момент у меня всё шло как по маслу, и я решил поговорить с Дживзом начистоту.

— Дживз, — сказал я, когда он принёс мне дымящуюся живительную влагу.

— Сэр?

— Хочу объяснить тебе причину, по которой мы сюда приехали. Я считаю, ты

имеешь право знать, в чём дело.

— Сэр?

— Боюсь, мой отказ поехать в Монте-Карло задел тебя за живое, Дживз.

— Что вы, сэр.

— Да ну, Дживз, Уж я-то знаю. Ты спал и видел, что на всю зиму закатишься в Монте-Карло. В твоих глазах появился блеск, когда я сообщил тебе, что мы туда едем. Ты слегка вздохнул и пошевелил пальцами. Я тебя насквозь вижу. А когда мои планы изменились, твоя душа оделась в броню.

— Что вы, сэр.

— Да ну, Дживз. Уж я-то знаю. Так вот, хочу сообщить тебе, что в данном случае мною руководил отнюдь не простой каприз. И я вовсе не повёл себя, как легкомысленный мальчишка, когда согласился принять приглашение леди Уикхэм. По правде говоря, я давно собирался здесь погостить, руководствуясь вполне определёнными мотивами. Во-первых, ответь мне, разве в Монте-Карло царит весёлый дух рождества?

— Разве весёлый дух рождества так необходим, сэр?

— Естественно. Лично я голосую за него обеими руками. Но это во-первых, А теперь во-вторых. Мне необходимо было очутиться на рождество в Скелдингзе, Дживз, так как я знал, что здесь будет Тяпа Глоссоп.

— Сэр Родерик Глоссоп, сэр?

— Его племянник. Может, ты заметил, что по дому слоняется такой светловолосый парень с улыбкой, как у Чеширского Кота? Это и есть Тяпа, а я давно хочу с ним поквитаться. Он должен получить по заслугам. Слушай внимательно, Дживз, и скажи, прав ли я, планируя страшную месть. — Вспомнив, как несправедливо со мной обошлись, я разволновался до такой степени, что сделал большой глоток чая. — Несмотря на то что Тяпа является племянником сэра Родерика Глоссопа (из-за которого, как тебе известно, Дживз, я достаточно пострадал), я его не чуждался, и мы часто веселились в клубе «Трутень» и других местах, Я говорил себе, что человек не отвечает за своих родственников. Лично мне, например, не хотелось бы, чтобы мои приятели винили меня за то, что на свете живёт тётя Агата. Тебе не кажется, что я поступал великодушно, Дживз?

— Вне всяких сомнений, сэр.

— Ну, так знай, я пригрел змею на своей груди. Как ты думаешь, что сделал Тяпа?

— Не могу сказать, сэр.

— Тогда я тебе скажу. Однажды вечером после обеда, — дело было в «Трутне», — он предложил мне заключить пари, что я не переберусь на другой конец бассейна по кольцам, свисавшим с потолка. Я, естественно, согласился и заскользил по воздуху с ловкостью акробата, но, добравшись до последнего кольца, обнаружил, что этот враг рода человеческого зацепил его за крюк в стене, таким образом оставив меня висеть над водой без всякой надежды попасть на берег к моим родным и близким. Мне ничего не оставалось делать, как пуститься вплавь. Тяпа сказал мне, что надул таким образом не одного парня; и, можешь мне поверить, Дживз, если я не поквитаюсь с ним, я себе этого никогда не прощу. Сам понимаешь, в Скелдингзе, как в любом загородном доме, мне представится для этого куча возможностей.

— Я вас понял, сэр.

Знаете, по его манере держаться было видно, что он не проявил должного понимания и не сочувствует мне по-настоящему, поэтому, несмотря на деликатность вопроса, я раскрыл перед ним все карты.

— А сейчас, Дживз, я назову тебе самую важную причину, по которой я решил провести рождество в Скелдингзе. Дживз, — сказал я, невольно краснея и делая глоток доброго, старого чая для бодрости духа, — дело в том, что я влюбился.

— Вот как, сэр?

— Ты видел мисс Роберту Уикхэм?

— Да, сэр.

— Ну, вот.

Я сделал паузу, давая Дживзу время на размышления.

— Пока мы будем гостить в Скелдингзе, Дживз, — произнёс я примерно через минуту, — тебе наверняка часто придётся общаться со служанкой мисс Уикхэм. Будь с ней поразговорчивее.

— Сэр?

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Скажи ей, какой я славный парень. Намекни, что я человек необычный. Она наверняка передаст это своей госпоже. Не забудь отметить мою сердечную доброту и обязательно упомяни, что я один из лучших игроков в теннис среди завсегдатаев «Трутня». Чем больше ты будешь меня нахваливать, тем лучше. Реклама ещё никому не мешала.

— Слушаюсь, сэр. Но…

— Что «но»?

— Видите ли, сэр…

— Когда ты прекратишь говорить «Видите ли, сэр» своим дурацким тоном? Я уже делал тебе замечание по этому поводу, Дживз. От дурных привычек надо избавляться. Проследи за собой. Так что ты хотел мне сказать?

— Вряд ли я могу осмелиться…

— Валяй, Дживз. Мы всегда рады тебя выслушать. Говори, не бойся.

— Я лишь хотел заметить, сэр, что мисс Уикхэм, простите меня за вольность, неподходящая…

— Дживз, — холодно произнёс я, — если ты собираешься сказать хоть одно слово против мисс Уикхэм, не советую тебе делать этого в моём присутствии.

— Слушаюсь, сэр.

— И в присутствии других тоже. Почему ты взъелся на мисс Уикхэм?

— О, сэр!

— Я настаиваю, Дживз. Не виляй. Ты взбрыкнул, услышав о мисс Уикхэм, и я желаю знать, почему.

— Мне пришло в голову, сэр, что для джентльмена вашего склада мисс Уикхэм неподходящая пара.

— В каком это смысле «для джентльмена моего склада»?

— Видите ли, сэр…

— Дживз!

— Прошу прощенья, сэр. Выражение вырвалось у меня невольно. Я лишь хотел воспроизвести…

— Чего ты хотел?

— Я лишь хотел выразить свои взгляды, которыми вы заинтересовались…

— Я ими не интересовался.

— У меня сложилось мнение, сэр, что вы пожелали выслушать моё мнение по данному вопросу.

— Вот как? Что ж, послушаем.

— Слушаюсь, сэр. В двух словах, если позволите, сэр; хотя мисс Уикхэм очаровательная молодая леди…

— Так держать, Дживз! Вот теперь ты попал в самую точку. Какие глаза!

— Да, сэр.

— Какие волосы!

— Совершенно верно, сэр.

— Я уж не говорю о espieglerie. Кстати, я правильно употребил это слово?

— Да, сэр.

— Ну, хорошо, Дживз. Продолжай.

— Мисс Уикхэм безусловно обладает всеми достоинствами, которые вы перечислили, сэр. Тем не менее, рассматривая её в качестве жены для такого джентльмена, как вы, я пришёл к выводу, что она вам не пара. С моей точки зрения, мисс Уикхэм не очень серьёзно относится к жизни. Она слишком непостоянна и легкомысленна. Джентльмен, который захочет стать мужем мисс Уикхэм, должен обладать железным характером и властной натурой.

— Вот именно!

— Я бы поостерёгся рекомендовать кому бы то ни было в спутницы жизни молодую леди с огненно-рыжими волосами, сэр. Рыжеволосые, сэр, очень опасны.

— Дживз, — сказал я, — ты несёшь чушь.

— Да, сэр.

— Ахинею.

— Да, сэр.

— Чепуху на постном масле.

— Да, сэр.

— Да, сэр… Я хотел сказать, да, Дживз. Это всё. Можешь идти.

Я свысока на него посмотрел и допил остатки чая.

* * *

Мне не часто удаётся доказать Дживзу, что он ошибается, но уже к обеду мне представилась такая возможность, и я не преминул ею воспользоваться.

— Не забыл, о чём мы говорили утром, Дживз? — спросил я, выходя из ванной и наблюдая, как он колдует над моей рубашкой. — Я буду рад, если ты уделишь мне минутку внимания. Хочу тебя предупредить, что после моего сообщения ты почувствуешь себя самым последним глупцом на свете.

— Вот как, сэр?

— Да, Дживз. Ты почувствуешь себя глупее некуда. Может, это научит тебя в будущем сначала думать, а потом высказываться по поводу характера той или иной особы. Утром, если мне не изменяет память, ты утверждал, что мисс Уикхэм легкомысленна, непостоянна и относится к жизни несерьёзно. Я прав?

— Вполне, сэр.

— В таком случае то, что я тебе сейчас скажу, заставит тебя пойти на попятную. После ленча мы с мисс Уикхэм решили побродить по саду, и во время прогулки я рассказал ей, как Тяпа Глоссоп надул меня с плавательным бассейном в «Трутне». Она ловила каждое моё слово, Дживз, и переживала за меня изо всех сил.

— Вот как, сэр?

— Слушала со слезами на глазах. И это ещё не всё. Я не успел закончить свой рассказ, а она уже предложила мне самый шикарный, самый потрясающий, самый толковый план мести. Надеюсь, теперь Тяпа не забудет меня до седых волос.

— Приятные новости, сэр.

— Вот-вот. Приятнее не бывает. Оказывается, Дживз, в школе для девочек, где училась мисс Уикхэм, большинству учениц приходилось время от времени учить уму-разуму несознательных особ, отколовшихся от их дружного коллектива. Знаешь, что они делали?

— Нет, сэр.

— Они брали длинную палку, Дживз, и — слушай меня внимательно — привязывали к концу палки штопальную иглу. Затем, глубокой ночью, они проникали в комнату, где спала выдавшая их праведница, и сквозь одеяло протыкали иглой её грелку. Девочки куда толковее мальчиков в делах такого рода, Дживз. В моей доброй, старой школе мы иногда выливали на кого-нибудь ночью кувшин воды, но нам никогда не приходило в голову, что тех же результатов можно добиться с помощью научного метода. Итак, Дживз, как видишь, мисс Уикхэм предложила этот замечательный план, а ты посмел назвать её легкомысленной и несерьёзной. Любая девушка, которая способна в мгновение ока подсказать такую блестящую идею, не может не быть идеальной спутницей жизни. Короче говоря, Дживз, после обеда жди меня в этой комнате с длинной, крепкой палкой, к концу которой будет привязана штопальная игла.

— Видите ли, сэр…

Я поднял руку.

— Дживз, — сказал я, — ни слова больше. Одну палку и одну штопальную, добрую, старую, острую иглу к одиннадцати тридцати в эту комнату. Будь любезен, не задерживайся.

— Слушаюсь, сэр.

— Ты, случайно, не знаешь, где спит Тяпа?

— Я могу выяснить, сэр.

— Выясни, Дживз.

Через несколько минут он вернулся с необходимой мне информацией.

— Мистер Глоссоп занимает Крепостную комнату, сэр.

— Где это?

— Вторая дверь этажом ниже, сэр.

— Прекрасно, Дживз. Ты вдел запонки в воротничок?

— Да, сэр.

— А в манжеты?

— Да, сэр.

— В таком случае давай сюда рубашку.

* * *

Чем больше я думал об этом предприятии, тем больше оно мне нравилось. По натуре я человек не мстительный, но я чувствовал, — как чувствовал бы любой на моём месте, — что если парням вроде Тяпы спускать подобные проделки с рук, рано или поздно наша цивилизация погибнет. Задача, которую я перед собой поставил, была достаточно трудной и требовала жертв, так как мне предстояло дождаться глубокой ночи, а затем идти по холодному коридору, но я твёрдо решил выполнить свой долг перед человечеством. Мы, Вустеры, не прятались за чужие спины даже во времена крестовых походов.

Сегодня был сочельник, поэтому неудивительно, что все веселились на славу. После обеда деревенский хор спел рождественский гимн под окнами, затем кто-то предложил потанцевать; в общем, мы шикарно провели время, и я вернулся к себе около часа ночи. Учитывая все обстоятельства, я не сомневался, что раньше половины третьего никто не угомонится, и только твёрдая решимость выполнить задуманное помешала мне завалиться в постель и уснуть сном младенца. Я уже не тот, что был раньше, и по ночам предпочитаю спать.

К половине третьего в доме стояла мёртвая тишина. Я встряхнулся, прогоняя остатки сна, схватил добрую, старую палку с иглой и вышел в коридор. Спустя совсем немного времени, я уже стоял перед Крепостной комнатой. Дверь, к счастью, оказалась незапертой, и, осторожно открыв её, я переступил через порог.