Псмит, Псмит, Сэм и Ко (№3) - Сэм стремительный

— Эй!

Шимп вздрогнул от неожиданности. Он как раз взвешивал, может ли подручный во исполнение своих обязанностей приставить лестницу к задней стене дома, взобраться на нее и покрасить раму в окне задней комнаты. А когда Фарш начнет готовить обед…

— А? — спросил он, моргая, и с изумлением обнаружил, что человек, недавно источавший дружелюбие, смотрит на него холодно, враждебно и подозрительно.

— Хочу тебя кое о чем спросить, — сказал Фарш.

— Валяй, — ответил Шимп и нервно улыбнулся. Большая неосторожность с его стороны, поскольку улыбка его совсем не красила. Фаршу она показалась хитрой и подлой.

— Хочу знать, — продолжал Фарш, — шашнями пахнет? — Э?…

— Между тобой и моей девушкой в соседнем доме. Есть, как говорится, между вами что-нибудь?

— Да ни в жизнь! — вскричал Шимп взволнованно.

— Ну, — внушительно сказал Фарш, — лучше, чтоб не было, понял?

Он встал, чуть повеселев, подозрения на мгновение утихли, и он направился в сад, где несколько минут чирикал над изгородью.

Это не вызвало никакого отклика, а потому он перелез через изгородь и заглянул в кухонное окно «Сан-Рафаэля». Кухня была пуста.

— Гулять пошла, — поставил диагноз Фарш и оскорбился. Если Клэр пошла гулять, то почему не позвала его с собой? Ему это не понравилось. Напрашивался вывод, что любовь остыла. Он вернулся в «Мон-Репо» и совсем смутил впечатлительного мистера Твиста, двадцать минут глядя на него в упор и почти не моргая.

Клэр не пошла гулять. Она села на лондонский поезд двенадцать десять, а с вокзала направилась на Джон-стрит в резиденцию мистера Брэддока. Она намеревалась ознакомить с фактами свою мать и попросить у этой многоопытной женщины совета в критическую минуту своей жизни. Ее вера в Тетушку Исобель не поколебалась, но мнение второго специалиста всегда полезно. Ибо тревога Клэр после утренней беседы с Фаршем через изгородь непрерывно нарастала. Ей показалось, что он держался как-то не так. Не принесло душевного покоя и воспоминание об их разговоре.

«А как там мистер Твист?» — спросила она. И он не только не проявил готовности турнириться, но ответил веселым голосом: «Отлично». Страшноватый ответ.

А он еще добавил, что они друзья, водой не разлить. Рассеянно отвечая на отеческие шуточки Следдона, Клэр вошла к матери, плотно сжимая губы, с суровостью во взоре. Миссис Липпет, введенная в курс, твердо встала на сторону Тетушки Исобель.

— Умная женщина, сразу видно, Клара.

— Клэр, — машинально поправила дочка.

— Она знает.

— И я так думаю.

— Ох и страдала же она, эта женщина, — сказала миссис Липпет. — Тут не ошибешься. Разве же она знала бы о жизни столько, если бы не страдала?

— Так ты бы продолжала его испытывать? — настойчиво осведомилась Клэр.

— Испытывай его, испытывай побольше, — сказала миссис Липпет. — Другого способа нет. Не забывай, деточка, твой Кларенс — моряк, а моряков надо держать в узде. Вот говорят, будто морякам все равно. А я говорю: пусть им будет не все равно. Вот что я говорю!

Назад Клэр вернулась на автобусе.

Для размышления нет ничего лучше поездки на верху автобуса. К четырем часам, когда это транспортное средство высадило ее на углу Берберри-роуд, ее решимость закалилась как сталь, и следующий свой ход она разработала во всех мелочах. На минуту она заглянула в кухню, вышла оттуда в сад и узрела Фарша, меряющего шагами лужайку «Мон-Репо».

— Э-эй! — крикнула она, сумев придать своему голосу веселую беззаботность.

— Где ты была? — осведомился Фарш.

— Ездила навестить мамочку… А мистер Твист дома?

— Зачем тебе мистер Твист?

— Просто хотела отдать ему… то, что обещала.

Обещанным оказался конверт сиреневого цвета и аромата, и Фарш, взяв его и разглядывая, будто гадюку у себя на ладони, сделал роковое открытие:

— В нем что-то есть.

— Конечно, есть. Если бы там ничего не было, зачем бы мне его ему отдавать?

Пальцы Фарша нервно мяли конверт.

— О чем это ты ему пишешь?

— Не важно.

— В нем есть еще что-то, кроме записки. Поскрипывает, когда на него жмешь.

— Маленький подарок, который я ему обещала.

Мозг Фарша Тодхантера затуманило чудовищное подозрение. Немыслимо! И все же… он разорвал конверт, и его подозрение подтвердилось! Между его пальцами повис локон белобрысых волос.

— Когда ты кончишь вскрывать чужие письма… — сказала Клэр.

Она поглядела на него — вначале с надеждой, а потом со все возрастающим отчаянием. Лицо Фарша было деревянным и не выражало ничего.

— Я рад, — наконец хрипло сказал Фарш. — Я беспокоился, а теперь успокоился. Я беспокоился, потому что беспокоился, вдруг ты и я друг другу не подходим и зря поторопились. Но теперь я успокоился, потому что вижу, тебе другой нравится, так что беспокойство, что делать и как, меня больше не беспокоит. Он на кухне, — мягко пророкотал Фарш. — Я ему отдам и объясню, что вскрыто было по ошибке.

Ничто не могло бы превзойти достоинство его манер, но выпадают минуты, когда женщинам такие манеры досаждают.

— Ты что, не собираешься оторвать ему голову? — расстроенно спросила Клэр.

— Я! — сказал Фарш, обретая, насколько это было в его возможностях, сходство со святым Себастьяном на картине в Лувре. — Я? С чего это я буду отрывать голову бедняге? Я рад, потому что я беспокоился, а теперь успокоился, понимаешь?

На глазах ужаснувшейся Клэр он направился через мир, который качался и приплясывал, на кухню «Мон-Репо», изящно держа конверт за уголок большим и указательным пальцами. Он казался спокойным, безмятежным. И даже словно бы что-то напевал.

Однако, войдя в кухню, он сразу изменился. Шимп Твист, оторвавшись от своего пасьянса, увидел в дверях лицо, уставившее на него, как почудилось его воспаленному воображению, не глаза, а два прожектора. Под прожекторами находился рот, который словно бы скрежетал зубами. И из этого рта в краткий интервал между скрежетаниями вырвались жуткие слова. Первыми печатными из них были:

— Руки вверх!

Мистер Твист вскочил и угрем ускользнул за стол.

— Что случилось? — осведомился он в сильном волнении.

— Я тебе покажу, что случилось! — пообещал Фарш после еще одной словесной интерлюдии, набрать которую не разрешил бы ни один профсоюз типографских рабочих. — Выходи из-за стола, как мужчина, и подними руки!

Мистер Твист отклонил это приглашение.

— Я ухвачу тебя за голову, — продолжал Фарш кратко излагать свои планы, — и отвинчу ее, а потом…

Что именно он намеревался сделать потом, Шимпа не заинтересовало. Он вдохновенным прыжком увернулся от внезапного выпада.

— Иди, иди сюда! — улещивал Фарш.

В голове у него немного прояснилось, и он понял, что корень всех бед, препятствие на его пути к желанной цели — это стол. Стол был тяжелый, но мощным движением он его опрокинул и отодвинул к плите. Шимп, лишившись первой линии своей обороны, выскочил на открытое пространство, и Фарш уже готовился вновь перейти в наступление, когда собака Эми, покинув сад, где проводила экспертизу мусорного бака, вошла на кухню и с удовольствием обнаружила, что там идет веселая возня.

Эми по натуре была собакой мыслящей. Большую часть времени, если только она не ела или не спала, Эми прогуливалась с наморщенным лбом и разгадывала космические тайны. Но, подобно стольким философам, она любила иногда поразмяться в подвижной игре, а эта, казалось, сулила много приятностей. И Фарш, прыгнув, наткнулся на помеху, состоявшую, как ему померещилось, из нескольких ярдов собачьего тела, причем он не мог разобрать, путается ли собака у него между ногами или опирается на его плечи. Бесспорно, она облизывала ему лицо, но, с другой стороны, он только что пнул ее с немалой силой, из чего словно бы следовало, что она находится на нижнем уровне.

— Убирайся! — завопил Фарш.

Обращался о» к Эми, но совет, содержавшийся в этом слове, был таким превосходным, что Шимп Твист последовал ему без малейших колебаний. В вихре событий он вдруг очутился на прямой дороге к двери, и по этой дороге он и спуртовал без промедления. И остановился, только когда между ним и его, видимо, помешавшимся врагом оказалась вся длина Берберри-роуд.

Тут он утер лоб и сказал:

— Ух ты!

Шимп Твист пришел к выводу, что не вредно будет отправиться в долгую прогулку — такую долгую, что по возвращении в «Мон-Репо» он найдет там Сэма, своего хранителя, и Сэм его защитит.

Тем временем Фарш изнывал от бессильного бешенства. Он выпутался из Эми и выскочил на улицу, но к тому времени его жертва давно скрылась из виду. Он вернулся, намереваясь найти Эми и отчитать ее, но и она исчезла из виду. При всей ее мечтательности, Эми обладала всей мерой здравого смысла. Она знала, когда и где не быть среди присутствующих.

Фарш вернулся в свою кухню и остался там, изнемогая от злости. Изнемогал он около четверти часа, когда в дверь позвонили. Он угрюмо поднялся по лестнице и был до того расстроен, что даже бесспорная привлекательность звонившей не успокоила его смятенный дух.

— Мистер Шоттер дома?

Теперь он ее узнал. Эта же дамочка приходила накануне вечером и спрашивала Сэма. И как накануне, ему в сгущающихся сумерках почудилась та же корпулентная мужская фигура на некотором отдалении.

— Нет, мисс, его нет.

— Но он скоро вернется?

— Да нет, мисс. Он пошел в театр.

— Ах так! — сказала дамочка и как-то странно дернула зонтиком.

— Вот так, — сказал Фарш, немного оттаивая, потому что глаза у нее были такие ясные.

— Что поделать! Так вы тут совсем один? — Да.

— Грустно.

— Я не против, мисс, — сказал Фарш, польщенный ее сочувствием.

— Ну что же, не буду вам мешать. Всерошево.

— Всего хорошего, мисс.

Фарш запер дверь, и, насвистывая, потому что эта беседа немножко развеяла его унылость, он спустился по лестнице и вошел в кухню.

Нечто, при первом знакомстве показавшееся потолком, вторым этажом дома и тонной кирпичей в придачу, обрушилось на голову Фарша, и он томно опустился на пол.

3

Елей Моллой прошел к парадной двери и отпер ее. Он немного побледнел и тяжело дышал.

— Порядок? — нетерпеливо осведомилась его супруга.

— Порядок.

— Связал его?

— Бельевой веревкой.

— А он не заорет?

— Я ему в рот запихнул тряпку для вытирания пыли.

— Мо-ло-дец! — сказала миссис Моллой. — Так за дело! Они поднялись по лестнице к цистерне, и мистер Моллой, сняв пиджак, засучил рукава.

Миновало несколько минут, а затем мистер Моллой, лицом красный и по плечо мокрый, произнес несколько слов.

— Но они же должны быть там! — вскричала его жена.

— Их там нет.

— Плохо искал!

— Я все обшарил. Будь в этой штуке зубочистка, я бы ее нашел. — Он тяжело вздохнул и скорбно поник головой. -Знаешь, что я думаю?

— Так что?

— Эта подлая масленка Шимп нас надул. Назвал не то место.

Правдоподобность этой теории была настолько очевидной, что миссис Моллой и не попыталась ее опровергнуть, а только молча закусила губу.

— Ну так почешемся и отыщем тайник, — сказала она наконец с великолепной целеустремленностью великой женщины. — Мы знаем, что он где-то в доме, а мы тут одни.

— Риск! — с сомнением произнес мистер Моллой. — А что, если кто-нибудь явится и застукает нас здесь?

— Ну, тебе надо будет просто примериться и дать им раза, как ты этого уложил.

— Хм, да, — сказал мистер Моллой.

23. Х лопотливый день Елея Моллоя

1

Неприятное открытие коварства Шимпа Твиста Моллой и его молодая жена сделали в двадцать минут пятого. В половине пятого симпатичный двухместный автомобиль подъехал к воротам «Сан-Рафаэля», и из него выбрался Уиллоуби Брэддок. Минут за сорок до этого он бесцельно разъезжал по лондонским улицам, не зная, чем бы заняться, и тут ему пришло в голову, что приятно скоротать вечер можно, отправившись в Вэлли-Филдз и потребовав, чтобы Кей напоила его чаем.

Мистер Брэддок пребывал в счастливейшем и безмятежном расположении духа. А если это покажется странным, учитывая, что совсем недавно ему ответили отказом на предложение руки и сердца, так объясняется это просто: через две секунды после того, как письмо было опущено в почтовый ящик, он раскаялся в своей поспешности. И пришел к выводу, что, разумеется, Кей ему очень нравится, однако предложил он ей указанные руку и сердце потому лишь, что за обедом выпил порядочно шампанского, отчего им овладела мечтательная меланхолия, которая на какое-то время нейтрализовала его глубокое отвращение к институту брака. Брак его не привлекал, его влекли захватывающие дух приключения. Он еще не совсем оставил надежду, что какое-нибудь чудо уберет миссис Липпет из установленного миропорядка, и он хотел быть свободным, когда это случится.

Да, упивался мыслью Уиллоуби Брэддок, все обернулось наилучшим образом. Он распахнул калитку «Сан-Рафаэля» небрежным жестом человека, вольного как ветер. В этот момент открылась парадная дверь, и из нее вышел мистер Ренн.

— А! Привет! — сказал мистер Брэддок. — Кей дома?

— Боюсь, нет, — ответил мистер Ренн. — Она ушла в театр. — Вежливость боролась в нем с желанием продолжить путь. — Боюсь, мне пора. Я уже опаздываю. Корнелиус ждет меня к…

— Ну и хорошо. Я зайду поболтать к Сэму Шоттеру.

— Он пошел в театр с Кей.

— Полная неудача! — сказал мистер Брэддок с неугасимой веселостью. — Отлично! В таком случае — отбываю.

— Но, дорогой мой, куда вы торопитесь? — сказал мистер Ренн виновато. — Почему бы вам не войти? Выпьете чаю, дождетесь Кей. Клэр подаст вам чай, если вы позвоните.

— В этом что-то есть, — согласился мистер Брэддок. -Здравый совет! Абсолютно здравый.

Он произнес несколько любезных слов прощального привета и направился в гостиную, где нажал кнопку звонка. Никаких последствий это не возымело, и, подойдя к лестнице, ведущей вниз к кухне, он крикнул:

— Э-эй! — Гробовая тишина внизу. — Э-эй! — испустил новую трель мистер Брэддок. И тут ему почудилось, что тишину внизу нарушил звук — непонятный звук, — такой звук, будто там кто-то рыдал.

Он спустился по лестнице и убедился, что кто-то действительно рыдал.

Поникнув на стуле, уткнув лицо в ладони, Клара, эта невыносимая девчонка, плакала в три ручья.

— Э-эй! — сказал мистер Брэддок.

Слезы обладают одним особым качеством — нередко на одну секунду они смывают неприязнь всей жизни. Много лет Уиллоуби Брэддок находился с этой девицей в холодно-враждебных отношениях. Даже отбрось он тот факт, что недавний инцидент с луковицей продолжал его язвить, для этой вражды имелись и другие причины. Мистер Брэддок все еще подозревал, что именно Клэр в день его восемнадцатилетия, ' когда он явился в Мидуэйз в цилиндре, именно Клэр швырнула из кустов камень в этот аристократический головной убор. Одно из тех преступлений века, которым из-за отсутствия улик позволяют перейти в разряд исторических тайн. Но Уиллоуби Брэддок ни на миг не сомневался, что невидимая рука принадлежала Клэр, и с того дня начал относиться к ней с ледяным неодобрением.

Но теперь, когда он увидел ее льющей слезы, павшую духом, без малейших намеков на дьявольское панибратство, унесенное волнами горя, его сердце смягчилось. Историки строили множество предположений о том, как поступил бы Веллингтон, если бы Наполеон расплакался при Ватерлоо.

— Э-эй, — сказал мистер Брэддок, — в чем дело? Что случилось?

Его голос, видимо, достиг слуха удрученной Клэр. Она выпрямилась и посмотрела на него мокрыми глазами.

— Ох, мистер Брэддок, — простонала она, — мне так плохо! Я такая несчастная, мистер Брэддок!

— Ну-ну, — сказал Уиллоуби Брэддок.

— Откуда мне было знать?

— Что знать?

— Я же не могла угадать.

— Что угадать?

— Я понятия не имела, что он так себя поведет.

— Кто и как?

— Фарш.

— Ты испортила фарш? — спросил мистер Брэддок, все еще ничего не понимая.

— Мой Фарш… Кларенс. Он принял это не так. Наконец-то мистер Брэддок узрел свет в конце туннеля.

Она приготовила что-то из фарша для этого Кларенса, кем бы он там ни был, а тот так на него накинулся, что подавился.

— Он скончался? — спросил мистер Брэддок, понизив голос.

Кухню огласил пронзительный вопль:

— О-о-о!

— Милая моя!

— Он же этого не сделал!

— Чего не сделал?

— Ох, мистер Брэддок, скажите, что он этого не сделал!

— Да чего — этого?

— Не наложил на себя руки.

— Кто?

— Фарш.

Уиллоуби Брэддок извлек из грудного кармана идеально сложенный шелковый носовой платок и провел им по лбу.

— Послушай, — сказал он расслабленно, — ты не могла бы рассказать мне все с самого начала в нескольких простых словах?

Он с интересом выслушал рассказ Клэр о событиях дня.

— Так, значит, Кларенс — это Фарш? — спросил он.

— Ага.

— А Фарш — это Кларенс.

— Ага, его все называют Фаршем.

— Вот что ставило меня в тупик, — сказал мистер Брэддок с облегчением. — Вот камень, о который я все время спотыкался. Теперь, когда этот момент обрел ясность, мы можемприступить к рассмотрению ситуации спокойно и хладнокровно. Проверим, правильно ли я понял положение вещей. Ты прочла эту рекомендацию в газете и начала его испытывать — правильно?

— Да, а он, вместо того чтобы турнирить, стал какой-то холодный и разорвал помолвку.

— Так-так. Ну так, черт возьми, все просто. Тебе требуется только, чтобы какой-нибудь искушенный светский человек отвел этого олуха в сторонку и ознакомил с истинными фактами. Заскочить мне к нему сейчас же?

Заплаканное лицо Клэр озарилось радостью, будто за ее глазами зажгли лампочки.

— Если бы вы это сделали!

— Конечно, сделаю, один момент.

— Какой вы хороший! Простите, мистер Брэддок, что я бросила в вас луковицу.

— Обе стороны не без греха, — великодушно сказал мистер Брэддок. — А теперь будь умницей, перестань плакать, попудри нос и вообще, а я приведу этого малого в порядок за пару минут.

Он братски погладил Клэр по голове и зарысил через заднюю дверь.

Несколько минут спустя дальнее позвякивание звонка отвлекло мистера и миссис Моллой от лихорадочного обыска гостиной. Они переглянулись, осененные страшной догадкой.

— Звонят в заднюю дверь, — сказала Долли.

— Я же говорил! — мрачно сказал мистер Моллой. — Я знал, это обязательно случится. Что будем делать?

Миссис Моллой была не из тех женщин, кого можно надолго вывести из строя.

— Иди вниз и открой дверь, — сказала она. — Наверное, торговец принес хлеб или еще что-то там. Он подумает, что ты тут работаешь.

— А если нет? — возразил мистер Моллой с некоторой горечью. — Тогда я, значит, хвачу его топориком для рубки мяса? Похоже, мне придется уложить все население этого чертова места. К тому дело идет.

— Дусику не надо дуться.

— Дусик сыт по гордо, — отозвался мистер Моллой угрюмо.

2

Открывая заднюю дверь, Елей Моллой ожидал увидеть торговца с надетой на локоть корзиной, и его нервную систему отнюдь не укрепил вид молодого человека в безупречно элегантном сером костюме, явно принадлежащего к праздным классам. Он посмотрел на мистера Брэддока, разинув рот.

— Здравствуйте, — сказал мистер Брэддок.

— Здравствуйте, — сказал Елей. — Вы — Фарш?

— Извините?

— Вас зовут Кларенс?

В более счастливых обстоятельствах Елей с негодованием опроверг бы это обвинение, но теперь он решил, что политично будет оказаться тем, кем его хотят видеть.

— Это я, брат, — сказал он.

Мистеру Брэддоку крайне не понравилось, что его обозвали братом, но протестовать он не стал.

— Я забежал, — сообщил он, — сказать вам, что все тип-топ.

Елей абсолютно не мог с ним согласиться и точно так же абсолютно не понимал, что, собственно, говорит этот необъяснимый гость. И громко закашлял, чтобы заглушить придушенный хрип, который испустил сквозь кляп связанный Фарш, которого он убрал в угол за плитой.

— Это хорошо, — сказал он.

— Я о девушке, то есть о Кларе, знаете ли. Я минуту назад был на кухне в соседнем доме, и она плакала и причитала, и все потому, что думает, будто вы ее больше не любите.

— Жаль-жаль, — сказал мистер Моллой.

— Оказывается, — продолжал мистер Брэддок, — она прочла в какой-то газете заметку безмозглого осла, в которой утверждалось, что ей следует испытать вашу привязанность, притворившись, будто она флиртует с другой личностью. А когда она так и сделала, вы разорвали помолвку. А девушка, если вы меня понимаете и о чем я забежал сказать, любит вас и только дурачилась, когда послала другому типу свой локон.

— А? — сказал мистер Моллой.

— Так что все в ажуре, верно?

— Вроде бы в ажуре, — сказал мистер Моллой, искренне жалея — так как выглядело это очень интересным, — что понятия не имеет, о чем идет речь.

— Ну так, значит, так, так?

— Так, так, так, брат.

Мистер Брэддок помолчал, словно бы разочарованный странным равнодушием своего собеседника.

— Она, собственно, ждет, что вы сразу туда сбегаете — схватите ее в объятия, и все такое прочее.

Этого осложнения Елей не предвидел.

— Ну, я вам вот что скажу, — сказал он. — У меня тут работы по дому по горло, и сейчас мне никак не выбраться. Знаешь, брат, скажи-ка ей, что я зайду попозже вечером.

— Хорошо. Я рад, что все улажено. Она симпатичная девушка, если заглянуть поглубже.

— Лучше не бывает, — великодушно подтвердил мистер Моллой.

— Я все еще думаю, что камень в мой цилиндр в тот день бросила она, но, черт побери, — сказал мистер Брэддок с чувством, — пусть мертвецы хоронят своих мертвецов, а?

— Ничего разумнее и придумать нельзя, — сказал мистер Моллой.

Он закрыл дверь и, дыша несколько тяжелее обычного, поднялся по лестнице.

— Кто это был? — окликнула его Долли.

— Какой-то псих, молол что-то о какой-то девчонке.

— А? Ну, я занялась большой спальней, а ты продолжай в гостиной.

Елей направил свои стопы в гостиную, но не добрался до нее. Ибо, когда он уже поднял ногу, чтобы переступить порог, раздался звонок в парадную дверь.

Елей почувствовал, что его подвергают испытаниям свыше сил человеческих. Во всяком случае, именно этой точки зрения он придерживался, неохотно бредя к двери. И, только открыв ее, понял, насколько недооценивал злоехидства Судьбы. Ибо на верхней ступеньке крыльца стоял полицейский.

— Чтоб тебе! — вскричал Елей. И хотя мы не одобряем столь несдержанное восклицание, нельзя по чести не признать, что ситуация, казалось, требовала чего-то в этом роде. Он застыл, выпучив глаза, а по его спине, казалось, ледяной палец вычерчивал сложные узоры.

— Добрый вечер, сэр, — сказал полицейский. — Мистер Шоттер?

К Елею вернулась способность дышать.

— Он самый, — произнес он хрипло. Подобное перевоплощение сразу же после того, как он без репетиций сыграл Фарша Тодхантера, вызвало у него легкое головокружение, какое должен испытывать актер на выходных ролях, когда, начав спектакль в роли Джервиса, лакея, он мчится в гримерную, чтобы переодеться и пять минут спустя вернуться на сцену в качестве лорда Джорджа Спелвина, одного из гостей леди Хемингуэй в ее имении «Башенки».

Полицейский покопался в глубинах своего костюма.

— Только что въехали, сэр, если не ошибаюсь? — Да.

— В таком случае вы, конечно, будете рады, — начал полицейский, закрыв глаза и отбарабанивая слова, будто давал показания в суде, — случаю поддержать благотворительнорганизацию, которая не только заслуживает всяческой поддержки сама по себе, но и связана с объединением людей, кому вы, как домонаниматель, первым признаете себя обязанным безопасностью вашей персоны и спокойствием вашего жилища. С полицией, — пояснил полицейский, открывая глаза.

Мистер Моллой смотрел на блюстителей порядка несколько под другим углом, но тактично умолчал об этом, чтобы не обидеть своего собеседника.

— Благотворительнорганизациямнойпомянутая, — продолжал полицейский, вновь зажмурившись, — полицейский сиротский приют, для которого мне — в числе нескольких других — поручено продавать билеты на ежегодный концерт такового, имеющий состояться в зале «Оддфеллоуз» на Огильви-стрит шестнадцатого текущего. Билеты, каковые могут быть куплены в любом количестве или числе, включают пятишиллинговый билет, трехшиллинговый билет, двухшиллинговый билет, одношиллинговый билет и шестипенсовый билет. — Он открыл глаза. — Могу ли я иметь удовольствие продать вам и вашей достопочтенной супруге пару по пять шиллингов?

— Если, мистер Шоттер, мне будет дозволено привоскупить мой личный совет, то я решительным образом рекомендовал бы эту покупку. Превосходнейшее и заслуживающее всяческой поддержки благотворительное мероприятие.

Последние слова принадлежали джентльмену в костюме духовного лица, который возник неизвестно откуда и встал рядом с полицейским. Услышав его голос, Елей испытал некоторое облегчение, так как секунду назад, увидев вторую темную фигуру, внезапно материализовавшуюся на верхней ступеньке крыльца, он испугался, что от трудов праведных у него начало двоиться в глазах.

— Полагаю, я имею удовольствие говорить с мистером Шоттером? — продолжал новоприбывший. У него было орлиное лицо с парой проницательнейших глаз, и на жуткий миг Елею почудилось, что перед ним Шерлок Холмс. — Я только что принял этот приход и совершаю предварительный его обход для первого знакомства с моими прихожанами. Мистер Корнелиус, агент по недвижимости, весьма любезно снабдил меня списком фамилий. Разрешите представиться. Преподобный Обри Джернингем.

Как было тонко замечено, мир мало знает своих величайших людей. Это имя преисполнило бы Кей Деррик жгучего восторга, но на Елея Моллоя оно не произвело ни малейшего впечатления. Читал он мало, а когда все-таки выбирал минуту для чтения, то предпочитал что-нибудь полегче и поза-бористее, чем «Существует ли ад?».

— Как делишки? — угрюмо поздоровался он.

— И сколько пятишиллинговых билетов могу я продать вам и вашей достопочтенной супруге? — осведомился полицейский. Уважение к духовенству заставило его хранить молчание во время вышеизложенного разговора, но теперь он словно бы намекал, что дело есть дело.

— Превосходнейшее благотворительное начинание, — сказал преподобный Обри, проскальзывая мимо Елея, несмотря на слабые попытки страдальца воспрепятствовать ему. — И, насколько я понял, в концерте примут участие несколько прекрасных артистов. Верно, констебль?

— Да, сэр, совершенно верно. В первой части программы констебль Первис исполнит «Святой Град»… нет, вру, «Уснув над Пучиной»; констебль Джукс изобразит многих всем вам знакомых сценических знаменитостей; инспектор Оукшотт покажет фокусы; констебль…

— Превосходное вечернее развлечение, короче говоря, — сказал преподобный Обри. — Возможно, следует упомянуть, что председательствовать буду я.

— А председательствовать будет священник прихода, — сказал полицейский, не упустив случая добавить еще один соблазн. — Так сколько же пятишиллинговых билетов могу я продать вам и вашей достопочтенной супруге, сэр?

Елей, подобно Шимпу, был бережливым человеком. Но, помимо такого расхода, все его существо противилось тому, что — пусть даже косвенно — способствовало поддержке полиции. Тем не менее он понял, что спасения нет, и решил лишь попытаться спасти хотя бы крохи.

— Дайте один, — сказал он, и казалось, слова эти были выдраны у него клещами.

— Всего один? — разочарованно переспросил полицейский. — А как же ваша достопочтенная супруга?

— Я не женат.

— А ваша сестра?

— У меня нет сестры.

— Ну а если в клубе вы повстречаете кого-нибудь из друзей и он изъявит желание пойти с вами?

— Дайте один! — сказал Елей.

Полицейский дал ему один билет, взял деньги, произнес несколько прочувствованных слов благодарности и удалился. Елей вернулся в дом и был неприятно потрясен, обнаружив, что священник проник туда раньше него.

— Весьма достойное благотворительное мероприятие, — сказал тот.

Елей уныло уставился на него. Как избавляются от приходских священников? Кроме любимой панацеи своей молодой жены — размахнуться и дать ему по кумполу, — Елей ничего придумать не мог.

— Вы давно проживаете в Вэлли-Филдз, мистер Шоттер? — Нет.

— Надеюсь, мы будем часто видеться?

— А? — глухо произнес Елей.

— Первейший долг священника, на мой взгляд… Мистер Моллой не имел никакого понятия о том, в чем

состоит первейший долг священника, и узнать это ему суждено не было. Ибо в этот миг сверху донесся звонкий музыкальный женский голос:

— Ду-у-усик!

Мистер Моллой содрогнулся. Содрогнулся и преподобный Обри Джернингем.

— Я в спальне, сахарный зайчик. Давай сюда! Аскетическое лицо преподобного Обри побагровело.

— Насколько я понял, вы сказали, что не женаты, мистер Шоттер, — произнес он металлическим голосом.

— Нет… а… э…

Он встретился взглядом с преподобным мистером Обри. Так мог бы выглядеть Шерлок Холмс, поймай он доктора Ватсона на попытке украсть его часы.

— Нет… я… а… э…

Не всякому человеку дано поступить правильно в трудных обстоятельствах. К сожалению, приходится констатировать, что мистер Моллой допустил тут непростительный промах. Изобразив жутковатое подмигивание, он выставил указательный палец правой руки и с тошнотворной игривостью ткнул им своего посетителя между третьим и четвертым ребром.

— Ну, вы знаете, как это бывает, — просипел он.

Преподобный Обри Джернингем содрогнулся от макушки до пяток. Он выпрямился во весь рост и смерил Елея взглядом. Палец причинил ему значительную физическую боль, однако боль духовная была много сильнее.

— Да, я знаю, как это бывает, — отчеканил он.

— Бывалый человек, — с облегчением сказал Елей.

— Всего хорошего, мистер Шоттер, — сказал преподобный Обри.

Входная дверь с грохотом захлопнулась. На верхней площадке лестницы появилась Долли.