Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)

С величайшим признанием принимаю рвение и усердие предводимых Вами войск от вышнего до нижних чинов. Жалею весьма о убитых храбрых мужах; болезни и раны раненых мне чувствительны, желаю и Бога молю о излечении их. Всем прошу сказать от меня признание мое и спасибо. Жадно ожидаю от тебя донесения о подробностях, чтоб щедрою рукою воздать кому следует по справедливости. Труды армии в суровую зиму представить себе могу, и для того не в зачет надлежит ей выдать полугодовое жалованье из экстраординарной суммы. Располагай смело армию на зиму в Польше; хотение поляков тем самым скорее паки возьмет естественное свое течение, a une armee de conquerant l'on n'a encore jamais refuse de quartier {победоносной армии никогда не отказывают в квартирах (фр.).}. Теперь мириться гораздо стало ловчее, и никаких не пропущу мер, чтоб скорее к тому достигнуть.
      Всем, друг мой сердечный, ты рот закрыл, и сим благополучным случаем доставляется тебе еще способ оказать великодушие слепо и ветренно тебя осуждающим 1. Прощай, мой друг, до свидания. Будь здоров и благополучен.
      Дек[абря] 16 ч., 1788
      Известно тебе, я чаю, что Король Аглинский с ума сошел так совершенно, что четыре человека насилу его держать могут, когда приходит на него rage {раж (фр.).}.
      Я ожидаю заверно, что по распоряжении нужного по твоей Армии, я буду иметь удовольствие тебя видеть здесь, как я о сем уже в предыдущих моих письмах к тебе писала и теперь повторяю.
 

907. Г.А. Потемкин – Екатерине II

 
      Очаков, 26 декабря [1788]
      Не мог, матушка Всемилостивейшая Государыня, отправить донесений моих до сих пор по причине сильных метелей, которые таковы продолжались, что версты пройтить нельзя было. Теперь время утихло. Нечего мне сказать о штурме, как он происходил, ибо он таков был, какового никогда не бывало. Можно смело сказать, что простой маневр не удастся с такой точностию. Поверьте, матушка, что это было как вихрь самый сильный, обративши в короткое время людей во гроб, а город верх дном. С какой радостию и доверенностию все шли, любо было смотреть. Управясь здесь, я по дозволению, что Вы изволили пред последним письмом написать, приеду в Петербург. Дела Ваши и мои собственные необходимо требуют.
      Напрасно, матушка, гневаешься в последних Ваших письмах. Усердие мое того не заслуживает. Я не по основаниям Графа Панина думаю, но по обстоятельствам 1. Не влюблен я в Прусского Короля, не боюсь его войск, но всегда скажу, что они всех протчих менее должны быть презираемы. Мои мысли основаны на верности к Вам. Не тот я, который бы хотел, чтоб Вы уронили достоинство Ваше. Но, не помирясь с турками, зачать что-либо – не может принести Вам славы. И сего должно убегать всячески, ибо верно мы проиграем, везде сунувшись.
      Пространство границ не дозволяет нам делать извороты, какие употребительны в земле малой окружности. Неловко иметь двух неприятелей, а то будет пять. Здесь Бог помог. Так успеем, что будущая кампания весьма славна и легка быть должна. Побежав же в другую сторону, все обратится здесь в ничто, и, бывши на старом уже пути к окончанию дел, повернемся назад. Изволите говорить, чтоб я не смотрел на Европейские замыслы. Государыня, я не космополит, до Европы мало мне нужды, а когда доходит от нее помешательство в делах мне вверенных, тут нельзя быть равнодушну. Много раз изволите упоминать – "бери Очаков". Когда я Вам доносил, что я отступлю, не взявши? И смело скажу, что никак бы его прежде взять не удалось. Вы изволили знать, какой интерес к сему Султаном и Портою был привязан. А по сему судите, как он был снабжен оружием и людьми. Войско тут находилось отборное, с весны было с прихожим на жалованье действительно 20 тысяч, опричь флоту. Теперь за двенадцать, из которых душа не воротится назад. Я ж, Государыня, не лгу, как другие, а моя, так называемая, армия не составляет 14 тысяч пехоты, в которой три четверти рекрут. Но Бог ко мне милосерд, не подал Он удачи неприятелю. Изволите говорить, что не время думать теперь о покое. Я, матушка, писал не о телесном покое, но успокоить дух пора. Заботы повсечастные, бдение на нескольких тысячах верстах границ, мне вверенных, неприятель на море и на суше, которого я не страшусь, да и не презираю. Злодеи, коих я презираю, но боюсь их умыслов: сия шайка людей неблагодарных, не мыслящих, кроме своих выгод и покою, ни о чем; вооруженные коварством делают мне пакости всеми образа[ми]. Нет клеветы, что бы они на меня не возводили, и, не могши Вас поколебать, распускают всюду присвоенных себе мошенников меня порочить. Вот их упражнение, а мое – прощать им. Они плутуют, а я служу. Всемилостивейшая Государыня, я везде жертвовал Вам моею жизнию и, право, могу сказать, что никто не отваживался больше моего. Я не пользовался теми выгодами, какие в пышности звания моего иные находят. Мудрено быть простяе моего. Из сего выходит, что я служу для Вас и для пользы. Посланный с донесениями мой Генерал дежурный 2может подробно донести о всем, как происходило, к которому прошу Высочайшей милости. Подробно об отличившихся привезу с собой. Пока жив
      вернейший и благодарнейший
      подданный
      Князь Потемкин Таврический
 
      P.S. Изволите писать, что денег нету. Я сего никогда не говорил, не зная ресурсов Государственных, а то говорю, что дороговизна несносная теперь. На будущую кампанию необходимо флот нужно весь пустить в действо. Доделка судов и некоторых вновь страшную составляет сумму. Флотом только можно решить с турками, прижав их в самой столице. Просил я матрозов. Не получа же, все оставить лутче на верфях. Пушек также не получил рано. Между тем, можно пособить сей артикул, о чем доложу. Изволите говорить: я, как крот, роюсь. По холоду, какая зима здесь, немудренно бы жить в землянках, но как про меня редко доносят правду, то и тут солгали. Я все жил в ставке, которую отдал раненым, а сам в одной маленькой кибитке живу и то в чужой 3.
 

1789

 

908. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      Кременчуг, 15 генваря [1789]
      Матушка Всемилостивейшая Государыня, не было способа мне отлучиться отсюда, не учредив всего и не дождавшись полков, приближающихся к своим квартерам. Маршу очень препятствовали неслыханные до сего здесь морозы. Я, подав все пособия, а на места, где нет селений, – все свои ставки поставил ради проходящих команд, всячески снабдя и сеном, и угольем. Теперь почти вся пехота вошла или подходит близко к своим квартерам.
      Корабль "Владимир", обледеневши у Кинбурнской косы, высвобожден изо льдов, получил потребный себе груз и второго на десять числа отправился в Севастополь. Того же дня ушел из виду. Судно двумачтовое "Березань" придано ему форзейлем. Из Севастополя выдут навстречу несколько крейсерских судов. Берега в ночь от Тарханова кута будут освещены. В гавани же все гребные суда приготовлены на случай, естли б нужда случилась его буксировать. Естли Бог поможет ему притить, то назначенным по освобождению изо льдов следовать в Севастополь: кораблю "Александр", фрегатам новоизобретенным "Федоту Мученику", "Григорию Богослову" и "Григорию Великия Армении". Они несут все пушки большого калибра. 80 п[ушечный] "Иосиф" по вскрытии льда поставится на камели, а как оные в нем зделаны легче прежних, то я приказал попытаться из Херсона вести его с мачтами. Корабль "Мария Магдалина" приходит к окончанию. Корабли "Петр Апостол" и "Евангелист Иоанн" в Таганроге спущены. Я понуждаю Баташева, чтобы скорей выливал пушки для них. Галера первого ранга, взятая у турков, обращена в парусное судно и вооружится сильной артиллерией. Весною пойдет в Севастополь. Корабль турецкий совсем переделан на европейский манер в ранг 62 п[ушечного] корабля. Он отменно хорошей конструкции в подводной части и ходит скорей всех наших на фордевин. Потопленные нами турецкие суда под Очаковом приказал все вытащить и исправить. Семь из них нетрудно починить. Дерево и конструкция сих полугалер прекрасные. Из транспортных же тамо находящихся только три годны, но и сии будут отделаны военными.
      Я посылаю предварительно, чтобы не подумали, что меня что ни есть другое остановило. Я же ныне и не в силах так летать, как прежде, а нужда требовала некоторые квартеры и вновь построенные лазареты самому осмотреть. Через два дни отправлюсь.
      Вечно и непоколебимо
      вернейший и благодарнейший
      подданный
      Князь Потемкин Таврический
 

909. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
      Друг мой Князь Григорий Александрович. Полковник Баур вчерашний день привез ко мне твое письмо из Кременчуга от 15 генваря, из которого увидела с удовольствием, что ты уже к нам приближаешься. И сколько ни желаю тебя видеть после столь долгой разлуки, однако я весьма тебя хвалю: во-первых, за то, что ты не отлучился, пока все нужные и надобные разпоряжения не окончил. Что пишешь о Херсонском и Лиманском флоте, такожде о отправлении корабля "Владимир" в Севастополь, – служит мне новым доказательством о твоем попечении о сей части. Доезжай до нас с покоем, побереги свое здоровье и будь уверен, что принят будешь с радостию, окончив столь славно и благополучно толь трудную кампанию.
      Прощай, мой друг, Бог с тобою.
      Ген[варя] 21 число, 1789 го[да]
 

910. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      Дубровна. 31 генваря [1789]
      Матушка Всемилостивейшая Государыня. Хотя я рапорта не имею еще от командующего флотом, но чрез прибывшего курьера из Севастополя известен, что корабль "Владимир" благополучно в гавань пришел. Слава Богу, я очень безпокоился об нем. Граф Войнович, быв на корабле "Марии", строящемся в Херсоне, с верхних лесов поскользнувшись, упал. Я о сем узнал, но, не имев точного уведомления, крайне был встревожен. Однако ныне пишут, что ему легче.
      Суда наши на Лимане много мне причиняют заботы, ибо лед так толст, как в Петербурге. Войски все уже вступили в квартеры. Рекрут пришло в Херсон только еще три тысячи.
      Я приехал в Могилев из Кременчуга меньше трех суток, только измучился до крайности. Остановился отдохнуть в Дубровне на три дни. Завтре выезжаю. Бог видит, что грудь отшибло, притом и лихорадка была, посетила. Я по смерть вернейший и благодарнейший
      подданный
      Князь Потемкин Таврический
 

911. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
      Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Сей час получила я твое письмо из Дубровны от 31 генваря. Радуюсь весьма, что к нам приближае[шь]ся, и с удовольствием узнала, что корабль "Владимир" благополучно прибыл в Севастополь, а что Граф Войнович ушибся – о сем сожалею. Льды везде толсты, даже в гаванях Средиземного моря, как сказывают, а правда ли или нет – не ведаю, понеже сама не мерила. Переезд твой из Кременчуга в Могилев был подобен птичьему перелету, а там диви[шь]ся, что устал. Ты никак не бережешься, а унимать тебя некому: буде приедешь сюда больной, то сколько ни обрадуюсь твоему приезду, однако, при первом свиданьи за уши подеру, будь уверен. Морщись, как хочешь, а со здоровьем не шути. Вот какая у нас готовится встреча победителю! 1
      Прощай, до свиданья, Бог с тобою.
      Февр[аля] 2 ч., 1789 г.
 

912. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      [После 4 февраля 1789]
      Взятие Очакова Божией помощию развязывает руки простирать победы к Дунаю и угнетать неприятеля до крайности для нанесения вящего удара. Потребно усиление флота, который с приуготовляемыми кораблями довольно долженствовал бы быть силен, естли б доставало матрозов и артиллерии. Войски Кубанские с частью Кавказских сил произвели бы диверсию и тем, так как и ныне, удержали б турецкие силы в Анатолии.
      Армия Украинская всю бы имела удобность вытеснить неприятеля из обеих княжеств 1. Все, можно сказать, после Очакова представляется возможно. Но обстоятельства в Польше, опасность от Прусского Короля и содействие ему от Англии кладут не только преграду, но и представляют большую опасность. Соседи наши поляки, естли не будут обращены, находятся за спиною наших войск и, облегая границы наши, много причинят вреда. К тому еще, ежели запретят продавать хлеб.
      Всемилостивейшая Государыня, я Вам верен, я Вам благодарен, я Вас чту матерью, я люблю Отечество. Лично для меня мне тут хорошо и славно, где могу положить живот за тебя, чего я не только не удалялся, но и искал. Но честь твоего царствования требует оборота критического нынешнего положения дел. Все твои подданные ожидают сего и надеются от твоего искусства. Я не нахожу невозможности, лишь бы живее действовать в политике и препоручить людям к тебе преданным 2. Во-первых, усыпить Прусского Короля, поманя его надеждою приобрести прежнюю доверенность, что можно зделать, изъясняясь с ним ласково о примирении нас с турками, согласясь тут с Императором для отнятия у него подозрения. Полякам, ежели показать, что Вы намерялись им при мире с Портою доставить часть земли за Днестром, они оборотятся все к Вам и оружие, что готовят, употребят на Вашу службу. Ускорите с Англиею поставить трактат коммерческий. Сим Вы обратите к себе нацию, которая охладела противу Вас. Напрягите все силы успеть в сих двух пунктах. Тогда не только бранить, но и бить будем Прусского Короля. Иначе я не знаю, что будет. Император не может сильных войск отделить противу Пруссии, ибо он и со всеми силами не мог бороться против горсти турков. Французы не пошлют ни одной бригады, и потому Прусский Король легко отделит против Цесаря 80 т[ысяч] своих, да 25 [тысяч] саксонцев. 80 т[ысяч] противу нас, да поляков с 50. Извольте подумать, чем противу сего бороться, не кончив с турками. Я первый того мнения, что Прусскому Королю заплатить нужно, но помирясь с турками.
      Обращаюсь к предположениям военным противу турок. Неможно никак рапортировать войск той стороны, не знав – армия Украинская на месте остается или обратится в другую сторону, вся или частью 3. Ежели тут, то совсем другой образ войны будет. В силу Вашего повеления четыре полка пехотных я от себя вывел к Лубнам ради обращения в Лифляндию, и десять эскадронов драгун 4.
      Планы барона Спренгпортена и Егерсгорна 5я, читая, нашел их почти одновидными, выключая способов, несколько разнствующих меж собою. Хорошо бы поддержать угнетенное дворянство отвлечением финнов, но как два другие ордена поднялись на них, то начатие действ от нас в Финляндии паче будет угрозою дворянскому сословию от упомянутых орденов 6, чем подастся еще больше причины нападать на них, то есть дворян, как на зломыслящих противу отечества. К тому же время зимнее не позволяет пользоваться увертками военными, чем по локалию мы могли бы бороться большим противу нас силам. Не понудит ли такое движение заранее решиться Прусскому Королю ввести войско в Польшу в сие время, когда влияние пруссаков тамо несколько ослабевать начинает и которое верно бы исчезло, естли б повелись дела по моим мыслям и с равным моим к Вам усердием, при котором обороте с подкреплением нашего корпуса вся бы польская конница обратилась на Пруссию и, конечно, бы его кавалерию истребила в одну кампанию 7. Но сие мое рвение известно только во всей чистоте одному Богу.
      Я заключаю относительно финнов, что к концу будущей кампании, коли Бог дарует поверхность нашему флоту, то мы, притесня сообщение Швеции с Финляндиею, войдем, собрав все силы, на занятие помянутого княжества. Поставя уже там твердую ногу, произведем и с ним вдруг дадим новую форму правления со всевозможными пред теперешними выгодами, дав тотчас каждому состоянию почувствовать плоды, чем и шведы прельстятся. Иначе нынешнее предприятие только будет попыткою и легко станется безплодною, а тем откроется план, противу которого и осторожности примутся. Я повторенно немного говорю, но флот всеми возможными силами устремить на решительный удар. Но естли поведется недружно, то почувствуется вместо всех плодов один только убыток.
      О Польше много бы я мог сказать, но теперь не смогу читать много и писать. На случай входа в Финляндию, естли Бог благословит будущие действия, предварительно все зделать нужно положения, содержа их в тайне. Сему предшествовать должен манифест. Я в другое время скажу, какого он по моему мнению должен быть содержания.
      Решение об Украинской армии нужно скорей быть дано ради принятия мер, ибо разстроенное надлежит исправлять. Может случиться, что и хлеба ни куска у них не будет к тому времяни, как я прибуду. А время коротко. Я трудов не щажу и рад хотя задохнуться под тягостию их, но нужна скорость.
 

913. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      [После 4 февраля 1789]
      Я уже сказал, что план операций противу турков по взятии Очакова становится облегчительным: Украинская армия и часть моей все уже наступательно действовать может. Я предполагал, говоря с послом, уже давно, что турки усилят свои поиски к Измаилу 1. Сие подтверждается ныне известиями цареградскими. Требование цесарское несовместно ни с разумом, ни с пользою. Они хотят, чтобы шли к Ольте, к пункту весьма отдаленному и тем паче невыгодному, что совсем в сторону от нашего центра. Они сперва требовали от нас действий между Днестра и Буга, чем в самом деле разделяется неприятель. Но ныне так напуганы, что уже и в своих границах ищут от нас помощи. Они могут быть уверены, что естьли живо поведут войну в своей части, то турки в их краю не будут сильны. Взяв правилом противуполагать свои силы силам неприятельским, которые, конечно, будут в Браилове, а больше от Измаила к Бендерам, тут и наши армии упражняться должны, стараясь всячески притянуть неприятеля к одному месту видом ли атаки Бендер, или движением к Измаилу. Когда Бог поможет разбить его в поле, то и кампании конец. Флот неприятельский ежели не станет для одного охранения канала, то, конечно, расположится у мыса Таклы между Еникольского полуострова и Анапы. Может быть часть его и у Аккермана будет 2.
      Польша страшит немало 3, я боюсь, чтобы не отказали нам покупать хлеб, то что будем делать? В предупреждение сего извольте приказать зделать раскладку хлеба в губерниях Малоросских, в Курской, в Харьковской, Воронежской и Танбовской, который доставить на Буг. То имея сильный столь запас, ежели б армия Украинская лишена была покупать в Польше, тогда может придвинуться к Бугу, получить тут хлеб и действовать к Дунаю с толикою же удобностию, как и из теперешнего места. За хлеб жителям заплатить безобидно так, как и за провоз. Таковые издержки внутри земли будут выгодны, а казна, платя бумагою, почти хлеб получит даром.
 

Повторение:

 
      Армия Украинская и часть моей наступательно будут действовать противу неприятеля в Бессарабии, где уповательно его силы скопятся, но сие действие долженствует быть весьма живо.
      В Крыму оборонительно. На Кубани наступательно, к Анапе; флот усилить потребно, приведя в действительность все готовые корабли. Недостаток артиллерии – употреблением всей осадной, у меня и в Киеве находящейся, ибо она ненужна. Турецкие пушки переделать для флота с прибавлением готовой у меня меди, чем весь флот почти снабдится. Тогда осадную можно будет назад отдать. Когда флот будет силен, тогда уже мы везде будем искать неприятельский. С четырьмя кораблями я делал больше, нежели можно, противу 38 турецких, но немало и воздерживался, охраняя честь Вашего флага.
 

914. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
      [После 4 февраля 1789]
      Что ты пишешь от усердия, о том спора нету, но как мною зделано все возможное, то мне кажется, что с меня и более требовать нет возможности, не унижая достоинства. А без сего ни жизнь, ни корона мне не нужна. Кой час обещать Польше чего ни есть из земель турецких ныне, тот же час его Королевское Прусское Величество нам о сем прещение со угрозами непременно чинить будет, с принятым с нами грубым тоном, который либо глотать должно будет, либо отмщать. И для того полагаю избегнуть лутче, не обещая полякам ничего и давая им блажить, дондеже перестанут. То есть у себя в Польше пусть портят и делают, что хотят, но к себе их не пущу, и для того полки, кои к Лубнам обращены, пусть пойдут к Белоруссии.
      Мое мнение есть – Фельдм[аршала] Рум[янцева] отозвать от армии и поручить тебе обе армии, дабы согласнее дело шло 1.
      Я гневных изражений, мой друг, с тобою, кажется, не употребляла, а что оскорбления Короля Прусского принимаю с нетерпением и с тем чувством, с которым прилично, – за сие прошу меня не осуждать, ибо я недостойна была своего места и звания, естьли б я сие чувство в своей душе не имела.
      Все что пишешь о операции армии, весьма хорошо, и мое мнение было всегда, чтоб Бендеры и Бессарабия были предметом сей кампании, а на Ольту незачем 2.
 

915. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 

28 февраля 1789

 
      Сверх общих правил боевого строя, каждая нация имеет нечто ей свойственное. Наипаче во флотах сие бывает по конструкции и часто по крепости или ветхости судов, а паче калибра пушек. Для положений генеральных нужны мне сведения, в каком числе состоял флот Швецкий и каких рангов их суда; вместе ли он весь был или разделен; были ли легкие эскадры для крейсерств; какова рода мелкие их суда и с какой артиллерией. По взятому кораблю можно знать о числе экипажей, а по тому судить, предполагают ли они абордаж. Маневр их был ли стремителен или больше состоял в укреплении линии, из чего бы можно увидеть, к чему они больше наклонны – наступать или обороняться. Сие мне крайне нужно, ибо тогда я узнаю, как свои устроить части и как действовать, тем паче, что в морском деле моя система состоит в калибре пушек, с чего меня не собьют все адмиралы в свете 1. От кого я могу получить помянутые сведения?
 

916. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 

28 февраля 1789

 
      Сколь ни запрещал я делать шалости в Польше, но получил, что Неранчич тамо настроил довольно. Я поспешу повелением его следовать, но нужно и послу в Варшаве предварительно дать знать как произошло и тем утушить.
 

917. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      [Февраль-март 1789]
      Разполагая в подробность план кампании Финляндской, нахожу нужным, чтобы приказано было скорей вылить шесть, а не худо и двенадцать, трехфунтовых единорогов и толикое же число шестифунтовых кугорновых мортирец. По тамошнему положению действия не могут быть, как affaires des postes {Стычки постов (фр.).}. Первые так легки, что переносить можно, а другие нужны для выживания неприятеля изо рвов и впадин. И сии один человек переносить может.
 

918. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      [Февраль-март 1789]
      Можно ли, матушка, оставаться везде, куда поиски делаются. Неслыханно, чтобы держать все сие несогласно ни с пользою, ни с возможностию. Действия наступательные не должны быть связаны ничем 1. И тут крайне нужно держаться в положении генеральном, то есть быть твердою ногою и где действовать. Наше дело вредить неприятелю и не оставаться в недействии. Стоит ли движения разговор недоброхотов. Кстати ли нам, уважая их враки, себя теснить. Кто видал, чтобы в Галаце остаться, в месте открытом на Дунае, между двух рек – Серета и Прута; с одной стороны Измаил – с другой Браилов, куда часто и помочи подать невозможно за частыми разлитиями вод и где должно умереть с голоду.
 

919. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
      [Февраль-март 1789]
      Мне луче нравится дефензива, нежели офензива 1. Сия последняя требует много точности и подробности, паче же от водяного или морского привоза сие почти что требовать невозможно. Да сверх того, входя в Финляндию, финнам будет в тягость, а теперь они нас менажируют {от manager (фр.) – щадить.}.
      Остаться в дефензиве, дондеже заверно полагать можно будет, что офензива полезнее дефензивы для нас.
 

920. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
      [Февраль-март 1789]
      Пора тебе унимать Браницкого 1. Я никак его поведением не обманута. Он в конфедерации ищет Короля ссадить 2, а как сие, конечно, не допущу, понеже я дел рук моих пред Богом и светом обязана soutenipoвать {от soutenir (фр.). –поддерживать.}. Он же сам неблагодарнейшая тварь. Пожалуй, уйми его, пока еще время.
 

921. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      [Февраль-март 1789]
      Помилуй, матушка, чем я уйму Браницкого и когда я его баловал? Но позвольте сказать: теперь словами делать ничего нельзя, а брать меры нужно. Сердцем ничего не произведем и оно лишнее. Польша – вся Браницкий. Я о сем Вам всегда говорил. Браницкого я так держал, что удивительно, как он мог сносить сие. Всей армии известно. Войдите в положение дел. Вы увидите, что с Польшей иной нужен оборот 1. Нам нельзя быть passif {пассивными (фр.).}, когда там действуют все. Ежели я худо думаю, скажите лутче. Но нужно там работать.
 

922. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
      [Февраль-март 1789]
      Я без сердца говорю – напиши к Бран[ицкому] письмо и скажи ему, что ему стыдно и позорно быть и слытца врагом своих благотворителей и для того ему советуешь реконфедерации не делать, а сидеть смирно.
 

923. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
      [Февраль-март 1789]
      Что тебе диковинка – написать письмо и сказать, что таковой слух носится и что сие невероятно, потому что оно несходственно долгу честности и благодарности. А из таковой конфеде[рации] выйдет Прусский Король новый в Польше 1.
 

924. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      [Февраль-март 1789]
      Когда буду иметь случай объясниться, Вы увидите, что я с Вами одно мыслю 1. Истолкование все сгладит.
      Таблицы ордеров баталий морских и сухопутных скоро поспеют для Финляндии. Тут Вы яснее все увидите.
      Армию Кавказскую с Кубанской препоручить в попечение начальнику, кого из старших генералов избрать изволите 2, с тем, чтоб он получил и на продовольствие особо, а зависел бы от меня только в операциях, куда их обращать по главным предположениям. А то истинно мне подробность тамошняя невмочь. Моя матушка родная, я право Вас люблю, как душу. Не гневайся на меня.
      О хлебе и об артиллерии осадной нужно приказание.
      Я теперь с Спренгпортеном. О сем говоря, он мне записывает родню Г[рафа] Ферзена, которая в армии в разных чинах. То же и других арестованных 3. Денег на всякий случай тысячу червоных дать Спренгпорт[ену] и две – Пушкину для нужного употребления, из которых Гинзелю теперь тысячу 4. По переговоре сем увидеть можно, куда клонится дело, и тут уже живо вести, не жалевши.
      Матушка родная, Бог нам всегда являет неожидаемые способы. Может быть и тут Его милость скажется.
      Рек у меня, когда прикажете ему предстать.
 

925. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      [После 3 марта 1789]
      Я, матушка, никак не могу ориентироваться, не знав расположения войск Графа Румянцева. У Графа Безбородки нет его репортиции. Где ж мне взять. А я крайне озабочен теперь о той части и пишу ордера.
 

926. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      [До 21 марта 1789]
      Потребно во флот Черноморский и флотилию тамошнюю 120 мичманов. Я всеподданнейше прошу в сие число указать из Кадетского морского корпуса определить гардемаринов, кои одну кампанию зделали. Их за укомплектованием флота здешнего остается до 80-и человек.
      О бывшем флота капитане Баранове подношу здесь мнение 1, из которого Ваше Императорское Величество усмотреть изволите не столь большое преступление или, можно сказать, всю справедливость. Он человек, отлично знающий морское дело. Повелите, Всемилостивейшая Государыня, мне подать ему случай на счет жизни доказать противное теперешнему об нем заключению.
      Учителя с помощником от корпуса Кадетского для обучения навигации.
 

927. Екатерина II – Г. А. Потемкину

 
      [Март-апрель 1789]
      При первом случае при прочтении проекта о мещанах встречаются вопросы 1. Первый: когда мещане обращены будут вне их города, кто будет по городам отправлять ремеслы? Второе: в случае переселения их – города не останутся ли пусты, а дома без жителей?
      Буде же бы оне были на первый случай вооружены в своих городах, тогда могли иметь по своим местам стражу и отправлять свои ремеслы, а военная стража могла обратиться, куда нужда потребовала.
      У меня в городовом положении 2сказано, что мещане, растроговавшись, могут переходить и записаться в купеческие гильдии по капиталам.
 

928. Г. А. Потемкин – Екатерине II

 
      [Март-апрель 1789]
      Первое мое представление о ямщиках и мещанах, из армии присланное, было по узнании из опыта, сколь нужно на границах иметь поселян военных, которые их бы защищали вместо того, чтоб требовать себе защиты. Сие тем еще нужнее в нашем Государстве, что обширность пределов не позволяет всюду поспеть с войсками на помощь, что армия национальная необходимо требует умножения милиции, ибо нет здесь такого роду людей, коих бы можно вербовать на случай войны. Умножать же войски на щот рекрутских наборов – Государству вредно, понеже им оно изнуряется, и хлебопашество терпит еще больше, потому что солдат служит безсрочно и, следовательно, умирает сивильно. Сей пункт стоит уважения.
      Армия Вашего Императорского Величества числом велика, но для Государства столь обширного и по соседям – весьма недостаточна. По сим резонам я решился представить об однодворцах вверенных мне губерний, а к тем присовокупить мещан и ямщиков. Первые казаками были уже на штурме Очаковском, где не только что не хуже, сказать, поступали, но и поддержали полк Танбовский, который без них не мог бы устоять.
      Теперь донесу на вопросы, которые изволили зделать о ремеслах. Донцы служат, ремеслы отправляют и торгуют, как дома, так и за море. Сверх того мещан в Государстве с лишком триста тысяч, но ежели взять на службу тридцать, останется дома их двести семьдесят. На первый случай вооруженных необходимо послать надлежит на войну, для приобучения, которые после обучат своих товарищей. Можно составить из других и стражу в городе. Сие я разумею в Петербурге и в Москве, в протчих городах ненужно.
      В городовом положении сказано о мещанах, но теперь они преобразуются в военный род – честнейший пред их состоянием, в котором, как донцы, ремесленники будут работать, богатея, промышлять торгом, а служба им откроет путь к степеням. Будут из них храбрые люди и генералы, как Федор Петрович Денисов 1.