Два лица Востока. Впечатления и размышления от одиннадцати лет работы в Китае и семи лет в Японии

В отличие от шанхайца Цзян Цзэминя и его окружения, четвертое поколение руководителей – председатель КНР Ху Цзиньтао и глава правительства Вэнь Цзябао – оба начинали карьеру в бедных провинциях Дальнего Запада. Они по личному опыту знают трудности и надежды глубинки, самой своей жизнью и карьерой подготовлены к тому, чтобы от призыва «Пусть в Китае будет больше богатых!», перейти к достижению следующей стратегической цели: «Пусть в Китае станет меньше бедных!». Эту эстафету на предстоящие 10 лет принял Си Цзиньпин.

Пора учить иероглифы

В российско-китайских отношениях обозначилась новая примечательная тенденция: переходить от количественных показателей к качественным. То есть не только расширять торгово-экономическое сотрудничество и активизировать гуманитарные связи, но и применять при этом комплексные формы взаимодействия.

По общему признанию были успешно осуществлены такие национальные программы, как Год России в Китае (2006) и Год Китая в России (2007). Опираясь на этот положительный опыт, оба правительства приняли решение провести в 2009 году – Год русского языка в Китае, а в 2010-м – Год китайского языка в России.

В рамках Года русского языка в Китае состоялось более двухсот различных мероприятий. Их активными участниками были не только профессиональные русисты, но и 12 тысяч студентов, изучающих русский язык в более чем ста китайских вузах.

Около 10 тысяч молодых россиян штурмуют китайскую грамоту в высших учебных заведениях нашей страны. А в Москве к тому же насчитывается более десятка школ, где язык Поднебесной начинают осваивать с подросткового возраста. В рамках Года китайского языка директора таких школ из различных городов были приглашены посетить КНР. По программе года запланировано создание российского общества преподавателей китайского языка.

Люди стали все чаще говорить о Китае. И это неудивительно. Поднебесная уверенно движется к мировому лидерству. Недалеко время, когда находиться на переднем крае научно-технического прогресса будет трудно без чтения литературы на китайском языке. И это закономерно рождает вопрос: постижима ли китайская грамота? Что ждет смельчака, решившегося ее осилить? Сколько в ней знаков? Какую часть из них необходимо знать?

В Китае утвержден список около двух тысяч иероглифов, употребляемых в периодической печати. Всего же их более двадцати тысяч. В литературных и научных текстах встречаются иероглифы, которых нет в упомянутом списке. И дотошные читатели отыскивают их в толковых словарях, которые всегда под рукой у интеллигентного человека.

У молодых служащих японских фирм появилось новое увлечение. Вместо того чтобы после работы петь караоке, многие из них, сидя за пивом, разучивают диалоги по-китайски. Зная язык бурно развивающегося соседа, можно получить интересное назначение. Так что упомянуть об этом в резюме стало полезно для карьеры. В японских вузах китайский язык стал ныне самым популярным после английского. Количество людей, начавших изучать его еще в школе, утроилось.

Согласно опубликованному в Пекине докладу, китайский язык ныне преподается в более чем двух тысячах вузов почти ста государств.

Поскольку оптимальный состав лингвистической группы не должен превышать двадцати учащихся, потребность в преподавателях китайского языка уже сейчас перевалила за полтора миллиона. Фактически же их всего сорок тысяч, в том числе в КНР – шесть тысяч. Стало быть, преподавание китайского языка становится одной из самых востребованных в мире профессий.

Вряд ли есть еще в мире народ, чей родной язык и особенно письменность оказывают столь большое влияние на формирование человеческой личности. Ведь заучивание иероглифов отнимает у китайских детей в три-четыре раза больше времени, чем правописание у школьников других стран.

По личному опыту знаю, что китайская грамота, которой я занимался по восемнадцать часов в неделю в Военном институте иностранных языков, сделала меня другим человеком. В школе мне удавалось быть круглым отличником, презирая «зубрил», сдавать экзамены на пятерки методом «кавалерийской атаки».

После пяти лет обучения в институте и одиннадцати лет работы в Пекине моя бесшабашная русская натура обрела черты, которые обычно приписывают немцам, но еще более присущие китайцам: целеустремленность и настойчивость, граничащие с упрямством и одержимостью.

Сложность китайской грамоты стала нарицательной. Легко ли первокласснику сразу запомнить все буквы? А теперь представьте, что каждую неделю ему задают выучить еще один алфавит. И не знаешь, что труднее: то ли запомнить тридцать новых знаков, то ли не забыть при этом триста старых…

Владение иероглифической письменностью издавна служит в Поднебесной не только критерием образованности, но и ключом к карьере. Задолго до нашей эры китайский феодализм был по-своему демократичен. Все государственные должности заполнялись на конкурсной основе. Претенденты писали сочинения, состязаясь в умении решать житейские проблемы на основе конфуцианских текстов. Вместо заполнения анкет, о личных качествах нанимаемых судили по их почерку. Китайцы доныне считают каллиграфию зеркалом характера человека.

Чтобы выйти в люди, требовалось учиться прилежнее других. Образование служило в Поднебесной главным и единственным каналом социальной мобильности. Неслучайно, обращаясь к другому человеку, китаец вместо «господин» говорит «учитель».

Что же ждет смельчака, решившегося осилить китайскую грамоту? На основе своего жизненного опыта хочу сравнить это с судьбой мальчика, вынужденного по шесть часов в день упражняться в игре на скрипке. Помню, что труднее всего было освоить те шестьсот иероглифов, что нам давали на первом курсе. Мы тогда не расставались со спичечными коробками, куда клали карточки: на одной стороне китайское написание знака, на другой – его звучание и значение. Сначала учились узнавать иероглиф, как человеческое лицо. Потом старались запомнить, как он читается и пишется.

Отрадную новость для будущих китаистов содержит доклад Министерства образования КНР. В нем говорится, что, зная девятьсот наиболее распространенных иероглифов и располагая словарным запасом в десять тысяч слов, можно читать 90 процентов печатной продукции на китайском языке.

Словом, суждения о непостижимости «китайской грамоты» несколько преувеличены. Овладеть иероглифической письменностью не труднее (хотя и не легче), чем выучиться хорошо играть на скрипке.

До 1949 года 80 процентов китайцев не умели читать и писать. Работая в Пекине, в годы революционного романизма первой пятилетки, я застал множество массовых компаний. Кроме уничтожения мух и воробьев среди них была и тотальная ликвидация неграмотности. Писал очерки о школьниках, которые учили матерей писать иероглифами свое имя, дабы впервые в жизни голосовать на выборах.

Ныне в Поднебесной насчитывается полтора миллиона учебных заведений, где учатся четверть миллиарда человек. Всеобщим обязательным девятиклассным образованием охвачены районы, где проживает 90 процентов населения. А оно со времени провозглашения КНР более чем удвоилось. Примечательно, что если прежде в школу ходили лишь 15 процентов девочек, то теперь количество школьников и школьниц практически сравнялось.

Министерство просвещения КНР как о большом успехе заявило, что общенациональным нормативным китайским языком овладела почти половина населения страны. Не сомневаюсь, что это сообщение удивит многих иностранцев. Известно, что Поднебесная по своему национальному составу весьма однородна. Девяносто процентов ее жителей составляют ханьцы – этнические китайцы. Национальные меньшинства насчитывают всего 130 миллионов человек. Но если говорить по-китайски выучилась лишь половина китайцев, на каком же языке общаются между собой остальные?

Когда шестьдесят лет назад я начинал учить китайский язык, каждого из одуревших от зубрежки первокурсников свербила мысль: неужели нельзя заменить древние идеограммы современным алфавитом, как это сделали другие страны? Вскоре, однако, мы узнали, что жители различных провинций Китая говорят на разных диалектах, которые отличаются друг от друга больше, чем украинский или белорусский языки от русского.

Так что иероглифическая письменность служит для них связующим звеном. Помню, как я наглядно увидел это, проехав на поезде Пекин – Шанхай. Пассажиры, вышедшие прогуляться по перрону, допытывались, сколько минут продлиться стоянка. Но беда в том, что слово «сы» на юге означает «десять», а на севере «четыре». Поэтому проводнику пришлось пояснять свою речь, чертя на ладони воображаемые иероглифы.

Нормативным общенациональным устным языком путунхуа традиционно владели только чиновники (ман да рины). Поэтому на Тайване и в Сингапуре его доныне именуют «мандарин». Чтобы облегчить доступ в КНР, сингапурские и тайваньские лидеры принялись обучать свои разношерстные китайские общины нормативному языку путунхуа. Благодаря широкому распространению телевидения и всеобщему среднему образованию им удалось решить эту задачу раньше, чем в континентальном Китае.

Когда я работал в Пекине, мне было трудно объяснять приезжавшим из Москвы начальникам, почему я, китаист, порой не могу понять собеседника китайца. А в этом не было уверенности нигде и никогда. Революция начиналась на берегах Янцзы. Поэтому в Пекине, в высших эшелонах власти, было много южан. Тогда как гражданская война прокатилась по стране с севера на юг. И руководителями в южных провинциях часто оказывались северяне.

Даже теперь, после тридцати лет реформ, разрыв в уровнях доходов и образования между городом и деревней, между приморьем и глубинкой отражается в речи людей, в том, насколько местное произношение и лексика превалируют над нормативным языком. Так что если более 600 миллионов китайцев заговорили на путунхуа – это немалый успех, который может лишь воодушевлять иностранных китаистов во всех странах.

Повелитель водной стихии

Темой дискуссий мировых лидеров стали не только политические или экономические проблемы, но и вопросы экологии. Причем кроме глобального потепления, вызванного промышленным загрязнением атмосферы, все более серьезную угрозу для человечества представляет нехватка пресной воды. От недостатка водных ресурсов страдает свыше трех миллиардов жителей планеты, или почти половина ее населения.

Представители 182 государств и 42 международных организаций провели в Киото Всемирный форум по проблемам воды. Они призвали удвоить ассигнования на строительство объектов водной инфраструктуры. То есть ежегодно выделять на эти цели до 180 миллиардов долларов. Этот призыв не менее важен, чем знаменитый Киотский протокол о сокращении вредных выбросов в атмосферу.

Как заявил министр водного хозяйства КНР Ван Фучэн, проблема нехватки воды уже стала фактором, сдерживающим социально-экономическое развитие Китая. По его словам, размер водных ресурсов на душу населения Поднебесной в три с лишним раза меньше среднемирового показателя.

Чтобы прокормить свое население, которое, несмотря на ограничение рождаемости, продолжает ежегодно увеличиваться на 8 миллионов человек, Китаю нужно оросить засушливый север. Ведь 80 процентов водных ресурсов достается бассейну Янцзы и районам южнее его. Тогда как лишь 20 процентов приходится на Северный Китай, то есть на бассейн Хуанхэ, где сосредоточено две трети пашни.

Две великие реки Китая почти равны по длине. Однако годовой сток Янцзы составляет тысячу миллиардов кубометров, а Хуанхэ – всего пятьдесят миллиардов кубометров, то есть в 20 раз меньше. За годы существования КНР земледельцы, преимущественно в северной части страны, сумели увеличить орошаемые площади вчетверо – с 13 до 52 миллионов гектаров. Однако дальнейшие возможности для этого исчерпаны. Из Хуанхэ разбирают на полив столько воды, что летом она почти пересыхает.

Родившись в горах Тибета, Янцзы проделывает путь в 5800 километров, чтобы близ Шанхая влиться в Восточно-Китайское море. Она занимает четвертое место в мире по полноводности после Амазонки, Конго, Ганга, третье по длине – после Миссисипи и Нила, и первое место по числу людей, живущих на ее берегах.

Бассейн Янцзы – главный экономический район Китая. Занимая лишь пятую часть территории республики, он дает более двух пятых валового внутреннего продукта страны. Это край благодатной природы, щедрых недр. Но главная сокровищница – это сама великая река, ее влага, ее энергия.

Янцзы лишь на одну пятую короче Миссисипи, но русло ее падает от истока до устья в двенадцать раз круче. Запасы энергии ее бассейна составляют 230 миллионов киловатт – почти втрое больше чем имеют все реки Соединенных Штатов. Вот какая титаническая мощь таится в водной струе, низвергающейся с «крыши мира»!

Полвека назад я, тогдашний корреспондент «Правды» в Китае, отправился из Пекина в захолустный городок Ичан. Там трудились мои земляки – специалисты из Ленинградского института «Гидропроект». В их распоряжении был катер. На нем мы проплыли по Янцзы до ущелья Силин и высадились на расположенном посреди него островке Чжундао.

Пока варилась уха и жарился шашлык, соотечественники рассказали, что они только что предложили возвести как раз на этом месте двухкилометровую плотину для крупнейшего гидротехнического сооружения на нашей планете. И добавили, что я стал первым иностранным журналистом, который посетил это место.

Прошло, однако, почти сорок лет, прежде чем на берегах Янцзы в створе островка Чжундао появились строители. Грандиозный проект, о котором мечтал еще первый президент Китая Сунь Ятсен, пришлось отложить в долгий ящик. В условиях размолвки между Пекином и Москвой никто не решался упоминать о советском опыте строительства крупнейших в мире гидроузлов вроде Саяно-Шушенской ГЭС.

Но с тех пор как в Китае начались реформы, нехватка электроэнергии стала главной помехой для возросших темпов экономического роста. В 1993 году официально началось сооружение гидроузла Санься («Три ущелья»), завершившееся через семнадцать лет.

Гидроузел Санься должен решить целый комплекс экономических, экологических и социальных проблем Поднебесной. Цель первая – кардинально сократить нехватку электроэнергии, сдерживающую экономический рост. Турбогенераторы Санься (мощностью по 700 тысяч киловатт каждый) способны вырабатывать 85 миллиардов киловатт-часов в год.

Цель вторая – устранить угрозу паводков в среднем и нижнем течении Янцзы. За последние две тысячи лет там произошло более двухсот катастрофических наводнений, от которых лишь в XX веке погибли почти полмиллиона человек.

Цель третья – сократить непомерно большую долю угля в энергетическом балансе Китая. Ныне этот самый «грязный» вид топлива составляет 75 процентов, что гораздо выше среднемирового показателя.

Цель четвертая – улучшить условия судоходства на Янцзы. По великой реке совершается три четверти речных перевозок Поднебесной. Повышение уровня воды в районе «Трех ущелий» позволит морским судам подниматься от устья великой реки до самого Чунцина.

Наконец, пятая цель воплощает план ежегодно перебрасывать из бассейна Янцзы в бассейн Хуанхэ 50 миллиардов кубометров воды. Это позволит расширить орошаемые площади в Северном Китае, решит там проблему питьевой воды.

В христианской мифологии дракон олицетворяет зло. В русских сказах – это огнедышащий Змей Горыныч. Для китайцев же дракон не зло, а животворная сила воды. Беда лишь, что, не умея соразмерять ее, дракон приносит то благо, то беду. На севере земледельцы молят его о дожде, а на юге просят защитить от паводка. Отношения человека с всемогущим повелителем вод окрашивает всю историю китайской цивилизации.

На рубеже XXI века Государственный совет КНР принял историческое решение: начать осуществление комплексной программы перераспределения водных ресурсов Китая. Она воплощает собой вековую мечту: водами юга напоить север. Сбудется мечта поколений. Люди не просто побеждают, они укрощают дракона, заставляют его работать, как вола в упряжке пахаря. Именно человеку суждено стать повелителем водной стихии.

За взятку – к высшей мере

По китайскому телевидению время от времени демонстрируют публичные расстрелы чиновников. Взятка или хищение на сумму более миллиона юаней – сулят высшую меру наказания. С 2000 года в Китае расстреляны за коррупцию более 10 тысяч чиновников, еще 120 тысяч получили по 10-20 лет заключения.

В Китае много говорят о расстреле вице-мэра Пекина Лю Чжихуа. Он семь лет возглавлял управление китайской «Кремниевой долиной» – наукоградом Чжунгуанцунь в северо-западном университетском предместье Пекина – и сумел использовать для своей личной выгоды стратегический поворот китайского руководства к созданию инновационной экономики.

Кроме того, предприимчивый вице-мэр сумел крупно нажиться на Пекинской олимпиаде. Сделав свою любовницу хозяйкой одной из строительных компаний, он давал ей выгодные подряды на возведение олимпийских объектов и к тому же брал взятки за отвод земельных участков.

Лю Чжихуа – не самый крупный из столичных начальников, оказавшихся на скамье подсудимых. Еще в первые годы реформ был выведен из состава Политбюро ЦК КПК и отдан под суд «китайский Гришин» – первый секретарь Пекинского горкома Чэнь Ситун. Его прочили в генеральные секретари ЦК, в преемники Дэн Сяопина, а приговорили за лихоимство к шестнадцати годам тюрьмы.

Коррупционеров нынче ищут и находят не только среди мэров городов, губернаторов провинций и их заместителей, но и в стенах китайского парламента. Осужден за лихоимство в особо крупных размерах заместитель председателя Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей Чэн Кэцзе.

Бывший вице-спикер прежде был губернатором провинции Гуанси. Он оказывал предпринимателям незаконные услуги и набрал за это взяток на 4,5 миллиона долларов. Разоблачение вице-спикера потянуло за собой целый шлейф коррупционных дел в Гуанси. Расстрелян мэр города Гуйян 48-летний Ли Чэнлун, успевший присвоить более 500 тысяч долларов.

Осуждение вице-спикера китайского парламента – самое крупное коррупционное дело в верхах после того, как вышеупомянутый мэр Пекина Чэнь Ситун попал в тюрьму за взятки. Однако конфискованные у него почти 8 миллионов долларов были присвоены сотрудниками созданного в прокуратуре Управления по борьбе с коррупцией. Пришлось расследовать деятельность 1377 инспекторов. Причем 756 из них получили партийные взыскания, а 73 были привлечены к уголовной ответственности. Если уж в Верховной народной прокуратуре выявлены такие злоупотребления служебным положением, что тогда говорить о других звеньях партгосаппарата!

Пока партию и государство возглавлял шанхаец Цзян Цзэминь, в Пекине появилось много его земляков. Нынче шанхайский диалект выходит из моды в коридорах власти. Смещен с должности и выведен из состава Политбюро ЦК протеже прежнего лидера – первый секретарь Шанхайского горкома Чэнь Ляньюй. Как установлено в ходе расследования, он причастен к растрате около 400 миллионов долларов из пенсионного фонда Шанхая.

Начато искоренение коррупции в правоохранительных органах. Замминистра общественной безопасности КНР генерал Ли Цзичжоу разоблачен как участник преступной группы, причастной к контрабанде автомашин и нефтепродуктов на 3 миллиарда долларов. Фигурантами этого дела стали около двухсот чинов полиции и таможни города Сямынь.

За годы реформ к уголовной ответственности за взяточничество привлечено более миллиона сотрудников партийно-государственного аппарата. Однако, даже несмотря на публичные казни, полностью искоренить случаи сговора предпринимателей и чиновников по принципу «твоя власть – мои деньги» не удается.

Почему же переход от плановой экономики к рыночной стал столь благоприятной почвой для коррупции – сорняка, который никак не поддается прополке? По мнению заместителя директора Академии общественных наук Китая Янь Фана, отставание политических реформ от экономических позволяет чиновникам скрывать от общественного контроля управление госимуществом и природными ресурсами. Это помогает им превращать народное богатство в личную собственность.

Такого рода злоупотребления обрели самые разные формы – от торговли экспортно-импортными лицензиями и выгодными госзаказами до фиктивного банкротства предприятий, дабы продавать их за бесценок в частные руки.

Негативным побочным последствием экономических реформ, считают китайские ученые, стал процесс «капитализации власти», то есть превращение служебного положения в капитал, приносящий дивиденды. Вместо того чтобы играть роль судей, следящих за соблюдением правил игры на рыночном поле, чиновники порой присваивают себе функции игроков.

Рассказав о доводах ученых одному высокопоставленному партийному руководителю в Пекине, я услышал, что полностью искоренить коррупцию действительно не удается. Однако ее можно держать под контролем. Он обратил мое внимание на то, что в китайском политическом лексиконе нет слова «олигарх». Власть в Китае, к сожалению, порой становится капиталом, средством извлечения прибыли. Но Компартия жестко пресекает попытки превратить власть в товар, который можно купить.

За мзду чиновники оказывают предпринимателям услуги, но решительно избегают попадать к ним в зависимость. «Партия никогда не позволит, чтобы хвост вертел собакой», – заключил мой собеседник.

Размышляя над всем этим, думаю, что ужесточением наказаний коррупцию в Китае удалось если не пресечь, то обуздать. В 1994 году, когда я работал в Китае и начал писать в «Российскую газету», в нашей стране пышным цветом расцвели финансовые пирамиды. Последователи Мавроди появились и в Китае. Был создан инвестиционный фонд якобы с благородной целью: наладить в стране производство одноразовых шприцев.

По канонам финансовой пирамиды создатели фонда предложили вкладчикам баснословный доход: 5 процентов от вложенной суммы в месяц (то есть 60 процентов годовых). Деньги потекли рекой. Причем чаще всего от руководителей предприятий и учреждений. Задержал зарплату или платежи за коммунальные услуги на месяц – и с каждого вложенного миллиона получаешь ежемесячный навар в 60 тысяч.

К чести китайских правоохранительных органов они меньше чем за год раскусили сущность финансовой пирамиды. Трое ее создателей были отданы под суд и публично расстреляны перед толпой.

После этого ни одной новой китайской пирамиды не возникло. А число обманутых вкладчиков составило в КНР всего 236 человек, тогда как у нас их количество измеряется многими сотнями тысяч. Так что в данном случае суровость наказания себя оправдала.

Явь Тибета опровергает мифы

Тибет считается краем мифов и легенд. Но ведь основой мифа часто служит вымысел, порой злонамеренный. Вспомним, как западная пропаганда муссировала миф о том, будто причиной кровопролития в Южной Осетии в 2008 году стала, мол, агрессия России.

Чтобы дискредитировать совпавшие с этими драматическими событиями Олимпийские игры в Пекине, использовали «тибетский миф». Дескать, китайские коммунисты в 1951 году оккупировали Тибет, а в 1959-м вынудили далай-ламу эмигрировать в Индию. Он, мол, будучи полвека в изгнании, выступает как правозащитник, как борец против китаизации Тибета и подавления в этом священном для буддистов краю религиозных свобод. Именно подобными стенаниями сопровождались попытки сорвать эстафету олимпийского огня, бойкотировать праздник спорта в Пекине.

Мне посчастливилось первым из моих соотечественников еще в 1955 году побывать в Тибете, беседовать с далай-ламой, когда тот еще был верховным правителем загадочной Шамбалы.

Прежде всего, говорить, что китайские коммунисты «оккупировали Тибет», абсурдно. Этот заоблачный край вошел в состав Китая еще в Средние века. Правители Поднебесной издавна стремились сделать тибетское духовенство своей опорой. В XIII веке внук Чингисхана Хубилай дал одному из видных буддистов титул наставника императора, или далай-ламы, и поручил ему управлять тибетскими землями.

Такое соединение духовной и светской власти дожило до победы Мао Цзэдуна в гражданской войне. Соглашение о мирном освобождении Тибета, подписанное в 1951 году, предусматривало право тибетского народа на районную национальную автономию в рамках КНР. Вопросы обороны и внешних сношений были объявлены прерогативой Пекина. Лхасе же была предоставлена полная самостоятельность в местных делах.

Четыре года спустя я по приглашению премьера Чжоу Эньлая проехал в Тибет по только что проложенной туда автомобильной дороге, чтобы ознакомиться с тем, как выполняются эти обязательства. А за год до этого, в 1954-м, далай-лама стал заместителем председателя Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей, что по рангу соответствует вице-спикеру парламента.

14 сентября 1955 года я имел продолжительную беседу с далай-ламой и дословно процитирую его слова. «Хотел бы воспользоваться вашим приездом, – сказал мне тогда далай-лама 14-й, – чтобы передать мировой общественности: мы, тибетцы, не только веруем в учение Будды, но и любим нашу родину, где уважается и охраняется свобода религии. Связи тибетского и китайского народов имеют более чем тысячелетнюю давность. С тех пор как было подписано соглашение о мирном освобождении Тибета, наш народ оставил путь, который вел к мраку, и пошел по пути к свету…»

В 1955 году Тибет предстал моим глазам как заповедник Средневековья. Помимо пашен и пастбищ, монастыри владели также земледельцами и скотоводами. Перенестись во время Марко Поло было интересно. Но больше, чем экзотика, поражала средневековая жестокость. Кроме религиозного фанатизма феодально-теократический режим держался и на поистине бесчеловечных методах подавления. Я был потрясен, увидев, как трех беглых рабов сковали одним ярмом, вырубленным из цельного деревянного ствола.

Китайцы начали с тактики «добрыми делами обретать друзей». Направляя на места врачей, ветеринаров и агрономов, они действовали только с согласия монастырей, то есть владельцев крепостных. Растущие симпатии местных жителей, видимо, и побудили реакционные круги Тибета в 1959 году решиться на мятеж. Вооруженные выступления были подавлены. Далай-ламе и тысячам его сторонников пришлось бежать в Индию.

Мятеж круто изменил жизнь тех, кто бежал, и тех, кто остался. В заоблачной Шамбале было покончено с рабством. Земледельцев и скотоводов освободили от крепостной зависимости. Им безвозмездно передали пашни и пастбища, на полвека освободили от налогов. Став свободными тружениками, тибетцы сумели утроить сборы зерна, поголовье скота. Средняя продолжительность жизни населения увеличилась с 36 до 67 лет. Если во время моего первого приезда в Тибете насчитывалось около миллиона человек, то ныне его население приблизилось к трем миллионам. Китайцев в автономном районе 90 тысяч (то есть всего 3 процента).

Словом, население Тибета утроилось, тогда как количество монастырей сократилось в два, а число лам в три раза. Для края, традиционная культура которого неразрывно связана с религией, такая перемена не могла быть безболезненной. Но ламаизм доказал свою жизнестойкость. Даже лишившись своих владений, монастыри существуют как бы на самофинансировании – печатают священные книги, производят предметы религиозного культа, а главное, получают добровольные приношения от своих бывших крепостных, за которых монахи возносят молитвы.

Там, где полвека назад было 150 тысяч лам, теперь насчитывается 150 тысяч учащихся. В некогда поголовно неграмотном краю 86 процентов детей ходят в школу, причем учатся на родном языке. Для подготовки преподавательских кадров в краю созданы четыре вуза, в том числе Тибетский университет.

Мне как человеку, который своими глазами видел в 1955 году средневековую жестокость феодально-теократического строя, а в 1990 году – освобожденных от рабства скотоводов и земледельцев, кажутся особенно абсурдными измышления, будто этот заоблачный край «вымирает» или «китаизируется», а бывший рабовладелец далай-лама якобы заслуживает награды как выдающийся правозащитник современности.

Повторяю, что, увидев Тибет в 1955 году, я как бы перенесся во времена Марко Поло. Причем помимо внешней экзотики поражали и такие необъяснимые явления, как телепатия или левитация. Помню, беседуя со мной, настоятель одного из храмов вдруг прервал разговор словами: «Простите, мне пришла весть…» Он весь напрягся, а потом стал отдавать распоряжения: срочно послать за перевал костоправа, ибо там с тропы в пропасть сорвался монах.

Так я стал свидетелем сеанса телепатии – предшественницы современной сотовой связи. Мне разъяснили, что в монастырях отбирали молодых лам, способных к ясновидению и телепатическим контактам. При этом использовался жестокий обычай.

Под краеугольный камень нового монастырского здания клали ламу-подростка. Юношу вводили в состояние, похожее на летаргический сон, и без его ведома навсегда накрывали спящего каменной плитой.

Считалось, трупы молодых лам дают излучение, облегчающее телепатам выход на нужный объект. В 1990 году я беседовал в Лхасе с профессором богословия в Тибетском университете. Ему, отданному ребенком в монастырь, выпала участь быть заживо похороненным. Но юноша успел бежать, предупрежденный наставником, который сжалился над учеником.