Наперегонки со смертью - Бросок Аркана

Самойленко вышел в коридор, постаравшись сдержаться и в сердцах не хлопнуть дверью. Как только военные остались вдвоем, полковник Игнатенко заговорил:

– Слушай, Толя... Можно, я тебя буду так называть? Я ведь в два раза старше...

– Как хочешь.

– Понимаешь, возникла очень интересная ситуация. Да, ты прав, я причастен к этим наркотикам. Я, собственно говоря, лишь маленькое звено в этой цепи – отвечаю только за их транспортировку до самолета, а что с ними будет дальше – не моя забота...

– Ну и что?

– А то, что этот твой мешок с белым порошочком, – Игнатенко кивнул на рюкзак, лежавший под столом, – стоит огромных денег.

– Это ясно.

– Нет, вряд ли тебе ясно. Это не просто большие деньги, это сказочное богатство...

– Такие байки я уже слышал.

– Где? От кого?

– От капитана Терентьева. Он тоже меня уверял, будто рюкзак стоит того, чтобы доставить его до места назначения и получить за это премиальные.

– Так он тебе говорил сущую правду!

– Меня такая правда не устраивает.

– Да послушай же ты, дурак! Ты вернешься из армии... Кстати, ты ведь убедился – я сделал все честно, как мы и договаривались. Теперь твоя служба окончена, все документы у тебя на руках, ты полностью свободен...

– Ты сделал это под дулом пистолета, – напомнил Игнатенко Аркан.

– Да? Разве? – ярость на мгновение блеснула в глазах полковника, но он постарался ее скрыть. – Может быть. А может быть, и нет. Я ведь как-никак тоже солдат и отлично понимаю, кто заслуживает скорейшего дембеля...

– Только не надо про то, что ты солдат и все такое прочее. Из-за тебя погибли ребята. И этого я, полковник, тебе не забуду никогда.

– Хочешь так считать – считай. Твое право. Но дай и мне возможность кое-что тебе объяснить.

– Я слушаю вот уже пять минут, но ничего конкретного пока не услышал.

– Потому что ты меня все время перебиваешь. Слушай. Ты вернешься в Москву. Она, я тебя уверяю, преобразилась. Я туда часто езжу, все вижу, могу сравнивать. Вот недавно в газете данные напечатали – после Парижа Москва стала самым дорогим городом в Европе.

– И что с того?

– Как будто ты не понимаешь!

– Нет.

– Ну не будешь же ты после возвращения расхаживать по столице в этой своей рваной и грязной форме! А знаешь ли ты, сколько стоит более или менее приличная одежда? А знаешь ли ты, сколько стоит теперь вечерок в более или менее приличном заведении? А знаешь ли ты, какие запросы стали у более или менее приличных московских девушек?

– Не знаю. Приеду – узнаю.

– Вот видишь! Да, узнаешь. Узнаешь – и за голову схватишься!

– Почему тебя это так волнует? – подозрительно прищурился Аркан. – Чего ты от меня хочешь?

– Теперь у тебя в руках огромное богатство, – не смутился полковник. – Ты запросто сможешь одеться, купить себе машину, мебель или даже квартирку. Ты сможешь начать жизнь не с нуля, а... Ты же видел, как строят дома – сначала закладывают фундамент. И чем прочнее, чем мощнее фундамент, тем лучше и богаче, тем надежнее и долговечнее получается дом.

– Что мне до этого?

– Нет-нет, не перебивай! – воскликнул Игнатенко. – Выслушай сначала.

– Я пытаюсь слушать...

– Ты начнешь свою взрослую жизнь, уже имея под собой фундамент, понимаешь?

– Нет, я ничего не понимаю. Ты предлагаешь мне идти на рынок и продать этот порошок? Ты же понимаешь, что я этого никогда не сделаю.

– Конечно! Об этом и речи быть не может! – удовлетворенно потер руки Игнатенко. – Я предлагаю тебе совсем другое дело, гораздо проще и... приятнее.

– Что именно?

– Товар очень ждут в Москве.

– Мне отвезти его туда?

– Ты послушай сначала.

– Так не тяни, говори!

– В Москве товар с огромным нетерпением ждет один очень высокопоставленный человек. Он встретит тебя прямо на аэродроме в Чкаловске, где приземлится ваш самолет. Кстати, предупреждаю сразу – если захочешь выбраться отсюда легальным способом, на рейсовом самолете или на поезде, то заплатишь такую кучу денег, какой ни разу не видел. Все билеты туда, на Большую землю, давным-давно скуплены и превратились в отличную статью дохода для местной мафии. Да и вообще, ты в аэропорту месяц просидишь, пока хоть какой-нибудь билет добудешь. Это я тебе по собственному опыту говорю.

– Какой у тебя опыт? Ты же все время транспортниками летаешь.

– Офицеры наши летали.

– А ты меня небось сможешь отправить быстро и без всяких проблем?

– Естественно. И главное – без таможенного и пограничного досмотра. Это значит, что ты сможешь запросто провезти в Москву и мешок, и оружие.

– Твой пистолет?

– Нет, зачем? Мой ты отдашь мне – это табельное оружие, закрепленное за мной, я за него расписался, и утерять его мне не хотелось бы.

– Тогда про какое оружие ты говоришь?

– У меня есть еще кое-что. Из подарков, которые мне дарились местным населением.

– "Духами"?

– Я же ясно сказал – местным населением.

– А какая разница между "духами" и местным населением? Что-то я ее не улавливаю.

– Мне не нравится слово "духи". "Духи" были "за речкой", когда мы все знали – там Союз, здесь Афган. Наши – коммунисты, враги – "духи". А сейчас? Тот самый Карай-хан, которого, если тебе верить, ты кончил в горах...

– А ты не веришь?

– Почему же? Ты – можешь.

– Могу.

– Так вот, тот же Карай-хан – таджик. Я нахожусь в Таджикистане и, значит, гость его земли. Так почему я должен называть его "духом"?

– Ладно, кончай философствовать.

– Я просто объясняю тебе свои взгляды.

– Что ты там рассказывал насчет Москвы? Кто меня встретит и что я должен сделать?

Аркан, услышав о возможности так скоро попасть домой, начал смотреть на предложения Игнатенко с иной стороны. Теперь он видел перед собой новые возможности – возможности для самой суровой и беспощадной мести. Мысль о том, что все виновные в гибели его взвода должны получить свое, что возмездие должно совершиться именно его, Аркана, руками, – руками единственного оставшегося в живых, – эта мысль полностью овладела им.

Он ранее уже думал о том, как заставить Игнатенко вывести его на продолжение наркоцепочки, – Аркан хотел проследить ее до самого конца. Теперь же судьба сама подбрасывала ему такую возможность в виде предложения начальника штаба.

Так почему бы и не воспользоваться этим неожиданным подарком?

– А что, ты согласен? – оживился полковник – Я должен сначала узнать, кто меня встретит и что я должен буду сделать.

– Пойми, старшина... – улыбнулся Игнатенко, почти уверенный в том, что Аркан клюнул. Настроение полковника улучшалось с каждой минутой, и он не отказал себе в удовольствии продемонстрировать это своему мучителю. – Пойми, этот человек – слишком большой человек. Фамилию его ты узнаешь только тогда, когда согласишься работать на нас.

– Допустим, я соглашусь. И все же – что я должен буду сделать и что я за это получу? На что мне соглашаться, когда ты пока ничего толком не сказал – одни намеки?

– Ты должен улететь в самолете со своим мешком в обнимку и не спускать с него глаз. В общем, твоя задача – довезти его в целости и сохранности.

– И все?

– Ну ты же сам понимаешь, что это именно ты нашел порошок и возвратил его в систему...

– Я ничего еще не возвращал.

– Но согласен возвратить. А мы тебе за это, естественно, с удовольствием заплатим. И немало – я думаю, что ты получишь не меньше пятидесяти тысяч.

– Долларов, что ли? – конечно, Аркану было неимоверно трудно даже представить себе такую сумму в своих руках, поэтому и изумление в его голосе было совершенно неподдельным.

Игнатенко понимающе и торжествующе улыбнулся, снисходительно кивнув в ответ:

– Конечно! Не рублей же, в самом деле.

– А если...

– А если ты сглупишь и не согласишься выполнить эту мою небольшую просьбу, то, во-первых, сам будешь добираться до Москвы, во-вторых, останешься без денег, в-третьих, велика вероятность того, что загремишь лет этак на десять за торговлю наркотиками в особо крупных размерах.

– А вы мне в этом поможете?

– Не знаю. Это будет зависеть от твоего поведения, – снова нагло улыбнулся Игнатенко.

– А если я тебе сейчас пущу пулю в лоб и конец всем этим базарам?

– Мне это, конечно, не доставит удовольствия. – Полковник был уже настолько уверен в своем успехе, что не считал нужным скрывать свои эмоции от Толика – он откровенно подтрунивал над парнем. – Но для тебя лично это будет просто катастрофой – помимо трех перечисленных выше пунктов, на твою голову обрушится пункт четвертый – преднамеренное убийство. Так что, старшина, думай, пока не поздно.

В принципе Аркан уже давно решил, что на предложение Игнатенко нужно соглашаться. По крайней мере, сделать вид, будто согласился – толика доверия со стороны наркоторговцев поможет выйти на главных организаторов всей этой авантюры с порошком. А уж там, в Москве, он придумает, каким образом поквитаться с ними за все.

Главным сейчас было не показать вида, что предложение Игнатенко его устраивает. Следовало изобразить мучительные колебания, борьбу с собственной совестью – только тогда полковник поверит в искренность его намерений подзаработать на транспортировке наркотиков.

Демонстрируя глубокое и мучительное раздумье, Толик склонил голову, уставившись в какую-то точку прямо перед собой и сурово сдвинув брови Игнатенко не мешал парню, с ехидной улыбкой молча посматривая на бравого спецназовца.

"Куда ты денешься, пацан! – думал начальник штаба. – За такие бабки мать родную продашь, – что там погибший взвод!"

Аркан наконец поднял голову:

– Хорошо, я согласен.

– Ну вот и умница. Я с самого начала надеялся, что мы станем друзьями...

– Друзьями мы все же вряд ли станем.

– Хорошо, пусть не друзьями – коллегами. Партнерами, в конце концов. Я вот сколько смотрю на тебя за эти два дня, столько и думаю.

– О чем же, интересно?

– О том, что вот такие крутые ребята, как ты, пропадают почем зря. А ведь твои способности, твое умение ценятся не только в горах.

– В смысле?

– Гораздо более высоко тебя могут оценить как раз там, на гражданке, в Москве, например. Такие ребята, как ты, между прочим, очень нужны нашей организации. И что самое приятное для тебя – твой труд там будет цениться не только в моральном плане. Ты меня понимаешь?

– Я-то понимаю. Но не об этом сейчас разговор, – Аркан решил, что не лишним будет немного подыграть Игнатенко.

– Конечно, конечно! О том, сотрудничать ли с нами в дальнейшем, ты еще успеешь подумать – во время полета. Сейчас гораздо интереснее другое...

– Например, каковы гарантии того, что я получу свою долю в Москве, что меня просто-напросто не пришьют?

– Ну ты что! Твоя гарантия, собственно, ты сам. Во-первых, прилетишь ты на военный аэродром в Чкаловске. Слышал о таком городке? Вокруг вооруженные караульные, техники, аэродромные рабочие. Сам понимаешь, что в таких условиях никто тебя отстреливать не станет.

– Допустим. А потом, в городе?

– У тебя будет при себе оружие. И насколько я заметил, управляться ты с ним умеешь. Это как раз и есть твоя вторая гарантия, самая надежная.

– Ладно. Как ваши люди там, в столице, узнают, что товар привезу именно я?

– Мы им сейчас вместе с тобой позвоним, сразу и обговорим все подробности.

– О'кей!

– Есть, правда, еще одна проблемка. Но она, как мне кажется, небольшая.

– Что за проблемка? – сразу же насторожился Арканов, подозрительно поглядев на полковника.

– Наш общий знакомый, журналист, – кивнул на дверь Игнатенко. – Что с ним делать? Ведь он благодаря тебе слишком много знает.

– Ну, поговорить с ним...

– Не знаю, не знаю, – неуверенно покачал головой начальник штаба. – Мне он кажется каким-то ненадежным. У меня такое чувство, что он, надавав сегодня любых обещаний, на следующий день запустит материал в эфир.

– А что ты предлагаешь?

– Может, его убрать? – осторожно заговорил Игнатенко, боясь возмутить спецназовца. – Несчастный случай в горах – выпал из вертолета, сорвался со скалы, к примеру. Или пуля "духа" мимо пролетала – "и ага"...

– Да пошел ты! Убийцей, в отличие от тебя, я становиться не собираюсь ни в коем случае, – Аркан так яростно сверкнул глазами, что на душе у Игнатенко противно заскребли кошки. – Если уж и стоит пристрелить кого-то, так это тебя, сука!

– Ну-ну-ну, раскипятился, как самовар! – вкрадчиво, успокаивая парня, промолвил полковник. – Успокойся, прошу тебя.

Но, помолчав мгновение, Игнатенко заговорил совсем иным, жестким и категоричным тоном:

– И еще, старшина. Выбрось из головы все обиды. Не надо мне здесь дешевых мелодрам. Мы все работаем за большие деньги. В работе нашей случаются досадные моменты, про которые нужно забывать, иначе свихнешься. А уж попрекать чем-то партнера – вообще последнее дело, ясно?

Изо всех сил сжав зубы, Аркан взял себя в руки и кивнул.

– А потому я больше не хочу слышать про то, что ты чем-то недоволен или кому-то за что-то желаешь отомстить, – в голосе полковника звенел металл. Теперь это был уже прежний начальник штаба – грозный, твердый, решительный. – Ты меня хорошо понял, мальчишка?

– Ладно, сядь. Все ясно.

– Вот так-то лучше... Так что ты предлагаешь сделать с Самойленко?

– Элементарно, – мгновение подумав, предложил Аркан. – Во время полета я просмотрю отснятый им здесь, в Таджикистане, материал. То, что касается нашего дела, я или отберу, или постираю с кассет.

– Слушай, да ты же просто молодец! Голова! – оценив предложение, радостно потер руки Игнатенко.

– Слушай, полковник, кончай мне комплименты отвешивать, очень тебя прошу!

– Ладно, ладно. Вот видишь, ты даже более толковый парень, чем кажешься с первого взгляда. Отличное решение нашел! Сначала все стереть, ничего не оставить, а потом пусть идет куда пожелает – хоть на свое телевидение, хоть в ФСБ, хоть в ГРУ. Пусть попробует что-то доказать. Никаких улик! Любой суд на нашей стороне будет...

– И я об этом.

– Но только ты внимательно просмотри его кассеты – чтоб ни словечка, ни одного кадра подозрительного не пропустил. Ты понимаешь?

– Без вопросов.

– Ну все, решено. Тогда звоним Тихонравову...

– А это кто?

– Тот, кто тебя встретит. Генерал из штаба ВВС, начальник управления.

– Ого!

– А ты думал?! Я же тебе говорил – работа там идет на самом высоком уровне, комар носа не подточит. И порошочек наш они ждут не дождутся. Так что, парень, вылетать тебе нужно как можно быстрее...

Часть четвертая

Возвращение

I

Ирина Снежкова, в девичестве Тихонравова, дочь известного генерала из штаба ВВС, свою машину, почти новую "девятку", ненавидела всей душой. С того самого дня, когда, получив от отца в подарок на свой день рождения ключи, она села за руль этого чудовища и попыталась сделать круг по кварталу, Ирина поняла, что этот автомобиль никогда, как бы ни старался, не сможет завоевать ее сердце. И чем больше времени проходило, тем сильнее и глубже становилась ненависть.

Ирину раздражала топорная угловатость форм произведения волжских автостроителей, несравнимая с мягкой элегантностью "рено-твинго" или "опеля-корса", типично женских автомобильчиков, которые были у ее подруг. Ее бесили ужасные звуки – скрипы, стоны, стуки, – которые ухитрялись издавать во время езды обшивка салона и передняя панель. Ей не нравилось, как гулко и твердо, словно телега, проходила "девятка" стыки и неровности асфальта на московских улицах. Окончательно добивали Ирину руль – тугой, неудобный – и посадка.

Хоть кресло в "девятке", как она где-то слышала, и называлось "анатомическим", никакого восторга своим комфортом оно у женщины не вызывало – спина ее затекала и начинала ныть уже через полчаса езды, а ноги так и не смогли приноровиться к неудобно расположенным педалям. Наконец, Ирина так и не смогла привыкнуть к идиотской коробке передач, поскольку так и не обнаружила разницу во включении первой и задней передач.

Ей довелось ранее немного поездить на "БМВ-316", которую ее подруге Лариске иногда доверял муж, и Ирина не переставала удивляться, насколько более информативен рычаг коробки с точно такой же компоновкой у машины из Баварии, насколько проще было в ней с первого раза включить именно ту передачу, которая требовалась.

Но выбора у Ирины не было – отец, с которым она уже несколько раз заговаривала о необходимости сменить марку автомобиля, всегда резко обрывал ее:

– Дочь, я подарил тебе именно "Жигули". Ты думаешь, я по старости своей не знаю, что существуют иные автомобили? Ты думаешь, я не слышал про все эти "вольвы" да "мерседесы"? Не ездил на них?

– Я знаю, что ты ездил. И сам мог убедиться, что "Жигули" и в подметки...

– Иришка, если я что-то делаю, я всегда думаю обо всех последствиях. Вот выйду на пенсию – разъезжай хоть на "крайслере", мне будет уже все равно. А пока...

– Ну папа!

– Дочь, откуда у тебя может появиться дорогой автомобиль? Что обо мне могут подумать, увидев тебя в "мерседесе", и какими неприятностями может обернуться для меня твоя прихоть?

– Но я же не прошу "мере". Помоги хоть с "опелем" или "фордом"! Последняя "фиеста" – она такая симпатичная, маленькая, как раз для меня...

– Ира, – всегда обрывал ее отец в такие минуты, строго сдвигая брови, – разговор окончен. Ты, в конце концов, уже не маленькая, сама должна все понимать.

– Папа, ну почему?..

Но Борис Степанович демонстративно отворачивался от дочери или переводил разговор на другую тему – спорить с ним, как поняла Ирина еще с самого раннего детства, было совершенно бесполезно.

Вот и приходилось ей теперь изо дня в день с раннего утра садиться в ненавистную "таратайку", как презрительно называла женщина свое средство передвижения, чтобы отвезти детей в садик, показаться на работе, пробежаться по магазинам, съездить на рынок и вылезать из-за руля только поздним вечером, когда все дела оставались уже позади.

Самое же противное заключалось в том, что московские водители-мужчины не прощали женщине, если только она не сидела за рулем престижной иномарки, ни одной промашки.

Стоило Ирине зазеваться или не успеть "воткнуть" нужную передачу на светофоре, не найти вовремя места для парковки или, наоборот, просвета в потоке для выезда со стоянки, как каждый мужик за рулем считал своим долгом показать, что женщина за рулем – национальное бедствие. Они сигналили, крутили пальцами у виска, "подрезали" машину Ирины, а иной раз вообще выкрикивали в открытые форточки что-нибудь оскорбительное и мерзкое. На снисхождение, сочувствие или хотя бы понимание ей в своих "Жигулях" на московских улицах рассчитывать не приходилось.

А тем временем ее подруги на престижных иномарках являлись предметом уважения или легкого "автомобильного" флирта – им прощалось даже то, что прощать вряд ли следовало... Вот и сегодня, рванув, чтобы не мучиться с включением первой, с последнего светофора на второй передаче, Ирина влетела во двор своего дома в жутком настроении.

Во-первых, снова подвела "таратайка" – кнопка в замке багажника вдруг стала нажиматься настолько туго, что Ирина еле-еле смогла открыть багажник, чтобы забросить туда купленные в универсаме продукты. Во-вторых, допек милиционер:

Ирина не успела еще отъехать от работы и пятидесяти метров, как откуда-то взявшийся страж порядка на дорогах безжалостно штрафанул ее за непристегнутый ремень безопасности. Не помогли ни улыбки, ни упрашивания – обычное ее оружие в борьбе с гаишниками. А ведь и в этой неприятности была виновата только машина – ремень находится в ее салоне в столь неудобном месте, что ей, усевшись за руль, приходилось мучительно изгибаться и выворачиваться, пытаясь дотянуться до этого средства пассивной безопасности. Естественно, каждый раз совершать этот подвиг с пристегиванием Ира не собиралась.

В-третьих, у Ирины сегодня "сорвался с крючка" верный суперклиент – крупная компания по оптовой торговле обувью была перехвачена конкурирующим рекламным агентством как раз в тот момент, когда, казалось, до полной победы оставалось чуть-чуть – только дожать. Но... Создавать рекламу обуви и пожинать плоды в виде выплат клиента и процентов от контракта будут теперь другие.

Вдвойне обидно было оттого, что Ирина не понимала, никак не могла уловить, где, в какой момент она совершила ошибку, почему не сумела доказать, что именно ее рекламное агентство самое лучшее, самое профессиональное и самое выгодное для клиента.

Наконец, главная катастрофа сегодняшнего дня приключилась с Ириной тоже на работе. Это случилось неожиданно. Обычно она отлично чувствовала приближение "проблемы" без всякого календаря, – начинал болеть живот, распухали, наливаясь буйной силой, груди. На этот раз все симптомы свидетельствовали о том, что в запасе у нее есть еще как минимум три дня, а значит, есть время подготовиться.

Но сегодня все на свете ополчилось против Ирины, и природа подвела ее в самый неожиданный момент – как назло, именно в тот день, когда она вздумала надеть свой элегантный белый костюм. Ни о какой работе больше не могло быть и речи. Кое-как воспользовавшись подручными средствами, вконец измученная и расстроенная, Ирина отпросилась и убежала с работы еще задолго до обеда. Она отлично знала, что Павла в это время дома нет. Рабочий день в его компьютерной фирме не регламентировался никакими временными рамками, и даже в самые "короткие" дни он возвращался домой не раньше семи-восьми вечера.

Детей забирать из сада было еще рано, а потому Ира надеялась полежать пару часов в тишине и спокойствии, дабы привести в порядок нервы.

Яростно хлопнув дверцей "девятки", молодая женщина нажала кнопочку сигнализации и центрального замка на брелоке и, не проверяя, закрылись ли двери, поспешила в подъезд, к лифтам. ("Ну хота бы кто угнал ее у меня! Может, тогда новой удалось бы разжиться!" – думала она иногда.) Ирина не обратила внимания на то, что кто-то зашел в подъезд вслед за ней и остановился у нее за спиной в ожидании лифта. Она была сейчас слишком занята своим самочувствием и своими проблемами, чтобы обращать внимание на всякие мелочи.

Только войдя в лифт и обернувшись к дверям, Ирина увидела, что попутчиками ее стали двое молодых небритых людей с явно кавказской внешностью.

Смутная тревога охватила ее. Вряд ли кому-нибудь понравилось бы такое соседство в тесной кабинке полутемного грязного лифта.

Беспокойство Ирины усилилось, когда парни нажали кнопку шестого этажа – как раз того, на который ехала и она. Она хорошо знала своих соседей и была уверена, что ни к кому из них раньше кавказцы не приходили – ни у кого на юге не имелось ни родственников, ни друзей.

Вскоре лифт остановился и двери открылись.

Прямо напротив выхода из кабины красовалась табличка – "6-й этаж", так что сомнений не было – приехали они как раз туда, куда хотели.

Почему-то Ирина не торопилась выходить из лифта первой. Она будто ждала чего-то, давая кавказцам возможность начать действовать.

Ее равнодушие к шестому этажу подействовало на парней странно. Возникло замешательство. Они топтались на месте, словно не зная, что делать дальше. Тот, что был повыше, мельком взглянул на нее, а затем, коротко кивнув своему напарнику, первым вышел из кабины. За ним последовал и второй. Ирина тут же нажала кнопку девятого этажа и облегченно вздохнула, как только двери кабины закрылись и она наконец осталась одна.

"И чего я испугалась, как девчонка? Ну мало ли какие тут дела у них. Может, кто-то из соседей объявление какое-нибудь дал, вот эти черные и пришли. А я сразу паниковать начинаю. Тьфу! Это, наверное, из-за месячных".

Раздражение, мучившее ее целый день, снова нахлынуло со всей возможной силой, но сердиться ей теперь приходилось лишь на саму себя.

– Дура! Теперь давай, пили пешком три этажа вниз! – пробормотала она и поспешила на лестницу.

Она пробежала уже четыре пролета вниз, как вдруг, словно натолкнувшись на невидимую стену, остановилась. Сердце ее сжалось от предчувствия беды – на площадке между седьмым и шестым этажами стоял мужчина.

Незнакомец курил, глядя в открытое окно и не обращая на Ирину ни малейшего внимания. Наверное, и она его не заметила бы, потому что не имела привычки рассматривать незнакомых мужчин, а тем более этой породы – с золотой печаткой на пальце, в шелковой рубашке и широких черных брюках из блестящей ткани, – если бы не одно "но"...

Этот курильщик тоже явно был выходцем с Кавказа!

Видимо, он услышал ее шаги, услышал, как резко она остановилась, и повернул голову к ней, с любопытством ощупывая ее взглядом.

Ирина совсем растерялась.

Стоять вот так, как истукан, боясь сделать шаг дальше? Смешно. Да и зачем демонстрировать ему и его друзьям (только бы они не оказались его друзьями!) свой страх, свою неуверенность? Наоборот, следовало вести себя как можно естественнее и решительнее, не показывая своей слабости!

Ирина смело пошла вниз, на свой этаж, мимо расфранченного курильщика.

Однако на ее этаже за это время ситуация не изменилась. Кавказцы, которые ехали с ней в лифте, все так же топтались на площадке. Высокий настойчиво звонил в дверь соседей, живших напротив квартиры Снежковых.

Преодолевая последние десять ступенек пролета до дверей квартиры, Ирина лихорадочно соображала, что ей делать.

Вот ведь как бывает! Целый день ее раздражало присутствие вокруг нее людей – ей так хотелось одиночества и покоя. А сейчас она отдала бы все на свете, лишь бы только появился здесь, на лестнице, кто-нибудь из ее соседей, желательно мужского пола, помоложе и поздоровее.

"Ладно, пройду мимо, будто меня это не касается, и поеду к маме. А потом, когда вернется с работы Павлик, попробуем во всем разобраться вместе".

Она уже почти прошла мимо кавказцев, как вдруг ее буквально пригвоздил к месту оклик:

– Ирина Снежкова?

– Что? Вы меня? – от неожиданности переспросила Ирина, резко остановившись.

– Тебя, тебя, – высокий кавказец подошел к ней вплотную, в то время как тот, что был ростом поменьше, быстро зашел сзади, отрезая ей путь к отступлению, а курильщик спускался сверху. – Ты Снежкова?

– Нет, что вы. Вы ошиблись...

– Ладно, хорош дурочку ломать. Иди открывай двери, говорить будем, – высокий кивнул на дверь в квартиру Ирины, жестом приглашая хозяйку действовать.

– Я ничего не знаю. Это не моя квартира, вы ошиблись, – растерянно лепетала женщина, не зная, что и придумать. – Я никакая не Снежкова...

– Я сказал – хватит! – высокий начал волноваться, повысил голос, и его кавказский акцент сделался гораздо заметнее. – Открывай. Не здесь же беседовать – разговор у нас будет конфиденциальный.

– Я не открою. Я буду кричать. Я сейчас позову на помощь. Уходите отсюда...

Договорить Ирина не успела. Широкая сильная ладонь зажала ее рот, а локтевым сгибом другой руки маленький кавказец сильно сдавил ее шею.

Освободиться от этой железной хватки Ирина не могла, как ни старалась и как ни крутилась.

– Али, быстро обыщи ее сумочку и карманы.

Ключи, должно быть, там лежат, – скомандовал высокий курильщику. – И быстрее шевелись, козел кайфанутый, – не век же нам здесь, на лестнице, торчать.

Этот кавказец-курильщик был и впрямь какой-то заторможенный – все его жесты протекали в странном замедленном ритме, и иногда создавалось даже впечатление, будто руки и ноги его шевелятся независимо от желаний их владельца, постоянно совершая неверные, нечеткие движения. Ирину поразили глаза курильщика – стеклянные, мутные, отрешенные. Она готова была поспорить, что они не слишком помогают ему ориентироваться в пространстве и воспринимать все окружающее. Да, глаза выдавали в нем законченного наркомана, да и курил он, когда женщина увидела его впервые, наверняка какую-нибудь травку.

Курильщик подошел к Снежковой, молча, без всяких эмоций на лице взял из ее рук сумочку и углубился в изучение ее содержимого. Прошло не меньше минуты, однако ключей от квартиры наркоман обнаружить в сумочке так и не смог, и это окончательно вывело из себя старшего среди кавказцев:

– А ну дай сюда! Копаешься три часа, никак найти не можешь. Просил же тебя по-хорошему – не перебирай дозы, никакого толку теперь с тебя, элементарной вещи не поручишь... Обыщи пока ее карманы, может, там ключи.

Высокий кавказец отобрал сумочку у наркомана, и тот снова подошел к Ирине. Теперь она убедилась наверняка, что курильщик очень слабо соображает, где он находится и что делает. Он обыскивал ее так, будто перед ним стоял мужчина, – похлопывающими движениями рук прошелся по ее груди, талии, животу, бедрам, затем быстро ощупал ее ноги и только затем перешел к карманам пиджака. При этом Ирина явственно ощущала, что ощупывал он ее в совершеннейшем равнодушии ко всему тому, что скрывалось под одеждой, – ее тело его совершенно не интересовало. Ну а уж зачем понадобилось ощупывать ее ноги в тонких прозрачньк колготках, она вообще не могла понять.

Кавказец, видимо, просто автоматически повторил весь когда-то заученный стандартный процесс.

– Ключей у нее нет, – доложил наконец наркоман, разогнувшись, но старший, обнаруживший искомое в сумочке, оттолкнул его в сторону, подошел к двери и вставил ключ в замочную скважину:

– Конечно, в карманах нет, они в сумке у нее лежали, идиот слепой. Заводи!

Ирина даже не успела сообразить толком, что произошло, как уже оказалась в прихожей своей квартиры – это маленький кавказец, зажавший ей рот и шею, на удивление сильным для своей комплекции толчком в мгновение ока зашвырнул ее внутрь. В ту же секунду дверь за ними захлопнулась, и Ирина оказалась наедине со зловещей троицей в собственной запертой изнутри квартире.