Ломовой кайф (Таран - 3)

Если еще несколько минут назад Таран был убежден, что они либо выстрелы слышали, либо наблюдатель им все-таки успел сообщить о появлении катамарана, то сейчас он был почему-то уверен, что ни хрена они не слышали, ни хрена не знают и вовсе не ждут, что те, кого они собирались подловить на отмелях, сами вышли им в тыл. Хотя, по логике вещей, Юрке следовало надеяться, что теперь до самой поляны с предполагаемым вертолетом они пройдут без выстрела, он, как это ни удивительно, почему-то мечтал о стычке. Может быть, потому, что до сих пор не израсходовал ни одного патрона и ни одной гранаты. Только пакет с "черемухой" бросил в "Ишачьих Конюшнях". Все остальные отметились, а он нет. Называется, на войне побывал! Конечно, Юрка мог припомнить немало случаев, когда, будучи в тех краях, где никаких войн не происходило, он тратил куда больше патронов и при этом неоднократно попадал в живые цели. А тут, где настоящая война, - ни фига! Впрочем, еще не вечер, может, еще и придется пострелять от души, до звона в ушах...
      Ложбина тянулась вправо и вверх по склону горы, огибая тот обрывистый скалистый утес, который скрывал от неприятеля бухточку. Конечно, теперь эта бухточка с испорченным катамараном осталась уже далеко внизу. Сквозь кусты, между которыми петляла козья тропка, ее невозможно было разглядеть. Шли быстро, но не бегом, поскольку Магомад настоящего "мамонтовского" марш-броска нипочем не выдержал бы. Да и Ольгерд, несмотря на свою спелеологическую выучку и выносливость, тоже не сумел бы вписаться в график. К тому же требовалось идти негромко и шелестеть поменьше, что при движении по горно-лесистой местности не так-то просто.
      Тем не менее шелестели они и впрямь немного. Разговоров, само собой, никто не вел, ветками не трещали, ботинками не топотали.
      Ложбина постепенно сошла на нет, но тропка осталась. Правда, теперь ее с боков почти ничего не прикрывало - кусты поредели, а у больших лиственных деревьев кроны начинались выше чем в двух метрах от земли. Несмотря на умеренный темп хода, дед Магомад явно подустал.
      - Перекур, - шепотом объявил капитан, и все присели за кустами, ощетинившись оружием. Курить, конечно, никто и не думал. Во-первых, потому, что все были некурящие, а во-вторых, потому, что запах табачного дыма демаскирующий фактор.
      - Мы совсем близко от площадки, - сообщил Ляпунов. - Полтораста метров наискосок по склону. Тропа вообще-то прямо туда ведет. Однако есть предложение всем колхозом туда не ходить. Пойдут Топорик и Юрик. Главная задача убедиться, что насчет вертолета мне не поглючило. Если вертолета нет, то можете обозвать меня старым мудаком. Если он есть, оцените, как и что. Сможете взять сами - рискуйте. Не будете уверены, тихонько вернитесь, подумаем вместе. В эфире пока не базарьте. Отдохнули? Вперед, мы ждем здесь!
      Хотя Ляпунов не стал назначать старшего, Юрка и так понял, что начальником будет Топорик, а потому, пригибаясь, двинулся за этим бывалым мужиком.
      Топорик свернул с тропки и начал пробираться вверх по склону, перебегая от одного ствола дерева к другому. При этом он все-таки соблюдал направление "наискосок", а потому уже совсем скоро впереди в просветах между деревьями замаячила поляна.
      Юрка перебегал следом, стараясь не терять Топорика из виду. Команды Топорик подавал жестами: то ладошкой махал вправо - возьми правее, то пальчиком манил - дескать, держись поближе, то поднимал ладонь вверх - стой, не торопись.
      Наконец Топорик всей пятерней помахал: мол, давай ко мне. И сделал рукой такое движение, будто змея извивается. Это означало "ползи по-пластунски". Таран пополз вверх и оказался в траве рядом со своим шефом.
      - Титул "старого мудака" Сереге не угрожает, - прошуршал Топорик в самое Юркино ухо. - Два пальца вправо вон от той раздвоенной березки.
      Таран глянул. Мама родная! Там действительно стоял небольшой вертолет с наброшенной поверх него маскировочной сетью.
      - "Ми-2". - Наметанный глаз Топорика разглядел знакомые контуры даже сквозь сетку. - Как раз то, что заказывали. А вот и охрана. Один ту сторону леса охраняет, другой - другую. Хоть бы, курвы, укрылись как-то. Рассекают в косыночках, тельняшка нараспашку, автомат у бедра... Учить их некому, салажню! А третий, видать, поспать намылился. Вон под вертолетом, в теньке. Ну "сачок", сукин сын! Короче, берешь себе вон того, что поближе, я второго. И ходом к вертолету! Там ты с отдыхающим разберешься. Еще пилот может быть, ну, с тем я сам профессионально побеседую...
      Таран прекрасно видел того, кого ему надлежало "снять". Нет, на салагу этот тип был вовсе не похож. Рослый, мордастый, тяжеловесный. Контрактник, что ли? Или омоновец? А может, просто бандюган, переодетый в форму на время дела? Но явно не чеченец, не араб и не африканец. Хотя Юрка, пожалуй, еще с самого начала операции больше всего опасался того момента, когда придется стрелять в федералов, руки у него не дрожали... Дут! Дут! - Топорик и Юрка выстрелили с интервалом в секунду. Оба бойца в зеленых косынках повалились почти беззвучно.
      - Вперед! - Топорик высигнул из-за кустов, Юрка за ним, на бегу выцеливая того, что лежал под вертолетом. Дут! Через масксетку было видно, как "сачок" подскочил, коротко вскрикнул и распластался окончательно. Топорик полоснул штурмовым ножом сеть, проскочил к вертолету и отодвинул правую дверцу. От дверцы внутрь кабины шарахнулся явно заспанный мужик в камуфляжных штанах и майке-тельняшке. Он, должно быть, пытался найти кобуру, но Топорик долбанул его прикладом под дых, а потом кулаком по загривку. Мужик так и лег на пол.
      - Вызывай наших! - прорычал Топорик. - Скажи, карета подана, даже с кучером!
      - Серый! - позвал Юрка в рацию. - Ответь!
      - Слышу, - отозвался Ляпунов. - Условились же не базарить...
      - Карета есть, с кучером! Тропа свободна!
      - Понял, выдвигаемся!
      НА КАРЕТЕ С КУЧЕРОМ
      - Проверь, все ли отдыхают? - приказал Топорик, торопливо застегивая наручники на пилоте и запихивая ему в рот кусок рукава камуфляжки, висевшей на крючке в кабине. Этот кусок Топорик наскоро отхватил ножом.
      Первым Юрка проверил того, кто лежал под вертолетом. В голову навылет контрольного не надо. Затем пробежался до остальных - тоже нет проблем. А со стороны тропы на поляну уже выбежали Ляпунов и Милка с Ольгердом, которые буквально волокли под руки Магомада.
      - Посиди, Хасаныч, мы только сетку стащим! - бросил капитан старику. Юрик, приглядывай! У вас был один риск - те, на речке, услышать могли.
      Ляпунов и все прочие взялись за камуфляж, Топорик осваивался в кабине, Юрка караулил, укрывшись за деревом.
      Он был так сосредоточен, опасаясь прозевать супостата, что даже вздрогнул, услышав, как за спиной громко чихнул и заурчал вертолетный двигатель.
      - Бегом! - крикнул Ляпунов, призывно размахивая рукой. Магомада уже втаскивали в вертолет. Юрка сломя голову пересек поляну, запрыгнул в кабину, последним влез капитан.
      - Газуй, авиатор! - крикнул он Топорику. - А то эта братва уже проснулась!
      Юрка понял, что Ляпунов имеет в виду граждан, поддежуривавших на речке.
      - Понял! Взмываю! - отозвался новоявленный пилот. - Прошу всех занять места и не курить!
      Лопасти уже крутились вовсю, корпус слегка дрогнул, и вертолет, немного покачиваясь, стал подниматься над поляной...
      - Надо же, летю! - порадовался Топорик и, накренив ротор вперед, потянул машину вперед с набором высоты.
      - Угон воздушного судна при отягчающих обстоятельствах, - квалифицировал действия Топорика Ляпунов. - Куда будем сбывать похищенное, а?
      - Хрен его знает! - хмыкнул Топорик. - Почем нынче в Турции наши "двушки"?
      - Сколько у тебя горючки?
      - До Ханкалы, возможно, хватит.
      - Нам в другую сторону, не забыл?
      - Дотуда точно не хватит. Границу, может, и перелечу, но только грузинскую. "Где же ты, моя Сулико?"
      - Нет, "Сулико" нас не устроит. Папашу в другой стране ждут: "Пред Баку спокойно лег, пред Баку спокойно лег Каспий побежденный!"
      - Ни хрена такого не слышал! - удивился Топорик. - Это из Муслима Магомаева, что ли?
      - По-моему, аж из Рашида Бейбутова, если тебе это что-нибудь говорит.
      - Ничего не говорит, - вздохнул Топорик. - Я и Муслима плохо помню. Молодой ишо!
      - "Сулико", между прочим, еще товарищ Сталин любил слушать! - напомнил Магомад с легким благоговением. - Если б он сейчас воскрес - такого бардака никогда бы не было.
      - Ну да, - скептически заметил Ляпунов, - поехали бы всем Кавказом под Магадан - и нет проблем.
      - Не всем! - возмутился Магомад. - Частично. Но тогда, в сорок третьем, он лучше сделал, валлаги, чем демократы теперь! Да, увез голодными, да, морозил в поездах, да, в степь выселил. Но крови тогда много меньше было. И Грозный только немцы немного разбомбили, а не русские. Восстание тогда Гитлер готовил и резню - это вам любой старик скажет, если он, иншалла, разум не потерял. Я маленький был, но хорошо помню, что люди говорили. А теперь, когда старый стал, много зон повидал, могу сказать: всех нас, советских, надо вот так держать! Как Сталин! Иначе беспредел и бардак получается...
      - Этот, "кучер", никак в себя пришел! - перебила Милка. - Может, даже что-то сказать хочет.
      - Кляп-то на фига забивал? - проворчал Ляпунов, брезгливо выдергивая обслюнявленную тряпку. - Думаешь, его с воздуха услышит кто-нибудь?
      Пилот вообще-то еще не очень пришел в себя, что после удара по башке, нанесенного Топориком, было вполне понятно. Он тупо хлопал глазами и пытался мотать головой, очевидно, не понимая, почему шея так плохо поворачивается.
      - Говорить можешь? - спросил Ляпунов. - Чья машина? Кто вас посылал?! Отвечай, "вертушечник" поганый!
      - Не розумем... - пробормотал вертолетчик невнятно.
      - Слышь, Топор, - капитан повернулся к самодеятельному авиатору, - ты его по какому месту бил, а? Вроде товарищ в форме старлея российских ВВС, а говорить по-русски разучился!
      - Може, пан мувит по-польски? - предположил Топорик.
      - Пан Ольгерд, пшепрашам! - Ляпунов посмотрел на "пана Сусанина".
      Ольгерд только хмыкнул:
      - Я по-польски говорю не лучше тебя. К тому же, судя по роже, это вовсе не поляк, а литовец скорее.
      - Ну, братан, я до таких тонкостей, чтоб одного западенца от другого по роже отличать, еще не дошел. Лаба дена, драугас?! - Ляпунов потряс пилота за плечо и пошлепал его по щекам. - Бибис яки? Ты, хрен собачий, очухаешься или нет?
      - А на фиг он нам вообще нужен? - накренив вертолет, чтобы свернуть в постепенно сужающуюся горную долину, спросил Топорик. - Откроем дверцу - и аусвайс цум тойфель!
      - Наин! Наин! - Похоже, немецкий язык даже в редакции Топорика этот гражданин быстро понял. - Наин "аусвайс цум тойфель"! Не надо, битте!
      - Насчет "битге", - произнес Ляпунов, выразительно постукав кулаком о ладонь, - это мы еще посмотрим...
      - "И сказала мама Фиттих: "Может быть, не надо бить их?" - процитировал Ольгерд неизвестное народу детское стихотворение начала XX, а то и конца XIX века. - Настоящий фриц, хотя, конечно, бывший гэдээровец...
      - Ну, тогда он по-русски шпрехает! Яа?
      - Да... Говорью, абер зер шлехт.
      - Остальные, дайне камераден, тоже немцы? Ферштеен?
      - Наин! Кроатен, полен, бёмен... Розумиете? По-русски буде: хрваты, полаки, чехи...
      - Добрые католики, надо думать, - хмыкнул Ляпунов. - И кто вас сюда направил? Римский папа?
      - Нет, - помотал головой пленник, - мне один камерад говориль: ест работа. Айне приват организацион нужен шпециалист по пилотирунг руссишь хубшраубер. "Ми-цвайте". Опыт полет ночью и в горах. Ошень мало контракт- но ошень гроссе премиум. Фюнф унд цванциг тыща марок.
      - Нехило! - порадовался за коллегу Топорик.
      - И тебе сказали... Как тебя зовут, кстати? Ви ист дайн наме унд форнаме? - Ляпунов, должно быть, с трудом припоминал сейчас основной вопросник для командиров разведподразделений, тем более что к работе на западном театре специально никогда не готовился.
      - Бунке Карл.
      - В фольксармее служил?
      - Я, - утвердительно кивнул Карл. - Обер-лёйтнант. В отставка.
      - В бундес-люфтваффе, стало быть, не взяли?
      - Наин. Комиссион говориль: зи зинд айн ЭфДеЙот-региментс-секретер - шнель раус! Хотель делат бизнес...
      Экс-секретарь полковой организации Союза свободной немецкой молодежи очень по-русски вздохнул, должно быть, вспоминая о том, чем закончилась его попытка вписаться в рыночные структуры объединенной Германии.
      - Про бизнес можешь не рассказывать, - посочувствовал Ляпунов. - Это и у нас многие пробовали... Давай дальше, по сути дела. Вайтер, битте!
      -Тут! Дали билет нах Тифлис. Там мене встретил Предраг и отвез нах "Фазенда". Эс ист айн гебирг-санаториум мит хубшраубер-ландунг-платц, ферштеен?
      - Так точно. Кто такой Предраг?
      - Кроат, унзер шеф. Он говориль: большой денги - большой риск. Надо одеть руссише униформ унд - нах Шешня. Спасат кранке альтманн. За это - денги. Ум зибен ур хойте - вылет.
      - А обратно?
      - Hyp венн аллее будет абгемахт.
      - А ты вообще-то соображал, что делаешь, а? - грозно спросил "кранке альтманн", до этого хранивший молчание. -Ты хотел как Матиас Руст быть, да?
      - Их хабе фрау унд фир киндер, - вздохнул Бунке, даже не удивившись, что дедушка в папахе помнит знаменитого юного аса, который своей посадкой на Красной площади сбил со своих постов все руководство советской ПВО. - Жит надо, Фюнф унд цванциг таузенд... Это ест денги.
      - Предраг с вами полетел? - Ляпунова морально-нравственные вопросы особо не волновали.
      - Я, я. Он бил кляйне шеф. Там, - Карл поднял палец на скованных наручниками кистях рук и направил его в потолок кабины, - ест гроссе!
      - Сколько вас всего было? Вифиль манн ин зайне ком-мандо?
      - Ахт. Считай менья. - Для верности Бунке оттопырил восемь пальцев, насколько ему позволили браслетки.
      - Да, - вздохнул капитан, - задал ты задачку, ваффенбру-дер!
      Таран это понял так, что Ляпунов, который рассчитывал захватить российский вертолет, сесть на какую-нибудь федеральную площадку, а потом, дозаправившись, продолжить путь, жестоко просчитался. Ясно, что на той грузинской площадке, откуда взлетал экс-геноссе, никто горючки для Ляпунова не припасал. Хотя, наверное, дотуда заправки хватит.
      - Как ты границу перелетал, где? - спросил Сергей, показывая немцу отобранную у него планшетку. На ней не было никаких заметных линий прокладки курса.
      - Альзо, их ферштее! - Бунке развернул карту и карандашиком указал точку. - Дас ист "Фазенда". Ерсте курс - айн хундерт фюнф унд зибцих, цвай унд ахцих километер, данн драйцен граде цум Ост, нойнцен километер. Дритте курс...
      - Ясно! - прервал доклад Карла Ляпунов, потому что приметил, что второй раз немец менял курс уже над российской территорией. - И никто не интересовался, зачем ты влетел в воздушное пространство России?
      - Я говориль Предраг: "Нам не будут делат фернихтунг?". Он сказал: "Ничего не будут. Все куплено".
      - Ну славяне, ну славяне! - возмущенно пробормотал Топорик.
      - А обратно? Как вы обратно через границу собирались?
      - Предраг говориль: "Тако же".
      - Входной пароль помнишь? - неожиданно для всех спросил Ляпунов, хотя ни о каком пароле речи вроде бы не шло.
      - Пароле? - Немец с легким страхом и уважением поглядел на капитана. Предраг говориль пароле. Два, сем, восем, один. Инс руссиш. Это надо говорит на гренце, когда запрос.
      - Между прочим, нам до границы пятнадцать кэмэ осталось, - сообщил Топорик, - а нас еще никто не запрашивает. Где-то кто-то говорит, кого-то на цель наводят, но не на нас... И сбивать вроде никто не хочет.
      -Сплюнь! Высота какая?
      - По альтиметру две пятьсот, а по радиовысотомеру - двести. Горы, знаете ли.
      - Вот и смотри за ними, за горами этими, пока ни во что не впаялся.
      - Стараюсь... "Гей, славяне, гей, славяне, москали и киевляне..." - зло промурлыкал Топорик.
      - Завязывай, Кобельзон! - проворчала Милка. - И не обзывай славян геями!
      - Не знаю, как насчет геев, - мрачно отозвался Топорик, - но пидорасов среди них полным-полно оказалось...
      В этот момент метрах в пятидесяти перед носом вертолета наискось снизу вверх прошелестела-просверкала трасса крупнокалиберных пуль, а спустя еще несколько мгновений сквозь мерное тарахтение вертолетного движка откуда-то справа долетело усиленное горным эхом басовитое пулеметное "ду-ду-ду-ду"...
      - "ДШК", будь он неладен! - прошипел Топорик. - Афганский знакомец!
      - Великовато упреждение взяли... - проскрипел зубами Ляпунов.-Но могут и поправиться...
      Вторая трасса пронеслась левее вертолета. Тарана слегка прошиб холодный пот.
      - Газку прибавь! - прорычал Ляпунов.
      - Серый, не нуди! - огрызнулся Топорик. - Если я прибавлю, мы на вираже с утесом поцелуемся. Аллаху лучше помолись, здесь оно быстрее доходит!
      Третьей очереди не последовало, потому что "двушка" ушла за утес и пулеметчики потеряли ее из виду.
      - Нет бога, кроме Аллаха, и Магомад - пророк его! - провозгласил Ляпунов.
      - Не шути, а? - нахмурился тезка пророка. - Мы еще грузинскую границу не перелетели. Он обидеться может.
      - Мовчу, мовчу, мовчу... - успокаивающе пробормотал капитан, пародируя деда Ничипора из "Свадьбы в Малиновке".
      - Граница вон за тем перевалом, - прикинул на глаз Топорик. - А горючки на полчаса, то есть при таком раскладе на сто километров. "Расцветай под солнцем, Грузия моя!" Вот уж не думал, что буду нарушать госграницу средь бела дня...
      - Там, кстати, над перевалом облако стоит, - заметил Ляпунов, - а что за ним - ни хрена не видно. По карте там, между прочим, приличная горка, и ущелье, как бык поссал...
      - Слушай, - неожиданно попросил Магомад, - покажи карту, а?
      - Есть желание сойти, уважаемый? - спросил Топорик.
      - Покажи, говорю! Не пожалеешь.
      - Пожалуйста...
      Магомад полез во внутренний карман своего шикарного пальто, вынул оттуда футляр с очками и, водрузив выпуклые, "дальнозоркие" стекла на свой орлиный нос, стал разглядывать карту.
      - Валлаги! - воскликнул он через два десятка секунд. - Так и думал. Тут до моего родного села тридцать километров. Направо свернешь - и лети вдоль хребта. Это уже Дагестан будет. Я подскажу, куда садиться.
      - Вообще-то шикарное место, - с некоторым сомнением произнес Ляпунов, - но нам, к сожалению, велели вас не домой отвезти, а передать с рук на руки хорошим людям... Если мы что-то не так сделаем, они огорчиться могут.
      - Я знаю, - сказал Магомад. - И людей этих знаю, и сам хочу к ним попасть побыстрее. Но бензина-керосина напрямую лететь не хватит, а до моего села хватит. У тебя связь вообще-то есть?
      - Ну, допустим, найдется, - нехотя ответил Ляпунов.
      - Вот и хорошо. Приземлишься, позвонишь - они приедут...
      Но тут рация, до этого момента издававшая всякие малопонятные писки и хрюки, удивительно четко произнесла, правда, с легким грузинским акцентом:
      - Два три двадцать восемь, контрольная "Фазенда", вошли в воздушное пространство Республики Грузия. Прием...
      - Контрольная "Фазенда", я - два три двадцать восемь, два семь восемь один, как поняли? - довольно нахально ответил Топорик, понимая, что на "Фазенде" вряд ли кто перепутает его южнорусский, в лучшем случае слобожанско-хохляцкий говорок с хорватским акцентом Предрага или бранденбургским произношением Карла Бунке.
      - Вон туда, в то ущелье сворачивай! - подсказал Магомад, когда вертолет пролетел сквозь толщу белого облака и обогнул ту самую "приличную горку". Красиво, слов нет, но жутковато!
      - А, сворачивай! - махнул рукой Ляпунов, и Топорик, заложив левый вираж, погнал вертолет как раз в то ущелье, что "как бык поссал"...
      ВСЕ КАК ПО ПИСАНОМУ
      - Хасаныч, - скромно спросил Ляпунов, - а у вас тут как, по вертолетам не стреляют?
      - Тем более мы уже из Грузии обратно вылетели, - заметил Топорик. - Всего только четыре минуты покрутились... Жаль! А то бы летел сейчас и пел, как Мимино: "Читта-дритта, читта-Маргарита!" У него, кстати, тоже "двушка" была, по-моему.
      - По вертолетам у нас не стреляют, - ответил Магомад степенно, - если они баранов не воруют. Были такие случаи при советской власти. Зависли на метр, борттехника за борт, он петлей барашка застегнет - и тыр-тыр-тыр! Чабан из двустволки - шарах! - и мимо. А в махачкалинском отряде кто-то шашлык кушает. Дикость!
      - Хасаныч, а вам никто не говорил, что вы на Кикабидзе похожи? - спросила Милка. - Только вам бородку подровнять надо.
      - Это мне сейчас говорят, когда я старый стал. А когда Буба Мимино играл, я намного красивее его был.
      - Не сомневаюсь, - вздохнула Милка, хотя в те времена, когда Кикабидзе играл Мимино, она под стол пешком ходила.
      Таран весь этот треп воспринимал двояко. Ощущение, будто все происходит в каком-то то страшном, то нелепом сне, у Юрки началось еще с того момента, как вертолет взлетел с поляны. Правда, чуточку отлегло с души после того, как оказалось, что они с Топориком постреляли не федералов, а каких-то импортных. И что старлей, которого Топорик по башке оглоушил, оказался немцем, хотя и восточным. Но вот то, что южная граница государства Российского оказалась проходным двором, его никак не порадовало. Чего ж тут удивляться, что боевики, у которых вроде бы давным-давно должны были боеприпасы кончиться, все еще воюют? И наемнички со всего света все прибывают да прибывают. Тут, блин, знай обашляй кого надо и вози все, что хошь, хоть по земле, хоть по воздуху...
      Насчет идеи лететь в родное село дедушки Магомада у Юрки тоже были свои сомнения. Конечно, Хасаныч, судя по всему, вор старой школы, можно сказать, еще сталинской. Понятия блюдет, беспредела не допускает, не нарушает обычаев и так далее. В родном селе небось числится уважаемым старейшиной и делает все, не отклоняясь от адата и шариата. Да и вообще у Тарана не было случая в жизни, чтобы уличить Магомада в какой-нибудь заподлянке.
      Да и сейчас вроде бы Магомад клянется и божится, что ему очень надо попасть именно к тем людям, которые посылали за ним "мамонтов", а потому, дескать, ничего страшного не будет, если Ляпунов "позвонит" им, заказчикам, прямо из этого аула.
      Однако хрен его знает, как будет сейчас, ежели к вертолету после посадки подвалят человек пятьдесят с автоматами и пулеметами? Ну, допустим, если "мамонты" попытаются воевать, то исход ясен - изрешетят вместе с "вертушкой". А если нет, то тут есть много, выражаясь языком Ольгерда, "неясных нюансов".
      Во-первых, могут просто, разоружить и зарезать - Восток - дело тонкое. Во-вторых, могут посадить в яму и попросить Птицына поделиться, если он желает увидеть своих ребят живыми и здоровыми. Нормальное дело, теперь так многие поступают, даже православные христиане. В-третьих, дабы не навлекать беды на себя, ибо у Магомада в Москве и других городах России кое-какой бизнес имеется, могут втихаря продать какому-нибудь соседскому Хоттабычу, а потом сказать, что так и было. Навряд ли Птицыну дозволят поднимать весь батальон и отправлять его сюда на частные разборки...
      В общем, на какое-то время к Юрке вернулся страх, хотя и немного притупившийся. Все-таки события последних суток его уже столько раз из жара в холод и обратно кидали, что у него какая-то адаптация наступила, близкая к пофигизму: "Что воля, что неволя - один хрен".
      Примерно в таком же состоянии пребывал и бывший гражданин первого государства рабочих и крестьян на немецкой земле (Баварская Советская Республика 1919 года, видать, была нулевым). Во всяком случае, Юрке так показалось, когда он исподволь поглядел на экс-геноссе Бунке. Наверняка этот Карлуша сейчас проклинал день и час, когда ему предложили подзаработать. Хотя ведь небось бундесфрицы ему, как обер-лейтенанту, уволенному в отставку или запас - хрен его знает, может, это только у нас в этих понятиях различие есть! - какую-никакую пенсион положили. И, окромя того, ему, ежели он действительно безработный, поди-ка, какое-то пособие причитается в дойчмарках натуральных, то есть, если все на рубли пересчитать, наверняка побольше будет, чем у экс-советского полковника запаса Птицына. Правда, Птицын тоже на одну пенсию не живет, но суть не в этом.
      Суть в том, что, Карлуша хотел по-быстрому, за пару суток, срубить 25 тысяч марок детишкам на молочишко. Четверых настрогал! А еще говорят, будто в Европе население не растет! Впрочем, может, ему и детишкам на молочишко хватало, да "мерсик" приобрести хотелось или там "Ауди" заместо "Пассата". А может, "Пассат" вместо "Вартбурга" или "Траби". Хрен их, немцев, знает, что им теперь надо для счастья? Стены нет, русских нет, Хонеккера нет - живи да радуйся! Только бабки нужны, а их нигде много не бывает и всегда хочется больше. Вот и рванул за марками нах Кауказус. С благородной целью: спасать старого и больного человека. Возможно, ему даже никто не сказал, что для этой акции придется кое-кого приложить.
      Он "шпециалист" по вождению вертолета ночью и в условиях гор. А что будут делать братья-славяне - хорваты, поляки и чехи, - ему по фигу. Ну, замочат там кого-нибудь единокровного, хотя и не единоверного - мелочи жизни. Хорваты с сербами на одном языке говорят, только пишут латинскими буквами, однако же резали их и головы кувалдами расшибали - только так. То-то старшим этого Предрага поставили. Небось уже наломал руки. Поляки с чехами небось из спортивного интереса поперлись, тем более что ненадолго и деньги хорошие. А хорват-кроат, поди, считает, будто ему Святая Дева все грехи спишет за православных-то... Сука далматинская!
      Впрочем, после этого крутого определения Юрка вдруг посмотрел на все это дело с другой стороны.
      Ладно, фриц есть фриц. Может, у него тут где-нибудь под Моздоком дед без креста зарыт, а то и вовсе вмерз в ледопад какой-нибудь "среди стрелков из "Эдельвейс". Хотя, если не врут, немцы и в ГДР жили получше, чем те, кто их оккупировал. Хорваты, поляки и чехи, которых, как выяснилось, за яйца в социализм тащили, тоже могут всякие претензии иметь. И к советским, и к русским вообще. Тех же поляков русские раз пять делили и из того, что в последний раз оттяпали, почти ни хрена не отдали - спрашивайте теперь с хохлов, бульбашей и литвинов. Чехов и словаков - не одна тысяча по Уралу-Сибири закопана. С мятежа 1918 года, когда Гайда "и други паны генералы утром спозаранку войну начинали". Аж до Волги доперли "швейки"! Потом драпанули со свистом и для того, чтоб их во Владик пропустили, продали красным Колчака... Союзнички! Силу уважают. Небось после того, как их Ильич II "нормализовал", двадцать лет сидели тихо и не пикали. У нас уже все "перестраивать" начали, а там все еще рот раскрыть боялись. И вот Горби приехал, сказал: "Можно!" Тут они, конечно, разгулялись... Насчет хорватов Юркины исторические познания особо далеко не шли. По крайней мере, о том, чтобы наши хорватов делили или "нормализовали", он не слыхал. Единственное, что помнил, так это насчет того, что Тито был хорват, а Сталин его едва не шлепнул...
      Но это все, так сказать, преамбула. Ни Юрка, ни Топорик не знали, кто перед ними там, у вертолета, хотя это были ребята в российской форме. Тем не менее без колебаний стали их мочить. Точно так же, как братья-славяне, засевшие на речке, собирались спокойно расстрелять приплывших на катамаране людей и забрать деда Магомада, за которого им и пообещали энные суммы в дойчмарках. Четверо остались при вертолете, а другая четверка пошла на дело. Один высматривал, пока его Милка не срезала, а трое с оптикой на стволах сидели в зеленке. С остальными уже все ясно: Карлуша летит на положении военнопленного, но без соответствующего статуса, один, разбившись в лепешку, вялится на камнях, а трое отдыхают на полянке. Между тем именно те трое снайперов, которые и должны были перещелкать группу Ляпунова, почему-то остались живы. Правда, сейчас им сильно хреновенько. Втроем, в российской форме и на той территории, которая фиг знает кем контролируется. Деньги, ясное дело, накрылись медным тазом, жратва осталась в вертолете, а кругом - все враги. Последнее чувство Юрке было очень хорошо знакомо. Никому не пожелаешь испытать это тоскливое ощущение затравленности.
      Но в общем и целом эти самые славяне ничем не хуже его, Юрки, и всех остальных "мамонтов". Они все наемники, которых отправили убивать и умирать ради чьих-то частных интересов. Кому-то и чем-то очень интересен или опасен Магомад, точнее, та информация, которую содержит его память. Что там может быть, в этой седой голове, какие супертайны? Таран даже поразмышлять об этом боялся...
      Ольгерд тоже выглядел абсолютно равнодушным, хотя Юрка догадывался: нет на душе у него никакого спокойствия. Теперь, после того, как он выполнил свои обязательства перед "мамонтами", а заодно обманул надежды тех, чьи интересы представляла группа Предрага, "пан Сусанин" стал никому не нужным человеком, лишился всех козырей, и с ним могут сделать абсолютно все. К тому же он много узнал, и жестокая логика "больших людей" может посчитать, что Ольгерд лишний на этом свете. А заодно и отказаться выручать его семью - зачем лишний риск и нервотрепка?
      Неужели Птицын может на такое пойти? Не верилось. Но Птицын - это Тарану уже давно было ясно - всего лишь приводной ремень, раскручивающий маховик боевой машины МАМОНТа. А есть еще мотор, на шкиве которого и крутится этот приводной ремень. Без этого мотора Генрих - всего лишь отставной полковник с казенной пенсией. Так что и судьбу Ольгерда будет решать вовсе не Птицелов, и что делать с немцем, тоже будет определять высшая инстанция, и, наверное, насчет Магомада и его информации будут думать там же.
      - Вон оно, - сказал Магомад, указывая куда-то вперед, в лобовое стекло вертолета. - Сейчас, когда вправо повернем, будет лучше видно.
      Действительно, когда Топорик, плавно облетев небольшой утес, вывернул вертолет вправо, внизу показалось село, уступами спускавшееся по склону горы к реке, бурлившей под бетонным мостом. Подальше скот какой-то пасся, на обложенных камнями террасах какие-то тетки тяпками орудовали - наверное, огороды пололи. Поднимали головы, поглядывали.