Армия Трясогузки

Командир остановился. Ему и хотелось наладить связь с настоящими большевиками, и в то же время было страшно. Он понимал, что армию распустят, кончится их вольная жизнь и никаких опасных дел им поручать не будут. Если бы не заложники, Трясогузка, пожалуй, отказался бы от мысли поговорить с девушкой. Но он не знал, как своими силами освободить обречённых на смерть людей, и решил пожертвовать независимостью армии. Он, конечно, надеялся так повести разговор, чтобы и заложников выручить, и свои секреты не раскрыть.

— Идите в штаб! — сказал он Цыгану и Мике. — Я с ней потолкую.

Трясогузка догнал девушку.

— Здравствуйте!

— Здравствуй, мальчик.

У девушки был тёплый голос и добрые глаза.

— Хлеба хочешь? Могу немножко дать.

Почему-то это предложение обидело Трясогузку.

— Хлеб оставьте себе!.. И скажите… там, своим скажите, чтобы выручали заложников. Они в пакгаузе заперты, их расстрелять могут.

Брови у девушки удивлённо изогнулись.

— Какие заложники? И кому я должна сказать о них?

— Кому! — усмехнулся Трясогузка. — Сами знаете! Тому, кто листовки печатает!

— Ты что-то путаешь, мальчик!

— Не притворяйтесь! — нахмурился Трясогузка. — Мы видели, как вы ночью её к забору прилепили.

Лицо девушки выразило полное недоумение. Она протянула руку и приложила ладонь ко лбу Трясогузки.

— Ты не болен?.. Лоб холодный!

Трясогузка отскочил от неё.

— А не лунатик ли ты? — продолжала девушка с глубоким и неподдельным сочувствием. — Тебе по ночам ничего не мерещится?

Трясогузка подумал, что Цыган ошибся, и бросился бежать. А девушка проводила его внимательным взглядом и быстро пошла домой.

Увидев сестру, Николай понял, что произошла какая-то неприятность. «Не в депо ли?» — подумал он. Катя ходила туда. В сумке у неё был обед для Кондрата Васильевича. Но главное заключалось в том, чтобы сообщить ему новость: партизаны подошли с севера к городку и тайно расположились в лесу, в трех километрах от станции. Командир партизанского отряда просил согласовать с Кондратом Васильевичем час одновремённого удара по колчаковскому гарнизону.

— Что? Говори скорей! — набросился Николай на сестру. — В депо?

— И в депо! — ответила Катя. — Встретиться с Кондратом Васильевичем не удалось. Депо оцепили. А когда я возвращалась…

Катя замолчала, чтобы собраться с мыслями.

— Да говори же! — поторопил её Николай.

И она подробно рассказала о странной встрече.

Николай не знал почему, но ни усиленный караул депо, ни беспризорник не очень его встревожили. Может быть, оттого, что он ожидал худшего.

— В английском френче и в пижамных брюках? — переспросил он.

Катя подтвердила.

— Это же Трофим! — воскликнул Николай. — Я встречался с ним раза два… Ничего парень, только грубый, но, мне кажется, не из подлецов. А ты будь осторожней! Беспризорники и те выследили! Конспиратор!

Катя покраснела. Упрёк был справедливый.

— Хуже с депо! — продолжал Николай. — Придётся искать лазейку!..

ВЕЧЕР ВОСПОМИНАНИЙ

Вернувшись в штаб, Трясогузка в первую очередь наградил Цыгана подзатыльником.

— Пантера! — насмешливо произнёс командир и добавил: — Не она!

— Да она! — воскликнул Цыган. — Хочешь, руку сожгу? — Он протянул ладонь к огоньку свечи.

— Жги! — спокойно разрешил командир.

Но Цыган отнял руку, потёр ладонь о штаны и спросил:

— Значит, не она? А что она сказала?

— Ничего! — отрезал Трясогузка и для большей убедительности соврал: — Сказать ничего не сказала, а к полковнику потащила! Ну я, конечно, выдал ей пару раз — и ходу! Сзади палят, а я бегу! Во — пуля зацепила! — Трясогузка показал дырку в воротнике френча.

Мика засмеялся.

— Ну и заливаешь ты, командир! Этой дырке сто лет! Засмеялся и Цыган. Трясогузка обиженно посмотрел на них и сказал:

— Смеётесь, а их расстреляют!

— Кого? — спросил Мика.

— Заложников!

— Ну да! — возразил Цыган. — Что, мы им даром оружие дали?

— Выходит, что даром!

И Трясогузка высказал ребятам свои опасения.

Приуныли мальчишки. Цыган перебирал струны гитары, и она тихо плакала в подвале. Ребята молчали. Им тоже хотелось плакать. Каждый вспомнил своё горе.

— Хоть и здорово, а хватит! — не выдержал Трясогузка. — Муторно больно! За кишки берет твоя гитара!

Он нарочно выбрал слова погрубее, чтобы отогнать от себя тоскливые мысли.

— Где ты научился так играть? — спросил Мика.

— В цирке, — сказал Цыган. — В шапито… Мы по разным городам ездили с музыкальными номерами… Мамка пела… Я говорил, не надо про Колчака и вечека!.. А она спела…

— Правильно сделала! — похвалил Трясогузка.

— За это и взяли? — спросил Мика.

— Ага! — дрогнувшим голосом ответил Цыган. — Весь цирк хлопал в ладоши… А ночью… Отца сразу… А мамку мучили долго… Она очень красивая была…

— Моя мама тоже была красивая! — ревниво сказал Мика. — Достали бы ананасы — она бы не умерла!

— Опять ты про свои ананасы! — неодобрительно произнёс Трясогузка. — Да я их и не нюхал, а жив!

— Нет, правда! — произнёс Мика жалобно. Он верил сам и хотел заставить ребят поверить, что его мама могла бы не умереть, будь под рукой спасительные ананасы. — У нас в латышской колонии доктор жил. Он все-все знал. Посмотрел он маму и сказал, что ей надо ехать к Чёрному морю и есть побольше фруктов и ананасов!

— А знал твой доктор, что от тифа надо есть? — сердито спросил Трясогузка, вспомнив сарай, в котором среди тифозных больных металась в бреду его мать.

Командир схватил пустую консервную банку и запустил её в свечу. Ребята услышали подозрительные звуки — вроде всхлипыванья.

— Расплакались! — крикнул Трясогузка. — Живых спасать надо!.. Запрещаю спать, пока не придумаете, как заложников выручить!

Трясогузка насухо вытер глаза и снова зажёг свечу.

— Лёжа можно думать? — спросил Цыган.

— Ложитесь! — разрешил командир. — Но чтоб не дремать!

Мальчишки улеглись, как всегда: Трясогузка посередине, слева — Цыган, справа — Мика. Так они пролежали с полчаса, старательно тараща глаза на жёлтое пламя свечи. Потом Трясогузка почувствовал, что Цыган привалился головой к его плечу и задышал тепло и спокойно. Командир посмотрел направо — Мика тоже спал, смешно шевеля губами.

Трясогузка молча отменил свой приказ.

БЕСПЛАТНЫЙ ПАССАЖИР

Утром ребята разделились. Цыган и Мика остались в штабе, чтобы приготовить к вечеру большой флаг и длинное древко. Командир потребовал написать на полотнище чуть ли не целое воззвание. Надо было указать, что флаг красный, что принадлежит он армии Трясогузки, что эта армия состоит из большевиков-ленинцев и что вывешен флаг в честь Первого мая. Даже для такого грамотея, как Мика, задача была не из лёгких.

Сам Трясогузка ушёл к пакгаузу.

К станции только что подошёл эшелон. Солдаты стояли в очереди у вагона-кухни, получали похлёбку. Вокруг шныряли беспризорники: и старожилы городка, и новички, прибывшие с этим составом. Трясогузка ничем не отличался от них и мог смело бродить у пакгауза.

Паровоз предостерегающе прогудел и отделился от состава вместе с передним товарным вагоном. За стрелкой их расцепили. Паровоз двинулся к водокачке. Солдаты вкатили вагон на запасную колею. Он оказался рядом с составом — на параллельном пути.

Трясогузка обратил внимание на опечатанные двери вагона. «Чего это они привезли?» — подумал он, продолжая следить за часовым у пакгауза. Колчаковец позевывал и нетерпеливо поглядывал в ту сторону, откуда должен был прийти сменщик. Наконец тот появился, подошёл неторопливо, лениво спросил, кивнув на дверь пакгауза:

— Ну, что там?

— Тихо, — ответил часовой. — Даже пить не просят. Подохли, что ли?

— Рано! — возразил сменщик. — Давай ключ.

Часовой отдал ключ от двери, закинул винтовку за плечо и зашагал прочь.

Его остановил один из офицеров, приехавших с эшелоном.

— Зайди в депо, — приказал он. — Пусть пришлют людей за вагоном.

Трясогузка слышал этот разговор, но не придал ему никакого значения. Все его мысли сосредоточились на ключе, который лежал так близко — всего в десяти шагах, у часового в кармане шинели! Ключ нужно достать во что бы то ни стало! И Трясогузка догадался, как это сделать.

Весело посвистывая, командир направился к штабу. Он хотел поскорей обрадовать ребят, но задержался по дороге, и надолго.

Все началось со встречи с Николаем.

— Здорово, Трофим! — услышал Трясогузка. — Дело к тебе есть!

Они пошли рядом.

— Какие у нас с тобой дела? — усмехнулся Трясогузка.

— Нет, так будут! — многозначительно ответил Николай.

— Выкладывай — послушаем.

Николай не торопился. Он понимал, что рискует очень многим. Но обстоятельства вынуждали пойти на этот риск. Все попытки проникнуть в железнодорожное депо ни к чему не привели. И Николай обрадовался, увидев знакомого беспризорника. Что, если поговорить с ним? Вспомнил Николай тайный лаз в заборе, через который он ушёл от облавы на базаре. Может быть, беспризорник знает, как проникнуть и в депо?

— Выкладывай, или я пошёл! — нетерпеливо сказал Трясогузка. — У меня своих дел хватает!

И Николай решился.

— Железнодорожное депо знаешь? — спросил он.

— Знаю.

— Можешь туда пробраться незаметно?

— Запросто!

— Там сейчас усиленный караул.

— А мне плевать!

Трясогузка прихвастнул. Никакого тайного хода в депо он не знал.

— Как ты пройдёшь? — спросил Николай.

Трясогузка ухмыльнулся.

— Нашёл дурака!.. Говори, что надо, а не выпытывай! Не выйдет!

Николай схитрил и чуть не испортил все дело.

— Заказ крупный подвернулся — жаль упускать! — доверительно сказал он. — Пришёл один торгаш в мастерскую — просит отремонтировать большую партию самоваров. А хозяина нет — в депо на работу угнали. Когда отпустят?.. Вот я и не знаю, на какой срок договариваться насчёт ремонта.

Трясогузка смерил Николая презрительным взглядом.

— Шкура всегда шкурой останется! Поищи других, которые тебе карман набивать согласятся!

Мальчишка хотел уйти, но Николай схватил его за плечо, притянул к себе и тихо сказал:

— Если заказ будет принят, заложников не расстреляют!

Трясогузка широко раскрыл глаза.

— Откуда ты…

— Оттуда! — строго произнёс Николай. — И больше ничего не скажу. Если в голове солома, уходи! А если соображаешь малость, помогай!

Трясогузка понял только одно: хромоногий жестянщик хлопочет не о самоварах. Мальчишка оглянулся и долго смотрел на пакгауз, на вагоны, на депо.

Николай ждал.

— Давай, что передать! — согласился Трясогузка.

Николай улыбнулся.

— Про самовары и расскажи.

— Кому?

— Найдёшь слесаря Кондрата Васильевича, — объяснил Николай. — Спросишь, когда сможем выполнить заказ торгаша. Запомнил? Торгаша!.. А потом приходи в мастерскую. Знаешь, где она?

Мальчишка кивнул головой и побежал к станции.

Паровоз запасся водой, углём и вернулся к составу. Эшелон готовился к отправке. У отцепленного вагона уже был выставлен часовой.

Трясогузка перебрался на другую сторону состава. Здесь хозяйничали беспризорники. У нескольких вагонов были тормозные площадки. На них устроились те, кто посильней. Угольные ящики забронировали среднячки, а прочая мелюзга довольствовалась буферами и крышами.

Залез на крышу и Трясогузка. Перепрыгивая с теплушки на теплушку, он добрался до той, рядом с которой на запасной колее стоял отцепленный вагон. Тут мальчишка лёг и стал ждать.

Когда состав тронулся, Трясогузка вскочил на ноги. Шум отходящего поезда заглушил все звуки, и часовой не услышал, что на крышу опечатанного вагона прыгнул безбилетный пассажир.

САМОВАРНЫЕ ХЛОПОТЫ

План захвата бронепоезда был изменён. Каждый рабочий получил новое задание. Оставался неясным лишь один пункт — партизаны. Никто не знал, подошли ли они к станции, как было условлено заранее, и готовы ли нанести с севера удар по городу. Кондрат Васильевич верил, что Николай попытается проникнуть в депо, но не представлял, как это ему удастся.

Утром появилась надежда. Сообщили, что на станции стоит вагон с боеприпасами для бронепоезда. Платайс тотчас распорядился послать за вагоном рабочих. Старшим группы он назначил Кондрата Васильевича. Но капитан, ведавший внутренней охраной, вежливо отклонил это распоряжение.

— Зачем отрывать ремонтников от работы! — сказал он Платайсу. — Я пошлю часового, а после обеда солдаты прикатят вагон в депо.

Спорить было неразумно, и Платайс поблагодарил офицера за любезно предоставленную помощь.

После обеда высокие ворота распахнулись, и вагон с боеприпасами медленно вкатился в депо. Началась разгрузка.

Осторожный капитан и тут обошёлся без рабочих. Солдаты сами вытаскивали снаряды, коробки с пулемётными лентами и укладывали их вдоль стены.

Распластавшийся на крыше Трясогузка прислушался. Справа раздавались выкрики разгружавших вагон солдат. Слева было тихо. Мальчишка придвинулся к краю крыши, взглянул вниз: поблизости никого. Но рядом с вагоном валялись куски жести, мотки проволоки. Спрыгнешь — загремит на все депо. Трясогузка посмотрел вперёд. Там стоял паровоз бронепоезда. Между вагоном и паровозом было не больше метра. Мальчишка подполз к переднему концу крыши. Двое рабочих осматривали заклёпки на бронированной груди паровоза.

Трясогузка пошарил в карманах. В них ничего не оказалось. Тогда он сдёрнул с головы рваную кепку без козырька и бросил её на паровоз.

Клепальщики заметили мальчишку. Он лежал, приложив палец к губам, а другой рукой показывал, что ему надо спуститься вниз. Рабочие отвернулись от вагона, чтобы не привлечь внимания колчаковцев.

— Что ему надо? — спросил один.

— Может, весточка от партизан? — отозвался другой.

— Похоже… Иди-ка за Кондратом Васильевичем…

У паровоза стояла железная лестница. Когда клепальщик вернулся, он передвинул её поближе к вагону с боеприпасами. Вскоре подошёл и Кондрат Васильевич. Наблюдавшие за колчаковцами рабочие дали сигнал, и он быстро приставил лестницу к вагону. Трясогузка не ждал приглашения

— колобком скатился вниз и юркнул под паровоз. Туда же забрался и Кондрат Васильевич.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, и каждый думал, что же теперь делать?

— Ты не шпик? — осторожно спросил Трясогузка.

— Как будто нет, — серьёзно ответил Крутов.

— Тогда веди меня к Кондрату Васильевичу!

— Я — Кондрат. Что дальше?

Трясогузка повертел головой и на четвереньках пробрался к рабочему, который лежал на спине и измерял что-то железной складной линейкой.

— Как его звать? — спросил мальчишка, дёрнув рабочего за ногу.

Тот посмотрел на Крутова и сказал:

— Кондрат.

После этой проверки Трясогузка успокоился и, вернувшись к Крутову, таинственно произнёс:

— Я насчёт самоваров.

Кондрату Васильевичу эта фраза ничего не говорила.

— Самовар у бабки потёк? — спросил он. — И ты из-за этого пробрался в депо?

— Не у бабки, а у торгаша! — возразил Трясогузка.

Кондрат Васильевич придвинулся к нему вплотную. Фамилия командира партизанского отряда была Торгашов.

— Кто тебя прислал?

— Этот… как его… хромой! Велел спросить, брать ли от торгаша заказ и когда сможете починить самовары?..

Разгрузив вагон, колчаковские солдаты выкатили его из депо. Безбилетный пассажир совершил обратное путешествие к станции. Пустой вагон оставили в тупике. Трясогузка спрыгнул вниз неудачно. Заболело колено и заныло под ложечкой. Он посидел на песке у вагона, потёр колено и, прихрамывая, пошёл в город. Нога болела, но мальчишка был доволен. Получилось именно так, как он хотел. Не раскрыв секреты своей армии, он познакомился с подпольщиками. Трясогузка не сомневался, что и Кондрат Васильевич, и Николай — настоящие большевики. Понял он и то, что они готовятся к чему-то очень серьёзному.

Николай встретил беспризорника пытливым взглядом.

Трясогузка важно опустился на табуретку, снял кепку, вздохнул, как человек, завершивший трудную работу, и сказал:

Кончились самоварные хлопоты!.. Велено принимать заказ и выполнить его сегодня без четверти двенадцать. Понял?

Николай взглянул на ходики: часовая стрелка подходила к трём. Времени оставалось в обрез.

— Ты где ночуешь? — спросил Николай.

— На трубе! — усмехнулся Трясогузка, всем своим видом показывая, что на такие вопросы он отвечать не намерен.

— Ладно, это твоё дело! — согласился Николай. — Но запомни: ночью из своего логова не вылезай! Ночка будет шумная — не заметишь, как и голову продырявят!.. А завтра приходи сюда.

— Зачем?

— За геройский поступок получишь благодарность!

— Какую?

— Пролетарскую!.. А сейчас, Трофим, иди! Мне некогда! Иди и спрячься подальше до утра.

— А заложники? — спросил Трясогузка.

— Будут живы твои заложники.

— Ещё бы! — многозначительно произнёс Трясогузка. — Ну, я пошёл! Кланяйся большевикам-ленинцам!

НА ТРУБЕ

Армия никогда не видала командира таким весёлым и добрым, как в тот день. Он похвалил Мику за исписанный с двух сторон флаг, осмотрел древко, сделанное из доски от ящика, и одобрительно похлопал Цыгана по плечу. О своих приключениях Трясогузка ничего не сказал. Да и некогда было. Командир засадил армию за работу: Цыгана — точить нож, затупленный о консервные банки, Мику — писать приказ заложникам.

Под диктовку командира начальник штаба выводил на батисте: «Поздравляем с революционным праздником и приказываем сегодня вечером по моему свистку выстрелить через окно в часового, лучше прямо в голову. Стреляйте из винтовки. Нож, чтобы открыть коробку с патронами, пересылаем. Можно стрелять и залпом — из винтовки и револьвера сразу. Только метко! Мы вас освободим. С подлинным верно: командир армии — Трясогузка».

В десять часов вечера Мика с Цыганом направились к пакгаузу. Им предстояло тайком через окошко передать заложникам нож и приказ командира.

Трясогузка пересёк городок и вышел на противоположную окраину, где стояли корпуса давно пустовавшей фабрики. Через дыру в разломанном заборе он пролез во двор, забрался на крышу кочегарки, а оттуда по пожарной лестнице — к толстому туловищу трубы. Скоба обожгла руку холодным металлом. Мальчишка посмотрел вверх. Эти скобы вели туда, где днём виднелся прутик громоотвода. Сейчас закоптелый конец трубы терялся во мгле. И мальчишке показалось, что он никогда не сможет добраться до громоотвода. Стало страшно, но Трясогузка поставил ногу на нижнюю скобу и полез по трубе.

Отсчитав пятьдесят ступенек, он остановился, ослабил на минуту занемевшие руки. Ветер яростно толкал в бок, задувал в ухо, в нос. Мальчишка отвернулся от ветра, вздохнул поглубже и снова полез вверх.

Скоро он перестал что-либо видеть. Кочегарка и фабричный двор остались где-то внизу, в кромешной тьме. Трясогузке показалось, что ветер несёт его между землёй и небом. Захотелось кричать, не то от страха, не то от восторга.

Когда пальцы вместо скобы ощутили верхний обрез трубы, мальчишка почувствовал огорчение. Кончился этот удивительный полет во мгле. Все встало на свои места.

Трясогузка нащупал громоотвод, грудью лёг на ребро трубы и чуть не сорвался. Из тёмного, пахнущего сажей жерла что-то вырвалось, стремительное и шумное, ещё более чёрное, чем ночь, больно хлестнуло его по носу и закружилось над головой с сердитым карканьем.

— У-у, дура! — вырвалось у мальчишки. — Нашла, где гнездо вить!

Вытащив из-под френча флаг и верёвку, Трясогузка начал привязывать древко к громоотводу. Новая опасность заставила его замереть. Он ещё не понял, что ему угрожает, но все его тело напряглось и сжалось в комок. Он посмотрел вниз. По трубе поднимались какое-то бесформенное чудовище. Оно было уже метрах в двух, когда мальчишка рассмотрел в темноте голову и плечи человека.

Сразу стало легче. Трясогузка не знал, что это за человек. Но все-таки не чудовище, а человек. С ним можно бороться. «Если это колчаковец, — столкну вниз!» — решил он и поджал ногу, готовясь ударить. Звякнула скоба, за которую зацепилась подмётка. Человек поднял голову. Увидев занесённую над собой ногу, он пригнулся, держась за скобу левой рукой, а правую поднял вверх. И оба застыли в неудобных, напряжённых позах. Трясогузка тупо смотрел на воронёное дуло револьвера и не двигался. Это и спасло его. Палец, нажимавший на спусковой крючок, распрямился. Дуло отклонилось в сторону.

— Трофим! — воскликнул человек. — Ведьмы тебя сюда загнали? Что тут делаешь?

— Я ж сказал: ночевать на трубе буду! — пробормотал Трясогузка, узнав Николая.

Ответ был настолько нелепый, что Николай не выдержал и расхохотался.

— Ой, уморишь! Врун ты несчастный! Замолчи, а то я упаду!

Он раскачивался от смеха из стороны в сторону, и Трясогузка испугался.

— Держись! А то и правда полетишь!

Николай перестал раскачиваться, быстро поднялся по скобам к Трясогузке.

— А по-честному — что ты делаешь тут?

Трясогузка глазами указал на флаг, трепыхавшийся у громоотвода, и объявил:

— Завтра праздник!

Николай попридержал рукой полотнище и с удивлением прочитал: «Армия Трясогузки». Другие слова были написаны мелкими буквами, и он их разобрать не мог. Мелькнула мысль, что в городе действительно существует какая-то тайная организация.

— Кто тебе приказал вывесить флаг? — строго спросил Николай.

— Кто мне смеет приказывать? — с достоинством произнёс Трясогузка. — Я — сам командир!

— Трофим! Не ври! — прикрикнул на него Николай.

— Я не Трофим, я — Трясогузка!

Посвистывал холодный ветер. Сквозь тучи проглянула луна. Спал внизу погруженный во тьму город. А над ним, вцепившись в скобы, висели два человека и в упор смотрели друг на друга.

Николай и верил и не верил беспризорнику. Вспомнив флажки, наивно оставленные на месте крушения, взрыв кухни, подстроенный явно неумелой рукой, он все больше и больше убеждался в том, что этот паренёк и есть Трясогузка. Ему захотелось расцеловать беспризорника. Но вместо этого он протянул руку и сказал:

— Давай лапу!

Они пожали друг другу руки, как равные. Николай был растроган.

— Будь хоть сто Колчаков! — воскликнул он. — Не победить им такой народ!

— Хоть тысяча! — небрежно бросил Трясогузка.

— Ну, а теперь снимай белый флаг! — приказал Николай.

— Не буду! — заупрямился Трясогузка. — Он не белый, на нем написано «красный»! Не видно в темноте, а днём, если грамотный, — разберешь!

— Чудак-человек! А ты спустись на землю и снизу попробуй прочитать, что на твоём флаге написано! Сможешь?

— А чего мне читать? Я и так знаю!

— А другие не знают! Посмотрят утром — белый флаг, не наш, не советский!

Трясогузка все ещё колебался.

— Давай, давай! — мягко настаивал Николай. — Время дорого! Мы другой повесим! Получше!

Он сунул руку за спину и вытащил из-за ремня короткую палку с широкой полосой красной материи, обмотанной вокруг древка. Трясогузка больше не возражал.

Когда они спустились на крышу кочегарки, Катя, дежурившая у трубы, удивилась: Николай полез один, а спустились двое.

— Смотри, кого я на небе нашёл! — сказал Николай. — Знакомься — Трясогузка!

Мальчишка покосился на девушку.

— А мы знакомы! Хитрая вы! Ловко меня провели!.. Лунатиком обозвали!

— А разве ты не лунатик? — улыбнулась Катя. — Нормальные люди ночью по трубам не лазают!

— А он? — спросил Трясогузка, кивнув на Николая.

Во дворе фабрики Катя и Николай засыпали мальчишку вопросами. Но Трясогузке не хотелось раскрывать свои секреты. С трудом удалось выведать у него, что другие ребята находятся где-то у пакгауза. Николай смутно догадывался, что беспризорники торчат там неспроста.

— Не освобождать ли заложников задумали? — с тревогой спросил он.

— Наше дело! — ответил Трясогузка.

— Я пойду туда и за уши отдеру их! — пригрозил Николай, понимая, что в темноте ему никого не найти у пакгауза.

Понимал это и Трясогузка.

— Иди! — сказал он. — Без меня ничего не выйдет!

— Хорошо! Мы пойдём вдвоём, но если ты…

— Это другое дело! — согласился Трясогузка.

Николай отослал Катю в мастерскую и подтолкнул мальчишку:

— Веди!

ГУДОК

30 апреля поздно вечером Платайс вместе с капитаном из охраны депо прошлись вдоль отремонтированного раньше срока бронепоезда. У каждого вагона Платайс задавал рабочим один и тот же вопрос:

— Готово?

Везде отвечали:

— Готово!

Часть рабочих уже освободилась и отошла от бронепоезда. Ремонтники сидели у стен, жевали чёрствые куски хлеба, оставшиеся у них со вчерашнего дня. Все очень устали — работали без отдыха почти двое суток.

Бронепоезд заново не красили — не было краски. Зато тщательно вымыли. Струи кипятка из брандспойтов с шипением лизали лоснящуюся броню.

В паровом котле уже поднималось давление. Дымила труба. Паровоз, как горячий конь, подрагивал могучим телом, готовый ринуться вперёд.

Кондрат Васильевич был в паровозной будке. Он вытирал ветошью стены.

Платайс остановился около паровоза и спросил у капитана:

— Вы довольны?

— Вполне! Надеюсь, что красные не попортят эту чудесную машину.

— Я уверен в этом! — сказал Платайс и снова оглядел депо.

Все были на своих местах.

— Не томите людей, господин барон! — произнёс капитан. — Их ожидаёт водка.

Платайс махнул рукой Кондрату Васильевичу, и могучий гудок заполнил депо.

Под этот густой паровозный рёв началось что-то невероятное. Рабочие, сидевшие у стен, набросились на часовых, выставленных у окон и дверей. На колчаковцев, находившихся рядом с бронепоездом, ремонтники прыгали сверху, с вагонов, сбивали с ног и обезоруживали.

Капитан прокричал какое-то ругательство и ухватился за кобуру. Платайс ребром ладони ударил его повыше локтя. Второй удар заставил капитана отлететь в сторону. Его подхватили рабочие, а Платайс побежал в хвост бронепоезда.

Засуетились пулемётчики у ворот депо. Против них были направлены брандспойты. Обжигающие струи кипятка оттеснили солдат от тупорылых «максимов». У задних ворот пулемётчики сдались, не сделав ни одного выстрела, а у передних произошла заминка.

Рабочий, поливавший колчаковцев кипятком, споткнулся и упал, сильно ударившись правой рукой о рельсу. Он быстро вскочил, хотел поднять брандспойт и не смог. Кипяток бесцельно лился на пропитанную мазутом землю. Окутанный паром рабочий беспомощно оглянулся, прижав к груди сломанную руку.

Кондрат Васильевич закрепил ручку гудка, выскочил из будки и побежал к рабочему.

Но колчаковцы уже опомнились. У пулемёта залёг солдат с тремя георгиевскими крестами. Рядом, у коробок с лентами, плюхнулся унтер-офицер.

«Не успеть!» — подумал Кондрат Васильевич.

Он бежал и видел дуло, прицельную рамку, голову солдата, прильнувшего к пулемёту. Сейчас заговорит «максим» и…

Унтер-офицер локтем ударил георгиевского кавалера, а тот оторвался от прицельной рамки и стал что-то поправлять в пулемёте. «Заело!» — мелькнула у Кондрата Васильевича радостная мысль. Он подхватил горячую кишку и хлестнул кипятком по колчаковцам.

Подоспели рабочие с винтовками. Унтер-офицер и солдат с крестами подняли руки.

Кондрат Васильевич вернулся в паровозную будку и освободил ручку гудка. Наступила звенящая тишина. Теперь гудок был не нужен. Он заглушил звуки короткой схватки, и наружная охрана не догадалась, что внутри депо произошёл переворот.

Рабочий, из-за которого чуть не сорвалась тщательно продуманная операция, виновато потупясь, стоял у паровоза.

— Ты бы левой! — укоризненно сказал ему Кондрат Васильевич.

Рабочий показал левую руку. Она была ошпарена. На пальцах и ладони бугрились пузыри.

Кондрат Васильевич охнул, словно ему самому стало нестерпимо больно.

— Прости, друг! — произнёс он. — Потерпи полчасика! Отправим бронепоезд — перевяжем.

— Потерплю, — отозвался рабочий, а Кондрат Васильевич пошёл к пулемету.

Он открыл крышку коробки, передёрнул ленту. «Максим» был в полном порядке. Нажми на спуск — и пулемёт заработает. Задумчиво посмотрел Кругов вслед георгиевскому кавалеру, которого уводили в помещение кладовой. Там уже толпились и другие обезоруженные колчаковцы.

СИГНАЛ КОМАНДИРА

Гудок паровоза слышал весь город. Полковника он обрадовал, Николая встревожил. Полковник вызвал адъютанта и приказал подать машину, чтобы ехать в депо. А Николай поторопил Трясогузку:

— Прибавь шагу!

Николай не знал, что означает этот гудок. Не стряслось ли что-нибудь в депо?

Впереди показались тёмные очертания пакгауза.

— Где они?

— Где-нибудь тут! — неопределённо ответил Трясогузка.

— Как же ты их найдёшь?

— Свистну!

Они подошли ещё ближе. Уже виднелась фигура часового, который медленно прохаживался вдоль пакгауза.

— Дальше нельзя! — сказал Николай. — Свисти!

— Что сейчас бу-удет! — загадочно произнёс Трясогузка и, сунув в рот два пальца, пронзительно засвистел.

Часовой остановился и прислушался.

— Тише не мог? — прошептал Николай. — Весь город всполошил!

— Тише нельзя, — спокойно ответил Трясогузка, не спуская глаз с пакгауза. — Не услышат.

— Ну? Где же они? — нетерпеливо спросил Николай.

— Подожди… Не сразу…

Над дверью пакгауза мелькнул огонёк. Глухо прозвучал выстрел. Часового качнуло вбок. Выронив винтовку, он повалился на землю.

Трясогузка хотел броситься к пакгаузу, но Николай успел схватить его за плечо.

— Открывайте! — во все горло завопил мальчишка.

Растерявшийся Николай зажал ему рот ладонью и зло сказал:

— Никак спятил ты, парень?

Трясогузка барахтался в его руках и что-то мычал, указывая на пакгауз. Николай увидел две тени, склонившиеся над лежащим без движения часовым. Секунда — и тени скользнули к двери. Лязгнула металлическая накладка. Двери распахнулись. Цыган весело прокричал: