Иван Сиверцев - Дети дупликатора

Владимир Васильев

Дети дупликатора

Автор выражает сердечную благодарность Сергею Каташу – за общие консультации по миру «Сталкера», а также Сергею Адаменко – за консультации в области простейшей генетики и влияния радиации на живые организмы.

Глава первая

Иван Сиверцев паковал образцы на предпоследней точке, когда невдалеке, скорее всего – в жидком перелеске, до которого было метров двести голого пустыря, вторично кто-то взвыл. Тоненько, чуть ли не ультразвуком. Но очень… как бы это сказать… Неуютно, вот.

Именно, что неуютно. Так взвыл, что сразу захотелось оказаться в километре отсюда, за высоченным забором полевого исследовательского поста в просторечии именуемого заимкой. Сиверцев оторвался от работы и с тревогой поглядел в сторону перелеска.

– Спокойно, Ваня, – без тени тревоги пробасил Филиппыч.

Филиппыч был старый вояка и Зону истоптал вдоль и поперек – разумеется, в тех секторах, куда был открыт официальный доступ и где велись легальные исследования. Однако по нескольким оброненным фразам Сиверцев понял, что в окрестностях Радара, к примеру, Филиппыч тоже бывал, причем совсем недавно, а всякий знает: официальных исследований там уже лет десять не ведется.

– Я спокоен, – проворчал Сиверцев. – Я совершенно спокоен! Как рыба в пирожке!

Слова его были неправдой. Не то чтобы Ваня чрезвычайно взволновался или серьезно струхнул – нет, этого точно не было. Но некое подспудное беспокойство этот необычный вой все-таки внушал. Во-первых, непонятно – кто ж это там голосит. Собаки так не воют, кабаны тем более. Сиверцев снова покопался в памяти, перебирая известных ему существ Зоны и вторично не сумел вспомнить никого, кто мог бы издавать подобные звуки.

– Филиппыч, – обратился Ваня к охраннику. – А это кто, а? Что-то я не пойму.

Сиверцев опять занялся упаковкой образцов; говорил он даже не обернувшись к Филиппычу. Демонстрировал спокойствие.

– Да хер его знает, – невозмутимо ответил вояка. – Полезет – выясним. А не полезет, так и хорошо.

Сиверцев против воли покосился на оружие Филиппыча – запредельно жуткого вида автоматище с какими-то навесками и подвесками на стволе, с оптическими стабилизаторами и модулями лазерного наведения. Этой штукой вроде бы можно было остановить тяжелый танк. Правда, Филиппыч при упоминании тяжелого танка всегда честно добавлял: «Если повезет». У самого Сиверцева имелся обыкновенный «калаш», который Ваня по старой памяти именовал «ружжом». Изначально ружжом был назван простенький дробовик, с которым Сиверцев впервые очутился в Зоне; с ним Ваня потом ходил за периметр еще несколько раз. До первой пальбы. Палить тогда пришлось по собакам, Ваня вполне обоснованно подозревал, что все расстрелянные им патроны были потрачены впустую, поэтому переборол неприязнь ко всему огнестрельному и твердо решил регулярно захаживать в институтский тир. Однако Тараненко вскоре надолго упрятал Сиверцева в Зону и Ваня послушался совета охранников заимки, перешел на «Калашников». Простенько и надежно, то что и требуется ученому. Когда снова пришлось отстреливаться от собак, Ваня совершенно точно парочку уложил. А потом еще и взял за правило ежедневно практиковаться на заимке. Вояки над ним посмеивались, но беззлобно, скорее покровительственно. Сиверцев не обижался и уже через полгода совершенно обоснованно мог заявить, что с автоматом управляется сносно.

Упаковав последний картридж в контейнер, а контейнер в заплечник, Сиверцев влез в лямки, подтянул их, передернул плечами, устраивая ношу половчее, и подобрал с земли свой «калаш».

– Готово, Филиппыч! Можно двигать.

– Погоди двигать, – отозвался Филиппыч, неотрывно глядя на левый рукав комбеза, туда, где в одежду был встроен экранчик биосканера.

– Чё там? – полюбопытствовал Сиверцев, настораживаясь.

– Кажись, кого-то едят. – Филиппыч оставался леденяще-спокойным.

Сиверцев зябко поежился, хотя утро было не холоднее, чем обычно. Низкое серое небо давило на психику почти осязаемо, того и гляди колени начнут подгибаться. А тут еще этот вой, будь он неладен! Хотя, если Филиппыч спокоен – скорее всего ничего страшного.

А с другой стороны – Филиппыч всегда спокоен. Его самого есть станут, а он и бровью не шевельнет, просто прицелится из своей адской пушки и бабахнет. Так бабахнет, что и тяжелому танку мало не покажется.

– Уходим, – наконец произнес Филиппыч и оторвался от сканера.

Ваню уговаривать не пришлось – тут же зашагал по проторенной с утра тропе.

Вообще у сталкеров есть примета: возвращаться той же дорогой, которой пришел – к беде. Но Сиверцев с Филиппычем не сталкеры. У них приказы да инструкции, а если инструкций не соблюдать – вылетишь из проекта вмиг, с этим и у вояк быстро, и у институтских. Поэтому хочешь не хочешь, а спозаранку вдоль оставленных следопытами вешек, топ-топ за образцами и пикнуть не смей. И обратно этой же дорогой. Можно не след в след, но вдоль вешек и никаких отклонений.

Тропа тропой, но под ноги Сиверцев глядел внимательно. Разумеется, ему далеко было до опытного ходока по Зоне, того же Филиппыча, к примеру. Но самые явные опасности Ваня давно научился примечать загодя. Около заимки опасностей было немного, аномалии возникали крайне редко даже после наиболее сильных выбросов. Наверное, это место потому под заимку и облюбовали. Филиппыч говорил, что лет десять назад эту пустошь именовали Тихой плешью и здесь частенько останавливались передохнуть и военные, и вольные сталкеры, и бандиты разные – все, кто блуждание по проклятой земле Зоны превратил в профессию и образ жизни.

Серая башенка заимки отчетливо виднелась на фоне чуть более светлого неба. Тонкой риской выделялся ствол пулемета на крыше. Ствол глядел на восток, в сторону трущоб и бара «100 рентген», откуда чаще всего являлись гости. Охранника у пулемета не было видно, но это совершенно не значило, что его там нет. Торчать на виду в Зоне – опасное занятие. Маскируются все, кто намерен выжить.

На полпути к заимке нужно было задержаться у последнего сенсора и сменить отработанный за ночь картридж на свежий. А потом доковылять до периметра и все, можно будет расслабиться, чайку попить, а после засесть в лаборатории и поглядеть, чего ночь минувшая интересного принесла.

Не тут-то было…

– Стой-ка, – скомандовал Филиппыч и присел у чахлого, покрытого длинными шипами куста.

Сиверцев на полном автомате остановился и тоже присел.

К сожалению, куст не мог служить сколько-нибудь надежным укрытием – ученого и охранника видно было издалека. Но и они видели всякого, кто рискнул бы к ним приблизиться, потому что вокруг расстилалась плоская пустошь, лишь кое-где поросшая жесткой травой и колючими кустами, подобными тому, у которого они задержались.

Филиппыч изготовился к стрельбе с колена. Сиверцев всмотрелся – от давешнего перелеска опрометью неслась какая-то четвероногая тварь. К счастью, только одна.

«Собака, что ли? – подумал Сиверцев, щурясь. – Не слепышка, это уже видно. Но и не чернобылец, этот вот так, дуром, не попрет, не тот темперамент… Псевдособака, наверное».

Тварь бежала сломя голову почти точно к Сиверцеву и Филиппычу. Вскоре сомнений не осталось – это псевдособака, дальний и сильно мутировавший родич обыкновенного волка. Псевдособаки в отличие от слепышей видят нормально, но эта перла не разбирая дороги и презрев осторожность.

«Что-то с ней не так». – Сиверцев обеспокоенно взялся за автомат и тоже изготовился к стрельбе.

– Готов? – с ленцой спросил Филиппыч.

– Готов, – подтвердил Ваня.

– Как скомандую – добивай, – вздохнул Филиппыч и выстрелил. Раз, другой и для верности третий. После первого псевдособака споткнулась и полетела кубарем, после второго чуть изменила направление, куда летела кубарем, а после третьего еще разок-другой кувыркнулась, шлепнулась на землю и застыла. Добивать не пришлось.

«Ну и к лучшему», – подумал Сиверцев с некоторым облегчением. Все-таки он не любил стрелять, особенно в живых существ, будь они хоть самыми распоследними монстрами Зоны. Пусть уж лучше Филиппыч, у него работа такая.

В перелеске снова кто-то заверещал – так же как и раньше, на пороге ультразвука; Сиверцева аж передернуло, до того звук был несовместим с человеческим восприятием.

– Наблюдай за леском, – буркнул Филиппыч, привстал и на полусогнутых, быстро-быстро засеменил к валяющейся собаке.

Ваня аж дышать забыл от удивления. Чтобы Филиппыч пошел глядеть на подстреленную шавку? Ну и ну! Сроду такого не бывало.

Тем не менее Филиппыч пошел. Осторожно приблизился, держа псевдособаку на мушке – куда ж без этого? Правильный боец мертвых боится пуще живых – от живых хоть знаешь чего ожидать…

Опомнившись, Сиверцев прекратил пялиться на Филиппыча и взглянул куда было сказано – на перелесок. Никто оттуда, вроде, больше не спешил пожаловать. И замечательно.

Примерно через полминуты Филиппыч негромко позвал:

– Наука! Подь-ка сюды!

Сиверцев послушно встал с колена и приблизился, не забывая зыркать в сторону перелеска.

– Это чего за хрень? – поинтересовался Филиппыч.

Ваня взглянул и сразу понял о чем спрашивает Филиппыч.

Псевдособака была самая обыкновенная – лохматая, грязная, желтозубая. Вот только в черепе ее виднелась дыра и из дыры этой высовывалось нечто вроде толстого, с тюрингскую колбаску, белесого червя. Дыра располагалась практически точно на темени; шерсть на макушке была влажной и испачканной то ли сукровицей, то ли слизью. Крови практически не было – так, легкие красноватые потеки и все. И если собака лежала неподвижно, то червь – это было хорошо заметно – шевелился, словно личинка в куче навоза. Он не пытался выбраться из собачьей черепушки или спрятаться внутрь – он просто бестолково подергивал из стороны в сторону головой (если, конечно, наружу торчала голова, а не задница) и ерзал вперед-назад. А если точнее, то даже не ерзал, а сокращался, что ли, истончая туловище и делаясь длиннее, а затем толстея и укорачиваясь.

Сиверцев не мог ответить охраннику – что это за хрень. Он просто не знал. Очевидно, какой-нибудь паразит. Паразиту, конечно, уместнее обитать в кишечнике, но тут, извините, Зона, а не Диснейленд, всякое бывает.

– Не знаю, Филиппыч, – честно сознался Сиверцев. – Впервые вижу.

– Дрянь какая, – в сердцах бросил охранник. – Тьфу! Снимай, и двигаем от греха.

О том, чтобы изучить паразита поближе не могло быть и речи – сталкиваясь в Зоне с неизвестными формами жизни их по первости разрешалось только снять на видео. До выяснения – вдруг с таким уже сталкивались раньше. Никакого тактильного контакта. А то один легкомысленный неофит притащил на точно такую же заимку, южнее Милитари, неизвестное насекомое. В стандартном контейнере, задраенном по всем правилам! Девять человек погибло, только мумии остались, а спасся единственный следопыт, который с рассвета ушел тропить и ставить вешки, а на обратном пути заподозрил неладное, когда часовой на вышке не отсигналил ему обычное «заходи». И никто так и не понял что там произошло – только устный отчет неофита сохранился. Так, мол, и так, подобрал неизвестное насекомое, определил в контейнер, возвращаюсь на полевой пост, расчетное время прибытия надцать часов с минутами…

В общем, Ваня живенько снял короткий ролик, сделал несколько крупных, насколько позволял зум, кадров и быстро задиктовал сопроводительный текст.

– Все, Филиппыч! – дал он знать, пряча камеру в нагрудный чехол.

– Отползаем! – скомандовал тот.

Метров двадцать охранник пятился, потом двинулся боком, глядя то в направлении движения, то оборачиваясь к собаке с червем в башке, и лишь метров через полста решился повернуться к ней спиной. Да и то, продолжал оглядываться.

Последний сенсор Ваня обслужил как мог быстро. А полностью расслабился только когда часовой над воротами изобразил «заходи» и приоткрыл створку. А еще точнее – когда створка наглухо задраилась за их с Филиппычем спинами.

– Фу-у-у… – протянул Сиверцев облегченно и побрел через плац, к лабораториям. Филиппыч секундой раньше направился к дежурке при воротах, закрывать выход.

Плац Ваня пересекал быстрее, чем обычно ходят по Зоне, но на небо все равно поглядывал. Чисто автоматически. Вот и крылечко, вот и кодовый замок…

Замок был не только кодовым: каждый цифровой сенсор помимо всего прочего был снабжен папилляторным распознавателем и перепрограммировался при каждой смене вахты.

В предбаннике Сиверцев прошел быструю процедуру омовения и опрыскивания, сбросил верхнюю одежду и полумаску в комод, опустошив предварительно карманы. Образцы и снаряжение тоже омыл-опрыскал, ружжо сунул на место, в оружейный шкаф; патроны и гранаты оставил где были, чтоб впопыхах потом не рассовывать. Облегченно вздохнул и вошел в лабораторию.

В офисной части у терминала сидел Колюня и рассматривал какие-то ископаемые слайды. На свет, перед монитором.

– Здорово, Балтика, – буркнул ему Сиверцев и повернулся к сейфу, куда надлежало запереть образцы. – Связь была?

– Ага, – виновато ответил Колюня, отложил слайды и шмыгнул носом.

Сиверцев замер. Потом медленно повернулся к коллеге.

– И как? – спросил он, заранее предполагая каким будет ответ.

– Сменяемся мы с Рахметяном, – все так же виновато сказал Колюня. – Ты и Белых остаетесь еще на месяц…

«Господи, за что?» – тоскливо подумал Ваня.

Его оставляли и на четвертый срок. С момента, как Сиверцев заступил на первую вахту, Колюня Бортко, к примеру, успел оттрубить бок о бок с Сиверцевым положенные четыре недели, потом четыре недели провести в городке за периметром и снова четыре недели здесь. И сейчас поедет отдыхать. А Ваня останется. Сева Белых остается на второй срок – такое, в общем-то, не редкость, многие работают в режиме две вахты через одну. Реже, чем прежде, когда срок вахт еще был трехнедельным, но все же работают. Три вахты подряд как-то трубил пан Ховрин, но у него выбора не было: горел один проект, а заменить оказалось некем. В общем, Тараненко посулил солидную премию и Ховрин остался. Говорят, когда-то давно неизвестный Сиверцеву сорвиголова-биолог отсидел на заимке, восточнее Агропрома, те же три вахты, но в прежние времена на многие нарушения режима ооновские наблюдатели смотрели сквозь пальцы. Не то, что сейчас.

– Чемпионом будешь, – вздохнул Колюня, криво улыбаясь.

– Видал я такое чемпионство знаешь где? Мне уже ванна с пеной снится, елки зеленые! Почти каждую ночь!

Ванна Сиверцеву действительно снилась. Не каждую ночь, но частенько.

О причинах собственного зависа в Зоне Ваня не знал, но догадывался. Тараненко отчего-то не желает, чтобы Сиверцев торчал в городке и институте, поэтому попросту убрал его в Зону да и все. Догадывался Ваня и о мотивах такого поведения шефа. Тараненко боялся, что Ваня разболтает кому-нибудь что-либо запретное. Например, все, что невольно увидел во время самого своего первого выхода в Зону, еще не на стандартную вахту, а в короткий трехдневный рейд. Как раз, когда закончилась история с монстром-псиоником, похищавшим сталкеров. Правда, относительно монстра Сиверцев ничего разболтать не мог, потому что его изучением почти не занимался – так, делал однажды заключение по поводу одного материальчика – и все. Однако история монстра каким-то образом переплеталась с историей предмета, который сильные мира сего именовали дупликатором и явно намеревались захватить.

Провалилась их попытка: сталкер по кличке Псих каким-то образом умудрился обмануть всех и удрать в Зону, где, по-видимому, и пребывал до сих пор никем не пойманным, если только не погиб за неполные шесть месяцев. Дупликатор, насколько Сиверцев мог судить, тоже не нашли – Псих подсунул заинтересованным людям не то муляж, не то копию, которую так и не смогли привести в рабочее состояние. Как это Психу удалось – неведомо. Провести Тараненко – это из области фантастики, а уж Покатилова, даже пережившего несколько мощных официальных наездов, и подавно. Но Псих сумел. Недаром, видать, его так обозвали…

Самое обидное состояло в том, что Сиверцев толком ничего и не знал. И разболтать ничего особо не мог. Однако Тараненко по всей видимости боялся и тех крупиц, которые Сиверцеву были известны. Но все чаще невольно вставал вопрос: что ж теперь Ване – сидеть на заимке до скончания веков? Рано или поздно ооновцы взвоют, потому что всем вахтовикам положена регулярная реабилитация, а с подобными вещами в Европе строго, это не Россия с Украиной и Белоруссией, который уже век не вылезающих из тотального разгильдяйства и наплевательства на все и вся. Узнают наблюдатели – даже Тараненко вздрючат, невзирая на его связи и регалии.

– Х-холера, – мрачно изрек Сиверцев и принялся загружать образцы в сейф-холодильник.

– Вань, – жалобно сказал Коля Бортко. – Я-то ни в чем не виноват… Это все Николаич комбинирует…

– Знаю, – буркнул Сиверцев. – Но все равно злюсь. Извини.

– Извиняю, – вздохнул Колюня с некоторым облегчением. – Как выход-то?

– Более-менее. – Сиверцев закончил с сейфом и образцами и захлопнул дверцу, после чего подсел ко второму свободному терминалу – надо было еще слить ролик о червяке и тут же попробовать отправить его в институтскую базу, раз уж связь с утра есть. – За вторым сенсором в рощице какая-то дрянь животная обосновалась, то и дело вопит. Аж уши закладывает. И псина оттуда прибежала реально невменяемая – Филиппыч ее пристрелил. Поглядели – а в голове у нее паразит какой-то неизвестный, червеобразный. У псины в черепе фистула, почти точно на темени, кровоотделения практически нет, только лимфа и, по-видимому, ликвор.

– Червеобразный? – Колюня брезгливо сморщился. – В голове? Тьфу, мерзость какая…

– Слыхал о таком? – поинтересовался Сиверцев, вынимая комп и налаживая передачу ролика.

– Нет, никогда.

– Я тоже.

– Сколько же здесь гадости всякой, мама дорогая! – Колюня покачал головой. – Никогда мы эту клоаку не разгребем. Так и будет нарывом поганым на теле матушки-Земли.

Сиверцев состроил скептическую гримасу:

– А что, кто-то пытается разгребать? Качают бабло нашими, Колюня, руками и живут красиво подальше отсюда. Без грязи, без радиации, без тварей мерзких с червями в голове. Сколько лет уже все это длится! И растет ведь Зона, растет непрерывно!

– Это да, – согласился Бортко. – Раньше от заимки до кордона за час-полтора добирались, а сейчас и за четыре не всегда…

Сиверцев слил ролик с переносного компа в память терминала, вяло потыкал иконку вызова базы, но связь если с утра и была, успела присохнуть. Индикатор трансфера еле-еле теплился желтеньким. Понятно было, что ролик сейчас не уйдет.

«Ну и фиг с ним, – подумал Сиверцев ожесточенно. – Когда уйдет, тогда и уйдет».

Он встал, дернулся было в сторону лаборантской, но, не сделав и шагу, замер. Теоретически неплохо было бы посидеть над вечерними данными, систематизировать их, не торопясь по полочкам разложить, сравнить со средневзвешенными, попробовать понять по какой причине есть разница, а там и за утренние приниматься. Но желание работать начисто отпало.

О причинах нетрудно было догадаться – Сиверцев морально приготовился к окончанию вахты, к возвращению в городок, к отпуску, черт возьми! К визитам в «Ать-два» и «Вотрубу», к пиву, наконец, которого не пил уже три месяца. Спиртяга спиртягой, но и более благородным напиткам должно найтись место в жизни простого цитолога-исследователя. Но в итоге ему выпал не отпуск, а четвертая подряд вахта.

«Хрена вам, – подумал Сиверцев мрачно. – Не стану я работать! У меня этот… как его… выходной, вот! И гори оно все!»

Он быстро направился к предбаннику и дальше, к выходу. Колюня Бортко провел его понимающим сочувственным взглядом и вновь потянулся к слайдам.

В отличие от Вани ему выходной не полагался.

Выскочив на плац, Сиверцев подумал:

«А куда, собственно, идти? Чем заняться? Как отдохнуть-то?»

И с некоторым замешательством понял, что на заимке, где не было выходных в принципе, отдохнуть и не получится. Охранники отдыхали просто: накатывали по полстакана разведенки и заваливались спать до следующего дежурства. Научники иногда собирались в курилке поболтать, но быстро скатывались на обсуждение профессиональных проблем, что трудно было счесть отдыхом. Да и ежеминутное ожидание какой-нибудь обычной для Зоны пакости не позволяло почувствовать себя вольготно и по-настоящему расслабленно. А без расслабухи какой отдых? Видимость одна.

Ноги сами привели Ваню к воротам. Наружу он, понятно, не собирался, для этого нужно окончательно выжить из ума, а он был всего лишь сильно расстроен. Да и не оделся он как подобает при выходе за ограду, только куртку накинул, чтоб не продуло. Безрадостное мышастое небо льнуло к земле; казалось – вот-вот оно опустится, подомнет, задушит, словно огромный ком пыльной ваты. Забьет ноздри, запорошит глаза и даже безутешные крики увязнут и умрут в этой необъятной грязно-серой толще.

На сторожевую вышку над воротами вела узкая крутая лесенка. Под четырехскатной кровлей от неба Зоны пряталась хорошо организованная огневая точка с двумя Т-образными наружными бойницами, двумя такими же, но обращенными в сторону плаца, обязательными мешками с песком и видеосистемой кругового обзора с внушительным зумом. Ваня, человек сугубо гражданский, не очень понимал зачем нужен круговой обзор – ровно половина обозреваемого горизонта приходилась на плац, башенку заимки и ограду, то есть, на обороняемую территорию. Но у вояк, без сомнения, имелись свои резоны.

«И, потом, – рассудил Ваня, как ему показалось вполне справедливо, – какая-нибудь тварь может перемахнуть через ограждение, через бетон и проволоку, и прорваться на плац. Вот тут-то и пригодятся бойницы, направленные вовнутрь заимки».

Перед мониторами полулежал дежурный охранник. Сиверцева он, конечно же, давно заметил, но никак не прореагировал на его приближение. Вообще говоря тревожить дежурных было не положено, служба как никак, но на заимке если жить строго по уставу – рехнуться недолго. Кроме того, научникам всегда позволялось больше, чем воякам, поэтому за подобные нарушения режима обыкновенно не наказывали никого и никогда.

Дежурил долговязый тип откуда-то из белорусской глубинки по фамилии Деточка и по прозвищу Дед.

– Скучаем, наука? – осведомился он, не меняя позы, когда Сиверцев вторгся в его фортифицированные пенаты.

– Тоскуем, гвардия, – уныло сознался Сиверцев. – Меня на четвертую вахту оставляют.

Дед выразил все, что по этому поводу думает, коротким и живописным русским глаголом.

– Угу, – не смог не согласиться с ним Ваня.

Дед полез за пазуху и добыл маленькую фляжечку, каких полно в любом сувенирном магазине.

– На, глотни, – предложил он, свинчивая пробку.

– А чё это? – Сиверцев принял и опасливо понюхал горлышко – с вояк станется и неразведенку пить.

– Не боись, не спиртяга, – успокоил Дед. – Рябиновая на коньяке.

– Ух ты! – Сиверцев глотнул. Даже рукавом занюхивать, что уже практически вошло в привычку, не пришлось. – Амброзия, практически!

Он приложился еще разок и вернул лекарство хозяину.

– Я, сам понимаешь, не сейчас, – сказал Дед, пряча фляжечку назад, за пазуху.

– Спасибо, – поблагодарил Сиверцев и вздохнул. – Не могу сказать, что ты безвозвратно развеял мою тоску, но…

Что «но» Ваня так и не сформулировал и начатая им немного театральная фраза так и осталась неоконченной. Дед уточнять не стал, он все понимал и без красивостей.

– Филиппыч уже почивает? – поинтересовался Сиверцев.

– Вряд ли, он ночью отпочивал. Старики спят мало.

– Да какой он старик, – фыркнул Сиверцев. – Тридцать семь всего. Эдак ты и меня в старики запишешь.

– Тут не в возрасте дело, – философски заметил Дед. – В смысле – не в годах.

– Ну, в общем, да, – согласился Сиверцев.

Он уже набрал в грудь воздуха чтобы развить мысль, но тут заметил, что Дед неотрывно глядит на центральный монитор внешней стороны. Неотрывно и пристально.

Взглянул и Сиверцев.

К заимке приближались гости.

– Ваня, – деревянным голосом сказал Дед. – Давай-ка ты к себе…

И в рацию:

– «Гнездо»! Подвахта! Полундра, гости! Минимум четверо, идут открыто на ворота!

– «Гнездо» принял, – тут же отозвалась рация. – Вижу их.

Соскальзывая по лесенке вниз, на плац, Сиверцев отметил хищно шевельнувшийся ствол пулемета на крыше башенки. От караулки уже неслись, дробно топоча по бетонным плитам, Филиппыч, Санечка и Потап, а от входа в башенку – Ткачук и Фалинский. В «Гнезде», то бишь основной огневой точке на крыше заимки, по обе стороны от пулемета торчало по каске, значит туда подкрепление к единственном дежурному уже прибыло. Одна из касок нависала над полевым биноклем.

«Кого ж это несет? – подумал Сиверцев, по-тараканьи ныряя в сумрачный предбанник. – И чего это вояки так всполошились? Может, просто сталкеры торгануть наладились».

Сталкеры иногда наведывались на заимку слить простенькие артефакты, которые неохота таскать по Зоне и лучше сразу же продать по дешевке, но освободить рюкзаки для чего-нибудь более ценного. Скупкой подобного барахла в эту вахту заведовал Альберт Рахметян. Казенные фонды для покупок были, ясное дело, зело тощие, поэтому ничего серьезного сталкеры ученым не предлагали. Но даже каким-нибудь незатейливым каплям, медузам или бенгальскому огню ученые были рады – необычные свойства артефактов часто использовались в экспериментах и можно было без обиняков сказать, что являлись серьезным подспорьем официальной науке в деле изучения тайн Зоны Чернобыльской АЭС.

Колюня все возился со своими слайдами. При виде вломившегося в лабораторию взъерошенного Сиверцева он медленно выпрямился в кресле и вопросительно уставился на коллегу.

– Ты чё, рацию не слушаешь? – кинул ему Сиверцев. – Гости! Вояки переполошились, словно на нас полк марширует.

Бортко без слов потянулся к рации, торчащей из стакана-зарядника, и включил ее.

– …еще двое! Как понял, прием? – пролаяла рация голосом Филиппыча.

– Вас понял, наблюдаю! – отозвался то ли Ткачук, то ли Фалинский – Ваня не разобрал кто именно.

– Чего там? – испуганно справился Колюня. – Стрельба грядет?

– Да хрен его знает! Я к Деду на ворота влез. Он на мониторах и отследил, гостей-то. Говорит – четверо. Я не успел рассмотреть, велели прятаться.

Колюня неразборчиво выругался. Не любил он подобных сюрпризов, справедливо ожидая недоброго от любой мелочи. Зона есть Зона, чтоб ее, никогда она не бывает доброй.

Рация долго молчала.

– А давай-ка на шестнадцатый! – осенило вдруг Сиверцева. – Хрен ли наших слушать-то…

Внутренним каналом военсталкеров и институтской охраны служил девятый, поэтому рации на заимке на него обыкновенно и настраивали.

Колюня сноровисто потыкал пальцем в кнопки; рация несколько раз пискнула. Спустя несколько секунд раздалось шипение – кто-то нажал на тангенту, но говорить почему-то не торопился. Раз, другой. Потом все же заговорил:

– Внимание! Группа, приближающаяся к полевому посту ноль-четыре, назовите себя! Говорит начальник охраны капитан Гурьев.

Капитан Гурьев, в обыденной жизни – Филиппыч, запрашивал гостей спокойно, несуетливо, но так, что без уточнений чувствовалось: командует он не бойскаутами и в руках у его людей не тросточки.

Филиппыч повторил обращение и добавил, что в случае неответа откроет огонь на поражение когда дистанция сократится до полуста метров.

Тут ожила внутренняя трансляция, проводная. Фалинский из «Гнезда» подсказал:

– Филиппыч, они рукой сигналят!

Трансляция душераздирающе зафонила, как будто включенный микрофон поднесли к громкоговорителю, и сквозь фон прорвался обнадеживающий голос Филиппыча:

– Вижу!

Затем фон прервался; стало очень тихо, до звона в ушах.

«Сигналят – уже легче, – облегченно подумал Сиверцев. – Наверное, действительно сталкеры».

Колюня Бортко тоже малость расслабился.

Рация снова какое-то время молчала, довольно долго.

– Давай-ка опять на девятый! – Колюня шевельнулся, переключая каналы, и едва он перелистнул настройку до девятого, лаборатория вновь наполнилась звуками.

– …будет распоряжение – пустим, – увесисто пообещал кому-то Филиппыч. – А так – не положено!

– Филиппыч, ну не дури ты, – ответил ему упомянутый кто-то, надо полагать – один из гостей. – Нам только поговорить.

– Говорите так. – Филиппыча трудно было смутить. – Хочешь, я ему рацию сам отнесу.

– Перетрудишься, – хохотнул собеседник. – Тогда, может, пусть он к нам выйдет?

– А он выйдет? – уточнил Филиппыч.

– Выйдет, выйдет. А как услышит кто пожаловал – так и выбежит.

«О ком это они? – подумал Сиверцев со все возрастающей тревогой и столь же стремительно накатывающим подозрением».

– Ну, ладно, ща спрошу. Только если откажется – не обессудь, я ему в таких делах не командир.

Грюкнула дверь и лабораторию вошел заспанный Рахметян; почти в тот же момент вторично зафонила трансляция и Филиппыч все так же невозмутимо объявил:

– Ваня! Сиверцев! Тут гости пожаловали. Тебя видеть хотят. Говорят, от Покатилова.

«От Покатилова!» – Сиверцев даже дыхание задержал.

Он почти и думать забыл об этом человеке, сидя который месяц в Зоне. Фигурально, разумеется. Потому что по-настоящему забыть о подобных людях невозможно.

– Пойдешь? – спросил Филиппыч.

Ваня на негнущихся ногах побрел к пульту управления трансляцией. Подошел, коснулся кнопки указательным пальцем и склонился к микрофону:

– Пойду.

Перевел дыхание и поинтересовался:

– А они точно от Покатилова? А то мало ли…

Ответили Сиверцеву не по трансляции, а на девятом канале.

– Точно, Ваня, – послышался низкий мужской голос. – Выходи.

Сиверцев облизнул пересохшие губы, выпрямился и по очереди глянул на коллег, видимо неосознанно пытаясь найти поддержку.

Рахметян, стоя неподалеку, пристально смотрел на Ваню. На щеках его перекатывались крупные желваки.

– Это кто? – подозрительно спросил Рахметян. – Кто вот сейчас говорил?

– Покатилов, – спокойнее, чем можно было ожидать, объяснил Ваня. – Я пойду, Альберт… Сам понимаешь…

Рахметян прекратил играть желваками на скулах и мелко закивал:

– Понимаю… Иди.

И Сиверцев пошел. В предбаннике накинул куртку, повесил на шею полумаску, а за спину автомат.

Коллеги наблюдали за ним в проем открытой двери. Наблюдали одобрительно: идешь за ворота – снарядись так, будто собрался на Агропром. Потому что Зона.

У ворот поджидали Филиппыч и Санечка – при брониках и касках.

– Если получится, далеко не отходи, – предупредил Филиппыч. – Оно вроде и тихо, но сам знаешь… Не Парк культуры. Мы прикроем, если чего.

Сиверцев встретился глазами с начальником охраны – видимо, у Вани был очень жалобный и выразительный взгляд, потому что Филиппыч тут же поспешно уточнил:

– Я имею в виду – от зверья прикроем, если сунется. Ворота мы притворим, но запирать пока подождем, имей в виду. Если что – быстро проскочишь.

– Спасибо, Филиппыч, – искренне поблагодарил Сиверцев.

«А чего мне бояться-то? – подумал он чуть позже, подходя к щели между створками ворот. – Я у Покатилова в логове уже бывал. Вроде, он ко мне ровно отнесся, даже и не давил… Ну, да, с Тараненко у них непонятка вышла, ну так я, если разобраться, Тараненко и не указ. Делаю что велят, да и все…»

Мысли были меленькие и удобненькие; в следующее мгновение Сиверцев понял, что заранее оправдывается, а это было плохо. Во-первых, стратегически неверно, поскольку самостоятельно против Покатилова Ваня не совершил ни единого действия, стало быть, какие оправдания? А во-вторых, тактически неверно: в позу подчинения Ване встать, без сомнений, придется, но зачем же так сразу-то?

С тем он и вышел за ворота.

Ветра не было совершенно, но пучки жесткой травы все равно слабо колыхались. Небо посерело до такой степени, что его уже хотелось назвать черным.

«Дождь будет», – подумал Ваня, отвлекаясь.

Подумал, и приободрился. Если клиент отвлекается, значит клиент приходит в себя. А это замечательно.

Метрах в семидесяти от ворот поджидали охранники Покатилова. Двое. Ваня, не забывая внимательно глядеть под ноги и зыркать вправо-влево, приблизился. Зона за три месяца крепко запустила в него кривые и цепкие корни: он уже не мог просто идти, ни на что не обращая внимания. Он мог идти только по безопасному пути и все время в этой безопасности пытался удостовериться вновь и вновь.

Сиверцеву не сказали ни слова, один из встречающих просто едва заметно повел головой – за мной, мол – и направился прочь от заимки. Двигался он без суеты и спешки, но отнюдь не вальяжно.

– А нельзя тут? – рыпнулся было Ваня, но второй охранник его просто подтолкнул между лопаток. Кажется, стволом, причем Ваня даже не разглядел стволом чего.

«Хана прикрытию», – подумал он. Как ни странно – без особого волнения. Наверное, подспудно Сиверцев был готов именно к такому повороту событий.

Покатилов ожидал метрах в трехстах от заимки, около крошечной низинки. Тут же торчали очередные жидкие кустики – такие издалека и не разглядишь толком. Безлистые, как трава – одни стебли, и те в цвет окружающей местности. Вот между кустиками и низинкой Покатилов и расположился. Вместе еще с двумя охранниками. Один прятался в кустах – довольно удачно, комбинезон у него был что надо, Ваня не сразу его и заметил. Второй возился у огонька. Да, да, и огонек тут был – маленькая бездымная спиртовка, на которой в данный момент кипятилась вода в цилиндрической посудине с длинной ручкой. Отчетливо пахло свежезаваренным кофе.

– Ну, здравствуй, пропажа, – первым поздоровался Покатилов. – Присаживайся! Кофе будешь?

И указал на раскладной стульчик напротив себя.

Один из охранников отобрал у Сиверцева автомат и ушел к коллеге в кусты. Второй просто убрел в сторону низинки. Тот, что возился у спиртовки, налил кофе в металлические кружки, но не банальные армейские, а термические, двухслойные, с надписью «Berghoff» на блестящих полированных боках. Налил, погасил спиртовку и тоже удалился.

Сиверцев отчего-то подумал, что впервые перед беседой с Покатиловым его не обыскали. Автомат забрали, да, но по бокам не хлопали и по карманам не шарили. А ну как у него за пазухой пистолет припрятан?

– Здравствуйте, – сдержанно поприветствовал Покатилова Ваня. – Кофе буду!

Он присел на стульчик и потянулся к ближней кружке.

«Хоть кофейку хорошего попью, – подумал Сиверцев отстраненно. – А то на заимке такая пыльная гадость, зомби – и те побрезговали бы. А мы пьем, ети его в колготки…»

Но реальность не замедлила напомнить о себе.

– Что ж ты, Ваня, от меня прячешься? – спросил Покатилов почти ласково.

В другое время Сиверцев от этого вопроса и от этого тона почувствовал бы себя крайне неуютно. Сейчас он тоже не обрадовался, но известие о четвертой подряд вахте его не то ожесточило, не то просто придало безрассудной отваги. Поэтому он даже кружку с кофе от лица не убрал.

– Я? Прячусь?

– Ну, не я же! – хмыкнул Покатилов. – Я тебя после первой вахты ждал-ждал на поговорить, а ты зайти почему-то не соизволил. Нехорошо. А я не люблю когда нехорошо.

«Не знает, что ли? – подумал Сиверцев с недоумением. – Тогда расскажу…»

– После первой вахты у меня тут же вторая началась. Без паузы. А потом третья. И на днях, вот, четвертая начнется.

Покатилов поглядел на него с подозрением.

– Не понял!

Сиверцев пожал плечами:

– Я уже три месяца тут, на заимке, торчу. И дальше торчать придется, Тараненко распорядился. Думаете, мне самому не хочется пивка дернуть в «Вотрубе»? Или, допустим, в «Штях»?

– Погоди. Ты хочешь сказать, что весь апрель просидел тут, в Зоне?

– Ну, да! Конец февраля, март и апрель. И май досижу, и июня еще прихвачу, как пить дать.

– Опять не понял! – сказал Покатилов и сдержанно покачал головой. – Я смотрел институтский график. Там черным по белому сказано, что девятнадцатого марта ты благополучно сменился и отбыл с заимки в городок на реабилитацию. А шестнадцатого апреля опять заступил на вахту.

Теперь удивился Сиверцев:

– Я? На реабилитацию? Вранье, я как в феврале на заимку приехал, так с тех пор тут и торчу. Самое дальнее, куда отлучался – с Рахметяном и Филиппычем недели две назад в «100 рентген» заходили. У Рахметяна день-рождень был, решили коньяку прикупить, не все ж спиртягу жрать…

– Так-так-так, – пробормотал Покатилов глубокомысленно. – Ай да Тараненко, ай да сукин сын! А мне сказал…

Тут Покатилов умолк, поэтому Ваня так и не узнал, что ему сказал Тараненко. Хотя было бы интересно.

Некоторое время Покатилов молча размышлял, уставившись на свою кружку с остатками кофе. Возможно, он думал о том, какой Тараненко ловкач. Возможно – еще о чем-нибудь. Но это Ване тоже не суждено было узнать. Однако тот факт, что по институтским документам Сиверцев работал в нормальном режиме, через вахту, а в реальности ничего подобного – подряд, без реабилитации, совершенно однозначно что-то изменил в планах и намерениях Покатилова. Во всяком случае, разговор он решил завершить, причем немедленно.

– Что ж… Тогда на сегодня все, Ваня. Ступай, работай. Одна только будет к тебе просьбочка, уж не откажи. Когда на заимку Псих заявится, дай мне знать. Почту мою ты помнишь, надеюсь.

– Псих? – поразился Сиверцев. – Значит, он жив?

Покатилов с интересом воззрился на Ваню.

– А что, была информация о его смерти?

– Нет, не было, – смутился Сиверцев. – Просто о нем с осени ни слуху, ни духу, я думал сгинул он где-нибудь… Или вообще в бега подался.

Покатилов долго глядел Сиверцеву в глаза и тому стоило больших усилий, чтобы выдержать этот взгляд, не отвести глаза.

– Жив он, – наконец сообщил Покатилов. – И скоро объявится. Если ты заметил, я сказал «когда объявится», а не «если объявится». У меня есть основания говорить именно так, можешь не сомневаться.

– Я не сомневаюсь! – поспешно заверил Ваня.

– Вот и молодец. Сообщишь, значит. И очень будет хорошо, если сначала мне, а потом уж, чуть погодя – своему шефу.

«Знает, – понял Сиверцев. – Конечно же, знает…»

Слегка уже подзабытое ощущение ходьбы по раскаленной сковородке вернулось к нему во всем своем нервном великолепии. А Ваня Сиверцев всегда, и, скажем прямо, не без оснований полагал, что шпион из него получится хреновый.

Да и какой он, по правде говоря, шпион? Так, марионетка, мелкий осведомитель, разве что. И с одной стороны официальный шеф, неофициально работающий на какую-то загадочную зарубежную силовую контору и Сиверцева вынудивший помогать ему в этом, а с другой – вновь набирающий силу после зимних государственных наездов бандюган Покатилов. А сам Ваня – очередная песчинка, угодившая в эти безжалостные жернова.

Зря он надеялся, что осенняя история завершилась. История продолжается, нет сомнений – потому что Покатилов сказал не «если Псих объявится», а «когда Псих объявится». Нынешний его собеседник не из тех людей, которые легкомысленно бросают слова на ветер.

– Так я пойду? – спросил Ваня у Покатилова.

– Иди. И не забудь уж. Дашь знать о Психе – точно не пожалеешь. Я ведь не Тараненко, я за информацию реально плачу, а не кидаю.

– Ага, – обтекаемо согласился Сиверцев, развернулся и быстренько пошел к заимке.

Когда он проходил мимо кустов, охранник без лишних слов протянул отобранный недавно автомат.

Глава вторая

Едва ботаник ушел, Антон Бондаренко по прозвищу Киргиз на всякий случай предстал перед боссом. Босс по обыкновению охранника вроде бы и не заметил – как сидел, уставившись в кружку, так и продолжал сидеть. Думает, значит. А когда босс думает, лучше не мешать.

Киргиз, стараясь не очень маячить, терпеливо ждал. Долго, минут пять.

Потом Покатилов все таки поднял взгляд на охранника.

– Зови всех, уходим, – объявил босс.

Киргиз коротко, без пальцев, свистнул. С пальцами было бы громче, но сейчас все находились совсем рядом, громкость ни к чему. Наоборот, лучше тихо собраться и тихо свалить, без помпы и рекламы. Иди знай что за твари вокруг научной заимки ошиваются! Да и сами научники те еще типы: вроде как мирные и насквозь яйцеголовые, а туда же – с «калашами» ходят! И, судя по тому как держал недавний ботаник свой «калаш», стреляет он нередко. Да и сам ствол явно не в пыльном шкафу неделями стоит, сразу видно.

В Зоне Киргиз себя чувствовал не очень уверенно, но тут было кому глядеть вперед и замечать ловушки, так что по этому поводу он не особенно переживал. Зато стрелял он, если нужно, дай бог каждому.

За то, наверное, и пригрел босс в свое время незадачливого сталкера Киргиза. Впрочем, сталкера – чересчур громко сказано, не успел Киргиз стать сталкером, даже плохоньким не успел. Четыре ходки, первые три пустые, а последняя кровавая, аж вспоминать не хочется.

Киргизу было немного стыдно за себя недавнего – самоуверенного и наивного, припершегося несколько лет назад из родимых Чебоксар покорять Зону. Н-да… Едва-едва не допокорялся…

Сначала казалось, будто бы все просто – иди себе за периметр, гляди под ноги, дабы не влезть ни в какую дрянь, собирай артефакты, загоняй их потом разнообразным барыгам, торгуйся с ними до позеленения. Ничего особенного.

Насколько же все оказалось сложнее!!! Киргиз только на то, чтобы проникнуть за периметр, потратил почти все наличные деньги, а ведь собирался на них месяца три жить. В первый выход он решил далеко не забираться – без спешки осмотреться сначала, притереться к снаряжению, понять что к чему.

Нихрена в итоге не понял! Походил по заросшему колючей травой полю, не нашел ровным счетом ничего интересного. Даже сомнения взяли – а это Зона вообще или где? Может, кинули его, как последнего лопуха, денег взяли, а запустили в какие-то абстрактные дебри, где, понятное дело, никаких артефактов нет и быть не может?

Но потом Киргиз набрел на труп в сталкерском прикиде – старый, высохший, словно мумия. В черепе дырка, карманы вывернуты, рюкзак рядом валяется, тоже выпотрошенный. И изучать Зону в одиночку Киргизу резко расхотелось. Кляня себя на чем свет стоит за неоправданные траты, вернулся в городок, на съемную квартирку и решил, что самодеятельности хватит. Надо искать стаю.

Следующая неделя ушла у Киргиза на поиск подельников. Терся он по барам, на рынке, бродил по городку, суя нос в каждую встречную забегаловку. Чуть не получил по шее от каких-то рыночных темнил, которые приняли его за мента в штатском. Нарвался на проверку документов от ментов настоящих, но как-то с грехом пополам отбрехался, благо квартиру снял официально, в риэлторской конторе, да и в миграционке зарегистрировался чин-чинарем, а то точно назад в Россию выдворили бы. Соврал напоследок, будто бы ищет бюро по трудоустройству. Вроде поверили.

Однако этим же вечером допрашивавший его мент, к тому времени сменивший форму на цивильное, отловил Киргиза в баре «Фокус» и после пятиминутной предварительной болтовни ни о чем вкрадчиво поинтересовался какого рода трудоустройство его, Бондаренко Антона, реально интересует. А то, мол, можно устроить работенку, связанную с местной спецификой. Небезопасно, конечно, зато оплачивается неплохо. Киргиз послушался внутреннего голоса и откровенничать с ментом не стал. Не клюнул, то есть, на его посулы, хотя вообще-то Киргизу отчаянно хотелось согласиться. Скорее всего, правильно сделал, что не клюнул.

Еще примерно через неделю вышел на него другой тип, назвавшийся Рудиком, и позвал в компанию. Мол, собирается команда в сторону Милитари, ждут навар обильный, руки и стволы нужны. Выход на днях, после ожидаемого выброса.

На мента Рудик совсем был не похож, внутренний голос на этот раз смолчал, поэтому Киргиз поломался для порядку и согласился. Назавтра назначили знакомство с подельниками.

Команда Киргизу не то чтобы не понравилась – в конце концов, он не в скаутский лагерь приехал, и рожи у местного сброда были соответствующие. Команда не производила впечатления команды, вот что смутило. Шесть человек, но как-то вроде каждый сам за себя. Даже выпивку во время разговора каждый выбирал сам и платил за нее сам. Но Киргиз решил рискнуть. Снаряжение его новичковое в принципе одобрили, посоветовали только антирада докупить, а то мало ли?

Выброс случился через два дня; на третий в ночь и вышли. Киргиз заранее изучил карту и довольно быстро понял, что идут на самом деле вовсе не к Милитари, а почти точно на запад, в Дикие Земли. Но возникать Киргиз не стал, поскольку долговязый проводник по кличке Фаза топал достаточно уверенно, да и остальные не выказывали ни малейшего беспокойства. Вместо этого он сосредоточился на самой Зоне. Поглядел, к счастью издали, на первые в своей жизни аномалии – карусель и жарку, на чьи-то неопрятные останки около каждой и мысленно похвалил себя за мудрое решение прекратить одиночное покорение Зоны.

Потом пришлось отстреливаться от стаи собак; это дело было привычное и знакомое (не собаки, конечно, а стрельба – собаки были как раз жутковатые, голые, слепые, все в ужасающих кровоточащих язвах, бр-р-р-р…), Киргиз показал себя с самой лучшей стороны. Если до того на его ствол молча косились, то теперь косились не как раньше, а с уважением.

В итоге притопали в окрестности бара «100 рентген»; Рудик с Фазой ушли вперед на какие-то переговоры, а Киргиз и еще трое новичков остались их дожидаться на окраине трущоб, в полуразвалившейся беседке, которую оплетали жутковатого вида колючие лианы. В лианах Киргиз после того как присмотрелся с изумлением опознал дикий виноград, но в Зоне все было так: живность и растения зачастую можно было опознать, но при взгляде на теперешний их вид внутри что-то переворачивалось и холодело.

Рудик с Фазой привели еще одного типа, похожего на шахтера – в нелепой каске с фонарем, в робе какой-то засаленной и чумазого донельзя. У Киргиза сразу возникли нехорошие подозрения, которые, увы, позже оправдались. Пошли не прочь от трущоб, а наоборот, в самое их средоточие, в сердце. Индустриальный пейзаж, придавленный сорока годами запустения, сильно действовал на нервы. Киргиз дергался на каждую крысу, бросающуюся наутек при их приближении. Фаза заметил это и поднял его на смех, Киргиз отмолчался, хотя было обидно. В итоге пришли к какому-то ангару, полному ржавого, сильно фонящего железа. Самый здравомыслящий из команды, Саня Храпко, все сильнее хмурился. Да и у Киргиза предчувствия были не из лучших.

В ангаре Рудик с шахтером полезли то ли в подвал, то ли в подземелья какие – подковырнули ржавый металлический люк в одном из углов и принялись спускаться по вмурованным в бетон ветхим скобам-ступенечкам. Фаза мрачно проводил их взглядом и сплюнул в сторону.

Храп улучил момент и шепнул Киргизу, что ему все сильно не нравится и предложил в случае чего держаться вместе. Киргиз, разумеется, согласился – Храп, то бишь Саня Храпко, производил наиболее выигрышное впечатление из всего этого сброда. Заводилы же гоп-команды наоборот – чем дальше, тем более мутными типами казались.

Вскоре шахтер и Рудик вылезли на поверхность – оба злые, то и дело один на другого щерясь. Собственно, их ругню было хорошо слышно еще до того, как оба выбрались из люка. Новичкам они ничего толком не объяснили, выцепили Фазу, отошли в сторону и принялись громко шептаться. Киргиз уловил одну единственную фразу: «Схрон пустой». Стало быть, кто-то кого-то кинул или обокрал. Дело окончательно перестало Киргизу нравиться, а тут еще Храп намекнул: валить, мол, надо по-тихому, пока можно. Ну, они бочком-бочком, да из ангара и сделали ноги. За ними увязался и третий из новичков – Олег Суслов, которого называли, ясен перец, Сусликом. Почему за ними не увязался четвертый, имени и прозвища которого Киргиз сейчас уже и не помнил, осталось загадкой. Когда они с Храпом и Сусликом отошли от ангара довольно далеко, позади сухо хлопнул одиночный пистолетный выстрел. Кому он достался выяснять никто не захотел.

Суслик предложил по дороге завернуть в бар в поисках оказии, но Храп с Киргизом были против: не зная местного народу и местных обычаев можно было легко нарваться на неприятности. Суслик принялся ныть, что раз уж они в Зоне нужно хотя бы попытаться окупить выход – снаряжение, там, патроны, но Храп с Киргизом были непреклонны: надо валить за периметр и искать нормальных сталкеров, а не шваль вроде Рудика или Фазы. Никаких артефактов в людных местах они не найдут, а сунешься с их опытом в безлюдные – там и останешься. Киргиз теперь понимал это весьма четко. Храп тоже.

А Суслик, видно, так и не понял, потому что на полпути к периметру вляпался в перелеске в какое-то свисающее с веток мочало. Орал он громко, но недолго. Киргиз в первую секунду сунулся было помочь, но Храп придержал его за шиворот. А еще через пару секунд стало понятно, что правильно придержал – вместо лица и груди у Суслика стала сплошная кровавая рана-язва и крик его сначала перешел в булькание, потом в тихое сипение, а потом и вовсе сошел на нет.

Киргиз с Храпом некоторое время тихо пятились – не вслепую, конечно, озираясь и выбирая куда ступить. Потом Храп долго блевал у кривой березки. Как оклемался – обошли гиблое место по широкой дуге, попутно выйдя к уже знакомой карусели, но и ее удалось миновать благополучно. Перед самым периметром схоронились в кустах до темноты, а уже ночью тихо пролезли в знакомую дырку и оказались вне Зоны. Ближе к городку, у самого КПП их чуть не взял натовский патруль, однако и тут Киргизу с Храпом повезло – солдаты отвлеклись на подъехавший институтский автобус, а горе-сталкеры сочли за благо юркнуть в придорожные кусты, где царила кромешная тьма. Натовцы посветили им вслед фонарями, но догонять почему-то не стали.

Более дурацкого выхода Киргиз представить себе не мог. Верить не хотелось, что он вляпался во все это дерьмо и утешало лишь одно: он сам и Храп вместе с ним вовремя соскочили. С новоявленным приятелем условились встретиться через день в закусочной у вокзала и Киргиз потащился отсыпаться.

А через день, когда встретились и дотопали к вечеру до сталкерского бара «Шти», узнали, что Рудик и Фаза накануне синхронно склеили ласты. Почему-то не в трущобах Диких Земель, а дальше – на Янтаре. Во всяком случае, сообщение-«похоронка» в сталкерской сети утверждало именно это.

Киргиза и Храпа сразу же взяла в оборот сталкерская братия – пришлось выложить все, как есть, без утайки и без намеков – прямым текстом. Их выслушали и, без комментариев, отстали, хотя Киргизу показалось, что и это еще не конец.

Правильно показалось. Пришлось еще разок вспомнить подслушанную фразу «Схрон пустой», потому что объявились хозяева того самого схрона. Рудик с Фазой, оказывается, затеяли ограбить ухоронку барыг-перекупщиков, для чего и наняли четверку салаг – добытое надо было вынести из Зоны, ну и защитить в случае чего по пути к периметру. Киргиза и Храпа живо сцапали за воротники и пришлось снова тащиться в Зону, показывать и место гибели Суслика, и беседку с виноградом-мутантом, и ангар, и люк в углу – все, что запомнилось в том злосчастном выходе. Одна польза: с хозяевами схрона заодно действовали настоящие матерые сталкеры и Киргиз многое подсмотрел лично для себя, на будущее. Он и спрашивать пытался, но проводники отвечали не очень охотно и Киргиз быстро отстал.

Перекупщики, по всей видимости, были людьми серьезными, потому что вскоре к ним доставили под чумазы рученьки того самого шахтера, сильно нервничающего. Его утащили в люк, а вылезли сопровождающие мордовороты уже без него. И вроде бы, пока все они находились в подземелье, что-то там такое прозвучало, похожее на выстрел.

После этого Киргизу и Храпу посоветовали получше выбирать нанимателей и велели проваливать. А в Зону их взяли, надо сказать, как они в «Шти» заявились – без оружия, без масок и комбезов, без антирада. Киргиз заикнулся было об этом, но босс перекупщиков так выразительно покосился на люк, куда совсем недавно провели шахтера, что пришлось живенько прикусить язык, брать ноги в руки и валить так быстро, как это вообще возможно.

Вариантов у них с Храпом, собственно, имелось только два: либо возвращаться к периметру уже знакомым путем, либо рискнуть и сунуться в бар, чтобы попытаться купить или занять хоть минимальное снаряжение. Насчет купить оба сомневались: за периметром цены задраны, а денег ни Киргиз, ни Храп с собой не прихватили, потому что в Зону попасть не планировали. И если в прошлый раз более выигрышным представлялся вариант ухода, то теперь оба сочли: лучше в бар. Без стволов не то что собаки – крысы могут сожрать, и фиг что сделаешь.

В «100 рентген» их пустили, хотя охрана при входе на их прикид сильно и неприкрыто удивилась. Но потом кто-то шепнул на ушко, и со словами: «А, это позавчерашние…» Киргиза и Храпа таки пропустили внутрь.

Внутренность бара производила впечатление. В том смысле, что зал «100 рентген» не слишком отличался от приснопамятного ангара – все такое же облезлое и покореженное, от столов до светильников под бетонным потолком. Киргиз даже не удивился бы, если бы в каком-нибудь углу обнаружился люк под ржавой металлической крышкой. Народу внутри было немного, но и пустым зал назвать было трудно. Естественно, что два горемыки в городской одежде приковали все взгляды. Ну, а раз нашлось кому шепнуть про «позавчерашних», значит и текущее их положение присутствующим в общих чертах было понятно. Бармен, во всяком случае, сразу предупредил: шары, мол, не будет, можете на жалость не давить. Храп набычился, вынул деньги и спросил водки. Бутылка казенки стоила по мнению Киргиза астрономических денег, но им, бесспорно, было необходимо пригладить нервы, поэтому Киргиз тоже достал гривны и спросил закуски. В свою очередь, надо понимать, недешевой.

Так и оказалось. Дернули с Храпом по полстакана, закусили каждый половинкой беляша. Киргиз мрачно прокомментировал – надеется, что мясо в беляше не крысиное. Храп заверил, что ему все равно и налил еще по полстакана. Хлопнули, закусили вторым беляшом и тут Киргиз задал резонный вопрос – а что делать-то? Пропить остатки денег, ясен перец, не проблема, но как выбираться?

Едва вопрос был произнесен вслух, к их столику подсел один из местных и сообщил, что может помочь. Из бара к периметру периодически ходит караван. Вот их и решили нанять. Носильщиками. Как шерпов в Гималаях. Причем не за деньги, как обычно нанимали носильщиков, а просто за выход из Зоны. Зато гарантирована охрана и даже жрачка в случае задержки. Храп мрачно уточнил, а дадут ли пыльники и хотя бы по паре таблеток антирада. Тут местный заржал и доверительно сообщил, что по могильникам они лазить не собираются, а груз все равно в контейнерах, так что радиации можно не опасаться. Во всяком случае, от бара до периметра дорога хоженая и спокойная, при всем желании не схватишь такой дозы, чтобы жрать антирад.

В общем, они согласились. Караван выходил нынче же вечером, поэтому покемарив прямо за столом в баре, Киргиз с Храпом прошли в подсобку, напялили прямо поверх одежды необъятные комбезы с чужих плеч, от сапог отказались, навьючили тяжеленные рюкзаки, вышли наружу и пристроились в колонну таких же горемык, вынужденных подрабатывать носильщиками. На этом их злоключения и закончились – за периметр вышли без проблем, погрузили рюкзаки в ожидавший грузовичок, скинули и забросили туда же одежку, а водила великодушно подвез их до городка, причем бесплатно. Но на окраине остановился и велел вытряхиваться, ибо великодушие великодушием, а работа работой. Киргиз с Храпом вытряхнулись, поблагодарили и водила укатил, а они переглянулись и направились к ближайшей забегаловке, цены на водку в которой, тоже по обычным меркам не особо гуманные, после бара «100 рентген» показались сущим демпингом.

Ну а четвертый для Киргиза выход в Зону случился еще через две недели и вышел он ничем, поначалу не примечательным. Дошел в смешанной команде сталкеров, мало-мальски опытных и таких же неофитов, как и сам Киргиз, почти до Янтаря. Вроде как ожидали найти богатое поле артефактов, но не нашли. Зато стало понятно как правильно паковать артефакты в контейнеры – Киргиз и этого не знал. С собранной мелочевки особого навара не предполагалось, Киргиз уже решил было считать этот выход чисто учебным, но в последний день на их команду наскочила банда мародеров. Все произошло до того быстро и внезапно, что Киргиз и сообразить ничего толком не успел. Шарах, шарах – и вокруг одни трупы, а из какой-то ближней канавки ломятся шестеро до зубов вооруженных громил и рожи у них такие, что можно себя заранее записать в погибшие. Но у Киргиза упала планка, как это иногда бывало в тяжелые моменты, и он умудрился на голых рефлексах, без участия разума, положить всех шестерых прежде чем они до него добежали. Наверное, по нему тоже стреляли, но Киргиз этого не запомнил. Просто в какой-то момент обнаружил себя с полупустым магазином и воронке от взрыва. И никого живого вокруг.

Когда разум включился, Киргиз решил для профилактики затаиться и выждать. И в итоге оказался прав: через час из той же канавки вылезли еще двое. Этих Киргиз снял уже вполне осознанно, а после дослал в чертову канавку одну за другой пару гранат. Оказалось зря – в обнаруженной потом лежке больше никого не нашлось. Киргиз обшарил трупы на предмет ценностей, но нашел только патроны и немного денег, явно просто карманных. Тем не менее Киргиз их забрал. Кроме того, он забрал себе четыре ПДА и неплохой биосканер. Трофейные стволы Киргизу не понравились – либо слишком громоздки, либо под экзотический боеприпас, поэтому их Киргиз бросил.

Сложив все, что он счел ценным и что был в состоянии унести, в вещмешок, Киргиз двинул к окну в периметре и миновал его в полном соответствии с инструкциями погибших уже проводников. Грошевые артефакты у него выкупил поджидавший барыга, причем Киргиз не сомневался, что его сильно обули. Но это его заботило мало, потому что к тому моменту новоявленный сталкер впервые всерьез задумался о перспективах избранной стези. Он отоспался, посидел пару деньков в по барам, выбирая самые тихие, а потом в городок вернулся Храп, отлучившийся на родину по причине прохудившегося кошелька, и рассказал, что в большом мире грянула очередная арабская жопа, а значит цены абсолютно на все в ближайшее время удвоятся.

В общем, сидели они с Храпом в «Вотрубе» и мрачно прикидывали собственные шансы. И вдруг к ним подсел местный распорядитель и предложил пока еще не работу – смотрины. «Ты, – сказал он Киргизу, – вроде стреляешь мастерски. Надо бы взглянуть. А ты, – это уже Храпу, – вроде в саперном деле шаришь, да и на татами неплох…»

В другое время Киргиз удивился бы – Храп о собственных талантах за то время, что они провели вместе, ни разу не обмолвился. Но сейчас удивляться было некогда. В тире Киргиз выступил с блеском, даже лучше, чем сам ожидал, но расслабился лишь когда ему велели пойти прикупить себе приличный костюм, рубаху и штиблеты, на что выдали денег в конвертике. Киргиз вышел из «Вотрубы», но сразу никуда не поехал, дождался Храпа. «К портному?» – лаконично осведомился тот, когда тоже вышел. «Ага!» – весело сознался Киргиз.

Храп молча вызвал такси, а назавтра, в еще необмявшихся парах, оба знакомились с начальником охраны.

Босса, Виктора Павловича Покатилова, хозяина «Вотрубы» и много еще чего, Киргиз с Храпом впервые увидели только спустя два месяца.

Работать в охране оказалось не особо и сложно, но вообще говоря Киргиз вынужден был признать, что ранее представлял это дело совершенно иначе. К примеру, стрелять кроме как в тире, на тренировках, не приходилось вовсе, но с одной оговоркой: если только не приходилось идти в Зону. В первом же выходе, когда надо было сопроводить каких-то хмырей, то ли сталкеров, то ли туристов, постреляли вволю – у собак словно крыши посрывало, кидались на группу почти беспрерывно, стаями. Но кое-как отбились. Потом были еще выходы, уже без чрезмерной собачьей активности, но постреливать по мутантам все равно приходилось. Дело у Покатилова было поставлено толково: в каждой команде имелись специалист-проводник, несколько стрелков, связист, врач, иногда спецы-ученые. Некоторые умельцы совмещали по две-три специальности. Поэтому в Зоне Киргиз не отвлекался на то, чего делать не умел – не высматривал аномалии, к примеру. Его специальностью была стрельба и если возникала нужда, со своей задачей он справлялся отменно, всегда, за что потихоньку начал зарабатывать авторитет. У Храпа тоже появилась своя специальность, но он в Зону ходил редко, поскольку довольно быстро вошел в ближний к Покатилову круг подручных, который занимался непосредственно охраной босса. С Храпом Киргиз виделся не очень часто, но приятельские отношения между ними за время работы у Покатилова только окрепли.

Потом у босса возникли большие трудности, но среди уволенных ни Киргиза, ни Храпа не оказалось. Кое-как пережили тревожную зиму и у босса дела вроде бы пошли на лад – во всяком случае, прокуратура и менты перестали чуть ли не ежедневно наведываться в контору и принадлежащий Покатилову бар «Вотруба». Начальник охраны снова принялся организовывать прекратившиеся было вылазки в Зону. Нынешняя была второй после пустой и тревожной зимы. И примечательна она была тем, что в Зону во второй раз на памяти Киргиза пошел сам Покатилов.

Киргиз знал, что в прежние времена босс был авторитетным сталкером и, судя по всему, многих навыков за долгие годы не растерял. Но как и все люди возрастом около полтинника он успел пристраститься к комфорту, поэтому в команде с ним постоянно ходил Пашка-стюард. И палатку ребятам приходилось таскать модерновую, и тигелек, и даже джезву – в Зоне босс не менял укоренившихся привычек и кофе поглощал во впечатляющих количествах. Киргиз к этому относился ровно: в конце концов, босс за все это платит и всю шоблу вокруг себя неплохо кормит. Стало быть, имеет право.

Впрочем, если бы Киргиз думал иначе – вряд ли он задержался бы на месте охранника.

В общем, глядел Киргиз как Пашка споласкивает бергхоффоские кружки, как пакует тигелек, и ждал когда подтянутся остальные ребята. Не забывая поглядывать на заимку, в которой обосновались ученые. Чем-то они босса расстроили, Киргиз чувствовал это. Этот хлыщ, который приходил, больше некому.

Подтянулись Налим и Тучкин, потом Храп нарисовался, а последним, как всегда, маньяк-следопыт Оцеола. Стюард Пашка как раз закончил паковать свой скарб.

– В «100 рентген», – объявил Покатилов, вставая.

Охрана привычно выстроилась в походный ордер – впереди Оцеола, за ним Киргиз и Тучкин – Киргиз слева, ему удобнее было держать левый сектор, а левше-Тучкину правый. За стрелками Пашка, потом босс, за боссом Храп с палаткой и замыкающим – Налим, худой и шустрый, как ртуть, парень-универсал, совмещающий роли стрелка, следопыта и врача.

До бара было часа полтора-два ходу, как получится. В Зоне время – величина очень уж относительная и с расстояниями связана отнюдь не линейно. В целом день выдался спокойный, в воздухе ничего такого не висело напряженно-тревожного, как бывает перед выбросами, и зверье не бесновалось, как сразу после выбросов. Ордер резво топал по заросшему травой и редкими кустиками полю, только не по тропе, а метрах в десяти правее. Оцеола не любил ходить по тропам и на то у него имелось немало оснований.

Это только кажется, будто бы по тропе быстрее. Сто раз оно, может, и получится быстрее. А в сто первый обязательно нарвешься на сюрприз. Там, где часто ходят, самое то устроить засаду, это даже твари-мутанты понимают. И неважно, что тут места миллион раз хоженые, чем спокойнее места, тем меньше внимания им уделяют дилетанты.

Вскоре впереди-слева замаячил перелесок, жиденький и полупрозрачный, старший брат окрестных продуваемых всеми ветрами кустов. Киргиз подобрался и сосредоточился – так, чтобы если кто оттуда неожиданно попрет, стрельбу открыть в ту же секунду.

В сам лесок они соваться не собирались, должны были оставить его по левую руку, а как минуют – вдали уже и окраинные трущобы должны были просматриваться.

Лесок как раз был на траверзе, никто оттуда вроде бы не собирался выскакивать и бросаться в атаку, но вдруг оттуда донесся жутковатый протяжный звук, тоненький и сверлящий.

Оцеола даже запнулся и встал. Тут же, совершенно автоматически, замерли и все остальные.

– Это что за? – тихо буркнул Тучкин.

Оцеола сделал знак рукой – заткнись, мол. Потом обернулся и вопросительно поглядел на босса. Тот отрицательно качнул головой – стало быть, не знает что это. А уж босс-то много такого повидал, о чем нынче только легенды ходят.

«Двинули», – отсигналил Оцеола и пошел дальше, но теперь он повернул голову на пол-оборота налево. Киргиз тоже не зевал – приглядывался и винтовку держал наизготовку.

Они прошли метров сорок, и тут из леска таки кто-то выскочил.

– Собака, – объявил Оцеола.

Бежала тварь именно к группе, в этом не было сомнений. Что-то в ее беге показалось Киргизу неправильным, но он не понял что именно, а гадать просто не пришло ему в голову.

– Снимаю, – объявил он, выдержал паузу в пару секунд и, поскольку возражений со стороны босса не последовало, выстрелил.

Собака упала и одновременно в леске снова завыли.

Тучкин поморщился. На лесок он не смотрел, его делом было держать правый сектор. Он и держал.

«Двинули», – опять отсигналил Оцеола и ордер снова пришел в движение.

Неприятный звук повторялся еще дважды, прежде чем они миновали лесок и взяли курс на окраину трущоб. Больше из зарослей никто не показался, а звук, хоть и неприятный, сам по себе не страшен, поэтому охрана Покатилова не обращала на него внимания.

Никто также не собирался рассматривать убитую собаку – во-первых, она валялась в стороне от цели, а во-вторых, на хрена дохлая собака охране и, тем более, боссу? Сама мысль подойти и рассмотреть ни у кого из группы не могла возникнуть по определению.

А зря. Потому что собака была не простая. Точнее, не совсем простая. Так-то это была совершенно обычная псина, не слепыш, а псевдособака, каких в Зоне без счету. Местами лохматая и с репьями, местами лысая, в меру грязная и все такое прочее. Но кроме всего прочего на темени псины имелось небольшое отверстие; шерсть вокруг него была перемазана засохшей кровью и сукровицей, а еще из отверстия высовывалось что-то вроде толстого белого червя.

Собака была мертва – пуля пробила ей грудь. Но червь в голове продолжал слабо шевелиться.

Охрана Покатилова всего этого, понятное дело, так и не увидела – ордер быстро уходил в направлении бара «100 рентген».

Глава третья

Тараненко приехал на следующий день, прямо с утра. Иван Сиверцев бессовестно дрых, хотя время уже перевалило за десять. Даже в расстроенных чувствах он не смог бездельничать, в ночь за работой засиделся, а обслуживать сенсоры на точках настала очередь Колюни Бортко. Звук вездеходных движков Сиверцева и разбудил.

Он приподнялся на койке и глянул на внутренний экран-обзорник – посреди плаца действительно раскорячился институтский вездеход, который в данный момент как раз разгружали бойцы из подвахты. Чуть в стороне общались Тараненко и Рахметян, кто-то незнакомый одиноко бродил по плацу и таращился то на башенку заимки, то на периметр, то на вездеход, а в курилке вообще собралось человек шесть.

В принципе, была бы возможность – Ваня еще поспал бы. Но сейчас решил, что надо уже и вставать. Он мог сколько угодно злиться на злую судьбу и самоуправство начальства, однако наглеть в открытую – себе дороже. Вылетишь вмиг, а таких денег как здесь в большом мире ни в жизнь не заработать.

Поэтому Сиверцев живо натянул штаны, выудил из тумбочки пакет зубной пастой, щеткой и прочими мыльно-рыльными принадлежностями и пошел умываться. После окончательно оделся и направился из подвала вверх, под открытое небо Зоны.

Небо было обычное – низкое, пыльно-серое, давящее. Первые дни в Зоне Сиверцев тяготился им, а потом привык. Ко всему ведь привыкаешь. И к небу этому безрадостному привык, тем более, что само по себе небо даже здесь было вполне безобидным. Бояться надо того, кто по земле ходит, а в небо разве что поглядывать иногда.

Сиверцев вышел из башенки на плац, не удержался и зевнул.

Его заметили, сразу же.

– Ваня! Сиверцев! – крикнул Тараненко, прервав разговор с Рахметяном. – Ты собрался уже?

Сиверцев замер.

– В смысле? – недоуменно отозвался он.

Разговаривать с шефом через полплаца было не очень удобно, но Ваня реально очень удивился и к месту словно прикипел.

– В прямом! Собирай шматье, через полчаса уезжаем!

Несколько секунд Сиверцев переваривал новость. Потом у него возник законный вопрос: если он сам едет на реабилитацию, кто тогда остается в Зоне двигать науку? Колюня Бортко, что ли, на второй срок попал вопреки вчерашним новостям? Но в итоге Сиверцев решил, что вопрос замены – не его дело. Шеф скомандовал собираться, значит надо собираться, тем более он три подряд вахты оттрубил и имеет больше прав смениться, чем кто бы то ни было другой на заимке, включая и бойцов из охраны тоже. Поэтому он пулей ссыпался по лестнице в жилой отсек, выудил из-под кровати полупустую сумку, по-быстрому запихал туда немногочисленные вещи и в том же спринтерском темпе вернулся на плац с сумкой на плече.

– Шустро! – ухмыльнулся Рахметян, когда Ваня приблизился к вездеходу.

– Спешу на волю, – осклабился Сиверцев. И в сторону Тараненко: – Извините, Максим Николаич!

Вместо ответа Тараненко повернулся к бродящему по плацу незнакомцу:

– Алексей!

Тот встрепенулся и рысцой приблизился. Сиверцев рассмотрел его получше – веснушчатый парень, не юнец, но заметно моложе Сиверцева, лет двадцать пять, вряд ли больше. И еще Ване показалось, что в Зоне он совсем новичок, как сам Сиверцев полгода назад.

– Знакомься, – представил Сиверцева Тараненко. – Это Ваня, твой предшественник. А это Алексей, твой сменщик.

Сиверцев и Алексей пожали друг другу руки.

– Давай, сдавай дела и назад, долго тут сидеть никто не собирается. И в жилом место покажи, Алеша у нас дебютирует.

Сиверцев уронил сумку у вездехода и требовательно качнул головой:

– Пойдем, Алексей…

Сдать дела и показать обиталище было делом десяти минут, к тому же Ваня не склонен был растекаться мыслию по древу и тянуть кота за хвост. Быстренько показал что где, коротко обрисовал чем занимался и уж совсем напоследок поинтересовался есть ли доступ в институтскую сеть. Доступ у Алексея был. Значит и к локальному зеркалу у сменщика будет доступ, а пароли вот они, в сейфе, только ими старший вахты заведует. Пока старший Альберт Рахметян, но он, по слухам, уезжает, значит выдаст уже его сменщик. С бытом и того проще: вот тут, внизу жилой отсек и пищеблок с хранилищами. Койка вот, тумбочка вот. Белье свежее у вояк возьми, а это я сейчас выкину, все равно оно одноразовое…

Алексей часто кивал и помалкивал, за что Сиверцев был ему премного благодарен. Только с автоматом вышла небольшая заминка: Алексей оставил его в вездеходе и пришлось новичку немедленно бежать наверх. Сбегал, принес; Ваня заодно показал где находятся оружейные шкафы, где боеприпасы и прочее полевое снаряжение, вплоть до картриджей к сенсорам. Ну и свой «калаш» заодно на плечо повесил – неизвестно сколько еще предстоит по Зоне болтаться: вездеход обычно объезжает несколько заимок и предсказать его маршрут бывает довольно сложно. Даже Тараненко заранее не всегда способен точно и исчерпывающе заявить: вот сюда стопудово заедем, а сюда – нет. Чаще всего – как получится, по текущей обстановке.

Кстати, именно из-за вот такой непредсказуемости иногда и приходится кое-кому сидеть на заимке две вахты подряд. А что делать – Зона…

Словом, через четверть часа Ваня, приплясывая от нетерпения, глядел как в вездеход с кормы грузят последние контейнеры и тюки. Сумка его давно уже была в вездеходе, на привычном салажьем месте в конце салона.

Вот уже и военсталкеры грузятся, и Рахметян в салон забрался, только Тараненко где-то по обыкновению пропадает.

Но вот и шеф, наконец, быстрым шагом идет через плац, от караулки к вездеходу. А кто-то из вояк, кажется Фалинский, к воротам – отворять.

Сиверцев отметил, что из гражданских присутствовали только он сам, сменившийся Рахметян, да шеф – вообще говоря, маловато для дежурного институтского маршрута по заимкам. Обычно едут трое-четверо, а иногда и до восьми человек ученых; на каждой заимке когда один, когда двое остаются на вахту, а кто-то сменяется и грузится в вездеход вместо них, как сегодня Ваня вместо новичка Алексея или Альберт Рахметян вместо прибывшего на вахту пана Ховрина. Довольно часто весь маршрут проходят работники института из администрации – прямые коллеги Тараненко. Бывает, каких-то шишек в мундирах возят, но точно не имеющих прямого отношения к военсталкерам. Наверное, натовское начальство.

«Хорошо бы с нашей четвертой заимки больше никуда не совались, – подумал Сиверцев мечтательно. – Чтобы сразу к периметру, через КПП – и в городок. К барам, к пиву, к ванной, полной чистой и неактивной, насколько это возможно около Зоны, воды и обязательно с высокой горой пены, пахнущей, скажем, жасмином или еще какими ландышами. Бухнуться в нее, окунуться по шею, а потом протянуть руку, взять запотевшую бутылку, свернуть ей голову-пробку, сделать большой-пребольшой глоток и блаженно застонать…»

– Ты чего, наука? – пихнул его один из вояк. – Баба приснилась?

Ваня вернулся в реальный мир. Наверное, он до того замечтался, что застонал вслух.

– А? – Сиверцев ошалело глянул на военсталкера.

Ученый хорошо помнил его еще по первому выходу в зону – фамилия его была Кутний, а имя упорно не вспоминалось.

– Извини, брат, – вздохнул Сиверцев. – Замечтался. Пива хочется, спасу нет! И Зона эта уже вот где! – Ваня выразительно чиркнул ладонью по горлу.

Военный хмыкнул:

– Ну, да, ты ж тут с зимы торчишь… Озвереть можно, согласен.

– Налейте уж парню, – не оборачиваясь велел с переднего ряда Тараненко. – Точно заслужил!

Второй военсталкер, сидящий чуть впереди Сиверцева, но позади Тараненко полез за пазуху и добыл традиционную фляжечку, но Тараненко, опять таки не оборачиваясь, остановил его:

– Этого добра у них и на заимке хватает. Коньяку налейте! Ну, и мне заодно. Альберт, ты будешь?

Рахметян оторвался от планшета:

– Что? Коньяк? Да, налейте, если нетрудно…

И опять уткнулся в планшет.

Кутний весело хмыкнул и сунулся в кормовой отсек, на камбуз, где располагался аварийный барчик.

Тараненко тем временем поднялся, прошел к Ване и уселся рядом.

– Столик откинь, что ли, – проворчал он вполне дружелюбно.

Сиверцев с удовольствием повиновался – не на обзорный же экран ему пялиться? Хватит, двенадцать недель пялился на местные пейзажи чуть не ежедневно. Надоело такое кино.

Кутний, пятясь, вернулся в салон. Вездеход заметно качало, поэтому ему приходилось совершать чудеса эквилибристики, дабы удержать на подносе все, что там стояло. А стояли там три небьющихся вискарных стакана, наполненных до половины, блюдечко с нарезанным лимоном и второе с ма-а-ахонькими охотничьими колбасками «Пикколини», как раз на один укус. Однако военсталкеры взвода прикрытия были хорошими эквилибристами – если надо. С подноса ничего никуда не делось и не упало.

– Спасибо, – поблагодарил Тараненко.

Кутний, оставив поднос на столике, передал один стакан сидящему впереди Рахметяну и ушел к товарищам.

Двигатели вездехода равномерно гудели; Сиверцев не мог расслышать ни слова из разговоров вояк впереди. Они, стало быть, их с Тараненко беседу тоже не могли подслушать, тем более, что ближе к корме гул только усиливался.

– Ну, – Тараненко сцапал свой стакан и потянулся к Ване, – с завершением ударной вахты!

Рахметян, не отрываясь от планшета, что-то неразборчиво промычал и колыхнул приподнятым стаканом. Сиверцев тоже взялся за стакан, чокнулся с Тараненко и отпил примерно четверть. Коньяк был очень даже приличный.

Как-то комментировать ситуацию Ваня не стал – явно ведь неспроста шеф затеял этот разговор.

– Как Зона? Привык? – справился шеф через полминуты.

Сиверцев неопределенно пожал плечами:

– Разве к этому привыкнешь? Скорее, смирился.

– Филиппыч говорил, ты многому научился за последнюю вахту. А знаешь почему? Потому что сидел на заимке без перерыва. Если б тебя после первого месяца в городок вернули, на следующую вахту ты бы как с нуля заступал. В городке быстро все выветривается, что не очень глубоко въелось. По хорошему тебе бы еще месяцок на заимке посидеть – как раз шестнадцать недель, переломный срок. Кто столько в Зоне отсидит – уже не забудет ничего и никогда. По родному сортиру с опаской ходить станет и дорогу в городке переходить полуприсев.

«Свисти-свисти, – подумал Ваня грустно. – Слыхал я эти песни венского леса уже, неоднократно слыхал».

Наверное, у него был достаточно выразительный взгляд, потому что развивать тему Тараненко не стал. Отпил коньяку, бросил в рот колбаску. И без обиняков сменил тему:

– Рассказывай, зачем Покатилов приходил.

– Этого я не знаю, – честно признался Сиверцев. – Мы с ним вообще ни о чем толком не поговорили. Он всего лишь поинтересовался – зачем я от него прячусь? А я-то и не думал прятаться! Так ему и объяснил.

– В каком смысле прячешься? – уточнил Тараненко. – На связь не выходишь, что ли?

Ваня поднял по-прежнему грустный взгляд на шефа и объяснил:

– Покатилов сказал, будто бы видел институтские графики дежурств на заимках. И якобы там указано, что не сидел я на четверке подряд три вахты, а как и положено по трудовому законодательству после первых четырех недель работы в Зоне отбыл на такой же срок в институт, на реабилитацию и все такое. Покатилов, очевидно, ждал, что я за эти четыре недели заскочу к нему в «Вотрубу», потолковать и все такое. Но поскольку на самом деле я оставался на заимке, заскочить я никак не мог. Это я ему и объяснил. Покатилов удивился, подумал, и закончил разговор.

– Серьезно, что ли? – удивился Тараненко.

– Да. Задумался, помолчал и отправил меня назад, на заимку.

– И ни о чем больше не спрашивал?

Сиверцев поколебался и решил, что молчать не стоит.

– Еще попросил шепнуть, если Псих объявится, – сказал Ваня с неохотой.

О том, что сообщить это Покатилову он должен был раньше, чем Тараненко, Ваня пока умолчал. Факты скрывать чревато, а вот подробности до поры до времени можно и придержать в резерве, хуже точно не будет.

Тараненко испытывающе глядел на Ваню и взгляд у него был на редкость тяжелый.

– Ну и как? – поинтересовался Тараненко. – Сообщишь?

Ваня невольно отвел взгляд.

– А куда мне деваться? – глухо переспросил он. – Я ж между вами, как песчинка в жерновах.

– От некоторых песчинок и жернова портятся, – проворчал Тараненко уже мягче. – Ты закусывай, закусывай.

Сиверцев с некоторым облегчением потянулся к лимончику.

Вездеход все переваливался с боку на бок – вроде, от заимки практически до самого бара колея была давным-давно накатанная и утрамбованная, а трясло все равно немилосердно. Тараненко между делом покосился на обзорник. Там уже и трущобы виднелись – низкие бетонные строения, издалека похожие на незавершенную стройку. Там, в одной из этих бетонных коробок, располагался бар «100 рентген», место в Зоне практически культовое.

– Стоп! – выдохнул в трансляцию старший маршрута, опять же знакомый по прошлым выходам офицер, которого Тараненко называл просто Петро. – Гвардия, на выход!

Вояки принялись застегиваться и напяливать шлемы. Сиверцев воспользовался неподвижностью вездехода, глотнул коньяку, сжевал колбаску и принялся ожидать дальнейших расспросов, поскольку не верил, что шеф ограничится уже сказанным.

Лязгнул люк, гвардия полезла наружу. Сиверцев знал, что сейчас будет: выстроятся перед вездеходом чуть изогнутой шеренгой и медленно пойдут вперед, а вездеход так же медленно поползет следом за ними.

– А вы на заимку не этой дорогой проскочили? – поинтересовался Ваня.

– Не. – Тараненко покачал головой. – Южнее, мимо свалки. Мы ж на двойку заезжали перед вами.

– А… – понял Ваня и вздохнул. Потом набрался смелости и спросил еще разок: – А сейчас как, на выход или по Зоне таскаться будем?

Вообще-то он краем глаза видел, что свеженьких-чистеньких контейнеров в грузовом отсеке вездехода не осталось, под зажимами стояли только пыльные, с заимок. Но кто ж поручится за планы высокого начальства?

– Там видно будет, – уклончиво ответил Тараненко. – Сейчас в бар заглянем, все и прояснится. Но заимок по графику больше нет.

«Ну, хоть…» – подумал Сиверцев со вздохом.

– Ты, небось, о пиве мечтаешь? Вот и глотнешь в баре, раз уж заедем.

– Ага… – уныло отозвался Ваня. – Там пиво стоит как эппловский комп. А у меня финансы еще с марта поют романсы. Зарплату ж мне никто не завез…

– Я угощу, – пообещал Тараненко.

«Хм! – подумал Сиверцев. – Ну что же, никто, как говорится, вас за язык не тянул, Максим Николаич…»

От халявного пива Ваня отказываться не собирался. Пусть без ванны с пеной и еще в Зоне – хрен с ним, переживет как-нибудь. Главное, что жизнь налаживается, прямо как в том анекдоте.

Вскоре вездеход дернулся и пополз на пониженной передаче. Со скоростью пешехода до бара он будет тащиться не менее получаса, а вернее всего – минут сорок-сорок пять.

Как раз – не торопясь, со смаком допить коньяк и дожевать колбаски.

Вопреки ожиданиям Тараненко расспросы прекратил, а почему – это Ваня понял уже в обшарпанном зале бара «100 рентген».

Вездеход припарковался метрах в сорока от массивных металлических дверей с иногда подновляемой надписью в стиле городских граффити. Прямо тут же, у ворот, валялись несколько баллончиков из-под краски. Военсталкеры в бар не собирались, да и еще вопрос – пустили бы их туда. Охрана в данный момент наверняка с неудовольствием зыркала на них, во всяком случае все четыре камеры наружного наблюдения развернулись на вездеход. Поэтому бойцы, имея вид бесшабашный и независимый, забрались на броню, кто-то добыл большой пакет турецких полосатых семечек и все шестеро принялись их напоказ лузгать.

Рахметян минут за пять до прибытия наконец соизволил оторваться от своего планшета, допил забытый коньяк и вернул пустой стакан на поднос. Тараненко ушел в кабину к офицеру, поэтому Ваня Сиверцев счел, что если посуду приберет он – будет уместно и правильно. Пока он споласкивал стаканы и блюдечки на камбузе и складывал их в шкафчик, как раз и прибыли.

– Альберт, пойдешь? – выглянул из кабины Тараненко.

– Уже да, – вальяжно подтвердил Рахметян. – Хоть ноги разомну.

«И правда, – подумал Сиверцев не без ехидцы. – Засиделся ты, Альбертик, с дня рождения жопу от кресла отрывал только чтобы уйти в горизонталь и поспать!»

Четвертым с ними отправился Петро.

Едва перед воротами появился Тараненко, моментально распахнулась дверца, которую, вероятно, не прошиб бы и прямой выстрел из гранатомета. В проеме возник здоровенный охранник с автоматиком на груди – автоматик казался игрушечным на этом громиле. Рядом топтался второй охранник, помельче, но тоже не малыш.

– Добро пожаловать, Максим Николаич! – не сказал даже, а пропел первый неожиданно высоким голосом.

– Здрасте, – коротко поздоровался Тараненко. – Нас четверо.

Охранник с сомнением указал на старшего маршрута:

– А этому разве можно? – протянул он неуверенно.

– Офицеру везде можно, – отрезал Тараненко. – Тем более, он без оружия.

Кобура у Петра действительно была пустой и напоказ расстегнутой – он прекрасно знал местные нравы.

– Ладно, заходите, – буркнул охранник и посторонился.

При виде Рахметяна он добавил: «Привет, наука!», что в равной мере относилось, видимо, и к Ване Сиверцеву. Когда пару недель назад троица с заимки наведывалась сюда, этот же охранник точно так же кинул Рахметяну и Сиверцеву: «Привет, наука!» и обоих впустил, а Филиппыч остался дожидаться снаружи, только не здесь, не на площадке перед воротами, а гораздо дальше, на самой окраине трущоб. С оружием в бар его точно не впустили бы, а передавать в чужие руки свой смертоносный агрегат и многочисленные по карманам стволы-ножи было не в правилах Филиппыча.

В баре почти ничего не изменилось с прошлого раза, разве только рожи за столиками группировались в ином порядке. Именно рожи – бритьем в Зоне себя мало кто утруждал, ну а образ жизни позволял наиболее вольготно чувствовать себя здесь отнюдь не сливкам общества, а наоборот – элементам, весьма далеким от джентльменства и максимально близким к уголовщине. Нормальные сталкеры в бар захаживали, но сидели тут редко: какой смысл покупать выпивку даже не втридорога, а в десять дорогов? Нормальные сталкеры в зону ходят за хабаром, а выручку проматывают снаружи, за периметром. Зато мародеров и грабителей «100 рентген» всегда приманивал, как мух навозная куча. Все слухи и сплетни стекались сюда: кто, куда и зачем отправился, где и что продают или готовы купить, кто где гробанулся – все эти сведения кочевали из уст в уста и, положа руку на сердце, именно здесь планировались большинство ограблений и разбоев, потому что для местного сброда обобрать идущих с добычей незадачливых сталкеров так же естественно и почетно, как футбольному «Зениту» купить очередное чемпионство за народные деньги. Все это знали, но все равно все дороги вокруг Диких Земель так или иначе вели в «100 рентген», потому что так устроена жизнь, и неважно где – внутри периметра или снаружи.

Максима Тараненко тут, естественно, знали. И знали, что он не просто «прохвессор из института», а кроме всего прочего человек, ведущий довольно большие дела, и что за ним стоит некая не вполне очевидная, но совершенно бесспорная сила. Сиверцев не сомневался, что с присущей ему бесцеремонностью шеф торгует здесь информацией, причем скорее всего покупает он больше, чем продает. И еще Ваня подозревал, что здесь у шефа сидит связник, потому что почти каждый выезд в Зону Тараненко заглядывал сюда и часто после этого сначала впадал в недолгую задумчивость, а потом начинал действовать, резко и решительно, словно получил здесь некую информацию, обмозговал ее и принялся за работу.

Единственное, чего Ваня не понимал – это почему его шефом не интересуются компетентные органы Украины, поскольку Тараненко почти не скрывал, что сотрудничает с разведкой какой-то мощной европейской страны калибра Британии, Франции или Германии. Однако, если подумать, и этому находился ответ: сам Сиверцев волей-неволей мыслил как россиянин, гражданин пусть и не особенно успешной, но большой и все еще сильной страны, которая была и будет безоговорочным антагонистом западноевропейским державам, а Украина насквозь продажна и сколько уже лет подряд пляшет под дудку Америки с Евросоюзом в наивной и тщетной надежде затесаться в эту компанию на равных правах. В России к Тараненко, скорее всего, уже бы присмотрелись. А тут разве только не козыряют…

Простые люди, конечно же, ко всем этим гнусностям отношения не имеют – продажны чиновники и правительство. Но кому от этого легче?

Едва Тараненко появился в зале, бармен выскочил ему навстречу, поручкался и тут же метнулся к лучшему столу, выпроваживать каких-то сомнительных личностей в камуфле. Те, вопреки опасениям Вани, без слов встали и пересели за другой столик, да не соседний, а аж через два, так, что вокруг освободившегося возник эдакий вакуум. Зона отчуждения.

«Недурно он местных халдеев вышколил», – с невольным уважением подумал Сиверцев о шефе.

Сам Ваня без затей умостился за столом, у стеночки. Рахметян присел напротив; лучшее место, с торца, естественно, досталось Тараненко, а вот капитан, видимо, не захотел садиться спиной к залу и к выходу. Подсел к Ване, бочком.

– Чего будем? – Тараненко вопросительно оглядел присутствующих. – Коньяк тут паршивый, сами знаете.

– Знаем, – вздохнул Рахметян, одновременно морщась. – Может, просто водочки?

– Водочка тут тоже не очень…

– Тогда по пивку. Пиво испортить трудно.

– В этой стране, – пожал плечами Тараненко, – почти все пиво испорчено изначально, на уровне замысла.

– Так что ж теперь, совсем не пить? – всплеснул руками Рахметян. – Ваня! Скажи веское слово молодости!

– Мне пиво обещали, – индифферентно отозвался Сиверцев.

– А я вообще спиртного не хочу, – неожиданно заявил Петро.

– Чай и кофе тут, опять же, не высший сорт. – Тараненко ухмыльнулся. – Да уж, положеньице!

Он обернулся к терпеливо ожидающему чуть поодаль бармену и осведомился:

– Мое еще осталось?

– Пол-ящика! – проинформировал бармен.

– По бутылочке, – велел Тараненко. – И орешки какие-нибудь, что ли.

– Сей момент! – кивнул бармен. – А Толика сразу звать или потом?

– Сразу зови.

– Ага, – уронил бармен и умчался.

Буквально через минуту он вернулся с четырьмя бутылками «Пльзеньского», причем чешского производства. У Рахметяна с Сиверцевым натурально глаза на лоб полезли.

– Фигассе! – оценил Сиверцев, заранее предвкушая. – Чешское!

Тараненко небрежно пояснил:

– С точки зрения любого чеха бутылочное – тоже не пиво. Но мы ведь не чехи, так что…

В следующие несколько минут Ваня умирал, возрождался, снова умирал и снова возрождался – ровно по числу глотков. Он и представить не мог – насколько истосковался по простому, в общем-то, народному напитку и по атмосфере, сопутствующей его поглощению. Ему даже смешно стало – по дому в родимом Череповце он, как оказалось, не так скучал, как по хорошему пиву. Вот ведь закавыка какая…

Пришел упомянутый Толик – нечесаный и небритый мужичок достаточно затрапезного вида, чтобы даже в Зоне выглядеть неопрятным. Он сел рядом с Рахметяном и принялся что-то монотонно бубнить – слушали его только шеф с Альбертиком. Ваня не слушал, и Петро, похоже, тоже не слушал, а загибал Толик что-то насчет каких-то поставок чего-то и куда-то. Вникать чего и куда совершенно не хотелось; Ваня и не вникал. Зато Тараненко слушал внимательно, даже переспрашивал иногда.

«Вот ведь жизнь у человека, – неожиданно посочувствовал шефу Сиверцев. – Ни минуты покоя, круглые сутки кто-нибудь его одолевает. То рассказами, то расспросами, то просьбами. Я бы так не смог, озверел бы моментально».

Он в очередной раз глотнул пива, рассеянно шаря взглядом по залу и вдруг что-то словно бы заставило его поглядеть в сторону входа.

Ваня взглянул и обмер, чуть не выронив из внезапно ослабевшей руки бутылку с остатками «Пльзеньского».

В арочке, еще не войдя в сторентгеновский зал, стоял и близоруко щурился сталкер Псих собственной персоной.

Секундой позже его заметил и Тараненко.

Глава четвертая

Заночевали в «100 рентгенах», в обычной норе. Босс в своих апартаментах, а охрана – в обширном предбаннике. Киргиз не особо любил ночевать в Зоне, тем более в этом гадючнике. Не в том смысле, что тут грязно – нет, вполне терпимо, а по меркам Зоны – так и вовсе роскошно. Киргизу не нравились местные джигиты. Рыла у всех, словно у рецидивистов, и смотрят на тебя так, будто прикидывают как тебя половчее пристукнуть. Постоянное ожидание, образно говоря, ножа в спину не покидало Киргиза едва трущобы Диких Земель начинали маячить на горизонте и не проходило пока они за горизонтом не исчезали. Киргиз знал, что в Зоне прорва значительно более гиблых мест, но туда он, скорее всего, потопал бы охотнее, нежели в это бандитское логово.

Чего уж говорить, если приходится тут ночевать?

Зато босс ничем подобным не заморачивался. Или просто не показывал виду – кто его разберет? Наверняка он помнил бар совсем другим, и его тут, стопудово, тоже периодически вспоминали. Возможно, что сталкер Лось, как раньше величали босса, имел перед баром какие-то давние заслуги, хотя скорее всего он просто хорошо платил хозяевам. Но так или иначе, у Покатилова имелись в одном здании с баром личные апартаменты, за которыми местные в его отсутствие приглядывали. Понятно, что никаких важных дел босс тут не вел, потому что здешние стены вполне предсказуемо имели ба-альшущие уши, да и глаза, скорее всего, тоже. Но отсидеться всегда было можно, чем босс с успехом и пользовался.

Ночь прошла спокойно, хотя выспался Киргиз традиционно плохо. Все мерещилась ему какая-нибудь фигня, грозящая перерасти в стрельбу или хотя бы в поножовщину. Однако и в этот раз обошлось, а наутро босс, даже кофе не испив, велел собираться и выходить к периметру.

Топали сегодня непривычно резво, видать, и Зона поднадоела за четыре дня, и по миру за периметром все соскучились. Маршрут был знакомый, никаких особых сюрпризов он не сулил, поэтому уже к полудню вышли в совсем уж спокойные места, по дороге отстрелив ноги всего-то парочке зомби.

Ну а как периметр миновали, вообще все расслабились. В леске, уже самом обычном, без всякой зоновской жути и без зловредного зверья их встретил Чига, проводил до своей японской таратайки и команда, воодушевленная и обмякшая, погрузилась. Босс уже прилип к мобильнику – минут десять не убирал руку с комом от уха и непохоже, чтобы собирался разговор прекратить. И разговоры у него, надо сказать, непростые: босс в основном слушает, редко когда вставляет фразу-другую.

Эх, высокая арифметика большого бизнеса… Киргиз о себе точно знал, что к ней категорически непригоден. Его дело – стрелять. Вот это он умеет здоровски, без ложной скромности можно отметить.

А самое главное – отчетливо понимает: чем меньше приходится стрелять, тем лучше для всех. Тир, понятно, не в счет…

Чига ловко гнал «ниссан» разбитым проселком, ребята внутри даже и не летали особо, хотя сидели-то плотно, потому как тесновато для шестерых в такой таратайке даже если все сидят прямо на полу. Потом трясти и вовсе почти перестало: выехали на щербатый асфальт. До городка оставалось всего ничего, минут пятнадцать – и то лишь потому, что асфальт, положа руку на сердце, говно: яма на яме.

И тут у «ниссана» рвануло колесо. Хорошо, хоть заднее…

Правое заднее.

Сначала послышался легкий хлопок, потом «ниссан», припав, как хромая собака на больную ногу, назад и накренившись вправо, пошел юзом. Точнее, пошел юзом задний мост – корму стало заносить вправо. Неопытные водители в таких случаях рефлекторно крутят руль влево и притормаживают, и тогда все – машину заносит окончательно и она летит кувырком, через крышу. Но Чига был опытный водила, вообще не стал тормозить, только газ, естественно, отпустил, а руль крутанул против заноса, как гонщик на повороте трека. Если бы дорога была ровнее и шире, скорее всего все обошлось бы убитым диском да умеренными повреждениями моста и рамы около правого заднего колеса.

Дорога, увы, была не очень, а главное – при заносе лопнувшее колесо начало сползать в кювет и тянуть за собой все остальное. Чига не удержал увечный микроавтобус на дороге – тот все-таки кувыркнулся в кювет, встал на крышу, потом опять на уцелевшие колеса и, уже погасив скорость и вращение, медленно повалился на правый бок.

Чига и сидевший впереди Покатилов были пристегнуты, поэтому остались в креслах, хотя верхний – Чига – косо повис на ремнях. А вот шестеро охранников сзади лежали вповалку.

Киргиз сначала сидел в середине по правому борту, прямо на полу, привалившись спиной прохладному металлу. Когда кувыркались он больно ушибся лицом о винтовку и ударился обо что-то локтем, не успел сообразить обо что. Когда «ниссан» перестал кувыркаться и замер, Киргиз лежал в общей куче ближе к верху – под ним оказались Тучкин, Оцеола и, кажется, Налим. Храп нашелся рядом, поперек Оцеолы с Тучкиным. Сверху, значит, венчал кучу-малу стюард Пашка.

– Босс! Вы целы? – просипел Храп первым делом.

– Пока да, – сварливо ответил Покатилов и по его тону Киргиз сразу понял, что босс зол, но действительно цел.

Киргиз шевельнулся и Пашка безвольно сполз с него под вертикально задранное днище, кажущееся сейчас бортом. Киргиз приподнялся, вынимая из-под себя винтовку. С разбитой губы капало красным, а во рту было солено. Шевельнулся и Храп; под ним пискнул на выдохе Оцеола.

– Ну-ка, отозвались все по очереди, – скомандовал Храп и принялся перечислять команду:

– Оцеола! Жив?

– Более чем, – пробасил следопыт.

– Тучкин?

– Жив, – ответил тот. – И цел, вроде, тоже.

– Киргиз!

– Губищу расквасил, – пожаловался Киргиз. – А так в норме.

Упоминать о саднящем локте он счел излишним.

– Налим?

– Если с меня слезут, – сдавленно отозвался Налим откуда-то из самых недр кучи-малы, – я смогу ответить точнее.

– Понятно… Пашка!

Пашка молчал.

– Пашка! Ответь!

Пашка молчал.

– Он сбоку лежит, если встанем – не заденем! – сообщил Киргиз, изловчившись и глянув через плечо.

Когда народ лежит после большого бума вот такой кучей и неизвестно – насколько живы и насколько целы люди, сразу вставать нельзя. Кто-нибудь может быть с переломами и без сознания. Или с переломами, но в сознании. Нетрудно представить каково пришлось бы Тучкину, если, к примеру, у Тучкина была бы сломана нога или рука, а Налим стал бы выползать с самого низу.

После того, как Пашка с Киргиза сполз, Киргиз остался верхним. Поэтому он коротко сообщил:

– Встаю!

И отлип от кучи-малы. Освободившийся Храп (Киргиз до того сковывал его ноги) встал тоже.

– Чига! – закончил он перекличку. – Ты как?

– Висю, – флегматично доложил Чига.

Киргиз тем временем глянул на стюарда. У того все лицо было окровавленное и разбитое, не только губа. Но руки-ноги, вроде бы, выглядели естественно, нигде не сгибались в неположенных местах или в неположенные стороны.

Киргиз тронул его шею. Под пальцами отчетливо прощупывался пульс, учащенный, но равномерный.

– Жив, – объявил Киргиз. – Без сознания. Налим, глянь-ка.

Куча-мала тем временем раскопалась и восстала. Каждый занялся своим делом. Храп вышиб ногами задние двери и пошел вызволять из кабины босса с Чигой, Оцеола вылез следом за ним, Налим занялся Пашкой, Тучкин вызвался ему помочь. Чтобы не мешать им Киргиз тоже вылез наружу и решил пока осмотреть чего там шарахнуло.

Если честно, ему вообще показалось, что «ниссан» подорвался на слабеньком взрывпакете и потому всего лишь опрокинулся. Про лопнувшее колесо Киргиз сразу и не подумал, тем более, само колесо в процессе автокатастрофы оторвало и оно улетело даже дальше кювета – нашли его несколько позднее.

Микроавтобус малость помяло, не без этого; была покорежена правая задняя полуось, сиротливо торчал погнутый тормозной диск, но в целом можно было сказать, что фатальных повреждений, какие бывают при взрыве, не случилось.

– Так тебя через это самое, – пробормотал Киргиз, глядя на место, где полагалось пребывать правому заднему колесу.

Пробормотал и скривился – снова закровила губа. Киргиз добыл из кармана носовой платок и приложил к ране.

Тем временем Храп с Оцеолой открыли водительскую дверь, совместными усилиями извлекли из кабины Чигу и готовились принять босса, который ворочался, отстегивая спасительные ремни. Покатилову нужно было выбираться вверх, чему заметно мешал торчащий поперек пути руль. Храп и Оцеола подхватили босса под локотки и не без труда вытащили из микроавтобуса – все-таки Покатилов был габаритный мужчина.

На землю он спрыгнул самостоятельно и сразу же взялся за ком. Подошедший Киргиз не сомневался, что звонит босс не кому иному, как начальнику охраны.

Вскоре показались Налим с Тучкиным.

– Чё там Пашка? – справился заскучавший было Оцеола.

– Головой приложился, – ответил Налим спокойно. – Сотрясение, скорее всего. Очнулся, лежит. Пусть лежит, пока наши не приедут.

Босс вышел на дорогу, чтобы не месить грязь в кювете; туда же потянулись было и остальные, но Храп на всех прикрикнул:

– Куда со стволами? А если проедет кто? Тут вам не Сомали, давай к автобусу!

«А и правда, – спохватился Киргиз. – Мы ж уже не в Зоне…»

Удивляться тому, что никто из команды даже во время кувыркания в «ниссане» не выпустил из рук оружия, Киргиз не собирался: ребята были ушлые. Один Пашка-стюард не профи, он в итоге и пострадал больше остальных.

Чига угрюмо пинал днище пострадавшей таратайки. Его можно было понять – шоферюги обычно привязываются с своей технике, тем более когда она хорошая. А у босса плохого не встретишь, любит он когда все по высшему разряду.

Подмога примчалась минут через десять. Первым, конечно же, кубический джип с начальником охраны и парой ребят из тех, что в Зону никогда не ходят. Босс немедленно сел внутрь, а еще минут через пять джип укатил.

Храп, которому дали указания перед отъездом, вернулся к остальным.

– Ждем, – объявил он. – Ща доктора примчатся и за нами кто-нибудь.

Доктора примчались еще минут через десять и сразу же принялись грузить Пашку в реаниматор. Потом промыли и заклеили губу Киргизу, а Чиге вправили вывихнутый палец. А там и транспорт подоспел, везти пострадавшую команду на базу.

* * *

– Босс, – угрюмо произнес начальник охраны, когда Покатилов в очередной раз закончил разговаривать по мобильному.

– Ну? – отозвался Покатилов.

– Я вынужден снова вернуться к процедуре перехода периметра. Запрет на встречу и сопровождение надо снимать. Если бы мы сопровождали Чигу, половина вопросов снялась бы автоматически.

– Вопросы и так снялись.

– Если бы это был теракт, последствия могли быть фатальными.

Покатилов некоторое время молчал; потом ровно, почти без интонаций произнес:

– Я не люблю слово «если». Будь это бомба – некого было бы спасать. А если нас хотели просто задержать или взять за воротник, так рядом со мной находилось пятеро твоих ребят при оружии. Что изменил бы ты со своим «Брабусом» и еще парой ребят?

– Те пятеро экипированы для работы в Зоне, а не вне ее. По эту сторону периметра автоматические винтовки запрещены законом, босс.

– Закон, – фыркнул Покатилов с неприкрытым презрением. – Кто тут о нем всерьез думает, а?

Начальник охраны глубоко вздохнул:

– Не стоит давать прокуратуре ни единого шанса. Они ж только и ждут повода опять в нас вцепиться!

– Вот-вот! – подтвердил Покатилов. – Поэтому из Зоны надо выходить тихо, на Чиге, а не гнать к периметру эскорт с «Брабусами». Мы уже обсуждали это не раз, нет смысла возвращаться.

– Но сегодня… – начал было начальник охраны, но тут у босса тихо тренькнул вызов и он умолк.

Покатилов мельком взглянул на экранчик кома и ответил:

– Слушаю.

Пауза.

– Прямо сейчас?

Пауза.

– Хорошо, сейчас буду.

И нажал отбой.

– Скажи, чтобы завернул к беседочке, – велел он начальнику охраны и тот потянулся к пульту связи с водителем.

У городка «Брабус» свернул на объездную.

В нужном месте еще никого не было. Джип остановился на обочине; из него вышли начальник охраны и один из его парней. Начальник остался у машины, а рядовой охранник неторопливо прошел к покосившейся беседочке, обошел ее по кругу, просканировал на предмет шпионской электроники, заглянул под ветхие скамейки и внимательно осмотрел свод изнутри. Потом походил вокруг, удалившись метров на десять.

И вернулся.

– Чисто, – сказал он начальнику.

Тот приоткрыл дверь, за которой сидел Покатилов.

– Чисто, Виктор Павлович.

Покатилов, решивший раз уж перед встречей выдалась пауза проверить почту, не отреагировал – он внимательно глядел на экран коммуникатора.

Первые два письма были дежурными, их он мельком проглядел и закрыл, решив, что разберется позже. А потом взглянул от кого третье и на миг напрягся. Подчеркнуто плавным движением коснулся экрана, открыл.

Письмо состояло всего из одного слова: «Пришел». Отправителем значился Иван Сиверцев, человек, которого с некоторой натяжкой можно было назвать казачком, засланным к Максиму Тараненко.

Натяжка была следствием простого факта: ни для кого, собственно, не секрет, что Сиверцев иногда захаживает к Покатилову и его якобы консультирует. Если бы Покатилов попытался приблизить Сиверцева уже после того, как тот перешел работать под начало Тараненко, да не открыто, а втихую – из этого могло бы случиться что-либо полезное. Но Покатилов выдернул Сиверцева к себе на несколько дней раньше, естественно, не особо скрываясь – зачем? – а уж потом состоялся перспективный, как ему показалось, альянс с хитрецом-Тараненко и переход Сиверцева к тому же Тараненко в отдел. Тараненко потом Покатилова не то чтобы кинул – просто оказался не тем, за кого его принимали. Временным союзом с Покатиловым Тараненко воспользовался весьма умело, но в конечном итоге оказалось, что и его самого ловко обманули. С тех пор Покатилов и Тараненко открытых военных действий не вели, хотя Покатилов подозревал, что к наезду из прокуратуры его конкурент все-таки причастен. Сиверцев продолжал трудиться у Тараненко в команде, а Покатилов в принципе не хотел упускать этого паренька и тот факт, что Тараненко его от Покатилова умело прятал, только укреплял Покатилова во мнении: Сиверцев окажется полезен. Не зря же его нынешний хитрый шеф так за него держится!

И вот этот засланный казачок информирует из Зоны: сталкер Псих, как и было предсказано, появился. Теперь следует срочно – СРОЧНО! – выяснить две вещи: где конкретно появился Псих? На четвертой институтской заимке, которую они навестили вчера или еще где-нибудь? И второе – осведомлен ли об этом Тараненко, который, по имеющейся информации, прямо сейчас находится в Зоне, а значит – близко к событиям. Ближе Покатилова, который, как назло, только что покинул Зону.

Покатилов взглянул на время получения письма – оказывается, оно пришло почти два часа назад. Не отследил во время кутерьмы с пробитым колесом и опрокидыванием микроавтобуса в кювет. А жаль…

Все бы хорошо, но нельзя все бросить и рвануть в офис – карты спутала встреча в беседочке. Кстати, вопрос, а случайна ли она вообще? Или это еще один способ задержать его, Покатилова, заставить потерять темп и пропустить вперед более шустрых?

А вот хрен вам, давно двадцать первый век на дворе, физическое местоположение не так уж и важно, если под рукой коммуникатор и выход в сеть!

Покатилов быстро, насколько это было возможно на неудобном маленьком коммуникаторе, отыскал нужный шаблон, подредактировал и отправил одно за другим три письма.

Все. Нужные люди озадачены, теперь остается только ждать, да внимательно отслеживать входящую почту, чтобы снова не прозевать. А тем временем можно и встретиться с коллегой… который, кстати, вот подъезжает.

В некотором отдалении от «Брабуса» как раз притормозил другой джип, менее кубический. Оттуда точно так же сначала высыпала охрана, и один из охранников тоже наведался в беседку, причем охранники Покатилова внимательнейшим образом за ним наблюдали, а один подошел для этого практически вплотную. А затем из прибывшего джипа вышел человек, внешне очень похожий на Покатилова, только ростом пониже и одетый не в камуфляж и тупоносые ботинки, а в обычный деловой костюм и туфли.

Покатилов тоже покинул машину.

Они молча пожали руки, а затем коротко обнялись. Молча – потому что нет смысла говорить при подчиненных, для таких разговоров незачем встречаться лично, можно и по телефону. Обнялись и неторопливо прошли в беседочку, где уселись на ту лавку, которая выглядела поцелее.

– Колесо? – поинтересовался мужчина в костюме.

– Девяносто пять процентов, – сдержанно ответил Покатилов. – Сам знаешь, случайности иногда… гм… случаются. Но уж очень иногда.

– Дай-то бог… Машину поэтому сменил?

– А ты не знаешь? Все мои «лендкрузеры» отобрали как вещественные доказательства, скоты… Якобы до выяснения. А на деле их уже под новыми номерами в Чернигове видели.

– Н-да… Измельчали прокурорские, уже бэушными машинами не брезгуют… Ладно, к делу, я вижу ты спешишь. Про Психа знаешь уже?

– Знаю, – насторожился Покатилов. – А что?

Насторожился Покатилов неспроста. Дело в том, что его собеседник никак не участвовал в истории с дупликатором и вообще никогда не произносил в беседах с ним этого слова. Покатилов не был наивным человеком и не считал, будто его коллега из северного сектора совсем уж ничего не знает. Но ни малейших свидетельств того, что коллега участвует в охоте на дупликатор, у Покатилова до сих пор не имелось.

Собеседник медлил, словно собирался с мыслями или искал нужные слова.

– Извини, в последнее время тебе не везло с властями и бизнес у тебя сильно усох. При нынешних раскладах в противостоянии с Тараненко я бы ставил не на тебя.

– С прокуратурой я разобрался, – проворчал Покатилов. Фраза получилась почти спокойной и это стоило ему больших усилий.

– С прокуратурой в этой стране невозможно разобраться, покуда существует сама эта страна, – возразил собеседник. – Что им стоит вернуться?

Покатилов молчал, приглашая собеседника продолжать.

– В общем… Мы тут с генералом посоветовались и решили предложить тебе союз. Втроем мы Тараненко должны нагнуть и заполучить дупликатор, который он, вдобавок, собирается вывезти за границу. По одиночке никто из нас с Тараненко и его крышей не справится, давай смотреть на вещи трезво. А вместе – шансы есть и неплохие. Мы с тобой всегда уживались без боданий, да и генерал, невзирая что военный, мужик в целом внятный. Если то, что известно о дупликаторе – правда, хватит его и на троих. Разделим сферы и будем шлепать каждый свой товар, чтоб не мешать друг другу. Меня, к примеру, ювелирка вполне устроит, генерал что-то нанотехническое уже наметил арабам поставлять… Ну и ты, думаю, выберешь себе… отрасль.

«Н-да, – подумал Покатилов с легкой горечью. – Информация просачивается быстрее, чем я опасался. Впрочем, полгода – большой срок».

– Чего генерал-то не приехал?

– У него маневры какие-то с натовцами и наблюдателями из ОБСЕ. Вчера начались, ты еще в Зоне был, поэтому не знаешь.

– Где будем говорить детально? Если я соглашусь, конечно.

Собеседник хмыкнул; в этом звуке Покатилов уловил в общем-то справедливое, но невысказанное: «Куда ж ты денешься?».

– Говорить будем у тебя, даже генерал счел, что это справедливо. Все-таки ты первый начал копать в сторону дупликатора. Да и вообще ты был первым, кто им заинтересовался из больших людей.

– Когда?

– Когда скажешь, – развел руками собеседник. – Ты хозяин, тебе решать.

Покатилов протяжно вздохнул.

Все, о чем говорилось выше, было чистой правдой. В одиночку Покатилов был обречен на поражение, однако продолжал трепыхаться и ловить свой шанс, потому что иначе не умел. А вот если объединить ресурсы и влияние с хозяевами соседних секторов, тут даже у европейских покровителей Тараненко кишка затрещит, а там, глядишь, и лопнет. На генерала, к примеру, прокуратура не сможет наехать при всем желании – куда там с голой жопой на танки! А у нынешнего собеседника, по слухам, большие связи в нынешней оппозиции, которая в скором времени неотвратимо станет правительством, потому что картина политической окраски официальной Украины давно напоминает чередование дня и ночи, только что день, а что ночь – хрен разберешь, и невзирая на окраску, оранжевую или синюю, меняются только карманы, куда текут народные денежки, да и то лишь на сравнительно невысоких уровнях. Маятниковая демократия – единственно возможная форма правления в банановых республиках, если не считать конкретный тоталитаризм, который просто не допустят большие дяди сверху.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.