Портал - Урал атакует

Владимир Молотов

Урал атакует

Посвящается Н. В. и С. А.

Вот оно, время, в его наготе, оно осуществляется медленно, его приходится ждать, а когда оно наступает, становится тошно, потому что замечаешь, что оно давно уже здесь.

Ж.-П. Сартр. Тошнота

Часть первая

Да здравствует УНР!

Глава первая

В первые секунды Костя подумал, что ему мерещится. Девушка неуверенно шла по брусчатке мимо обезглавленного памятника Ленину. Вытянутая рука безголового вождя пролетариата направляла незнакомку в сторону Кости. Ее мелкая фигура со старомодным платком на плечах едва различалась в синеватой черноте апрельского вечера. Костя стоял с сигаретой на углу тускло-желтого дома и удивленно глядел в ее сторону. Стук каблуков тревожно оглашал притихшую, словно кинозал перед сеансом, улицу: цок-цок, цок-цок. Костя дернулся и быстро пошел наискосок к девушке.

– Стойте! Вы спятили? – приблизившись и поймав ее за рукав, негромко сказал он. – В центре города, в комендантский час?!

Незнакомка вздрогнула и остановилась, глаза ее блеснули. Словно подернутые влажной пленкой, с какой-то задумчивостью и тоской во взгляде. Костю даже кольнуло в груди.

– Пустите! А вы-то как здесь?

– Мне можно. У меня корочка с чипом. – Костя отпустил ее руку.

Девушка оправила рукав полушубка, точно ей его повредили.

– Мне все равно, – обреченно сказала она.

И какие-то хриплые, низкие нотки послышались в ее голосе.

– Пойдемте со мной, – почти скомандовал Костя. – Я вас провожу.

Девушка покорно двинулась вместе с ним. Чтобы убраться с видного места, Костя свернул с площади, пересек дорогу и повел ее вдоль бывшего здания городской думы, а ныне – Дома Правительства, по направлению к станции «Площадь 1905 года». Фонари в целях экономии давно не зажигали – было хоть глаз выколи. Зловещая тишина по-прежнему прерывалась лишь стуком каблучков по подмерзшему покрову. Костя ступал бесшумно.

«Странно, откуда она тут взялась, – рассуждал он. – Где-нибудь на Химмаше или на Эльмаше, где нет патрулей, еще можно спокойно разгуливать в эту пору, если, конечно, не боишься ножичков или просто кулаков случайных гопстопщиков. Улицы отдаленных районов кишат всякой нечистью. Но, коли повезет, прорвешься. Главное – уметь быстро бегать. А здесь на каждом углу патруль. Впрочем, неизвестно, что лучше: не успеть убежать и получить увечье от хулигана, не разобравшегося даже, есть ли у тебя боны, или же подхватить воспаление легких в ледяном обезьяннике».

– Ну и куда мы держим путь? – спросил Костя.

Незнакомка уже открыла рот, но тут они оба замерли – из-за угла вынырнул патруль. Два типа в серых ватниках с алыми повязками, будто два увальня медведя вышли на тропу или явились фантомы в ночи. До них оставалось шагов десять. Костя матерно выругался про себя. Нащупал в кармане брюк пропуск, машинально провел подушечкой пальца по выпуклости чипа. Девушка осторожно взяла его под руку и легонько прижалась к плечу. Косте показалось, что она дрожит.

– Не бойся, все будет нормально.

Один из увальней отделился, видно, решил зайти сбоку. Подумали, что нарушители скроются в скверике, что справа. Но унылые безлиственные деревца только отталкивали. «Вот придурки!» – с пренебрежением взболтнул про себя Костя.

И потянул за собой девушку:

– Пойдем.

Они сделали несколько шагов вперед, пока не сблизились с патрулем. Тот, что отделился, так и зашел сбоку, встал рядом. Первый неожиданно щелкнул ксеноновым фонариком, и яркий белый пучок ослепил Костю, а потом переметнулся к его спутнице.

– Кто такие? – Самодовольная улыбочка на чистом лице с тонкими бровями. Едкие, изучающие глаза.

Второй, с противной юношеской щетиной, заметной даже в полумраке, чуть ухмыляясь, прикуривал сигарету.

«Сосунки, – определил Костя, – только школу закончили, а уже – в Народную Дружину».

Он достал ксиву и сунул ее под пучок света, будто подставил зеркальце, которым хотел отразить луч врага. Тонкие брови удивленно сдвинулись.

– Константин Муконин, агент Чрезвычайного правительства. Особые отметки: полная свобода передвижений. Не липа, а?

Ставшие хитрыми, глаза прищурились, патрульный достал из-за пазухи «электробритву» и просканировал чип. Второй наклонился к нему, выпустил сизый в свете фонарика дымок. «Бритва» удовлетворенно пискнула.

– Значится, в базе есть, – сипло проблеял второй.

– А что за куколка с тобой? – Из-под тонких бровей по незнакомке скользнули недовольные глаза.

– Это моя сестра. Ее выперли из больницы. И мне надо провести ее домой.

Тонкобровый хмыкнул, небритый насупился.

– Ну-ну. Дуйте в метро. И чтоб я вас больше здесь не видел, – сдался первый и выключил ксеноновый фонарик.

И они удалились. Несолоно хлебавши. Муконин облегченно вздохнул. Девушка по-прежнему держала его под руку.

– Ну что, куда идем? – глянул на нее Костя.

Она повела плечом.

– Есть ли тут гостиница или еще что? Мне надо снять комнату.

– Что? Ты с луны свалилась?! Все гостиницы, общаги и ночлежки забиты до отвала.

– Значит, мне некуда идти.

Опять эта хрипотца. Как у захворавшего ангиной ребенка.

– Ты что, беженка?

– Вроде того.

Она ссутулилась, как-то вся сжалась. Подбитая птица, подумал Костя. Еще одна жертва сумасшедшего города, мегаполиса с военными порядками. Еще одной некуда идти. А сколько их, таких?

– Ладно, – вздохнул Муконин. – Есть у меня кушетка для гостей. Бесплатное койкоместо. Одну ночь можешь переночевать. А там что-нибудь придумаем.

Она промолчала. Ну что ж, разве могло быть иначе? Только вот интересно: ему-то зачем лишние хлопоты? А может, просто подвернулся случай скрасить очередную черную ночь и не завыть собакой?

Неожиданно повалил снег. Со всех сторон. И Муконину, поведшему за собой ее – слабый огонек чужой жизни, почудилось, будто черное небо выбрасывает к ним белые нити, чтобы оплести их, идущих, в паутину. Но все безрезультатно. Слишком влажные нити. Быстро тают. Только щекочут слегка по переносице.

Метрополитен был совершенно безлюден. Они сели в пустой вагон. На одно сиденье, напротив двери. Здесь, при вялом свете, Костя смог разглядеть свою спутницу. Личико оказалось на удивление приятным. Гладкая кожа и даже естественный румянец на щеках, чувственные губы с едва различимым, но характерным изгибом. Чуть раскосые глаза, карие, мутные, как воды реки, глядели с интересом и боязливостью, что ли. Глядели из-под длинных и тонких бровей, отдаленно напоминающих гримасу печального клоуна. Соломенная прядь выбивалась из-под норковой «каски» с козырьком. «Сколько ей? – спросил себя Костя. – Лет двадцать, пусть двадцать пять, не больше».

– Как тебя зовут?

– Маша.

– Маша? Какое странное имя.

– Почему же странное?

– Ну, редкое.

– Обычное русское имя.

– Н-да, русское, – задумчиво протянул Муконин. – А меня Костей зовут.

– Тоже нормально.

Он почему-то усмехнулся.

– Откуда ты?

– Из радиационной зоны. Из Иваново.

– Город невест.

– Что?

– Город невест – когда-то так говорили про Иваново.

– А. Да, я слышала.

Поезд жутко завывал. В окнах мелькали лампочки туннеля. Станции не объявляли. Вагон просто останавливался, раздвигал створки, являя безлюдную платформу, запуская с ветерком холодные запахи бетона и смолы шпал, и долго и монотонно жужжал осами. Затем створки закрывались, и поезд снова завывал и разгонялся.

– Как ты оказалась одна? Ведь беженцы обычно приезжают группами.

Он чуть наклонился к Маше, повеяло слабым запахом духов. Что-то цветочное, притягивающее. Черт возьми, какая редкость в наше время!

– Вся моя семья погибла. Я уехала из зоны сама по себе.

Он хотел сказать что-нибудь вроде: «сочувствую» или «это ужасно». Но любые слова казались ни к месту, выглядели банальными до неприличия и ненужными. И он промолчал. Только тупо уставился на ее руки. Тонкие изящные пальцы с ухоженными малиновыми ногтями нервно теребили краешек платка. Спиральное колечко на мизинце – короткая серебряная пружинка.

Муконин жил рядом со станцией метро, в районе, удаленном от центра города. Здесь он чувствовал себя уверенно, даже без старого «Макарова». Последний пришел в негодность после пожара, охватившего неделю тому назад рабочий кабинет. Причина огня оказалась прозаической – короткое замыкание.

Было темно и тихо. Снегопад кончился так же неожиданно, как начался. Патрулями и не пахло. Маша шла рядом, по правую руку, понуро глядя под ноги, на снег.

Он уже жалел, что взял ее с собой. «И зачем мне это?» – вертелось в голове. Когда долго живешь один, к одиночеству привыкаешь, и оно уже не кажется трагическим, ты даже начинаешь бояться его нарушить. Но, может быть, это-то и страшно?

Ему показалось – что-то присутствует. Легкая тень метнулась впереди. Костю кольнуло. Он взял спутницу за руку и тихо сказал:

– Что бы ни случилось, главное – не бойся. Слушайся меня.

Затаив дыхание, они зашли в арку длинного дома. Впереди материализовались два болвана, и сзади синхронно выплыл один, преграждая пути к отступлению. Один из тех, что встал на пути, тихо свистнул.

– Эй, тормози-ка!

Костя остановился. Ему показалось, что девушка вцепилась в него ногтями, словно кошка.

– Телка, сумочку гони. А ты – лопату.

Муконин на секунду оглянулся, чтобы оценить обстановку. Тот, который сзади, остановился у входа в арку и двигаться, по всей видимости, не собирался. Другие двое угрожающе приближались. Костя слегка отстранил девушку и достал зажигалку. Огонек выхватил вязаную шапочку, смуглое лицо со скулами, напоминающими лошадиный оскал, пустые пьяные глаза. Этот остановился напротив Кости и навел пистолет. Второй преспокойно держал руки в карманах, очевидно чувствуя превосходство. Его чернобровое лицо имело характерные черты. Башкир или казах, что-то в этом роде. Жадно разглядывал Машу.

В эти несколько мгновений Костя быстро соображал, как выкрутиться. Он чувствовал к ним лишь ненависть, как к обычной дворовой шпане.

Похоже, просто безработная шайка. Не беглые зэки и не малолетки. Есть шанс справиться и с тремя. Не силой, конечно, а хитростью. Если успею.

Но он не успел. Точнее, успел лишь совершить главное. Тип с лошадиным оскалом, как и предполагалось, не знал или просто не ожидал классического приема против пистолета. Костя резко отступил влево и левой же рукой захватил запястье бандита. В одно мгновение оружие оказалось в правой руке Муконина. А парень с лошадиным оскалом, натужно воя, согнулся в три погибели, получив одновременно пинок в живот. Костя тут же навел пистолет на второго.

Но он не успел. Не успел, чего и боялся, уследить за третьим, который сторожил сзади. Раздался короткий визг. Третий уже обнимал Машу со спины, она как-то странно задирала голову, и под маленьким точеным подбородком блестело лезвие ножа.

– Эй, мудила, бросай пистолет, или я ей глотку перережу!

Времени раздумывать не было.

– Ну и что, режь, – спокойно сказал вдруг Костя. – Она мне никто. А я вас тут всех перестреляю до полусмерти. А потом патруль вызову. Потому что у меня чип. Знаешь новую фишку? Сейчас гребут без суда и следствия. Мне даже превышение не пришьют.

Это подействовало.

– Белый, оставь, уходим, – бросил башкир.

Белый убрал нож и выпустил Машу. Но напоследок все-таки дернул за сумочку. Девчонка оказалась не промах, удержала. Костя выстрелил в стену для острастки. Бандиты, матерно ругаясь, рванули вперед из арки и скрылись.

* * *

Костя пропустил девушку вперед. «Умный дом» включил свет в прихожей. Запахло картофельными очистками и рыбьими головами. Костя поморщился. «Лучше бы ты умел перерабатывать отходы». Маша остановилась посреди прихожей, стянула с плеч платок, поглядела на хозяина. Взглядом щенка, вопрошающего, можно ли прилечь на коврик.

– Не стесняйся, чувствуй себя как дома, – бодро сказал Муконин.

До чего глупая фраза, тут же подумал он. Разве может сравниться чужое с собственным углом? Даже в дружеских хоромах не так уютно, как в родном шалаше.

Он помог Маше снять полушубок. Гостья оказалась в красивой кофточке, зеленой с белыми полосками, с приятной выпуклостью на груди, на ногах были черные брюки, – нагнувшись, Маша сдернула сапоги.

Он разоблачился сам, и тут они встретились нос к носу.

– Постой-ка, – Костя свел брови. – У тебя царапина от ножа.

Положив руку на ее холодный лоб, он аккуратно, словно умелый парикмахер, приподнял девичью головку.

– Сейчас обработаем.

Ее губы, пухленькие и чистые, оказались теперь так близко, что ему вдруг сильно захотелось поцеловать. Глаза ее, почудившиеся просветлевшими, забегали туда-сюда.

Когда прошли в комнату, он достал туалетную воду и ватные палочки.

– Садись.

Маша послушно опустилась в кресло.

Он запросто встал на колени и, заглядывая снизу, обработал царапину на шее. Потом, выпрямившись над ней, положил руку на костлявое плечо.

– Ба, да ты все еще дрожишь!

– Я так испугалась. Там, в арке. До сих пор не могу отойти.

– Ну ничего, сейчас выпьем коньяка, и все пройдет.

Костя подошел к бару, достал пузатую бутылку, купленную в правительственной лавке, и два хрустальных бокала.

– Он, правда, теплый, – посетовал Муконин, наполняя бокалы. – Но, впрочем, коньяк так и пьют.

– Мне чуть-чуть, всего один глоток.

Протянув ей бокал, Костя сел на диван.

– Выпей сразу до дна. – И сам показал пример.

Приятное тепло быстро спустилось по пищеводу. Маша некоторое время раздумывала, прежде чем проглотить свой коньяк. А когда выпила, то по-детски сморщилась, ему даже стало забавно.

Тут он вспомнил про пистолет. Достал оружие из кармана, покрутил в руках. Щелкнул, разрядил.

– Однако. Неплохая игрушка, – хмыкнул он.

– Что? – испуганно сдвинула брови Маша.

– Ничего, забудь.

Костя засунул пистолет в полость между подлокотником и подушкой дивана. Маша вопросительно поглядела на него.

Муконин как ни в чем не бывало взял пульт и включил панель на стене.

На большом экране крупным планом возникло круглое, с большим ртом, лицо полпреда Громакова. Точнее, бывшего полпреда, провозгласившего себя ныне и. о. президента Уральской Республики. Лысеющий и. о., облаченный в черный костюм, сидел за круглым столом в уютной студии.

– Сегодня мы подготовили ряд новых директив, касающихся, прежде всего, отношений со странами, проявляющими, эм-м, крайне нездоровый интерес к нашей новой республике, поддерживаемой дружественным Китаем. А также это несколько директив, затрагивающих внутренние проблемы, в основном, экономического характера, – вещал и. о. – Что касается последних, это, например, директива Чрезвычайного Правительства под номером сто двадцать три, где четко прописывается порядок обмена валюты на уральские боны в местных органах управления. Этот процесс мы, наконец, жестко регламентировали, исключили всякие льготные списки, и теперь каждое предприятие, какой бы то ни было формы собственности, обязано немедленно ввести в оборот уральские боны.

Поскольку, эм-м, участились случаи подделок, в директиве сто двадцать шесть мы ввели беспрекословную меру наказания для фальшивомонетчиков. Теперь любой, у кого поднимется рука нарисовать бону, без суда и следствия подвергается смертной казни. Если помните, неделю назад мы выпустили директиву, где объявили любых преступных элементов, пойманных с поличным, вне закона, и разрешили расстреливать их без суда и следствия. Надо сказать, этот указ принес должные плоды. Сегодня, по данным Уральского Комитета Безопасности, мы уже отмечаем спад преступности на двадцать процентов.

Что касается внешней политики, – Громаков немного ослабил галстук на шее, – то, как вы знаете, наши враги в Америке, разбомбившие Москву, а также Великобритания и Япония спят и видят, как бы им добраться до нефтяных земель за Уральским хребтом. Но мы для того и объединились в Уральскую Независимую Республику, чтобы защитить главное достояние русского народа. Для того и заручились поддержкой Китайской державы, чтобы отпугнуть западных врагов. Как бы ни хотели челябинские, пермские и тюменские коллеги самостийности, они все равно понимают, что в данный момент можно выжить исключительно сообща. Поэтому, во избежание проникновения на наши территории всякой вражеской агентуры любого толка, мы сформировали командование общих пограничных войск и крайне ужесточили пограничный контроль на западе Пермского и Челябинского регионов, на востоке Тюменской области, а также в екатеринбургском аэропорту «Кольцово». В командный состав вошли как китайские, так и русские генералы, – и. о. поменял позу. – Другой директивой мы обозначили размеры и сроки необходимой помощи нашим соратникам, соединениям сопротивления, всеми силами старающимся бороться на землях Дальнего Востока против японских оккупантов. То есть нашей главной задачей, как вы видите, остается всецелое возрождение России, ради этого мы с вами работаем денно и нощно, используем всю возможную мощь. Любые далеко идущие планы, любые стратегии и тактики в это столь непростое время, в конечном счете, подчиняются единой цели: объединению, возрождению, возвращению величия нашей многострадальной Родины, которую мы когда-то гордо именовали Россия.

– Спасибо, Евгений Петрович! – Камера переместилась на телеведущего, моложавого мужчину с пышной смолистой шевелюрой. – Я надеюсь, наши земляки хорошо понимают значимость того, что вы делаете. Во всяком случае, мы с вами помогаем им в этом. Но не могли бы вы сейчас более подробно остановиться на…

Муконин сплюнул, чертыхнулся и переключил канал. «Если бы не бесплатная нефть, – подумал он, – хрен бы китайцы поддерживали паритет с натовцами». Хрупкая Уральская Республика на поверку являлась лишь зоной раздела между китайским и американским влиянием. Но с Китаем русские делились нефтью, а НАТО показывали кукиш.

На другом канале транслировался старый добрый фильм. Героя по ошибке посадили в самолет, и он летел в Ленинград. Интересно, нравится ли ей эта милая незабвенная комедия? А была ли она до войны в ныне изуродованном Петербурге, тоже не избежавшем ядерного удара, чудеснейшем городе, который назывался когда-то Ленинградом? Костя отложил пульт и внимательно посмотрел на девушку.

Маша разглядывала комнату: стены оттенка морской волны, стилизованный комод, который охранял безмолвный ушастый щенок из плюша, панно с непонятным пейзажем в духе Пикассо.

«Вот она сидит здесь, – подумал Костя, – будто пригретый котенок, принесенный с мороза, потихоньку оживает и, порывисто почистив шерстку, начинает осторожно озираться по сторонам. Зачем я привел ее сюда? Зачем я остановил ее там, на площади? Может, это был лишь ничем не обоснованный порыв? Как неожиданное дуновение осеннего ветерка, поднявшего с земли горсть золотистых листьев или как проявление слабости старого хищника? Нет, нет. Просто… Черт его знает! Что-то этакое промелькнуло в ее походке, в ее фигуре, что-то жалкое и нестойкое, а главное – чем-то отдаленно знакомое, напоминающее ту, другую походку. И вот теперь она здесь: пушинка, занесенная ветром перемен. И еще одна жизнь случайно (или нарочно?) соприкоснулась с моей.

Первая доза коньяка, поначалу радовавшая легким теплом, уже куда-то испарилась. Костя вдруг почувствовал сильную усталость. Она накатила волной и наполнила тело железной тяжестью. Костя снова налил в бокалы. День выдался трудный. Он долго работал, застрял в центре города, возвращаться пришлось поздно.

– Ну как, полегчало? – спросил он у Маши.

– Да, мне уже лучше, – она утвердительно закивала.

– Давай выпьем еще.

Она робко взяла бокал. Обозначился характерный изгиб в рисунке губ.

– Ты один здесь живешь? – Маленькая ласточка над переносицей взмахнула крыльями.

– Нет, не совсем. Иногда по ночам кто-то скребется. То ли крыса, то ли домовой.

Маша попыталась улыбнуться, сдвинув уголок рта.

Они выпили.

– Может, хочешь перекусить? – спохватился Муконин.

Маша молча пожала плечами.

– Кажется, у меня завалялась пара яиц. Пойду сделаю яичницу.

Так он сказал и отправился на кухню, по пути вдруг осознав, как пошло прозвучала первая фраза. Пошло прозвучала бы в иное время, в ушедшем мире, но здесь и сейчас на подобное уже не обращаешь внимание.

Когда Костя вернулся, он застал ее в том же положении. Как будто за эти пять минут его отсутствия она даже не пошевелилась. Девушка сидела с пустым бокалом в руке, вжавшись в кресло, и зачарованно смотрела на мелькающий экран. В фильме пьяный Лукашин в этот момент изумлялся тому факту, что он находится в Ленинграде, а не в Москве. Маша лишь мотнула головой в сторону вошедшего Кости и блеснула глазами.

– Вот, поешь. У меня что-то нет аппетита. – Он протянул ей тарелку, с которой призывно смотрели два больших желтых глаза, сервированных с одного краю вилкой, а с другого – кусочком черного хлеба.

– Спасибо, – тихо поблагодарила Маша, устроила тарелку на коленках и сразу принялась кушать.

Он стал молча наблюдать, как она изящно держит вилку, как тщательно пережевывает, аккуратно работая челюстями, как поднимает исподлобья виноватые глаза. Ну точно – котенок. Выкинутый за порог из благородной семьи. Подыхать будет от голода, а все равно съест не торопясь.

Когда тарелка опустела, Маша поставила ее на комод, находившийся поблизости. Вопросительно и добродушно поглядела на Костю. Ему почудилось, что карие глаза ее затянулись поволокой. Муконин опять разлил коньяк.

– Ну вот, теперь можно еще выпить, – попечительно сказал он.

В этот раз Маша с готовностью приняла большую рюмку. Осушила вслед за ним и даже почти не поморщилась.

И после этого ужина «чем бог послал», и этого третьего коньяка, она начала таять, как снежная баба. Принялась вдруг говорить без умолку, подобно случайному попутчику в купе поезда. То появлялась скупая слеза на раскрасневшейся щеке, то ее озарял редкий смешок – она рассказывала о своих недавних бедах и давних радостях. О том, как тяжело было ехать в холодном вагоне, набитом вонючими беженцами, как трещала голова от плачущих младенцев и пьяных причитаний. О том, как хорошо жилось в детстве, как она ездила в Турцию с родителями и купалась в Черном море, а небо казалось чистым и мирным, и никто не предполагал, что все когда-то вот так вот жестоко изменится. И что папа в разгар второго экономического кризиса отправился на заработки в Москву и там потом оказался в самом эпицентре ядерного взрыва, а мама умерла от сердечного приступа. И как она, Маша, добралась на попутных автобусах до Казани, а потом села в поезд.

Тут она, наконец, заплакала, со всхлипами, с сотрясанием хрупких плеч и груди. Муконин сел рядом, прижал ее к себе, стал гладить по спине и утешать.

– Я не знаю, – захлебываясь, отрывисто говорила она. – Это все так… Куда идти?.. И если б не ты… Я бы сгинула тут…

– Ну перестань, перестань, – сквозь зубы твердил Костя, у него в горле стоял комок. – Все наладится. Все будет хорошо.

Она вдруг затихла, обняла его за плечи и поцеловала: сначала в шею, потом выше. Костя ответил. Он впитал ее слезы на щеках, осторожно попробовал ее губы, отдающие виноградным спиртом и жареным яйцом. Затем они начали жадно целовать друг друга.

«Умный дом» потушил свет от щелчка хозяина и заглушил телепанель. И скромная луна, подглядев в окно, заметила, как торопливо руки стягивают одежды.

Глава вторая

Рано утром нещадно затрындел домофон. Осторожно убрав с груди Машину руку, Костя с трудом поднял голову, совой поглядел в окно. Между щелками жалюзи едва рассеялась темная синь. Муконин нащупал пульт и включил настенную панель. На экране нарисовалось угрюмое лицо, которое, слегка шевеля густыми черными усами, низким голосом произнесло:

– Откройте, Комитет Безопасности!

Костя тихонько матюгнулся и нажал кнопку. Похмелье не мучило, но голова почему-то казалась тяжелой. Маша слабо простонала и отвернулась к стенке. Он нехотя вылез из теплой постели, ежась от холода (топили плохо), оделся и пошел открывать.

На пороге стоял тот же усатый тип, невысокий, как и Костя, он был в камуфляжной куртке. Его седые волосы прикрывала шапка-формовка с оставленным снятой кокардой отпечатком. Из-за его спины кидали выразительные взгляды два молодца, бритые ежики на макушке, тоже в защитных спецах.

– Константин Муконин?

– Ну допустим.

Перед глазами у Кости мелькнуло удостоверение комитетчика. «Жаль, что у меня нет средства проверить чип», – пролетело в голове.

– Мы из Комитета Безопасности. Вы подозреваетесь в причастности к покушению на министра Комова.

От неожиданности Костя растерялся и отступил в сторону. Незваные гости без церемоний ввалились и двинулись в комнату.

– Какое покушение, вы издеваетесь, что ли? – опомнился Костя, дернувшись вперед. – Я агент Правительства.

В комнате он обогнал их и преградил дорогу. Быстро достал из брошенных на стул брюк потертую корочку и сунул в лицо усатому. Наверно, нелепо в этих серых штанах и красной футболке, с протянутой ксивой, стоять тут перед ними. Такая промелькнула мысль. Маша проснулась и села на диване, притянув одеяло к шее. Ее осоловелые глаза округлились, наполнились страхом.

– Костя, что происходит?

Главарь комитетчиков отстранил удостоверение и обошел Костю.

– Мы знаем, кто ты такой. Но у нас особое распоряжение.

– Вот как? Интересно, чье же? – обернулся хозяин.

– Костя, кто они такие? – снова подала голос Маша.

– Успокойся, все нормально. – Муконин сел на диван рядом с девушкой.

– Так, а это у нас кто, сожительница? – пренебрежительно спросил усатый, подойдя к окну.

– По-моему, это вас не касается.

– Ну, это уж нам судить, что нас касается, а что нет, – насупился главарь.

Поглядев на своих подшефных, он тут же отдал им распоряжения:

– Ты – давай глянь в шкафах, а ты – иди посмотри в коридоре.

– Какого хрена? – Костя поднялся с дивана. – Вы что, собираетесь у меня обыск устраивать?

Усатый снял шапку и пристроил ее на подоконник. Затем дернул за молнию, будто распоров себе брюхо, снял куртку и положил ее на комод. Ушастая собачонка хитро посмотрела одним глазом из-под его бушлата. Дальше комитетчик беспардонно бухнулся в кресло, покряхтел в кулак и кисло поглядел в окно.

– Бля, с раннего утра как белка в колесе. Слушай, Муконин, у нас ордер на обыск. За подписью премьер-министра. Показать?

– Покажи.

Угрюмый комитетчик достал из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо бумажку и развернул перед Костей. Тот внимательно пробежал глазами по строчкам. Усатый воровато спрятал бумажку обратно.

– Это какая-то ошибка, – хмыкнул Костя, потом снова сел рядом с Машей.

– Как знать. Обыск покажет. – Усатый равнодушно повел плечом.

Двое молодцев скинули свои куртки в прихожей, один остался там и зашуршал. Второй братец вернулся и, остановившись у плательного шкафа, натянул прозрачные перчатки. Затем он раскрыл дверцы и начал ощупывать одежду. Муконин тупо уставился на его короткостриженый висок с идиотски выбритой дорожкой, стрелой уходящей за ухо.

«В этой дурацкой республике, мать ее, можно по особому распоряжению человека убить!» – подумал Костя.

– Ну и что мы ищем? – спросил он вслух.

Рядом Маша настороженно зашелестела одеялом.

– Поступили сведения, – главарь мутными глазами посмотрел на Костю, – что у вас находится пистолет, из которого стреляли в Комова.

Костя ощутил, как по телу пробежал легкий ток.

Покончив со шкафом, парень с дорожкой на виске неодобрительно цыкнул. Досадливо хлопнув дверцами, он перешел к комоду. Выдвинул верхний ящик и начал нашествие варваров.

– Может, вы не будете нас утруждать и сами отдадите пистолет?

Муконин покачал головой.

– Нет у меня никакого пистолета.

– Не хотите? Ну, как хотите. Ладно, будем искать.

– И вообще, имейте совесть, дайте хоть даме одеться, – вдруг вскипел Костя.

Тип с выбритым виском повел носом в их сторону (рука застыла с повисшим на ней проводом удлинителя), тонкие губы растянулись в пошлой ухмылочке. Комитетчики переглянулись.

– Бобер, отвернись, – устало бросил усатый, а сам поглядел в окно. – Пожалуйста, мы не смотрим.

Костя приподнялся и дотянулся до стула, прихватил свою рубашку. Отдал ее Маше, та, мелькнув молочной наготой с бурым соском, торопливо натянула рукава и принялась застегиваться.

«В другой ситуации это было бы прекрасно, – с грустью подумал Муконин. – Утро, постель, девушка в твоей рубашке. Ничто так не идет женщине, как мужская рубашка на голое тело».

– Спасибо, – демонстративно сказал Костя, когда последняя пуговица поддалась ей.

Усатый равнодушно посмотрел на них, потом в сторону коридора.

– Эй, Гога, что у тебя там? Долго еще?

– Тут ничего нет, – раздался приглушенный голос из прихожей.

«Только тупые отвечают таким тоном», – усмехнулся про себя Костя.

– Посмотри на кухне, в шкафах. В туалете посмотри, в бачке.

– Щас сделаем.

Тем временем Бобер перерыл уже все ящики комода и перебрался к серванту. Захлопали стеклянные дверцы.

В желудке заныло. Костя с досадой вспомнил о куске колбасы, притаившемся в холодильнике, – остатки правительственного продпайка. Этой заначкой он поленился вчера угостить Машу. Тут же замечталось о крепком горячем чае. Но под рукой были только сигареты. Он взял со столика пачку с зажигалкой, вытянул сигарету и прикурил.

Бобер быстро завершил поиски в серванте. Развернувшись, он подозрительно посмотрел на диван. Костя будто бы почувствовал поле, испускаемое пистолетом. Еле удержался, чтоб не поглядеть на то место.

– Так-с. Не могли бы вы потесниться? – противный рот кровожадно улыбнулся.

– Вот именно, давай-ка, посмотри там, – воодушевился командир. – Может статься, он его под подушкой прячет.

– Ща глянем, Саныч.