Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Слово о земле Ай

ModernLib.Net / Сказки / Виткович Виктор Станиславович / Слово о земле Ай - Чтение (Весь текст)
Автор: Виткович Виктор Станиславович
Жанр: Сказки

 

 


Виктор Виткович

СЛОВО О ЗЕМЛЕ АЙ



Киносказка


Прекрасна, благодатна, благословенна земля айдинского племени. Прозрачная, словно воздух, синяя речка Ай бежит по этой земле. Бежит она сквозь сосновый бор. Бежит, как песня народа — неведомо где началась, неведомо где кончается. На берегах речки, в кольце гор, белеют тысячи юрт, над ними — тысячи легких дымков. А вокруг земли Ай средь горных вершин медленно движутся облака.

У речки, под сенью исполинского дуба, виднеется каменная чаша необыкновенной величины. По одну сторону ее стоит Кусмэс, старейшина племени айдинцев; он сед, коренаст; лицо его подобно дубовой коре, морщинистой, узловатой. Он держит за руку своего сына Алтын-дугу, мальчика лет семи. По другую сторону — Кусэр, старейшина племени табынцев; он высокий и большеносый, а черная борода его напоминает ласточкин хвост. Он держит за руку свою дочку Ай, девочку лет шести.

Вокруг густое кольцо народа, верхового и пешего: мужчины в папахах, женщины в бархатных безрукавках и платках, ребятишки, взобравшиеся на деревья и скалы. Кусмэс торжественно говорит:

— Счастливый день! Два наших племени — айдинцы и табынцы, забыв раздоры, соединяются сегодня навеки. Нас стало вдвое больше — значит, мы сделались вдесятеро сильней.

Кусэр кивает:

— Вместе нам не страшен даже Джангархан, от имени которого содрогается мир!

Заиграли музыканты: задули в кураи — очень длинные пастушеские свирели; под пальцами глухо зарокотали струны тумр, бубнист звонко ударил в бубен. По знаку обоих старейшин два человека — айдинец и табынец (у обоих в руках по кожаному мешку с кумысом) — подходят к каменной чаше. Они наклоняют мешки, и кумыс льется в чашу двумя белыми струями.

Позади гудящего, толпящегося народа на камешке стоит Гульбика. Ей лет пять. Она вытягивается на цыпочках, но ей ничего не видно.

Тогда Гульбика подбегает сзади к всадникам. Ей страшно забираться под живой свод из конских животов, ног и хвостов. Робко протискивается она между крупами двух лошадей. Но над толпой прокатывается гул голосов, лошади взмахивают хвостами, и Гульбика отшатывается.

На соловом, широколобом коне к ней подъезжает Абзаил, главный табунщик. У него седые усы, редкая бороденка, на голове пастушья шапка. Гульбика радостно берется руками за стремя.

— Почтеннейший Абзаил, — говорит она тоненьким голосом, — вы повелеваете лошадьми! Скажите им, чтобы они меня пропустили!

Усмехнувшись, Абзаил подхватывает Гульбику с земли, сажает перед собой на седло. И все лошади сами расступаются, пропуская их.

А под дубом каменная чаша уже полна, и строгий Ханьяр, силач табынцев, перемешивает в ней палкой кумыс. Старейшины племен — седоголовый Кусмэс и чернобородый Кусэр подходят к чаше, делают по глотку. Одобрительно загудел народ. Кусмэс торжественно начинает:

— Клянемся быть вместе навеки…

Кусэр подхватывает:

— Клянемся быть вместе навеки…

Оба продолжают:

— …если же мы клятву не сдержим, пусть наша ложь войдет к нам в кровь и станет отравой!

Скрепляя клятву, они обнимаются через кинжал. Восторженными криками приветствует их народ. Многие айдинцы и табынцы обнимаются. Обнимаются пешие, обнимаются конные.

Музыканты умолкли. И седоголовый Кусмэс обратился к народу:

— Вот уже сорок весен прошло, как умер Киньжя, несравненный наш богатырь. Вам ведомо его предсказание: когда старейшины наших племен свяжут детей своих священною клятвой, в тот же миг его дочь, — он показывает на Ай, что стоит рядом с Кусэром, — затмит своей прелестью всех красавиц земли. А мой сын сделается могучим богатырем. — И он кладет руку на голову своего сына. — А когда они вырастут и соединятся, наш народ станет непобедим. Так сказал нам перед смертью Киньжя.

Сидя на коне, Абзаил снисходительно щурится и говорит Гульбике:

— Глупые люди. Они надеются, что твой брат сейчас сделается богатырем. Какие в наше время богатыри! Вот Киньжя был богатырь так богатырь!

— А вы видели Киньжя? — спрашивает Гульбика.

— Я все видел и все знаю, — важно говорит табунщик. — Киньжя был великаном. Когда он открывал одну ноздрю, поднимался такой ветер, что вокруг все мельницы начинали крутиться. А усы его так разрослись, что в них завелась мышь. Кошка погналась за этой мышью, полгода бегала — и то не могла поймать. Вот какие у Киньжя были усы!

Вновь заиграли музыканты. Алтын-дуга и Ай подходят к каменной чаше, делают по глотку.

И когда они выпрямились, все увидели: Ай из курносой девчонки превратилась в девочку такой красоты, что не постигнуть уму. Будто подменили ее. Брови ее уподобились вороновым крылам, очи стали как прозрачнейшие озера, щеки — как цветники роз. И вся она видом своим могла теперь опечалить любую красавицу.

— Подружка Ай! — звонко восклицает Гульбика, соскакивает с коня и бросается к ней в объятия.

— Ай!.. Наша Ай!.. — звучат клики народа.

Чернобородый Кусэр с важностью обращается к Кусмэсу:

— Что моя дочь стала красавицей, это видно всем. Посмотрим теперь, обрел ли богатырскую силу твой сын. Пусть он… — Кусэр ищет взглядом, что бы такое мальчику сделать, — пусть он поднимет коня твоего пастуха Абзаила!

Абзаил слезает с коня. Мальчик подходит, останавливается в смущении. Строгий Ханьяр вызывается:

— Я покажу ему как.

Ханьяр подлезает под коня и, натужившись, на своей спине приподнимает его. Слышны возгласы одобрения. Ханьяр опускает коня, горделиво выходит, говорит Алтын-дуге:

— А теперь ты.

Мальчик с готовностью бежит под коня, поднимает руки. Но он слишком мал, его спина не достает до конского брюха.

Тогда Алтын-дуга выбегает, ловко, как ящерица, взбирается на скалу позади коня и, схватившись рукой за репицу лошадиного хвоста, поднимает коня кверху. Конь испуганно ржет, копыта его болтаются в воздухе.

Затаив дыхание, смотрит народ. Мальчик опускает коня, спрыгивает со скалы. Пастух Абзаил говорит Гульбике:

— Поистине твой брат сделался настоящим богатырем!

И народ с восторгом хлынул к детям. Отовсюду несутся выкрики:

— Алтын-дуга!.. Ай!.. Алтын-дуга!..


Прокопченный казан с сорока ушками стоит на очаге. Над ним, шепча заклинания, склонилась старуха Мясекай. На ее щербатом подбородке — один волосок, во рту — один зуб.

В казане черная жидкость. В ней, как в волшебном зеркале, проступают отражения того, что мы только что видели: Алтын-дуга, поднимающий коня за хвост, и у чаши красавица Ай.

— Алтын-дуга?! Ай?! — злобно шепчет старуха.

С яростью швыряет она щепотку зелья, и над казаном взлетают клубы дыма. Старуха направляется к дверям своей колдовской кельи.

У порога трое сыновей старухи, три джунгарских богатыря, свирепый Жургяк, хитрый Хултан-гол и сладкоязычный Янгызак, играют в ашик — бабки.

— Сыночки, — гнусавит она, — не скажете, где пребывает гроза пяти частей света?

Ей отвечает Хултан-гол:

— Джангархан, покоритель царств, посылает сейчас войско на государство Чин-Мачин ограбить длиннокосых китайцев.

— А вы, мои верблюжатки, почему дома?

— Хан велел нам остаться охранять его благополучие, его сокровища и его жен.

Старуха выходит на площадь. Широко раскинулась в степи джунгарская столица: юрты, шатры, повозки, заваленные награбленным добром. Меж них покачивается море конских и человечьих голов. Громко звучат удары барабана, от них раскатывается глухое, как бы подземное, эхо. Всадники вооружены копьями, палицами, луками. У всех воинов разбойничьи лица. А в самом центре джунгарской столицы, под черной причудливой горой, высится чешуйчатый дворец Джангархана.

На открытой террасе восседает Джангархан. Он жирен, дрябл, и лицо его так заплыло, что зрачки еле видны сквозь узкие щелки глаз. Придворный кальянщик время от времени затягивается из кальяна и вдувает струю дыма в рот повелителя.

— Пусть поклянутся! — приказывает главный везир, стоящий рядом с ханом.

Знаменосец поднимает джунгарский флаг. И вся рать повторяет слова страшной клятвы:

— Еду я, чтоб детей превратить в сирот!..

— Еду я, чтоб в раба превратить народ!..

— Еду я, чтоб нетленных жизни лишить!..

— Еду я, чтоб людей отчизны лишить!..

— Еду я — разгромить китайскую рать!..

— Еду — сокровища Чин-Мачина забрать!..

Еще несутся над джунгарской столицей слова клятвы, а старуха Мясекай уже около хана, шепчет что-то ему на ухо.

Знаменосец опустил флаг. И джунгарская орда двинулась в поход, подняв к небесам облака пыли.

Джангархан жестом отпускает везира и слуг.

— О повелитель! — говорит старуха, оставшись наедине с ним. — У табынцев появилась красавица Ай, а у айдинцев — богатырь Алтын-дуга.

— Алтын-дуга?

— Да. Тот самый, о котором в книгах сказано, что он разрушит твое царство, когда соединится с красавицей Ай.

Джангархан помолчал. Сказители говорят, он молчал так долго, что за это время мог свариться котел мяса. Потом он сказал:

— Убить их.

— Нет, — отвечает старуха. — Хотя они еще дети, убить их нельзя. Их тело не боится ни огня, ни воды, ни меча, ни копья, ни палицы, ни стрелы, ни львов, ни слонов! Их можно одолеть только хитростью.

— Хитрость давай! — хрипло говорит Джангархан.

— Пусть повелитель заманит Алтын-дугу и Ай к себе в гости. Их родители не посмеют отказаться от высокого приглашения. И пока здесь твои шуты будут их забавлять, там твои воины истребят их народ.

Джангархан расплылся в улыбке, и голос его зажурчал подобно ручью:

— Неразумно! На земле нет табунщика более искусного, чем Абзаил, выращивающий коней, рожденных от ветра. Каждый год айдинцы платят нам подать — двадцать тысяч этих коней. Истребив башкир, мы лишимся вместе с тем и башкирских коней. Другую хитрость давай!

— Есть и другая, — говорит старуха. — Надо Ай и Алтын-дугу навсегда разлучить.

Я опою Алтын-дугу травой, от которой меркнет память, и он забудет красавицу Ай и превратится в обжору и лежебоку. А к отцу Ай я подошлю моего сыночка, хитрого Хултан-гола…


И вот уже Хултан-гол сидит в юрте чернобородого Кусэра. Его глаза глядят, как голодные волки, и никак не поймешь, который из этих глаз — волк, а который — волчица.

— О мудрый Кусэр, — говорит Хултан-гол, — ты напрасно упрямишься! Всем известно могущество Джангархана: он может весь ваш народ прибить гвоздями за уши. Всем известно и чародейство Джангархана: он может проглотить расплавленный свинец и выпустить его через кишку в виде дроби. Прослышав, что ты очень мудр, великий хан Джангар предлагает тебе дружбу, а ты упрямишься…

— Я дал священную клятву айдинцам, — говорит Кусэр, поглаживая свою черную бороду.

— Я тебя не уговариваю, — пожимает плечами Хултан-гол и встает. — Конечно, путь далек и в пути тебе придется терпеть нужду, но ведь это тебя в конце концов приведет к благу. Джангархан поселит тебя и твой народ в лучшем месте нашей державы, там, где нижняя часть земли заворачивается кверху. И он сделает тебя главным везиром и во всем будет советоваться с тобой! Подумай!

— Если бы я клятвы не дал, я бы подумал, — гордо говорит чернобородый Кусэр.


Возле красивой, обшитой кусочками бархата юрты Кусэра сидит старуха Мясекай. Она одета по-башкирски. На голове ее простая деревенская шаль. Из юрты выходит Хултан-гол и удаляется. Старуха делает вид, что не знает его.

Задумался внутри юрты чернобородый Кусэр.

Старуха Мясекай приоткрывает дверную кошму, входит, обращается к Кусэру в крайнем волнении:

— Я пришла тебя предупредить, о Кусэр! Старейшина Кусмэс задумал против тебя черное дело…

— Кто ты? — прерывает ее Кусэр.

— Я из его племени. Сегодня ночью я взбалтывала кумыс возле юрты Кусмэса. И слышала, он сказал: у одного народа не может быть две головы. Он хочет тебя убить!

— Ты лжешь! — гневно говорит Кусэр.

— Если я лгу, пусть ложе мое будет сложено из змей и жаб, пусть воды на моем пути будут отравлены и пусть встретится мне днем медведь, а ночью — дьявол! Я говорю правду.

— Но Кусмэс дал мне священную клятву…

— И ты поверил клятвам Кусмэса! О, несчастный! Да знаешь ли ты, что двадцать лет назад это он поверг тебя в безутешное горе, заставив оплакивать сына!

— Что ты сказала?! — Кусэр вскакивает.

— Да. Это он твоего сына украл и убил.

— Убил?! — Кусэр замахивается на старуху, но рука его опускается, он говорит тихо: — На кончике языка у тебя мед, а во рту яд. Уходи прочь. Я не верю тебе.

— Сейчас поверишь…

Старуха Мясекай достает из складок своей одежды мешочек, расшитый разноцветными бусами, протягивает Кусэру:

— Узнаёшь?

Кусэр молча открывает мешочек — руки его дрожат — и вынимает алтын-ашык, золотую игральную бабку.

— Где ты взяла, старуха? — говорит Кусэр сдавленным голосом. — Это было на шее моего сына двадцать лет назад, в тот день, когда он исчез…

— Я сняла, когда омывала его, — рассказывает старуха. — Ему не было еще и трех месяцев, но Кусмэс не пожалел — убил его. Он испугался, что в твоем племени родился богатырь. И сердце его прожгла зависть.

Кусэр переспрашивает тихо (в его глазах нет слез, но они в его голосе):

— Значит, мой сын убит?

— Видит небо, — восклицает старуха, — пока я тебе это говорю, в сердце мое поминутно прибывает караван скорби!

Кусэр круто к ней поворачивается:

— Я отомщу ему!

— Что ты! — говорит старуха. — Кусмэс сильнее тебя: ведь айдинцев больше, чем табынцев. Уходи, пока не поздно, и уводи свой народ!

— Я отомщу ему! — потрясает кулаками Кусэр.

— Если бы у тебя был могущественный друг, тогда ты, конечно, мог бы вернуться с ним отомстить. А так…

— Друг? — Кусэр сразу овладевает собой. — У меня есть такой друг. Ты права: чтобы приблизить час мести, я должен уйти. — И обращается к строгому Ханьяру, который вошел: — Ханьяр, если посол Джангархана не уехал, останови его!


…Слышится странная музыка. Рассыпавшись по горным склонам, пасутся лошади. На поляне, под раздвоенной сверху осиной, сидит табунщик Абзаил и трое детей: Алтын-дуга, Ай и Гульбика. Пастух играет на своей волшебной дудке, сделанной из лошадиной кости. В его руке бич.

Под звуки дудочки несколько коней кружатся в причудливом танце. Стук их копыт, фырканье, переливы бубенцов на сбруе и щелканье бича вплетаются в музыку. В гривах коней вьются яркие ленты. Распущенные хвосты их подобны шелковым волнам. Лоснящаяся шерсть расчесана гребнем, образуя на боках и ляжках рисунок неописуемой красоты. Кони делают три шага вперед, притопывают копытом, три шага назад, вновь притопывают. Начинают кружиться — сперва медленно, словно плывут в воздухе, потом с такой быстротой, что мелькающие головы их и хвосты сливаются и не разберешь, где хвост, где голова.

Ай в восхищении шепчет Алтын-дуге:

— Но как Абзаил выращивает таких коней?



Мальчик громко ей отвечает:

— Когда они были жеребятами, Абзаил давал им молоко козы, чтобы они высоко прыгали… — Пастух меняет мелодию, и кони начинают делать громадные прыжки. — Он давал им молоко змеи, чтобы они всюду проползали… — Повинуясь волшебной дудке пастуха, кони начинают по-змеиному ползать. — Он давал им молоко медведя, чтобы они были свирепыми… — Кони встают на дыбы, идут на задних ногах. — Он давал им молоко кошки, чтобы они были игривы… — Кони катаются по траве. — Он давал им молоко ястреба, чтобы они обгоняли ветер… — Косяк коней стремглав уносился вдаль. — Он давал им молоко собаки, чтобы они прибегали на его зов… — Кони возвращаются к пастуху, выстраиваются перед ним.



Ай горячо шепчет мальчику:

— Алтын-дуга, помнишь, тебе понравился мой белый камешек? Теперь я тебе его подарю.

Кони Абзаила насторожили уши, тревожно фыркнули, отбежали в сторону. Пастух вынимает изо рта дудку. Из-за холма, поросшего травой, подъезжает на лошади чернобородый Кусэр, окликает:

— Ай!

Девочка оглянулась: «Отец зовет!» — и побежала к нему. Кусэр сажает дочь перед собой на седло, трогает лошадь. Ай обернулась, звонко крикнула:

— Я принесу сегодня камешек тебе. Алтын-дуга!

Вслед всаднику смотрят Абзаил, Гульбика и Алтын-дуга. Лошадь Кусэра скрывается за холмом, поросшим травой.

Кусэр тихо говорит дочери:

— Мы уезжаем из этой проклятой земли навсегда…

Ай изумлена, оборачивается, кричит:

— Алтын-дуга!!

Мальчик услышал, срывается с места, бежит. Кусэр взмахнул плетью, конь поскакал…

Бежит Алтын-дуга меж холмов, останавливается — не догнать! Он стоит, ловя ртом воздух. Откуда ни возьмись, старуха Мясекай с кувшином и глиняной чашкой в руке.

— Алтын-дуга, — говорит она ласково, — выпей моего шербета, прохладись!

Алтын-дуга жадно приникает к чаше.


Вокруг юрт табынцев шумно и людно. Женщины снимают с юрт белые кошмы и скатывают. На месте юрт остаются лишь ажурные деревянные остовы.

Чернобородый Кусэр сидит на коне возле своей юрты, с которой снимают кошмы, обшитые кусочками бархата. Он делает вид, что поглощен укладкой имущества. Рядом с ним, тоже на коне, — седоголовый Кусмэс, с ним несколько всадников.

Кусмэс горячо говорит:

— Остановись, Кусэр! Я не знаю твоей обиды, но она не может быть велика. Из-за одной блохи ты сжигаешь все одеяло. Ты уйдешь, разбредутся племена, брат пойдет на брата, и наш народ, эта горсточка на земле, станет дичью для охоты Джангархана…

Кусэр не отвечает, приказывает своим джигитам:

— Сундуки навьючьте на верблюдов!

Кусмэс говорит:

— Остановись, Кусэр! Подумай, что ждет тебя, твою дочь и весь табынский народ в джунгарских степях? На чужбине каждый камень стремится поранить ноги пришельцу, каждый куст — причинить ему вред и мирный воробей, завидев чужих, превращается в ястреба!

Кусэр не отвечает, приказывает егетам:

— Казан и чашки заверните в ковер!

Табынцы убирают ажурные остовы юрт. На их месте остаются лишь выжженные плешины очагов да навьюченные верблюды икони.

Кусмэс говорит:

— Остановись, Кусэр! Не режь расцветающую ветку! Не разлучай землю Ай и красавицу Ай! И не забирай у меня сына…

— Сына?! — Кусэр не выдерживает, кричит: — Разве я с твоим сыном что-нибудь сделал? Разве я украл его у тебя и убил?

— Нет, — говорит Кусмэс. — Но ты забыл: человек не живет в одиночестве. Судьба моего сына связана с судьбой твоей дочери священною клятвой. Он когда-нибудь вспомнит об этом. И он уйдет за нею в джунгарские степи. Уйдет от меня навсегда.

— Ну, ты-то удержишь его! — насмешливо говорит Кусэр.

— Нет. Он еще тигренок, но у него прорежутся клыки. Он еще не окрепший детеныш орла, но у него вырастут крылья. Он еще не отточенная стрела, но она станет острее иглы, и когда стрела полетит, как смогу я ее удержать?

Кусэр с ненавистью смотрит на Кусмэса, говорит гневно:

— Девяносто слов затемняют смысл!

И, ударив коня плетью, уезжает.


Слышен тягучий, напевный звон верблюжьего колокольчика. В узком ущелье, по обе стороны которого вздымаются ноздреватые скалы, появляется голова уходящего каравана табынцев. Впереди на коне — Хултан-гол, джунгарский посол. Рядом с ним на другом коне — чернобородый Кусэр; перед ним, в его же седле, — красавица Ай. Позади них едет строгий Ханьяр, держащий на руке сокола.

Идут сквозь ущелье верблюды; с крутых боков их свешиваются сундуки, окованные медью. Едут табынцы с женами, матерями, детьми. Пастух на коне гонит отару овец — они заполняют ущелье живым кудрявым потоком. И еще, и еще едут табынцы…

Покачиваясь в седле, Ай разжимает ладонь — в ней лежит белый камешек.


— Алтын-дуга!.. Алтын-дуга!..

Седоголовый Кусмэс пытается растолкать сына, но Алтын-дуга в ответ только что-то мычит. Вокруг во дворике, обнесенном стеною из камня, стоят Гульбика, Абзаил, несколько егетов и старуха Мясекай.

— Сыночек мой, — восклицает Кусмэс, — проснись! Алтын-дуга!.. Алтын-дуга!..

Старуха Мясекай говорит:

— Вот что сделал Кусэр с твоим сыном: он его опоил. А сам уехал и народ свой увел!

Кусмэс медленно выпрямляется, говорит глухо:

— Да будут прокляты навеки чернобородый Кусэр, его дочь и весь их народ!

Старуха подхватывает:

— Пусть на их пути будут разлившиеся реки со снесенными мостами! Пусть на земле, которая их приютит, будет всегда неурожай и град! Пусть их ветер будет чумою, их солнце — смертью, их тучи — без влаги!

Кусмэс опускает седую голову и говорит едва слышно, но внятно:

— Пусть будет так!


Вечер. Посреди почерневшей долины речка Ай блестит, будто расплавленное серебро. В дверях юрт стоят айдинцы.

Всадник возглашает с коня:

— Да будет ведомо всем: старейшина нашего племени — справедливый Кусмэс просит свой народ навеки забыть о чернобородом Кусэре, о его дочери Ай и обо всем табынском народе!

Молча слушают айдинцы. Глашатай едет дальше. Слышен его голос:

— Да будет ведомо всем…


Прошло десять лет.

В каменном дворике Кусмэса, под розовым кустом, на подушках дремлет Алтын-дуга, уже юноша. Вокруг него сосуды со сметаной и медом, кувшины с напитками и горы всяческой снеди: мяса, козьего сыра, лепешек, очищенных орехов, халвы и других сладостей. Легкий свист вырывается из губ дремлющего Алтын-дуги. По его щеке разгуливает муха. Алтын-дуга передергивает щекой, чтобы согнать муху, ему лень пошевелить рукой. Но муха не слетает. Тогда Алтын-дуга приоткрывает один глаз, вздыхает. Вялым жестом он сгоняет муху, сует в рот халву и снова закрывает глаза. Сделал движение челюстями, подремал, снова сделал движение челюстями. Так он одновременно и спит и жует.

Во дворик вбегает Гульбика (она тоже стала уже девушкой), расталкивает брата:

— Алтын-дуга! Алтын-дуга!

— А-а… — спросонья мычит Алтын-дуга.

— К нам приехал Янгызак! — Лицо девушки пылает от оживления. — Приехал сладкоязычный джунгарский богатырь Янгызак!

— Ладно, — бормочет Алтын-дуга и поворачивается на другой бок.

— Тот самый Янгызак, про которого говорят, что он побеждает, очаровывая людей своим голосом…

— Не мешай! — бормочет Алтын-дуга. Гульбика забегает с другой стороны:

— Тот самый Янгызак, про которого говорят, что даже конь его издает ноздрями звуки рожка: сорок печальных и сорок веселых ладов!

И тотчас же раздается ржанье коня Янгызака: сорок веселых ладов на рожке, целая хроматическая лошадиная гамма. Он ржет, вытянув голову, — конь вороной, как смоль, украшенный сбруей с бирюзовыми и серебряными подвесками. И на его ржанье со всех сторон откликаются простым ржаньем айдинские кобылицы и кони.

С удивлением слушает толпа айдинцев, сбежавшаяся поглазеть на чужеземного гостя. С удивлением слушают седоголовый Кусмэс и старейшины. Они восседают на кошмах. Перед ними стоит Янгызак, первый красавец вселенной. Он в черном бешмете, облегающем талию. Легкая улыбка блуждает на его губах.

Уже давно умолк вороной конь, уже заговорил Янгызак, но айдинские кобылицы долго еще не могут успокоиться и перекликаются вдалеке. Янгызак говорит:

— Моему повелителю Джангархану стало известно, что у тебя, о Кусмэс, есть священный розовый куст. Этот куст — так поведали нам чужеземцы — расцветает будто, когда соединяются сердца двух влюбленных. Джангархан повелевает отдать ему этот розовый куст!

— Такой куст у меня есть, — говорит Кусмэс. — Но мы, айдинцы, свободный народ. Повеление джунгарского хана для нас подобно писку полевой мыши!

Янгызак пожимает плечами:

— Не отдашь — силой возьму! — и решительно поворачивает к калитке дворика.

Кусмэс приказывает:

— Схватить!

Богатыри-егеты с дротиками в руках устремляются к Янгызаку.

Но Янгызак запел — и сразу окаменели егеты, окаменела толпа, окаменел седоголовый Кусмэс и старейшины, каждый в том положении, в каком его застигла песня. Янгызак поет:

Эх, перед тем, как в пропасть я попаду,

В то раскаленное море что льется в аду

В бездну седьмой преисподней черной земли,

Я на тебя, земля башкир, нападу!

Если ж пролью свою богатырскую кровь —

Обогатится земля глоточком одним!

Высохнут кости мои в далеком краю —

Станет на горсточку праха богаче земля!

Янгызак распахивает калитку. Перед ним в калитке Гульбика: она подглядывала сквозь щель и в этом положении окаменела и теперь загораживает собой вход во дворик. Чтобы освободить себе путь, Янгызак умолк. Девушка отшатывается от калитки.

Бросились вперед егеты, вскочили на ноги седоголовый Кусмэс и старейшины, но тут же окаменели в новых положениях, ибо опять зазвучала песня Янгызака.

С песней он идет по дворику мимо Гульбики, оглядывает Алтын-дугу, который лежит на подушках, окруженный всяческой снедью, и удивленно покачивает головой. Богатырской рукой взялся он за основание розового куста, рванул его. И от этого усилия на одно лишь мгновение прервалась песня Янгызака, одно лишь движение успели сделать Кусмэс, старейшины и егеты и окаменели вновь.

Держа в руках вырванный с корнями розовый куст, Янгызак выходит из калитки, идет с песней сквозь строй окаменевших айдинцев, садится на своего вороного коня. Приторочив розовый куст к седлу, он стегнул коня и оборвал песню. И в то же мгновение его конь, полетевший птицею, заржал — всю гамму, все сорок веселых ладов. Айдинцы обернулись, поспешно вскакивают на коней, устремляются в погоню.

И под удаляющиеся звуки ржанья вороного коня Янгызака Гульбика, выбежав из калитки и глядя вдаль, шепчет, вздыхая:

— Да убережет аллах его от беды!..


Пустыня. Огромные песчаные барханы, как волны, взметенные на высоту страшными бурями. Нигде не видать ни куста, ни травинки. Меж барханов появляется голова печального каравана. Воины-джунгары возвращаются из похода, гонят пленных. Понуро идут пленные — мужчины, женщины. Пугливо оглядываются на полузанесенный песком человеческий череп, из которого выползает змея.

Впереди на своем Сары-куше, жеребце гнедой масти, едет джунгарский богатырь Жургяк. У него свирепое лицо, глаза мутны, как меч, залежавшийся в ножнах. Серьга блестит в ухе. На луке седла висит боевой лук. Жургяк что-то увидел вдали, подает знак воинам.

На горизонте меж барханов движется табун лошадей. Часть воинов снимают с седел свои луки, скачут во главе с Жургяком к табуну. И от табуна навстречу им отделяется группа вооруженных всадников.

Жургяк и его воины натягивают тетивы своих луков. Внезапно Жургяк опускает лук и начинает смеяться. Он смеется безудержно, хрипло, свирепо, валится от смеха с коня, корчится и стонет на земле от смеха. К нему подъезжает во главе всадников, отделившихся от табуна, джунгарский богатырь Хултан-гол, говорит:

— Здравствуй, брат Жургяк!

Жургяк взбирается на своего коня, подъезжает к брату, говорит, задыхаясь от смеха:

— Сделай я еще три вздоха, и моя стрела угодила бы тебе в глаз! Ха-ха-ха!., я чуть… ха-ха-ха!., я чуть по ошибке не убил тебя, брат Хултан-гол!

Сидя на конях, братья обнимаются. Жургяк говорит:

— Если бы я тебя убил, я бы умер от смеха!.. Откуда, брат?

— С Алтая, — важно говорит Хултан-гол. — Я угнал у казахов десятитысячный табун серо-пегих коней!.. А ты откуда?

— С берегов Волги. Я разрушил царство хазар, главный город превратил в пепел, а жителей его обратил в рабов! — Жургяк поворачивается к своим всадникам: — Гоните их к Солнечному колодцу! Я буду ждать там.

— К Солнечному колодцу! — повелевает Хултан-гол своим егетам.

Братья-богатыри скачут вдвоем по пустыне, о чем-то оживленно беседуя. Вдруг оба круто останавливаются, переглядываются. Перед ними на соседнем бархане стоит вороной конь. На спине коня розовый куст. Меж четырех копыт коня, в его тени, мирно спит Янгызак. Завидев чужих, конь фыркнул. Янгызак вскочил на ноги, взбирается на коня.

Подъехавшие Жургяк и Хултан-гол заключают брата в объятия:

— Откуда, брат Янгызак?

— Из земли Ай. Я отнял у айдинцев их священный розовый куст!

И снова перед всадниками панорама пустыни. Огромные песчаные барханы, как волны, взметенные на высоту страшными бурями. По ним тянутся вдаль колонны воинов и табунь?. Впереди едут три брата, три джунгарских богатыря.


Солнечный колодец. Вокруг безбрежная пустыня. Невдалеке от колодца — одинокая юрта. По бархату, по остаткам затейливого орнамента видно, что эта юрта некогда принадлежала знатному человеку. Теперь она вся в заплатах и дырах. Над нею вихрится легкий дым. У колодца сидит красавица Ай и поет. Она поет о том, что, лишенная своего возлюбленного, она стала возлюбленной печали.

Далеко за спиною Ай из пустыни появились три джунгарских богатыря; они сдерживают коней, слушают песню девушки.

Она поет о том, что жаждет видеть Алтын-дугу и что, когда он придет, она так крепко обнимет его, что, даже если хлынет ливень, он не увлажнит ее грудь…

Увидев джунгар, Ай обрывает песню, испуганно бросается в юрту.

Богатыри подъехали, соскакивают с коней. Из юрты выходит Кусэр: его раздвоенная черная борода поседела, стала сивой и уже не напоминает ласточкин хвост. Он низко кланяется.

Хултан-гол говорит:

— Десять лет назад Джангархан превратил всех твоих людей, о Кусэр, в пастухов и рабов, а тебя самого поставил сторожить этот колодец в песках. Но одну рабыню Джангархан у тебя проглядел…

Кусэр хочет что-то ответить. Но из юрты выбежала красавица Ай, восклицает гневно:

— Что вы тут разъезжаете, глупые джунгары! Что вам от меня нужно?

В изумлении богатыри смотрят на нее. И опять Жургяк в припадке смеха опрокидывается навзничь, катается по земле, корчится. Ай глядит на него с недоумением.

— Ой! — стонет Жургяк. — Ха-ха-ха!.. Что нужно?.. — И, вставая, утирая выступившие на глазах слезы, заключает: — Она стоит… ха-ха-ха!., стоит и не знает… что не сделает и двенадцати вздохов, как станет моей женой!

Жургяк хватает Ай за косы, чтобы поволочь ее в юрту. Кусэр сделал было движение к дочери, чтобы ее защитить, но тут Хултан-гол опускает руку на плечо Жургяка:

— Постой, Жургяк! Эта красавица нравится не только тебе, но и мне!

В ярости Жургяк оборачивается к брату. Хултан-гол продолжает:

— По справедливости, ее следует разыграть в кости.

Взревев от злобы, Жургяк выхватывает меч, заносит над головой Хултан-гола. Но в это мгновение запел Янгызак, и окаменела рука Жургяка с мечом, окаменели Хултан-гол и Ай. Янгызак вынимает меч из руки Жургяка, отбрасывает его в сторону, обрывает песню.

Девушка скрылась в юрте.

Жургяк хрипло говорит Янгызаку:

— Мне надоели твои глупые шутки! Когда-нибудь я заткну тебе рот!

Янгызак отвечает спокойно:

— Зачем нам ссориться, брат Жургяк? Мне эта девушка тоже нравится. Если мы подеремся из-за нее, вся степь будет над нами смеяться. И Джангархан узнает о ней и отнимет ее для себя. Лучше пусть она выберет любого из нас…

— …или станет нашей общей женой, — говорит Хултан-гол.

А к Солнечному колодцу из-за песчаных барханов уже подходит караван с пленниками. С другой стороны вливаются первые косяки табуна серо-пегих коней. И сразу ожили, закипели вокруг колодца пески. Тревожно поглядывая в сторону юрты, Кусэр вытаскивает из колодца кожаным ведром воду, выливает ее в длинное глиняное корыто. Подгоняя его, покрикивая, пьют джунгарские егеты, черпая воду чашками из корыта. В стороне толпятся пленники, жадно смотрят на воду.

Ай стоит в дверях юрты. Перед нею — три богатыря.

Хултан-гол говорит:

— Если ты станешь моей женой, красавица Ай, я подарю тебе этот табун.

— К чему мне казахский табун, — отвечает Ай, — когда мои собственные кони, взращенные на лугах милой родины, жалобно ржут в табунах Джангархана!

— Если ты станешь моею женой, красавица Ай, — говорит Жургяк, — я подарю тебе этих хозарских рабов и рабынь!

— К чему мне хозарские рабы и рабыни, — говорит Ай, — когда мои табынские подружки, их матери и отцы томятся в неволе у Джангархана!

— Если ты станешь моею женой, красавица Ай, — говорит Янгызак, — я подарю тебе этот розовый куст из Айдина!

Девушка вздрогнула, подняла глаза на куст, укрепленный на спине вороного коня. Задыхаясь от волнения, она спрашивает Янгызака:

— Ты был в земле Ай?

— Да. И увез этот куст. Он обладает чудесным свойством — расцветать, когда соединяются сердца двух влюбленных.

— И видал старейшину племени?

— Видал.

— Может быть, ты видел и его сына, богатыря Алтын-дугу?

— Как же, видал. Этот жирный обжора и лежебока лежал на мягких подушках, и у него изо рта торчал недожеванный кусок бараньей ноги.

— Ты лжешь! — гневно восклицает Ай. — Алтын-дуга — могучий богатырь! От одного его дыхания камни раскаляются и лед тает! Он…

— Довольно болтать! — обрывает ее Жургяк. — За одного из нас выйдешь или за всех, отвечай!

Ай бросила на него быстрый взгляд, один из тех взглядов, которым в сказках красавицы убивают витязей наповал. И она, нет, не стала упираться обеими ногами в один башмак, не стала кричать: «Не пойду за вас! Не пойду!» — а заговорила ласково:

— О доблестные богатыри! Вы все трое мне нравитесь. Ни одного из вас я не хочу своим отказом гневить. Пусть же решит судьба, чьею женой мне стать. Ровно через шесть месяцев, в новолуние, назначьте здесь, у Солнечного колодца, большую байгу. Сердце мое покорит тот, чей скакун всех обгонит!

— Всем известно, — гордо говорит Жургяк, — что там, где ступают копыта моего Сары-куша, не вырастает трава! Нет на свете коня, который обогнал бы его. Будь по-твоему, красавица. Через шесть месяцев, в новолуние, здесь будет большая байга! И тогда… — Жургяк вскакивает на коня, самодовольно заключает: — тогда, клянусь, я получу от тебя столько поцелуев, что в базарный день не найдется покупателя, который согласился бы купить эти поцелуи, если бы даже за один медный грош их предлагали десяток! Ха-ха-ха!

Хултан-гол и Янгызак тоже вскочили на коней.

Богатыри трогаются в путь, обгоняя косяки коней, что идут от колодца.

Девушка, махнув им прощально рукой, переводит взгляд на пленников. Джунгар-егет щелкает бичом — пленники устремились к колодцу, жадно пьют, зачерпывая воду из корыта горстями. Джунгары торопят их, подгоняют плетьми. Ай задумчиво опускает глаза и разжимает ладонь: в ней лежит маленький круглый белый камешек.


…Долго стоит Ай на пороге юрты. Вокруг колодца уже ни души.

Слышен топот копыт. Ай тревожно скрывается в юрте. На порог выходит Кусэр. Всадник подъезжает вскачь, круто осаживает коня. Он в лохмотьях, конь его — в мыле.

— Не узнаете, Кусэр?

— Ханьяр! — восклицает Кусэр. — Строгий Ханьяр! Откуда?

Ханьяр соскакивает с коня:

— Десять лет просидел я на цепи вместе со сворой собак, охраняющих сокровища хана. Мне швыряли кости, чтобы развлечь Джангархана, и я дрался с собаками из-за них. Потом умер ханский палач, и Джангархан предложил мне стать у него палачом. Я согласился. Он освободил меня от цепи. В ту же ночь…


— В ту же ночь он дерзко похитил коня и скрылся… — рассказывает трем братьям низенький джунгар с изрытым оспой лицом.

Позади него семеро всадников. Рядом с ним на конях — Жургяк, Хултан-гол, Янгызак. Вслед бесконечною лентой тянется караван по ковыльной степи.

— …Джангархан послал нас в погоню, — продолжает низенький, — и сказал: «Если встретишь одного из моих волков — Жургяка, Хултан-гола или Янгызака, передай дело погони в их руки. Ибо в силе с ними не сравнится никто, и кони их перегоняют ветер. На копытах скакуна, которого похитил этот презренный, вырезаны две скрещенные стрелы».

Жургяк говорит Янгызаку:

— Я везу Джангархану хозарских рабов, Хултан-гол — тысячный табун казахских коней, ты — всего один розовый куст. Придется ехать тебе, брат Янгызак!


На песке отпечаток копыта: ясно видны две скрещенные стрелы. Следы тянутся цепочкой меж барханов. По следу скачет Янгызак. Розовый куст приторочен у него за спиной, укрыт от ветра. Вороной конь Янгызака пластается в беге. Вот уже видна юрта Кусэра. Следы ведут к ней. Янгызак соскакивает с коня и ведет его в поводу, скрываясь за барханами. Тихо подкрадывается он к юрте, незаметно укрывается за кошмой.

Красавица Ай, стоя на пороге юрты, передает строгому Ханьяру письмо, говорит:

— Далеко земля Ай! Если послать туда сокола — он пролетит много дней, трижды выведет по дороге птенцов, и я не знаю еще — долетит или не долетит. Если послать туда скакуна, он пробежит три луны, и неизвестно еще — добежит или не добежит. Передай Алтын-дуге письмо и скажи — пусть поторопится! Скажи: ровно через шесть месяцев решается судьба его Ай!

Скрываясь за юртой, подслушивает Янгызак.

Ханьяр кладет письмо под шапку. Вскакивает на коня.

Ай повторяет:

— Через шесть месяцев. В новолуние!

Строгий Ханьяр стегнул коня, поскакал. Глядя вслед, Ай запевает песню. В песне этой она обращается к природе, к зверям, к птицам, чтобы они помогли, донесли ее весточку милому другу Алтын-дуге.

За юртой вороной конь. Янгызак подошел к нему. Вскакивает в седло, вынимает из колчана стрелу, берет в руки лук.

Утихает песня Ай, и в то же мгновение из-за юрты выносится конь Янгызака. Девушка испуганно отшатывается. Конь промчался мимо и заржал: всю гамму, все сорок веселых ладов. Ай в ужасе смотрит вслед. А конь Янгызака… Но об этом лучше сказать устами сказителя: «Если взглянуть на коня сбоку, кажется — это заяц бегущий; вот он из-за барханов выскочил и скрылся вдали».



Скачет Ханьяр, припав к луке седла. Вдалеке зазвенела, запела тоненько, по-пчелиному, приближающаяся стрела, вонзается в спину Ханьяра. Он валится наземь со своего скакуна. С его головы слетает шапка, перевертывается, в ней видно письмо.

Сделав круг, конь Ханьяра бежит назад. Подбегает к шапке, выхватывает губами письмо. Скачет с письмом в губах дальше. И опять тоненько зазвенела, запела стрела. Впивается в бок скакуну. Жалобно заржал, рухнул конь. Письмо падает на песок. Громадный орел направляет к нему свой ширококрылый полет.



С письмом в когтях орел взмывает ввысь, К облакам. Еще раз зазвенела, запела стрела. Пронзает письмо, застревает в нем. И орел улетает, унося в когтях пронзенное стрелою письмо.


Ай стоит у колодца, тоскливо вглядывается в море барханов, сливающихся вдали.

Из глубины песков появляется Янгызак на вороном скакуне и останавливается возле красавицы. Не глядя на нее, отвязывает розовый куст, соскакивает. Испуганно смотрит Ай. Янгызак разгребает вершину холмика, сажает куст, заваливает корни песком. В его движениях — мрачная решимость.

Все так же молча, не глядя, Янгызак подходит к колодцу, отстраняет Ай, зачерпывает ведро воды и, вернувшись, выливает его на розовый куст. Ай спрашивает, затаив дыхание:

— Ты догнал его?

Янгызак отвечает так, словно дело идет о неинтересном пустяке:

— Я пронзил его стрелой!

Ай отшатнулась, в глазах ее сверкнуло отчаяние.

Янгызак продолжает:

— Его конь выхватил твое письмо и понес его дальше…

Улыбка радости озаряет лицо красавицы.

— Я убил коня…

В ужасе Ай отступает еще на шаг.

— Но тут какой-то орел схватил письмо и унес его в облака.

— Слава аллаху! — прошептала Ай.

Янгызак гневно к ней поворачивается:

— Ты обманула нас!

Ай гордо выпрямляется, говорит со страстью:

— Да, я вас обманула! И я этим горжусь! Я люблю Алтын-дугу, и он прилетит, мой сокол, чтобы вызволить меня из беды!..

Янгызак пристально смотрит на нее. Ай осекается, бледнеет. Янгызак говорит:

— Я не трону тебя, ибо это было бы несправедливостью по отношению к моим братьям. Но знай, красавица: прямо отсюда, вот сейчас, я поеду в землю Ай. Разбужу, растолкаю твоего обжору и лежебоку, подниму его и отрублю ему голову в честном бою! — Он вскакивает на коня и, усмехнувшись, заключает: — Жди меня через шесть месяцев, в новолуние!..


Снова дворик родового старейшины. Алтын-дуга так же дремлет на подушках. Вокруг него горы всяческих яств. В стороне Гульбика вышивает узор на колчане для стрел, напевая про себя мелодию песни Янгызака. Несколько айдинцев входят, таща с превеликим трудом знакомую нам каменную чашу необыкновенной величины. Они ставят ее в углу дворика и удаляются. Алтын-дуга во сне застонал, перевернулся на другой бок, открыл один глаз. Увидел каменную чашу и в удивлении открыл второй глаз. Сонно зовет:

— Гульбика!

Девушка подходит к брату.

— Сплю я или не сплю? — вяло спрашивает Алтын-дуга.

— Ты вечно спишь.

— Я спрашиваю, — капризно говорит Алтын-дуга: — сейчас я сплю или не сплю?

— Я не понимаю тебя, брат.

— Эта чаша во сне или не во сне?

— Нет, она во дворике, Алтын-дуга. Ее принесли.

Она разговаривает с братом, как с маленьким.

— Я видел сон… — тяжело ворочая губами, говорит Алтын-дуга. — Эта чаша… И люди… И все кричали какое-то слово: «эй» или «ой»… Не помню…

— Спи, Алтын-дуга, — печально говорит Гульбика. — Спи! Это был сон.

— Но если это сон, чаша — тоже сон?

— Что с тобой, брат? — удивленно спрашивает девушка. — Ты давно так много не разговаривал.

— Нет… ничего… — говорит Алтын-дуга. — Это был сон… и я сплю… — закрывает глаза. — Сп…лю…

В небе, покачиваясь, летит пронзенное стрелою письмо. Гульбика увидала, издает изумленный возглас. Письмо падает посреди дворика, где рос раньше розовый куст.

— Алтын-дуга! — восклицает девушка, подбегает к письму и берет его. — Смотри, к нам прилетела стрела! И принесла из-за облака письмо!

— Не мешай… — бормочет Алтын-дуга. — Я сплю…

Девушка вынимает стрелу, разворачивает письмо. Из него выпадает маленький круглый белый камешек. Гульбика рассматривает его. Начинает читать вслух:

— «Алтын-дуга, спаси меня! Ай».

Юноша вздрогнул, открывает сразу оба глаза. Приподнявшись, выхватывает из рук сестры письмо, перечитывает, сипло говорит:

— «Ай»! Вот это слово! Но кто такая Ай?

— Я не знаю, — говорит Гульбика. — Но, кажется, я тоже что-то подобное этому видела во сне. Вот еще камешек из письма.

Алтын-дуга рассматривает камешек, бормочет:

— Ай… Ай… — Он прикрывает ладонью глаза, силится что-то вспомнить, шепчет: — «Тебе понравился мой белый камешек?..» — Порывисто вскакивает на ноги, кричит: — Кто такая Ай? Где я? Что это? А? — и растерянно озирается.

У него дикий, встрепанный вид.

— Алтын-дуга, ты встал! — восторженно кричит Гульбика.

— Ай… — бормочет Алтын-дуга.

Он нелепо топчется вокруг себя, словно ищет что-то. Видно, что ему тесно, душно. На его лице напряжение и недоумение. Он бормочет все быстрей и быстрей:

— Ай?! Ай?! Ай?!

Алтын-дуга мечется по дворику, словно слепой. Остановился, обхватил голову руками, спрашивает кого-то невидимого:

— Почему?

Разрывает ворот своего камзола, повторяет хрипло:

— Почему?

Помолчал. Спрашивает жалобно:

— Гульбика… Скажи мне правду, я сплю или не сплю?

— Нет, Алтын-дуга, ты не спишь.

— Я не сплю, — говорит он тихо, словно силится понять, что значат эти слова. — Я не сплю… Я не сплю… — повторяет он уже механически, видно думая о другом.

Вдруг остановился, поднял голову вверх. В небе парит орел. Алтын-дуга кричит в небо:

— Кто такая Ай?

Тишина. Ни звука. Алтын-дуга стоит задрав голову.

В щель калитки заглядывает один из егетов. Увидел стоящего Алтын-дугу, ахнул, убегает.


В просторной юрте сидит седоголовый Кусмэс, пишет что-то. К нему вбегает егет, говорит:

— Алтын-дуга встал!

Между юртами, на кошме, женщины дробят в ступках зерно. Подбегает какой-то мальчишка, сообщает задыхаясь:

— Алтын-дуга встал!

В юрте-кузнице кузнец обтачивает наконечники для стрел. Взволнованно входит один из айдинцев, говорит шопотом:

— Алтын-дуга встал!

Кусмэс с несколькими егетами поспешно идет к калитке. Но калитка распахивается, в ней появляется Алтын-дуга. Он похож на безумного. За ним бежит Гульбика.

Алтын-дуга спрашивает:

— Отец, кто такая Ай?

— Мальчик мой, — восклицает Кусмэс, — ты встал! Великая радость!

— Кто такая Ай? — повторяет юноша.

— Милый сын, — говорит Кусмэс, — будь проклято это имя, да не осквернит оно никогда твоих уст!

— Кто такая Ай?! — рявкает юноша, поворачиваясь к одному из егетов.

Тот пятится, молчит. Алтын-дуга идет дальше. Гульбика бежит за ним, едва поспевая.

Седоголовый Кусмэс говорит егетам:

— Удержите его!

Егеты бросаются за Алтын-дугой. Догоняют его, стараются схватить за руки, остановить. Но Алтын-дуга даже не замечает их. Он идет, мерно размахивая руками. И при каждом взмахе егеты отлетают далеко в стороны, падают. Снова вскакивают, бегут за ним.

Весь народ, все айдинцы вышли из своих юрт, смотрят на приближающегося Алтын-дугу. Сверкает речка Ай за белыми юртами. Зеленеют сосновые рощи на горных вершинах.

Алтын-дуга останавливается перед стариками. Тотчас же егеты дружно бросаются, повисают на его руках и ногах. Но и теперь Алтын-дуга не замечает их. Спрашивает стариков:

— Кто такая Ай?

Старики молчат, опускают глаза. Алтын-дуга встряхнулся, и егеты ссыпаются с него, точно яблоки с дерева. Алтын-дуга пошел дальше. Переглянувшись, егеты поворачивают назад. Лишь один косоплечий егет увязался за ним.

— Алтын-дуга, подожди! — говорит Гульбика. Она бежит, задыхаясь, рядом. — Пойдем к Абзаилу! Он все знает. Пойдем к главному пастуху нашего табуна, Абзаилу!

К Кусмэсу подбегают егеты:

— Мы ничего с ним поделать не можем! Мы не в силах с ним совладать!

Подбегает косоплечий егет:

— О Кусмэс! Твой сын и твоя дочь пошли в горы, к пастуху Абзаилу. Они хотят спросить у него.

— Какой дорогой они пошли?

— Нижней дорогой.

— Коня! — приказывает седоголовый Кусмэс.


Табунщик Абзаил стоит, величественно опираясь на свой железный посох. Вокруг, рассыпавшись на горных склонах, пасется табун коней и кобылиц. В чистом воздухе звучит мелодия волшебной дудки старика.

Из лощины появляется скачущий Кусмэс. Здоровается, говорит, не слезая с седла:

— Большая радость, Абзаил! И большая беда! Алтын-дуга встал!

— Великая радость! — восклицает пастух. — А в чем же беда?

— Кто-то передал ему весть об Ай. И Алтын-дуга обезумел. Он идет сюда, хочет спросить у тебя. Хоть он и могуч, но силы своей не знает и угроз боится. Ты побей его, припугни и домой верни. А то Алтын-дуга уйдет от нас навсегда.

— Ладно, — говорит Абзаил.

Седоголовый Кусмэс уезжает.

По горной тропке поднимаются Алтын-дуга и Гульбика. Они подходят к Абзаилу.

— Здравствуйте, почтенный Абзаил, — говорит девушка.

— Кто такая Ай? — спрашивает Алтын-дуга.

Абзаил начинает орать:

— Какой шайтан тебя принес? Что ты тут шляешься возле коней? Живо убирайся!

— Но, почтенный Абзаил… — растерянно говорит Алтын-дуга.

Абзаил орет:

— Слушай старших, собачий сын! Убирайся или я тебе сейчас голову размозжу! — Бьет Алтын-дугу железным посохом, приговаривая: — Вот тебе Ай!

Алтын-дуга смущенно отступает, идет прочь.

Гульбика бежит за ним, говорит гневно:

— Алтын-дуга, ты трус!

— Трус? — останавливается Алтын-дуга.

— Ты испугался его палки! Он ведь знает, всё знает!

Алтын-дуга молча поворачивает обратно. Подходит к пастуху:

— Уважаемый Абзаил…

Абзаил вновь начинает кричать:

— Ты опять надоедаешь мне! Или я плохо тебя дубиной учил? — И замахивается железным сукмаром.

— Зачем драться?.. — начинает с обидой Алтын-дуга.

Но Абзаил ударил его. Не вытерпев, Алтын-дуга хватает Абзаила за пояс и подбрасывает вверх.

— Милостивый аллах! — изумленно восклицает Гульбика, задирая голову.

Абзаил летит все выше и выше, пока не скрывается в облаках.

— Куда это я его дел? — в недоумении бормочет Алтын-дуга.

Но вот Абзаил показывается опять. Теперь он летит вниз. Летит и вопит с искаженным от страха лицом:

— Лови меня, Алтын-дуга, или я убьюсь оземь! Лови меня! Всё расскажу!..



Алтын-дуга подхватывает его, опускает на землю. Говорит, придавив ему грудь коленом:

— Это за то, что ты побил меня. А теперь рассказывай!

— Не дави так… — хрипит Абзаил. — Всё, всё расскажу. Только чуть отпусти грудь…

Алтын-дуга слегка приподнимает колено Абзаил, лежа на лопатках, начинает рассказывать:

— У Кусэра, старейшины табынского племени, была дочка Ай. Когда тебе исполнилось семь лет, тебя связали с нею священной клятвой. Но однажды случилось…

И он рассказал Алтын-дуге все, что знал сам.

— …С тех пор мы знаем о них мало. — закончил старик. — Говорят, Ай так хороша, что она даже солнцу может сказать: «Не всходи! Я взойду». Так красива, что, увидев ее, даже ласточки останавливаются на лету!.. Теперь ты знаешь всё. Пусти меня, Алтын-дуга!

— Поймай мне раньше коня!

Пастух лежа свистнул. И кони с пастбищ скачут вниз к Абзаилу, подбегают, выстроились перед пастухом.

Абзаил встает, поднимает и протягивает Алтын-дуге корок — длинную жердь с петлей из волосяного аркана. Алтын-дуга размахивается, закидывает корок в гущу коней. Кони шарахаются в стороны. Остается только конь, на шею которого упал корок. Это неказистый серый конек, уродливый, толстый. Клочья шерсти висят у него на боках.

— Ну и красавец попался мне! — говорит Алтын-дуга. — На таком коне беды какой наделаешь или сам пропадешь! — И снимает корок с его шеи.

Стегнул его, свистнул — конек убегает. Алтын-дуга подходит к сгрудившимся коням, опять закидывает корок. Кони шарахаются. К великому удивлению Алтын-дуги, корок оказывается опять на шее того же уродливого конька.

— Чтоб ты пропал! Откуда ты взялся? — ругается Алтын-дуга и снимает корок. — Вот так конь! Ублюдок какой-то!

Стегнул его, конек снова убегает.



В третий раз подходит Алтын-дуга к коням, в третий раз закидывает корок. Шарахаются кони. Алтын-дуга в полном изумлении протирает глаза. Перед ним опять все тот же уродливый конек.

— Видно, судьбою он предназначен тебе, — говорит Абзаил. — Наверно, это Табан ияхе Тарпан-буз, о котором говорил богатырь Киньжя перед смертью.

Гульбика подбегает к коньку, осматривает его, обмеривает четвертями. Смотрит в ноздри коню через свирель. Заглядывает ему под передние ноги и говорит Алтын-дуге:

— Поздравляю тебя, брат! Ты не разглядел его. Хоть он и неказист с виду, но это настоящий Тарпан! Подмышками он прячет два стальных крыла. Если ударить его плетью, конь Табан ияхе Тарпан-буз догонит летящую птицу. Удар его копыт как молния. Ни у кого в мире нет такого коня!

Алтын-дуга подошел к серому коньку, взнуздал, сел на него.

Абзаил говорит:

— Богатырь Киньжя перед смертью завещал тебе свой меч и другое оружие. Он сказал: придет время, и конь Табан ияхе Тарпан-буз сам их найдет.

Алтын-дуга стегнул толпара. Конек затрусил, уныло опустив морду. Гульбика пошла за братом…


Обросли лишайниками скалы возле дворика старейшины. Подъезжает к ним Алтын-дуга. Конек остановился, ударил оземь копытом. Алтын-дуга поднимает скалу; под нею богатырские меч, лук, щит, копье, седло и конская сбруя.

Поспешно подходит к сыну седоголовый Кусмэс. Алтын-дуга взял меч, рассматривает надпись на рукоятке.

— Сын мой! — говорит Кусмэс. — Куда ты собрался?

Не отвечая, Алтын-дуга протягивает меч:

— Отец — жизнь моя, отец — душа моя! Что тут написано?

Кусмэс берет меч в руки, сгибается под его неимоверной тяжестью и выпускает из рук. Алтын-дуга вновь поднимает меч с земли, поворачивает надписью к отцу.

Кусмэс читает:

— Герой умирает раз, трус умирает тысячу раз!

Алтын-дуга принимается седлать своего конька.

— Может, ты собрался, сынок, охотиться? — осторожно спрашивает Кусмэс.

Затягивая подпругу, юноша говорит:

— Я еду искать красавицу Ай!

В отчаянии Кусмэс восклицает:

— Сынок, остановись! Это ведь ее отец, да будет проклято его имя, тебя опоил! Коварство Кусэра и его дочери не имеет пределов. Подумай, что ждет тебя в джунгарских степях! Если туда случайно залетит птица, даже она вывихнет себе крылья. Куда ты, мальчик мой, мой барашек?!

Алтын-дуга в богатырских доспехах вскакивает на своего конька, говорит громко:

— Клянусь! Пока сияют солнце и луна, пока дуют ветры в горах и пасутся стада, пока я жив, я буду искать свою возлюбленную!

И, взмахнув плетью, он поехал.


Айдинцы стоят возле юрт. Мимо идет-торопится Гульбика. Навстречу ей трусит Алтын-дуга на своем коньке. Пригнувшись с седла, подхватывает сестру, целует, опускает на землю.

Гульбика говорит брату:

— Никогда не доверяй трусу! Рассердившись, не бей коня по голове! Не изнуряй в пути своего духа раздумьями! Веди себя так, чтобы солнце завидовало тебе! Будь счастлив, брат!

Алтын-дуга тронул своего коня, поехал. Гульбика кричит:

— Если встретится тебе богатырь Янгызак, пощади его красоту!

Алтын-дуга едет мимо юрт, за которыми сверкает речка Ай. Запевает песню:

Эй, друзья и братья! Есть ли

У кого о милой вести?

Кто о милой мне расскажет?

Кто мне к милой путь укажет?..

Алтын-дуга едет ущельем, по обе стороны которого вздымаются ноздреватые скалы. Он въезжает тропкой под прозрачную стену водопада: сквозь стекло воды он видит причудливо преломленные очертания скал. И вот он уже на другой стороне, выезжает из-под водопада:

Слух ко мне, друзья, склоните,

«Кто любовь твоя?» — спросите.

Узел странствий развяжите!

Кто видал ее — скажите!

Кто о милой мне расскажет?

Кто мне к милой путь укажет?

Алтын-дуга едет по дремучему, дикому лесу. По узкому горному карнизу он въезжает в облако…

А конь Алтын-дуги из лохматого, уродливого ублюдка постепенно превращается в статного скакуна. Он скачет все быстрей и быстрей. И все длиннее, все дальше пышут из его ноздрей струи пара.

Алтын-дуга выезжает из облака. И перед ним, внизу, ниже соснового бора, раскрывается грандиозная панорама равнины, изрезанной руслами рек.

Алтын-дуга скачет весенней, цветущей степью. Крупные цветы покачиваются меж пышным ковылем. От фырканья его коня ложатся травы…

Все отдам я, что имею,

За мгновенье встречи с нею,

В очи ей, вина чернее,

Я взгляну и опьянею.

Мира я не разумею.

Волею я не владею —

Милая одна всевластно

Правит волею моею.

Кто о милой мне расскажет?

Кто мне к милой путь укажет?..

Алтын-дуга мчится голой степью, по которой катятся огромные клубы перекати-поля. Мчится по белоснежному солончаку. Мчится по дюнам вдоль берега синего моря…

Был сражен я, как мечами,

Черными ее очами,

Возвратен я к жизни буду

Сладкими ее речами.

Веря в счастье, веря в чудо,

Я ищу ее повсюду.

Кто ж о милой мне расскажет?

Кто мне к милой путь укажет?..

Алтын-дуга несется во весь опор по пустыне; конь его, ставший необыкновенным красавцем, перескакивает через плоские гряды песков.

Несется богатырь по барханной пустыне, и возникает перед ним огромный город в развалинах. Повсюду, насколько хватает глаз, торчат стены разрушенных крепостей, замков, жилищ. Алтын-дуга сдерживает коня, осматривается, заканчивает песню:

Я скакал через пустыни,

Увязал в песке и глине,

Милую ищу я ныне,

Потерявши на чужбине.

Братья, где она, скажите,

Путь мне к милой укажите!

Какие-то люди прячутся меж развалин. Они исподтишка наблюдают за богатырем. Но Алтын-дуга их не видит: едва он поворачивается в сторону людей, как их головы исчезают.

Вдали показывается всадник. Это скачет Янгызак на своем вороном коне. И за ним из-за разрушенных стен тайно наблюдают десятки глаз. Богатыри съезжаются. Янгызак узнал Алтын-дугу:

— А, это ты, обжора и лежебока! Как раз тебя-то я и ищу! Мне нужна твоя голова, чтобы сделать себе из нее чашу!

— Болтуна хоть в сундук спрячь, он и там найдет, с кем поговорить, — спокойно говорит Алтын-дуга.

Янгызак восклицает:

— Клянусь, лишь одно мгновение тебе осталось смотреть на небо!

— То, что случится, находится впереди, — отвечает Алтын-дуга, поднимая копье.

Богатыри обнажают мечи. Янгызак восклицает:

— О обжора! Каким путем войдет в тебя мой меч, тем же путем из тебя выйдет душа!

— Твой меч остер, но мой меч тоже не из соломы! — говорит Алтын-дуга.

Богатыри медленно сходятся. Коротко лязгнув, встретились их мечи, посыпались искры. Сотни глаз наблюдают за поединком из-за разрушенных стен.

Поединок разгорается все ожесточеннее. И Алтын-дуга, подобно беркуту, пригвоздившему своей лапой джейрана к бархану, уже прижал Янгызака к земле, приставив меч к его горлу:

— Перед смертью скажи свое имя, чтобы я знал, как тебя поминать!

— Янгызак.

— Янгызак? — удивился Алтын-дуга.

— Да.

— Но если ты Янгызак, почему ты не воспользовался своим голосом, чтобы меня победить?

— Если бы я победил тебя голосом, — говорит Янгызак, — мне красавица Ай не простила бы. Я поклялся ей одолеть тебя в честном бою. Она любит тебя. И ты оказался победителем. Убей меня, Алтын-дуга!

— Нет, — говорит Алтын-дуга, отбросив меч и поднимая Янгызака. — На небе солнце только одно, но правда светлее солнца. Когда богатыри бьются за правду, они становятся братьями. Скрепим же клятву, побратаемся, друг!

Богатыри обнимаются через меч. Обитатели развалин наблюдают за богатырями.

— Теперь, — говорит Алтын-дуга, — докажи мне свою дружбу. Поезжай от меня сватом к красавице Ай. Непристойно жениху входить в юрту невесты, не послав вперед свата.

— На каком коне мне ехать? — спрашивает Янгызак.

— Поезжай на любом.

— Поскачу на своем. Твой уморился, пусть отдохнет.

— Красавица Ай тебе не поверит. Лучше скачи на моем.

Янгызак садится на Табан ияхе Тарпан-буза.

Алтын-дуга спрашивает:

— Близко ли Солнечный колодец?

— Три месяца пути, друг.

— Я проведу здесь ночь и наутро поскачу по твоему следу.

Янгызак тронул повод, гикнул на Табан ияхе и скрылся вдали.

Ведя под уздцы вороного коня, Алтын-дуга идет к глинобитной полуразрушенной, изборожденной гигантскими трещинами крепостной стене. На сохранившихся упорах ее угловых башен видны остатки орнамента. Ящерица пробегает по стене и скрывается в трещине.

В тени этих величественных развалин Алтын-дуга собирается расположиться на отдых. Неожиданно за стеной раздается музыка: мелодия курая и дробный перебор звонкого барабанчика. Алтын-дуга замер, идет к провалу крепостных ворот. — Остановился, видит — посреди крепости, на земле, усыпанной битыми черепками, полукругом сидят люди. На них потрепанные одежды. Играют музыканты. В центре сидит на камне величавый старик.

— Здравствуй, Алтын-дуга, — говорит старик. — Мы тебя ждем.

— Меня? Но кто вы? Что вы за люди?

— Мы — твое войско.

— Мое войско? — изумился Алтын-дуга. — Я пришел сюда с миром — не с войной. Я ищу мою возлюбленную. Зачем мне войско?

— Посмотри вокруг, — сурово отвечает старик. — Здесь был город Булгар: благоухала земля, журчала вода, яблоки тут валялись, как сор. А теперь… голос мужчины, песня женщины и плач ребенка покинули хижины.

— Кто же разрушил ваш город?

— Джангархан. Он предал разрушению еще шестьсот городов, захватил семьдесят две реки и восемнадцать свободных народов обратил в пастухов и рабов.

— Что же, у него очень большое войско?

— Не в войске дело. Есть у него войско, и есть еще сорок богатырей, и меж них трое сильнейших: свирепый Жургяк, хитрый Хултан-гол и сладкоголосый Янгызак — с ним ты побратался. Но и не в богатырях дело.

— Тогда, верно, сам Джангархан очень силен и могуч?

— Нет, он слаб, завистлив, зол и любит облизывать жирные горшки. Богатыри его давно перегрызлись бы, подобно собакам, если бы не боялись колдуньи Мясекай и исполина Таш-паша. Во рту старухи Мясекай живут тридцать мышей, которые питаются крошками на ее губах. И каждая мышь, попав на язык колдуньи, подсказывает хитрость. Сколько раз мыши пробегают по ее языку, столько у нее хитростей.

— Какие же ее хитрости? Скажи хоть об одной.

Старик помолчал, потом говорит:

— Известно ли тебе, что Янгызак, с которым ты побратался, это родной брат красавицы Ай?

Алтын-дуга изумлен:

— Джунгарский богатырь Янгызак?

— Да. Старуха Мясекай украла его из колыбели. И она внушила ему, что он ее сын. С тех пор Янгызак служит Джангархану столь же усердно, как и настоящие ее сыновья. А знаешь, кто опоил тебя? Колдунья Мясекай. И это она, прибегнув к хитростям, поссорила айдинцев и табынцев и подвергла несчастьям красавицу Ай!

Алтын-дуга восклицает пылко:

— Твой рассказ подобен воде, пролитой на горячую жаровню! Клянусь, я отрублю колдунье голову вместе с ее мышами и языком!

Величавый старик отвечает спокойно:

— Необъятный мир тебе кажется не шире ладони. Ты не сумеешь даже подойти к ней, ибо колдунью охраняет Таш-паш, которого зовут «черный меч Джянгархана». Все дело в Таш-паше. Его дыхание порождает бурю. Каждый сапог на его ноге сшит из ста бычьих кож. Девяносто верблюдов в день съедает Таш-паш без остатка!

— Какая же женщина могла родить такого исполина? — в удивлении спрашивает Алтын-дуга.

— Он рожден не женщиной, а сделан мужчиной. Один ученый нашего когда-то цветущего города, — старик показывает на развалины, — долго думал, как вылепить из горы исполина и вдохнуть в него жизнь, чтобы исполин этот пригонял, издалека тучи и выжимал из них воду на наши поля. И он придумал, и вылепил исполина, и вдохнул в него жизнь. Но когда исполин стал просыпаться, этого ученого ножом в спину убил Джангархан. И, проснувшись, исполин спросил: «Кто вдохнул в меня жизнь?» — «Я», — сказал Джангархан. «Слушаю и повинуюсь!» — сказал исполин. С тех пор исполин служит Джангархану, и добро обратилось во зло, и мир обратился в войну, и имя Таш-паша повергает всю, землю в трепет, страх и отчаяние!..


Словно мираж, возникла в степи джунгарская столица: юрты, шатры, повозки, потройки, украшенные награбленным добром. В самом центре, под черной причудливой горой, высится чешуйчатый дворец Джангархана. Сорок рядов копий, воткнутых в песок, окружают стеною город. Да это и не город, а огромный табор! Два джунгара-силача, сидя в грязи, стегают друг друга кнутом: кто дольше выдержит. Толпится кучка зевак вокруг дерущихся перепелов. Тут же пьют арак, пляшут, кто-то бьет в бубен. Рядом с брадобреем мясник втыкает нож в горло барана. Джунгар несет на руках вырывающуюся женщину. Торчит кол с головою казненного. Цепные псы грызутся из-за брошенной кости. Горят костры. Поют лягушки в пруду перед дворцом.

Старуха Мясекай в своей колдовской келье склонилась над казаном с сорока ушками, всматривается в черную жидкость. В казане видно: среди развалин города Булгара Алтын-дуга беседует с величавым стариком. Старуха отшатывается.


На террасе дворца восседает Джангархан. Перед ним на корточках главный везир:

— О владыка ханства, не умещающегося в пределах земли! Лицо красавицы Ай, говорят, излучает такой свет, что при нем табунщик мог бы в ночном мраке охранять целый табун. Если эта девушка бросит свой взор на воду, то можно сосчитать в море всех рыб и даже различить в глубине рождение их… Ее рот как наперсток. Ее косички, опущенные с одной стороны в золотую воду, с другой стороны в серебряную воду, высушены на утреннем ветерке. И сама она вся как глянцевитая, поблескивающая бумага!..

— Почему же Жургяк и Хултан-гол от меня эту красавицу скрыли? — спрашивает Джангархан.

— О упование и сновидение всех владык мира! Они скрыли, ибо эта девушка нравится им самим. Все сорок твоих богатырей в новолуние собираются ехать к Солнечному колодцу на байгу. Кто победит — заберет себе красавицу Ай.

— До чего же дошло распутство в нашем государстве, если богатыри забирают красавиц, не спрашиваясь у меня! — мрачно говорит Джангархан.

— Да позволено будет мне дать ничтожный совет…

— Говори!

— Пусть повелитель пошлет за красавицей Таш-паша, и исполин принесет ее тайно за пазухой. И пусть богатыри едут на байгу, не ведая об этом. В то время, когда повелитель завладеет красавицей, его богатыри будут рыскать по ханству, ища ее и задыхаясь от злобы.

Джангархан одобрительно кивнул и швырнул везиру кошелек. Подошла старуха Мясекай.

— О повелитель, — шепчет она на ухо Джангархану, — Алтын-дуга встал и ищет возлюбленную! Если он соединится с красавицей Ай, он будет непобедим!

Грузный Джангархан тяжело поднимается с подушек. Он выходит на кровлю дворца. Он кричит, приложив руку ко рту:

— Таш-паш!

Черная гора зашевелилась, поворачивается. Это, оказывается, спина лежащего исполина.

В джунгарском стане все бросают увеселения, задирают головы, смотрят на Таш-паша. Исполин наклонился ко дворцу, подставил ухо. По кровле к нему подходит Джангархан, что-то тихо говорит.

А на площади Жургяк подмигивает Хултан-голу:

— Наверно, хан Джангар снова отправляет Таш-паша к границам какой-нибудь дальней державы, дабы вселить в ее жителей страх!


В юрте у Солнечного колодца вокруг очага сидят Кусэр, Ай и строгий Ханьяр. Кусэр говорит:

— Не упрямься, дочка. Завтра новолуние, приедут джунгарские богатыри на байгу.

— Никуда я не поеду, отец!

— Но Ханьяр совсем оправился от раны. И если сейчас выехать…

— Нет, отец! — перебивает его Ай. — Я сегодня видала во сне Алтын-дугу! Он скакал сюда на священногривом коне, на своем Табан ияхе Тарпан-бузе! И я знаю: он примчится во-время, Алтын-дуга, — мой коршун, несущий в клюве гнездо.

— Но это же во сне, — возражает Ханьяр.

Ай говорит горделиво:

— Пойди посмотри на розовый куст. На нем уже распускается бутон. Значит, это не только во сне!

Послышался далекий топот коня. Ай вскочила, кинулась к двери юрты, замерла. Говорит, задыхаясь:

— Кажется, он… Да, вот его конь — каким я его видела во сне! И на коне… Кто этот всадник?.. Это не Алтын-дуга… Это… это… Янгызак!.. Он убил Алтын-дугу! Конь не дался бы никому, если бы Алтын-дуга не был убит!.. — Ив отчаянии она распускает косы. — К чему мне теперь жить? Он убит! Горе мне!..

Янгызак подъезжает:

— Здравствуй, красавица Ай! Я привез счастливую весть…

— Что мне проку в твоей вести, — в отчаянии восклицает Ай, — если Алтын-дуга убит!..

— Он жив, осуши слезы. Я побратался с Алтын-дугой и приехал от него к тебе сватом.

Красавица Ай сначала дала волю слезам, но слез оказалось так много, что она решила их удержать.

— Ты лжешь! — гневно говорит она. — Конь не сдастся в плен, если богатырь не убит! Разве под тобой не конь Алтын-дуги?

— Да, это его конь Табан ияхе Тарпан-буз! Алтын-дуга послал меня к тебе на своем скакуне, чтобы ты мне поверила. А сам на вороном скачет по моему следу.

Ай пристально смотрит на Янгызака, говорит тихо:

— Зря ты приехал сватом ко мне, Янгызак. Я не люблю Алтын-дугу. С того дня, как я увидала тебя, в сердце моем вспыхнуло пламя! Я полюбила тебя, Янгызак! Да, полюбила за красоту, за отвагу…

— Что ты говоришь! — восклицает с упреком Янгызак.

— Я говорю то, что чувствую! Из всех богатырей мне по сердцу только ты. Зачем мне другой? Я хочу быть твоей женой! Хочу кормить, качать и растить твоих сыновей…

— Постыдись! — гневно обрывает ее Янгызак. — Алтын-дуга сорок гор и пустынь одолел, к тебе мчался! Он любит тебя так сильно, будто у него в груди не одно, а тысяча сердец! А ты…

В негодовании он поворачивает коня.

— Постой! — кричит Ай. — Постой, Янгызак!

Она подбегает, обнимает Табан ияхе Тарпан-буза за шею, сдерживает его:

— Видно, и впрямь я ослепла от горя! Не сердись на меня, Янгызак. Я хотела тебя испытать… — и кричит в юрту: — Отец, принимай гостя! Он приехал от Алтын-дуги!..


По пустыне идет исполин Таш-паш, шагая через десятки барханов. Перешагивает через отару овец, через караван идущих цепочкой верблюдов…

Ханьяр, Янгызак, Кусэр и Ай сидят вокруг очага. Раздаются шаги, подобные грому.

Ханьяр взволнованно вскакивает:

— Таш-паш?

— Да, черный меч Джангархана, — кивает Янгызак и тоже встает.

Исполин подошел к Солнечному колодцу и остановился невдалеке. Зычно окликает:

— Эй, там, в юрте!

Кусэр, дрожа, направился к выходу. Но Янгызак отстраняет его и выходит, крича:

— Чего тебе, Таш-паш?

— Это ты, Янгызак?

— Я.

Исполин добродушно засмеялся:

— Ха-ха-ха!.. Что ты тут делаешь? Ха-ха-ха!..

— Зачем ты пришел?

— Там есть красавица. Ну-ка, выведи ее на пригорок, чтобы мне удобнее ее было взять. Но почему ты здесь, Янгызак?

— Я здесь, чтобы оберегать честь этой девушки!

— Честь? Ха-ха-ха!.. — Исполин опять залился веселым смехом. — Теперь ты можешь уже больше не оберегать ее честь: девушку требует к себе Джангархан.

— Скорее верблюдица родит крысу, чем хан Джангар увидит эту девушку!

— Верблюдица — крысу… Ха-ха-ха!.. Но мне надоело с тобой попусту терять время. Давай красавицу или я сам ее заберу!

Таш-паш двинулся к юрте, но Янгызак запел: и сразу окаменел исполин в той позе, в какой застигла его песня.

Янгызак поет:

Эх, перед тем как в пропасть я попаду,

В то раскаленное море, что льется в аду,

В бездну седьмой преисподней черной земли,

Я на тебя, могучий Таш-паш, нападу!

Если ж пролью свою богатырскую кровь —

Обогатится семля глоточком одним!

Высохнут кости мои в далеком краю —

Станет на горсточку праха богаче земля.

Янгызак обрывает песню. Исполин похлопал глазами, постоял, что-то соображая, и спрашивает:

— Ну, кончил петь, что ли?

— Попробуй двинуться вперед — опять запою!

Таш-паш засмеялся:

— Зачем мне вперед! Ты глупец, Янгызак! Я назад пойду. Ха-ха-ха!

Он отступает на несколько исполинских шагов и неожиданно нагибается. Надул щеки, выпучил глаза, начинает дуть. Песчаный смерч взлетает над пустыней.

Янгызак попытался запеть, но голос его пропадает в вое ветра. Стена летящего песка валит его с ног; с трудом добирается он до юрты. В вихре несущегося песка срывается с коновязи Табан ияхе Тарпан-буз. Дует Таш-паш…

Колодца уже не видно, юрта засыпана песком почти доверху. В самуме мчится Табан ияхе Тарпан-буз. Дует Таш-паш…

Вот уже и макушка юрты скрывается под огромным песчаным барханом. Смерч затихает. Таш-паш выпрямился, подходит к месту, где были колодец и юрта. Вокруг лишь голые волны песков. Таш-паш бормочет:. — Вот и сидите себе под землей, пока не вернусь! Попробуй кто-нибудь теперь отыщи вас! Ха-ха-ха!..

И пошел по барханам, очень довольный собой.


Алтын-дуга скачет по следу Янгызака на вороном скакуне. Навстречу мчится Табан ияхе Тарпан-буз. Седло его съехало набок, повод оборван. Подбежал к Алтын-дуге, остановился, заржал.

— Табан ияхе Тарпан-буз! — восклицает Алтын-дуга. — Откуда ты? Что случилось?

И опять заржал серый конь. Алтын-дуга соскакивает с вороного коня, поправляет на Табан ияхе Тарпан-бузе седло, садится на него. Взяв в повод коня Янгызака, скачет.

Голые волны песков там, где были колодец и юрта. Вдали показывается Алтын-дуга. Сдерживает коня, в недоумении спрашивает:

— Ну куда девались следы? Не мог же Янгызак провалиться сквозь землю!

Табан ияхе Тарпан-буз рвется вперед, Алтын-дуга пытается сдержать его. Конь рвется, храпит; хлопья пены обрываются с его удил. Алтын-дуга отпустил повод, и серый скакун понесся вперед. Вдруг остановился как вкопанный.

— Ччо! — попробовал сдвинуть его Алтын-дуга.

Конь ни с места. Алтын-дуга в недоумении слезает:

— Табан ияхе Тарпан-буз, что с тобой?

Поднимает его копыта, осматривает. Оборачивается и в изумлении замирает. Перед ним из песка торчит расцветшая роза. Алтын-дуга наклоняется, хочет ее поднять, но роза оказывается прикрепленной к стеблю, уходящему вглубь песка.

А Табан ияхе Тарпан-буз в стороне призывно заржал, роет копытом песок. Алтын-дуга подходит к нему, внимательно смотрит, порывисто наклоняется и начинает расшвыривать песок в стороны со всею богатырской силой.

Вот уже под руками Алтын-дуги обнажается макушка юрты. Он откидывает войлочную кошму, и среди песка, в дымовом отверстии юрты, появляется прекрасное лицо красавицы Ай. Она говорит нежно:

— Алтын-дуга!

Он откликается:

— Ай!

И, увидев их лица, вся земля вокруг покрывается цветами.


Ночь. На небе, меж звезд, народившийся месяц. Отрытая из-под бархана юрта уже установлена на новое место. Колодец очищен от песка. Раскопан розовый куст. У дотлевающего очага сидят Кусэр, Ай, Ханьяр, Янгызак и Алтын-дуга. Алтын-дуга кончает рассказывать:

— …И она внушила мальчику, что он ее собственный сын. Так старуха Мясекай всех перехитрила.

— Значит, мой сын жив! — восклицает Кусэр.

Алтын-дуга показывает на Янгызака:

— Вот он!

Все потрясены. Кусэр и Янгызак смотрят друг на друга, веря и не веря.

— Сын? — неуверенно говорит Кусэр.

— Отец…

Они встают, подходят друг к другу.

— О сынок! — восклицает Кусэр. — С тех пор как ты исчез, тьма и свет, день и ночь стали для меня одинаковыми! Но солнце твоего лица вновь засияло, и…

Янгызак обнял отца. Обнял так крепко, что Кусэр, застонав, упал.

Янгызак удивился:

— Отец, что с тобой?

Потирая ребра, Кусэр говорит восхищенно:

— Ты мне чуть все ребра не поломал! Поистине, сынок, вовек мне не встретить богатыря сильнее тебя!

Алтын-дуга уводит Ханьяра в сторону:

— Не будем мешать им, пусть предаются радости.

Прогуливаясь, они идут меж барханов. Ханьяр озабочен:

— Тебе и красавице Ай пора ехать. Скоро рассвет. Приедут сорок богатырей, и тогда…

— Что мне джунгарские богатыри! — говорит Алтын-дуга. — Если придется драться, я всех одолею. А мой Табан ияхе Тарпан-буз… не родился еще конь, который бы его обогнал на байге!

— Ты забыл об исполине Таш-паше, друг. Джангархан вернет его. А с черным мечом Джангархана никто в мире не совладает.

— Но если Янгызак смог остановить его голосом, почему он не может подойти с песней к нему и убить?

— Его нельзя убить, — отвечает Ханьяр. — Ведь Таш-паш вылеплен человеком из камня, из горы. Даже от глаз его вражеские стрелы отскакивают, как от щитов!.. — Помолчав, он продолжает. — Правда, говорят, что у Таш-паша есть слабое место. Будто, если поразить его в горло, жизнь покинет туловище исполина, а сам он рухнет и опять превратится в бездыханную гору.

— И в этот день царству Джангархана наступит конец?

— Да, — отзечает Ханьяр. — Но не забывай о застежке. На горле у исполина застежка, которую он в силах отстегнуть только сам. Она весит пять тысяч пудов. Сто сильнейших богатырей мира, взявшись вместе, не смогут ее отстегнуть… Уезжай, Алтын-дуга! Увози красавицу Ай, пока не поздно.

— Нет, Ханьяр. Только пес боится ступить на тигровый след. Не пристало богатырю показывать врагу пятки!

— Но ты погибнешь, и народ наш осиротеет!

— То, что случится, находится впереди, — говорит Алтын-дуга.

Беседуя, они уходят все дальше и дальше, пока не скрываются вдали меж барханов.


Сорок джунгарских богатырей скачут по пустыне. Жургяк вглядывается. Впереди, среди песков, показываются Солнечный колодец и юрта.

Ай и Янгызак встречают богатырей.

— Здравствуй, красавица! — хрипло говорит Жургяк. — Ну, соскучилась без меня? Теперь… — он захохотал, — я тебе не дам больше скучать. Сегодня на скачках мой Сары-куш из всех коней выпотрошит кишки! И за свадьбу!.. Здравствуй, брат Янгызак.

— Здравствуй, брат Жургяк.

Из-за холмов подходит Алтын-дуга.

— А это что за выкормок в башкирской одежде? — изумился Жургяк. — Мирный ты или враг?

— Если вы мирные, то и я мирный. Если вы враги, то и я враг, — отвечает Алтын-дуга.

— Это мой друг, — вмешивается Янгызак. — Он прибыл из земли Ай, чтобы вместе с нами состязаться в байге.

Жургяк развеселился:

— Состязаться? Сейчас я его схвачу за ухо, брошу на воздух, и когда он, падая, коснется земли, я ударю его ногой в зад, и он разлетится в золу!

— Хвастливому языку каждый день праздник, — спокойно говорит Алтын-дуга.

Жургяк посмотрел на него злобно, как верблюд на кузнеца:

— Да мне стоит тебя только кулаком шмякнуть, ты и вздохнуть не успеешь!

Алтын-дуга насмешливо говорит:

— У тебя кулак, но и у меня не клубок шерсти.

В ярости Жургяк замахнулся. Алтын-дуга — перехватил его руку. Они начинают бороться. Их окружили, глазеют богатыри. Взволнованно смотрит Ай.

Борются богатыри. Наконец Алтын-дуге удается приподнять Жургяка и бросить на землю. Алтын-дуга подходит к Ай. Девушка говорит нежно:

— Алтын-дуга!

Жургяк встал с земли, подходит к Алтын-дуге, покровительственно к нему обращается:

— А ты, оказывается, ничего. Сила есть в тебе. Если хочешь, я могу даже взять тебя в товарищи… Вот, говорят, есть такой город Гургандж. И там без толку торчит минарет. Будто, если обрушить его, десять тысяч людей можно задавить! Я все собираюсь туда. Поедем вместе, а? Обрушим его, посмеемся?..

— Замолчи! — в негодовании обрывает его Алтын-дуга.

— Эге, да ты рассердился! Зря. Все равно красавицы Ай тебе как своих ушей не видать! Думаешь, нечаянно поборол меня, так уже победил? Пусть-ка твой ублюдок попробует обогнать моего Сары-куша в байге!

Алтын-дуга отвечает:

— То, что случится, находится впереди.


У колодца джунгары поят коней, готовят к байге: вплетают тряпочки в гривы, подвязывают хвосты. Жургяк и Хултан-гол тоже взялись приводить в порядок своих скакунов.

В стороне Ай обхаживает Табан ияхе Тарпан-буза, протирает коню глаза шелковым платком, вытирает с него пыль и пот. Алтын-дуга разговаривает с Янгызаком.

— …Ну что ж, — говорит Алтын-дуга, — скачи ты на моем Табан ияхе Тарпан-бузе, выигрывай байгу за меня. Ты славный наездник!

— Спасибо, друг! — взволнованно говорит Янгызак.

— Как доедешь до горы Татывлы и начнется байга, отпусти поводья — конь сам полетит. Сто повадок он знает. Если ты будешь падать вперед, он поддержит тебя гривой, если назад — поддержит хвостом. Только смотри за ним, береги его.

— Не тревожься. Раз уж ты конем со мной поделился, плохого не жди!

Ай расчесывает Табан ияхе Тарпан-бузу гриву своим девичьим гребнем, прикалывает ему розу в челку.


Дворец Джангархана возле сидящего исполина. Исполин зевает. В джунгарском стане полрежнему шумно, людно, разгульно, пестро. Джангархан восседает на дворцовой террасе. Рядом старуха Мясекай. Перед ханом на корточках главный везир.

— Можешь идти, — говорит Джангархан. Пятясь задом, с бесчисленными поклонами, везир удаляется.

У пруда выстроились приближенные хана. Подходит везир. Теперь он до ушей налит спесью. Один из приближенных вопрошает:

— Какие повеления соизволил отдать наш владыка на нынешний день?

— Он повелел выдать войску тысячу барабанов из ханской казны, — важно говорит везир.

— Мудрое решение, — говорит приближенный.

Остальные приближенные согласно кивают.

— Он повелел еще истребить за сегодняшний день всех лягушек в пруду.

— Мудрое решение. Приближенные снова кивают.

— Но самое важное — он повелел изготовить к вечеру две затычки для ушей исполина.

— Мудрое решение, — говорит приближенный. — Но зачем Таш-пашу потребовались затычки?

— Янгызак изменил… — отвечает везир. Помолчал, смотрит, какое впечатление произвела эта весть. — И Джангархан решил послать Таш-паша, дабы покарать этого сладкоголосого нечестивца. Повелитель поклялся повесить Янгызака на его собственном языке!


Нестройными кучками едут по пустыне чджунгарские богатыри к месту, где должна начаться байга, — к горе Татывлы. На песке белеет лошадиный скелет. Мимо него вместе с другими богатырями проезжают Жургяк, Хултан-гол и Янгызак.

Подмигивая Хултан-голу, Жургяк говорит:

— Давай зарежем башкирского коня, брат Янгызак! Наедимся досыта конины…

— Что ты пристал к моему коню?

— Да ведь даровое мясо! Зря пропадает! Голову и сало я, так и быть, тебе отдам. А?

Янгызак усмехнулся:

— Твой Сары-куш не хуже. Режь его! Заодно и меня угостишь.

— Хуже, — не моргнув глазом, говорит Жургяк. — Мой Сары-куш хуже. Уж я-то в конине толк понимаю. Башкирский конь куда слаще на вкус. Давай, освежую его и разделаю вмиг!

— Да ты, я вижу, испугался, что твой конь от Табан ияхе Тарпан-буза отстанет, — насмешливо сказал Янгызак и, присвистнув, помчался быстрее.

— Смотри, Янгызак, — закричал ему вслед Жургяк. — Угодишь в могилу со своим башкирским конем!


Розовый куст. На нем сидит, подобно мрачной тени, ворона. Над юртой вьется дымок, слышен смех. Из двери весело выбегает Ай. Замерла. Смотрит в ужасе.

Ворона, нахохлившись, сидит на кусте.

— Алтын-дуга! — восклицает Ай.

Алтын-дуга выходит из юрты.

— Мне кажется, — говорит Ай тревожно, — мне чудится, что над Янгызаком нависла беда!

В ответ раздается зловещее карканье.


Джунгарские богатыри едут вразброд по полынной степи. Хултан-гол наклонился к Жургяку; змеиная улыбка играет на его губах.

— Я брата обгоню, — кивает он на едущего впереди Янгызака, — окликну его, заведу разговор. Тут его и кончай!

Жургяк неторопливо снимает с седла лук. Хултан-гол обгоняет Янгызака, останавливает коня, оборачивается и кричит:

— Янгызак!

Позади Жургяк поднимает лук, целится, а впереди виден остановившийся Хултан-гол. Он что-то говорит подъезжающему Янгызаку. Жургяк натягивает тетиву.

Янгызак улыбается. Хултан-гол говорит ему: «Если бы я тебя так не любил, брат…» Но тут Янгызак запел — и окаменел Хултан-гол с открытым ртом. Окаменел Жургяк, держа в руке натянутый лук.

Янгызак с песней отъехал в сторону, оглядывает братьев. Оборвал песню — и сразу прянула с лука Жургяка стрела, взвизгнула и влетела в открытый рот Хултан-гола. Он повалился навзничь с коня.

Жургяк остолбенело смотрит и тоже валится со своего скакуна. Он падает наземь, смеется безудержно, хрипло, свирепо. Корчится и стонет от смеха.

Съезжаются джунгары, молча смотрят на убитого. Жургяк, все еще в припадке хохота, катается по земле: «Ох!.. Ой!.. Ха-ха-ха!..» Встает и, утирая слезы, трясясь от смеха, взбирается на скакуна.

Подъезжает к Янгызаку:

— Дай я тебя обниму, брат Янгызак! Я метил в тебя, а он… он… — И опять закатился смехом, повалившись головой на холку коня.

Богатыри тронулись дальше.

— Нет, ты пойми! — восклицает Жургяк. — Я мог просто взять и выстрелить тебе в спину, а он… он… — И захохотал вновь.

Богатыри уезжают все дальше и дальше. Удаляется смех Жургяка. Среди высокой полыни лежит Хултан-гол со стрелой, торчащей изо рта.

Звуки труб возвещают начало байги. Раннее утро. Всадники, выстроившиеся цепью у подножия горы Татывлы, по знаку Жургяка, гикнули. Кони их понеслись птицами. Среди них Янгызак на Табан ияхе Тарпан-бузе. Всадники мчатся все дальше и дальше по холмистой равнине.


Алтын-дуга и Ай стоят у розового куста. Алтын-дуга говорит страстно:

— Зачем ты прячешь от меня свою любовь? Зачем тебе понадобилось, чтобы я бродил по пескам как безумный? Я — царь влюбленных, и сердце мое опутано локонами твоих волос! Не казни же меня своим равнодушием! Почему ты отстраняешься от моих поцелуев? Неужели ты хочешь обрадовать моих врагов?

Ай в ответ восклицает:

— О прекрасный, стройный, лунноликий, кудрявый! Ты — источник моей жизни, свет и радость моего сердца! Ты — свежий весенний воздух! Но я — только сухая ветвь! Как я могу зазеленеть, когда мои табынские подружки, их матери и отцы томятся в неволе у Джангархана? Освободи их, и каждый мой вздох будет лишь для тебя!

— Клянусь, — вскричал Алтын-дуга, — я их освобожу!..

Зазвучал топот копыт. Алтын-дуга и Ай поворачиваются, вглядываются. Меж песчаных барханов появляется всадник. Это Янгызак. Из юрты выходит отец красавицы Ай — Кусэр.

Табан ияхе Тарпан-буз подлетел к юрте, обежал вокруг нее и остановился как вкопанный.

— Спасибо, друг! — говорит Алтын-дуга Янгызаку.

Янгызак в изнеможении сползает с седла, встает на ноги пошатываясь! Облизывает языком пересохшие губы. Со лба его катятся ручьи пота.

— Что с тобой, сын мой? — спрашивает Кусэр.

— Да вот… — тяжело дыша, начинает Янгызак и умолкает, не в силах продолжать. Смущенно качает головой, отирает пот, протягивает руку к горлу, отстегивает застежку на вороте, говорит:

— Да вот…

— Янгызак, — взволнованно восклицает Ай, — что ты сделал сейчас?

— Я? Я приехал первым…

— Нет, сейчас, вот сейчас, что ты сделал?

Янгызак растерянно оглядывается:

— Не… не знаю.

— Ты отстегнул застежку на горле! — торжествующе говорит Ай. — Отстегнул, потому что тебе стало жарко. Теперь я знаю, как нам победить исполина!.


По пустыне идет исполин Таш-паш, шагая через десятки барханов. Из его ушей торчат концы двух огромных затычек.

Раздаются шаги, подобные грому.

Таш-паш подходит к Солнечному колодцу. Янгызак выступает вперед:

— Стой, Таш-паш!

Исполин не останавливается. Увидев Янгызака, он засмеялся:

— Ты тут, Янгызак? Ха-ха-ха!

Янгызак запел. Все окаменели. Но Таш-паш продолжает смеяться:

— Теперь ты от меня, Янгызак, никуда не уйдешь! Джангархан заткнул мне уши! Ха-ха-ха!

Нагибается, хватает вскрикнувшего Янгы-зака, поднимает его, сует себе за пазуху. Выпрямляется. Вдруг хлопает себя по лбу:

— Да, чуть не забыл!.. Красавицу…

Алтын-дуга одним движением сажает Ай в седло, вскакивает сам. Хлестнул Табан ияхе Тарпан-буза плетью. Заржал скакун, взвился, полетел по барханам. Таш-паш постоял, похлопал глазами и бросился вслед.

Всадники слились с конем, конь — с воздухом. Они мчатся так, будто вся земля — это беглянка, и они решили ее настичь во что бы то ни стало.



Подобно буре, проносится Табан ияхе Тарпан-буз на горизонте. Одним прыжком перемахнул через реку. За ним, с той же скоростью перешагнув через реку, бежит исполин.

Он все ближе и ближе. Вот уже почти настиг. Наклоняется, чтобы схватить. Прижались к коню Алтын-дуга и Ай, и скакун ускользает из-под рук исполина, мчится дальше. Таш-паш опять бросается в погоню. Все ближе, ближе… Однако теперь Табан ияхе Тарпан-буз и Таш-паш бегут тише и тише; конь и преследователь — оба устали.



Бежит Таш-паш. Ручьи пота заливают его лицо; на бегу он отирает его ладонью. Тяжело дышит. Дохнул — одинокое облако в небе закачалось, взвилось.

Несется скакун по барханам, за ним бежит исполин. Вот он протягивает руку к своему вороту. Алтын-дуга на скаку передает Ай лук и стрелу. Обливаясь потом, исполин на бегу начинает расстегивать застежку.

Вдали виднеются развалины города Булгара — того самого, житель которого некогда вылепил исполина и вдохнул в него жизнь.

Раздается топот бегущего Таш-паша, шум его дыхания. Обитатели развалин выбегают, в удивлении смотрят. Исполин отстегнул застежку, распахнул ворот своего камзола.

Алтын-дуга гонит коня. Обнял, держит одной рукой Ай. А она позади Алтын-дуги стала ногой в стремя лицом к исполину, целится, натягивает тетиву лука.

Прянула с тетивы стрела, понеслась, зазвенела, запела. Впивается исполину в горло. Прокатывается гром. Голова исполина закачалась, падает с плеч, покатилась. Исполин без головы делает три шага в сторону, ложится. И туловище исполина превращается в черную гору, голова его — в скалистый камень, лежащий в стороне от горы.

Смотрят Алтын-дуга и Ай. Они стоят со своим скакуном у стены разрушенной крепости. Их окружила толпа. Знакомый нам величавый старик, житель Булгара, говорит-

— Нет больше Таш-паша! Вырван черный меч из рук Джангархана!

Старик, красавица Ай и народ идут к подножию черной горы. Ай прощально взмахнула рукой. Алтын-дуга и сотня всадников с копьями, луками и щитами уезжают. Ай и старик смотрят им вслед, поднимаясь по склону черной горы. Всадники все дальше и дальше. Вот они сливаются с горизонтом…

И тогда старик обращается к прекрасной Ай:

— Пройдут века, и люди назовут Алтын-дугу силой народа, тебя, красавица Ай, — его счастьем, Янгызака — его волшебною песней!

— Я не знаю, что будет через века, — раздается голос Янгызака; отвалив камень, он выходит из пещеры на склоне горы. — Но сидеть за пазухой у Таш-паша мне было не сладко. Уф, еле выбрался!

— Янгызак! — восклицает Ай.

— Где Алтын-дуга? — спрашивает богатырь.

Девушка отвечает:

— Он умчался в бой на Джангархана.

Янгызак встрепенулся:

— Я должен отомстить старухе Мясекай!

— Есть только один способ уничтожить колдунью, — говорит величавый старик. — Надо бросить старуху в ее волшебный казан, и она тотчас же превратится в глиняные черепки.

Янгызак запел. Он запел лошадиную песню: сорок веселых ладов. Окаменели Ай и величавый старик. А из пустыни в ответ раздалось ржанье вороного коня: сорок печальных и сорок веселых ладос на рожке.

В облаке пыли появляется конь Янгызака и подбегает к богатырю. Янгызак, оборвав свою песню, вскакивает на вороного коня.


У подножия горы Татавлы пасется отара овец. К чабану подбегает какой-то человек, сообщает:

— Убит Таш-паш!

Чабан говорит не спеша:

— Спасибо за весть.

Человек убегает. Чабан разгреб золу потухшего костра, достает из-под нее меч…

В реке два рыбака тащат невод. По берегу мчится какой-то мальчишка, говорит задыхаясь:

— Убит Таш-паш!

— Спасибо за весть.

Мальчик побежал. Рыбаки скрываются в камышах и выходят из них с двумя копьями…

По ковыльной степи скачет строгий Ханьяр с тремя десятками всадников. Навстречу ему едет Алтын-дуга во главе своей сотни.

Ханьяр подъезжает:

— Алтын-дуга! Следом за нами идет рать Джангархана!

— Сколько их?

— Несметное множество. Они прошли мимо озера Оло-Гарагайды-Гуль и выпили все озеро. Они прошли по степи и вытоптали всю траву.

— Спасибо за весть! — говорит Алтын-Дуга.

— Я привел с собой тридцать табынцев, — говорит Ханьяр, кивая на своих спутников, — и разузнал, где остальные!

— Значит, нас уже сто тридцать, — говорит Алтын-дуга.

Всадники Ханьяра примыкают к сотне, едут за Алтын-дугой. Но вот Алтын-дуга останавливается.

Перед ним, насколько хватает глаз, до самого горизонта движется рать Джангархана. Она так многочисленна, что, если бы дело было ночью, на каждую звезду на небе пришлось бы по одному джунгарскому воину на земле.

Зазвучали трубы, и рать Джангархана остановилась. Впереди войска сам Джангар на носилках. Рядом — старуха Мясекай; за ней несут ее черный казан. Вокруг — везиры, приближенные и конные богатыри.

— Пусть поклянутся! — повелевает Джангархан.

Знаменосец поднимает джунгарский флаг, и вся рать повторяет слова страшной клятвы:

— Еду я, чтоб детей превратить в сирот!..

— Еду я, чтоб в раба превратить народ!..

— Еду я, чтоб нетленных жизни лишить!..

— Еду я, чтоб людей отчизны лишить!..

— Еду я — разгромить богатырскую рать!..

— Еду Алтын-дугу в плен забрать!..

Знаменосец опускает флаг. Рать двинулась, обтекая носилки Джангархана, старуху Мясекай и везиров. Впереди рати скачут Жургяк и джунгарские богатыри.

Отряд Алтын-дуги рассыпается, выстраивается правильной фигурой — двумя крыльями: словно сокол в степи изготовился к бою, крылья расправил. Алтын-дуга поднимает свой лук, в который вложены сразу четыре стрелы, веером расходящиеся от пальцев. Его воины поднимают луки.

Алтын-дуга издает грозный клич:

— Красавица Ай!

Его воины подхватывают:

— Земля Ай!

Спускают тетивы. Вздрогнул, загудел воздух от стрел. Падают с коней несколько джунгар.

Но и джунгарская рать поднимает луки. Раздается гром. Алтын-дуга и его воины одним слитным движением опустили головы на шеи коней. Гром проносится над ними; почернело небо, исчезло солнце. Но гром уносится уже за их спины назад.

Алтын-дуга и воины выпрямились, пришпорили коней и, обнажив мечи, бросаются в бой. Навстречу Алтын-дуге скачет Жургяк.

Богатыри встретились, схватываются. Схватываются другие воины. Падают всадники. Ржут кони. И такая пыль поднялась в небо и стала сыпаться на головы воинов, что вороные кони превратились в белых, а юноши состарились.

Яростно бьются Алтын-дуга и Жургяк. Наконец Алтын-дуга внезапным ударом пронзает грудь Жургяка мечом.

Алтын-дуга устремляется на противников Ханьяра, спрашивает его:

— Сколько нас осталось? Ханьяр глянул назад, говорит:

— Шестьдесят!

Алтын-дуга рубит вправо и влево с такой силой, что о каждом ударе его меча в этом бою сказители пели потом целые сутки.

Раздается зловещее карканье. По небу тучей летит воронье. Из кустов выглядывает полосатая гиена, хищно поводит носом.

Яростно рубится Алтын-дуга. На него наседают со всех сторон джунгары. Он спрашивает Ханьяра:

— Сколько нас осталось? Тот глянул, сказал:

— Двадцать пять!

Алтын-дуга бросается с мечом в самую гущу джунгар.

Вдали появляются разрозненные кучки вооруженных людей, бегут по степи к полю боя. Скачет на коне чабан с мечом в руках. Бегут рыбаки с копьями. И еще, и еще люди…

Рубится Алтын-дуга, спрашивает:

— Сколько нас осталось?

Ханьяр обернулся, отвечает:

— Девяносто!

Рубится Алтын-дуга. А позади него из степи стекается все больше и больше народа, ханских рабов и пастухов. С хода они устремляются в бой. Рубится Алтын-дуга, ржут кони, падают всадники.

— Сколько нас осталось? — спрашивает Алтын-дуга.

Ханьяр посмотрел, отвечает:

— Несметное множество.

Алтын-дуга оглянулся. За ним до самого горизонта, насколько хватает глаз, видны спешащие на помощь вооруженные люди.

Ряды джунгар дрогнули. Передние в панике побежали, увлекая за собой остальных. Алтын-дуга и его воины преследуют джунгар по пятам. В беспорядке конные и пешие джунгары бегут мимо ханских носилок. Джангархан растерянно что-то кричит, но голоса его не слышно за ржаньем коней, лязгом щитов, криком людей.

Алтын-дуга преследует джунгар. Вдруг рядом раздается знакомое ржанье: сорок веселых ладов на рожке.

Рядом с Алтын-дугой появляется вороной конь, на нем Янгызак.

Янгызак кричит сквозь шум сечи:

— Кажется, опоздал?

И запел свою песню. Сразу окаменело, онемело все войско: и джунгары и ратники Алтын-дуги — каждый так, как его застигла песня.

Янгызак медленно проезжает с песней сквозь ратное поле, оглядывая его. Каждая фигура ратников Алтын-дуги на этом поле как памятник смелости и отваги. Каждая фигура окаменевших воинов Джангархана как памятник трусости. И завершают эту галерею старуха Мясекай и Джангархан, бледный как мертвец, которого хоронить некому. Он скривился, открыл в страхе рот, прикрыл ладонью лицо и так окаменел.

Янгызак подъезжает к нему, взмахом меча отрубает голову, потом склоняется над старухой Мясекай. Изо рта колдуньи выскакивают мыши, разбегаются во все стороны. Янгызак хватает старуху, швыряет в казан, и на дне казана остаются лишь черные черепки.


Земля Ай. Исполинский дуб. Под ним, глядя вдаль, сидит седовласый Кусмэс. Раздается топот копыт. Подъехал пастух Абзаил на взмыленном скакуне без седла.

— Что случилось? — взволнованно встает Кусмэс. — Не напали ли джунгары на табуны?

— Нет, нет… О Кусмэс, едет победитель джунгарского хана, освободивший восемнадцать народов!

— Кто же он?

— Твой сын, Алтын-дуга.

Во главе народа едут Алтын-дуга и Ай, за ними — Кусэр и Янгызак: к его седлу приторочен розовый куст. За ними — табынцы. Звучит необычайная музыка — это всадники держат в руках боевые луки и играют на их тетивах.

Из всех юрт выбегают айдинцы, радостно приветствуют прибывших. В сопровождении пестрой толпы они подъезжают к исполинскому дубу, соскакивают с коней.

— Алтын-дуга! — восклицает радостно седоголовый Кусмэс. — Мальчик мой!

Кусмэс бежит, чтобы обнять сына. Но Янгызак схватил подушку, всовывает ее между грудью Алтын-дуги и Кусмэса и говорит:

— Когда богатырь обнимает отца, надо опасаться, как бы он ему не поломал ребра!

Кусмэс и Алтын-дуга обнимаются. Седоголовый Кусмэс поворачивается к Кусэру. Они молча смотрят друг другу в глаза и тоже раскрывают объятья. Радостными возгласами приветствуют их айдинский и табынский народы.

Янгызак сажает розовый куст в землю.

Из дворцовой калитки выбегает Гульбика и кричит:

— Алтын-дуга! Подружка Ай!

Янгызак издает изумленный возглас. Все оборачиваются.

Гульбика прошептала:

— Янгызак!..

На розовом кусте расцветает роза.

— Когда же она успела? — в недоумении бормочет Янгызак. — Не успел посадить, а уже расцвела! И что это значит?

Алтын-дуга говорит добродушно:

— Значит, что встретились двое влюбленных! Наверно, сестра моя Гульбика и…

— Молчи! — зажимает ему рот Янгызак. — То, что случится, находится впереди.

Вокруг толпится народ: воины Алтын-дуги, женщины в платках и бархатных безрукавках. Ребятишки взобрались на деревья и скалы. Тысячи дымков поднимаются над белыми юртами. А посреди долины прозрачная, словно воздух, синяя речка Ай бежит по камням. Бежит она сквозь сосновый бор, бежит, как песня народа, — неведомо где началась, неведомо где кончается…



Переводы песен, включенных в киносказку, принадлежат Вл. Державину и С. Липкину.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4