Каракатица, или Гирканическое мировоззрение

      Гиркан IV. Нет-нет – только не организованный муравейник. Одно большое стадо разобщенных скотов, власть над которым принадлежит мне и моим друзьям.
      Юлий II. А сам ты во что веришь, сын мой?
      Гиркан IV. В самого себя, и с меня этого довольно. А если мне будет нужно, я поверю во что угодно, в любой фетиш, в крокодила, в Единство Бытия, в тебя, святой отец, в собственный пупок – мне все едино. Понял?
      Юлий II. Ты – помесь обычного довольно способного бандита с прагматиком худшего сорта. Никакой ты не король, во всяком случае для меня. С этой минуты мы незнакомы.
       Идет налево и устало садится в кресло. Гиркан, злой, стоит, опираясь на меч.
      Статуя. Эк тебя подравняли, царек ты мой туземный. Святой отец действительно первоклассный диалектик. Бездека. Знаешь, Гиркан, а его святейшество отчасти прав. Кроме того, я должен заметить, что с момента твоего прихода тон разговора в нашей компании резко изменился к худшему. Беседа приняла прямо-таки вульгарный оборот.
      Юлий II. Ты абсолютно прав, сын мой: с хамьем надо разговаривать по-хамски.
      Бездека. Да и по существу затронутых вопросов я тоже не во всем с тобой согласен.
      Элла. Ах, Павел, значит, еще не все потеряно! Гиркан IV (пробуждаясь от задумчивости).Да – я хам, однако – единственный в своем роде. Советую прислушаться ко мне. В последний раз я говорю с вами как равный с равными. Павел – решайся. Александр Македонский тоже был хамом. А впрочем, среди нас есть еще один властитель. В любом учебнике истории вы найдете рассказ о господине Делла Ровере и его темных делишках.
      Юлий II (вскакивая).Молчать! Молчать!
      Бездека (тихо, Гиркану).Оставь ты его наконец в покое. (Громко.)Даже королю Гиркании я не позволю оскорблять в моем доме святого отца.
      Юлий II. Спасибо тебе, сын мой. (Садясь.)Прагматист на троне! Нет, это просто неслыханно. Это просто смешно. Ха-ха-ха!
      Гиркан IV. Ну, Павел, говори. Возможно, твои обвинения будут более основательны. Поверь мне, твое счастье – все, чего я хочу. Если ты не поедешь со мной в Гирканию скорым поездом сегодня в одиннадцать, ты пропал. Я сюда больше не вернусь. С дипломатией покончено, начинаю серию войн. Чтобы разворошить и поджечь все эти муравейники и кретинейники. Отличное занятие.
      Бездека. Одной перемены во мне ты уже добился. А именно – все проблемки, которые только что так меня занимали, вдруг перестали существовать.
      Элла (сидит в кресле слева; внезапно пробуждаясь от оцепенения). И проблема любви тоже?
      Бездека. Подожди, Элла. Я сейчас в другом измерении. (Гиркану.)Но должен тебе признаться, что не вижу величия и на твоей стороне.
      Гиркан IV. Как это?
      Бездека. Его святейшество употребил одно словечко, которое я никак не могу забыть, – ты не обидишься, Гиркан?
      Гиркан IV. На тебя – никогда. Говори. Какое словечко?
      Бездека. Бандит. Ты по существу мелкий raubritter, a не настоящий властелин. Ты велик лишь на фоне неслыханно низкого уровня культуры в твоей стране. Сверхчеловек в духе Ницше сегодня может быть лишь мелким негодяем. Остальной процент властелинов старого типа в наше время можно найти только среди артистов. Выращивание сверхлюдей – самый большой блеф из всех, какие мне известны.
      Гиркан IV. Ты рассуждаешь как кретин. Ничего ты не понял в моей концепции гирканических стремлений. А в жизни ты абсолютист – это факт. Для тебя нет места ни в тебе самом, ни в так называемом обществе. Ты законченный образец moral insanity, и сил в тебе хватило бы на четверых нормальных людей, по меркам нынешнего времени.
      Бездека. Да, это точно. Потому я и решил немедленно кончить жизнь самоубийством.
      Элла (вставая). Павел, что с тобой? Или мне все это снится?
      Статуя. Он верно говорит. Я никогда ему не смела этого сказать, но это единственное, хотя и самое банальное, решение.
      Гиркан IV. Молчать, бабы! Одна другой хуже. (Бездеке.)Дурень, неужели я приехал из своей Гиркании, чтобы смотреть, как погибает мой единственный друг? У меня уже есть двое крепких ребят. И непременно нужен третий. Только ты мог бы им стать.
      Бездека. Но что такое обыкновенный, будничный день в этой твоей Гиркании? Чем вы там, собственно говоря, занимаетесь?
      Гиркан IV. Властью – с утра до вечера мы упиваемся властью во всех ее проявлениях. А потом пируем с убийственной роскошью, беседуя обо всем и взирая на все с недосягаемых высот своего всевластия.
      Бездека. Всевластие над скопищем идиотов, неспособных объединиться. Обычная военная диктатура. При благоприятных условиях этого может добиться и самая радикальная социал-демократия.
      Гиркан IV. А чем было прежнее человечество, если не скопищем тварей, аморфной, неорганизованной массой? Псевдотитанам, выросшим на почве социализма, приходится лгать, чтобы удержаться у власти. А нам нет. Наша жизнь – истинна.
      Бездека. Так это проблема Истины. А что, Истина тоже интегральная часть гирканического мировоззрения?
      Гиркан IV. Конечно. Но если все человечество наденет маску, проблема Истины исчезнет сама собой. Я и двое моих друзей, принц де Плиньяк и Рупрехт фон Блазен, как раз и заняты созданием этой маски. Замаскированное общество и мы – единственные, кому известно все. Бездека. Выходит, в этом нет ничего от комедии? А знаешь, что меня смутило прежде всего? Твой костюм.
      Гиркан IV. Но это же ерунда. Я думал, ты клюнешь на бутафорию, потому так и вырядился. Могу сбросить это тряпье. (Продолжает говорить, раздеваясь. Под мантией оказывается шитое золотом одеяние. Он сбрасывает его и остается в обычном, превосходно скроенном сюртуке. Шлем тоже снимает. Одежду складывает посреди сцены. Меч продолжает держать в руке.)А величие – знаешь, в чем оно? В достижении обособленности. Чтобы создать такой остров потерявших человеческий облик, звероподобных духов посреди моря все затопившей организации, надо побольше силенок, чем было у господина Делла Ровере в семнадцатом веке. Не говоря уж о семействе Борджиа – эти были просто шуты.
      Тетрикон. Ваше величество, я тоже еду в Гирканию. Уж коли служить – так настоящим господам.
      Гиркан IV. Видал? Этот болван оценил меня по достоинству, а ты понять не хочешь.
      Бездека. Подожди; мой даймонион раздвоился. Небывалый случай в истории человечества. Я слышу одновременно два таинственных голоса, они говорят мне о двух параллельных истинах, которые никогда не пересекутся. Их противоречия – бесконечного порядка.
      Гиркан IV. У себя при дворе я держу одного философа, некоего Хвистека. На базе концепции множественности действительностей он проводит систематизацию и учет всей совокупности Истин. Он тебе разъяснит остальное. Это великий мудрец. Бездека, говорю тебе, едем со мной.
      Бездека. Совесть бывшего художникаразрослась во мне до размеров какой-то вселенской опухоли. Новый монстр врастает сам в себя. Чудовища, которых до сих пор мучили в клетках, завоевывают неведомые пространства моего распадающегося мозга.
      Элла (вставая).Да он же просто спятил. Ваше величество, требуйте чего угодно, только не отнимайте его у мееня. Благодаря своему безумию он в моем обществе создаст великие творения.
      Бездека. Ошибаешься, детка. Мой разум ясен как никогда. Свое безумие я познал давно – оно мне было гораздо менее интересно, чем эта холодная трезвость. Элла бессильно садится.
      Статуя. Это правда. Однажды в моем присутствии он преодолел приступ безумия. Разумеется, безумие было метафизическое, однако и моя жизнь тоже висела на волоске. Это психический атлет, а иногда и физический.
      Гиркан IV. Алиса, поверь, ты была для него только чем-то вроде уксуса, в котором он был законсервирован до моего приезда. За это я тебе признателен. Ты можешь ехать со мной в Гирканию.
      Статуя (сходя с постамента).Хорошо – можешь сделать из меня жрицу любого культа. Я готова на все.
      Юлий II. Значит, и ты стала прагматисткой, дочь моя. Этого я не ожидал.
      Статуя. А разве ты сам, святой отец, не прагматик в глубине души?
      Юлий II (вставая).Может быть, может быть. Кому дано это знать? Мое мировоззрение подвержено постоянным колебаниям.
      Гиркан IV. Если ты признаешь мою концепцию, я даже могу допустить, чтобы искусство окончательно угасло именно в моем государстве. Тебя, святой отец, я назначу меценатом издыхающего искусства, при условии, что ты не будешь вводить в искушение Павла Бездеку. Он может быть абсолютистом только в жизни.
      Юлий II. Ладно, ладно. Не буду. Как бы там ни было, открывается новая перспектива. Между нами говоря, вы себе и представить не можете, как безумно, безнадежно я скучаю в Небе. С сегодняшнего дня продлеваю себе отпуск как минимум лет на триста.
       Гиркан шепчется с Бездекой.
      Статуя. Юлий Делла Ровере, можешь на меня рассчитывать: я скрашу тебе лет двадцать из этих трехсот своей диалектикой. Вечером, после дня тяжких трудов, ты оправдаешь их передо мной в подлинно существенном разговоре – разговоре с женщиной мудрой и в меру коварной.
      Юлий II. Благодарю тебя, дочь моя. Я еду в Гирканию.
      Элла (вставая).Больше я так не могу! Все ваши разговоры – какой-то отвратительный кошмар. Я вовсе не добра и не возвышенна, но чувствую себя так, словно угорела в чаду какого-то мерзкого отравляющего газа. А кроме того, все это скучно. Вы надрываете мне сердце какой-то дурацкой нудной игрой. Я тоже хочу в Гирканию. Вели Павел почувствует себя несчастным, он по крайней мере найдет меня, и я его спасу. Сир, ваше королевское величество возьмет меня с собой?
      Гиркан IV. Об этом не может быть и речи. Павел должен забыть о прежней жизни. Вы его тут же склоните к художественному оправданию упадка или черт-те чему еще. Все творческие порывы должны быть подавлены в зародыше.
      Элла. И чем же это кончится в конце концов? Что потом? Что?
      Гиркан IV. Потом, как водится, придет смерть, но вместе с ощущением, что жизнь прожита на вершинах, а не в отвратительном социальном болотце, где искусством заменяют морфий.
      Бездека. Значит, ты противник наркотиков. А я без них не обойдусь.
      Гиркан IV. Алкалоиды я еще признаю, но вот психические наркотики безусловно презираю. Творить ты не будешь, в остальном можешь делать все что угодно. Элла подходит к Павлу и шепчется с ним. Юлий II. Твоя Гиркания, сир, производит впечатление какого-то санатория для людей, уставших от общества. По твоим рассказам. По существу же это самый обыкновенный приют для банкротов…
      Гиркан IV. Но для абсолютных, для тех, кто, не сумев пройти сквозь стену, оставляет на ней пятно размозженного черепа. В этом мое величие.
      Юлий II. Но в конце концов, сир, ты мог бы стать и карманным вором, кем-нибудь вроде князя Манолеску. Гиркан IV. Мог бы, однако не стал. Я король последнего настоящего королевства на земле. Величие – только в том, что сбывается. Если бы мне не повезло, я с самого начала был бы смешон, и только.
      Юлий II. Ты еще можешь пасть. И что тогда? Гиркан IV. Это будет падение с некоторой высоты. В конце концов еще не было тирана, который бы не пал. Юлий II. Именно в этом и состоит ничтожество: в понятии некоторойвысоты.
      Гиркан IV. Не могу же я пасть в Бесконечность. Даже в мире физики скорость конечна, ограничена скоростью света. Но практически она бесконечна.
      Юлий II (с иронией).Практически! На дне всего этого виден прагматизм. Но все равно. Даже это я пока предпочитаю Небу.
      Гиркан IV. Бездека, слышишь? Никто еще не удостаивался лучшего комплимента. Святой отец с нами.
      Элла (цепляясь за Павла). Ответь мне, по крайней мере перестань колебаться.
      Бездека. Я еду. Неизвестность всегда стоит того, чтобы ради нее покинуть нечто предсказуемое. Впрочем, это принцип Нового Искусства, Искусства безобразных неожиданностей.
      Гиркан IV. Благодарю тебя, но не пытайся сравнивать гирканизм с искусством. Гирканией надо жить. Бездека. То же самое говорили о дадаизме дадаисты, пока их всех не перевешали. Нет – довольно. Я твой. Все настолько мерзко, что нет такой глупости, ради которой не стоило бы бросить все, чем мы живем. Пусть я погибну, но не среди этих мелочных дрязг. Я хотел погибнуть где-нибудь на Борнео или на Суматре. Однако тайнам постоянства я предпочитаю тайны становления. Еду.
      Элла. Павел, заклинаю тебя. Я тебе не помешаю. Возьми меня с собой.
      Бездека. Нет, детка. Не надо об этом. Твои духовные уловки мне известны. А как женщина ты для меня не существуешь.
      Элла. Павел, Павел – как жестоко ты со мной расправляешься! Я умру. Подумай о нашей бедной одинокой квартирке «о моей несчастной маме.
      Бездека. Мне тебя чертовски жаль. В эту минуту я впервые действительно тебя полюбил…
      Элла. Павел! Стряхни с себя наваждение. Уж если ты не можешь остаться, позволь мне ехать с тобой на муки и смерть!
      Гиркан IV (отталкивая ее от Бездеки). А ну отцепись от него. Каракатица, а не женщина. Слышишь? Последний раз тебе говорю.
      Элла (рыдая).Тогда убей меня – сама я от него не уйду.
       Справа появляются две матроны и двое пожилых господ, элегантно одетых во все черное.
      Мать. Элюня, разреши представить тебе двух твоих дядюшек. Они финансируют твой брак с господином Павлом. Господа Ропнер и Штольц – моя дочь – жених моей дочери, знаменитый художник Павел Бездека.
       Пожилые господа здороваются с Эллой.
      Бездека. Во-первых, уже не жених, во-вторых, при знакомстве никогда не называют имени и профессии, тем более что я сменил род занятий. Прошу простить, госпожа Мария, но передо мной открылись новые перспективы. Я буду кем-то вроде министра в Гиркании. Удовлетворение гирканических потребностей. На то, чтоб это объяснить, нужно слишком много времени. Я и сам с трудом понимаю.
      Мать. Оно и видно. Вы, должно быть, пьяны, господин Павел. Элла, что это значит?
      Элла. Мама, все пропало. Он не пьян и не сошел с ума. Это самая что ни на есть очевидная, холодная и жестокая правда. Король Гиркании берет его с собой. Он перестал быть художником.
       Мать стоит остолбенев.
      Гиркан IV. Да, сударыня, и давайте уладим это дело полюбовно. Не выношу громких скандалов на чужой территории. Я выплачу вам любую неустойку.
      Мать. Речь не о деньгах, а о сердце моей дочери, сударь.
      Гиркан IV. Очень вас прошу, не будьте банальны. Кроме того, я никакой не сударь, а король.
      Мать. Читала я о вашей Гиркании в газетах. О ней пишут театральные критики, потому что ни один порядочный политик даже слышать об этой Гиркании не хочет. Ваша Гиркания – обычный театральный вздор. Банда сумасшедших и пьяниц, растленных дегенератов вздумала строить из себя государственных мужей в старом стиле. Стыдитесь! Гиркания! Просто безобразиев l? mani?re Russe.
      Гиркан IV (бросая меч на кучу одежды).Рехнулась баба. А ну молчать. Бездека согласен, и я не оставлю его на произвол всяких там закоснелых бабонов. Идем, Павел.
       Павел медлит в нерешительности.
      Элла. Мама, я этого не переживу. Я тоже хочу ехать.
      Мать. Что? И ты против меня? Тебе не стыдно при дядюшках, с которыми ты едва успела познакомиться? Если ты будешь так себя вести, мы не получим ни цента. Опомнись, Элла.
      Элла (хватаясь за голову).Я не хочу жить! Не могу! Но мне не хватает мужества умереть. (Королю.)Гиркан, коронованный хам, ядовитейшая из культурных бестий, убей меня. Хочу боли и смерти – слишком много я сегодня пережила.
      Мать. Элла, как ты выражаешься! Кто научил тебя этим ужасным словам?
      Элла. Сама не знаю. Понимаю, что это позерство, но я так безумно страдаю. (Королю.)Умоляю – убей меня.
      Гиркан IV. Ты хочешь? Мне ничего не стоит. В Гиркании все возможно. Жизненный абсолют – понимаете ли вы это, вы, жалкие пожиратели объедков?
      Бездека. Подождите – а вдруг все удастся уладить к общему удовольствию? Терпеть не могу сцен и скандалов. Элла спокойно вернется к матери, а я по крайней мере уеду с чистой совестью.
      Элла. Нет, нет, нет – я хочу умереть.
      Мать. Ты хочешь отравить последние дни моей старости? А как же наша квартирка, наши чудные вечера втроем, а потом в окружении детей, твоих и господина Павла, моих любимых внучат?
      Элла. Мама, не мучай меня. Я скорее отравлю тебе жизнь, если останусь с тобой, чем если погибну сейчас от руки короля.
      Мать (в отчаянии).Не все ли равно, кто тебя убьет? Смерть есть смерть, и старость моя будет окончательно отравлена.
      Элла. Нет – я должна умереть сейчас. Каждый миг жизни – невыносимая мука.
      Гиркан IV. Барышня, вы это серьезно? (X)
      Элла. Да. Я никогда еще не была так серьезна.
      Гиркан IV. Ну хорошо же.
       Хватает меч, лежащий на куче королевского платья, и ударяет Эллу по голове. Элла падает без стона.
      Мать. Ах!!!
      Рухнув на тело дочери, остается в этом положении до конца. Гиркан стоит, опираясь на меч. Старцы лихорадочно перешептываются. 2-я матрона спокойна. (+)
      Бездека. Только теперь я начинаю понимать, что такое гирканизм страстей. В чем состоит жизненный абсолютизм, я уже понял.
       Он и Гиркан пожимают друг другу руки.
      Юлий II. Я совершил немало злодеяний, но это прагматическое преступление растрогало меня до глубины души. Благословляю тебя, несчастная мать, и тебя, дух девочки, чистой и возвышенной сверх всякой реальной меры. (Благословляет левую группу; Гиркану.)Итак, сир, она тоже была жизненной абсолютисткой – ты должен это признать.
      Гиркан IV. И меня эта смерть растрогала. Я познал новую красоту. Вот уж не думал, что где-нибудь, кроме Гиркании, может произойти нечто столь неожиданное.
      Один из пожилых господ (подходя).Ну хорошо, господа, а что теперь? Как это оформить? Мы все понимаем, точнее – догадываемся. В сущности, банальная история, вот только чем все это оправдать?
      Юлий II. Господа, я человек корректный, но вашего общества больше выносить не в силах. Поймите – я же был папой римским. Живо целуйте туфлю и убирайтесь, пока целы. Терпеть не могу убожества мысли под маской фальшивой добродетели.
       Пожилые господа целуют ему туфлю и, теребя шляпы, с вытянутыми лицами выходят направо. В это время продолжается разговор.
      Гиркан IV. Павел – а сейчас иди с этим лакеем и собирайся в путь. «Гиркания-экспресс» отправляется через час. Я здесь инкогнито, и специального поезда у меня нет.
      Бездека. Хорошо. Тетрикон, оставь этих дам и пошли.
      Б ездека и Тетрикон идут к правой двери. 2-я матрона приближается к Гиркану. Они останавливаются на пороге.
      2-я матрона. Гиркан – ты не узнаешь меня? Я твоя мать.
      Гиркан IV. Я тебя сразу узнал, мамуля, но ты в моей жизни единственная постыдная тайна. К своей матери я предпочел бы не применять гирканическое мировоззрение. Моя мать, мать короля – обычная потаскуха! Омерзительно!
      Юлий И. А, так, значит, и у тебя, на дне твоего преступно-прагматического сердца, сокрыто нечто святое? Не ожидал.
      Гиркан IV. Святой отец, прошу вас, не лезьте не в свое дело. (2-й матроне.)Мамуля, советую тебе, иди-ка ты отсюда и больше никогда не попадайся на моем пути. Ты знаешь, что от отца я унаследовал нрав пылкий и крутой.
      2-я матрона. А может, я стала бы жрицей любви в твоем государстве? Когда-то сирийские царевны сознательно отдавали девственность незнакомцам за пару медяков.
      Гиркан IV. Это было давно и потому прекрасно. Ты начинала не с этого. Ты была содержанкой наших отупевших аристократов и разжиревших семитских банкиров. Я даже не знаю, чей я сын, я, король. Гнусная история.
      2-я матрона. Какая разница? Тем больше твоя заслуга, что из низов ты вознесся к высотам трона. Шутовского, но все же трона.
      Гиркан IV. Однако я предпочел бы лучше знать свою генеалогию, а не теряться в догадках.
      2-я матрона. Ты смешон. Какая разница, ариец ты, семит или монгол. Среди моих любовников был и посланец Небесной Державы принц Ценг. По нынешним временам…
      Гиркан IV. Молчать – не доводи меня до бешенства!
      Юлий II. Обыкновенный прагматический снобизм. Значит, даже в Гиркании есть несущественные проблемы. Да – прав был Наполеон: recherche de paternit? interdite.
      Статуя. Ха-ха-ха! Гиркан и проблемы материнства – это уж слишком смешно.
      Гиркан IV. Я ухожу, потому что не желаю нового скандала. Если бы не мое инкогнито, все кончилось бы иначе.
       Направляется к двери и выходит вместе с Бездекой и Тетриконом.
      2-я матрона (бежит к двери).Гиркан, Гиркан! Сын мой! (Выбегает.)
      Юлий II. Вот так заварушка! Что ты на это скажешь, дочь моя?
      Статуя. Я так и знала, что без диссонансов не обойдется.
       За сценой слышен выстрел и чудовищный рык Гиркана IV.
      Юлий II. Что там еще такое? Какой-нибудь адский сюрприз. Пребывание в Небе сделало мои когда-то стальные нервы слишком чувствительными. Я отвык от выстрелов.
      Мать Эллы даже не дрогнула.
      Статуя. Тише. От Павла всего можно ожидать. Подождем, момент в самом деле странный. Я чувствую необычайное неэвклидово напряжение всего пространства. Мир сжался до размеров апельсина.
      Юлий II. Тихо – идут.
       Вбегает Бездека с револьвером в руке, за ним 2-я матрона.
      Бездека. Я его убил. Я отомстил за смерть бедной Эллы.
      Юлий II. Кого? Гиркана?
      Бездека (обнимая 2-ю матрону).Да. А знаете, что оттолкнуло меня от него окончательно? Сцена с матерью. Я своей матери не помню, но чувствую, что так бы с ней не поступил. Уж если жизненный абсолютизм, так жизненный абсолютизм. Он, бестия, сам меня спровоцировал.
      Юлий II. Ну хорошо – это очень мило с твоей стороны, сын мой. Но что будет дальше?
      Бездека (2-й матроне).Сейчас. Прежде всего прошу тебя в память о твоем сыне, моем друге, считать меня своим вторым сыном. Первый был тебя недостоин. Матрона-потаскуха – может ли у меня быть мать лучше, чем эта?
      2-я матрона (целует его в лоб).Спасибо тебе, Павел – мой сын, мой настоящий, мой дорогой сыночек!
      Бездека. Довольно. Идем.
      Юлий II. Но куда? Что мы будем делать без этой канальи Гиркана? Хуже того – что мы будем делать без Гирканик? Теперь, когда наши гирканические стремления достигли пика, когда они, так сказать, раскрутились до максимума?
      Бездека. Э, я вижу, все ваше остроумие как ветром сдуло, ваше святейшество. Кто же достоин имени короля Гиркании, если не я? Кто больший жизненный абсолютист, чем я? Дайте мне весь мир, и я задушу его в объятиях любви. Только теперь мы сотворим нечто дьявольское: я ощущаю в себе мощь четырех Гирканов. Я, Павел Гиркан Пятый. Уж я-то не буду шутом, как этот. Долой тряпье (пинает лежащее на полу королевское одеяние и меч).Я устрою вам поистине дивный уголок в Бесконечности мира. Искусство, философия, любовь, наука, общество, одна великая мешанина. И мы, словно киты, пышущие наслаждением, а не как подлые черви, будем во всем этом купаться. Мир – не гнилой сыр. Бытие всегда прекрасно, если только по-настоящему понять всеединство Вселенной. Долой относительность истин! Этого Хвистека я первого укокошу! Мы взовьемся огненным вихрем к самым потрохам абсолютного Небытия. Мы вспыхнем как новые звезды в бездонной пустоте. Да здравствуют конечность и ограниченность. Бог не трагичен, он не становится – он существует. Только мы трагичны, мы, ограниченные Сущности. (Другим тоном.)Я говорю это как добрый католик и думаю, что не оскорбляю чувств вашего святейшества. (Тем же тоном, что прежде.)Вместе мы создадим Чистый Нонсенс в жизни, а не в искусстве. (Снова изменив тон.)Гм – возможно, если соответствующим образом определить дадаизм… (Кричит.)Ох нет – это мерзость! Все это разные имена одной и той же гигантской гнусной слабости. Абсолютно заново – все заново! (Хватаясь за грудь.)Я устал, Несчастная Элла! Почему она не дожила до этой минуты? (Погружается в раздумье.)
      Статуя. Я говорила, что от Павлика всего можно ожидать.
      Юлий II. Но ведь меня ты ради него не покинешь, дочь моя?
      Статуя. Никогда. Павел для меня слишком интенсивен – слишком молод. (Целует Юлию II руку.)
      Юлий II. Боюсь только, будут ли результаты соответствовать обещаниям. Блефа боюсь.
      Статуя. Я тоже – немножко. Но все равно попробовать стоит.
      Бездека (пробуждаясь от раздумья).А ты, святой отец, едешь с нами? В Небе тебе продлят отпуск?
      Юлий II. Сказать по правде – они там, в Небе, считают, что я вообще должен сидеть в Аду. Только, понимаешь, им меня, как папу римского, не очень удобно., того… ну, понимаешь? Поэтому мне беспрепятственно дают отпуск на любую планету.
      Бездека. Это чудесно. Без тебя, чертов старикашка, я бы всего этого не выдержал. Ты покорил меня искренностью своих внутренних метаморфоз. Но бедная Элла – если бы можно было ее воскресить! Чего бы только я сейчас не дал за это. Он меня загипнотизировал, проклятый Гиркан.
       Элла вдруг вскакивает, отталкивая мать.
      Элла. Я жива! Он меня только оглушил. Я еду с тобой! Бездека (обнимая ее).Какое счастье, какое бесконечное счастье! Возлюбленнейшая, прости меня. (Целует ее.)Без тебя даже Гиркания была бы для меня отвратительным сном.
      Мать (поднимаясь, в слезах).Благочестивый господин Павел, я знала, что вы не бросите бедную Эллу.
       Павел подходит и целует ей руку.
      Бездека. Приемная мать, теща, я беру вас обеих в Гирканию. Я умею ценить советы старых женщин, которые много пережили. Даже дядюшек – этих двух старых кретинов – мы возьмем с собой. Идемте – как бы там ни было, Гиркан открыл нам новый путь. Пускай же память о нем будет для нас священна.
      Юлий II. Какое великодушие, какое великодушие. Это один из самых прекрасных дней моей посмертной жизни. Все-таки Бог – непостижимая тайна. (X) Подойди, дочь моя. (Подает статуе руку.)
      Бездека. Матроны, вперед, «Гиркания-экспресс» отправляется через десять минут – нам надо спешить.
       Матроны выходят, разминувшись в дверях с Тетриконом.
      Тетрикон. Его королевское величество только что испустили дух у меня на руках.
      Бездека (подавая руку Элле).Ладно, да будет ему земля пухом. Отныне я король Гиркании. И если б даже мне пришлось вывернуться наизнанку и выпустить кишки себе самому и всем остальным, я выполню свою миссию на этой планете. Ясно?
      Тетрикон. Так точно, ваше королевское величество.
       Бездека и Элла выходят. За ними следуют Юлий II и статуя. (+)
      Юлий II (на ходу). Даже самый бездарный социальный блеф этого негодяя имеет странное очарование завершенного произведения искусства. Интересно, удастся ли мне основать новый центр искусств в этой чертовой Гиркании?
      Статуя. В делах искусства ты всесилен, святой отец…
       Выходят, за ними Тетрикон. Груда пакетов и королевское платье остаются лежать посреди сцены.
 
       1922