Горек мёд

      - Обожаю фиалки, - сказала она.
      Поль молча прошел к двери на балкон и раскурил сигару. Она бросила взгляд поверх букета на его широкие плечи и темную голову языческого бога и по напряженной позе поняла, что фиалки подарены им.
      Она почувствовала признательность, но так необходимые слова благодарности не выговаривались. Как Поль угадал ее любимые цветы? Домини никогда не говорила о таких вещах ,а он не видел ее в лесах Фэрдейна, уютно расположившейся в развилке березы, растущей над полянкой сплошь покрытой распустившимися ранней весной дикими фиалками. Та Домини не заинтересовала бы его.., или заинтересовала?
      В следующие недели они с Полем без конца получали приглашения на обеды, танцы и прогулки на машинах. Ее устраивал праздничный водоворот: веселая суета отвлекала от размышлений об острове Анделос, где она останется наедине с Полем в его доме на Орлином утесе. Там уже они не будут возвращаться поздно ночью после вечеринок или катаний за город на машине. Там Поль не пожелает ей вежливо " kale nichta ", уходя в собственную спальню и не оставит одну. Каждый новый день приближал час расставания с Афинами.
      Накануне отъезда на Анделос, их пригласили на вечеринку на яхте в гавани Афин. Большое судно было украшено разноцветными фонариками, играл маленький оркестр, на палубе танцевали под звездным небом.
      Домини в тот вечер надела платье в греческом стиле, ниспадающее свободными складками, из прозрачного, морского цвета шифона на шелковом лавандовом чехле. Волосы она тоже причесала по-гречески, подняв их и обнажив шею, а удерживали небольшой медового цвета узел волос на затылке крошечные фиалки. Перед выходом из отеля Поль надел ей на руку серебряный браслет с аметистовой пряжкой. Она покрутила его. Он напоминал браслет наложницы, и Домини поняла, что Поль припомнил ей с насмешкой те слова, что она сказала не так давно на базаре на Плаке, когда он вдел ей маленькие синие сердечки-сережки.
      - Здесь, в Греции, ты стала еще очаровательнее, - сказал он. - Наше языческое солнце согрело тебе кожу, и она приобрела цвет меда. Скажи мне, я получу поцелуй за подарок? - Как послушная маленькая девочка, она подняла лицо, и он тихо засмеялся, согревая губами ее щеку. - Ты опасаешься данайца <Данайцы - древнегреческие племена В "Илиаде" Гомера они хитростью проникли в Трою и взяли город "Дары данайцев" несут гибель тем, кому предназначены.>, дары приносящего, верно? - насмешливо осведомился он. - Что мне прятать от тебя?
      Она посмотрела в его золотистые глаза - говорят, что глаза - это зеркало души, - но Домини видела в блестящих зрачках Поля только собственные крохотные отражения. У него завораживающие глаза. Как и все остальное в нем, они были красивы и своевольны. Если бы он не был мужем, которого она боялась, то мог бы ей очень нравиться в этом белом вечернем смокинге великолепного покроя поверх белоснежной шелковой рубашки с темным кушаком и в суживающихся книзу брюках.
      "Аполлон, вырезанный из тикового дерева", - подумала она, когда Поль накидывал ей на плечи похожий на пеплум плащ; они вышли из номера как обычная счастливая пара, отправившаяся навстречу вечерним развлечениям.
      Домини любила танцевать. Этому она научилась еще в школе, которая отличалась довольно прогрессивными методами воспитания и несколько раз бывала на танцах вместе с Берри. Она вспомнила Берри на залитой разноцветными огнями, казавшейся сказочной палубе "Серебряной колдуньи", когда Поль молчаливо вел ее в танце, положив руку на талию. С Берри они постоянно перешептывались под вспышки электрических зайчиков, отбрасываемых большим колдовским шаром, висевшим под потолком. Это было в яхт-клубе, где они обычно встречались. Ей приходилось в темноте крадучись выбираться из школы с помощью одной из подружек по спальне, потому уже с этого момента ее свидания с Берри казались романтично таинственными.
      Странно, что здесь, в Греции, она так много думала о Берри. Вероятно, ей подсознательно хотелось быть рядом с ним, а не с Полем.
      Домини закрыла глаза и попробовала представить себе, что ее обнимает Берри, но эти руки были тверже, а если она прислонится щекой к красивому смокингу, то голова ее окажется рядом с сердцем Поля, а не в удобной ложбине плеча Берри.
      - Ты хорошо танцуешь, - проговорил он над ее головой. - Я не думал, что вы принимали гостей в Фэрдейне.
      - Мы не могли себе этого позволить, - ответила она, - недоставало денег. Я научилась танцевать в школе.
      - Однако очевидно, что ты привыкла, чтобы тебя вел мужчина, а не другая девушка, - в голосе его слышалось любопытство. - Я уже замечал это раньше. Ты в танце как бы отдаешься, Домини.
      Ее сердце на мгновение замерло, потом забилось в бешеном ритме: такую реакцию мог вызвать лишь Поль. Будто электрическая искра ударила ее от прикосновения тел. Домини очень беспокоило и пугало, что он вызывает у нее такую странную реакцию.
      - Ты забыл о моем кузене, - сказала она. - Когда Дуг бывал дома, мы часто танцевали в холле под старый граммофон. Дубовый пол в Фэрдейне стал шелковым от времени. - А, Дуглас! - в голосе его все еще звучало любопытство. - Да, думаю, ты была очень неравнодушна к этому молодому.., человеку.
      Музыка смолкла, и кто-то подал ей бокал со сверкающим греческим вином, и следующие часа два Домини танцевала с другими мужчинами, а Поль куда-то исчез.
      - Несколько греков играют в карты в кают-компании, - сообщил ей молодой американец. - Мне сказали, что греки очень любят азартные игры.
      - Разве только они? - пробормотала она, и мысли ее полетели к кузену. На самом ли деле Поль подумал, что она вышла за него из-за Дуга, испытывая к нему чувство более чем родственное?
      Как странно и как пугающе мудро с его стороны угадать, что она часто танцевала с мужчиной, к которому была неравнодушна!
      Неравнодушна? Не означает ли это, что на самом деле любовь к Берри никогда не вспыхивала в ее сердце? Как безнадежна была бы такая любовь... Он ушел, и Домини понятия не имела, где он сейчас. В одном она уверена: теперь они встретились бы только как незнакомцы, потому что она уже не Домини Дейн.
      Через некоторое время ей надоело танцевать, и она нашла узкий трап, ведущий в уединенный уголок на другой палубе яхты, и встала у перил. Бриз перебирал ее волосы и гладил по щекам. На море сверкали серебряные монеты, разбросанные луной, которая отражалась в блестящих деталях оснастки яхт и моторных лодок, видимых на фоне мерцающего моря, как темные силуэты. В шепоте моря было что-то завораживающее, меланхолическое, что-то находившее отклик в душе Домини. С палубы, на которой танцевали, доносились звуки музыки и смех. Подняв глаза к небу, она задумалась о том, какое будущее ждет их с Полем.
      Когда неожиданно, серебристо засверкав, упала звезда, она зябко поежилась. В этот момент низкий голос проговорил:
      - Ты кажешься такой холодной и далекой, как эти звезды, Домини.
      По своему обыкновению, совершенно беззвучно сзади нее возник Поль. Она не обернулась, и только волосы шевельнулись от его дыхания, когда теплые руки обхватили ее плечи. Домини стояла застыв, казалось, и сердце ее остановилось, и не видела как нерв шевельнулся у его нижней губы.
      - Время от времени ты наслаждаешься одиночеством, верно? - тихо спросил он. Она кивнула. - Тебе понравится на острове, Домини. - его голос, твердый, как и руки, лежащие на ее плечах, был спокоен, но Домини почувствовала в этом спокойствии ожидание. - Это место подходит для людей, любящих дикую, свободную, неиспорченную природу. Прислушайся к морю. Оно поет, как сирена.
      - Из твоего дома слышно море? - спросила она.
      - Из нашего дома, Домини. - Он отпустил ее и прислонился к релингам спиной к морю. Когда она взглянула на него, глаза его вспыхивали, как у кота в ночном мраке, черные волосы были взъерошены. Он пил вино и играл в карты, и горло у Домини нервно сжалось - она почувствовала в нем что-то сумасшедше-отчаянное.
      - Ты перебираешь свой жемчуг, как четки, - насмешливо отметил он. Почему, моя маленькая гречанка, ты так боишься меня?
      - Разве не естественно бояться непонятного? - Она отняла руку от жемчужин, и пальцы ее сомкнулись вокруг сверкающих перил.
      - Это правда, греков нелегко понять. - Зубы его сверкнули в мимолетной улыбке. - Большая часть наших чувств скрыта, но все равно они существуют, как огонь в вулкане, или подводная невидимая часть айсберга, скрытая водой. Но ведь то же самое можно сказать и о британцах? Ты так спокойно стоишь тут, и неужели думаешь, что ты для меня не тайна? Домини, девочка с таким редкостным и очаровательным именем, так соответствующем ей самой. Домини, которая способна мстить только потому, что я вел себя, как дьявол, и силой захватил то, что она не хотела дать мне добровольно. - Он запрокинул свою голову языческого бога и рассмеялся в лицо луне. - Ну, оракул влюбленных, видимо, заставил тебя гадать...
      - Ты пьян! - воскликнула Домини с напряженным от неприязни лицом. Она собиралась уйти, но быстрый и гибкий, как тигр, он схватил ее за обе кисти рук одной стальной рукой и, притянув к себе, другой поднял ее лицо.
      - Моя маленькая соблазнительница, - глаза его горели диким золотым огнем, - да, я получу это... - И его рот, горько-сладкий от выпитого вина прижался к ее губам, насильно овладевая. Когда Домини вырвалась и побежала, губы у нее припухли. Она бежала назад по трапу, вниз, к цивилизации.
      В такси по дороге к отелю они сидели, холодно сторонясь друг друга. Домини не смотрела на него в лифте, стояла, одетая в греческое платье, в ледяном молчании, застывшая, как сапфир у нее на левой руке. В гостиной они пожелали друг другу спокойной ночи, потом Домини вошла в спальню и с резким щелчком закрыла дверь. В ее двери был ключ, но хотя пальцы и потянулись к нему, она отдернула руку. Она не доставит Полю этого удовольствия.
      Внутреннее беспокойство обычно мешает уснуть и проникает в сны человека. Позже Домини не могла сказать, о чем был сон, но неожиданно проснулась в слезах. Она села на постели, чувствуя во рту соленый привкус слез, и сразу заметила за окном спальни странное красноватое мерцание на небе. Сердце встревоженно забилось, отбросив в сторону одеяло, она побежала посмотреть, чем вызвано это оранжевое зарево.
      Домини распахнула двери на балкон и вышла наружу в прозрачной ночной сорочке, всматриваясь в разгоревшийся в гавани пожар. Там пылала лодка или яхта. Домини услышала звон колоколов и увидела высоко над пламенем летящие в небо искры. Она не заметила, как открылась дверь, и вдруг с ней рядом на балконе оказался Поль.
      - Это не "Серебряная колдунья"?! - охнув воскликнула она.
      - Горит что-то большое, - хрипловато сказал он.
      - Как жаль, если это "Колдунья"! Такое очаровательное судно.., и, надеюсь, твои друзья в безопасности.
      Он подошел к парапету балкона и стал внимательно вглядываться в гавань, как будто определяя место, где должна находиться яхта его друзей.
      - Нет, это не "Колдунья". Она дальше в акватории, - наконец сообщил он. Что за пожарище! Должно быть, какое-то грузовое судно.
      Поль повернулся, отражение пламени залило его мерцающим светом. И когда он подходил к Димини в своей темной шелковой пижаме, он показался настоящим дьяволом, огромным и страшным.
      Он пробормотал что-то по-гречески, Домини невольно отступила в комнату и содрогнулась, когда он последовал за ней и, не беспокоясь о соблюдении тишины, захлопнул за собой дверь.
      - Я.., я очень рада, что этот жуткий пожар не на "Колдунье", - сказала она, ненавидя себя за дрожавший голос.
      Поль не ответил, и Домини заставила себя поднять на него глаза.
      Он стоял на фоне мерцающего огня и разглядывал ее бледную хрупкую фигурку в голубой прозрачной ночной рубашке. От этого взгляда Домини почувствовала себя обнаженной.
      - Однажды ты обвинила меня в том, что я купил тебя, Домини, - сказал он. Ты действительно веришь этому?
      Она глотнула воздух, чувствуя, как пересохло во рту, отчаянный страх овладел ею, и все же какой-то дьявол заставил ее смело бросить ему:
      - Не думаешь ли ты, Поль, что настало время получить проценты за те порванные чеки?
      И услышала, как он с шумом вобрал в себя воздух, потом приблизился еще на шаг, и комната, казалось, потемнела от высокой широкоплечей фигуры. Он засмеялся тихо, неумолимо.
      - Да, моя дорогая, думаю, прошло время изображать мимозу-недотрогу. С меня хватит, тем более, что мне известна другая сторона твоей холодной красоты, и твоя гордость...
      - Ты хочешь смирить мою гордость, не так ли, Поль? - бросила она ему в лицо, находя какое-то удовольствие в сопротивлении, хотя ужас сковал ей ноги. Она не могла сдвинуться с места, была совершенно не способна шевельнуться, когда неожиданно он дотянулся до нее и подхватил на руки.
      Домини отчаянно боролась, стараясь вырваться.
      - Отпусти меня, Поль! - пальцы ее потянулись вверх, к шраму, вцепились ему в растрепанные волосы. - Я.., я тебя.., возненавижу...
      - А разве ты уже не ненавидишь меня, моя маленькая соблазнительница?
      И в его глазах, видных в отблесках пламени, снова еще ярче вспыхнувшем на улице, горел огонь собственника. Как Аполлон, демон разрушения <В ранние периоды древнегреческого искусства Аполлону приписывали как губительную, так и благотворительную роль. Аполлон - демон смерти и жертвоприношений; он же помощник и защитник, врачеватель.>, он унес ее в свою комнату и ногой захлопнул дверь. Его широкие плечи казались распростершимися над ней крыльями, закрывшими весь мир, когда он обнял ее.
      - Я хочу тебя, Домини, и мне все равно, возненавидишь ты меня или нет. Он зарылся лицом в ее волосы и яростно шептал:
      - Мне нужна жена, а не вежливая очаровательная незнакомка.
      - Мы всегда будем только незнакомцами друг для друга, - заявила она с не меньшей яростью.
      - Сабинянка со своим римлянином, да? - засмеялся он, опалив дыханием ее шею, потом завладел губами...
      Домини проснулась на заре и осторожно повернула голову. Слабый прохладный свет струился в комнату. Она рассматривала кажущегося беззащитным во сне лежащего рядом мужа. Черные ресницы бросали тень на щеки, завитки волос упали на лоб, и никогда раньше не видела она у него такого расслабленного рта. "Почти нежного", - подумала бы она, если бы не знала, что нежность чужда ему.
      Одна рука все еще обнимала ее, но была расслаблена, и очень осторожно Домини освободилась. Сердце у нее едва не выскочило из груди, когда Поль пробормотал что-то во сне и чуть пошевелился. Домини, застыв, наблюдала, как он устроился поудобнее, и крадучись, будто убегая от спящего тигра, она вышла из комнаты.
      В своей спальне Домини накинула халатик и села у окна. Она следила, как розовые пальцы зари начали окрашивать Акрополь... Это была захватывающая картина, но она смотрела, чувствуя невыносимую боль в сердце.
      Глава 6
      Домини никогда не смогла забыть, как она впервые увидела остров Анделос, к которому они подошли на крейсер-катере Поля с матросом-рулевым - молодым островитянином и веселым micro <Мальчик (греч.).> в роли поваренка.
      Остров появился внезапно, будто всплыл из глубин синего Ионического моря, так четко видимый в прозрачном воздухе Греции, что ясно была заметна его лирообразная форма. Руки Домини, стоявшей у ограждения палубы, до боли сжали перила - Анделос, остров, на котором когда-то побывали венецианцы и древние римляне, остров, где все еще находили их следы, где они оставили свой отпечаток и на людях, живущих здесь. Домини знала, что отголоски этого влияния есть и в человеке, везущем ее в собственную крепость на вершине Орлиного утеса, возвышающегося над самой узкой частью острова, над самой дикой и нетронутой частью.
      "Только с незамутненным сердцем приближайся к дому Аполлона, о чужеземец, - вдруг вспомнилось ей. - И всегда, когда бог присутствует на лире-земле, все сияет вокруг, и приходит лето."
      Что вполне вероятно, подумалось ей, ибо эти два молодых грека готовы с радостью выполнить любое его приказание. Можно не сомневаться, что и остальные островитяне уважают, даже любят человека, подарившего им замечательную больницу, библиотеку, школу для детей со спортивным залом и душевыми. Поль не рассказывал ей об этом. Ее добровольными информаторами были Ангелика и Мирра.
      Поль стоял рядом с Домини, небрежно прислонившись к перилам. Белая рубашка распахнута на груди, обнажая загорелую шею, темные очки скрывают глаза, морской ветер лохматит черные волосы, завивая их на висках в тугие кольца.
      Поль не прикасается к ней, но Домини каждым нервом остро чувствует его близость. Ее тело и сердце все еще чувствительны после его беспощадного поступка три дня назад. И все эти дни с огромным усилием она старалась вести себя с ним естественно.
      - Мы подходим к острову, - сказал он. - Тебе хочется увидеть свой новый дом, а, Домини?
      Он прекрасно знает, о чем ее мечты.., стать свободной, как эти морские птицы, парящие и взмывающие в воздушных потоках...
      - Думаю, твой дом на Орлином утесе будет интересен, - отвечала Домини. Сколько лет твоя семья владеет им?
      - Его построил дед. - Поль поднес ко рту сигару, и острый запах дыма долетел до ноздрей Домини. - Он и его брат Лукас основали дело - Судовую линию Стефаносов. Как у любого в Греции, во время мятежа дело серьезно пострадало, но мы сумели со временем вывести его в спокойные воды.
      Он помолчал с минуту, и краем глаза Домини наблюдала, как строго он всматривался в приближающийся остров. Потом вдруг продолжил.
      - Дом, в который я везу тебя, Домини, так же, как и Фэрдейн, уходит корнями в глубокое прошлое. Он, можно сказать, является живым воплощением победы, одержанной человеком над бесплодной землей... Греческая земля часто бывает бесплодной, и для многих моих сограждан жизнь очень тяжела.
      - Но клан Стефаносов выстоял, - небрежно заметила она и, почувствовав на себе его взгляд, поняла, что он сердится.
      - Мы выстояли только благодаря неустанному труду, и никогда ни один из нас не опускался до кражи.
      - Ни один, Поль? - в голосе явно звучал намек, ей доставляло удовольствие, что она, как и Поль, могла ранить его словом.
      Она следила за постоянно набегающими океанскими волнами, плещущими и играющими друг с другом.., как жидкий свинец под золотыми солнечными лучами.., как волны боли и наслаждения, вздымающиеся, опадающие и рождающиеся вновь.
      - Море заключает в себе все, - услышала она рядом голос мужа. - Как колыбель самой жизни, оно хранит в себе и мятеж, и энергию, и покой.
      - Море жестоко, - возразила Домини, - оно отбирает столько же, сколько и дает.
      - Жестокость есть во всем, даже в радости, и нам приходится мириться с этим. - Он стряхнул в воду пепел с сигары, потом Домини почувствовала его пальцы у себя на руке. Они скользнули от плеча к запястью и крепко обхватили кисть. - Я знаю, трудно смириться с тем, что часы, проведенные несколько ночей назад в моих объятиях, были тебе не совсем ненавистны.
      - Давай не говорить об этом! - Она попыталась освободить руку, но он держал ее крепко с самоуверенной легкостью.
      - Ну же, я настаиваю на ответе. - Он слегка встряхнул ее руку.
      - Ты хотел этого.., этих часов. - Сделав резкое движение головой, она отбросила от лица волосы, в глазах вспыхнуло синее пламя. - Да, я могу дать тебе это, Поль, хотя это мало чего стоит. Сердце мое остается свободным.
      - Ты считаешь наш брак тиранией, а? - Он удержал ее взгляд. - Позволь сказать, Домини, если бы ты жила с любимым человеком, то обнаружила бы, что бывает время для ссор, время для близости, а бывает и для одиночества. Любовь и ненависть не так уж чужды друг другу, а пустая галантность и романтическое сдерживание чувств существуют только в книгах.
      - Ожидать от тебя романтической галантности? О чем ты, Поль? Это было бы детством. У меня есть все, чего я могла ожидать, когда давала клятву чтить тебя.
      - А помнишь ли ты, что клялась хранить мою честь, - сказал он, и в голосе его послышался намек на угрозу.
      - Ты забыл, что там говорилось и о жалости, Поль. - Ветер играл ее волосами, как шелковым стягом, а глаза были наполнены синевой греческого неба и океана... В уголке рта у Поля забился нерв, когда он посмотрел на нее. Он запечатлел взглядом и ее вышитую критскую блузку, одетую навыпуск поверх морского покроя брюк, и как ветер прижимал шелк к ее телу, ласкал ее, перебирал волосы, разрумянил щеки так, что они стали похожи на гвоздики.
      - Люди Анделоса подумают, что я самый счастливый человек на земле, - с грустной иронией заметил он.
      - Хотела бы я быть некрасивой! - эти слова она произнесла, словно обращалась к ветру.
      - Так ли это, моя маленькая колдунья? - Он громко рассмеялся, откинув назад голову. - Красивая.., некрасивая.., ты все равно останешься Домини.
      Она слышала его, но внимание ее привлекло сверкнувшее в движении крупное морское существо, вынырнувшее рядом с катером.
      - В греческих водах водятся акулы? - спросила она, указывая на мелькнувший плавник.
      - Это дельфин. - Он склонился к воде, наблюдая за скользящим у поверхности, то обгоняющим, то возвращающимся из глубины и, наконец, выбрасывающим свое красивое тело в высоком прыжке, изумительным созданием. Рука Поля непринужденно обнимала Домини за талию. Она была в восторге от дельфина, которого видела впервые, и с радостной улыбкой повернулась к Полю.
      - Аполлонова жажда к морю, - процитировала она.
      - Аполлон жаждал много и побеждал во многих битвах, - сухо сказал он. Дельфины часто приплывают в бухту у нашего частного пляжа, там они наверняка будут развлекать тебя, пока ты останешься в доме на Орлином утесе.
      - Разве мы не всегда будем жить там? - Она смеялась над кульбитами дельфина в воде.
      - Не всегда, - тихо сказал Поль.
      - Вероятно, бизнес заставляет тебя путешествовать?
      - Да, - согласился он. - Через несколько месяцев мне придется уехать.
      Пока он говорил, ее внимание занимал дельфин, но что-то в тоне его голоса заставило ее взглянуть на Поля. Угадать выражение глаз за темными очками было невозможно, но она подумала, не намекает ли он, что она была для него просто каприз, и со временем он ее отпустит...
      Боль в сердце Домини стала еще острее... Она будет принадлежать ему, пока доставляет удовольствие. Она для него просто игрушка, именно как игрушку он и держит ее сейчас, по-хозяйски обнимая за талию смуглой рукой.
      Они прошли, мимо Анделосской гавани, направляясь в бухту, бывшую частью владений Поля, но Домини успела отметить, что гавань напоминает венецианскую. Живописные яркие парусные лодки у причалов, дома, ступенями поднимающиеся по склонам от береговой линии, усыпанной галькой, белые стены, облитые золотыми лучами солнца. До них донеслась над водой песня молодого рыбака. И необычная, привязчивая мелодия его грустной песни еще долго слышалась им.
      - О чем он поет? - поинтересовалась заинтригованная Домини.
      - О девушке, на которой надеется жениться, когда будут устроены его сестры, - сообщил ей Поль немного насмешливо. - Не столь романтично, как ты ожидала, да? Но в Греции так часто бывает. Если сын в бедной семье единственный добытчик пропитания, он должен заботиться о них, пока не выйдут замуж его сестры.
      - Как тяжело для бедного мальчика, - тихо сказала Домини. - Недаром он пел так грустно.
      - Да, но его девушка любит его, - сухо возразил Поль, - он знает, что она будет его ждать и любовь сохранится в ее сердце, как хранится запечатанное в подвалах вино, - набирая крепость и сладость.
      Домини чуть поежилась от примитивной красоты его слов.., но всегда ли любовь становится слаще от ожидания? Наверняка в этих словах заключена квинтэссенция романтизма, однако Поль не верит в романтизм.
      Лагуну охраняли темные скалы рифов. И в этот спокойный день голубая вода только пенилась при входе в бухту. Но Домини подумала, что в ветренную погоду в этом узком канале наверняка опасно плавать. В шторм вода будет кипеть и швырять лодку на оскаленные зубы рифов.
      От пляжа, казалось, до самого неба поднимались бастионы утесов; птицы гнездились в расселинах и с криком носились над ними. Со скал свешивались цветущие водоросли.
      Они пристали к каменному причалу, и Домини увидела, что пляж обрамлен пещерами, входы в которые отделялись друг от друга огромными валунами, отполированными волнами до гладкости атласа. Ленточные водоросли извивались на бледном песке, как змеи, кое-где были разбросаны кусты приморского падуба и можжевельника, в тени которых можно укрыться от палящего солнца.
      Домини стояла, оглядываясь вокруг, и гадала, как они смогут добраться с этого закрытого пляжа до дома. И вскоре она поняла. Подбежал поваренок с большим электрическим фонарем в руках, который с ослепительной улыбкой подал Полю. Поль сказал ему что-то по-гречески, показывая на катер, - очевидно, отдавая распоряжение о переносе багажа, и невозмутимо повел Домини ко входу в одну из больших пещер.
      - Давным-давно эта пещера была тайником контрабандистов, - сказал он ей. Она ведет прямо к дому и совершенно безопасна. Приливы здесь не очень сильны и поднимаются только в чертовски плохую погоду, тогда разумнее всего держаться от пляжа подальше.
      - Ну, - рассмеялась Домини, - это крайне оригинальный способ приводить в дом невесту.., но должна признать, что он вполне соответствует твоим пиратским наклонностям.
      Эхо в пещере повторило и ее слова, и его ответный смех. Когда они шли по каменному туннелю, следуя за снопом света от фонаря, Домини взглянула на Поля. Необычный, непредсказуемый, ухмыляется почти как мальчишка.., ну, почти, как мальчишка; глаза его больше не прятались за темными стеклами очков и, встретив ее взгляд, засияли расплавленным ЗОЛОТОМ.
      - Замечаешь, подъем? - спросил он. - Скоро мы достигнем двери, за которой начинаются ступени, ведущие к саду. Этот тайный ход нравится тебе, да?
      - Да, - согласилась Домини с улыбкой. - Ты же знаешь, я неисправимый романтик.
      - Это характерно для британцев. - Он пожал плечами - таким непривычным для Домини жестом - и через несколько минут свет фонаря выхватил из темноты овальную деревянную дверь, распахнувшуюся на неровные каменные ступени, поднимающиеся круто вверх. - Будь, пожалуйста, поосторожнее, - предупредил ее Поль. - Древние камни кое-где осыпаются - имей это в виду! - Он подхватил ее, когда Домини споткнулась, и на мгновение она прижалась к твердому и теплому телу мужа. У нее перехватило дыхание, она подумала, что он не удержится от поцелуя, но Поль сразу отпустил ее, и она пошла впереди, стараясь не торопиться.
      Он молча следовал за ней, из-под арки, увитой диким виноградом, на дорожку, что вела через сад, разбитый на поднимающихся вверх террасах. Кипарисы - изумрудно-зеленые и золотые - высились над зарослями вистарии и утренней красавицы. Олеандры развесили свои розовые колокольчики в солнечных лучах. В прохладно-зеленых перечных деревьях порхали крошечные яркие птички и громко щебетали.
      - Другой стороной дом выходит на сосновый лес, - сообщил Поль и, наклонившись, сорвал кисточку душистых цветов жасмина и непринужденным жестом вдел ее в волосы Домини. Похожие на звездочки лепестки моментально пристали к медовым волосам, как конфетти, и аромат жасмина заполнил ее ноздри. Это был жест язычника, венчание ее цветком любви в саду, словно повисшем высоко над морем. Будто он без слов сказал ей, что этой ночью она впервые останется с ним наедине в его доме.
      Дом на Орлином утесе, изолированный от остального мира, как показалось девушке, прибывшей в него в роли молодой жены, имел совершенно особую атмосферу мрачноватой тайны.
      Его стены казались нежно-золотыми, а чистотой линий он напоминал греческие храмы с многочисленными ступенями, которые вели к широкой piazza <Терраса (греч.).>, похожей на гостиную под открытым небом. Обставлена она была глубокими креслами и шезлонгами, невысокими столиками и огромными каменными кадками, в которых пышно цвели вьющиеся растения. Домини заглянула за парапет - перед ней разверзлась бездна, глубокая, как человеческая глупость, дальше видны были только море и скалы.
      Она, чуть слышно охнув, отпрянула назад, обернулась к Полю и услышала, как он сказал:
      - Пойдем, - он протянул загорелую руку, - разреши показать тебе дом изнутри.
      Домини пошла к нему, немного напуганная головокружительной пропастью, позволила взять за руку и ввести в дом через раздвигающиеся стеклянные двери.
      - Это salotto <Зал, гостиная (греч.).>, - он показал большую жилую комнату с огромным круглым диваном и креслами под стать ему, венецианскими зеркалами с витыми рамами, украшенными резьбой, шкафами и гигантской медной люстрой, которую с помощью цепей можно опустить, чтобы зажечь затейливой формы масляные лампы. Потом люстра снова поднималась. Она была очень старомодной, и не избежала участи понравиться Домини, так любившей старину и имевшей романтические наклонности.
      - Тебе нравится tzaki, верно? - Поль показал на огромный каменный камин и приготовленные сосновые поленья в корзине из витого железа. - По вечерам здесь становится прохладно, а англичане любят уютный огонь, пылающий в камине, да?
      Она взглянула на него широко раскрытыми глазами. Поль вдруг показался ей еще в большей степени незнакомым иностранцем. Поспешно кивнув в ответ, Домини зачарованно смотрела в другой конец комнаты, где полукруглые ступени вели на платформу, на которой стояло пианино. Оно блестело, светилось темной полировкой и казалось прекрасным! У Домини заблестели глаза. Игра на пианино одно из ее увлечений, Домини превосходно играла и чувствовала музыку, хотя и не профессионально. Дядя любил слушать, как она играла на сильно расстроенном старом инструменте в Фэрдейне.
      - Оно тебе нравится, Домини? - тихо спросил Поль.
      Она кивнула, ей страшно хотелось сесть на стульчик с мягким сиденьем и откинуть блестящую крышку, под которой прятался целый мир, в котором так легко можно затеряться.
      - Оно твое, - сказал Поль.
      - Мое? - Она неуверенно повернулась к нему.
      - Инструмент доставлен из Афин три недели назад, - с улыбкой сообщил он. Платформа когда-то использовалась дедом для внушительного письменного стола. Комната была кабинетом, а при мне она превратилась в salotto. Люстру я перенес из холла, шкафы извлечены из всех углов дома и отполированы так, что стала видна красота дерева, коврики из медвежьих шкур при моей мачехе валялись в чулане. Но тебе, должно быть, это неинтересно!