Эмигрантский синдром

Потемкинская лестница, или 193 ступени

Как это было? Многие уже не помнят.

Одесса. Начало восьмидесятых. Волна перестройки оказалась такой сильной, что вынесла целые семьи в новые пространства. У простых людей слово «Перестройка» до сих пор вызывает дрожь в коленках и негативные воспоминания. Помимо глобальных изменений в экономике и мировой политике, этот период, так или иначе, отразился на каждой, отдельно взятой семье, которой «повезло» жить в условиях перестройки, ускорения, плюрализма.

Каждое рабочее утро в техническом отделе завода начиналось одинаково. Молодые инженеры курили в коридоре, затягиваясь, как в последний раз. Женщины, независимо от возраста, смотрелись в зеркала и наносили на лица макияж. Потом в коридорах звенел звонок, и все занимали свои рабочие места.

Комната, в которой располагалось бюро, была небольшой. В ней помещалось семь человек. Столы и кульмана стояли так тесно друг к другу, что ходить приходилось боком.

Отдел «товаров народного потребления» был создан при головном институте машиностроения.

Создание такого отдела было веянием времени начала перестройки. Решение Коммунистической Партии создавать при заводах новые подразделения исполнялось неукоснительно. Никто из руководства института толком не знал, чем все эти ребята будут заниматься. Но решение сверху надо исполнять без возражений, это правило существовало еще с брежневских времен.

Все шло своим чередом. В начале дня «САМ», взяв в руку толстую папку, зачитывал срочные вопросы на сегодня и не очень срочные на завтра, после чего исчезал. Найти его в течение рабочего дня было очень трудно. Где он проводил весь день, не знал никто. Все остальные делали вид, что интенсивно работают.

Конструктора, один постарше – Виктор, и помоложе – Моня, укрывшись за кульманами, делали очередную курсовую для студентов третьего курса института. (Все же живая копейка). Технологи – Света, Люба и Марик, разложив техническую документацию, читали любовные романы и ждали обеда.

Софья Израилевна, составляющая инструкции, и Фирочка – машинистка болтали тихонько о своем о девичьем.

Все понимали, что пользы от их деятельности никакой, но зато и вреда никакого. Каждое утро они читали газеты и ждали со дня на день перемен в законах. Какими будут эти перемены, предположить было трудно.

* * *

В городе тем временем происходили новые события. Создали новую газету. Она стала называться «Вечерняя Одесса». Редактором был назначен журналист Деревянко. В газете появилась страница, которая называлась «Потемкинская лестница, или 193 ступени». Именно на этой газетной полосе и печатались всякие компроматы на руководителей, которые в момент полного экономического хаоса спокойно набивали свои собственные карманы.

Именно тогда разрешали издавать книги иностранных авторов, что прежде было категорически запрещено цензурой.

Возникло «Общество любителей книги» на площади им. Мартыновского. Потом это место стали называть просто «Книжка». Позже, когда стали закрываться средние предприятия, на этом же месте возник стихийный книжно-валютный рынок. А позже только там и можно было купить доллары. Хотя в те непростые восьмидесятые многие и в глаза доллары не видели. Наверное, поэтому в Одессе было самое большое количество фальшивой валюты.

Завод, при котором создали новый отдел, работал напрямую с Москвой. Начались разговоры о «самостийной» Украине.

Приехавшие из города Львова командировочные рассказывали, что там уже месяц никто не работает. Все на улицах говорят только на украинской «мове», а митингующие на площадях кричат, что это «москали» во всем виноваты.

Правительство Кучмы решило срочно организовать всенародный опрос – референдум, у народа спрашивали: «Хотите ли вы, отделится от СССР? Нужен ли Украине русский язык?», на что большая часть населения ответила утвердительно. Правда, вряд ли кто может припомнить, когда в СССР прислушивались к мнению народа? Да и сегодня по-прежнему слово «народ» имеет лишь популистское, или номинальное значение.

В те годы в Москве, еще бывшей столицей СССР, шли постоянные парламентские дебаты. Всё это транслировалось по центральному телевидению из Москвы. Руководство завода планерок не проводило, а как-то странно постоянно заседало в кабинетах. Народ в коридорах волновался, дальнейшее существование завода, института и лично каждого сотрудника было не ясно.

А Софья Израилевна, как всегда, делилась событиями в ее семье. Она грустно шепотом рассказывала Фирочке, что в ее доме совершенно нет покоя. – Мой сын много рисует, – говорила она. – Он учится в художественном училище. А вы знаете, как дорого оно мне обошлось? И что же, – продолжала она, – он сейчас на таком курсе, где рисуют обнаженную натуру. Так натурщиц он зачем – то приводит домой на чашечку кофе, а уходят они утром. Хорошо, что он имеет свою комнату, так я всего этого не вижу.

– Ну, что вы волнуетесь, – отвечала Фирочка, вы же должны понимать, мальчик молодой. Ему ведь всего 20 лет. Кровь играет.

Технологи, занятые чтением художественной литературы, в этот момент тихо переглянулись. После обеда пришла Марья Ивановна, которая отвечала за путевки в завкоме и громко объявила:

– Наш завод получил путевки для поездки «Турция-Греция» на 8 дней, на теплоходе «Тарас Шевченко», но только для передовиков производства. Списки необходимо было подавать до 10 числа месяца.

Громко хлопнув дверью, она ушла. Естественно, что после такого объявления, ни о какой работе не могло быть и речи. Все вдруг, забыв о своих делах, начали активно обсуждать предложенную поездку

– Круиз на теплоходе – это замечательно, но для него нужен заграничный паспорт, – громко сказала Фирочка.

Тут все замолчали. Оказалось, что Моня ехать не может, потому что он с женой уже подал документы в ОВИР на выезд в Израиль.

Софья Израилевна ждет приглашения на всю семью от сестры из Канады. И если все состоится, она уедет туда навсегда. Этим самым даст сыну возможность профессионального роста и избавится, наконец, от навязчивых натурщиц, заполнивших ее дом.

Марик тихо признался, что два месяца назад подал заявление в ЗАГС и должен расписаться с одной милой девушкой. Его мама конечно очень против, квартира у них маленькая и жить самим тесно. Но будущая жена Лариса беременна, а он, как честный человек, не может бросить ее одну. Хотя он сам не очень уверен, любит ли он ее.

Конструктор Витя, оказывается, сильно болен и проходит сложный курс лечения. У Светы и Любы – морская болезнь, так что ехать смогла только одна Фирочка.

Как она обрадовалась! Еще никогда, за 14 лет работы на заводе, она не была за рубежом. Ей так в жизни не повезло. С ее фамилией Зельцман она могла претендовать только на должность машинистки, хотя окончила политехнический институт. А о путешествии куда-нибудь за границу, даже не могла мечтать. И вдруг такое!! Сколько будет стоить поездка и где вообще найти такие деньги, ей даже в голову не приходило. Но время бежит быстро. Вот уже и загранпаспорт готов, и деньги в банке поменять разрешили. Каждый мог взять с собой только 35 долларов. Часть стоимости путевки оплатил завод, часть денег подарили ей ко дню рождения родители.

Группа туристов состояла из 150 человек. В основном, все рабочие завода и только пятеро были из разных творческих отделов, так называемая, интеллигенция.

В партийном бюро завода, в присутствии начальника первого отдела полковника Иванова, всем выезжающим долго разъясняли, как ходить, с кем говорить, что покупать, о чем общаться. Все знали, что среди отъезжающих туристов у них был свой соглядатай. Но его в лицо не знал никто.

* * *

Время в стране было неспокойное, постоянно кто-то где – то бастовал, закрывались заводы, были пустыми прилавки магазинов. Не всем хотелось ждать счастливой будущей жизни, которая наступит после перестройки. Многим хотелось жить сегодня.

Фирочка всегда любила хорошо выглядеть, но, к сожалению, ювелирные магазины были пусты. Хорошую косметику привозили из Польши по баснословным ценам. А плохую делали на Малой Арнаутской, но после ее применения с лицом происходили ужасные перемены. Самые модные джинсы и дубленки можно было купить только втридорога, а о их качестве никто и не спрашивал. О том, чтобы вкусно поесть, можно было забыть. Все более или менее качественные продукты продавались с черного хода.

На заводе даже ввели карточную систему на дефицитные продукты питания, как после Отечественной войны.

Поэтому отъезд в совершенно другую жизнь для Фирочки был праздником.

* * *

Пароход в Турцию уходил из Одесского порта вечером. На палубе зажглись огни. Провожающие, скопившиеся на берегу, долго махали отъезжающим.

– Говорят, что там у них в ходу русская водка и советские фотоаппараты, – обсуждали в отделе.

«-Интересно, – думала Фирочка, – а как это все там продать?» Она до этого слышала о появившейся новой профессии «челнок», но сама никогда этим не занималась и понятия не имела, сколько там у них это стоит.

Прежде всего Фирочку поразил сам пароход. Это был просто плавающий дом. Корабль был разбит на секции, на палубы и на еще какие – то отсеки и мостики. На центральную палубу с разных сторон корабля выходило 4 лифта. На нижней палубе находился обеденный зал. Каюта, в которой ей предстояло провести 8 дней, была четырехместная, но очень просторная, с душем и туалетом. Ее место было у иллюминатора, за стеклом мирно плескалось море.

В центре каюты стоял стол, а места для отдыха были утоплены в нишах стен. У каждой ниши была прикреплена плотная штора. Над кроватью в стену был вмонтирован светильник. Поэтому, если хотелось спать или читать, можно было затянуть штору, и никто никому не мешал.

Вообще у Фиры уже был опыт плавания на теплоходах. Там с ней все время что – то случалось. Самое малое, это то, что она теряла шляпы или сумки. Но однажды, 10 лет назад, она плавала по широкой русской реке Волге. И в тот момент, когда туристический пароход «Мечта», который шел по маршруту Астрахань-Москва, отошел от причала, она почувствовала себя плохо. По неизвестной ей причине она вдруг потеряла сознание. Внешних признаков болезни не было, только сильная боль в правом боку. Перепуганные туристы внесли ее на руках в каюту и пытались привести в чувство. К большому сожалению, это не привело к успеху. Тогда была срочно вызвана дежурная медсестра, а капитан корабля сообщил по местному радио, что ищет врача – реаниматора. На удивление, такой врач нашелся.

Он появился внезапно, когда корабельная медсестра уже не знала, что предпринять. Он потребовал, чтобы корабль немедленно причалил к первой, находящейся по пути следования, больнице, иначе больную не спасти.

– По всей видимости, у больной лопнул аппендицит, – заключил врач.

В течение нескольких последующих часов, пока корабль шел против течения в поисках причала, врач-реаниматор всячески пытался поддерживать у Фирочки давление. Но вот и ближайший крупный поселок. Ночь. Фиру сняли с корабля на носилках, и на машине скорой помощи подвезли к районной больнице. Установили носилки у входа. Корабль отправился дальше, а умирающая Фира осталась лежать на носилках одна, ночью в полной темноте. Когда к носилкам спустился доктор, он был в ужасе. Дежурный доктор-мариец 26-ти лет, никогда еще никого не оперировал. Он мирно спал во время ночного дежурства, и вдруг такой подарок. У него в палатах больницы лежали больные с очень простыми болезнями: расстройством желудка, переломами, но привезенная женщина была без сознания. Вещи ее стояли рядом с носилками. Доктор пытался поговорить с ней, но она не реагировала. Он, сообразив, что она может умереть на его дежурстве, ужасно разволновался. Ведь всего год, как он окончил Казанский медицинский, и вдруг такой случай. Это в его практике был впервые.

По всему поселку срочно стали собирать медперсонал. Когда медицинская бригада была в больнице, Фире дали наркоз. Тут врач понял, что ждать больше нельзя. Он не задумываясь, одним движением открыл брюшную полость и начал операцию.

Он понимал, что из – за сильного внутреннего кровотечения проведение операции резко осложнилось. Давление стремительно падало. И тогда, сильно перепугавшись, молодой доктор решился на прямое переливание крови. Он нашел среди медицинской бригады, медсестру с такой же группой крови, как у больной, и подключил к ней систему. Только это и спасло Фиру от смерти. Операция прошла успешно. Утром, проснувшись после наркоза, она была страшно удивлена, когда вокруг нее скопились местные больные. Они с удивлением разглядывали сонную Фирочку и что-то говорили по-своему, по – марийски. Оказалось, что сняли ее с теплохода в Марийской автономной области и белолицую женщину местные видели очень редко. У всех местных женщин были плоские желтые лица, узкие глаза, и черные, затянутые на затылке волосы.

В палате находилось человек десять, но Фирочке было совершенно все равно. Потом на обход пришел тот самый доктор, который делал операцию.

– Ну, и доставили вы нам хлопот, – сказал он, – но, слава богу, все обошлось. Теперь вам нужен только покой, диета и с завтрашнего дня нужно начинать ходить.

После этого случая Фирочка была уверена, что в морском путешествии с ней ничего не случится.

Итак, отбросив печальные воспоминания, наша героиня, приведя себя в порядок, приготовилась к увлекательному путешествию. В это время к ним в каюту зашел руководитель поездки и зачем – то забрал заграничные паспорта, выдав при этом посадочные талоны.

Потом всей группой они организованно, отправились на ужин в ресторан. Все, что они увидали на столах, лишило их дара речи. Белоснежные скатерти, огромное количество всевозможных приборов и соусников. Только вилок и ложечек с каждой стороны тарелки лежало по 3 штуки. Как этим пользоваться, не знал никто. Все на теплоходе предназначалось для интуристов. Но, видимо, из – за неразберихи, созданной Перестройкой, интуристы побоялись ехать в ставший опасным СССР, поэтому и решили покатать «своих».

* * *

Вообще Одесское Черноморское пароходство в тот момент было большим предприятием. Каждый четвертый житель города был связан с морем. Это не только пассажирский флот, но и большой грузовой порт, через который в СССР везли продукты со всех континентов. Везли также тростник для сахарных заводов Украины, который шел сплошным потоком с дружественной Кубы. Привозили экзотические фрукты из теплых стран прямиком в Москву. Много народу работало на обслуживании порта, в ремонтных цехах, на очистке танкеров. А вот моряки дальнего плавания для всех были элитой. Чтобы стать моряком дальнего плавания на «пассажире», недостаточно было иметь соответствующее образование и стаж плаванья на внутренних линиях. Нужно было пройти собеседование в «органах», быть членом партии и не иметь в семье евреев и судимостей.

В городе Одессе при любой власти, всегда, имелась в продаже свежая рыба. А в начале семидесятых вдруг объявился друг города, господин Арманд Хаммер. Он родился в Нью-Йорке в 1898 году. Его отцу было четыре года, когда бабушка Арманда привезла сына из Одессы в Америку. Прошли годы, менялись политические деятели, но господин Хаммер всегда помнил, что его корни находятся в Одессе. Именно он решил улучшить экономическое положение в городе, предложив организовать новый грузовой порт в пригороде, который назвали Григорьевским.

В этом новом порту производили перегрузку аммиака, поступавшего из России, в плавучие танкеры. Все было бы неплохо, но Хаммер не учел, что все деньги от этой манипуляции все равно уходили в Москву. И, кроме того, при перегрузке и обслуживании танкеров необходимо было соблюдать технику безопасности, потому что аммиак был в сжиженном виде, перевозился в бензовозах и был очень опасен для здоровья.

Однако технику безопасности не соблюдал никто. То водитель бензовоза плохо закрыл крышку бака, другой решил поехать к теще на чай, и оставил груженый автомобиль на остановке троллейбуса.

Отравления происходили прямо на улицах, и люди попадали в больницы. Но хуже всего было то, что аммиак вытекал из труб, а при перекачке в танкеры он выливался в море, из-за чего за 10 лет от берегов Одессы ушла вся рыба. Одесские «бычки» стали стоить, как маленький мотоцикл.

Итак, вернемся к ужину и нашей героине Фирочке. Официанты в белоснежных рубашках с черными бабочками разносили жареную рыбу. Рыба пахла замечательно. Сидящие за столами одесситы наблюдали за официантами затаив дух. И тут же на столах появилось несколько видов соусов.

Такие заморские разносолы сопровождали их всю поездку. То мясо на гриле, то бесподобного вкуса фаршированная рыба и так далее. При полном отсутствии еды в магазинах города, все это казалось сказкой.

А вечерами в большом концертном, прекрасно оформленном зале, играла музыка, и выступали артисты. И, конечно, танцы. Как все было замечательно! На вторые сутки теплоход подошел к турецкому порту Истамбул. Их снова собрал руководитель группы.

– Друзья, – сказал он елейным голосом, Мы прибыли в пункт назначения. Стоянка в этом порту два дня. Женщин просим по одному не ходить, желательно в обществе мужчин. Плечи и голову старайтесь не оголять. Турки этого не понимают. При выходе и входе покажете посадочный талон.

– Как же мы пойдем гулять в чужой стране без паспорта? – удивленно спросила наивная Фирочка.

– С таможней договорено, ответил руководитель, а спать вы все равно придете на корабль.

Вся женская каюта стала искать хоть какого-нибудь, завалящего мужчину. Нашли одного маленького, лысого из бухгалтерии, и взяли с собой в виде охранника. Погода была жаркая, и очень хотелось надеть на себя поменьше, но страх иметь «неприятности на свою голову», пересилил.

Если кто-нибудь из вас хоть раз был в Истамбуле, то знает, что вначале, вдоль берега Черного моря, путь лежит между цепью рыбных лавок. Свежая рыба – ставрида, скумбрия, анчоус, раки, глось, камбала и многое другое. Все, что ушло из Одессы, все пришло в Турцию. Турки должны сказать: «Спасибо Хаммеру»!!!

А дальше: лавки, кафе, кондитерские и везде только мужчины. Ни одной женщины. Местные турки, увидав такое количество молодых блондинок, бросили свои прилавки и высыпали им навстречу, всячески показывая свою живую заинтересованность.

Но с блондинками был один на всех маленький, худенький, лысенький, но все же мужчина, и это придавало женщинам уверенности. Они выдвинули его вперед и, спрятались за ним во второй ряд. Все идущие направлялись в одну сторону. В сторону местного большого БАЗАРА. Что там одесский Привоз! Вот в Истамбуле – это базар.

Он представлял собой примерно тысячу мелких лавчонок, собранных под одной огромной крышей. Не успели женщины подойти к базару, как местные зазывалы – мальчишки стали громко кричать: – Коллега! коллега! позалуйста! и хватали проходящих за руки. Мальчишки, помогающие в лавчонках, выучили эти фразы для русских туристов, а туристы, совершенно обалдевшие, шли за этими мальчишками.

Трудно себе представить количество лавок и покупателей. Люди с мешками, баулами, сумками проносились мимо. А вокруг были парфюмерные, ювелирные лавки. Магазины, где продавались кожаные изделия, дубленки всех возможных видов и качества. Но все же попадалось больше всего ювелирных магазинов, больших и маленьких. Магазины просто были завалены товаром. Это позже стало известно, что вся парфюмерия фальшивая, а золото – либо медь, либо низкопробное. Но тогда, на контрасте с советскими пустующими прилавками…

Фирочка совершенно обалдела. Она крутила головой в разные стороны, и кончилось это тем, что она потеряла своих попутчиков. Глаза у нее разбегались, она решила ничего в первый день не покупать, только смотреть. Ведь будет еще один день. Но такое изобилие товаров ее совершенно выбило из нормального состояния. Через час хождения она поняла, что самостоятельно найти выход и дорогу к пароходу ей не удастся, она просто не помнит, откуда пришла. Часа через два, совершенно случайно, в толпе она увидала официантку с теплохода и присоединилась к ней. И вот они вдвоем продолжали блуждать по нескончаемым рядам базара. Прямо как в «Бриллиантовой руке». Только сейчас ей было не до смеха.

Время близилось к ужину. Пора было возвращаться на теплоход, но они не могли найти те ворота, которые были им нужны. Именно те ворота, которые вели в порт. Ворот было четыре, по сторонам света. На поиск ушло еще минут 40. У них было такое чувство, что низкорослые турецкие продавцы просто раздевают их глазами. Им казалось, что только дай этим местным туркам волю, живыми отсюда не уйти.

Выход они все – таки нашли и спешно отправились на теплоход. По пути они услыхали страшный крик, который раздавался из всех громкоговорителей. Оказалось, что пришло время вечернего намаза, и Муэдзины зазывал людей на молитву. Чтобы в шумном городе их услышали, Муэдзины кричали в микрофоны, и их голоса многократно усиливались динамиками.

Всю ночь, после увиденного в магазинах, Фирочка не могла заснуть. «Боже, какое изобилие всего», – думала она. Ей снилась родная Дерибасовская. Как будто она прогуливается, по ней неспеша, а вдоль улицы стройными рядами расположены ювелирные магазины, но войти в них нельзя. Без загранпаспорта туда не пускают. Хорошо, что это был только сон. Девочки, соседки по каюте, тоже были в полном восторге. Они рассказывали, что, пока мерили туфли, в одном из обувных продавец – турок несколько раз очень ласково погладил их по ноге. «Ужас!», – восклицали они в один голос.

На следующий день необходимо было, наконец, сделать покупки. Фира должна была продать привезенный старый фотоаппарат и одну бутылку водки. Но как вынести их с парохода? Она присмотрелась, что и как проверяют таможенники, и незаметно, спрятав все это под юбку, прошла контроль.

Возле выхода из таможни толпились какие-то люди. Это были бывшие – русские, недавно сбежавшие с родины, и попросившие в Турции политического убежища. Они – то и скупали водку и фотоаппараты. Выглядели они как-то бомжевато, и сначала она побоялась к ним подходить, но все ее попутчики уже избавились от своих вещей, время шло, и Фирочка решилась.

Фирочка, не торгуясь, быстро отдала всё. Это было еще 6 долларов. Целый капитал, ведь своих законных у нее было 35 долларов. С таким огромным состоянием (по тем временам) она снова отправилась по вчерашнему маршруту.

На второй день базар не казался ей таким огромным, а люди не такими навязчивыми. Они просто хорошо выполняли свою работу.

Вещей на имеющуюся сумму она купила много. Две дубленки, большое верблюжье одеяло. И массу разных мелочей. Она была всем этим очень довольна. Теплоход отплывал в 17—00. Надо было спешить. К назначенному времени руководитель путешествия ходил по каютам, пересчитывая туристов. Но не в 17—00, не в 18—00 пароход не отчалил. Оказалось, что исчез один из пассажиров. Вернее, он просто не вернулся, хотя был без паспорта. Перепуганный руководитель, и с ним пассажир (видимо, чекист), начали звонить в управление полиции, и только через два часа стало известно, что даже без паспорта, пропавший турист попросил политического убежища и захотел навсегда остаться в Турции. Турецкая сторона выдавать его отказалась.

Больше теплоход ждать не мог. Стоянка его стоила больших денег. Они покидали большую мусульманскую страну в сильном волнении. Что же будет с ними по приезде домой в Одессу? – думал каждый. А дальше – Греция. В Греции они находились только четыре часа, их никуда одних не отпускали. Боялись, что снова кто-нибудь сбежит.

А через 8 дней Фирочка, полная радостного восторга от увиденного, снова была на рабочем месте. А в отделе ничего не изменилось. Конструктора продолжали делать «халтуру», а технологи читали новые любовные романы.

Из всего коллектива только Софья Израилевна засыпала Фирочку вопросами:

– Как? Что? Почем?

И опять потекли тоскливые дни ожидания перемен.

* * *

Последние два года Фирочке жилось очень сложно. Она успела разойтись с мужем, с которым прожила 15 лет. От этого брака у нее остались два несовершеннолетних сына. Детей она очень любила, а вот муж. Как в песне: «я тебя слепила из того что было, а потом, что было, то и полюбила».

Дружить с мальчиками она начала еще в 16 лет. Но все это были детские увлечения. А потом встретила молодого симпатичного, но крестьянского парня, без элементарных понятий о воспитании.

Попав в город, он очень старался стать городским, но ему это никак не удавалось. Повстречавшись с Фирочкой, он вначале подумал, что влюбился. В тот момент он и не заметил, что она из скромной религиозной еврейской семьи, а он получил совершенно другое воспитание, и врядле ему в этой семье будет комфортно. У нее от свиданий, цветов и поцелуев, просто кружилась голова, и жизнь казалась розовой.

В те далекие семидесятые, строгие родители очень следили за ее нравственностью. А уж если пошли поцелуи, то определенно нужно замуж. Глупо, но так было. А спустя месяц после замужества, когда «любимый зять» впервые послал «куда подальше» надоедливую соседку по коммунальной кухне, все поняли, что ошиблись в выборе. Потом начались скандалы в семье, и зять запил.

Промучилась Фирочка с ним почти 15 лет и решила, что так жить нельзя. Она подала на развод и теперь была совершенно свободна. Но кому нужна свобода, если уже 35лет, общее жилье с родителями и при этом два любопытных желторотика – сына?

Конечно, ей очень хотелось любить и быть любимой, но обстоятельства оказались сильнее. И ей оставалось только варить, стирать, убирать, делать с мальчишками домашние задания и читать в тишине любовные романы.

* * *

В конце мая Марик пригласил всех в городской ЗАГС на роспись. Невеста его была уже на шестом месяце беременности, и это было очень заметно. Марик гордо надел невесте кольцо, и они поцеловались. Потом все пили шампанское на ступеньках ЗАГСа.

В июне Моня попросил ребят помочь с погрузкой вещей. Он с женой и ее родителями уже получил документы на выезд в Израиль. Что их там ждет, он не знал, но жить без будущего в бурлящей неустойчивой стране, тоже не хотел. А через неделю контейнеры с вещами погрузили на теплоход, куда сел и Моня с семьей. Прощай Одесса навсегда, – говорили отъезжающие.

Отдел ТНП (так он теперь назывался) продолжал тихо скучать. Чтобы как-то занять сотрудников, Главный предложил мужчинам по очереди посещать производственный цех, где делали разные новые товары. А Фирочку назначили (временно) кассиром всего Института. Она долго отнекивалась, но ее уговорили. Зарплату и аванс необходимо было получать в центральной кассе два раза в месяц, и потом по ведомостям выдавать всем отделам. Работа была серьезная. Приходилось все время пересчитывать деньги. Они ведь были чужие. Фирочка готовилась к этим дням особенно. Такая ответственность!!!

Отец Фирочки проработал на этом же заводе 40 лет и уже год, как ушел на пенсию, мать уже была пенсионерка, поэтому Фирочкины дети были под присмотром. Но с родительской пенсией, из-за сумасшедшей инфляции и полного отсутствия продуктов в магазинах, жить было очень сложно.

Как-то, придя после работы, Фирочка услышала тихий разговор родителей. При ее появлении разговор умолк. Вечером за ужином отец начал исподволь:

– Знаешь ли ты, кем были родители со стороны моей мамы, твоей бабушки? – спросил он.

– Нет, – сказала Фирочка, – ты мне никогда не рассказывал.

– Понимаешь, мы с твоей мамой пережили ужасы 1937 года и до сих пор боимся ночных приездов «черного воронка», – продолжал отец.

– Так вот, моя мать, твоя бабушка, родилась в очень богатой семье. Ее отец имел свою усадьбу в центре Одессы. Вся ее семья жила на втором и третьем этажах этой усадьбы, а на первом этаже был крупный ювелирный магазин. Товар прадед закупал в разных городах. Выбор в магазине был очень большой. Много золотых изделий с драгоценными камнями, изделий из серебра и платины. Покупателями была вся одесская знать. Магазин прадеда приносил очень большой доход. Я, правда, знаю все это со слов моей старшей сестры. Ведь тогда я был младенцем. В семье у прадеда было 18 детей. Все они к 1924 году были живы и здоровы. Младшие ходили в школу и помогали по дому. А все старшие работали в магазине. Бабушка и служанка целыми днями готовили, убирали, стирали на такую большую ораву. Но не все дети хотели продолжать дело прадеда. Кто-то ударился в политику. Кто-то стал играть в казино. Всех поименно я не знаю, но знаю, что младшего сына, который постоянно воровал изделия, чтобы поиграть в казино, прадед привел в порт и устроил юнгой на корабль, идущий в Америку. Больше его никто в Одессе не видел. Потом во время «НЭПА» все закончилось, все нажитое отобрали. Магазин пришлось закрыть, а старшие дети, взяв немного денег, срочно, по указанию деда, покинули Одессу. Кто-то поселился в Киеве, кто-то в Москве. А вот два младших сына так и остались жить с родителями.

Когда жить стало совсем невозможно, они написали в Америку брату, тому из сыновей, которого отправили юнгой. Тогда еще, при наличии денег, выпускали из большевистской России. С тех пор прошло много лет, и вот сегодня пришло письмо о том, что пожилой американец, не имеющий семьи, ищет наследников в Одессе по фамилии Зельцман. Этим занимается Инюрколлегия. Конечно, 5 лет назад я бы сразу ответил, что ничего не знаю. Но сейчас такое время. В общем, тебе решать. Признавать этого американца родственником или нет.

– Ладно, я подумаю, – сказала Фирочка.

Прошло несколько дней, а Фирочка никак не могла принять правильного решения. Можно было, конечно, вступить в права наследства. Это заняло бы от 10 до 12 месяцев, но деньги в СССР ничего не значили и могли исчезнуть каждый день. Конечно, лучше познакомиться с родственником лично, стать наследницей, но в Америке.

* * *

А жизнь в отделе тем временем текла своим чередом. Как – то, в сентябре, в дверях отдела появилась Софья Израилевна с заплаканными глазами.

– Что случилось? – удивилась Фирочка.

Ой, деточка, – разрыдалась Софья, – вчера мой «локшеватый» сын решил жениться на одной из натурщиц. И, как я понимаю, она уже побывала в его постели, а сегодня они идут подавать заявление в ЗАГС. Так мало этого! – продолжала она. Теперь эта девка с длинными ногами, вообще не хочет уходить из моей квартиры. А вчера у меня исчезли фамильные сережки. Я в крик, а мой сын Сеня мне говорит: – Моя Ниночка захотела поносить, тебе что, жалко? – продолжала она, – он сделает мне инфаркт. А Ниночка сразу заявила, что она уже готова выезжать с нами в Канаду.