Мельничный омут

Виктор Улин

Мельничный омут

– У вас лицо есть?!

– В самом деле?!!!

Женщины орали ему сразу в оба уха. Одна была толстой, вторая худой – и обе были одинаковы. Они сцепились еще в Ленинграде и за девять часов дороги втянули в свой спор почти весь автобус. Ужин в туристской гостинице напоминал митинг где-нибудь на Марсовом поле.

– Нет, вы не увиливайте! Отвечайте! Прямо как есть – вы за которого?

– Ни за которого, – отрезал Суровцев. – Оба негодяи.

Стол всколыхнулся неожиданно дружно – теперь уже против него. Молчала лишь одна женщина – его визави, лет двадцати пяти, в легком клетчатом костюме.

– Но чего же вы тогда ждете от жизни?!

– Я жду, – продиктовал он, вставая, – когда самолет, на котором летит один, упадет на поезд, в котором едет другой.

От внезапной злости тряслись руки; ему следовало выпить кофе, чтобы успокоиться. В баре Суровцев сел спиной к дверям. Фарфоровый стаканчик дрожал в непослушных пальцах.

В такие минуты он с особой остротой ненавидел эту страну. От политики ему становилось дурно. И даже хотелось порой сотворить какую-нибудь гадость, чтоб навредить сразу всем: и мерзавцам правителям, и безмозглому народу. К которому самого себя он не причислял…

– …А классно вы придумали про самолет и поезд!

Женщина в клетчатом неожиданно оказалась рядом.

– Классно, но не я, – зачем-то уточнил он. – Один мой друг. В оригинале было про тещу и тестя.

И вышел вон, допив свой кофе на ходу.

Навстречу из темноватого зеркала быстро шагнуло отражение. И ему подумалось, что внешность обманчива. Что неплохие джинсы, импортная рубашка, коричневая кожаная куртка – все почти новое, купленное в прошлом году, когда он еще был человеком, – выглядели неплохо. В общем-то, подходяще для дорожного знакомства. И женщина эта, маленькая и большеглазая, в черно-белом костюме – на жакете клетки шли ровными рядами, на юбке диагонально бежали вверх и вниз – примеченная еще в автобусе, ему нравилась. Точнее, относилась к типу, который возбуждал его прежде. Но что из этого – совершенно ничего. В свои тридцать четыре года он уже чувствовал себя совершенно выжатым. Даже на легкий, приятно будоражащий душу и тело флирт не осталось запаса сил. И вообще – сюда он ехал не за тем.

* * *

От внезапного покоя кружилась голова.

Узенькая тропка вилась по лугу. Лес был раскидан ломтями по холмам. Солнце начинало краснеть.

С одинокого, забытого посреди луга столба, снялась большая птица вроде цапли и полетела прочь, бесшумно всплескивая крыльями. Остановившись, Суровцев долго смотрел ей вслед. И подумал, что и сам вот так же, ни с того ни с сего сорвался с места. Разъезжать по экскурсиям в нынешнем неприкаянном положении было, конечно, дико. Но время теперь не имело для него цены, а в городе он стал бояться самого себя. Вдруг захотелось уехать куда-нибудь подальше. Ближайшая путевка оказалась в Пушкинские Горы. На целых три дня.

Он шагал без цели – куда глаза глядят. Ушел сразу после ужина, не испытывая желания играть в карты с соседями по насмерть прокуренному гостиничному номеру. Он даже в автобусе – в отвратительном львовском автобусе с узкими сиденьями и бензиновой вонью в салоне – спрятался подальше в хвост и занял свернутой курткой соседнее место. Чтобы не дай бог, кто-нибудь не набился в попутные собеседники. Народу набралось немного; он так и ехал один, тупо глядя в окно.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.